Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями. Сказка

Сельма Лагерлёф

Новый адаптированный перевод Алексея Козлова романа-сказки Сельмы Лагерлёф «Путешествие Нильса с дикими гусями» Маленький невоспитанный мальчик, превращённый в крошечного эльфа, путешествует на спинах гусей по Швеции, познавая историю, географию и нравы своей страны, а потом снова становится человеком.

Витцскевле

Суббота, двадцать шестое марта.

Два дня спустя произошла еще одна странная вещь. Однажды утром прилетела стая диких гусей и села на лугу в Восточном Сконе, недалеко от поместья Витцкевле. В стае было тринадцать диких гусей, обычной серой породы, и один белый гусак, который нёс на спине крошечного мальчика, одетого в жёлтые кожаные бриджи, зелёную жилетку и белый шерстяной капюшон для саней.

Теперь они оказались совсем рядом с Восточным морем; и на лугу, где приземлились гуси, почва была песчаной, как это обычно бывает на морском побережье. Всё здесь выглядело так, как будто раньше св ирепый ветер нанёс барханы песка, который как-то нужно было удерживать, поэтому в нескольких направлениях виднелись насаженнфе большие сосновые леса.

Когда дикие гуси уже расположились на постой и некоторое время кормились, подошли несколько детей и прошлись по краю луга. Гусыня, стоявшая на страже, сразу же поднялась в воздух, шумно махая крыльями, так что вся стая должна была услышать, что опасность близка Все дикие гуси взлетели вверх, но белый беззаботно трусил по земле. Когда он увидел, что остальные летят, он поднял голову и крикнул им вслед:

— Эй! Вам не следует улетать от них! Они всего лишь парочка младенцев! Маленькое существо, которое путешествовало у него на спине, в это время сидело на холмик на окраине леса и занялось сосновой шишкой, которую надо было разделать на части, чтобы добраться до семян. Дети были так близко к нему, что он не осмелился сразу же побежать через луг к белому. Он спрятался под большим сухим листом чертополоха и в то же время издал предупреждающий крик. Но белый, очевидно, решил не позволять себе бояться. Все это время он шёл по земле и ни разу не оглянулся, чтобы посмотреть, в каком направлении они идут.

Тем временем они свернули с тропинки, пошли через поле, подбираясь всё ближе и ближе к гусаку. Когда он, наконец, поднял глаза, они были прямо на нем. Он был так ошеломлен и пришел в такое замешательство, что забыл, что умеет летать, и попытался убежать от ни х по земле. Но дети помчались за ним, загнав его в канаву, и там они и поймали его. Тот, что был постарше и покрупнее, сунул его под мышку и унёс.

Когда мальчик, который уже устал лежать под листом чертополоха, увидел это, он вскочил, как будто хотел отобрать у них гусака, но затем он, должно быть, вспомнил, каким маленьким и беспомощным был, поэтому что он бросился на холм ибессильно забарабанил по земле сжатыми кулаками.

Гусак изо всех сил звал на помощь:

— Дюймовочка, приди и помоги мне! О, Дюймовочка, приди и помоги мне!

В самый разгар отчаяния на мальчика вдруг напал смех.

— О, да! Я как раз тот, кто может помочь кому угодно! Они думают, я всё могу! — сказал он.

Как бы то ни было, он вскочил и последовал за гусаком.

— Я не могу ему помочь, — твердил он всю дорогу, — но я, по крайней мере, узнаю, куда они его поволокли!

Дети бежали вприпрыжку очень быстро, но мальчику не составило труда держать их в поле зрения, пока они не подошли к ложбинке, где бил ручей. Ну а здесь ему пришлось некоторое время побегать вдоль ручья, прежде чем он смог найти место, достаточно узкое, чтобы через него можно было перепрыгнуть.

Когда он выбрался из лощины, дети исчезли. Он мог видеть их следы на узкой тропинке, которая вела в лес, и он продолжал идти теперь уже по ним.

Вскоре он выскочил на перекрёсток. Здесь дети, должно быть, разделились, потому что следы вели в двух противоположных направлениях. Теперь мальчик почесал затылок, он был обескуражен, и думал, что теперь всякая надежда улетучилась. Затем он увидел маленький белый пушок на вересковом холмике и понял, что гусак уронил его на обочине дороги, чтобы сообщить ему, в каком направлении его поволокли. Мальчику можно было продолжить преследование. Он снова что было духу побежал за детьми через лес. Гусака он не видел, но там, где он мог сбиться с пути, всегда оказывалось маленькое гусиное пёрышко, оставленное, чтобы дать Нильсу верное направление.

Мальчик продолжал добросовестно следовать за пушинками. Они вывели его из леса, провели через пару лугов, вверх по дороге и, наконец, через вход в широкую аллею. В конце аллеи были фронтоны и башни из красной черепицы, украшенные яркими бордюрами и другими украшениями, которые сверкали и переливались. Когда мальчик увидел, что это какое-то большое поместье, он подумал, что знает, что стало с гусаком.

«Без сомнения, дети отнесли гусака в поместье и продали его там. К этому времени он, вероятно, уже разделан», — грустно сказал он самому себе.

Но он, казалось, не удовлетворился этим грустным фактом и с удвоенной прытью побежал вперёд. В аллее никого не было, она была пуста — и это было хорошо, потому что такие, как он, обычно должны боятся быть замеченными людьми. Особняк, к которому он подошёл, был великолепным старинным строением с четырьмя большими крыльями, окружавшими внутренний двор. В восточном крыле была высокая арка, ведущая во внутренний двор. Это расстояние мальчик пробежал без колебаний, но, добравшись до арки, остановился. Он не осмеливался идти дальше, но стоял неподвижно и размышлял, что ему теперь делать.

Так он и стоял, приложив палец к носу, размышляя, когда услышал шаги за спиной, и когда он обернулся, то увидел целую компанию каких-то господ,, марширующую вверх по аллее. Он поспешно прокрался за бочонок с водой, стоявший возле арки, и спрятался.

Все подошедшие, были были молодыми людьми из народной средней школы, отправившимися на пешую экскурсию. Всего их лказалось двадцать. Их сопровождал один из учителей. Когда они дошли до арки, учитель попросил их подождать там минутку, а сам зашел внутрь и спросил, могут ли они посмотреть старый замок Витцкевле.

Новоприбывшие были тепло одеты и устали, как будто вернулись из долгих странствий. Одному из них так хотелось пить, что он подошёл к бочке с водой и наклонился, чтобы напиться. На шее у него висела жестяная коробочка, какими обычно пользуются ботаники. Она очевидно мешала ему, потому что он тут же бросил коробоку на землю. Ударившись о землю, штатулка раскрылась и из неё выскочило несколько весенних цветков.

Коробка ботаника упала прямо перед мальчиком, и он, должно быть, подумал, что это его шанс попасть в замок и узнать, что стало с гусаком. Он быстро забрался в ящик и спрятался так хорошо, как только мог — под анемонами и жеребячьей лапкой.

Едва он успел спрятаться, как молодой человек поднял коробку, повесил её себе на шею и захлопнул крышку.

Затем учитель вернулся и сказал, что им было дано разрешение войти в замок. Сначала он проводил их не дальше внутреннего двора. Там он остановился и начал рассказывать им об этом древнем сооружении.

Он обратил их внимание на первых людей, которые населяли эту страну и которые были вынуждены жить в горных гротах и земляных пещерах, в логовищах диких зверей и в зарослях кустарника, и что прошло очень много времени, прежде чем они научились строить себе хижины из стволов деревьев. И потом, сколько времени им не приходилось трудиться и бороться, прежде чем они продвинулись от бревенчатой хижины с ее единственной комнатой к строительству замка с сотней комнат — такого, как Витцкевле!

По его словам, около трехсот пятидесяти лет назад богатые и могущественные люди строили такие замки для себя. Было совершенно очевидно, что Витцкевле был возведен в то время, когда войны и грабители сделали Сконе небезопасным. Вокруг всего замка был вырыт глубокий ров, наполненный водой; и через него в былые времена был перекинут мост, который можно было поднять. Над аркой ворот и по сей день возвышается сторожевая башня; по всем сторонам замка тянулись сторожевые галереи, а по углам стояли башни со стенами толщиной в метр. Однако замок не был возведен в самое жестокое военное время, поскольку Йенс Браге, который его построил, старался как можно круче украсить его декоративными элементами. Если бы они могли увидеть большое, прочное каменное сооружение в Глимминге, которое было построено всего поколением ранее, они бы легко поняли, что Янс Хольгерсен Ульфштанд, строитель, не думал ни о чем другом — только о том, чтобы построить большую, прочную и надежную крепость, не задумываясь о том, чтобы сделать её красивой и удобной. Если бы они посетили такие замки, как Марсвинсхольм, Сногехольм и монастырь Эвида, которые были возведены примерно на сто лет позже, они бы обнаружили, что времена стали менее воинственными. Джентльмены, которые построили эти здания, не снабдили их укреплениями, а лишь позаботились о том, чтобы обеспечить себя большими, великолепными жилыми помещениями.

Учитель говорил долго — и в деталях, ох, и нудник же он был, и мальчик, который лежал взаперти в коробке, был довольно нетерпелив, и ему хотелось покорее выбраться на свободу, но он, должно быть, лежал очень тихо, потому что у владельца коробки не было ни малейшего подозрения, что он несёт что-то с собой.

Наконец компания вошла в замок. Но если мальчик надеялся на возможность выползти из этого ящика, он был обманут, потому что ученик все время носил его с собой, и мальчик был обязан сопровождать учителя по всем комнатам. Это была утомительная прогулка. Учитель останавливался через каждую минуту, чтобы рассказать и пояснить.

В одной комнате он нашёл старый камин, и остановился перед ним, чтобы рассказать о различных видах каминов, которые использовались с течением веков в домах. Первым внутренним очагом был большой плоский камень на полу хижины с отверстием в крыше, которое пропускало как ветер, так и дождь. Следующим был большой каменный очаг без отверстия в крыше. Это, должно быть, делало хижину очень теплой, но в то же время наполняло её сажей и дымом. Когда был построен Витцкевле, люди продвинулись достаточно далеко, чтобы выдумать камин, который в то время имел широкую трубу для дыма, но это также забирало с собой большую часть тепла, витавшего в воздухе.

Если этот мальчик на протяжении своей жизни был сердит и нетерпелив, то в тот день он получил хороший урок терпения. Должно быть, прошёл целый час с тех пор, как он лежал в ящике совершенно неподвижно.

В следующей комнате, куда они пришли, учитель остановился перед старинной кроватью с высоким балдахином и богатыми занавесками. Он сразу же начал рассказывать о кроватях и постельных местах былых времен. Называл он это почему-то будуаром.

Сам учитель не торопился, но, разумеется, тогда он, конечно, не знал, что бедное маленькое существо лежит взаперти в ботаническом ящике и только ждало, когда он закончит. Когда они пришли в комнату с позолоченными кожаными портьерами, он рассказал им о том, как люди украшали свои стены и потолки с незапамятных времён. И когда он подошел к старому семейному портрету, он рассказал им всем о различных изменениях в одежде и нынешней европейской моде. А в банкетных залах он описывал древние обычаи празднования свадеб и похорон.

Затем учитель немного рассказал о замечательных мужчинах и женщинах, которые жили в замке; о старых Брахах и почтенных Барнекоу; о Кристиане Барнекоу, который подарил своего коня королю, чтобы помочь ему бежать, о Маргарете Ашеберг, которая была замужем за Кьеллом Барнекоу и которая, когда овдовела, управляла поместьями и всем округом в течение пятидесяти трёх лет; банкира Хагемана, сына фермера из Витцкевле, который разбогател настолько, что скупил все поместья в округе; о Стернсвард, которые сделали жителям Сконе лучшие плуги, что позволило им отказаться от нелепых старых деревянных плугов и сошек, которые с трудом тащили три вола. Всё это время мальчик лежал неподвижно. Если он когда-нибудь был озорником и закрывал дверь подвала перед своим отцом или матерью, теперь он понимал, что они чувствовали при этом, ведь он сам теперб пролежал в темноте уйму часов, прежде чем учитель закончил свою болтовню.

Наконец учитель снова вышел во двор. И там он стал витиевато рассуждать о неустанном труде человечества по приобретению для себя инструментов и оружия, одежды, домов и украшений. Он сказал, что такой старый замок, как Витцкевле, был километровым столбом на шоссе времени. Вот так прямо и сказал! Здесь можно было увидеть, оглядываясь назад как далеко продвинулся народ за триста пятьдесят лет трудов; и поэтому сейчас уже можно, де, самому судить, продвинулись ли дела вперёд или откатились назад с того времени.

Но эту диссертацию мальчик не услышал, потому что студенту, который нёс её в массы, снова захотелось пить, и он прокрался на кухню, чтобы попросить глоток воды. Когда мальчика несли на кухню, ему пришло в горлову попытаться оглядеться в поисках гусака. Он начал двигаться; и когда он делал это, он случайно слишком сильно надавил на крышку — и она распахнулась. Поскольку крышки коробок ботаников всегда раскрываются пружиной, студент, даже не удосужившись взгялнуть внутрь коробка, снова нажал на нкрышку. Тогда повар спросил его, не завелась ли случайно у него в коробке змея.

— Нет, у меня там лежит только дюжина растений! — ответил студент.

— Там определенно что-то было, что-то копошилось! — с тревогой настаивал повар, вероятно представив себе свою руку в этом коробке. Студент откинул крышку, чтобы показать внутренности коробки, и продемонстрировать, что повар ошибся.

— Смотри сам, раз уж не веришь! Если…

Но дальше случилось вот что… Так как теперь мальчику больше не было смысла оставаться в коробке, он одним прыжком оказался на полу и бросился вон. Служанки едва успели разглядеть, что это было за существо, которое бегало так шустро, но, тем не менее, полагая, что это пёстрая мышь из породы местных грызунов, они поспешили за ней.

Весь тот день, когда дикие гуси игрались и баловались с лисой, мальчик лежал и спал в заброшенном беличьем гнезде. Тут было тепло и сухо. Когда он проснулся ближе к вечеру, ему стало очень не по себе.

«Ну, теперь меня скоро снова отправят домой! Тогда мне придётся выставить себя напоказ перед отцом и матерью, — подумал он, — Вот они обрадуются, увидев, что я превратился из обыкновенного мальчика в какого-то карлика!»

Но когда он поднял глаза, то увидел диких гусей, которые лежали на песке и купались в озере Вомб, — ни один из них не сказал ни слова о его уходе.

«Они, наверное, думают, что белый слишком устал, чтобы лететь со мной домой сегодня вечером! “ — подумал мальчик.

На следующее утро гуси проснулись на рассвете, задолго до восхода Солнца. Теперь мальчик был уверен, что ему придётся отправиться домой; но, как ни странно, и ему, и белому гусаку было разрешено последовать за дикими на их утреннюю прогулку. Мальчик не мог понять причину задержки, но он понял это так, что дикие гуси не захотели отправлять гусака в такое долгое путешествие, пока они не наедятся досыта. Что бы ни случилось, он был только рад каждому мгновению, которое отодвигало мрачную перспективу встречи с его несчастными родителями.

Дикие гуси пролетели над монастырским поместьем Овида, которое располагалось в прекрасном парке к востоку от озера и выглядело очень привлекательно и внушительно, с этим большим каменным замком; с хорошо спланированным двором, окруженным низкими толстыми стенами и павильонами; крутыми крышами, с прекрасным старинным садом с крытыми кружевными беседками, ручьями и фонтанами, чудесными деревьями, подстриженными кустарниками и идеально ровноми газонами вперемешку с клумбами, полными прекрасных весенних цветов и бабочек.

Когда ранним утром дикие гуси пролетали над поместьем, в округе не было ни души. Когда гуси окончательно убедились в этом, они спустились к собачьей конуре и закричали:

— Что это за маленькая хижина? Что это за маленькая хижина такая? Кто там живёт?

В тот же миг пёс выскочил из своей конуры — страшно рассерженный, злой, как собака — и залаял в воздух.

— Вы обзываете это хижиной, вы, чёртовы бродяги! Разве вы не видите, что это огромный каменный замок? Разве вы не видите, какие прекрасные террасы здесь построены, и сколько здесь красивых стен, окон и великолепных дверей, гав, гав, гав, гав? Разве вы не видите какую огромную территорию занимает замок, разве вы не видите сад, которому нет равных, разве вы не видите оранжереи, разве вы не видите мраморные статуи там и сям? Ты называешь это хижиной, не так ли? Гав! Гав! Есть ли у хижин парки с буковыми рощами и кустами орешника, вьющимися виноградными лозами, вековыми дубами и столетними елями и охотничьими угодьями, полными дичи, гав, гав, гав? Вы называете это хижиной? Вы видели когда-нибудь хижины с таким количеством пристроек вокруг них, так что они выглядят как целая деревня? Вы, должно быть, знаете о миллионах хижин, у которых есть своя церковь и собственный приход, гав-гав, которые правят округой, крестьянскими домами, соседними фермами и казармами, гав, гав, гав? Вы обзываете это хижиной? Этой хижине принадлежит самое богатое имение в Сконе, слышите, вы, жалкие, нищие попрошайки? Вы не видите, получается, ни клочка земли, с того места, где витаете в облаках, которые к сожалению не подчиняются командам из этой хижины, гав, гав, гав!

Всё это пёс ухитрился пролаять на одном дыхании, и дикие гуси летали взад и вперёд над поместьем и в одно ухо слушали его, пока он совсем не запыхался. Но потом они вернулись и загоготали:

— Чего ты так злишься? Мы не спрашивали о замке! Мы лишь хотели узнать о твоей конуре, тупица!

Когда мальчик услышал эту шутку, он рассмеялся и подумал: «Хороший прикол!» Затем ему в голову пришла мысль, которая сразу же сделала его серьёзным. «Подумать только, сколько таких забавных вещей я бы мог услышать, если бы соизволил отправиться в путь и умудрился пролететь вместе с дикими гусями через всю страну, вплоть до Лапландии! — сказал он себе, — И именно сейчас, когда я нахождусь в такой ужасной ситуации, подобная поездка была бы лучшим, что я мог бы пожелать более всего!».

Потом дикие гуси отправились на одно из обширных полей к востоку от поместья, чтобы полакомиться кореньями, и с увлечением занимались этим в течение нескольких часов. Тем временем мальчик бродил по большому парку, который граничил с полем. Он разыскал буково-ореховую рощу и начал осматривать кусты, чтобы понять, не остался ли там с прошлой осени ещё хоть один орех. Но снова и снова мысль о поездке посещала его, когда он прогуливался по парку. Он опять представлял себе, как прекрасно провёл бы время, если бы отправился в путь вместе с дикими гусями. Мерзнуть и голодать: это, по его мнению, ему приходилось делать достаточно часто, и он уже привык к постоянному чувству голода, но в качестве компенсации он избег бы и работы, и учёбы, и постоянных нотаций родителей. Как хорошо было бы, если бы рядом с ним не было матери, которая только и умеет, что пилить его, как пила! Как здорово, когда тебя никто ничему не учит!

Когда он отправился туда, к нему подскочил старый серый гусь-вожак и спросил, не нашёл ли он по пути чего-нибудь съестного. Нет, ничего подобного он не нашёл, ответил он, и тогда гусак попытался ему помочь. Он тоже не смог найти никаких орехов, но обнаружил пару сухих цветков, которые висели на кусте шиповника. Всё это мальчик съел с большим аппетитом. И сейчас ему было интересно и смешно, что сказала бы его мама, если бы узнала, что он питался сырой рыбой и старыми, засушенными зимой цветами? Вряд ли она похвалила бы его!

Когда дикие гуси, наконец, наелись досыта, они снова отправились к озеру, где развлекались, шутили, играли и ныряли почти до самого обеда.

Меж тем дикие гуси бросили вызов Белому Гусаку, предложив ему принять участие во всех принятых в их компании соревнованиях и всех видах спорта. Они устраивали с ним гонки по плаванию, бегу и полётам. Большой Ручной делал всё, что было в его силах, чтобы не сдаваться, не ударить лицом в грязь и не показаться смешным, но умные и тренированные дикие гуси каждый раз всё равно побеждали его. Всё-таки, как никак, его откармливали к Рождеству, и он был слишком жирен для того, чтобы целыми днями прыгать и скакать, как последний дурак! Все это время мальчик сидел на спине гусака и подбадривал его, и ему было так же весело, как и остальным. Они смеялись, визжали и кудахтали, и было удивительно, что их не слышали люди в поместье. Должно быть, он и были заняты счётом заработанных за день денег! Ведь когда человек считает деньги, он, бывает, становится слепым, как крот и глухим, как тетерев!

Когда диким гусям надоело играть, они вылетели на лёд и отдохнули там пару часиков, подрёмывая в снежной тишине. Вторую половину дня они провели почти так же, как и первую. Сначала пару часов кормились на берегу, затем до захода Солнца купались и играли в полынье у кромки льда, после чего сразу же устраились спать.

«Это как раз та жизнь, которая мне подходит! Как мне нравится всё это! Как всё это здорово! Класс! — подумал мальчик, когда забрался под крыло Гусака, — Но завтра, я полагаю, вся эта лафа закончится и меня отправят домой! Ужас!»

Прежде чем заснуть, он лежал и думал, что если бы он мог лететь вместе с дикими гусями, то избежал бы всех их обвинений и оскорблений за то, что он такой ленивый увалень и бездельник. Тогда он мог бы каждый день быть свободным, и его единственной заботой было бы, как раздобыть что-нибудь поесть. Какая ерунда! Сейчас, когда он стал таким крошечным, ему так мало было нужно, и он всегда мог легко раздобыть что-нибудь на обед!

Поэтому он попытался представить себе всю сцену целиком — всё, что ему предстоит увидеть, и все чудесные приключения, в которых ему будет отпущено участвовать. Да, это было прекрасно, во всяком случае сильно отличалось от домашней скуки и школьного рабства, которые ему прочили родители.

«Если бы я только мог отправиться с дикими гусями в их странствия, я бы больше не горевал из-за того, что стал таким маленьким!» — подумал Нильс.

Он теперь не боялся ничего — кроме того, что его отправят домой. Но даже в среду гуси почему-то ничего не сказали ему о его скором отъезде. Этот день прошёл так же, как и все прочие, какпонедельник и вторник; и мальчик потихоньку успокоился и приобрёл чувство все большего и большего довольства жизнью и радовался каждой ночи, проведённой на свежем воздухе. Он фантазировал, что прекрасный парк Вид-Клойстер, который к тому же оказался таким же большим, как лес, принадлежит только ему; и ему не хотелось возвращаться в душную хижину и на маленький клочок земли там, дома, под боком у своих родителей.

В среду он поверил, что дикие гуси решили оставить его с собой; но в четверг он снова утратил надежду.

Четверг начался точно так же, как и другие дни. Гуси кормились на широких зелёных лугах, а мальчик охотился и бродил в поисках пищи в парке. Через некоторое время Акка подошёл к нему и спросил, не нашёл ли он чего-нибудь съестного. Нет, на сей раз он ничего не нашёл. — ответил он, и тогда гусак стал искать сухую траву тмина, в которой сохранились все нетронутые ветром и дождями крошечные чёрные семечки.

Когда мальчик поел, Акка сказал, что, по его мнению, он слишком безрассудно бегает так открыто по парку. Он задал вопрос, знает ли мальчик, от скольких врагов ему приходилось защищаться — ему, который так мал и беззащитен. Нет, Нильс вообще ничего такого не подозревал. Затем Акка начал перечислять этих врагов Нильсу.

Всякий раз, когда мальчик бегал в парке, говорил Акка, ему не помешало бы высматривать лисицу и куницу. Когда он приходил на берег озера, он должен был денно и нощно думать о выдрах, знает ли Нильс, какие у них острые клыки? Когда он сидел на каменной стене, он не должен был ни секунды забывать о ласках, которые могли пролезть в самые утлые норы; и если он хотел лечь и поспать на куче лесных листьев, он должен был бы сначала выяснить, не спали ли гадюки в своём зимнем лежбище прямо под ним или в той же самой куче? А как только ему придёт в голову мысль выйти в чистое поле, ему следует следить за ястребами и канюками; за орлами и соколами, которые безостановочно парят в воздухе, карауля мышей. В зарослях ежевики его могли поймать ястребы-перепелятники; сороки и вороны водились и каркали здесь повсюду, куда ни кинь взгляд, и им он не должен был уж слишком доверять. От них можно ожидать чего угодно, но ничего хорошего! Как только наступали сумерки, он должен был держать ухо востро и прислушиваться к большим ушастым совам, которые летали рядом, так беззвучно махая крыльями, что могли незаметно подлететь прямо к нему, прежде чем он был способен понять, что они рядом и спрятаться.

Когда мальчик услышал, что вокруг так много тех, кто караулит его и охотится на него, чтобы отнять у него жизнь, он подумал, что ему будет просто невозможно сбежать. Он не особенно боялся умереть, но ему не очень нравилась идея быть съеденным какой-то противной тварью, поэтому он спросил Акку, что ему следует делать, чтобы защитить себя от этих плотоядных зверюг.

Акка сразу же ответил, что мальчику первым делом следует постараться подружиться со всеми мелкими животными в лесах и полях — с шустрым беличьим народцем и ушлым семейством зайцев; со снегирями и синицами, дятлами и жаворонками. Если бы он подружился с ними, они могли бы предостеречь его от опасностей, найти для него укрытия и защитить его.

Но позже в тот же день, когда мальчик попытался воспользоваться этим советом и обратился к Сирлу Белке, чтобы попросить его защиты, было очевидно, что тот не хотел ему помогать.

«Вы, сударь, конечно, не можете ничего ожидать ни от меня, ни от остальных маленьких животных! Они вам помогать не будут!» — сказал Сирл, — Ты думаешь, мы не знаем, что ты — Нильс, мальчик-гусь, который в прошлом году разнёс в клочья ласточкино гнездо, раздавил яйца скворца, выбросил птенцов вороны в мергелевую канаву, поймал дроздов в силки и посадил белок в клетки? Поэтому ты просто должен сам научиться помогать себе так хорошо, как только можешь! И тебе следует быть благодарным нам, что мы не создаем лигу против тебя, хулиган, и не изгоняем тебя обратно к тебе подобным!»

В субботу вечером, когда мальчик возвращался на озеро Вомб с гусаком, он думал, что хорошо поработал за день; и при этом много размышлял о том, что сказали бы ему Акка и дикие гуси. Дикие гуси никогда вовсе не скупились на похвалы, но тут они не сказали ни слова, которые он так жаждал от них услышать.

Потом снова пришло воскресенье. Уже целая неделя прошла с тех пор, как мальчика околдовали, а он всё ещё оставался таким же маленьким.

Но теперь он, похоже, не изводил себя из-за этой шутки судьбы никакими тягостными мыслями. В воскресенье днём он посиживал, съежившись, в большом пушистом ивовом кусте на берегу озера и дул в тростниковую свирель. Вокруг него сновало столько зябликов, снегирей и скворцов, сколько мог вместить этот куст, и они пели песни, которые он пытался научиться играть сам. Но мальчику было не по себе, он не очень-то преуспевал в этом искусстве. Любое дело надо знать хорошо, в том числе игру на флейте. А он дул так фальшиво, что перья на маленьких мастерах певческого искусства встали дыбом, и они визжали и трепетали от тчаяния и омерзения. Мальчик так искренне смеялся над их ужимками, что наконец выронил свою трубку.

Он принялся дуть в неё ещё раз, и это закончилось так же плохо. Тут все маленькие птички заплакали:

— Сегодня ты играешь хуже, чем обычно, Дюймовочка! Ты не берёшь ни одной верной ноты! Где твои мысли, где твой былой талант, Дюймовочка? Приди в себя! Учись!

— Они (он имел в виду свои мысли) — в другом месте, — сказал мальчик, и это было абсолютной правдой. Он сидел там и размышлял, как долго ему ещё будет позволено оставаться с дикими гусями, или, возможно, его сегодня же отправят восвояси, домой.

Наконец мальчик бросил свою трубку и спрыгнул с куста. Он увидел Акку и всех диких гусей, которые длинной вереницей, переваливаясь на ходу, приближались к нему. Они шли так необычайно медленно и с таким достоинством, что мальчик сразу понял, что теперь он наверняка узнает, что они задумали с ним сделать.

Когда они наконец остановились, Акка сказал:

— У тебя вполне может появиться причина удивляться моим словам, Дюймовик! Ты наверняка удивился, что я не поблагодарил тебя за спасение от когтей Смирре Фокса. Но я один из тех, кто предпочитает благодарить делами, а не пустыми словами. Я послал весточку эльфу, который околдовал тебя. Сначала он ничего не хотел слышать о твоём исцелении, но я настаивал, посылал ему сообщение за сообщением и рассказывал ему, как хорошо ты вёл себя, пребывая среди нас. Он приветствует тебя и говорит, что как только ты вернешься домой, ты снова станешь человеком!..

Ха, подумать только! Какой же счастливый теперь был Нильс, как развеселился мальчик, когда дикие гуси начали в один голос говорить, и каким же несчастным он был, когда они закончили. Он не сказал ни слова, но отвернулся и заплакал.

— Что это такое, во имя всего святого, ч то случилось? — спросила Акка, — Похоже, я в чём-то перегнул палку?

Но теперь мальчик думал о беззаботных днях и всех этих приколах в пути; и о приключениях, и о свободе, и о путешествиях высоко над землей, когда только ветер свистит в ушах, путешествиях. по которым он уже стал скучать, и он действительно разрыдался от горя.

— Я больше совсем не хочу быть человеком! — сказал он, — Я хочу лететь вместе с тобой в Лапландию!»

— Слушай! Я тебе кое-что хочу сказать… — наклонил голову Акка, — Этот эльф очень обидчивый парень, и я боюсь, что если ты не примешь его предложение сейчас, тебе будет трудно уговорить его в другой раз! Не отказывайся от его предложения!

В этом мальчике была странная черта — пока он жил дома, он никогда ни о ком не заботился. Он не заботился ни о своих отце или матери, ни о школьном учителе, ни о своих школьных товарищах, ни о мальчиках по соседству. Всё, что они хотели, чтобы он делал — будь то работа или игра, — он считал только утомительной чушью. Поэтому не было никого, по кому он бы скучал или по кому бы мог тосковать.

Единственными, с кем он мог кое-как общаться и с кем был близок к согласию, были Оса, девочка — гусёнок, и малыш Матс — пара детей, которые, как и он сам, пасли гусей в полях. Но и они его не особенно заботили. Нет, отнюдь нет! Так не пойдёт!

— Я не хочу быть человеком! — прорычал мальчик, — Я хочу поехать с тобой в Лапландию! Вот почему я так хорошо вёл себя целую неделю!

— Я не хочу запрещать тебе идти с нами, иди так далеко, как тебе нравится! — примирительно сказал Акка, — Но сначала подумай, не хочешь ли ты снова вернуться домой. Может настать день, когда ты пожалеешь об этом!

— Нет! — сказал мальчик, — И ещё раз нет! Мне нечего сожалеть ни о чём! Мне никогда не было так хорошо, как здесь, рядом с тобой!

— Ну что ж, раз ты решил, пусть будет по-твоему! — сказал Акка.

— Спасибо! — сказал мальчик. Он был сейчас таким счастливым, что заплакал от радости, точно так же, как минуту назад он плакал от горя.