Контуженый

Сергей Бакшеев, 2023

Раненый минометчик ЧВК «Вагнер» приходит в себя в госпитале. Его друзья погибли в Донбассе, выжил только он. Его подозревают в предательстве, а он из-за частичной амнезии не может доказать невиновность и корит себя в смерти друзей. Теперь он должен найти и разоблачить предателя, иначе его ликвидируют. «Достоверный и искренний роман популярного писателя Сергея Бакшеева – первое литературное произведение о ЧВК «Вагнер» (Журнал «Подвиг»).

8

«Благодарю за то, что есть. Дай Бог, чтобы всё было хорошо. Спаси и сохрани, — шепчут мои губы и зацикливаются: — Спаси и сохрани, спаси и…»

— Контуженый! Молись про себя.

Я вздрагиваю, открываю глаза. Рассветные лучи солнца заталкивают ошметки ночного мрака под кровати. Раненый боец в больничной пижаме опирается одной рукой на костыль, в другой мнет сигарету. Приходит понимание: я в больнице, страшный взрыв в прошлом. Я спасен и сохранен. Только я. Все мои товарищи погибли.

— Я про себя, — объясняю соседу по палате.

— Спать не даешь, Контуженый. «Спаси сохрани» еще терпимо, но крики: огонь, выстрел! — раненый качает головой и ковыляет из палаты на лестницу покурить.

Когда он возвращается, я подзываю его:

— Друг, выручи. Телефон есть? Мне позвонить надо.

— Ты ж ни хрена не помнишь.

Мой телефон разбит, и я действительно не помню ни одного номера. Даже телефон мамы вышибло из памяти. Я показываю бойцу заявление в ЗАГС, где записано имя девушки, ее адрес и телефон.

— Один сохранился. Злата Солнцева.

— Невеста?

Мне хочется в это верить, и я киваю. Боец решает:

— Перед завтраком дам. А то наших разбудишь и невесту свою напугаешь.

Но соседи по палате уже проснулись. Меня поддерживают:

— Дай Контуженому позвонить.

— Пусть с девкой гутарит, а не с минометом.

— И на громкую поставь.

В моей руке телефон. Набираю номер Златы. Жду. В палате тишина, все прислушиваются. Обычные ценности мирной жизни особенно остро познаются после воскрешения на больничной койке.

В течение месяцев службы я не решался звонить Злате. В ночь расставания я добился физической близости с желанной девушкой, но плотская радость оказалась сиюминутной. Насилие, подобно взрывы, обожгло нас, отбросило друг от друга и разделило преградой. С моей стороны завеса стыда, с ее — презрения.

В окопах и блиндажах я прислушивался к разговорам Чеха с сестрой, и Шмель запросто рассказывал Злате о героических буднях. Обо мне Злата не спрашивала — вычеркнула из жизни. Я накручивал себя самоуничижительной мыслью: если погибну только я, ей станет лучше. Но случилось ровно наоборот.

Долгие гудки в телефоне прерывает долгожданный голос:

— Да, слушаю. — Злата говорит отчетливо и громко, чтобы перекрыть шум железной дороги.

Проводница в рейсе, догадываюсь я, и бодро кричу:

— Злата, это я, Кит!

— Кто?

— Никита Данилин.

После долгой паузы я слышу изумление вместо радости:

— Ты жив? А Денис?

— Я жив. Я в больнице в Луганске.

— Мне сообщили о гибели брата. Звонила Денису, нет связи. Я думала, все погибли. Что с Денисом?

Злата второй раз спрашивает о Денисе Шмелеве, не интересуясь моим состоянием.

— Злата, Дениса больше нет. Нас накрыло снарядами. Меня тоже крепко зацепило, не сразу очнулся.

— Ты жив, а Дениса нет. Антона нет, — потеряно лепечет Злата и переходит на громкие упреки: — Почему выжил только ты?

Вопрос в лоб. Она словно чувствует мою вину, а мне нечего ответить.

— Не помню. Я контуженый.

Жалкое оправдание. Я командир и отвечаю за жизнь подчиненных. Если я выжил, а они нет, значит, я виновен. Друзья погибли из-за меня.

Злата сыпет справедливые обвинения:

— Ты уцелел, как тогда в ночном клубе. Сам без синяка и царапины, а они пострадали! Ты в стороне, а они в пекло! Ты трус, а парни герои!

— Нет. В смысле, они герои… Но я не трус.

— Не герой уж точно. Ты… Ты…

Я слышу ее плач и прикрываю телефон. Я знаю, что она вспомнила. Перед глазами будка машиниста, плачущая девушка на полу, и я грубый, жестокий, самодовольный насильник. Какой же я идиот!

— Злата, я приеду и все объясню.

— Не приезжай, я не хочу тебя видеть.

— Я теперь другой.

— А я хочу прежних Дениса и Антона!

Злата истерит и в любой момент бросит трубку. Я тороплюсь:

— Скажи моей маме, что я в порядке. Почти вылечился.

— Жаль!

— Только память отшибло, но тебя вспомнил первой. — Я считаю сказанное комплиментом и жду реакции Златы.

— Теперь забудь! — бросает она.

В трубке отбой.

Я в центре внимания нашей палаты. Озираюсь и выдавливаю растерянную улыбку. В ответ понимающее сочувствие. И без громкой связи все слышали разговор. Подколок не последовало — и на том спасибо.