Право на выстрел. Повесть

Сергей Жоголь

Повесть является призёром литературного конкурса «О таможне с любовью», посвящённого 25-летию образования Федеральной таможенной службы.

Глава вторая

которая начинается с помывки, а заканчивается вынужденным выздоровлением больного

Сидя в одних подштанниках на пороге предбанника, Лёша тяжело дышал и похлёбывал из ковшика холодный клюквенный квасок. Из парилки доносились хлёсткие шлепки, хрипловатое кряхтение и громкий мужской смех. Генка не просто парил Андреева, но ещё и развлекал начальника анекдотами. Правда, при этом, хохотал в основном сам Генка, Никита Лукич же лишь скромно посмеивался. Лёша уже минут двадцать как выскочил из парилки, Андреев же с Рыковым сидели там уже не менее получаса. Нельзя сказать, что Лёша совсем уж не жаловал бани. Но терпеть такой жар, какой терпел Генка Рыков, и такой какой любил Никита Лукич Андреев, Лёша конечно же не мог. Отчего же он такой невезучий? Даже в умении париться в бане Рыков обошёл его по всем статьям. Злополучный отчёт бригадному генералу был наконец-то отправлен, но настроение от этого у Лёши не слишком-то улучшилось. Он сидел и думал о контрабандистах, которые гнали сейчас свой товар прямо в руки Гаврилы Савельевича Иевлева и отправленных с ним людей.

Они ведь все там сейчас, мокнут под дождём, прячась за деревьями. «Как бы мне сейчас хотелось быть там, среди них, а не сидеть сейчас здесь и слушать громкое ржание Генки Рыкова, — злился Лёша. — Вы только подумайте, Рыков сразу же посчитал, что в дозор, таких как я, не берут. Ничего он не понимает, и кто только сказал, что он лучший?» Лёша кусал губы и клялся, что обязательно покажет Генке, что он тоже не из мякиша лепленный.

Из-за своих гневных размышлений Лёша не сразу заметил бегущую через огород Глашку. Прислужница Никиты Лукича, на ходу размахивала руками и что-то кричала. Лёша поставил ковшик и вышел на улицу.

— Подстрелили! Фрола подстрелили!

Наконец-то сумел разобрать Глашкины причитания Лёша. Он тут же вбежал в предбанник и распахнул дверь парилки.

— Глашка бежит!

— А ну брысь, салабон! Зачем холоду напустил? — рявкнул красный как рак Рыков. — Сам не парится и другим не даёт.

— Чего тебе, Алексей, — Андреев даже не повернул головы, — иль случилось чего?

— Глашка, говорю, бежит. Убили кого-то, — зло буркнул Лёша и тут же пожалел о сказанном.

Андреев вскочил как ошпаренный, поскользнулся и грохнулся на пол. Схватился за плечо и громко застонал. Лёша бросился к нему.

— Никита Лукич, чего ж вы так неаккуратно?

— Кого там убили? Говори толком, — серьёзно спросил Рыков.

— Да никого не убили, — крикнула с порога запыхавшаяся Глашка, миловидная деваха с вздёрнутым носиком и двумя толстыми рыжми косицами. Влетев в предбанник и увидев двух голых мужиков, она тут же отвернулась и прикрыла свои голубенькие глазёнки рукой. — Фу! Срам-то какой.

— Кого убили? Не томи, — с трудом поднимаясь, глухо проворчал Андреев. — Глянь на неё. Можно подумать, первый раз мужской отросток увидала.

— Шубин из дозора вернулся. Говорит, на мужиков каких-то нарвался. Те в него и стрельнули, ногу прострелили. Тётка Марфа рану глядела, говорит сквозная, кость не задета. Шубина перевязали и в лазарет повезли. К дохтору, — затараторила Глашка, косясь на одевающих штаны мужчин. — А про это… Так зря вы так про меня, Никита Лукич, ну… про отростки. Я девица порядочная, с кем попало не путаюсь…

— А что за мужики в Шубина стреляли? — перебил Рыков.

Глашка ойкнула и снова прижала ладошку к губам.

— Чуть не забыла. Шубин-то вам передать велел: обоз большой те мужики через Гнилицы гонют. Все телеги доверху гружёные. Помимо возниц охрана саблями да ружьями. Его как увидели, сразу палить стали, насилу ушёл.

Андреев посмотрел на Рыкова хмуро.

— Ты ж говорил, что там дорогу размыло, что не сунутся они туда.

— Ну местами-то проехать можно. Неужели они стазу в двух местах полезли, — пожал плечами Генка. — Может уловка какая.

— Уловка, не уловка, но ситуацию обмозговать стоит.

— Чего тут мозговать? Вы, ваш благородь, одевайтесь пока да на пост ступайте, а я в лазарет побегу, расспрошу Шубина. Ох, что же делать-то.

Рыков, не намотав портянок, сунул ноги в сапоги и, застёгивая на ходу пуговицы мундира, рванул во двор.

— Вот торопыга. Хоть бы шапку надел, — проворчал Андреев.

Спустя полчаса Лёша с Андреевым слушали спешную речь Рыкова:

— Сколько их точно, он не успел разглядеть. Говорит не меньше двенадцати повозок. Охрана при обозе — человек семь, все верхами. За Шубиным погнались, но потом отстали. Дорога действительно никудышная, поэтому медленно идут. Ты уж прости меня Никита Лукич. Но я тебя не спросясь, Ванюшку, сынка Тольки Егеря на дальнюю станицу отправил, к казачкам за помощью. А ещё Степану Воронину, ну тому, которого с пятой бригады перевели, велел коней седлать.

— Воронину? Этот-то откуда взялся? Он же в отпуску.

— Он оказывается ещё давеча возвернулся, да, похоже, малость загулял, оттого и не доложился. Поеду с ним Гнилицы, попытаемся обоз задержать, пока казачки не подоспеют.

Андреев потёр гладковыбритый подбородок. Сказал:

— До станицы сутки скакать. Пока казаки соберутся, пока явятся, эх… Шубина с вами тоже не пошлёшь — не ходячий.

— Меня возьмите, — взмолился Лёша. — Возьмите, не пожалеете. Я не подведу.

Рыков кивнул.

— Пусть парень едет. У нас теперь каждый человек на вес золота. Да и Воронина этого я не особо знаю. Смурной он какой-то.

Лёша восторженно посмотрел на Генку. Андреев покачал головой и крикнул:

— Глашка! А ну, подь сюды!

Девка, которая всё это время сидела в коридоре, влетела в кабинет, держа в руке недоеденное яблоко.

— Вот возьми, — Андреев бросил на стол связку ключей. — Запрёшь здесь всё. И смотри, чтобы никто не забрался. Бумаги тут в сейфе. Секретные. А мы, значитца, вчетвером на перехват поедем.

Глашка сунула огрызок в карман сарафана, осторожно взяла в руки связку и с тревогой в голосе спросила:

— Может напрасно вы, Никита Лукич? С вашими-то болячками? До Гнилиц-то вон сколько скакать. Вы на коня-то взобраться сумеете? Может бог с ним, с этим обозом? Не эти первые, не эти последние. Вон их сколько, через границу шастает. Поберегли бы себя.

Андреев погрозил девке пальцем.

— Ты мне воду здесь не мути, Глафира. Не дело это — знать, что контрабанда идёт, и не сделать ничего, чтобы её остановить. А что же до болячек моих… Эх, где наша не пропадала. Ничего со мной не станется. Я же армейский офицер. Пусть и отставной. Старый конь борозды не портит.

— Так он и не пашет глубоко, — не унималась девка.

— Ступай, ступай, Глафира. И не отговаривай, — Андреев повернулся к Манчину с Рыковым. — Ну что, братцы. Как же я строй покину, в такую-то минуту? Ступайте, седлайте коней.