Глава 1
Снег выпал пятого. Мокрый и густой, он целую ночь и все утро засыпал неожиданно притихший город. Но все его старания пошли прахом, если не считать легких пышных покрывал на клумбах и в парках: он быстро таял под ногами прохожих и под колесами авто. Мириады снежинок разбивали свой прихотливый пушистый узор о черную безликую гладь городских тротуаров. С первым снегом в моем сердце всегда воцаряется какая-то смутная тоска. Это словно веха — осень позади. Это напоминание о непреложном ходе времени, не знающем сострадания и жалости.
Но тоска причудливым образом соседствует во мне с необъяснимым детским восторгом. Ведь первый снег — это всегда начало чего-то светлого и радостного, это всегда какой-то задел, исток новой зимы, влекущей за собой череду праздников, обещание тайны и откровения, смешанных ароматов непередаваемо сладостной смолистой свежей хвои и расплавленного воска горящих свечей. Зима для меня — это некий ренессанс детства, шумные игры с румянцем во всю щеку и затаенный трепет ожидания чуда…
Я притормозила у очередного светофора и посмотрела направо. Рядом со мной остановился изумрудный «Ауди». Сидящий за рулем молодой мужчина скосил глаза в мою сторону. Это был шатен с модной стрижкой, приятным матовым лицом и жесткими серыми глазами. Его не совсем правильный, но мужественный профиль четко вырисовывался в окне. На миг наши глаза встретились, но я быстро отвела взгляд и приковала его к светофору, на котором уже зажегся желтый. Мы стартанули одинаково энергично, если не сказать резко. Потом мне пришлось пропустить темно-зеленый «Ауди» вперед. Он ловко маневрировал в потоке авто, и вскоре я потеряла из вида его слегка запорошенный снегом багажник и заднее стекло, на котором смутно мерцали тонкие влажные полосы.
Через десять минут я остановила машину у редакции. К моему удивлению, зеленый «Ауди» стоял чуть поодаль. Впрочем, я не придала этому особого значения, выключила двигатель и вышла из машины. Снег тут же покрыл мое короткое норковое пальто тонкой белой паутиной. Я затянула пояс, подняла воротник и поспешила войти в помещение.
В редакции царила рабочая атмосфера. В коридоре мне попался навстречу наш фотограф Валя. Мировой парень, скажу я вам. Эрудит, имеющий за плечами музыкальное образование и педагогическую практику, вынудившую его сменить амплуа и заняться более прибыльным делом. Одет Валя был в неизменный темно-синий свитер и потертые джинсы. Выглядел то бодрым и жизнерадостным, то рассеянным и отрешенным. Мне он напоминал какого-то полярного исследователя или погруженного в другие эпохи археолога. К своему ремеслу фотографа Валя относился со всей серьезностью и ответственностью, на которые был способен. Романтическая закваска импровизатора и творческое горение, острый глаз и музыкальная виртуозность пальцев сделали его профессионалом с большой буквы. Фотографию он безоговорочно считал искусством и стремился достичь в ней совершенства.
— Привет, — улыбнулась я ему, — фото с ярмарки готовы?
— А как же! — Широкая улыбка озарила Валькино лицо. — Принесу сейчас.
— Отлично.
Я вошла в секретарскую. Маринка суетилась у электрочайника.
— Привет, — поздоровалась я, — Сергей Иванович у себя?
— Уже полчаса как пришел. Кофе?
— Не откажусь. — Я вошла в кабинет, бросила на кресло портфель, сняла пальто и подошла к висевшему на стене овальному зеркалу.
Маринка вошла следом. Она поставила на мой рабочий стол чашечку с дымящимся кофе.
— Печенье, бутерброд? — любезно поинтересовалась она.
— Ни того, ни другого, — шутливо отмахнулась я.
— Диета, что ли? — с недоумением посмотрела на меня Маринка. — По-моему, твоей фигуре ничего не грозит.
— Спасибо, конечно, только я так не считаю. — Я припудрила нос и подбородок и поправила прическу. — Да не смотри ты на меня так, на диету я не села, просто уже позавтракала.
— Классный у тебя костюм, — окинула меня Марина восхищенным взглядом.
— «Шульман», — небрежно сказала я, — практично и со вкусом.
— Надо зайти на днях, что-нибудь подобрать, — Марина тоже подошла к зеркалу.
Я села за стол и стала разбирать бумаги.
— Так, — отложила я счета за рекламу, — это Сергею Ивановичу, это — Стасику…
Маринка крутилась перед зеркалом.
— Я возьму? — кивнула она в сторону отложенных бумаг.
— Я сама захвачу. — Я сделала последний глоток кофе и поспешила в кабинет своего зама.
Мой заместитель, таких еще поискать! Деловой, энергичный, сообразительный, опытный, вежливый и корректный. Настоящий профессионал и к тому же палочка-выручалочка. Море полезной информации, обилие связей и нужных знакомств. Проницателен и доброжелателен, умен и тактичен. Не без недостатков, конечно. Но я легко мирюсь с ними. Это даже не недостатки, а скорее гипертрофированные, доведенные до абсурда добродетели. Скрупулезность и моральная щепетильность при этом перерастают в стариковское занудство, ригоризм, сознание своего старшинства и ответственность — в привычку читать нотации и проповеди. Прибавьте сюда тщеславие, лукавство, мудрую смекалку и некоторое вольнодумство, и вы получите портрет Кряжимского Сергея Ивановича.
— Доброе утро, — широко улыбаясь, я переступила порог его кабинета.
— Привет, Оленька, — он доброжелательно взглянул на меня из-за стекол своих очков.
У Кряжимского сидел посетитель, который и не подумал оглянуться, когда я вошла. Воротник черного пальто был поднят, несмотря на то, что кабинет Кряжимского был неуязвим для ветра и снега.
— Вот счета за рекламу. — Я приблизилась к столу Кряжимского и положила перед ним пачку бумаг. — Я вас хотела спросить, что у нас по «Чайной розе»? Они будут давать рекламу?
— А вот как раз представитель фирмы, — оживленно зажестикулировал Кряжимский, — Валерий Владиславович Кирсанов. А это моя начальница, главный редактор нашего еженедельника Бойкова Ольга, — представил он меня.
Я поглядела на сидевшего рядом господина Кирсанова и… узнала в нем водителя обогнавшего меня темно-зеленого «Ауди». Он поднял глаза, но его замкнуто-непроницаемое лицо не выразило ни малейшего удивления или интереса.
«Мумия или восковая фигура», — прокомментировала я про себя.
— Добрый день, — холодно сказал он, даже не потрудившись встать.
— Здравствуйте, — вяло отозвалась я.
Внешность и манеры этого чопорного представителя парфюмерно-косметической фирмы «Чайная роза» меня прямо-таки замораживали.
— Я тут обрисовал Валерию картину, — дипломатично начал Кряжимский, — он недоволен нашими ценами…
— Вот как? — Я села в соседнее кресло и принялась бесцеремонно разглядывать посетителя. — Ну что ж, — задумчиво сказала я, — пускай тогда Валерий Владиславович найдет для «Чайной розы» более приемлемый вариант.
Моя реплика прозвучала довольно жестко, и я уже ждала нотаций от Кряжимского, который, едва мы останемся одни, примется по-отечески занудно и терпеливо разжевывать мне азы коммерческой и гражданской дипломатии.
— Вы не очень-то любезны, — неодобрительно покосился на меня Кирсанов, — слишком молоды, — снисходительно добавил он и насмешливо посмотрел на меня.
В уголках его хорошо очерченного рта подобно оставленному в тепле молоку закисала двусмысленная улыбочка. От меня не укрылось, с каким пренебрежительно-игривым выражением его взгляд скользнул по мне.
— Вы тоже не очень покладисты, — решила поставить я его на место, — ваша руководительница не жалует журналистов, отказывается от интервью, вы не согласны платить за рекламу столько, сколько положено… Я могла бы вам сказать, что цены у нас щадящие, что качество рекламы, сроки ее помещения и общий тираж газеты, обеспечивающий большую аудиторию читающих, позволят вашей фирме успешно завоевывать рынок и так далее. Но это в случае, если бы вы проявили желание участвовать в диалоге…
Я стремилась сохранять ровную интонацию, но чувствовала, что в мой голос закралась какая-то обида.
— Так с чего вы взяли, что я не намерен вступить в переговоры? — с вызовом посмотрел на меня Кирсанов.
Сказать по правде, мне приятней было бы общаться с неким нейтральным господином, в меру вежливым и благожелательным, не строящим из себя этакого крутого бизнесмена, как этот важный господин в элегантном черном пальто и гонором сверхчеловека. Я за здоровую официальность, за спокойную деловитость с учетом интересов обеих сторон.
— Достаточно на вас взглянуть, — сорвалось у меня с губ.
Я тысячу раз пожалела об этой своей скоропалительности, усматривая в ней наследие полудеревенского прошлого.
«Воспитывай же себя в конце концов», — скомандовала я себе, с досадой закусив нижнюю губу.
— А что, у меня внешность монстра? — возмутился Кирсанов.
— Оленька, — вмешался Кряжимский, — мы с Валерой не первый год знаем друг друга, позволь, я сам улажу этот вопрос с оплатой?
Он умоляюще, точно бедная нянька на избалованного ребенка, посмотрел на меня.
— О'кей, — ответила я и, обдав Кирсанова ледяным взглядом, направилась к двери, — Сергей Иванович, когда освободитесь, зайдите, пожалуйста, ко мне.
— Обязательно, — поспешил заверить меня Кряжимский.
Усевшись за свой стол, я принялась корить и упрекать себя. Моя резкость, которую я так часто принимала за принципиальность и феминистскую жесткость, как и доставшееся мне по наследству от моей матушки упрямство, сослужили мне дурную службу. Что было виной моей несдержанности? Ведь мне удавалось держать себя в руках и при более мощном раздражителе и даже актерствовать. Настроение у меня было неплохое, на работе все в порядке. Я понять не могла, что за муха меня укусила.
Минут через десять ко мне в кабинет пожаловал Кряжимский.
— Вот ведь незадача, — с сожалением произнес он, садясь напротив меня, — уговаривал, уговаривал, а, кажется, все впустую.
— Что вы так сокрушаетесь, — укоризненно посмотрела я на своего зама, — не хочет, не надо. Что мы, разоримся?
— Да не разоримся, конечно. Просто хотелось все по-дружески решить, — промямлил Кряжимский, — а между прочим, Валера, уходя, просил тебе передать, что он очень сожалеет, что все так вышло.
— Я сама сожалею, — сказала я чистую правду, — а кто он в этой фирме?
— Коммерческий директор, дельный парень. Если б, говорит, все от меня зависело… — Кряжимский как-то виновато посмотрел из-под очков.
— Да уж, такую мегеру, как их начальница, трудно найти. Властная, привыкла обо всех ноги вытирать. Не знаю, как она с французами поладила и что они здесь делают? — пренебрежительно сказала я.
— Как это — что делают? — беспокойно заморгал Кряжимский. — Если с этой Авдеевой связались, значит, интерес имеют. А тебе, кстати, косметика «Чайной розы» нравится?
— Сергей Иванович, — решила я поддеть немного своего зама, — у «Чайной розы», между прочим, и мужская линия есть. Купите что-нибудь, испробуйте на себе.
Я хитро улыбнулась.
— Стар я уже косметикой баловаться, — скромно заметил Кряжимский, — а вот ты…
— Да хватит вам стариком прикидываться. Помните, как Мэрилин на вас запала? — напомнила я ему об одной нашей знакомой.
Полгода назад я расследовала обстоятельства смерти ее мужа. Дамочка была не просто экзальтированной, но с явными признаками шизофрении и истерии.
— Да у нее не все дома, у этой Мэрилин, — засмеялся Сергей Иванович.
— Не одна она вас окрутить хотела. — Я лукаво посмотрела на Кряжимского. — Последуйте моему совету, купите, к примеру, крем для бритья или после бритья, вы же бреетесь?
Кряжимский охватил рукой подбородок.
— Конечно, бреюсь, — рассеянно сказал он.
— Что вы новшеств чураетесь? Помните, я вам рекомендовала «Галлину Бланку»? Замечательная вещь. А для закоренелых холостяков и одиноких мужчин это вообще находка.
— За «Галлину Бланку» тебе, конечно, спасибо, — меланхолично улыбнулся Кряжимский, — а вот насчет продукции «Чайной розы»…
— А что, правда говорят, что эта Авдеева у Земляного из «Тарасовских известий» камеру выхватила и об стол шваркнула? — полюбопытствовала я.
— Правда. Чокнутая, — покачал головой Кряжимский.
— Чокнутая не чокнутая, а посмотрите, как поднялась — с французами совместное предприятие организовала, да не с кем-нибудь, а с фирмой «Арно».
— Тебе лучше знать… — уклончиво сказал Кряжимский.
— Косметикой «Арно» я пользовалась и осталась довольна. А все-таки, — задумалась я, — вот бы у этой мегеры интервью взять! Представляете заголовок: «Госпожа Авдеева — для газеты «Свидетель»? Или «Госпожа Авдеева исповедуется…»?
— Или, — подхватил Кряжимский, — «Госпожа Авдеева — только «Свидетелю»!» и ниже — «Исповедь: какой я была, какой стала…»
— А что, Сергей Иванович, тщеславный народ журналисты?
— А куда же без него, Оленька, без тщеславия, без честолюбия и жажды сенсации? — мудро заметил Кряжимский.
— Так что же, Авдеева ведет замкнутый образ жизни? — спросила я.
— Ну-у, мне-то откуда знать? Дама она важная, гордая…
— Неужели с вами ваш приятель не откровенничал? — настаивала я.
— Она предпочитает вращаться в избранном обществе, несколько человек… Знает себе цену. Праздников и вечеринок не гнушается, но опять же в узком кругу. Вот, например, Валерка сказал, что завтра у нее в доме состоится вечеринка.
— Седьмое ноября отмечать будут? — насмешливо спросила я.
— Ну, это просто повод, — почесал в затылке Кряжимский, — Валерка приглашен, но, как он сказал, не знает, радоваться или грустить по этому случаю…
— Что так? — с недоумением спросила я.
— Авдеева, видишь ли, очень тяжелый человек. Валерий старается контакты с ней свести до минимума…
— И как же ему это удается, ведь он работает непосредственно с ней? — Я вопросительно взглянула на своего зама.
— Я же сказал: старается, — с оттенком недовольства в голосе произнес Кряжимский.
— А как бы эта дамочка отнеслась к появлению на ее вечеринке незнакомого человека, которого бы прихватил с собой один из приглашенных? — Я почувствовала, как в крови закипает веселый азарт.
— Черт его знает, — пожал плечами Кряжимский и вдруг с беспокойством посмотрел на меня. — Ты что это затеяла?
— Да не волнуйтесь вы, Сергей Иванович, это не смертельно, — пошутила я, — просто я подумала, а что, если воспользоваться вашим знакомым, чтобы попасть на эту вечеринку?
Услышав такое, Кряжимский открыл рот от удивления.
— Да я не знаю, удобно ли… — растерянно промямлил он, не отрывая от меня глаз.
Моя задумка, конечно, озадачила щепетильного и деликатного сверх меры Кряжимского. Но идея мне понравилась, во-первых, своей спонтанной оригинальностью, а во-вторых, своим задорным авантюризмом.
— Но ведь он же… — опять замялся Кряжимский, почесывая большим и указательным пальцами свой идеально выбритый подбородок.
— Вас смущает наша взаимная неприязнь? Спешу вас успокоить, таковой просто не существует. Сама не знаю, что на меня нашло… — беззаботным тоном произнесла я.
— Валерий тоже не подарок, — по-отечески миролюбиво начал Кряжимский, — сама понимаешь, руководство таким предприятием… Ведь оно практически на нем одном и держится… Молодой, а нервная система расшатана донельзя…
— И не говорите, — стала я подыгрывать рассудительному Кряжимскому, — кому, как не мне, это знать? А ваш знакомый случайно не любовник этой уважаемой миссис?
— А почему ты спрашиваешь? — с недоумением посмотрел на меня Сергей Иванович.
— Думаю, уместно ли будет появиться на вечеринке у Авдеевой в обществе вашего симпатичного знакомого… — Я загадочно посмотрела на своего зама.
Мое неотступное решение побывать на празднестве и таинственный вид встревожили Кряжимского не на шутку.
— Ну зачем нам все это, Оля? Только для того, чтобы в случае удачи мы оповестили весь город о том, что Авдеева предпочла «Свидетель» всем другим тарасовским газетам?
Раздосадованный моей суетностью, Кряжимский сокрушенно покачал головой.
— Сергей Иванович, — шутливо погрозила я ему пальчиком, — вспомните, что вы только что говорили о присущем журналистам тщеславии? Ну, есть такой грешок, не скрою. Я бы даже сказала, не тщеславие, а нормальная конкуренция. Почему бы не блеснуть? Подумайте сами, ведь это дополнительное число читателей. Люди подумают: уж если такая фифа, как Авдеева, дает интервью «Свидетелю», значит, стоящие ребята работают в этой газете.
— Все это хорошо, — продолжал упираться Кряжимский, — но как сам Валерий прореагирует на твое предложение? Очень сомнительно, что он, зная о крутом нраве своей хозяйки и учитывая ее неприязнь к прессе, захочет рискнуть своей репутацией в фирме, да что уж говорить — своей работой.
Я призадумалась.
— А если с ним договориться, что я не буду представляться как журналист и, только наладив хороший контакт с Авдеевой, раскрою свои карты? — настаивала я.
— Ну и упрямая же ты, Бойкова, — со смесью досады и уважения посмотрел на меня Кряжимский, — ты что же это, вынешь из сумки свой «Никон» и станешь ее фотографировать, задавать ей вопросы? Да она просто вышвырнет тебя, и все!
В глазах Кряжимского опять появилось тревожное выражение.
— А если у меня будет в сумке диктофон и я вызову ее на разговор, на доверительную беседу?
— Так все равно мы не сможем опубликовать это интервью без ее согласия… Оставь эту затею, Оля.
В голосе Кряжимского начала сквозить занудно-отеческая, нетерпимая для меня интонация мудрого, но чересчур осторожного наставника.
— Ну, это мы еще посмотрим. Так Валерий не…
— Нет, насколько мне известно, у него с мадам Авдеевой исключительно деловые отношения. Он очень способный менеджер, хорошо знает маркетинг, умеет налаживать контакты…
— Что-то не заметила, — язвительно сказала я.
— Ну-у, — воскликнул Кряжимский, — вы оба молодые, ершистые, и потом, знаешь, — он лукаво сощурил глаза, — мне кажется, ты ему понравилась. Просто он не хотел показывать этого. Подростковый комплекс, — изрек напоследок просиявший оттого, что нашел такое удачное, такое научное определение, Сергей Иванович.
— Тем лучше, — не отступала я, — я предложу составить ему компанию на эту вечеринку, а за это…
— Но одного мужского интереса мало, чтобы он решился пойти тебе навстречу, на карту поставлено слишком много, — сказал Кряжимский.
— Да дайте мне договорить, Сергей Иванович, — почти возмущенно воскликнула я, — мы предложим ему не оплачивать рекламу… В награду, так сказать.
— Ну, Бойкова, ты даешь! — вытаращил на меня глаза Кряжимский, — что это за манипуляция?
— Владелица газеты — я? — с веселым вызовом спросила я.
— Ты, — настороженно произнес Сергей Иванович.
— Значит, сама могу решить этот вопрос, — жестким тоном сказала я.
Ну вот, сейчас начнется…
Что? — спросите вы.
Дело в том, что сознание моей частичной беспомощности и неопытности — это как бальзам на душу Кряжимского. Все мы грешны, грешен и он. Очень ему нравится, когда я лишний раз даю ему понять, что я без него как без рук, что он незаменим, и не будь его, еженедельник перестал бы существовать. Не то чтобы он жаждал помыкать мной или постоянно стремился поставить под вопрос мою самостоятельность, но очень переживал, когда я как бы напоминала ему о его должности и обязанностях, о его заместительстве. Все это выглядело так, словно он хотел узурпировать мои права, а я с высокой трибуны отстаивала их. Вот это и было для него неприятней всего.
Только на этот раз я не угадала: Кряжимский не стал мне ничего выговаривать, он просто обиделся или сделал вид, что обиделся.
— Поступай как знаешь, — сказал он и отвернулся.
Я не стала его успокаивать: придет время — разберемся.
Оставив Кряжимского в кабинете, я оделась и вышла на улицу. Приближения праздника по лицам прохожих и по состоянию города не чувствовалось.
Я вспомнила время, когда атмосфера этого праздника начинала ощущаться за несколько дней до его наступления. Конечно, я тогда была совсем маленькой, но точно помню суетливость и деловитость людей, шныряние их по магазинам в поисках необходимых продуктов для праздничного стола, украшенные улицы и дома…
Здание, где располагалась администрация «Чайной розы», находилось, как и любое другое уважающее себя заведение, недалеко от центра. Улица Казачья, носившая в застойные времена довольно странное название — улица Двадцать лет ВЛКСМ, в основном была застроена купеческими домами начала века, которые после реконструкции служили офисами богатым фирмам и компаниям. В одном из таких домов — двухэтажном особняке со стенами толщиной в метр — разместилось совместное предприятие «Чайная роза». На входе, перед массивной дубовой дверью, мерз охранник. Поинтересовавшись, к кому я направляюсь, он посмотрел мое служебное удостоверение и объяснил, как найти кабинет Кирсанова.
Внутренняя часть здания, начиная с вестибюля, была отделана по европейским стандартам и выдержана в пастельных тонах. Я поднялась на второй этаж по широкой лестнице, покрытой ковровой дорожкой, повернула налево и остановилась перед дверью с табличкой: «Кирсанов Валерий Владиславович. Коммерческий директор». Стукнув пару раз в дверь, я открыла ее.
— Разрешите?
— Входите, — неуверенно произнес Валерий Владиславович, поднимая голову от стола.
Видимо, не ожидал так скоро опять увидеть меня.
Нацепив на лицо виноватую улыбку, я неторопливо прошла мимо стеклянных стеллажей, уставленных продукцией фирмы, и опустилась в кресло для посетителей. На Кирсанове был отличный коричневый в тонкую полоску костюм, его владелец явно заботился о своем внешнем виде. Впрочем, он являлся, можно сказать, лицом фирмы, так как директриса не жаловала своим вниманием корреспондентов.
Немного придя в себя за время, пока я шла до его стола, Кирсанов достал из пачки «Парламента» сигарету и прикурил ее, откинувшись на спинку кресла.
— Чем могу служить? — спросил он не слишком любезно.
Я, в свою очередь, достала свой любимый «Винстон» и молча зажала сигарету губами. Дождавшись, когда он наклонится ко мне и поднесет свою позолоченную зажигалку «Зиппо», я посмотрела ему в глаза.
— Хочу извиниться перед вами, Валерий Владиславович, — произнесла я, выпустив дым. — Я была не слишком любезна и, надо сказать, без всяких на то причин. Как вы верно подметили, — добавила я, — я еще слишком молода. Но, чтобы вы меня правильно поняли, не считаю это оправданием своей резкости.
«Кажется, неплохо, — подумала я, закончив свою тираду. — Если я все правильно рассчитала, он сейчас должен тоже заняться самобичеванием, а там и до взаимопонимания недалеко».
— Ну что вы, — его холодные серые глаза несколько оттаяли, как я и ожидала, — я тоже немного погорячился.
— Чтобы окончательно загладить свою вину, — произнесла я, широко улыбнувшись, — я предлагаю вам разместить рекламу в «Свидетеле» на ваших условиях. Что вы на это скажете?
— Это было бы великолепно, — на его губах заиграла улыбка. — Только…
— Вы что, сомневаетесь, в моих словах? — шутливо нахмурилась я.
— Нет, что вы, — воскликнул Кирсанов. — Только я должен вам сначала кое-что объяснить. Наша компания выпускает новую линию женской косметики — комплекс кремов по уходу за кожей лица, и мы хотели бы дать не маленькое объявление, а рекламу на целую страницу в течение месяца. Не будет ли для вас это слишком разорительно? — Нет, — ответила я, не моргнув глазом. — Больше того, я готова разместить вашу рекламу бесплатно, — и добавила, выпуская тонкую струйку дыма: — Если вы окажете мне небольшую услугу.
— Буду рад, — с готовностью ответил Валерий Владиславович, но в его глазах появилась настороженность.
— Ловлю вас на слове, — улыбнулась я. — Значит, вы выполните мою просьбу?
— Если это будет в моих силах.
— Хорошо. — Я сделала небольшую паузу и стряхнула пепел с сигареты. — Я знаю, что вы завтра приглашены к своей начальнице…
— Да, — кивнул Кирсанов, — это будет небольшая вечеринка, только я не совсем понимаю…
— Возьмите меня с собой, — выпалила я и уставилась на него невинными глазами.
— Это невозможно, — с поспешностью ответил он, но я поняла, что попаду на эту чертову вечеринку.
Ни от чего люди не отказываются так быстро, как от категорических решений.
— Почему? — наивно спросила я с обидой в голосе. — Вы идете не один?
— Аврора Кондратьевна на дух не переносит журналистов.
— Это единственная причина, по которой вы не можете выполнить свое обещание?
— Да, — Кирсанов кивнул и глубоко затянулся.
— Тогда ее легко обойти, — с энтузиазмом сказала я.
— Вы хотите сказать, что смените профессию? — скептически усмехнулся он.
— Нет, — я покачала головой, — есть другой, более простой выход.
— И какой же? — Он действительно заинтересовался.
— Просто вы не скажете Авроре Кондратьевне, что я работаю в газете, — выдала я.
— Вы не представляете, что будет, когда она узнает, что я ее обманул, — он вытаращил на меня глаза. — Она уволит меня. Вы что, этого хотите?
— Только не нужно утрировать, — спокойно произнесла я. — Я не собираюсь подставлять вас и брать интервью или делать фотосъемку без согласия Авроры Кондратьевны. Ну, не любит она журналистов, и ладно. Скажите ей, что я работаю, например… — я задумалась, — …например, фотографом в модельном агентстве. К фотографам она относится лояльно?
— Если они не работают в прессе.
— Замечательно. Значит, решено? — подвела я итог. — Вы берете меня на вечеринку, а я в четырех номерах даю вам полосу для рекламы совершенно бесплатно.
— И как я вас представлю? — растерянно спросил Кирсанов.
— Как свою новую подружку, — весело ответила я. — Только нам нужно будет немного порепетировать. Мы должны обращаться друг к другу на «ты». Не можете же вы подругу называть Ольгой Юрьевной. Согласны?
Кирсанов кивнул, но в его серых глазах по-прежнему таилось сомнение.
— Тогда приступаем прямо сейчас. Идет?
— Ну, я не знаю, — пожал он плечами и, не скрывая обычного мужского любопытства, посмотрел на меня.
— Значит так, Валера, — взяла я быка за рога, — чтобы ты быстрее адаптировался, так сказать, лучше вжился в роль, я приглашаю тебя в кафе, чтобы пообщаться в неформальной обстановке. Естественно, за мой счет.
— Да дело не в деньгах… — с досадой произнес он и замялся.
— Конечно, не в деньгах, — сказала я. — А кто говорит, что в деньгах? Если не хочешь в кафе — пойдем в ресторан. У тебя во сколько перерыв? В час? Значит, договорились, я жду тебя… Валера, — я пристально посмотрела на него, — где у нас есть приличный ресторан поблизости?
— Может быть, «Конек-горбунок»? — несмело предложил Кирсанов.
— Отлично, — широко улыбнувшись, я поднялась с кресла, — «Конек-горбунок» — это то, что нужно. В час я тебя жду в ресторане. Постарайся не опаздывать. Хорошо?
Не давая ему времени опомниться, я решительно прошла через кабинет и вышла в коридор. Спускаясь по лестнице, я и так и эдак прикидывала шансы. По-любому выходило, что Кирсанов должен прийти, или я не разбираюсь в людях. А если уж он придет, то это почти стопроцентная гарантия, что я буду завтра на вечеринке у Авдеевой. Буду ли я там снимать или нет и удастся ли мне взять интервью у Авроры Кондратьевны — такими вопросами я пока не задавалась. Каждому овощу — свое время, как говорится. Знала я одно — у меня есть шанс, и я должна его использовать.
