Чушь собачья

Светлана Алешина, 2001

«…Мой вопрос почему-то развеселил следователя. Он опять улыбнулся и небрежно заметил: – Пока вас никто ни в чем не обвиняет. Просто предварительная беседа. Мне не хотелось вызывать вас на допрос, тем более что делом этим займется, скорее всего, прокуратура. Но, поскольку все произошло на нашем участке… Как уже говорилось, я рассчитывала на резонанс. Но чтобы собачьим вопросом занялась прокуратура – этого я никак не ожидала. Здесь было что-то не то. – Объясните толком, что вас интересует! – сердито сказала я. – Что это значит – пока не обвиняет? И при чем здесь прокуратура? Опять последовал изучающий взгляд сквозь пижонские очки, и Полянский не очень охотно, но веско произнес: – Девятого июля, в промежутке между часом ночи и шестью утра, известный вам Гаврилов Дмитрий Анатольевич был убит. Невольно я открыла рот и с ужасом уставилась на невозмутимого Полянского…»

Глава 3

Через несколько дней статья была напечатана. Мы расширили ее за счет информации, которую собрали также среди своих знакомых, соседей и просто прохожих на улицах нашего города — безответственное поведение хозяев опасных собак действительно приобрело характер серьезной проблемы, это становилось ясно из многочисленных рассказов потерпевших. Но, конечно, стержнем статьи являлся случай супругов Токмаковых, который был расписан подробно и красочно. Статья была иллюстрирована прекрасными снимками свирепого Рекса и не менее свирепого его хозяина с обрезком металлической трубы в кулаке.

Газета вышла, и мы стали ждать откликов наших читателей. Особенно мы рассчитывали на реакцию законодателей, судебных органов и милиции. К этим структурам мы обращались с прямым и ясным вопросом — как они намерены решать эту проблему. И они откликнулись, но весьма неожиданным образом.

Еще через два дня в редакции появился красиво постриженный молодой человек в черной рубашке и наглаженных светло-кремовых брюках. На его загорелом лице красовались модные солнцезащитные очки, а на запястье болталась кокетливая сумочка, в каких теперь мужчины носят деньги и документы. Пахло от него дорогим одеколоном, и двигался он расслабленной, но уверенной походкой, точно спортсмен на отдыхе.

Этой походкой он проследовал прямо ко мне в кабинет и снисходительным тоном объявил:

— Полянский Юрий Павлович, следователь Волжского отдела внутренних дел. Предъявить документы?

— Предъявите! — мстительно сказала я, не слишком очарованная его тоном.

Гость посмотрел на меня сквозь темные очки, слегка улыбнулся и полез в свою замечательную сумочку. Удостоверение подтверждало его слова.

— Чем обязана? — спросила я, указывая Полянскому на кресло.

Он уселся, поддернув брюки, и сообщил:

— Мне хотелось бы побеседовать с тем, кто готовил статью о собаках… В последнем номере у вас ведь была такая статья?

— Да, такая статья была, — ответила я. — Готовили ее трое — я, Кряжимский и наш фотограф. А что случилось, я могу узнать? Мы исказили какие-то факты? Господин Гаврилов обвиняет нас в клевете?

Мой вопрос почему-то развеселил следователя. Он опять улыбнулся и небрежно заметил:

— Пока вас никто ни в чем не обвиняет. Просто предварительная беседа. Мне не хотелось вызывать вас на допрос, тем более что делом этим займется, скорее всего, прокуратура. Но, поскольку все произошло на нашем участке…

Как уже говорилось, я рассчитывала на резонанс. Но чтобы собачьим вопросом занялась прокуратура — этого я никак не ожидала. Здесь было что-то не то.

— Объясните толком, что вас интересует! — сердито сказала я. — Что это значит — пока не обвиняет? И при чем здесь прокуратура?

Опять последовал изучающий взгляд сквозь пижонские очки, и Полянский не очень охотно, но веско произнес:

— Девятого июля, в промежутке между часом ночи и шестью утра, известный вам Гаврилов Дмитрий Анатольевич был убит.

Невольно я открыла рот и с ужасом уставилась на невозмутимого Полянского.

Такого продолжения я никак не ожидала, это было чересчур даже для меня. Поэтому мое восклицание прозвучало довольно наивно.

— Не может быть! — сказала я.

— И тем не менее это так, — категорически заявил следователь. — Теперь вы понимаете, насколько все серьезно?

— Да уж, — сказала я ошеломленно. — Серьезнее не бывает. Но что вас интересует конкретно?

— Все! — требовательно сообщил Полянский. — Все, от начала и до конца. Как вы вышли на Гаврилова, что побудило вас написать эту статью, о чем вы беседовали с покойным?.. И, кстати, неплохо было выяснить, имеется ли у вас алиби на день убийства.

— Ну, это уж вы хватили! — возмутилась я.

— Заметьте, — терпеливо сказал Полянский. — Пока я ничего от вас не требую. Пока мы с вами просто беседуем. Наличие алиби — в ваших интересах. Кто знает, как может обернуться дело.

— Ну, это уж слишком! — рассердилась я. — Вы имеете дело не с преступниками!

— Давайте не будем повторяться! — поморщился Полянский. — Я уже все сказал. Хотелось бы теперь послушать вас.

Я поняла, что передо мной человек совершенно непрошибаемый, и лучший способ от него отделаться — это ответить на его вопросы. Неожиданный поворот событий требовал осмысления, но пока я никак не могла сосредоточиться и решила отложить все на потом, тем более что информации было явно недостаточно.

— Что касается ваших вопросов, — сказала я. — О чем мы беседовали с господином Гавриловым — изложено в статье слово в слово. Как говорится, ни убавить, ни прибавить. Собственно, и беседой-то назвать это трудно, вы согласны?.. Теперь, почему мы занялись этим вопросом и конкретно Гавриловым… Об этом тоже есть в статье. Мы ничего не скрывали. У супругов Токмаковых было несколько неприятных инцидентов с соседом по даче, они пытались как-то разрешить их, обращаясь в милицию и в суд, но, видимо, решили, что от публикации в газете будет больше пользы…

— Вот о Токмаковых, пожалуйста, подробнее, — сказал Полянский. — Вы хорошо с ними знакомы?

Я посмотрела на него с удивлением.

— Любовь Георгиевну я никогда прежде не видела, — ответила я. — Даже не подозревала о ее существовании. А ее супруга, конечно, видела три-четыре раза, когда выбиралась в театр. Я имею в виду — видела на сцене. Лично мы не знакомы.

— Часто бываете в театрах? — насмешливо поинтересовался Полянский.

— Не слишком. А вы? — холодно сказала я.

— Это неважно, давайте лучше поговорим о Токмакове, — предложил Полянский. — Вы с ним разговаривали, перед тем как писать статью?

— Нет, не довелось, — ответила я.

— Но вы беседовали с дачниками, насколько я понимаю, — заметил Полянский. — Кроме того, театралы обычно все знают о своих кумирах. Что за человек Токмаков? Какой у него характер, какие склонности, способен ли он на какие-то экстравагантные поступки?

— По-моему, вы меня не поняли, — сказала я. — Никогда не считала себя театралом, и Токмаков не является моим кумиром. Действительно, я беседовала с его соседями по даче, с женой, но мы не очень подробно разбирали личные качества Токмакова. Он известный артист, немного вспыльчив, выпивает, но пока самым экстравагантным поступком, который он совершил, является устройство цветников на собственном участке. Дачники считают это легкомыслием, по их мнению, выращивать нужно то, что можно съесть… Но вы, кажется, подозреваете именно Валерия Сергеевича в совершении этого преступления?

— Вы даже знаете, как его зовут? — удивился Полянский, уходя от ответа на мой вопрос.

— А что тут странного? — в свою очередь, удивилась я. — Полгорода знает, как его зовут. Однако вы не сказали…

— Верно, не сказал, — согласился Полянский. — Я не хочу торопиться с выводами, подозрениями… А вам этого делать вдвойне не рекомендую. Понимаете, поспешные выводы, неосмотрительно опубликованная статья, сенсация, высосанная из пальца. Все это только искажает и без того запутанную картину, электризует общественное мнение и, в конечном итоге, играет на руку преступникам. Взять хотя бы вашу заметку о собаках… Вы напечатали ее, и, пожалуйста, — убийство! А кому расхлебывать? Расхлебывать правоохранительным органам. Нужно быть ответственнее, Ольга Юрьевна!

Этот самоуверенный тип умел раздражать людей. Я чувствовала, что начинаю закипать как самовар.

— Вы хотя и следователь, но причину и следствие явно путаете! — волнуясь, сказала я. — В нашей статье абсолютно ясно сформулирована проблема. Показаны ее истоки, намечены пути решения. Мы приглашали читателей принять участие в обсуждении. Но нигде, ни в едином слове, мы не призывали к убийствам. И мне очень странно слышать от вас обвинение в безответственности!

Полянский выслушал меня, даже глазом не моргнув, и тут же заметил с явным удовольствием:

— Это все слова, Ольга Юрьевна! А я предпочитаю иметь дело с фактами. А факт у нас налицо: статья — убийство. Вам это кажется простым совпадением? Ну а я не могу с этим согласиться. Если совпадение, то уж слишком многозначительное. Я бы сказал, роковое!

Мне осталось только руками развести.

— Не хочу влиять на следствие, — сказала я с иронией. — Но считать, что статья в газете спровоцировала убийство…

— Иногда одно неосторожное слово может привести к непредсказуемым последствиям, Ольга Юрьевна! — назидательно заметил Полянский. — А в данном случае слов было более чем достаточно!

— Ну, знаете! — возразила я. — Мне известно, что наша газета не вызывает у работников МВД особого энтузиазма, но подобные параллели проводятся впервые.

Полянский снисходительно улыбнулся.

— Ничего личного, Ольга Юрьевна! — бодро сказал он. — Ничего личного! Но вернемся к нашим баранам! После публикации кто-нибудь из ваших сотрудников вступал в контакт с героями статьи? Я имею в виду чету Токмаковых, самого Гаврилова или еще кого-то, причастного к делу?

— Нет, не вступал, — ответила я. — Мы планировали созвониться с Любовью Георгиевной, но пока не получилось. А встречаться с Гавриловым не было никакой охоты.

— Вы уверены? — спросил Полянский, пристально глядя на меня. — Подумайте хорошенько. Кто конкретно был на даче и общался с Гавриловым?

— Я была. И наш фотограф Виктор был. Он делал снимки.

— Насколько я помню… гм… из текста, — обронил Полянский, — он не только делал там снимки…

— Вы имеете в виду газовый баллончик, который мы применили в качестве самозащиты? — спросила я.

— Допустим, — кивнул Полянский. — Вы всегда так предусмотрительны?

— Учитывая информацию, полученную заранее, мы были готовы к тому, что на нас спустят собаку, — объяснила я. — Глупо было бы не подготовиться.

— Кто применял баллончик? — поинтересовался Полянский.

— Виктор, — ответила я. — Хочу сразу пояснить, что применялся он только против пса. С Гавриловым мы не сражались. Он, правда, угрожал нам, но в конфликт вступать не стал.

— Так-так, — задумчиво протянул Полянский. — А что за человек этот ваш Виктор?

— Очень хороший человек, — твердо произнесла я. — Надежный, выдержанный, настоящий профессионал. Между прочим, в прошлом служил в разведывательном взводе.

— Вот как? — оживился Полянский. — Армейский разведчик? Наверное, умеет обращаться со всякими видами оружия?

— Да уж, наверное, умеет, — сказала я. — А что, теперь вы его хотите записать в подозреваемые?

Полянский юмористически посмотрел на меня.

— Все-таки не зря МВД недолюбливает вашу газету, Ольга Юрьевна! — констатировал он. — Наверное, настораживает ваш чисто женский подход к делу. Мы же договорились не торопиться с выводами.

— Я-то не тороплюсь, — со вздохом сказала я. — А как убили нашего бедного Гаврилова?

Полянский значительно поджал губы.

— А вот этого, позвольте, пока не скажу, — заявил он. — Лучше расскажите мне еще раз, как происходила ваша встреча с Гавриловым. Со всеми подробностями, пожалуйста, не упуская ни одной мелочи.

Я рассказала. Полянский слушал меня бесстрастно, но очень внимательно. Когда я закончила, он удовлетворенно кивнул и сказал:

— А теперь, если вы не возражаете, я хотел бы побеседовать с вашим фотографом наедине. Где это можно сделать?

Пришлось уступить ему кабинет. Я сделала это без особого удовольствия, но и не слишком огорчилась. Не в наших правилах мешать следствию, даже если оно нас и недолюбливает, тем более что и скрывать нам было нечего.

Узнав, что наш посетитель из милиции, Виктор только пожал плечами и уединился с Полянским в кабинете. Секретарша Марина, которая до последней минуты пребывала в некотором волнении, разочарованно надула губки.

— Я-то думала, в кои веки зашел интересный мужчина! — призналась она. — И вдруг оказывается, что это опять мент! Он со всеми будет беседовать, Ольга Юрьевна?

— Вряд ли, — ответила я. — Его интересуют сотрудники, которые общались с покойным Гавриловым.

Брови Кряжимского поползли вверх, а интеллигентное лицо выразило крайнее изумление.

— Как вы сказали, Оленька? Я не ослышался? Покойного?! Неужели вы имеете в виду того самого Гаврилова, который был героем нашего последнего материала?

— Увы, Сергей Иванович! — сказала я. — Того самого. Получилось так, что через два дня после выхода газеты этого возмутителя спокойствия прикончили. Следователь говорит об этом очень туманно, но зато очень прозрачно намекает, что между двумя этими событиями существует какая-то связь. Ужасный пижон!

Кряжимский наморщил лоб и сокрушенно покачал головой.

— Понимаю ваше возмущение, но… — он виновато улыбнулся. — Мне кажется, что в данном случае профессиональная интуиция его не подводит. Пожалуй, я готов с ним согласиться.

Кряжимский — наш самый опытный сотрудник, кладезь информации и интеллекта. Не прислушиваться к его мнению невозможно, но сейчас я почему-то заупрямилась.

— Что вы такое говорите, Сергей Иванович! — проворчала я. — Ну какая может быть связь? Его никто не трогал, несмотря на то, что со своей собакой он не давал проходу всему поселку. А после статьи вдруг сразу убили! Чепуха какая-то! Это же статья, а не индульгенция.

Кряжимский опять покачал головой. В упрямстве он тоже мог дать мне сто очков вперед.

— И все-таки какая-то связь есть! — решительно заявил он. — Пока не могу объяснить — какая, но если в этом деле хорошенько покопаться…

— Уже копаются, — сказала я. — Наверное, и прокуратура подключится. Уже спрашивали, какими видами оружия Виктор владеет.

— Какой ужас! — прошептала Марина, прижимая ладони к щекам. — Неужели они решили, что он — убийца?

— Вот это уж чистой воды чепуха! — уверенно заявил Кряжимский. — Видимо, следствие пока пребывает в некоторой растерянности и прощупывает все возможные варианты. А этих вариантов у них, скорее всего, совсем немного. Насколько я понимаю, Гаврилов жил здесь затворником и в контакт практически ни с кем не входил, если не считать соседей по даче и опять же нашей газеты. Но мы ведь многого о нем не знаем — что это за человек, зачем он сюда приехал, как договорился с хозяином дачи. А я подозреваю, что именно эти вопросы и являются основополагающими в этом деле. У меня предчувствие, что собачья история здесь вообще ни при чем, и если следствие пойдет по этому пути, то неизбежно зайдет в тупик.

— Что-то я вас не совсем понимаю, Сергей Иванович, — сказала я. — Сначала вы сказали, что между статьей и убийством наверняка есть связь, а теперь утверждаете совершенно обратное.

— Я ничего не утверждаю, Оленька, — мирно возразил Кряжимский. — Во-первых, я только лишь предполагаю, а во-вторых, тут нет никакого противоречия. Между статьей в газете и убийством связь есть, а между собакой и убийством ее нет. Собака не явилась мотивом убийства — я в это поверить не могу. Конечно, мы не знаем всех обстоятельств, но все равно такой вариант мне представляется маловероятным.

— Тогда что же? — спросила я. — Статья-то была о собаке! Вернее, о собаках…

— Позволю себе предположить, что статья могла быть о чем угодно, — сказал Кряжимский. — Решающим фактором здесь была фотография Гаврилова и его координаты, так я считаю. Кто-то искал этого человека, прочел газету, и вот, пожалуйста…

— То есть причины насильственной смерти, по вашему мнению, следует искать в прошлом этого человека?

— Мне кажется, это логично, — заметил Кряжимский.

— Но ведь Гаврилов не очень-то скрывался, — сказала я. — Нельзя сказать, что он вел себя тихо и осмотрительно. И потом, он предъявлял документы участковому. Если бы он числился в розыске, наверное, милиционер что-либо заподозрил бы…

— А почему вы решили, что Гаврилов числился в розыске? — возразил Кряжимский. — Совсем не обязательно. А если предположить, что скрывался он вовсе не от правосудия? Кстати, именно скрывался — я настаиваю на этом. Он практически не покидал своего убежища, не водил ни с кем компанию и пресекал все попытки контакта.

— М-м… пожалуй, в этом есть какое-то зерно, — задумчиво сказала я, вспоминая, каким показался мне Гаврилов при нашей короткой встрече. — Вы не собираетесь поделиться своими размышлениями с нашим гостем, Сергей Иванович?

— Не знаю, нуждается ли он в моих размышлениях, — скромно ответил Кряжимский. — Полагаю, он и сам неизбежно придет к подобным выводам, когда изучит все обстоятельства дела. Ведь он профессионал, и к его услугам вся правоохранительная машина, так сказать. Наши с вами возможности ограничены. Нужно искать того, кому было выгодно это преступление, а этот человек может находиться сейчас за сотни километров отсюда.

— Боюсь, что следствие предпочтет искать этого человека где-нибудь поближе. В разговоре, например, всплыла фамилия Токмакова.

Лицо Кряжимского сделалось озабоченным.

— В самом деле? — сказал он. — Тогда мои выводы тем более не устроят следствие. Нет, вы знаете, в данном случае я не рискну давать никаких советов — слишком ограниченная информация, которой мы располагаем. Пусть решают профессионалы.

— Однако хорошо мы будем выглядеть, если, взявшись помочь Токмакову, невольно подложим ему свинью! — заметила я.

— Ну, все это пока вилами на воде писано! — не слишком уверенно высказался Кряжимский.

Наше обсуждение было прервано появлением Полянского, который вышел из кабинета, помахивая своей сумочкой. На губах его бродила снисходительная улыбка. За ним шел Виктор, глядя в спину следователю довольно-таки скептическим взглядом. Полянский быстро оглядел нас всех и сказал:

— Ну что ж, нашей беседой я в каком-то смысле доволен. Благодарю за помощь. Возможно, мне еще понадобится с вами встретиться, так что, Ольга Юрьевна, не откажите в любезности, в случае чего, прибыть к нам. А теперь разрешите откланяться, меня ждут дела!

И он покинул наш офис, окончательно похоронив надежды Марины на общение с интересным мужчиной.

Едва он вышел, как Виктор довольно кисло сообщил:

— Меня расспрашивали, как я умею обращаться с ножом.

— Выходит, Гаврилова зарезали? — растерянно спросила я неизвестно кого.

Не говоря больше ни слова, я направилась к телефону и набрала домашний номер Токмаковых. Трубку сняли почти мгновенно, и я услышала испуганный, почти плачущий голос Любови Георгиевны.

— Здравствуйте, — сказала я. — Это Бойкова из «Свидетеля». Любовь Георгиевна, что случилось? У вас неприятности? К нам сейчас приходил следователь…

— Ольга Юрьевна, дорогая! — простонала Токмакова. — Это ужасно! Мне кажется, я схожу с ума! Что мне делать? Вы представляете, Валерия Сергеевича арестовали! Подумать только — его обвиняют в убийстве!