Дедка за репку, бабка за дедку…

Сергей Иванович Чекалин, 2021

Сказка, чаще всего, – фантастическая быль. Даже, может быть, и так – фантастическое желаемое. Хотя некоторые сказочные истории не относятся к желаемым, но и они – тоже представление, фантастическое представление о чём-то, связанном с жизнью человека, с его внутренним миром и внешним окружением. Три из представленных здесь сказок: "Поди туда, не зная зачем", "Два брата" и "Кого люблю, тому…" – это переложение тоже сказочных библейских историй. Первая из них про похождения пророка Ионы, а другая – из тоже сказочной истории еврейского народа, которым руководил в то время их вождь Моисей, третья – переложение Книги Иова. Примерно как "Приключения Буратино" Алексея Толстого и итальянская сказка про Пиноккио. Как будто бы то, но, всё-таки, не то. Итак, "В некотором царстве, в некотором государстве…"

Об овце, корове и цветастой тряпочке

Мы многое из книжек узнаём,

А истины передают изустно:

«Пророков нет в отечестве своём», —

Но и в других отечествах — не густо.

Вл. Высоцкий. «Я из дела ушёл».

"Чему быть — того не миновать"

(Поговорка)

И лет-то ему было тогда совсем ничего, Ваське Авдееву. В шестой класс ходил. Но стали происходить с ним совсем непонятные вещи. И для него эти вещи стали неожиданными. Он сильно переболел зимой гриппом и стал замечать за собой какие-то странности, объяснить которые он не мог. Началось всё наяву проявляться чуть позже, по ранней весне, с овцы, которая Ивана Фёдоровича Скворцова. Идёт Васька мимо дома Скворцовых, увидел хозяина и говорит:

— Дядь Вань, ты овцу-то с пятном белым на лбу завтра не пускай в стадо, окотится она.

— С чего это ты взял, что окотится? Тётка Клава, что ли, сказала?

— Да нет, не говорила она ничего. Я и не видел её. А вот овца окотится. Это я точно знаю, дядь Вань.

Так оно и случилось. Только в поле. И досталось этому «дядьване» хлопот! Пока пастух сообщил, а чья овца — неизвестно. Пока телегу снаряжал да за скотиной в поле ездил. Затемно только и управился. А о Ваське уже потом, за ужином, вспомнил:

— Слышь, Клань, а мне Васька, мальчишка-то Авдеевых, вчера ведь сказал, что овца наша окотится. А я и в голову не взял. Вот дела, так дела! Поди ж, вот, ты, откуда это ему и в голову-то взбрело?

И другой похожий случай. Этим же летом. Где-то в середине августа месяца, после Медового Спаса, Васька с утра воскресенья, прямиком шагает к Ларионовым.

— Тёть Маш, на той неделе кукурузу косить будут, в четверг начнут. Завтра как раз дождик перестанет. Подсохнет к четвергу. Ты корову-то свою не пускай в четверг. А то она убежит из стада и кукурузы объестся.

— Да чего ты такое говоришь?! С чего это она объестся? Надо же придумать, на язык тебе типун! Тебе и поверить-то не поверишь. Ведь ты точно по поговорке:"После дождичка — в четверг". Дуришь, что ли? А уж большой, женихаться пора! Да и кукурузу не собирались ещё косить. Вон, дождик, идёт и идёт.

— А вот три дня солнышко будет, и подсохнет. Косить начнут.

— А я вот пойду отцу твоему скажу, хулиган такой! Даст тебе ремня-то хорошего, что сам и не просохнешь!

Три дня перед четвергом были солнечные, поле просохло, и как раз в четверг кукурузу начали косить, и корова Маруси Ларионовой убежала из стада на кукурузное поле, объелась под завязку. Не спасли. Задохнулась она. Надо было ей срочно проколоть брюхо, чтобы спустить накопившиеся газы, да не нашлось специалиста. Маруся с горя и вспомнила, что Васька ей говорил как раз об этом, ещё в воскресенье. Да и собралась к Авдеевым с разговором. Даже и не знала, с чем пошла. То ли ругаться, то ли ещё с чем. Просто, вероятно, была не в себе от такой потери, в которой был замешан и сын Авдеевых, Васька. Вот к ним что-то и надоумило её пойти. А тут по пути и «дядьваня» попался, воду из колодца нёс.

— Ох, Маруся, горе-то какое! И пастухи-то, что же, не углядели?

— Кому следить-то? Был бы настоящий, а то, вон, пасли, ребятишки Кольки Исаева. Их дому очередь как раз подошла.Они и с овцой-то не справятся. Вот, к Авдеевым иду. Мне Васька их ведь намедни сказал, что корова объестся, да как раз в четверг этот. Мне бы поверить, а я, дура, прогнала его. Да ещё и отчитала. А как поверишь-то? Ну, ты подумай, Вань! В четверг, говорит, косить кукурузу будут, и твоя корова кукурузы этой объестся!

— Слушай-ка! А мне Васька про овцу мою говорил. Помнишь, по весне, что в поле окотилась? Вот и он про это самое мне сказал. Только он мне не намедни сказал, а в день перед этим. А ну-ка, и я с тобой пойду, вот воду только отнесу.

Родители Васькины, Степан и Зинаида, были ещё на работе. А дома только бабка, да трое ребятишек, школьников. Васька у них средний. Они пришли уже с улицы, от своих детских игр, пообедали и занялись помощью своей бабушке на огороде.

Иван Фёдорович Ваську отозвал в сторонку, и Маруся к ним подошла, и спросил:

— Василий, ты мне скажи, ты что, знал, что ли, точно про овцу мою и корову тётки Марусину?

Иван Фёдорович в другом случае и не назвал бы никогда мальчишку так официально, Василий. Это даже как-то и не по-деревенски. Понятно, привычней называть Ванькой, Колькой, Васькой да Маруськой. Но случай здесь какой-то особый, поэтому без всякой ранней задумки так само и получилось, уважительно.

— Не знал — не говорил бы. А вы, вот, не слушаете всё.

— Да как же ты знал-то? Кто же тебе это сказать-то мог? — Это уже тётя Маруся в разговор включилась.

— Ты, Василий, скажи, всё-таки, как же такие вещи получаются? Бог-господь, что ли надоумил? — Спросил Иван Фёдорович.

— Да нет. Это я себе представляю так. Как вижу всё равно.

— Представляю, это когда мечтаю. А тут, какое же это представление, если корова-то сдохла? — Иван Фёдорович бросил беглый взгляд на пригорюнившуюся Марусю. — Да и овца моя, тоже, вон, окотилась.

— Ну, знаю я, и всё! Да я и о другом всё знаю. И назад, и вперёд. Назад-то проще получается, а вот вперёд только в представлении.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась тётя Маруся, — и что же ты про меня такое назад сказать можешь? Раз так проще. Ну-ка, угадай, что в то воскресенье было потом, когда ты мне о корове-то сказал?

— А ты с дядей Колей, соседом, и с Витькой Андреевым ночью на ток два раза ходила за зерном. Оно у тебя сейчас на погребце под соломой. А у Андреевых во дворе, в ящике деревянном. Дядя Коля себе ничего не брал, он только вам с Витькой помогал. Вы ему потом бутылку водки дали.

— И что же, ты тогда знал, что я за зерном пойду, когда о корове-то мне говорил? — Маруся уже и не стала отказываться от воровского дела.

— Знал, тёть Маш, только вы уж сговорились с Витькой и дядь Колей, чего же я буду вам мешать. Дело-то это ваше. И наперёд вот знаю. Хочешь, я тебе одну вещь сейчас скажу на ухо?

Маруся наклонилась, и Васька ей что-то прошептал.

Иван Фёдорович стоял полным истуканом, столбняк его прошиб от какого-то непонятного страха, даже и не страха, а сильного волнения. Вдруг он подпрыгнул воробьиным скоком и таким же скоком задёргался на негнущихся ногах в сторону своего дома.

Маруся охнула. Об этом самом ей только что и прошептал этот Васька…

Слух по деревне о Васькиных способностях поскакал аллюром «дядьвани». К Авдеевым наведываться стали к Ваське с разными вопросами. Кому-то и перепадало поговорить с ним, а больше родители Васькины всех заворачивали:

Конец ознакомительного фрагмента.