Волшебство по наследству

Светлана Лубенец, 2008

На какие только ухищрения не идет красавица и отличница Яна Кузнецова, чтобы понравиться самому симпатичному парню школы! И все напрасно. Даже хуже – пока Яна плела интриги, Юра влюбился в ее подругу Таню, невзрачную и глупенькую! Но Кузнецова не сдавалась до тех пор, пока на нее вдруг не обратил внимание Витька Шереметьев, который преподнес Яне загадочное старинное кольцо. В их роду его дарили только будущим невестам... Так что же делать? Продолжать бороться за Юру или остаться с милым и славным Витей?

Глава 2

Княгиня с Графиней

Татьяна Самохина с той памятной дискотеки в подростковом клубе «Вираж» теперь чуть ли не каждый день встречалась с Юрой Князевым. На фоне беспробудно серых осенних дней с бесконечными дождями она светилась своей неожиданно обретенной любовью так ярко, что Яне было больно на нее смотреть. Собственное Янино настроение было под стать дождливой погоде. К ее глазам все время подкатывали злые завистливые слезы, а в груди было холодно и тоскливо. Поскольку она все-таки надеялась еще переиграть ситуацию в свою пользу, то продолжала сюсюкать с Танькой и играть роль самой верной подруги.

Самохинское счастье будоражило не только Янину душу. Все до одной одноклассницы завидовали Таньке, потому что гулять с девятиклассником было гораздо престижнее, чем даже с первым парнем их класса Серегой Николаевым, тем более что тот ни с кем и не гулял.

— Я просто удивляюсь тебе, Татьяна! Как ты умудрилась отхватить себе Князева? — уже в десятый раз спрашивала Самохину Юля Широкова.

— Так получилось, — тоже в десятый раз отвечала смущенная Таня и счастливо улыбалась.

— Почему-то ни у кого до сих пор не получалось, даже у нашей прекрасной Яночки, а у тебя вдруг раз — и получилось! — продолжала Широкова, бросив быстрый презрительный взгляд в сторону Кузнецовой.

Яна не стала слушать, что ответит Юльке Таня. Что бы та ни ответила, все будет ложью, потому что правду знает одна лишь Яна. Очень тяжело эту правду все время носить в себе. Поделиться ни с кем нельзя, пожаловаться на горькую судьбу — тоже. Кузнецова теперь очень хорошо прочувствовала на себе, что означает выражение «вариться в собственном соку».

Юля Широкова была одной из тех самых бывших Яниных подруг, которая переродилась во врагиню не так уж и давно.

Они еще в прошлом году дружили втроем: Яна, Юля и Эля Воропаева. Их так и называли одним духом, как последние буквы алфавита — ЭЮЯ. Сначала откололась первая буква — Э. Элька переметнулась к Оксанке Новожиловой, потому что у той мама открыла на соседней улице навороченное кафе «Золотой мост», и Воропаевой очень понравилось проводить там время. Во-первых, каждый вечер посетителей там услаждала своей музыкой знаменитая на весь их район молодежная группа «Экипаж», и Элька с Оксанкой существовали, таким образом, в состоянии перманентных, непрекращающихся дискотек. Во-вторых, новожиловская мамаша разрешала им в своем кафе пить без счета безалкогольные коктейли с соками, а также есть тоннами пирожные, икру и бутерброды с нарезкой из элитных колбас. Юлька тогда на весь класс кричала, что Эльмира продалась за шмат колбасы, за что Воропаева рассказала всему свету о том, как страстно Юлька влюблена в Серегу Николаева. Этот обмен «любезностями» ни к каким изменениям в их жизни не привел, потому что Элька продолжала объедаться в новожиловском кафе всевозможными деликатесами, а Серега Николаев даже не подумал оторваться от компьютера и посмотреть в Юлькину сторону с интересом.

Потом тонкая трещинка наметилась между Ю и Я. Юлька тоже считалась в классе за красавицу, но рангом чуть пониже Яны, и в этом-то и было все дело. Как Широкова ни пыжилась, догнать Яну никак не могла. Мало того, что количество ее пятерок по всем предметам в общей сумме никак не могло достичь Яниной умопомрачительной цифры, но и на личном фронте Кузнецова ее всегда хоть на полшага, но опережала.

Например, как-то Широкова решилась сделать себе модную стрижку. Стриглась специально в самом дорогущем салоне, истратив на прическу все свои личные сбережения и немаленькую сумму, выпрошенную у родителей, чем, собственно, и собиралась утереть нос Кузнецовой. И что вышло? Яна в тот же день явилась в школу в таких ультрамодных сапогах с длинными, загнутыми кверху носами, от которых никто даже не удосужился оторвать глаз, чтобы поднять их кверху, к новой Юлькиной стрижке. И так почему-то получалось всегда. Только Юлька приобретет какой-нибудь сногсшибательный джемперок, глядь — а на Яне тоже обновка, и что отвратительнее всего — обязательно ярче, моднее, дороже или всего лишь с одной маленькой оригинальной деталькой, которая стоит всего Юлькиного джемперка в целом.

Надо сказать, что Широкова терпела такое ненормальное положение дел довольно долго — до прошлогоднего праздника Восьмое марта. Тогда они пришли в класс в одинаковых кожаных строченых жилетках, но на Яниной с нагрудного клапана свисала обворожительная цепочка из гнутых матовых колец с подвеской в виде знака Зодиака. Подвеска стала для Юльки последней каплей. Весь вечер накануне она вертелась у зеркала в предвкушении того, как девчонки запищат от восторга и зависти при виде ее новой клевой жилеточки, а вышло, что все рассматривали только Янин знак Зодиака и жалобно выспрашивали, где можно приобрести подобное украшение.

Юлька на этот раз сумела проявить больше выдержки и не стала вопить на весь класс. Она по-тихому вызвала Яну в коридор и высказала ей все, что думала по поводу подвески, а заодно и по всем остальным поводам. Последней ее фразой была: «И нечего воображать, что ты здесь первая красавица», на которой она и сломалась и даже некстати слегка прослезилась от жгучей жалости к себе. Яна рассмеялась ей в лицо, сорвала с клапана своей жилетки цепочку с подвеской и сказала, что она и без нее выглядеть будет все равно в сто раз лучше Юльки. Именно в тот самый момент тонкая трещинка, уже давно тихонько распространявшаяся между Ю и Я, приобрела неконтролируемо угрожающие размеры, и чаша дружбы с резким хлопком развалилась пополам. Яна тогда, до боли сжав в ладони цепочку, зареклась в будущем заводить подруг. А через месяц после этого случая к одинокой Кузнецовой каким-то непостижимым образом прилепилась Самохина, только сейчас, в связи с известными обстоятельствами, переименованная из приятельницы в задушевную подругу.

Яна, наблюдая за беседой Самохиной и Широковой, находилась в самом что ни на есть тошнотворном состоянии. Мало того, что она по собственной инициативе подарила Таньке Князева, так теперь из ее рук уходило еще и лидерство в классе. Вместо нее на первое место вышла убогая Самохина, которую девчонки раньше и в грош не ставили, а теперь смотрели ей в рот и даже очень соблазнительно называли Княгиней. Парни тоже находились в состоянии некоторой растерянности, так как не могли себе простить, что вовремя не разглядели Танькиной утонченной прелести, на которую повелся аж сам гордый Юрка Князь.

— Может, ты меня с князевским другом, с Шереметьевым, познакомишь? — предложила Тане Юлька, на всякий случай стрельнув глазами в сторону Сереги Николаева. Поскольку он головы к ней так и не повернул, она, назло ему, еще громче продолжила: — Этот Витька… он вроде тоже ничего. Давайте куда-нибудь сходим вчетвером!

Яна встрепенулась. Точно! Как же она сама не додумалась? Надо срочно поближе знакомиться с Витькой! Главное, опередить шуструю Широкову. Глядите, какая сообразительная! Шалишь, не получишь ты Шереметьева, Юленька, опять опоздаешь! Решив ковать железо, пока горячо, Яна тут же подошла к одноклассницам и очень строгим тоном заявила Широковой:

— Не стоит разевать рот на чужой каравай. Мы уже идем вчетвером в «Вираж». Ты будешь пятой лишней.

Таня открыла рот от удивления, но дипломатично промолчала, а Широкова прямо-таки побелела от ненависти к Яне.

* * *

— Что ты такое сегодня придумала про «Вираж»? — спросила Самохина Яну, когда они шли домой из школы.

— Вовсе и не сегодня. Витька Шереметьев еще в ту субботу, когда ты с Юрой познакомилась, хотел со мной потанцевать, но я решила для начала его немножко потомить и помучить, чтобы сильней раззадорить, — почти не соврала Яна. — А сегодня я как раз решила, еще до твоего разговора с Широковой, что уже пора наконец Витьку к себе приблизить. Я же не виновата, что Юлька опоздала и что Шереметьеву я уже целую неделю нравлюсь.

— А мы разве собирались в «Вираж»? — так ничего и не поняла бестолковая Танька.

— Не собирались, так соберемся. Тем более… — Яна не договорила, потому что их догнали Князев с Шереметьевым.

— Девчонки, а не пойти ли нам вчетвером в субботу на дискотеку? — весело спросил подруг Витька, и Яна с удивлением обнаружила, что она, сама того не подозревая, сказала Таньке чистую правду. Витька смотрел на нее такими лучащимися глазами, что сразу было видно — она ему здорово нравится.

Вот так номер! Сто лет проучились в одной школе — и ничего. А стоило Таньке один-единственный раз пригласить Князева на танец — и вот она, любовь до гроба. На клумбе копошились, копошились — только здоровались. Но стоило Яне подойти к Витьке на дискотеке — и нате, получите горячий интерес. Этот «Вираж» — просто заколдованное место!

Яна перевела взгляд на Князева. Тот смотрел на Таньку с нескрываемым обожанием. «Ну, погодите, голубочки! — Яна скривилась в усмешке. — Я породила вашу любовь, я ее и убью! Куда там Тарасу Бульбе!»

— Почему бы и не сходить? — Яна ловко перелицевала свою злобную усмешку в обворожительную улыбку. — Мы согласны. Правда, Таня?

Таня кивнула головой, не сводя глаз со своего героя. Шереметьев, видя, в каком столбняке находятся Князев с Самохиной, деликатно отвел Яну в сторону и спросил:

— А может, мы не станем ждать субботы и прогуляемся сегодня?

— Давай сегодня, — согласилась Яна, которой отступать было уже некуда.

— Часиков в семь тебя устроит?

— Вполне.

* * *

В начале седьмого Яна начала собираться на свидание. Она открыла шкаф и задумалась над тем, что для такого случая лучше надеть, а потом вдруг поняла, что особый наряд и выбирать-то не стоит. Какая разница, как выглядеть перед Витькой? Пожалуй, даже можно особо не краситься. Шереметьева и так уже можно брать голыми руками. Она решила оставшееся до свидания время почитать детектив, но голова была так плотно занята мыслями о Князеве, что решительно ничего больше в нее не помещалось.

Яна швырнула книжку в кресло, накинула куртку и вышла на улицу, чтобы на свежем воздухе еще раз обдумать сложившиеся не в ее пользу обстоятельства. Она намеревалась пройтись по Невскому проспекту, который своей нарядностью и многолюдностью всегда вливал в нее энергию и новые силы. Ей хотелось соответствовать праздничной толпе главной улицы Петербурга, быть такой же независимой, уверенной в себе, и потому она всегда ощущала там некоторый подъем сил, которого ей сейчас очень не хватало для новых атак на злодейку-судьбу.

Получить от Невского энергетический заряд ей не удалось, потому что Витька уже ждал ее, сидя верхом на ограде соседнего детского садика.

— Ты почему так рано? — недовольно удивилась Яна. — Я хотела еще к Самохиной зайти, — тут же сочинила она на всякий случай, потому что не рассказывать же ему про Невский.

— Нечего к ней идти, они с Юриком поехали в «Вираж». Там в кинозале какая-то часть «Властелина колец» идет. Стереозвук обещают.

— Д-а-а-а?! — не смогла скрыть своего огорчения Яна.

Витька понял это по-своему:

— Я смотрю, вы с Танькой здорово дружите. Прямо дня друг без дружки прожить не можете!

— Как вы с Юриком, — буркнула Яна.

— Да, мы тоже с ним давно дружим, с детского сада. Сто раз ссорились, вроде как навсегда, а потом опять мирились. Думаю — это судьба.

— А как ты думаешь, Таня Самохина тоже является Юриной судьбой?

— Возможно, потому что он здорово влюбился.

Яну чуть не перекосило от его сообщения. Она, делая над собой невероятное усилие, как можно равнодушней бросила:

— Вроде бы еще неделю назад ничего не предвещало этой сумасшедшей любви…

— Все имеет какое-нибудь начало, — философски изрек Витька. — В данном случае оно сразу оказалось бурным в обоих случаях.

— В каких еще обоих? — не поняла Яна.

— Ну… — Щеки Шереметьева мгновенно налились румянцем, будто во рту у него включили ярко-красную лампочку. — Я тебя тоже миллион раз видел, а на дискотеке вдруг как громом поразило: «Она»! Веришь?

Яна верила. Летом на клумбе Князев ее тоже поразил как-то мгновенно и внезапно, хотя она и до того видела его почти каждый день, поэтому Яна кивнула. Витька спрыгнул с ограды, и они пошли из двора на улицу.

Гулять с Витькой было нескучно. Он оказался веселым, жизнерадостным человеком, и Яна ловила себя на том, что чувствует себя с ним комфортно и даже не слишком часто вспоминает Князева. Она незаметно бросала на него изучающие взгляды. Витя Шереметьев отличался смуглой оливковой кожей, густыми абсолютно черными волосами и ярко-карими глазами. Красавцем его назвать было нельзя, но и дурен собой он не был. Более того, он всем был бы хорош, если бы… если бы в природе не существовало Юры Князева.

Яна вздохнула и напоролась взглядом на Брыкуна. Колька вышел из соседнего универсама с пачкой сигарет, которую, видимо, только что собирался распечатать. Увидев Яну с Шереметьевым, Брыкун остолбенел и уставился на них разгоревшимися злобой глазами. Яна покрутила пальцем у виска, показывая Кольке, что у него совсем съехала крыша, и с отвращением отвернулась.

* * *

На следующее утро перед занятиями Яне не пришлось заходить за Самохиной, потому что та уже ждала ее у своего подъезда. Завидев Кузнецову, она бросилась к ней с таким ужасным лицом, что испуганная Яна поспешила спросить:

— Что случилось?

— Витька в больнице! — выкрикнула Таня.

Несмотря на самохинскую взволнованность, Яна почувствовала, что сразу успокоилась. Подумаешь, в больнице! Все там бывали. Ей, например, и гланды удаляли, и аппендицит вырезали, и ничего.

— Что с ним случилось? — довольно безразлично спросила она.

— Избили его! Сильно!

— Кто? — Янино спокойствие мгновенно улетучилось без следа.

— Он не говорит!

— То есть как это — не говорит? Откуда же ты знаешь, что его избили?

— Мне вчера вечером Юра звонил, а ему Витькина мамаша. Она спрашивала, не знает ли он, где и с кем был Витька.

— Ну и? — Яна нервничала все больше и больше.

— Ну и Юра, на всякий случай, сказал, что не знает, хотя знал, что он собирался к тебе на свидание. К вам никто не приставал?

— Никто. По крайней мере, пока мы были вместе… Он часов в десять довел меня до подъезда, и мы расстались.

— И ты даже не можешь предположить, кто мог к нему привязаться?

— Еще как могу! — бросила Яна и, не оглядываясь на подругу, побежала к школе.

* * *

Прямо в гардеробе она прижала к вешалкам с куртками Брыкуна и, с ненавистью глядя в его крапчатые глаза, по-змеиному прошипела:

— Ну, гад! Это ты! Я знаю!

— О чем ты? — Брыкун оторвал от свитера ее руки и независимо скрестил на груди свои.

— Это ты… Шереметьева… За что? — Яна пылающими глазами чуть ли не прожигала Брыкуна насквозь.

— Догадайся! — не стал отнекиваться Колька.

— Я же все равно в тебя не влюблюсь! Неужели не ясно?!

— А вдруг!

— Никаких «вдруг»! Я теперь тебя просто ненавижу! — выкрикнула Яна и сама удивилась, что ничуть не преувеличивает. Она готова была стереть Кольку с лица земли.

— А его? — Глаза Брыкуна опять, как у универсама, злобно сверкнули.

— Кого? — осторожно поинтересовалась и сразу стихла Яна. Неужели Колька догадался про Князева?

— Ясно кого. Шереметьева! Влюбилась в него, да?

— Дурак ты, Колька, — напряжение сразу отпустило Яну, и она даже слабо улыбнулась. — Я в него не влюблена. Клянусь!

— Зачем же тогда вы с ним шли, как парочка голубков? — Теперь на Кузнецову грудью наступал Колька.

— Ни за чем! Не твоего ума дело! — опять рассердилась она. — Лучше скажи, что ты Витьке сделал? Почему он в больнице?

— В больнице? — растерялся и даже побледнел Брыкун. — Врешь! Не может быть!

— Может! Да расскажи же ты наконец, как дело было!

— Ну… дал ему пару раз, и все…

— А он?

— А что он?

— Дрался с тобой?

— Не мог…

— Почему?!

— Да я сзади… Он не видел… — Глаза Брыкуна из злобных стали виноватыми.

— Ну, негодяй! — Яна опять яростно вцепилась в его свитер. — Это же подло!

— А я, может, был в состоянии аффекта. Не контролировал себя, понятно?

— Врешь ты все! Просто от природы ты — злобный гад!

— Я не гад. Ты мне просто здорово нравишься, а встречаешься с ним. Тут любой не выдержал бы!

Яна напоследок ткнула Брыкуна кулачком в грудь, вышла из гардероба в вестибюль и увидела Князева с Танькой.

— Юра! — впервые обратилась она к предмету своих мечтаний без всякого трепета. — Что с Витькой?

— Вроде ногу сломал. Упал неловко. Сложный какой-то перелом, винтовой.

— В какой он больнице?

— В нашей, многопрофильной, у бассейна. Мы с Таней к нему после уроков собираемся. Пойдешь с нами?

— Нет. Я пойду без вас. Вечером. Предупредите его.

* * *

Вчера еще смугло-оливковое лицо Шереметьева бледно голубело на желтой казенной подушке.

— Очень болит? — участливо спросила Яна и выложила на тумбочку два апельсина и яблоки.

— Да так… средне… — улыбнулся Витька. — Я рад, что ты пришла.

— Ты прости, что так получилось. Он, конечно, дурак, но не… мерзавец.

— Кто?

— Брыкун.

— А это был Брыкун?

— Да… А ты… разве не видел?

— Так этот твой… который не мерзавец… он, представляешь, сзади… Ты не думай, что я такой слабак, что не смог за себя постоять… Я не ожидал, оступился… А он сбежал. Я не знал, что это Брыкун. А что я ему сделал-то?

Яна почувствовала, как в лицо ей бросилась краска.

— Он… из-за меня… Ему не понравилось, что мы с тобой шли вместе…

— А он тебе кто? — напряг свое бледное лицо Витька.

— Никто. Одноклассник.

— Он в тебя влюблен?

— Вроде того…

— А ты в него?

— А я нет. Но ты все-таки не думай, что он негодяй. Я с ним сегодня разговаривала. Он говорит, что был в состоянии аффекта. Он не ожидал, что ты получишь такую серьезную травму. Он здорово испугался, когда я сказала, что ты в больнице.

— Что-то ты с большим жаром его защищаешь, — холодно сказал Витька. — Врешь, наверное, что он тебе никто.

— Не вру.

— Чего ж тогда так волнуешься?

— Я стараюсь быть справедливой. — Яна вздохнула и перевела разговор на другое: — Что врачи говорят? Долго будешь в больнице?

— Нет. С переломами многие вообще в больницах не лежат, дома находятся. Но у меня кости как-то нестандартно сместились. Как раз сегодня врач приходил, сказал, что пару дней меня еще здесь понаблюдают, рентген контрольный сделают и, скорее всего, отпустят домой. А ты будешь ко мне приходить?

— Буду, — односложно ответила Яна.

— Может, и хорошо, что я ногу сломал, — неожиданно сказал Витька.

— Это еще почему?

— Потому что ты будешь приходить и… возможно… привыкнешь ко мне. Я же вижу, что не особенно тебе нравлюсь…

— Да? — только и смогла вымолвить Яна, удивившаяся необыкновенной шереметьевской прозорливости.

* * *

Витя Шереметьев промучился со своим сложным переломом четыре месяца. Яна приходила к нему часто и каждый раз не уставала удивляться тому, что видела в его квартире. Она и раньше знала, что шереметьевский отец, владелец какой-то крупной фирмы, человек небедный, но такого великолепия обстановки не ожидала. Витька всегда одевался очень обыкновенно, как все: в джинсы и джемпера, а дом его оказался набит золочеными светильниками, картинами в тяжелых рамах и потрясающей красоты вазами.

— Вот это да! — в очередной раз изумилась Яна, когда взгляд ее упал на лежащую на столе плоскую коробку, украшенную витыми золотыми шнурами и инкрустированную янтарного цвета пластинками. Раньше она ее не видела. — Настоящий янтарь, да? — Она осторожно тронула пальцем одну из медовых пластинок.

— Похоже на то, — совершенно незаинтересованно отозвался Витька.

— Это шкатулка?

— Нет, альбом для фотографий в футляре. Мать в какой-то антикварной лавке купила. Сдвиг у нее такой в мозгу. Тащит домой все подряд, как сорока из какой-нибудь басни.

— Ну что ты, Витя! Ведь такая красота! — не смогла скрыть своего восхищения Яна. — Наверное, сумасшедших денег стоит?

— Скорее всего, — почему-то сморщился Витька.

— Можно подумать, тебе неприятно, что у вас много денег, — с недоверием посмотрела на Шереметьева Яна.

— Мне не надо столько, — не отвел глаз Витька.

— Вот если бы тебе не хватало, то ты так не говорил бы!

— Я только сказал, что мне не нужно много, — он упрямо гнул свое. — Я в нашей квартире задыхаюсь от всех этих занавесей, ковров и позолоты. Мне все время кажется, что я не дома, а в музее и что вот-вот придет какая-нибудь старушка в очках и попросит выметаться из казенных залов. — Он еще раз поморщился. — Знаешь, пойдем лучше в мою комнату, там все-таки этого… всего… поменьше.

Витькина комната действительно была обставлена попроще, но и в ней мебель была такой богатой, какой не было ни у кого из других Яниных знакомых.

— Неужели тебе вообще ничего здесь не нравится? — продолжала удивляться Яна, усевшись на диван вычурной формы и поглаживая мягкую велюровую темно-зеленую обивку.

— Мне нравятся портреты, которые висят у нас в гостиной напротив окна. И еще есть одна вещь… Погоди… — Он вышел из комнаты и через некоторое время вернулся, что-то сжимая в кулаке. — Вот смотри. — Он разжал руку. На ладони лежало тонкое золотое колечко без всяких украшений с одним продолговатым искристым голубым камнем. — Это фамильная драгоценность. Сапфир. Он очень дорогой. Бабушка мне оставила. Сказала, что та девушка, которой колечко придется впору, станет моей невестой.

Конец ознакомительного фрагмента.