Гимгилимы -1. Добро пожаловать на Яппу!

Сергей Валерьевич Белокрыльцев, 2016

Далёкое будущее. Улит Тутли и Верум Олди прилетают на планету Яппа. Улит, тяготеющий к скандалам и истерикам, ругается с местными, ведь он сын известного писателя и владелец элитного клуба! А на отсталой Яппе почему-то об этом не знают. Ещё Улит влюбляется в зеленокожую библиотекаршу-муслинку. Любви все цвета покорны, даже если любовь произошла от ящериц и крокодилов. Верум же становится невольным консультантом по туризму для мэра Гимгилимов. Мэр ради завлечения будущих туристов с Земли решает увеличить налоги втрое. Некто Михудор отправляется в опасную экспедицию за рецептом самогона медьебнов, обитающих в лесной глуши в обществе хищников с милейшими острозубыми улыбками. Компанию ему составят два муслина, ветераны войны и "кровные" друзья – меткий стрелок-алкоголик Гумбалдун и зверолов Ретрублен. Ну и талантливый неудачник Чапут, которого преследуют кошмарные видения. Ещё Чапута преследует очумелый разведчик из подпольной организации "Скажи землянам нет!". Содержит нецензурную брань.

2. Особенности муслинских нравов

Улит, привычный к соблюдению режима дня, отчаянно зевал. Постелив на полу, он переоделся в ночную сорочку, забрался под одеяло и мгновенно уснул. Проспал, впрочем, недолго. Разбудили его непонятные и, главное, непрекращающиеся звуки откуда-то снизу. Хлопая спросонок глазами, он прислушался.

Звуки эти походили на заунывно-нарастающий и заунывно-стихающий вибрирующий стон голодной кошки, пятый день запертой в чулане. Ещё звуки отдалённо напоминали неторопливую игру на расстроенной скрипке. Резкий взвизг и заунывный вой. Короткая тишина. Взвизг и заунывный стон. Тишина. От жутких звуков веяло тоской, отчаянием и хотелось повеситься. Это в случае, если заранее проснуться и настроиться на нужный лад. А если подобное будит посреди ночи, то ничего кроме раздражения и ненависти не вызывает.

Улит испуганно вглядывался в темноту и прислушивался к доносящимся из неё неестественным визгам и совершенно мистическим завываниям. А потом, когда вспомнил, что находится на Яппе, среди зеленокожих варваров, жрущих червей, спящих на полу и обладающих отсталой цивилизацией 19 века, осмелел и выругался, грязно и с чувством. Затем с фонарём и тростью прошёл в соседнюю комнату, опустился перед Верумом на колени и потряс его за плечо.

— Верум, проснись, — громко окликнул Улит.

— А? — приподнял голову Верум и чуть не стукнулся лбом о железную решётку фонаря, который Улит сунул ему едва ли не в лицо. Верум сощурился на фонарь и закрылся рукой. — Что такое, Улит?.. Чего вскочил?

— Верум, как ты можешь спать при таком гвалте?! — рассердился Улит. — Вставай! Надо узнать, что за жуткие стоны внизу! Выяснить, что творится в гостинице этого старого маньяка! — Улит сильнее потряс Верума и чихнул ему прямо в лицо. Верум перевернулся на бок и закрылся одеялом.

— А, чтоб тебя!

И Улит в ночной сорочке и шлёпанцах, с фонарём и тростью вышел в коридор.

Взвизг-стон. Тишина. Взвизг-стон. Улит добрался до лестницы и, держась за перила рукой, которой одновременно держал и трость, спустился в холл. Звуки становились громче. Понемногу землянин приближался к их источнику, разгоняя темноту огнём фонаря.

Посреди холла на табурете восседала избитая в молодости черепаха Чикфанил. Престарелый хозяин удерживал перед собой некую бандуру, напоминающую размером и формами виолончель. Инструмент имел гриф, овальный корпус и единственную струну, по которой самозабвенно водил смычком владелец гостиницы, склонив голову набок и прикрыв глаза. От соприкосновения смычка со струной инструмент и визжал как сумасшедшая кошка. Чикфанил дул в трубочку в верхней части корпуса, вот тогда и раздавался заунывный вой. Каменные стены способствовали возникновению небольшого эха. Получалась великолепная мозговыносящая какофония.

Улит раскрыл рот и вытаращил глаза, а после, подавив желание обрушить масляный фонарь на зелёную лысину Чикфанила, подошел нему и заорал, естественно, на земном:

— Ты что, ненормальный?!

Потом опомнился и повторил фразу на муслинском.

Чикфанил открыл глаза и недоумённо посмотрел на Улита.

— Не кричите, — попросил он. — Все уже спят.

— Спят?! — Улит, которого чуть ли не колотило от ярости, ткнул фонарём на инструмент, зажатый коленями муслина. — Как кто-нибудь может спать вот под это?!

Чикфанил явно не понимал причин возмущения землянина.

— Вы чем-то недовольны? — Чикфанил улыбнулся. Улыбка получилась и робкой, и хищной. Так могла бы оскалиться черепаха, решившая напасть на проплывающую мимо рыбёху.

— Недоволен?! — заорал Улит. — Да ты надо мной издеваешься, старик!

Позабыв о манерах и благородном происхождении, Улит бросил трость на пол, выхватил у Чикфанила смычок и хотел уже злобно обломать его, как с лестницы надменно раздалось:

— Ты ещё что за урод?

Улит тут же вернул Чикфанилу смычок, но не оттого, что испугался, а затем, чтобы подобрать трость и принять боевую стойку. По лестнице величаво спускался высокий, подтянутый муслин в серой стёганной пижаме, перехваченной кушаком. У него было вытянутое брюзгливое лицо и длинные тощие ноги в резиновых тапках. Белоснежные волосы муслина были уложены под позолоченной сеточкой. В руке он держал такой же, как у Улита, зажжённый фонарь. Сам же полный и босоногий Улит с растрёпанными рыжими кудрями, в сорочке и с выставленной вперёд тростью выглядел не столь величаво. К тому же полы сорочки тесно обтягивали крепкие, тренированные икры, готовясь подло сковать движения.

— Ты что за урод? — спустившись лестницы, надменно повторил муслин. — Чего разорался? Все спят. Между прочим, спал и я.

Несколько лет занятий фехтованием дали о себе знать. Улит усмирил эмоции и сосредоточился на потенциальном противнике. Он холодно посмотрел на наглеца и улыбнулся кончиками губ. Однако змеиный взгляд не произвёл ожидаемого впечатления. Вернее, произвёл, но скорее обратное. Впоследствии Улит благоразумно вычеркнул змеиный взгляд из арсенала своих выражений-заготовок, чем полностью его опустошил. Взгляд муслина в пижаме состоял из чистого, отборнейшего презрения.

— Так ты один из хвалёных землян? — сказал он. — Думаешь, если твоя цивилизация более развита, чем наша, так ты можешь орать по ночам, перебудить половину постояльцев и меня заодно?! Что-то не нравится? Спи на улице. Помочь?

Муслин шагнул вперёд и попытался схватить Улита за руку. Улит, предугадав движение противника, отскочил назад и при этом стукнул самоуверенного муслина тростью по носу.

— Что, получил, зеленомордый? — воскликнул Улит, опустил трость и постучал по полу. — Не желаешь ли ещё, дурень?

Высокий муслин опешил и тряхнул головой. Из его глаз сами собой выступили слёзы, как всегда бывает, если пребольно стукнуть по самому кончику носа.

— Ах, ты, жиротряс говорящий! — прорычал он и запустил фонарём в землянина.

Улит ловко увернулся и повалил тонкостенную конторку. Пролетевший мимо фонарь разбился и расплескал горящее масло по полу. Муслин бросился на Улита. Его потемневшее от ярости лицо походило цветом на изумруд, пронзенный лучом солнца поздней осенью, или на пучок жухлого шпината.

Отпрыгивая вбок, Улит успел огреть нападавшего тростью по шее, но тут подвела узкополая сорочка. Улит, не удержав равновесия, уселся на пол. Высокий муслин тут же прыгнул на него с намерением оседлать. В последний момент землянин успел перехватить его за грудки и дёрнуть так, что муслин по инерции пролетел чуть дальше, чем предполагал, но тут же вскочил и снова напал на раскрасневшегося и озверевшего Улита. Противники сцепились и, кряхтя и отдуваясь, стали кататься по полу. Муслин старался задушить Улита кушаком от халата, а Улит старался этого не допустить.

От криков и шума набежала прислуга и постояльцы. Вестибюль ярко осветился дюжиной фонарей. В первых рядах явился Верум и первым бросился разнимать дерущихся. Ему помогли. Муслины удерживали своего, пока Верум оттаскивал Улита, так и норовящего лягнуть напоследок наглеца в резиновых тапках.

Верум силком усадил сына известного писателя на диван. Улит тяжело дышал, по подбородку размазалась кровь, сочившаяся из разбитой губы, щёки раскраснелись, а правое расцарапанное плечо оголилось — разодралась сорочка. Всё это придавало Улиту сходство с образом гладиатора, единственного выжившего после схватки тридцати воинов, десяти бронированных крокодилов, пяти медведей с балалайками, тигра с ядовитыми зубами и полсотни гигантских крыс, ничем особым не вооружённых. Подошёл Чикфанил, неизвестно где до этого прятавшийся.

— Неловко вышло, — промямлил старец и печально иэхнул.

— Да уж, неловко, — саркастически усмехнулся проходящий мимо муслин в резиновых тапках, дёргая болтавшийся рукав пижамы. Коротко треснув, рукав оторвался, и муслин брезгливо отшвырнул его. — Явился на наши земли, занимает гостеквартиры в наших сонодомах, и музыка болот ему не нравится! Мой любимый инструментал из ночных, а ему не нравится. А сам белый, как высохшее дерьмо! Га-га-га!

Муслин, гогоча, скрылся в умывальне.

Верум удержал вскочившего Улита.

— Ты устроил скандал? — спросил он.

Уборщица подмела осколки, вытерла масляное пятно и вместе с поваром подняла конторку. Решив, что инцидент исчерпан, все расходились. Кто-то из постояльцев подал Улиту трость, кто-то пару смоченных в воде салфеток.

— Спасибо, — сказал Верум.

А Улит схватил трость и ткнул ею в Чикфанила.

— Это старый хрен разбудил меня своими завываниями и взвизгами!

— Тише, успокойся, — сказал Верум. — Чикфанил, вы завывали и взвизгивали?

Чикфанил не успел ответить, потому что Улит соскочил с дивана, увернувшись от рук Верума, и бросился к стоящему в углу струнно-духовому инструменту.

— Вот! — крикнул он. — Вот этим он визжал! Я будил тебя, а ты не проснулся!

— Улит, чёрт бы тебя побрал, перестань истерить!

Улит вернулся на диван.

— Чикфанил, можете объяснить, что случилось?

— Я играл ночную музыку болот, — принялся рассказывать Чикфанил.

— Что за ночная музыка болот?

— Старинные народные мелодии — напоминания о былом. Когда мне не спится, а мне часто не спится, я исполняю музыку болот для постояльцев, чтобы им спалось крепче. Пришёл важный Улит, принялся кричать и отобрал смычок. Он явно был чем-то недоволен, но чем, понять не могу. На крики спустился один из постояльцев, Уддок Док. Он что-то сказал, и они начали драться.

— А Уддок Док, что он хотел?

— В морду, — буркнул Улит. — Он меня уродом назвал и хотел выставить на улицу.

— А может ты и вел себя как урод?

— Я не вёл себя как урод, я хотел спать, а старый маразматик пиликал на этой железке!

— Не было пиликания, — поспешил заверить Чикфанил. — Я играл ночную музыку болот. Ничего приятнее и полезнее для сна не бывает. Это каждому муслину известно.

Улит открыл было рот, но Верум показал ему кулак.

— Улит, иди спать, нам завтра ещё библиотеку искать.

Улит, продолжая ворчать, поднялся в гостеквартиру.

Подождав, когда скроется свет фонаря, Верум сказал:

— Чикфанил, я прошу прощения за бурное поведение моего друга. Это какое-то недоразумение.

— Ничего, ничего, — пробормотал старик. — Сегодня уж играть не буду.

— Не недоразумение, — поправил Уддок, выходя из умывальни. В руке он держал свою спальную сеточку, а волосы обмотал полотенцем на манер тюрбана. — Типичное поведение землянина, явившегося в наши земли и думающего, что ему всё дозволено только из-за того, что его цивилизация более развита, чем наша. Если бы я знал, что в этом доме живут земляне, я бы объехал грязный городишко и переночевал на ферме.

— Если Улит вас чем-то оскорбил… — не совсем удачно начал Верум.

— Оскорбил? — Уддок издевательски расхохотался. — Он вывалял… уронил меня на грязный пол. Перебудил весь сонодом, а мне пришлось принимать душ посреди ночи.

— Предлагаю подождать до утра.

— А что утро? — искренне удивился Уддок. — Утром я собираю вещи и уезжаю. Засим всё, инопланетное ничтожество!

Уддок с гордо поднятой головой поднялся по лестнице, скрипя мокрыми тапками из резины. Верум понадеялся, что Улит, затушив фонарь, не устроил засаду с табуреткой в руках где-нибудь в темноте.

— Кто этот Уддок? — спросил Верум хозяина гостиницы.

— Он приехал десятину назад, — сказал Чикфанил. — Говорит, что хочет присмотреть землю. Он востоковец. А востоковцы, — тут хозяин гостиницы понизил голос, — недолюбливают землян. Говорят…

— Что? — подбодрил старика Верум. — Почему востоковцы недолюбливают нас?

— Боюсь, — промямлил старик, — это может вас оскорбить. Я бы не хотел ссориться с такими важными особами, как вы.

— Мы не важные особы, — поправил Верум, — просто Улит мастак в головологии, любит пускать пыль в глаза. Я не обижусь, говорите.

— Но только между нами. — Чикфанил быстро зашептал: — На Востоке Материка вы, как бы сказать, не очень-то и популярны. Вам там совсем нет веры. Востоковцы думают, что вы хотите обмануть всех муслинов и поработить нас.

— Спасибо за разъяснения, — кивнул Верум. — Надеюсь, утром всё наладится.

Он вернулся в номер. Улит лежал в постели, будто и не покидал её.

— Утром извинись перед муслином, с которым вы сцепились, как два уличных кота, — сказал Верум. — Помнишь слова начальника космопорта о востоковцах? Этот тип как раз с Востока. Может шум поднять, своим министрам пожаловаться, или кто там у них. А если в нашем посольстве узнают о твоей выходке, то возьмут под арест и вышлют с Яппы. Что отцу скажешь?

Сын известного писателя хранил молчание.

Утром Верум, спросив у Чикфанила номер комнаты Уддока, постучался к востоковцу. Уддок крикнул, что кто бы там ни был, может убираться, так как он, Уддок, занят тем, что собирает вещи и намеревается покинуть насквозь провонявший землянами сонодом.

Поняв, что разговаривать с ним бессмысленно, Верум присоединился к Улиту, который умывался в душевой на первом этаже.

— Я поднимался к тому типу, — сказал Верум, намыливая подбородок, — он собирает вещи. Боюсь, нажалуется властям, и у нас могут быть неприятности, в том числе и у тебя с отцом. Ты бы поднялся к нему и извинился.

Улит зловеще молчал. И с ним разговаривать было бессмысленно.

Перекусив в гостиничной столовой вполне съедобным — может, несколько солоноватым — мясом и запив его местным — может, несколько кисловатым — чаем, Верум решил приступить к поискам библиотеки. Чикфанил понятия не имел о том, где искать"библиотека".

Однако на улице их ожидал сюрприз. Перед гостиницей стояли дюжины две муслинов и все, как один, уставились на землян. У шестерых на лямке через шею висели какие-то приспособления. Высокий муслин, похожий на передвижную миницистерну, с толстыми руками и ногами и мясистым лицом с мясистым носом и тремя подбородками, одетый во всё зелёное, под цвет муслинской кожи, махнул рукой.

Трое муслинов с помощью своих аппаратов, судя по всему музыкальных инструментов, начали издавать на редкость отвратные звуки, заунывно-скрипучие и тоскливо-визжащие. А громче всех старательно сипел муслин, усиленно дувший в желтый металлический шар с дырочками снизу и мундштуком сверху.

Три полные муслинки крутили ручки жёлтых ящиков, извлекая из них мерный скрип. В такт ему они громко и утробно ревели и рычали. Трудно было поверить, что кто-то, тем более женщины, пусть и не земные, могут так громко и страшно рычать. Густые голоса муслинок легко выделялись из сопровождающей их гамообразной муслинской музыки. Возможно, их рычащее песнопение было самым приятным из того, что обрушилось на барабанные перепонки бедных землян. В чём заключалась суть происходящего, Верум с Улитом не понимали.

— Вот! — мрачно произнёс молчавший до этого Улит, показывая пальцем на оркестр и певичек. — Теперь и ты слышишь это!

— Слышу, — согласился Верум, — только не истерю. Веди себя спокойно. Давай посмотрим, что будет дальше. Послушай, ведь хорошо рычат, громко и с чувством.

Очередной взмах руки цисцерноподобного муслина в зелёном завершил музыкальное представление. Муслин о трёх подбородках шагнул вперед, выставил могучую грудь, плавно переходящую в могучий живот, и внушительно произнёс:

— Я, Трощ Орт, горовождь Гимгилимов, желаю славных ночей столь важным гостям с великой и важной Земли! Обещаю, что время, проведённое в нашем замечательном городе, станет для вас незабываемым! Ыа! Ыа! Ыа!

«Ыа! Ыа! Ыа!» подхватила вся делегация. Улит устало и обречённо произнёс:

— Мы попали на планету дебилов. Отсталых зелёных дебилов.

— Успокойся, — ответил Верум. — Они, наверное, высказывают уважение к нам. Хотя… несколько непривычным для нас образом. Но это ли не приём, который заслужил сын известного писателя? А"горовождь", полагаю, означает"мэр".

Тем временем огромный Трощ Орт стоял и улыбался, как мог бы улыбаться варан, если бы обладал хоть каплей дружелюбности. Свита безмолвствовала. Улит сделал каменное лицо. Верум спустился с крыльца и подошёл к дородному мэру.

— Меня зовут Верум Олди, это мой товарищ Улит Тутли, — представился Верум. — Мы…

— А, за добавкой явился?! — воскликнул Улит.

На крыльце с огромным коричневым чемоданом и растерянным выражением лица стоял востоковец Уддок. Улит начал воинственно поигрывать тростью.

— Ты набросился на меня ночью, — начал Улит, — назвал уродом…

— Ты и есть урод! — заявил Уддок.

Реакция горовождя Троща была мгновенной и жёсткой.

— Взять под стражу наглеца, посмевшего оскорбить важных землян!

Откуда-то из-за спин муслинов выбежали трое в чёрно-жёлтой полосатой форме. Двое схватили Уддока под мышки и поволокли к двум стоявшим поодаль фургонам, тоже чёрно-жёлтым. Третий сцапал чемодан востоковца.

— Эй! — возмущённо вопил уволакиваемый Уддок. — Совсем рехнулись?! Ради пришлых своих в тюрьмы бросаете?! Ничего, Восток покажет поганым пришельцам с Земли! Вы ещё услышите о нас! И обо мне тоже услышите!

Уддока бросили в фургон. Машина укатила.

Улит криво и самодовольно ухмыльнулся, провожая взглядом фургон, и чихнул.

— Уважаемый горовождь, — сказал Верум, — тут какое-то недоразумение.

— Оно в том, — согласился Трощ, — что этот наглец с Востока разгуливал на свободе. Оскорбление столь почётных гостей — страшное преступление. Сейчас его поместят в тюрьму, а потом мы во всём разберёмся. Он понесёт заслуженное наказание.

«Пускай они варвары, но зато понимают, кто здесь важная персона и относятся ко мне с почётом», — подумал Улит. Теперь кошмарное музыкальное приветствие не казалось ему столь уж отвратительным.

— В честь вашего прибытия, — продолжил Трощ, — приглашаю отобедать в свой дом, а после предлагаю совместную показательную прогулку по Гимгилимам.

— Весьма благодарен, — сказал Улит, — но мне сейчас экстренно важно узнать, где находится б и б л и о т е к а.

— У нас нет библиотека, — растерялся Трощ. — Я о таком не слышал.

— Вы вообще знаете, что такое библиотека? — с подозрением спросил Улит.

— Нет, — ответил вождь. — Но если узнаю, я сделаю всё, чтобы найти библиотека!

«Что за тугодум!», — подумал Улит и максимально спокойно как мог пояснил:

— Библиотека, это место, где хранятся записи обо всём.

Вождь растерялся окончательно. Он оглянулся на свою свиту. Свита молчала.

— Планета зелёных дебилов, я же говорю, — сказал Улит Веруму.

— Нет, — вспомнил Верум слова Михудора. — Это ты неправильно спрашиваешь. Горовождь, нам нужна исписанная бумага.

— Ырр! — просиял Трощ. — Дом исписанной бумаги Шафтит!

— До чего примитивный язык, — не преминул заметить Улит. — Да, мне нужен дом исписанной бумаги.

— Проводить важного землянина до дома исписанной бумаги! — распорядился городской вождь и сам же подозвал околачивающегося возле паренька. — Эй, поди сюда! Веди землян туда, куда они прикажут.

— Составь компанию городскому мэру, — показал Улит тростью на Верума, — а я отправлюсь в библиотеку разузнать, что у них с историей. Показывай, куда идти.

И Улит вместе с юным проводником зашагал к дому исписанной бумаги Шафтит, оставив Верума один на один с городским вождём, его свитой и оркестром.

По пути к дому исписанной бумаги Улит разглядывал окна домов, витрины магазинов и читал вывески. «Сладкая лавка Нечьет», «Стиральная Фигеля», «Грибная слизь Ашвин». Внимание Улита привлекло яркое, пурпурно-малиновое здание с надписью на вывеске «Королева маток мадам Притёртеры».

— «Королева маток». Это что-то связанное с м у р а в ь я м и? — спросил Улит.

— Муравьями? — переспросил юный проводник.

— Это дом насекомых? — спросил Улит, пытаясь подобрать правильное словосочетание. — Здесь держат насекомых на продажу?

— О! — заулыбался проводник. — Только не насекомых, а маток, и не на продажу.

И прочертил руками в воздухе что-то вроде перевернутого треугольника.

— Маток? — теперь недоумевал Улита.

— Да, да, маток!

— И что с ними делают?

Проводник жестом показал, что с ними делают. Улит покраснел и решил впредь ничего не спрашивать у всезнающего подростка.

В этот момент дверные створки «Королевы маток» распахнулись настежь и вышвырнули муслина. Когда тот выпрямился, то в глаза прежде всего бросилось измождённое алкоголизмом лицо, увенчанное плешью. Из одежды на нём были лишь потрёпанные панталоны с отстёгивающимся клапаном-форточкой в тыльной части и старая, некогда красная рубаха. Штаны муслин держал в руках, торопливо засовывая в них костлявую, поросшую седым пухом ногу. Из борделя выскочили полноватые муслинки в столь откровенных нарядах, что сын известного писателя стушевался и уставился на землю.

— Гумбалдун, гимгилимский тартыга, — сказал провожатый, указывая на старика. Произнес он это так, словно Гумбалдун был местной знаменитостью.

Успев натянуть одну только штанину, плешивый старик, путаясь в болтавшейся половине штанов, поскакал по улице, подгоняемый гневными выкриками «маток». Женщины, утратив интерес к беглецу, но продолжая эмоционально переговариваться, хлопнув дверью, скрылись в «Королеве маток».

— Что это было? — спросил оторопевший Улит.

— Это было явление Гумбалдуна, — повторно пояснил мальчишка.

— Эти…

— Матки, — подсказал проводник.

— Да, матки. Что они хотели от него? Я не разобрал ни слова.

— Они хотели оторвать ему причиндалы и руки. И ноги на всякий случай. Ему повезло, что он убежал.

— И они бы это сделали? — искренне поразился Улит.

— Может быть.

— Что же он такого натворил?

— Гумбалдун не заплатил им, он поимел их под пенсию.

«Что за приятель у Михудора? Окна бьет под пенсию, к шлюхам ходит под пенсию. Ну неужели Михудор, казалось бы, землянин, не брезгует компанией такого отвратительного существа? Может, это какой-то другой Гумбалдун?».

— Мерзость какая! — вздрогнул руководитель ЭКЛИ, шокированный вопиющей безнравственностью местного населения.

— Вы правы, важный землянин, — согласился проводник. — Маткам обязательно нужно платить, у них тяжелая работа. Некоторые работают сутками, а некоторые и целую десятину, не смыкая ног…

— Заткнись! — прикрикнул на него Улит. — Ничего не хочу об этом слышать!

Проводник послушно умолк. Остаток пути они прошли молча.

— Это дом исписанной бумаги Шафтит, — паренёк показал на белое здание.

— Всё, свободен. Дальше я сам, — Улит помахал рукой, словно отгонял назойливую мошку. — Брысь, кыш! Как там, чтобы ты понял… А, ты чаевых ждёшь?

Улит выгреб кучку мелочи из кармана и бросил её, как голубям бросают корм. Брошенные монеты со звоном ударились о мостовую и покатились по булыжникам. Паренёк же стоял столбом, таращился на землянина и несмело улыбался.

— Ну, чего тебе? — спросил Улит и пальцами пощипал воздух, как обычно изображают щипающихся гусей. — Беги, хватай! Это деньги! Вот глупое создание… Ладно… свободен!

Улит открыл металлическую дверь с квадратами стекла и вошёл в библиотеку. Он не видел, как молодой муслин неспешно принялся собирать мелочь. Улит же оказался в небольшом помещении с белыми стенами и потолком, и полом из синих лакированных дощечек. Прохода дальше сын известного писателя не отыскал.

— Эй! — крикнул он. — Есть кто?.. Проклятье, куда идти-то?

Пока Улит чесал в затылке и телился, часть белой стены отъехала. Из образовавшегося проёма вышла молодая муслинка. Она была одета в розовые хакамы — свободные штаны с манжетами-гармошками, — шёлковую розовую рубаху на выпуск и мокасины. Волосы цвета чёрного шоколада были собраны в конский хвост. Лицом и голубыми глазами она походила на миловидную зеленокожую девушку-европейку.

— Славных ночей! — девушка с любопытством разглядывала землянина. — Я бумажница Шафтит Фаш.

— Я Улит Тутли, сын известного п и с а т е л я Земли, и мне нужна ваша история в изложении Слунца.

— Рада знакомству, землянин, — сказала Шафтит. — Проходите в бумажную комнату.

Вдоль стен тянулись высокие стеллажи, уставленные книгами. К каждой полке крепился ярлык с номером и тематическим названием отдела. В дальнем углу, у винтовой лестницы, обнимающей железный столб и ведущей наверх, стояли стол и стулья. В просторном помещении едва уловимо пахло старой бумагой. Улит прошел вдоль книжных полок.

— «Эффективные водогрядки», — шепотом проговаривал он названия томов. — «Эффективные мясофермы». «Увеличение урожая водорослей на эффективных водогрядках». «Увеличение поголовья мясоходов на эффективных мясофермах».

Надписи становились все длиннее, а буквы все мельче. Следующий заголовок вещал совсем крошечным шрифтом: «Увеличение поголовья мясоходов на эффективных мясофермах методом откорма мясоходов водорослями, выращенными на…». Улит тряхнул головой. Ему сделалось дурно от такого длинного названия. Сын известного писателя обратился к другому стеллажу. «Обработка камня». «Обработка дерева». «Изготовление сельскохозяйственных инструментов». «Строительство сельскохозяйственных зданий при помощи сельскохозяйственных инструментов, изготовленных из дерева, обработанного инструментами, изготовленными из…». Улит перестал читать заголовки.

— Я бы хотел взглянуть на исписанную бумагу, где… которая… хм… — осекся Улит.

— Я поняла, вас интересует история муслинов в изложении Слунца.

Бумажница направилась к дальнему стеллажу, придвинула к нему лесенку и поднялась по ней до двенадцатой полки.

Улит знал, что было всего три тома муслинской истории, а четвертый писался. Каждый том был напечатан в нескольких экземплярах. Выпустить книгу общим тиражом историк собирался лишь по завершению работы над четвёртым томом, а экземпляры, что хранились в доме исписанной бумаги Шафтит, были данью уважения историка к родным для него Гимгилимам.

Шафтит вернулась с книгой пугающих размеров.

— Вот, — сказала она, — это первая часть.

Толстенная книга с гулким, похоронным стуком легла на стол.

Улит, вяло листающий книгу, выглядел не вполне довольным, и бумажница обеспокоенно спросила:

— Это не то, что вы искали?

— Нет, — ответил Улит. — Вернее, да. Именно то. Какая у вас длинная и… толстая история.

Бумажница, прикрыв рот рукой, хихикнула.

— Это правда. Слунц любит детальные описания и подробности.

— Не нужны мне его детальные подробности, — отмахнулся Улит. — Мне нужно только важное. История развития вашего народа, видные государственные фигуры, кто кого победил, кто что открыл, кто кого закрыл, кто на ком женился и кого убил, даты, факты. Все это отец собирается использовать в своей… в своей бумаге.

— Ваш отец хочет исписать бумагу нашей историей? — удивилась Шафтит.

— Зачем ему исписывать бумагу вашей историей, если она уже исписана этим вашим Слунцем?

— Но вы же говорите, он хочет исписать…

— Я прекрасно знаю, что говорю, — перебил ее Улит. — Мой отец Ылит Тутли — один из самых известных… исписывателей бумаги на Земле.

— Чем же он тогда её исписывает?

— Он… — Улит устало вздохнул. — В вашем примитивном языке нет таких слов, чтобы описать то, чем занимается мой отец.

— Но вы сами сказали, что он исписывает…

— Ты будешь все время повторять мне то, что я говорю?! — взвился Улит. — Да, он, как вы это здесь называете, исписывает бумагу, но его бумага не имеет отношения к истории и прочей ерунде.

— Простите, я просто хотела понять, — смущенно произнесла Шафтит.

Раздался энергичный стук, затем голос Михудора:

— Открыто? — он вошел в бумажный зал и приподнял шляпу.

— Славных ночей, хранительница. Привет, Улит. Уф, насилу отыскал. Повезло, встречный мальчишка знал, где дом исписанной бумаги.

— Славных ночей, — ответила Шафтит, удивленная вторым за сегодня землянином. — Вас тоже интересует история Слунца?

— Нет. Мне бы с Улитом кое-что обговорить.

— У меня нет времени на сторонние беседы, — с достоинством, как учила мать, произнёс Улит.

Михудора это не смутило. Он уселся на стул против Улита, снял стетсон и положил шляпу рядом с первым томом истории Слунца. Закинул ногу на ногу, сплел на колене пальцы рук и заговорщицки посмотрел на сына известного писателя.

— Кто сказал, что беседа сторонняя? Ты, конечно, человек занятой, но если выделишь пять минут, я постараюсь тебя заинтересовать.

— Хорошо, — важно кивнул Улит, — только быстро.

— Сразу к делу, это мне нравится! — воскликнул Михудор. — Строителем-то, как ты понимаешь, состояние не сколотишь. Пораскинул я мозгами и решил открыть…

— Библиотеку? — спросил сын известного писателя.

— Да нет, на библиотеке состояние тоже не сколотишь, да и одной здесь хватаетс избытком, — засмеялся Михудор. — Я вот хочу открыть бар.

— Меня не интересуют бары.

— Ты выслушай сперва. Баров здесь, конечно, пруд пруди, шибко не раскрутишься. Вот я и решил, нужно что-то особенное. О медьебнах ты, наверное, ничего не знаешь.

— Нет.

— Не удивительно, — продолжил Михудор, — нашему правительству они не интересны, а муслины относятся к ним с брезгливой опаской. Эти медьебны дикари дикарями, живут деревушками в лесной глуши.

— И кому нужны эти медведки? Ты бесцельно тратишь мое время.

— Медьебны, — поправил Михудор. — Они мне нужны, Улит. Эти дикари варят лучший самогон, который я только пробовал. Черт возьми, точно тебе говорю, лучше и моя бабуля не могла сварить. Если я добуду рецепт и стану варить по нему самогон, все местные пьяницы сползутся в мой бар.

— А что, другие не продают такой самогон?

— Нет, никто, кроме самих медьебнов, не знает рецепт. Муслины в большинстве своём при одном упоминании о медьебнах корчат брезгливые рожи. То ли заразы боятся, то ли еще что. Такие уж отношения между ними сложились. А угостил меня их самогоном мой приятель, Гумбалдун. Во время войны с гюнтами муслинские солдаты частенько наведывались к медьебнам за выпивкой и плевать хотели на всякие предрассудки. Какие уж тут предрассудки, когда в горле пересохло, а каждый день как последний.

— Тот самый Гумбалдун, что орал истошным голосом посреди ночи?

— Он самый.

— И тот, что кубарем вылетел сегодня из борделя в спущенных штанах, а за ним гнались проститутки и грозились его убить?

— Ха-ха-ха! — разразился смехом Михудор. — Он, будь я проклят, он!

— Ты заводишь порочащие Землю знакомства, — с укоризной сказал Улит.

— Да будет тебе. Гумбалдун нормальный мужик, только выпить любит.

Улит фыркнул.

— Спонсор мне нужен, — прямо сказал Михудор. — Я собираю экспедицию. Нужно снаряжение, провизия, да и проводник с помощником не помешают. В лесах всякое может произойти. Сам понимаешь, безопасность и комфорт денег стоят.

— А я причём? Я произвожу впечатление человека, которого интересуют бары, выпивка и дикари?

— Я не слепой. Ты сын знаменитости — деньгами точно не обижен.

— Мой отец, как ты верно заметил, чрезвычайно знаменит и богат, однако я полностью независим от него в финансовом плане, — задрал подбородок сын известного писателя. — Как владелец ЭКЛИ, я располагаю солидными финансами.

— Даже не сомневаюсь! Я предлагаю взаимный интерес. Ты же коллекционируешь редкие книги, правильно?

— Верно. Моя коллекция признана ценителями одной из самых лучших.

— Ты же хочешь её пополнить, верно?

— Ну, я люблю, когда моя коллекция пополняется новыми книгами.

Улит откинулся на спинку стула, фривольно свесив с подлокотника правую руку, а левой начал жестикулировать, с аристократической ленцой, как всегда делал, если разговор заходил о его коллекции оригинальных книг с других планет.

— Некоторые мои знакомые часто путешествуют по планетам и иногда привозят любопытные экземпляры. Несколько месяцев назад Росии Рефоль, мой учитель по фехтованию, привез одну интересную книгу с одной оригинальной планеты, как же её…

— И о чём книга?

— Да о чём она, собственно, неважно. Мне больше интересен её вид. Она состоит из каменных листов, а буквы написаны красными чернилами, светящимися в темноте. Книжка называется «Льйааойёёомма ыыээхахуха хйорвней», что переводится как «Расширяющий врата». В ней пять страниц и двести килограммов веса. А книга с планеты, вспомнил, Черносемянной.

— Что ты говоришь! — поцокал языком Михудор. — Бывают чудеса на свете!

— Это ещё что! — довольно хихикнул Улит и горделиво продолжил: — В прошлом году мне досталась книга, которую я считаю лучшим приобретением. Мне привёз её один из соавторов отца, который отправился в путешествие по стране Лузна, что на планете Весёлых котов. Так вот, книга называется «Винь-вонь-фонья», что переводится как «Суть жизни». Текст на ней написан кровавой спиралью. В книге 15145 страниц. Я запросил перевод всего текста, начал читать, но ничего не понял, только спать захотел. У лузнанцев сложная философия. Но картинки я посмотрел все: цветочные луга, истерзанные дети. Обложка книги сделана из особого зелёного кристалла, который встречается только на планете Весёлых котов. Представляешь? Из цельного зелёного камня! Буквы на обложке высечены с помощью тончайшей иглы и обозначены оранжевыми чернилами, которые темнеют или светлеют в зависимости от освещения. Нет, я не в силах описать её красоту!

Улит зажмурил глаза и прижал обе руки к груди, словно держал в них «Суть жизни».

— И таких книг в моей библиотеке тридцать пять, — открыв глаза, продолжил он. — Каждая книга лежит в водонепроницаемом ларце из сверхпрочного, пуленепробиваемого, лазероотражающего и антирадиационного стекла, чтобы никто не мог дотрагиваться до моих шедевров своими грязными лапами, а только смотрел и наслаждался. Когда-нибудь я переведу и прочту всю коллекцию. Начну, пожалуй, с «Покемоникона», знаменитого запретного сочинения безумного японского поэта, не помню как его зовут. Кстати, один знакомый критик рассказал об особом способе чтения, диагональном. Говорит, экономит время.

Михудор, слушая восторженные излияния Улита по поводу коллекции, окинул стеллажи задумчивым взглядом.

— Предлагаю тебе, как знатоку книжных диковинок, сделку. Ты спонсируешь мою экспедицию, а я принесу тебе медьебнскую книгу.

— Ерунда какая-то, — недоверчиво нахмурился Улит. — Дикари не пишут книг, а ты сам сказал, что медведны дикари. Зачем вообще дикарям книги? Они же дикари.

— А как ты думаешь? Медьебны не вчера появились. У них за века, знаешь, столько опыта накопилось? Как все это для потомков сохранить? Вот они и придумали какую-никакую письменность, — на ходу врал Михудор. — Записывают медьебны свои секреты на коре, на шкурах зверей, на сушённых листьях.

Глаза Улита жадно заблестели. Он азартно постукивал пальцем по столу и хищно пожёвывал нижнюю губу.

— Это же прямо как древние книги древних землян, — возбужденно произнес Улит. — Я всегда мечтал пополнить коллекцию чем-то старинным, но все старинное хранится в музеях. Ты уверен, что у медьебнов есть такие книги?

— Абсолютно уверен, — как можно убедительнее соврал Михудор. — Мне Ретрублен рассказал. Это бывший военный, который теперь охотой промышляет. Он частенько к медьебнам наведывается.

Улит, заложив руки за спину, стал нервно ходить по залу. Обошел помещение по часовой стрелке, затем развернулся перед Михудром и обошёл против часовой стрелки.

— Такую возможность упускать нельзя! — заявил наконец Улит, встав перед усатым строителем. — Ты обязан достать мне книгу медьебнов! Но есть проблема — таможня.

— Нашел проблему, — усмехнулся Михудор. — С таможней договориться можно.

— Я имел возможность пообщаться с этими болванами. Эти неотесанные мужланы ничего не смыслят в литературе, с ними невозможно договориться.

«Дурной что ли?», — подумал Михудор.

— Зато они смыслят в деньгах, — он характерно потер большой и указательный палец.

Улит состроил одну из своих самых надменных и пренебрежительных мин.

— Большинство людей ни о чём другом и думать не могут.

— Деньги всем нужны, вот и зарабатывают как могут.

— Я никогда никому не давал взяток, — с достоинством заявил Улит.

— Гляжу, человек ты принципиальный, — понимающе кивнул Михудор. — Считай, я ничего не предлагал. Есть в Язде пара человек, которых можно заинтересовать медьебнскими книгами. Попытаю счастья у них.

— Какая еще пара человек? — сощурился Улит.

— Ещё не знаю, — ответил Михудор, вставая и надевая шляпу. — Но знаю, что есть. Может, коллекционеры, может, контрабандисты.

Но Улит не собирался просто так отдавать вожделенную книгу.

— Стоять! — рявкнул сын известного писателя так, что Михудор вздрогнул.

— Каким таким коллекционерам-контрабандистам? — злобно прошипел Улит.

— Скоро узнаю.

— Не смей отдавать мою дикарскую книгу каким-то проходимцам!

— Я и не отдаю, — сказал Михудор. — Пока и книги-то никакой нет.

Улит бросился к столу, уперся в столешницу руками и вперился в Михудора лихорадочным взглядом. Его лицо раскраснелось, а на губе, подбитой в ночной драке и старательно изжеванной, выступила капелька крови.

— Экспедиция долгая?

— Ну, так сразу сказать не могу, — ответил Михудор. — Пока соберусь, пока договорюсь с проводником…

— Мне нужно знать конкретные сроки!

— Откуда мне знать конкретные сроки? — удивился Михудор. — В экспедиции всякое бывает. Ты планируешь одно, а происходит совершенно другое.

— Нет, не понимаю. Я не хожу в экспедиции. И когда я планирую одно, другого случиться не может.

— Ну а сам ты насколько здесь застрял?

— Откуда мне знать?

— Вот тебе раз! — засмеялся Михудор.

— Ничего смешного, — огрызнулся сын известного писателя. — Я не мог предвидеть, что труды историка Слунца окажутся такими… подробными.

— Ну да, здоровенная книга, — кивнул Михудор.

— И таких книг три, — мрачно сказал сын известного писателя.

— Месяца два-то пробудешь здесь? — спросил Михудор.

— Понятия не имею, — ответил Улит. — Хотя имею. Так или иначе, я пробуду здесь три месяца, ведь «Гаргапан» прилетает сюда раз в три месяца. Постараюсь уложиться этот срок. Не хотелось бы торчать здесь полгода.

— А вдруг я не успею к твоему отлету? Пока этих медьебнов отыщешь… Может, правда, лучше договориться с яздинскими коллекционерами…

— Никакой коллекционер, или кто он там, не получит мою книгу! Приходи вечером в сонодом. Кстати, сколько тебе нужно денег?

— Ну-у… нужно все подсчитать, прикинуть. Скажу вечером, хорошо?

— Хорошо, мне тоже нужно подсчитать, можешь идти, — сказал Улит. Он щёлкнул пальцами и крикнул: — Эй! Э… как там тебя? Женщина! Муслинка! Шафтит!

Шафтит заглянула в читальный зал.

— Принеси остальные бумаги этого Слунца.

Читая оглавление трех томов Слунца и сверяясь с указаниями отца, Улит старался понять, сколько же времени займет изучение всего этого.