Часть той силы

Сергей Герасимов

5. Жало…

— Жало? — не поверил Ложкин. — Каких же размеров была пчела?

— Это была не пчела, — ответил дед, — это было особенное насекомое. А сейчас ты почувствуешь его жало на своей шкуре.

Он встал и аккуратно вложил сломанную руку в большой карман плаща. Затем решительно двинулся к Ложкину.

— Сейчас я все-таки вызову врача, — сказал Ложкин, но в этот момент дед так сильно толкнул его, что он едва устоял на ногах. Удивительно, сколько силы еще сохранилось в этом старом теле.

— Сейчас я сам за врача, — сказал дед. — Сюда иди!

— А вы еще ничего, в форме, — признал Ложкин. — Но боюсь, что сотрясение мозга мешает вам понимать суть дела. Мне связать вас, или как?

— Попробуй.

— Вы ставите меня в неудобное положение. Я не умею драться со стариками.

— С однорукими стариками, — уточнил дед и легким быстрым движением ткнул его в скулу. Зубы щелкнули, и в голове зазвенело. Удар был таким, будто двинули не кулаком, а стальной гирей.

— Попробуй, подерись, если сможешь, — говорил дед. — У нас в семье все сильные, может быть, у тебя получится.

Ложкин протянул руку, пытаясь схватить деда за плечо, но дед перехватил ее в воздухе и сжал своими пальцами с нечеловеческой силой, с силой стальных тисков. Суставы хрустнули.

— Что, не получается? — поинтересовался дед и начал пригибать Ложкина к земле. Через минуту беспомощный Ложкин уже стоял на коленях. Дед отпустил его, отошел, ногой подвинул стул к двери и сел на него.

— Люди не бывают такими сильными, — сказал пораженный Ложкин. Он пытался пошевелить пальцами. Даже легкое движение вызывало сильную боль, но, похоже, что кости остались целы. — Это невозможно!

— Это обычные люди не бывают, — ответил дед. — Ты меня с обычными людьми не равняй. Что тебе сломать, чтобы ты мне поверил? Руку, ногу, челюсть? Я могу тебя задушить двумя пальцами. Сила — это такая вещь, которую даже последний дурак понимает. Поймешь и ты. Сейчас возьми коробку с жалом и подойди ко мне. Если будешь сопротивляться, то тебе же будет хуже. Посмотри на это.

Дед достал из кармана медную монету и легко согнул ее пальцами, так, словно она была бумажной. Потом согнул ее вчетверо и бросил Ложкину. Тот с изумлением посмотрел на монету. Потом попробовал ее разогнуть и убедился, что монета настоящая.

— Фантастика, — сказал Ложкин. — Снимаю перед вами шляпу. Надеюсь, это фокус?

— Это демонстрация, — ответил дед, продолжая пристально смотреть на него. Он улыбался как-то криво и даже слегка смущенно. Видно было, что он искренне гордится тем, что делает.

Ложкин взял в руку коробку с жалом. Жало выглядело, мягко говоря, довольно неприятно.

— Что вы хотите с этим сделать? — спросил он.

— Я собираюсь сделать тебе инъекцию, — ответил дед, — всего лишь инъекцию. Никакого вреда для тебя не будет, могу поклясться матерью. Так что не волнуйся.

— Я должен знать, что это такое.

— Ничего ты не должен, — возразил дед. — Я же все равно тебя заставлю. Заставлю, как котенка.

— Нет, — сказал Ложкин. — Никто не может меня заставить. Допускаю, что вы можете задушить меня двумя пальцами, но заставить меня — это не в ваших силах.

— Точно?

— Точно.

Дед смотрел на него некоторое время, продолжая неприятно улыбаться.

— Молодец. Узнаю свою породу. Тогда, пожалуй, расскажу. Это жало одного забавного существа, которое вначале устанавливает контроль над человеком, а потом медленно поедает его. Поедает не сразу, а за много месяцев, и все это время человек остается жив и ни капельки не сопротивляется. Очень страшная штука, такая тебе и не снилась.

— Почему человек не сопротивляется?

— Потому что жало выделяет яд, который контролирует психику. Что-то вроде наркотика. Психологическая консервация живого мяса. Сейчас ты держишь в руках мертвое жало. Оно еще сохраняет остатки яда, несколько недель держит силу.

— Вы собираетесь меня съесть сырым? — пошутил Ложкин.

Дед ухмыльнулся шутке.

— Нет, малыш, мне нужен лишь хороший контроль над тобой. Я должен быть уверен, что ты выполнишь задание. Без всякой отсебятины и без собственных ярких идей. От этого зависит моя жизнь. После того, как я умру, ты должен вернуть меня к жизни. Ты должен действовать точно и спокойно, и тогда у тебя все получится. Сейчас ты просто выполняешь просьбу своего умирающего родственника, и ничего плохого в этом нет. Это даже благородно. Это нормально. Ты просто спасаешь мне жизнь, понял? Разве ты не хочешь спасти мне жизнь? Отвечай честно!

— Допустим. Допустим, хочу.

— И это единственный способ. Сейчас я сделаю тебе инъекцию, у тебя закружится голова, и пару минут ты будешь, как в тумане. Потом все вернется к норме. За эти две минуты я вложу в тебя программу действий.

— Я буду знать эту программу?

— Нет. Она останется в подсознании. Клянусь, что никакой уголовщины в этой программе нет. Тебе не придется делать ничего такого, что попадает под статью. Тебе не нужно будет поступать низко, подло или нечестно. Тебе не нужно будет идти против своей совести. Ты просто вернешь меня к жизни, вот и все.

— Это важно, — сказал Ложкин.

— Жало — превосходный стимулятор жизненных сил. Как женьшень, только в десятой степени. Ты скажешь мне спасибо, обещаю тебе.

Дед взял мерзкий предмет двумя пальцами, и жало разогнулось, ощутив прикосновение. Из одного конца выдвинулось что-то наподобие толстой нити или гибкой иглы. Жало все удлинялось и удлинялось.

— Лучше закрой глаза, — сказал дед, — для непривычного взгляда это не самое приятное зрелище.

Когда все было кончено, дед снова вложил жало в коробку, а коробку спрятал в сумку. Ложкин еще ощущал слабость во всем теле, но не такую слабость, какая бывает после болезни, а такую, какая бывает после долгого сна.

— Сейчас я открою тебе тайну, — сказал дед.

— Тайну?

— Не притворяйся идиотом. То, что я показываю тебе сейчас, это не фокусы. Я угадываю слова и желания твоей шлюхи, я сгибаю монету пальцами, наконец, я показываю тебе живое и действующее жало. Зачем я это делаю?

— Чтобы я поверил, — ответил Ложкин.

— Вот именно! Чтобы поверил, и чтобы понял серьезность моих слов. Или тебе показать более страшный фокус?

— Нет необходимости.

— То, что ты услышишь сейчас, — сказал дед, — ты не должен говорить никому, кроме своего прямого наследника, если такой появится. Тайна эта опасна, причем во многих отношениях. Эта тайна уже убила твою семью. От семьи остались лишь мы с тобой. Оглянись вокруг, нет никого, все уже на том свете! Куда делись все твои браться, дяди и тети, не знаешь? — их уничтожила тайна. И мы с тобой тоже надолго не задержимся. Это тайна, которая убивает. Не самая приятная тайна.