Ярче тысячи солнц

Сергей Изуграфов

Алекс Смолев переезжает из Санкт-Петербурга на греческий остров Наксос. Загадочные убийства постояльцев виллы и жителей острова заставляют Смолева принять активное участие в расследовании преступлений. Ему помогают его друзья, работники виллы, инспектор уголовной полиции острова и даже Бюро Интерпола в Греции. В этой книге героям придется столкнуться с опасной и непредсказуемой угрозой: с американской военной базы в соседней Турции похищена ядерная боеголовка…

© Сергей Изуграфов, 2018

ISBN 978-5-4483-2845-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ярче тысяч солнц

В небе Свет разольется —

Будто Всевышний прорвется,

Необъятным сиянием полн!

Махабхарата

Пролог

Каждый таскает за собой свою смерть

до первого удобного случая.

Милорад Павич, «Внутренняя сторона ветра».

Южная ночь, наполненная загадочными шорохами, терпкими ароматами цветов и нагретой за день на солнце травы, металлическим треском цикад и плеском волн о прибрежные скалы, плотным непроницаемым покровом окутала небольшой остров в Эгейском море. При полном безветрии яркие гирлянды сотен созвездий отражались в морской глади так же ясно и четко, как и в небе, будто в этот час границы между морем и небом наконец-то стерлись, и обе стихии стали единым целым.

В свете молодой луны небольшая весельная лодка, словно стараясь остаться незамеченной, бесшумно скользнула мимо рыбацких суденышек, пришвартованных в уютной марине у мыса Алики острова Парос, и, лишь отойдя на значительное расстояние на веслах, ее владелец включил приглушенно затарахтевший мотор, звук которого на таком удалении от берега почти полностью скрадывался шелестом ночного прибоя.

Теперь с острова его точно не услышат и не увидят.

Сидящий в лодке щуплый парень лет двадцати пяти, с подвижным смуглым лицом, нервно вытер вспотевший лоб рукавом замызганной рубахи и с облегчением выдохнул. Он легонько пнул ногой пластиковый ящик, стоявший под средней банкой, — в ящике что-то звякнуло. Парень удовлетворенно кивнул: пара бутылочек «Эфеса» там еще точно должны были остаться — но это потом, когда он вернется с уловом.

Старенький и многократно чиненный «Эвинруд» чихал и плевался, но при полном безветрии мощности взятого в прокат двигателя хватало за глаза, чтобы лодка уверенно скользила в нужном направлении от острова, на северо-восток, туда, где местные рыбаки облюбовали обширные мели — «банки», где в большом количестве устанавливали ловушки на омаров и осьминогов. И те, и другие пользовались большим спросом в ресторанах, что в великом множестве открылись за последний год на набережных Пароса.

Надо было спешить! До рассвета часов пять — не больше…

Скоро рыбаки выйдут на промысел, и ему лучше не попадаться им на глаза. Островные греки терпеть не могут воров. Да еще чужаков.

Пепе Риччи, по прозвищу Фарабутто¹, полученному от дружков по колонии для несовершеннолетних в Марселе еще лет десять назад, — так звали молодого итальянца, управляющего «Эвинрудом» и напряженно всматривающегося вдаль, чтобы не пропустить «банки», — невольно поежился и прибавил газу.

Однажды ранним утром он попался на одном из островов рыбакам, когда резал острым ножом их сети и сбрасывал в свою лодку самую ценную добычу: саргана, луфаря и лаврака, оставляя в драных сетях или безжалостно выбрасывая за борт яркоокрашенных, но менее ценных в гастрономическом плане спикар и менол.

Он так увлекся, расправляясь с сетями, набитыми рыбой, что не услышал, как рыбаки подошли из-за соседнего островка. А когда, воровато оглянувшись, он их все же заметил, бежать было уже поздно.

Нет, они его не били. Не захотели «руки марать», как сказал самый старший из греков, когда молодежь уже была готова спустить с Пепе Фарабутто шкуру живьем… Островитяне отобрали все, что он успел украсть из их законного улова, связали воришке руки за спиной и отвезли на островок, что одиноким камнем едва поднимался из морских вод в миле от большой земли. Там, вытолкнув его на скалу, рыбаки развязали ему руки и отплыли, оставив его одного.

Лишь когда лодка отошла метров на двадцать, старый грек бросил ему через плечо: «Три дня! Может быть…» И молча отвернулся, не прибавив более ни слова.

Сперва Пепе обрадовался: подумаешь, три дня! Не самый длинный тюремный срок в его жизни, уж как-нибудь отсидит! Здесь ему опыта не занимать! Хорошо, что не избили: побои Пепе переносил плохо, крепким здоровьем он не отличался, оттого болел потом долго, по несколько недель, надсадно кашлял и мочился кровью… Приуныл он, лишь когда, обойдя небольшой островок, плоский, как сковорода, не обнаружил на нем ни деревьев, ни кустарников, ни мало-мальски вместительной пещеры, где можно было бы скрыться от лучей палящего солнца, ни источника пресной воды…

Это была каменная ловушка, раскалявшаяся днем, словно жаровня, и не успевавшая остыть за ночь. Уплыть с негостеприимного острова Пепе не мог и мечтать, хоть до другого берега было подать рукой. Фарабутто попросту не умел плавать: научиться у него не было никакой возможности — в колонии для малолетних не было бассейна…

К полудню следующего дня он уже был в отчаянии и панике, ночь прорыдал от страха. Второй день, изнывая от зноя и жажды, он провел в полузабытьи, забравшись по горло в воду под скалой, в единственном месте, где была хоть какая-то тень от каменного козырька. К концу третьего дня заключения он почти терял сознание от усталости, голода и жажды, но, дождавшись заката, все же кое-как выбрался на раскаленные камни и долго вглядывался в горизонт в ожидании лодки, шепча растрескавшимися от жары и морской соли губами: «Три дня! Три дня! Он же сказал — три дня!..»

Когда под утро лодка все-таки пришла, он уже был без сознания, но продолжал бредить и всхлипывать.

Рыбаки молча погрузили его в лодку, бросив, словно мешок с картошкой, на тюк с сетями, и отвезли на берег. Там так же бесцеремонно они выбросили его на старый деревянный пирс и по приказу старшего окатили двумя ведрами пресной воды.

Когда он пришел в себя, то увидел, что в паре метров от него на деревянном ящике сидит тот самый старик грек и курит трубку, глядя куда-то в сторону моря. Не оборачиваясь, рыбак вынул трубку изо рта и неторопливо произнес: «Уезжай отсюда до полудня! Еще раз увидим — останешься там навсегда!», после чего поднялся и ушел, даже не взглянув на молодого итальянца.

Теперь Пепе поумнел. Он больше не резал чужих сетей.

Перебравшись на многолюдный Парос, первым делом он нашел повара-итальянца в одном из небольших ресторанчиков и предложил свои услуги в качестве поставщика ценных морепродуктов за треть от их реальной стоимости — надо же с чего-то начинать на новом месте! Омары, лангусты и осьминоги шли в их расчетах от трех до семи евро за штуку, если размер был подходящим.

Старую лодку он купил за пятьдесят евро и неделю провозился с ремонтом, пытаясь как следует законопатить щели и засмолить днище. Лодка была деревянная, простецкая, с ржавыми уключинами и рассохшимися от времени веслами, — но ему и такая годилась. Надолго задерживаться на одном месте Фарабутто в любом случае не собирался. Накопить две-три тысячи евро — и вернуться в Марсель, где его уже поджидали дружки и большие дела. Вот и все, чего он хотел. Там-то он уж точно разбогатеет, оправдывая свою фамилию, что, словно в насмешку, дала ему судьба.²

Вскоре показалась первая «банка»: здесь морская вода вела себя несколько иначе, серебрясь в свете луны мелкой рябью.

Сквозь прозрачную толщу воды были явственно видны подводные морские луга, все заросшие густой травой, — отличительная черта Эгейского моря. В большом количестве по «банке» были разбросаны ловушки на омаров и лангустов — плетеные ивовые или сетчатые корзины с узким горлом из металлической проволоки. Место их установки обозначали яркие белые поплавки на тонком тросе, плавающие на воде. Для ловли кальмаров местные использовали и попросту старые глиняные горшки, похожие на амфоры, пластиковые и металлические бидоны, а некоторые — даже автомобильные шины.

Пепе быстро подплывал к ловушке, вытягивал ее наверх с помощью ручной лебедки и, если в ловушке были омары, он забирал одного, самого крупного. Если омар или осьминог был всего один, он возвращал ловушку обратно и плыл к следующей. Никогда не забирал все, чтобы не вызвать у рыбаков подозрений. Одно дело, когда в ловушке на омара меньше, — кто там сосчитает, сколько их всего было? Другое — когда ловушка пуста на протяжении нескольких дней! Рыбаки же не идиоты…

Постепенно ящик для омаров наполнялся: сегодня улов был особенно хорош! Пепе не смог сдержать счастливой улыбки. Уже двенадцать крупных ракообразных ползали по отсеку, производя характерные скребущие звуки, радовавшие душу. А это всего лишь первая «банка»! Впереди были еще четыре отмели.

Если и там повезет не меньше — то есть шанс выбить из повара все двести евро! Правда пятьдесят придется сразу ему же и вернуть за мотор и лодку, еще пятьдесят — за неделю проживания в подсобке ресторана: соотечественник-то он, конечно, соотечественник, но жадный — пройдоха тот еще! Но и сто евро за ночь чистыми — это отличный результат! С учетом, что чаще, чем пару раз в неделю Пепе не решался на свои пиратские вылазки, глядишь, к осени заветная сумма окажется у него в руках!

В остальные дни Фарабутто промышлял тем, что незаметно фотографировал тех или иных отдыхающих по наводке повара, который вручил ему недорогой фотоаппарат и научил им пользоваться. Зачем это было нужно, Пепе не вникал. Главное, что за эту работу повар тоже приплачивал: иногда тридцать, а то и пятьдесят евро за наиболее удачные фотографии.

Особенно повар пришел в восторг от снимков какого-то разомлевшего от пива и солнца толстяка, сидевшего в обнимку с пышной блондинкой. Итальянец с восторгом отсмотрел по нескольку раз все фото, цокая языком от радости. Постепенно до Фарабутто дошло, что речь идет о шантаже, но ему было плевать: очередные пятьдесят евро пополнили его копилку — небольшую жестяную коробочку из-под сигар, спрятанную им в дальнем углу подсобки под деревянной половицей.

Фотоаппарат и сейчас был с ним — в футляре под сиденьем. Накануне днем его тоже ждала работа: в отель въехали новые туристы откуда-то с Востока, и их зачем-то надо было сфотографировать незаметно, проследив, с кем на открытой террасе ресторана они будут общаться. Пепе пожал плечами: надо — так надо!

Он все сделал чисто и незаметно. Отщелкал кадров тридцать. Не успел еще даже сам просмотреть — торопился в порт. Повар вручил ему фотоаппарат на три дня, сказал, чтобы он сделал как можно больше хороших снимков, а неудачные все стер. Лишняя возня! Но это потом, сначала сдать улов и получить свои кровные!

Осталась последняя «банка». Она находилась чуть поодаль, за соседним островком, метрах в пятистах. Пожалуй, он снова заведет «Эвинруд»: он и так уже устал, а ему еще грести обратно.

Когда лодка Фарабутто, разогнавшись, почти достигла маленького островка, он внезапно резко сбросил скорость и упал на дно лодки.

Метрах в трехстах от островка на якоре стояло крупное, как ему показалось, совершенно черное судно. На освещенной палубе возились несколько человек, переговаривавшихся на неизвестном итальянцу языке. Вдоль бортов разгуливали вооруженные часовые.

Кто они такие и что здесь делают? Уж точно не рыбаки, подумал он с досадой, лежа в лодке лицом вниз. Только бы не заметили! Хлопот не оберешься! Черт с ней, с последней «банкой» — и так ящик с омарами полон, да четыре крупных осьминога шевелили щупальцами в пластиковой бочке. Надо выбираться отсюда!

Он аккуратно, стараясь почти не дышать, опустил в воду весла и легкими гребками погнал лодку обратно за спасительный островок.

Внезапно вода у кормы неизвестного судна забурлила, и на поверхности показался подводный аппарат, всплывший рядом с загадочным кораблем. Пепе никогда в жизни не видел такого. Настоящая подводная лодка с яркими огнями прожекторов и огромными стальными клешнями-манипуляторами. Два человека из команды перескочили на крышку аппарата, прицепили четыре стальных троса подъемного крана к петлям, приваренным к верхней части подлодки и вернулись обратно. Один из них махнул рукой и что-то прокричал. Взвыли тяжелые лебедки, стрела мощного крана напряглась, и из воды постепенно показалось все тело подводного монстра. Струи воды стекали с него бурными потоками. Картина была фантастической и жуткой.

Повинуясь безотчетному порыву, Пепе бросил весла и схватился за фотоаппарат. Не успев подумать о том, какую непоправимую глупость он совершает, молодой итальянец навел объектив на загадочное судно и несколько раз нажал на кнопку.

Серия ярких белых вспышек разорвала ночную темноту.

Часовой на верхней палубе черного корабля среагировал мгновенно. Поймав в объектив оптического прицела винтовки последнюю вспышку, он плавно нажал на спусковой крючок.

Примечания

1

мошенник, пройдоха, плут — итал. (прим. автора)

2

«Риччи» — итал. — «богатый» (прим. автора)