Когда круг замкнулся

Светлана Бестужева-Лада

В далеком заполярном городе, где практически никогда не было преступлений, в один день находят убитыми трех молодых женщин. Следователь Виктория Керн, пытаясь раскрыть эти убийства, обнаруживает, что все они связаны с преступной группировкой, в которую входит… ее родная мать.

© Светлана Бестужева-Лада, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Число тринадцать мало кому кажется счастливым. А уж если оно попадает на понедельник или на пятницу… Впрочем, администратору салона красоты, работающего без выходных, то есть и по субботам, и по воскресеньям, обычный календарь — не указ. У него, администратора, свой график — два дня через два дня по двенадцать часов без перерыва на обед.

С другой стороны, люди с таким графиком работы — тоже люди, ничто человеческое им не чуждо, в том числе, и суеверия. Поэтому когда в пятницу тринадцатого июня по дороге на работу администратор Лариса стремительно покатилась вниз, считая ступеньки на лестнице собственного подъезда, она все-таки, хотя и была сильно напугана, успела подумать про злосчастное число, а потом потеряла сознание.

Соседи вызвали «Скорую», Ларису отвезли в больницу, определили, что сломана нога, ушиблены ребра, и есть сотрясение мозга, а вместе с обезболивающим, перед тем, как накладывать гипс, вкатили и солидную дозу снотворно-успокоительного. Лариса успела только попросить позвонить на работу, предупредить о случившемся, и отключилась.

Медики ее просьбу выполнили, в салон позвонили. Временно заменять Ларису пришлось одной из маникюрш, поскольку второй администратор был (точнее была) «вне зоны досягаемости». Так что звонка в салон красоты было мало для того, чтобы предотвратить последовавшую цепь событий, мягко говоря, неприятных.

А что вы хотите — тринадцатое число!

Глава первая. Салон красоты

Этот дом стоял хоть и не в самом центре заполярного Города, но и не на его окраине, где до сих пор сохранились деревянные бараки первопроходцев и добровольных строителей коммунизма. На тихой, зеленой в недолгие летние месяцы улице, стояло единственное когда-то в городе кирпичное двухэтажное здание чего-то руководящего. То ли обкома, то ли облисполкома — за давностью лет и чередой событий уже и не припомнить.

Официально Городу едва сравнялось тридцать лет, и по первоначальным планам его вообще хотели построить под огромным стеклянным куполом — воплотить, стало быть, в жизнь мечты писателей-фантастов. Но что-то не сложилось. А главное, Город и без того был «режимным» — то есть закрытым и засекреченным, и привлекать к нему особое внимание какими-то архитектурными изысками было совершенно не обязательно.

В начале семидесятых годов прошлого века в связи с открытием месторождения природного газа «Медвежье» началось интенсивное строительство Города. А поскольку природный газ являлся в какой-то мере стратегическим сырьем, то без специального разрешения в Город не мог приехать никто, любое новое лицо тут же становилось заметным, любые перемены в жизни соседей — достоянием гласности.

Вот оттуда, из этой «тепличной» обстановки и потянулись корни почти полного отсутствия в Городе криминала в любом его виде. До сих пор горожане оставляют машины не запертыми, не прячут магнитолы, которыми оснащены их автомобили, практически не ставят противоугонных средств.

В Город сейчас может приехать, кто угодно, и может покинуть Город в любой момент. Но по-прежнему невозможно это сделать незаметно: один аэропорт и одна пригодная для эксплуатации в любое время года дорога — вот те две нити, которые связывают Город с остальной Россией.

Времена застоя здесь по сей день называют «застойно-благословенными»: Город снабжался по особой программе, о длинных очередях его жители знали только понаслышке, а заработная плата чуть ли не в три раза превышала средний уровень заработков «на Большой Земле». Да, морозы, да, полярная ночь, но ведь рано или поздно человек ко всему привыкает, а для тех, кто родился в Городе, других условий жизни просто не существовало, они видели их по телевизору или читали в книгах, но всерьез не воспринимали.

Но потом времена круто изменились, появились новые хозяева — и жизни и города. Перемены не были к лучшему (с точки зрения горожан, разумеется). В Город, в одночасье переставший быть секретным и закрытым, хлынули коммерсанты со всей страны, привозя с собой не только всякие экзотические продукты (бананы и фейхоа, например) и огромное количество импортного ширпотреба, но и «сопутствующие товары»: рэкет, спекуляцию, проституцию, грабежи и убийства. Местные правоохранительные органы были просто парализованы и количеством преступлений и их неожиданностью.

И вдруг все прекратилось, точно по мановению волшебной палочки. Заезжие коммерсанты стали вести себя тише воды, ниже травы и ни в какие конфликты с законом старались не вступать. Резко уменьшилось число «лиц национальности», а оставшиеся стали просто образцово-показательными продавцами и гражданами.

Да и политическая жизнь в Городе протекала на зависть всем другим городам: всенародно избранным мэром стал бывший первый секретарь горкома партии, его помощниками — тоже проверенные люди старой закалки. Никаких конфликтов с центром, никаких «независимых депутатов», никаких митингов, демонстраций и забастовок. Город спокойно принял первого президента России и еще спокойнее — второго. У его жителей были дела поважнее политических баталий.

Все эти чудеса произошли после того, как одно из старых административных зданий было в рекордные сроки капитально перестроено для филиала одной из крупнейших нефтяных компаний России. Полномочный представитель этой компании на удивление быстро нашел общий язык с «отцами города» и правоохранительными органами.

Помогло, наверное, то, что о «задержках зарплат» горожане почти мгновенно забыли, а что такое отключение воды, электричества или газа — вообще больше не ведали. Зато и задолженностей по оплате коммунальных услуг практически не существовало.

Новое здание мэрии было отстроено в самом центре, а прежняя резиденция, несколько раз сменив владельцев, в конце концов была задрапирована зелеными сетками, как это сейчас модно, и стала перестраиваться. Работа шла в три смены и любопытным гражданам мерещилось, что там возводят нечто совсем уж из ряда вон выходящее: высотное здание, как в столице, или собор — как в Екатеринбурге (бывшем Свердловске).

Ошибались, как выяснилось со временем, и те, и другие.

Когда здание было освобождено от всех лесов и укрытий, обнаружилось четырехэтажное (всего лишь!) облицованное камнем сооружение с немереным количеством тонированных стекол. Верхушка тоже была застеклена и представляла собой широкий конус, под которым, как потом выяснилось, располагался зимний сад. Подниматься в это великолепие можно было в застекленном лифте, пассажирам которого открывался роскошный вид сверху на вестибюль и вход в ресторан. Само же здание было гостиницей, даже не гостиницей, а отелем, причем пятизвездочным.

До этого в городе было лишь ведомственное заведение, где командировочные спали по четыре-шесть человек в комнатах с удобствами в коридоре. Небольшому начальству предлагались двухместные номера с умывальником, среднему — два одноместных «люкса» с персональным туалетом и душем. Для особо почетных гостей существовала «дача», про которую рассказывали всякие чудеса, но которую никто из местных жителей изнутри никогда не видел. Да и снаружи не больно можно было разглядеть, что там находится за высоким забором и низкорослыми елками.

Новое же сооружение называлось «Черное золото», поскольку строилось на деньги нефтяной компании и для ее гостей. Но в городе никто его так никогда не называл, говорили просто — Отель. И все понимали, о чем идет речь. Самой большой удачей в жизни считалось устроиться в этот отель на работу — хоть кем. Но отбор кадров туда был гораздо строже, чем на какое-нибудь режимное предприятие. Включая подписку о неразглашении, что было совсем уж непонятно и интригующе.

Осталось сказать, что стоимость самого скромного номера этого заведения в сутки намного превышало официально установленный для обычных российских граждан ежемесячный прожиточный минимум. Справедливости ради нужно добавить, что обычные российские граждане там и не появлялись: для них по-прежнему функционировала старая гостиница, которую лишь чуть-чуть обновили. Так, косметический ремонт, не более того.

Зато таинственная «Дача» была рассекречена и превращена в филиал старой гостиницы. Коттеджи на восемь комнат, с общим холлом-гостиной и небольшой столовой, плюс крохотная сауна на две кабинки с мини-бассейном. Попасть туда можно было достаточно свободно: цена отпугивала обычных командировочных и была вполне по карману служащим нефтяных компаний среднего звена.

Директором обеих гостиниц был некто Федоров Никита Иванович, который, собственно, царствовал, но не правил, поскольку в основном встречал всевозможных важных гостей и вообще «руководил процессом». Правили администраторы, по-современному, старшие менеджеры: Надежда Степановна — в гостинице и Вера Матвеевна в Отеле и на «даче».

Хозяйство Надежды Степановны было обычным и ничем из ряда вон не выдающимся. Что же касается «Отеля», то при нем, кроме ресторана и бара в зимнем саду, имелись еще и несколько магазинчиков, пардон, бутиков, в вестибюле, бассейн с массажными кабинетами, а также салон красоты, про который в городе тоже ходили легенды.

Возможно, потому, что солярий и сауна этого заведения находились в подземном этаже, то есть в подвале бывшего административного здания, где вообще-то можно было разместить вполне приличный спортзал, и где сохранилась такая система коридоров и вентиляционных шахт, что новичку ничего не стоило заблудиться. Впрочем, туда вообще мало кто совался, тем более — новички.

Салоном красоты, как и всем Отелем, заправляла Вера Матвеевна. Точнее, следила за тем, чтобы хозяева и арендаторы и салона, и ресторана, и бара, и многочисленных киосков поддерживали у себя абсолютный порядок, брали на работу только проверенные кадры и не ввязывались ни в какие сомнительные дела.

Салон, впрочем, был ее слабостью: она откровенно гордилась тем, что заведения такого класса и в столицах — наперечет. В Городе же до недавнего времени вообще было только полдюжины парикмахерских со столиком маникюрши и двумя-тремя мастерами в когда-то белых халатах.

Возможно, по этой причине, а возможно и потому, что первоначально салону нужна была реклама, местные жители заходили в салон как в музей — полюбоваться аппаратурой и ужаснуться ценам. Но вскоре поток любопытных иссяк, у салона создалась своя постоянная клиентура, а подруги важных гостей города считали для себя просто необходимым побывать в местной достопримечательности. Экзотика же — такое заведение в Заполярье! Вот — чум с оленьей упряжкой, а вот — салон красоты по европейским, если не мировым стандартам. С ума сойти!

Руководство отеля умело и тактично поддерживало самые теплые отношения с местными властями и органами охраны правопорядка, в гостинице никаких ЧП не происходило, а если и происходило, то об этом практически никто не знал, поскольку люди, обязанные знать это по долгу службы, держали язык за зубами, а местная газета, выходившая дважды в неделю, свои сенсации черпала, в основном, в Интернете.

Единственное, что в Городе существовало почти легально, и с чем никто ничего не мог поделать — это девицы и дамы так называемого легкого поведения. Правда, среди жриц любви местные жительницы были наперечет: даже совсем еще «зеленые» старшеклассницы категорически отвергали возможность для себя сделать карьеру фотомодели или манекенщицы. Если же кто-то из красавиц и уезжал из Города, то не возвращался уже никогда и даже не поддерживал никаких связей с «малой родиной».

В общем, заштатный когда-то городишко обрел вторую молодость и расцвел пышным цветом. Правда, еще кое-где по окраинам сохранились бараки, правда, большую часть «жилого фонда» составляли панельные четырехэтажки, но уже был квартал «домов улучшенной планировки», поставленных «подковой» для защиты от пронизывающих ветров.

Была собственная телевизионная студия с тремя сотрудниками и Дворец Культуры, соответствующий своему названию. Раз в две недели — гастроли какой-нибудь знаменитости, каждую неделю — два новых фильма и чуть ли не ежедневно — танцы. Ну, пусть дискотека, зато без скандалов и пьяной шпаны. Можно сказать, культурная жизнь в Городе просто била ключом.

Так что спокойствие в Городе было почти абсолютным. И меньше всего неприятностей в криминальном плане ожидалось от Отеля. Хотя известно, что больших денег без криминала почти никогда не бывает. Не в том смысле, что любое большое состояние нажито криминальным путем, отнюдь. А в том, что рядом с большими деньгами в нашей стране обязательно имеется криминал. Разница лишь в том, явный он или тайный.

И уж тем более никто не ждал никаких неприятностей от салона красоты: любая женщина, вознамерившаяся стать красивой, не допустит, чтобы ей в этом святом деле помешали рэкетиры, мафия или просто случайные хулиганы. И, в свою очередь, ни один дурак, пусть даже и полный «отморозок» не полезет туда искать приключений на свою голову. Дешевле и безопаснее ограбить банк или что-нибудь еще столь же плохо охраняемое.

Как уже говорилось, святилище красоты и элегантности занимало помещение на первом этаже отеля. Там уютно устроились парикмахерский, педикюрный и маникюрный залы, комната для косметических процедур и небольшой бар. Стойка администратора размещалась так, что можно было видеть любую дверь, всех входящих и выходящих, а также следить за тем, достаточно ли внимательно и вежливо мастера обслуживают клиенток.

Места не хватило только солярию: его устроили в подвальном этаже вместе с сауной и бассейном. Но и это лишь добавляло заведению элегантности: искусственное освещение и искусная подсветка бассейна создавали совершенно уж умопомрачительную атмосферу, приправленную тихой, навевающей покой музыкой. Клиентки это место просто обожали.

Тот жаркий июньский день, который надолго запомнился всем участникам последовавших событий, начинался не совсем обычно. Появились первые клиентки у парикмахеров, у маникюрш, в косметическом кабинете. Непрерывно звонил телефон.

А администратора Ларисы — миниатюрной блондинки на высоченных каблуках, которая обычно без устали порхала по салону, успевая одновременно все: и отвечать на телефонные звонки, и делать комплименты постоянным клиенткам, и указывать уборщице, где и что надлежит немедленно привести в порядок, — администратора-то на месте и не было. А без нее все это сложное заведение грозило просто рухнуть под собственной тяжестью, то есть из-за собственной сложности.

Руководить заведением пришлось всем вместе, то есть тому, кто был в данную минуту наиболее свободен и мог подойти к телефону или принять у клиентки деньги. Ну, с деньгами-то все было просто. Мастера пока получали выручку сами и записывали ее на листочках. А вот все остальное…

К полудню в Салоне образовался маленький хаос, который должен был вот-вот взорваться огромной неразберихой. И детонатором послужила совершенно ни в чем неповинная маникюрша Ирина, у которой не оказалось клиентки именно в это время, то есть сразу после полудня.

Часов в двенадцать с четвертью около стойки администратора появилась молодая — не старше двадцати пяти лет — женщина, внешность которой бросалась в глаза даже привычному к причудам «новых русских» персоналу салона.

Высоко взбитые платиновые волосы были украшены огромным черным шелковым бантом, со стразами. На угольно-черные ресницы можно было уложить в один ряд не менее пяти спичек, а губы казались поролоновыми — такой щедрый слой ярко-малиновой помады на них лежал. Декольте, казалось, заканчивалось там, где начиналась мини-юбка и девица не выглядела голой только потому, что все свободное от одежды тело было залито украшениями. На первый взгляд — золотыми.

— Солярий свободен? — осведомилась девица неожиданно низким голосом. — А то у меня мало времени.

Ирина открыла книгу регистрации и обнаружила, что солярий был заказан на двенадцать часов какой-то Нат. Георгиевной, но опрошенные коллеги объяснили, что клиентка так и не подошла и не позвонила. Значит, даже если явится, спокойно может обождать еще пятнадцать минут, поскольку никакого контактного телефона не оставила.

— Как раз сейчас свободен, — любезно ответила Ирина. — Клиентка опаздывает. На сколько минут желаете?

— Минут! — фыркнула девица. — Час. Мне сегодня вечером надо отпадно выглядеть. Сколько?

— Но так долго…

— Сколько? Ста баксов хватит?

— Ста долларов? — слегка ошалела Ирина. — Разумеется, даже много. Но послушайте…

Клиентка достала из небольшой сумочки плотную пачку банкнот и отделила одну бумажку.

— Мы берем в рублевом эквиваленте, — совсем слабо попыталась возразить Ирина.

— А с меня возьмешь баксами, — отрезала девица. — Я «деревянных» не держу. Сдачу можешь оставить себе — на жвачку. И побыстрее, меня на улице ждут.

У входа в отель действительно стояла белая иномарка возле которой невозмутимо курили два «качка» — судя по всему, телохранители. Их вид вызывал одно-единственное желание: никогда и нигде с ними больше не встречаться.

И Ирина предпочла нарушить правила российской сферы обслуживания, а заодно и правила пользования солярием, пребывание в котором теоретически не должно превышать двадцати минут, и то со второго или третьего сеанса. К тому же даже часовой сеанс стоил от силы треть той суммы, которую вручила ей клиентка, и этот аргумент оказался самым убедительным.

Ирина сама проводила платиновую красотку в солярий, показала ей, как пользоваться защитными очками и какую кнопку в случае чего нажимать. Закрыла стеклянный колпак огромной капсулы, проверила, все ли в порядке и вернулась в салон, где ее ожидало несколько недовольных клиенток, всевозможные проблемы которых нужно было решать немедленно.

«Ну, удружила Лариса, — думала Ирина, пытаясь удержать на лице милую улыбку. — И как она с этим хозяйством управлялась? А со стороны казалось — играет… Господи, скорее бы уж нашли ее сменщицу! Хоть и с другой смены, но все равно своя… Мне сейчас просто будет дурно от всего этого…»

Радовало только то, что неизвестная Нат. Георгиевна так и не появилась, хотя мысленно Ирина приготовила целую речь относительно небольшой поломки солярия и необходимости подождать. Но прошло уже сорок пять минут, а все было тихо. Настолько тихо, что о платиновой девице Ирина благополучно забыла, занялась своей работой, благо подошла очередная клиентка, и вспомнила лишь тогда, когда какая-то дама ледяным голосом поинтересовалась, что здесь сегодня происходит.

— А что происходит? — спросила совершенно ошалевшая Ирина.

— Солярий, наконец, освободился? Или мне еще ждать?

Ирина посмотрела на часы и обнаружила, что сверх щедро оплаченного часа, блондинка торчит в солярии уже десять минут и, кажется, выходить вообще не собирается. Заснула, что ли?

— Сию минуту, — мило прощебетала Ирина и крикнула буфетчице: — Аллочка, сделай даме чашечку кофе. Я спущусь в солярий, узнаю, как там… А вы пока лак сушите, приду — третий слой положу.

Три минуты спустя Ирина, подняв пластиковый колпак прибора, ошеломленно смотрела на неподвижное, покрытое густым загаром женское тело, не подававшее никаких признаков жизни. Первой мыслью было: солнечный, то есть тепловой удар, второй — телохранители на улице. Действие же никак не было связано ни с той, ни с другой: Ирина уронила колпак прибора, схватила мобильник и дрожащими пальцами набрала «02».

— Милиция! — пролепетала она в трубку. — Здесь мертвая женщина… В солярии… В нашем солярии, в салоне красоты… Господи, да в Отеле же!

Позвонить предварительно руководству отеля ей в голову не пришло, хотя это было бы самым разумным. Но мысль о ждущих на улице охранниках буквально парализовала Ирину и она с большим трудом заставила себя подняться наверх, в салон.

У самой лестницы ей показалось, что сзади нее раздались чьи-то быстрые шаги. Не оглядываясь и не проверяя свои подозрения, Ирина взлетела наверх и без сил рухнула на ближайший же диванчик в холле салона. И тут же вздрогнула от резкого звонка телефона на стойке администратора.

— Что происходит? — услышала она властный голос Веры Матвеевны. — Лариса, зачем ты вызвала милицию?

— Это не Лариса, — пролепетала в трубку Ирина. — Лариса не пришла.

— То есть как не пришла? Почему?

— Ногу, кажется, сломала, в больницу отвезли.

— А Тамара где?

Тамара — второй администратор — накануне отдежурила второй день и теоретически была два дня свободна.

— Не знаю, — в голос зарыдала Ирина. — К телефону она не подходит, а мобильник отключен. Она же сегодня не работает…

— Без тебя знаю! — оборвала ее Вера Матвеевна. — Прекрати реветь, клиентов распугаешь. Сейчас спущусь.

Действительно, в салоне уже начали прислушиваться к звукам истерики в холле, а самые любопытные (или менее занятые) уже высовывались посмотреть, что происходит. Но Ирина на вопросы не отвечала и только стонала:

— Ой, девочки… Ой, девочки, что случилось… Ой!

Кто-то сердобольный сунул ей стакан воды с корвалолом, кто-то пошел доставать валерианку, но в этот момент в салон вошла Вера Матвеевна.

— Работать надоело? — с нечеловеческой мягкостью спросила она у сочувствующих и любопытных. — Клиенты подождут, да?

Всех, кроме рыдающей Ирины, из холла как ветром сдуло.

— Так что случилось? — все так же мягко спросила Вера Матвеевна.

Статная, с прекрасно сохранившейся фигурой Вера Матвеевна не пыталась скрыть свой возраст: густые, совершенно седые волосы не красила, косметику использовала по минимуму. И все же ни у кого язык бы не повернулся назвать ее пожилой женщиной, поскольку все это ее, как ни парадоксально, сильно молодило, да к тому же она выглядела необыкновенно ухоженной и выхоленной.

А главное — у нее были необыкновенной красоты зеленые глаза, чуть приподнятые к вискам, «русалочьи». Никакие контактные линзы, никакой, самый искусный макияж так не украсил бы женщину. И Вера Матвеевна, судя по всему, прекрасно знала об этом, поскольку обычно носила очки с тонированными стеклами и снимала их довольно редко. Зато — метко.

И держалась так, словно в службу быта попала чисто случайно, по какой-то нелепой прихоти судьбы, а на самом деле должна быть как минимум герцогиней. Никто ни разу не слышал, чтобы она повысила голос, и, тем не менее, инстинктивно боялись ее, как огня. Ирина исключения из этого правила не составляла.

— В солярии женщина… мертвая, — пролепетала Ирина.

— Кто такая?

— Не знаю.

— А в книге записей?

— Там… там записана какая-то дама, но она не пришла…

— Кто записывал?

— Не знаю…

В этот момент появилась милицейская бригада в составе эксперта-криминалиста, сурового и молчаливого мужчины лет сорока, судмедэксперта, наоборот, жизнерадостного и румяного молодого человека, фотографа, и, судя по всему, следователя: худенькой рыжеволосой девице в тонированных очках, типичную «училку». Кинолог с собакой, как выяснилось, ожидали на улице.

Так что разговор к величайшему, но тщательно скрываемому недовольству Веры Матвеевны, пришлось прекратить. Точнее, перейти совсем к другому разговору и в другом месте. Поскольку первое, что она сделала, — увела представителей правоохранительных органов вместе с кинологом на место преступления. Проще говоря, попросила всех спуститься вниз, в солярий.

Естественно, Ирина оставила дверь в солярий настежь открытой, но колпак был закрыт. Это вызвало первый недоуменный вопрос криминалиста:

— А как же обнаружили труп?

— Я открыла колпак… — пролепетала Ирина. — Увидела… И позвонила…

— Колпак закрыли?

— Н-не помню, — с запинкой ответила несчастная маникюрша. — Кажется, нет. А может быть… автоматически.

— Так закрыли или нет?

— Не помню, — ответила Ирина и собралась было снова плакать, но наткнулась на ледяной взгляд Веры Матвеевны и от своего намерения отказалась.

Фотограф тем временем приступил к своим непосредственным обязанностям, не дожидаясь никаких указаний. Судя по всему, он в них уже давно не нуждался, поскольку и эмоций у него на лице никаких не выразилось. А было от чего выразиться-то.

Мертвая женщина казалась куклой, забытой здесь каким-то ребенком-великаном. Абсолютно обнаженная, только со специальными черными очками на глазах, она не выглядела трупом — в общепринятом понимании этого слова. Тем более что никаких следов крови не было: ни огнестрельных, ни колото-резанных ран на роскошном теле не просматривалось. Да и на шее следов удушения не наблюдалось.

— Она могла умереть от сердечного приступа? — спросил криминалист у судебно-медицинского эксперта, приступившего к осмотру тела. — Или от этого излучения… для загара.

Вера Матвеевна испепелила его взглядом, но смолчала. Эксперт же, не прекращая работы, пробормотал:

— Теоретически она могла умереть от внезапной остановки сердца. А вот чем эта остановка вызвана… Такое впечатление, что смерть настигла ее во сне: выражение лица абсолютно безмятежное. Впрочем, эти черные очки…

Он аккуратно освободил мертвую девушку от очков — и вздрогнул, а некоторые из наиболее слабонервных присутствующих даже ахнули: на них смотрели широко распахнутые глаза, в которых застыло выражение такого изумления, что говорить о безмятежной кончине во сне как-то не получалось.

— Интересно, — заметил эксперт, отправившись от некоторого шока, — кто же нашу покойницу так удивил? Или что? При этом лицо не искажено, руки не сжаты в кулаки и вообще спокойно лежат вдоль тела. Может быть, она узнала убийцу?

— Через эти очки ничего не видно, — негромко заметила Вера Матвеевна. — Специальные стекла, не пропускающие света.

— Тогда я вообще ничего не понимаю. Никаких следов… Хотя… позвольте…

Сбоку на шее у мертвой девушке виднелось небольшое синеватое пятнышко.

— Это не укол, — констатировал эксперт, распрямляясь и растирая затекшую спину. — Больше всего похоже на следы пылкой любви. Засос, в просторечье.

Девушка-следователь открыла было рот, чтобы что-то сказать, но передумала и промолчала. Вместо этого достала планшет, бумагу, ручку и приготовилась писать протокол первоначального осмотра.

— Фамилия, имя потерпевшей известно? — спросил она, не поднимая головы.

Вера Матвеевна требовательно посмотрела на Ирину. Та сначала побледнела, потом побагровела и снова решила заплакать. Но администратор прервала этот процесс в зародыше.

— Как она назвалась при записи? — спросила она.

Молчание.

— Я спрашиваю, как ты ее записала в книгу посетителей? — слегка повысила голос Вера Матвеевна.

Снова молчание.

— Сколько она тебе заплатила? Ну!

— Она приехала с охраной… Такие морды на джипе… Я испугалась. А солярий был свободен… Я хотела потом записать, она так торопилась…

— При чем тут охрана? — с металлом в голосе спросила Вера Матвеевна. — Что они могли тебе сделать, дура ты непроходимая? Почему ты мне не позвонила, когда узнала, что Лариса попала в больницу? Отвечай, ну!

— Дамы, дамы, — вмешался криминалист, — ваши внутренние разборки сейчас никому не нужны. Осмотр тела завершен, осталось осмотреть место преступления. Это — одежда потерпевшей?

На банкетке в углу лежало несколько ярких и на вид невесомых тряпочек: топик, мини-юбка и черные кружевные трусики. Тут же валялась раскрытая сумочка, а на полу стояли босоножки: десятисанметровый позолоченный каблук и несколько позолоченных ремешков, прикрепленных к подошве. Сумочка оказалась практически пуста: тюбик помады, пудреница и пачка сигарет. Ни денег, ни документов.

— И это все ее вещи? — изумился оперативник.

— На ней были еще золотые украшения, — пролепетала Ирина. — Она должна была их снять перед тем, как лечь в капсулу…

— Какие?

— Разные. Цепочки, браслеты, серьги, кольца, конечно, еще что-то… Она была просто залита золотом с ног до головы.

— Золотом? И где это все сейчас?

Ирина беспомощно пожала плечами и расплакалась, повторяя, как заведенная:

— Я не брала… это не я… я не брала…

На сей раз никто не стал ее останавливать, было просто не до того. К тому же мудрые восточные люди, большие специалисты по женщинам, давно подметили: чем больше женщина плачет, тем реже она бегает по малой нужде.

— Значит, убийство с целью ограбления, — подвел итог оперативник. — Теперь нужно поговорить с теми, кто ее сюда доставил, установить личность, так сказать. Андрей, пускай Бурбона, пусть поищет хоть какие-то следы. Не по воздуху же сюда убийца прилетел.

Андрей, подвел огромную овчарку к сумочке убитой и негромко сказал:

— Ищи, Бурбон. Ищи.

Бурбона не нужно было просить дважды, он с такой резвостью выскочил за дверь солярий, что проводник Андрей едва удержался на ногах.

— А вас, девушка, попросим после всего проехать с нами, — сказала следователь. — Для более подробной беседы.

— Вы меня арестуете? — с ужасом спросила Ирина, тут же перестав плакать.

— Задерживаем, — мягко поправила ее следователь. — Для выяснения всех обстоятельств. Драгоценности вы не брали, это ясно по поведению Бурбона. Но все остальное придется выяснять в более подходящем месте.

— Вы что… считаете меня воровкой? — ахнула Ирина.

— Проверять нужно все версии, — получила она довольно-таки уклончивый ответ.

— И надолго вы ее задерживаете? — с некоторой иронией в голосе осведомилась Вера Матвеевна. — Ирина, между прочим, должна работать.

— Представьте себе, мы тоже, — спокойно отозвалась следователь. — Только у нашей работы своя специфика.

— Могу я чем-нибудь быть полезна? — сменила тон Вера Матвеевна.

— Безусловно. Предоставьте помещение для предварительного опроса возможных свидетелей.

— Вы можете это сделать в кабинете администратора салона. Там есть и стол, и кресла, и телефон.

— А администратор?

— Она попала в больницу с переломом ноги. К сожалению, я поздно об этом узнала.

— Почему «к сожалению»?

— Потому что приняла бы соответствующие меры и никаких таинственных трупов мы бы сейчас не имели.

Эта фраза сопровождалась таким тяжелым взглядом в сторону разнесчастной Ирины, что не только ей — все присутствующим стало понятно: девушке придется искать себе новое место работы. Нарушение трудовой дисциплины, получение взятки на рабочем месте… Букет моей бабушки, одним словом.

— Тогда вам придется тоже пока остаться. Боюсь, без вашей помощи мы в специфике не разберемся. Как-то не приходилось бывать в салонах красоты, даже в парикмахерскую никак не выберусь.

Следователь явно пыталась разрядить обстановку шуткой, но присутствующие — каждый по своей причине — принимать шутку отказались.

Тут вернулись Бурбон с Андреем, причем вид у собаки был далеко не победоносный.

— Довел до какой-то запертой металлической двери. Судя по всему, злоумышленник скрылся именно этим путем. Надо бы с двери пальчики снять, а потом отпереть ее, чтобы дальше искать.

— Какая дверь? — спросила Вера Матвеевна.

— Я же говорю, темно-зеленая, металлическая в самом конце коридора.

— Это аварийный выход, им никогда не пользуются. Когда строили бассейн и солярий, через эту дверь заносили все инструменты и материалы. А потом заперли. Я даже не помню, где ключи от этой двери. Наверное, у коменданта.

— Значит, пригласите сюда коменданта с запасным комплектом ключей. И покажите, куда эта дверь ведет, то есть как к ней подойти с улицы.

— Дверь в глубине двора, в углу.

— Тогда распорядитесь насчет ключей.

Вера Матвеевна принялась нажимать кнопки своего телефона, а Андрей с Бурбоном направились во двор. Вернулись довольно быстро: пес мгновенно взял след от двери, уверенно довел до ближайшего проулка, а там сел и только что лапами не развел. Судя по всему, здесь преступника ждала машина. А поскольку дождей давно не было, да и асфальт мели очень регулярно, ни о каком отпечатке протекторов можно было даже и не мечтать.

Лицо Веры Матвеевны окаменело. Судя по всему, сообщение ей крайне не понравилось. Не порадовал ее и ответ коменданта, который сообщил, что ключа от заветной двери он найти не может. И не помнит, был ли он у него вообще. Теоретически ключ должен быть у охранника возле ворот. Но охранника у ворот не предусматривалось вообще.

Круг замкнулся.

— Во время строительства дубликат любых ключей мог сделать кто угодно, — сказала Вера Матвеевна.

— И этот «кто угодно» знал, что сегодня в солярии будет загорать буквально «золотая девица»? У нее ведь, наверное, и деньги в сумочке были?

— Были, — вскрикнула Ирина, — конечно же были! Она мне сто баксов вот от такой пачки отделила.

И Ирина в простоте душевной показала толщину пачки банкнот. После чего сразу же поняла, что сделала очередную глупость и окончательно увяла.

— Значит, сто долларов? — почти ласково спросила Вера Матвеевна. — Голубушка, с завтрашнего дня ищешь другое место. Потому что здесь ты больше не работаешь. Присвоенные деньги, точнее взятку, можешь оставить себе в качестве выходного пособия.

Вот теперь уже Ирина разрыдалась по-настоящему, но утешать ее снова никто не стал. Все направились наверх в глубоком молчании, оставив фотографа и эксперта заканчивать осмотр места преступления. Хотя все прекрасно понимали, что в помещении, которое ежедневно посещает как минимум десять человек, определить какие-то следы — проблематично. Мягко говоря.

Наверху девица-следователь, имя и фамилию которой никто толком не расслышал, расположилась в действительно пустующем кабинете администратора и попросила пригласить к ней двух телохранителей неизвестной покойницы. Когда они вошли, в маленькой комнате стало просто не повернуться: два массивных, накачанных охранника, похожие друг на друга, как близнецы, заняли практически все свободное место в помещении. Как два несгораемых шкафа.

— Кого вы привезли сюда? — задала первый вопрос следователь, открывая чистую страницу для нового протокола. — Фамилия, имя, от…

— Кого надо, того и привезли, — буркнул один из охранников. — Докладывать первой встречной не обязаны.

— Видите ли, — иронически улыбнулась следователь, — я не первая встречная, а сотрудник прокуратуры. Следователь Керн Виктория Викторовна. Вот мое удостоверение.

— Ну, допустим, — пробурчал один из «шкафов». — Мы-то при чем? Стояли, курили, Лолу ждали.

— Какую Лолу? — терпеливо спросила Виктория Викторовна.

— Известно, какую. Подругу шефа.

— А шеф у нас кто? — все с тем же ангельским терпением продолжила следователь.

— Олег Ростиславович.

— Фамилия у него имеется?

Амбалы обалдело переглянулись. Они, видимо, и представить себе не могли, что кто-то не знает их шефа. Полный отстой!

— Наш босс, Медведев, бизнесмен, — выдавил из себя наконец один из телохранителей. — В этой поездке нас к его подруге определили. Чтобы, значит, ничего не случилось…

— К сожалению, случилось, — сказала следователь. — Нет больше вашей Лолы. Умерла Лола.

— Как? Когда умерла? Мы же…

— Полчаса назад в солярии был обнаружен труп женщины, которая, как стало известно, приехала сюда в вашем сопровождении. Желаете взглянуть пока в морг не увезли?

Но телохранители явно впали в мощный ступор и не могли вымолвить ни единого слова, только тупо пялились друг на друга и на присутствующих. Виктория Викторовна со вздохом поднялась из-за стола и сказала:

— Ну, пошли, опознаете. Потом сюда вернемся.

За несколько минут до этого в солярии появились вызванные оперативником санитары и уложили труп в черный мешок, а затем — на носилки и понесли к машине «Скорой помощи». Так что там и пришлось мешок приоткрыть и труп продемонстрировать.

Процедура заняла несколько минут, после чего невезучие телохранители представились, как было положено, предъявили паспорта и доложили, что Лола, то есть Лолита, Лолой они ее промеж себя называли, в последнюю минуту решила, что на вечернем приеме у мэра города должна быть загорелой. И потребовала, чтобы ее отвезли в самый крутой солярий в городе. Вот и дозагоралась.

— Когда вы ее ждали, мимо вас кто-нибудь подозрительный проходил? Кто мог бы узнать машину? — продолжила следователь, подойдя к стойке администратора.

— Нет, — покачал головой один из охранников. — Да и кому она нужна, Лола-то? Она с боссом несколько дней, еще нигде не засвечивалась. В этот городишко мы только сегодня утром из Москвы прилетели.

— Так она в Москве познакомилась с вашим боссом?

— Познакомилась? — заржал было один из телохранителей, но вовремя осекся. — Да, снял он ее в Москве, где — точно не знаю. В ресторане, наверное. Или в казино.

— Ваш босс женат?

— Вроде бы.

— Давно у него связь с потерпевшей?

— Без понятия, — пожал плечами один из охранников. — Может, неделю, может две.

— А что было в самолете? Она поссорилась с вашим боссом?

— Нет, — хором ответили охранники. — Они и не общались почти.

— Может быть, с вами еще кто-то летел? Чужой.

То ли следователь считала дело заведомо безнадежным, то ли ей просто было жарко и скучно, но, задавая вопросы, она лениво перелистывала страницы журнала посещений.

— Мы летаем только частным самолетом, — с гордостью отозвался второй охранник. — У нас на борту чужих не бывает.

— А кто там был, кроме вас и Лолы. Ну, босс, естественно.

— Секретарь. Телохранитель босса. Две стюардессы и бортпроводник. Вот и все.

— Где они теперь?

— Секретарь и телохранитель с боссом, а эти, из самолета — понятия не имею. Расслабляются, небось, где-нибудь.

— Вы всегда летаете с этим экипажем?

— Да, босс не любит новых лиц. По-моему, года три все время одни и те же. Денежки-то платят хорошие, какой дурак откажется. Стюардессы, правда, бывают новые, но редко, только если кого-то из постоянных подменяют на один-два рейса.

— А что было сегодня?

— Ничего. Босса встречали, он уехал по делам сразу из аэропорта, велел нам устроить Лолу в апартаментах и быть готовой к семи вечера.

— В каких апартаментах?

— Ну… Это, собственно, такой коттедж… отдельный. За забором, с охраной.

— У нас апартаментами называется коттедж для вип-персон, — подала голос Вера Матвеевна. — Такой двухэтажный домик, холл, камин, бар.… Наверху две спальни, внизу столовая, гостиная, приемная, внизу — сауна с бассейном, бильярд. Все только лучшее. Но мы отвлеклись от темы, простите, госпожа следователь…

Говорила она по-прежнему спокойно, но мыслями явно была где-то в другом месте.

— Меня зовут Виктория Викторовна, я, кажется, говорила, — слегка поморщившись ответила та. — Вы правы, давайте по существу. И прежде всего, давайте выясним, кто был записан в солярий на двенадцать часов дня.

— Позвольте журнал, — сказала Вера Матвеевна, а зареванную Ирину спросила: — Тамару отыскали, наконец? Кто сейчас работает за администратора?

— Нина, косметичка.

— Все лучше, чем ничего. Но день, конечно, пропал. Где эта запись?

В журнале записи фигурировало: Нат. Георгиевна. И больше ничего. Ни длительность процедуры, ни контактный телефон, хотя у всех остальных клиенток такие пометки были.

— И часто у вас бывает эта Нат. Георгиевна? — осведомилась Виктория Викторовна.

— Понятия не имею, — покачала головой Вера Матвеевна. — Да меня это и не касается. Я — администратор отеля, а не салона.

— А кому принадлежит салон?

— На этот вопрос вам может ответить только директор Отеля, — пожала плечами Вера Матвеевна. — Я не уполномочена раскрывать коммерческие тайны даже в интересах следствия. У меня — только общее руководство.

— Может быть, она первый раз записалась, а потом передумала? — робко предложила свою версию Ирина.

Вера Матвеевна не удостоила ее даже взглядом, она внимательно рассматривала следователя. Кого-то эта молодая женщина ей напоминала, но кого? Где она могла ее видеть? Одета скромно, все остальное — очень неброско и строго, в их отель такие женщины не ходят. На пальце — обручальное кольцо и больше никаких украшений. Даже уши, кажется, не проколоты. Удивительно все-таки знакомое лицо…

— Ладно, объявится Тамара, все выяснится, — сухо сказала Вера Матвеевна, оставив попытки вспомнить, где она видела рыжеволосую девицу-следователя. — Я могу идти или ко мне есть еще вопросы?

— Если возникнут, — я пришлю повестку, — так же сухо отозвалась следователь. — Причин задерживать вас не имею. А вот Ирине придется проехать с нами и поговорить поподробнее. Да, Вера Матвеевна, вы можете связаться с… другом этой Лолиты? Его ведь нужно для начала предупредить, а потом уже на допрос вызывать.

— Медведева — вызывать? — от изумления Вера Матвеевна выдала вопрос не своим голосом, а фальцетом.

— А почему бы и нет? — пожала плечами следователь. — Он что, недосягаем и неприкасаем?

— Фактически…

— Не фактически, а практически. Кто он: депутат? генерал? министр?

— Медведев — крупный и известный бизнесмен, — обрела, наконец, почву под ногами Вера Матвеевна. — При нем все навытяжку стоят. Правда, лично я пока его еще не видела, но…

— Да? — безучастно обронила следователь. — Интересно. Но я мало общаюсь с бизнесменами, тем более — крупными, так что опыта у меня нет. Хотя навытяжку перед ним стоять не собираюсь.

— Вы такая смелая? — не удержалась от ехидного вопроса Вера Матвеевна.

— Я? Я — трусиха, каких поискать. Темноты боюсь, собак беспризорных… Но крупных бизнесменов не боюсь, равно как и мелких. Знаете, как раньше говорили: «Ниже рядового не разжалуют, дальше Кушки не сошлют». Простите, я отвлеклась на абстрактные темы. Кстати, вот и мои коллеги, так что здесь мы предварительную работу закончили, остальное будем делать в конторе.

Вера Матвеевна, повинуясь какому-то непонятному ей самой чувству, протянула следователю свою визитную карточку.

— Вот телефоны, по которым меня всегда можно разыскать. Если смогу быть чем-то полезна.

— Спасибо за помощь следствию, — чуть усмехнулась следователь. — У меня, к сожалению, визитки нет. Но где меня найти, вы, конечно, знаете.

— До свидания, — царственно кивнула Вера Матвеевна и направилась к выходу из салона.

Поднявшись в свой кабинет, она первым делом позвонила начальнику охраны отеля, приказав, во-первых, достать Тамару хоть из-под земли, хоть из-под любовника, а во-вторых, выяснить все, что возможно про следователя Викторию Викторовну Керн. И в-третьих, сделать оба эти дела как можно скорее. Точнее — немедленно.

Ждать Вера Матвеевна умела, как никто, но очень это не любила. Поэтому решила занять время ожидания поездкой к президенту местного отделения нефтяной компании, где сейчас теоретически и должен был находиться Медведев. Передать новость лично, а заодно и познакомиться.

Другого такого случая могло просто не представиться. Прошлый раз ее с крупным бизнесменом не познакомили, да и в самый первый его приезд — тоже обошли почему-то. А быть не в курсе важного дела или не знать кого-то важного лично Вера Матвеевна любила еще меньше, чем ждать.

А главное, такого в ее жизни давненько не было.

Где-то в России много лет тому назад

Детство для нее делилось на две части: с отцом и без него. Отец запомнился ей уже таким, каким был в последние годы: замкнутым, неразговорчивым, готовым чуть что пустить в ход кулаки. Пил он много, и чем больше пил, тем больше мрачнел. А по утрам уходил на завод, где когда-то числился передовиком и героем труда, о чем все, кроме него, успели уже забыть.

Девочка помнила еще, словно в дымке, веселого и чуть хмельного отца во главе праздничного стола, за которым собирались родственники и друзья. Помнила мать, красивую, стройную женщину с лучистыми зелеными глазами, влюблено смотревшую на красавца-мужа и поминутно бегавшую на кухню за новыми блюдами. А когда отец начинал петь…

Тут уж весь стол замирал от восхищения: сложись судьба по-другому, быть бы ему заслуженным артистом, стоять на сцене и собирать букеты от восторженных зрителей. С другой стороны, что такое певец? Тот же клоун, которому деньги платят за то, что он народ потешает. Рабочие люди — они самые уважаемые и есть, а талант… Одним талантом сыт не будешь, тут уж как повезет. Да и мало ли артистов под забором в нищете умирают?

Но те праздники девочке действительно запомнились навсегда, и всякий раз, когда доводилось слышать по радио или телевидению чей-нибудь густой, красивый баритон, невольно вспоминались их чудесные семейные застолья. Кажется, последний раз это было, когда праздновали рождение ее сестрички. Только в этот раз отец не больно радовался: он хотел сына, парня, а не «еще одну писклю». И не очень-то скрывал свое неудовольствие, поэтому не пел и не шутил, а только наливал себе рюмку за рюмкой.

А потом отец начал пить все больше, денег же в доме стало меньше. Собственно «дом» — это сильно сказано: семья занимала одну комнату в бараке с печным отоплением и удобствами во дворе. На заводе обещали отдельную квартиру, но дело затягивалось, а когда отец из передовиков производства скатился до обычного работяги-выпивохи, вопрос о новом жилье как-то сам по себе заглох. Новых домов в городе строили мало, для «простых людей» — и того меньше, но даже в четырехэтажные «хрущобы» в новом районе, на выселках, очередь была такая, что подумать страшно.

К тому же комната хоть и в бараке, да большая: аж двадцать пять метров на четверых. Санитарные нормы соблюдены, значит, и в очередь могут поставить только тогда, когда детей прибавится или барак совсем развалится.

Мать работала процедурной медсестрой в поликлинике, все соседи бегали к ней делать уколы или мерить давление, естественно, бесплатно. Пока в семье был мир и покой, никого это особо не волновало: людям надо помогать. Но когда отец перестал появляться дома трезвым, число «ходоков» поубавилось. К тому же мать, краснея и заикаясь, стала просить платы за свои услуги: детей-то кормить нужно. Тут уж число нуждающихся в процедурах на дому и вовсе сошло на нет.

Девочка была способной, все учителя прочили ей большое будущее, в физике или математике, знания она буквально ловила на лету. Потому успевала и матери по дому помочь, и сестренку из яслей забрать, и от отца спрятаться за печкой. Иногда она мечтала, чтобы этот мрачный, вечно пьяный человек, от которого несло потом, дешевой водкой и табаком, куда-нибудь исчез. Чтобы его не было. Вообще не было. На мамину зарплату они как-нибудь доживут до окончания школы, потом она пойдет работать на стройку, там хорошо платят, и в семье будет достаток. И покой…

А потом стала отца ненавидеть. Произошло это после того, как она не уследила за младшей сестренкой и та подвернулась отцу под горячую руку. Отец отшвырнул от себя малышку, как котенка, та ударилась головой о массивный буфет…

Потом были бесконечные больницы, лекарства, уколы и, наконец, приговор: ушиб головного мозга, стремительное развитие опухоли. Малышка буквально сгорела за несколько месяцев.

Суда не было: не было свидетелей. Девочка побоялась рассказать то, что произошло на самом деле, молчаливо считалось, что ребенок просто споткнулся и упал, старшая сестра не доглядела. Даже мать почти поверила в это и заметно охладела к старшей дочери. А потом ей и вовсе стало не до чего: после похорон ее с сердечным приступом отвезли в больницу.

И девочка осталась дома с отцом. Одна. Именно этого она боялась больше всего на свете. И именно это подтолкнуло ее выполнить то, о чем она давно думала, то, что продумала в мельчайших деталях. Сделать так, чтобы отец ушел из их с матерью жизни. Навсегда. И чтобы никто не догадался, как это произошло на самом деле. Не зря же она считалась в своем классе самой способной ученицей.

Она знала, что когда отец засыпал после солидной выпивки, разбудить его раньше времени было задачей совершенно нереальной. Он спал, как убитый, не слышал ничего, даже если над ухом у него кричать дурным голосом, даже если стулья ронять и посуду бить. И в один из таких вечеров, когда отец, выпив даже больше обычного, «отрубился», пришло время, чтобы он уснул еще крепче. Совсем уснул.

Терпеливо выждав положенный срок, девочка приоткрыла дверцу печи. Дрова прогорели, но тлеющих багровых углей еще оставалось достаточно для осуществления задуманного. Пусть отец спит, а она пойдет погуляет, потом скажет, что ей было слишком страшно оставаться с ним в одной комнате.

Впрочем, вряд ли ее будут о чем-нибудь спрашивать: несчастный случай именно потому так и называется, что происходит случайно. Да и ее никто ни о чем не спрашивал: никому из соседей не было дела до того, как там ребенок живет с отцом-пьяницей. Не жалуется — и ладно.

Она встала на табуретку и закрыла заслонку печи. Оставшиеся крохотные язычки пламени тут же изогнулись в сторону комнаты. Теперь нужно было поставить табуретку на место, быстро одеться и уйти. Хотя бы в больницу к матери. Конечно, ее не пустят в палату, но она посидит в приемном покое, это-то ей обязательно разрешат. А отец пусть себе спит, недолго осталось. С завтрашнего дня у них с мамой начнется совсем другая жизнь.

Утром девочка дождалась, когда начала работать справочная служба больницы и подошла к окошку, узнать о состоянии мамы… Все, как всегда, состояние «средней тяжести», но надежда у врачей есть. Нет, посетителей пока не пускают, это реанимация, а не общая палата. Через несколько дней, может быть…

Девочка была готова к тому, что вернется домой к насмерть угоревшему отцу. Так и случилось. Она созвала соседей, искренне плакала. Просила помочь «разбудить папу». Естественно, это оказалось нереальным, и отца с диагнозом «угорел насмерть» отвезли в больничный морг.

И к этому она была готова и уже прикидывала, как сделает генеральную уборку, как наведет порядок к возвращению мамы из больницы, как они заживут с ней мирно и спокойно. Даже немного помечтала о том, что теперь-то после школы не обязательно идти работать, можно и в институт попробовать поступить…

Но она совершенно не была готова к тому, что мама тоже уйдет из жизни, получив известие о гибели мужа. Ночью у нее случился второй инфаркт и врачи уже ничем не могли помочь. Так сказали девочке, когда она пришла навестить маму в приемные часы, надеясь, что ее уже перевели из реанимации. Перевели, сказали ей в справочной, только не в общую палату. А в морг.

В это невозможно было поверить. Девочка вышла из больницы, постояла немного на крыльце и плавно провалилась в пустоту без цвета и без звуков. Сознание покинуло ее вовремя и надолго, иначе неизвестно, выдержала ли бы она такой шок…

Через два месяца она выписалась из больницы и оказалась в детском доме. За это время она много думала и накрепко усвоила урок: убить человека очень легко. Особенно, если его ненавидишь. И очень легко сделать так, что никто тебя в этом поступке не заподозрит, нужно только быть очень осторожной и как можно меньше говорить и выражать эмоций. И еще хорошенько думать, чтобы твой поступок не сказался рикошетом на тех, кого и не собирался трогать.

Пусть ее считают заторможенной и бесчувственной. Пусть жалеют, сироту несчастную. Так еще можно продержаться, даже в провинциальном детском доме. В конце концов, там все одинаково несчастны, хотя круглых сирот — раз-два и обчелся. У остальных родители живы, только мозги пропили и родительских прав лишились. Зачем таким вообще жить?

Детский дом. Как говорилось в одном популярном произведении «Дом малютки Скуратова». Больше сотни зверенышей обоего пола самого разного возраста, озлобленных и бесправных…

Интернат, в который определили девочку, находился в другом городе: в их захолустье таких учреждений не водилось. Родственников у нее не обнаружилось, во всяком случае, таких, которые согласились бы взять к себе нахлебницу. Да и те знакомые и приятели, которые когда-то так весело проводили время за столом при ее родителях, куда-то подевались.

И это был еще один урок, накрепко усвоенной девочкой: люди сторонятся чужих несчастий. Сочувствуют только внешне, а в душе плевать хотели на все, кроме собственного благополучия. Значит, нужно тоже думать только о себе и не впускать в свое сердце ни жалости, ни грусти, ни привязанности к кому бы то ни было. Все равно, никто никого не любит. Даже мама любила не ее, а пьяницу-отца, раз не захотела жить без него.

Даже мама… Что же тогда ждать от остальных людей? Только стиснуть зубы и терпеть, терпеть, терпеть…

До совершеннолетия девочки оставалось еще долгих три года…