Везунчик

Сергей Ильин, 2022

Рассказчик попадает в СССР эпохи позднего застоя, в сентябрь 1982 года – за несколько месяцев до своего рождения. Там он пытается как-то устроиться, встречает любовь, и у него появляется даже некое подобие семьи. Однако неожиданный случай возвращает его в наше время Содержит нецензурную брань.

«Как бы тебе повезло — Оу! —

моей невесте…»

То, что он мне нес, было похоже на разводку. У меня пару раз отжимали телефон, и выглядело так же: знаешь, что тебя разводят, понимаешь, что всё это липа, но всё равно делаешь, как говорят. Ну, вот и он — тоже говорил, выспрашивал, подначивал, а я мог лишь смеяться в ответ и соглашался. Возможно, всё дело было в том, как мы встретились.

Я шел по улице вдоль здания, в котором когда-то учился. Справа были окна седьмой аудитории — единственной на первом этаже и самой большой в здании. Я посмотрел на окна и на лепнину под крышей, и тут он неожиданно перегородил мне дорогу. Двадцать лет назад, когда я был студентом, этот маневр ему бы удался, но теперь я сделал быстрый шаг влево и пошел дальше, не давая заливать мне в уши всякое дерьмо. С возрастом умнеешь.

Тогда он окликнул меня по имени. Тоже дурацкий трюк — у меня очень распространенное имя для тех, кто родился в начале 80-х. Угадать несложно. Секунду я помедлил, но двинулся дальше.

— Я — Болдырев!.. История науки, первый курс!..

Я остановился. Действительно он. Мой бывший препод, Семен Викторович, кажется… Или Виктор Семенович… Крупный и вроде бы хромает. Старые джинсы мешком и свитер в заплатках. Пыхающий после каждой фразы. Одышка у него, в смысле.

Я подошел, поздоровался и… Хотел бы я написать «мы поговорили», но поговорил-то он:

— Торопитесь?.. Надо обсудить!.. Давайте поднимемся ко мне!.. Но сначала сюда — в седьмую!.. Я вас пропущу… Здесь никого… Свет можно зажечь…

Свет зажигается яркий, и мы одни в седьмой. Сидим на стульях подальше от окна. На разных рядах, но близко друг к другу. Наверно напоминаем «Ночных ястребов» или как они там называются в своем кафе…

«…У вас есть деньги?.. В смысле, с собой?.. Можно снять… Банкомат еще работает… Тот, в котором стипендию получали… Вам не платили?.. Не имеет значения… Вы же знаете, где это!.. Да, в стене за поворотом!.. Секонд-хэнд там же… Только надо поторопиться!..

А то закроется!.. Уже почти семь…»

И вот мы идем по сэконду, покупая одежду из 70-80-х. Ладно, думаю я, ладно — мне все равно нужны новые шмотки. Даже старые новые… Мои уже по швам расползаются, так что эти брюки… И пиджак в клетку…

Но мой бывший препод протягивает мне серый. Тоже ничего. Препод говорит, что я не должен выделяться из толпы.

— И надо будет вам еще побриться!.. Тогда так не ходили!..

— А волосы не длинноваты? А то я прям как хиппи, — пытаюсь пошутить я.

— У меня были почти такие же… Но на месте подстригитесь… на всякий случай… Я дам вам адрес очень хорошего парикмахера. Он сделает так, чтобы было и модно, и чтоб всякие колхозники не придирались…

Колхозники?… Он немного смущается, и я думаю, что в молодости он, наверно. был совсем не такой, каким я знал его. Может, даже Ален Делон… Так вроде говорили в то время?

— Ботинки, конечно… Сразу выдают… Я отдам вам свои!..

В этом я не уверен. У него слишком большой размер.

— Да, да!.. Что же делать?! Мы не сможем… купить такие ботинки, как нужно… сегодня… прямо сейчас…

— Можно попробовать кеды. Но стоит дорого. Если вы заплатите…

— Кеды… да, да…

В конце концов, мы решаем, что с ботинками я тоже разберусь на месте. По прибытию, так сказать. Конечно, дефицит, могут быть проблемы, но другого нам не остается. Поэтому мы возвращаемся в институт, где мой бывший препод опять проводит меня через охрану и я бреюсь в мужском туалете. Его электробритвой. Параллельно он инструктирует меня: где я буду жить, на какие лекции ходить, с кем общаться… На всякий случай сует в карманы моих новых шмоток чьи-то черно-белые фотки и записочки с адресами и именами. Затем — протягивает мне деньги. Целую пачку! 300 рублей!.. Старые, еще советские… Все мелкими купюрами — трешки, пятерки, рубли… Есть две по 25 и четыре десятки… Червонцы, красненькие… Все это напоминает мне «Менеджер» или «Монополию»: набираем деньги из банка перед началом игры…

Также он отсыпает мне кучу мелочи: двушки для таксофонов, десятки, пятнашки и двадцатки для размена в метро. Есть даже несколько по одной копейке — воду из автоматов пить.

Когда я заканчиваю с бритьем и подсчетом денег (Болдырев убедился, что я спрятал их надежно), мы поднимаемся на кафедру. Маленький кабинет почти на чердаке, в который никто не заходил уже лет десять. Он включает свет, и я вижу то, о чем он рассказывал мне раньше… Машина времени! По версии профессора Болдырева!.. Очень внушительная конструкция!..

Я все еще был уверен, что мой бывший препод меня разводит, но выглядела эта машина действительно потрясающе! Настоящий иконостас из фотографий и артефактов прошлого!.. Проездные билеты, пачки сигарет, предметы одежды, обрывки газет… Макеты зданий… Авангардные картины советского андеграунда… Лозунги на транспарантах… Коленвал от Жигулей… Чья-то расческа… Даже туалетная бумага… И все это собрано так, что с первого взгляда понятно, какая эпоха перед тобой. Сомнений не было — Брежневская! Застой! Конец правления бровастого генсека… Конечно, Болдырев мне говорил, но это — не главное! Все было ясно и без разговоров… Исторический гиперреализм… Как на полотнах Ральфа Гоинга… Ни в одном музее я не видел более живой экспозиции!.. VR и Грандмакет — просто детский лепет.

— Я собирал ее 20 лет… — говорит Болдырев, — Да, всю жизнь наверно… С тех пор… как это случилось…

Я киваю.

— Тут все дело в концентрации, — продолжает он. — 33568 объектов из прошлого… Не считая фотографий… С тем, что на вас… и у вас, будет еще больше… И все — на пяти квадратных метрах!.. Как сверхконцентрированный раствор!.. Осталось пропустить ток… создать магнитное поле… Давайте, проверим!..

Он щелкает выключателем, за стенкой что-то начинает гудеть, и Болдырев мне говорит:

— Вроде, работает…

Я думал, он попросит меня сунуть руку в этот суп из артефактов или сунет свою, но он достает из заднего кармана небольшую книжечку и протягивает мне. Паспорт! Разумеется, советский.

— Раскройте!..

Я выполняю приказание и на втором развороте вижу фотографию… Крупная! Присмотревшись, я понимаю, что это — почти вылитый я! Только помоложе…

— Он не фальшивый… — говорит Болдырев, — Мы с вами очень похожи… Когда я вас впервые увидел… на лекции… даже не поверил… Если бы машина была готова тогда… Но… вы тоже были не готовы… Вы были очень… несерьезным!..

Это немного обидно, и я пытаюсь придумать, что сказать в ответ, но он не дает мне времени:

— Где ваш настоящий паспорт?

— Кажется, в рюкзаке…

— Хорошо!.. Других документов при вас… быть не должно… Телефона тоже… Иначе могут быть… серьезные проблемы!..

Я покорно отдаю ему телефон.

— Часы?!

— Что?

— У вас есть… часы?.. Современные… Фитнес-трекер?.. Что-то в этом роде?..

— Нет…

— Хорошо, — говорит он. Потом секунда нерешительности, и он неожиданно толкает меня в машину времени. Почему-то мне кажется, что в этот последний момент я должен оказать сопротивление, и я упираюсь изо всех сил… Но он уже опередил меня: импульс, энергия, инерция — законы физики… Я влетаю в иконостас… какие-то фотографии падают… Я делаю шаг назад, но Болдырев удерживает меня руками на месте… Потом еще раз толкает, и я вижу яркую вспышку… Все, Болдырева уже нет… Я понимаю — началось!.. Я лечу в Брежневскую эпоху… в эпоху Застоя!.. Номенклатура, разрядка, диссиденты, карательная психиатрия, гребаный пломбир… Или я просто помер?.. Напоследок я вспоминаю, что читал про Брежнева: «на войне был политработником… пулеметный расчет растерялся… Брежнев физически воздействовал на пулеметчиков и заставил открыть огонь…» Очень напоминает действия Болдырева… Кстати, а он сказал, как вернет меня обратно?..

На что похоже путешествие во времени?.. На рождение. Или смерть — когда боль уже позади… Может быть, сон… Или как будто тебя и все вокруг засыпает снегом, а потом… р-р-раз! Свет, звуки, запахи!.. Тянет блевать… Так, по крайней мере, работала машина Болдырева. Его иконостас времени.

Вот с какой целью я туда отправился.

Болдырев был молодец. Занимался альпинизмом, несмотря на хромоту. В учебе особенно звезд с неба не хватал, но был оставлен на кафедре, а потом неожиданно раскрылся: написал очень дельную книгу по истории архивов. Книга сразу вошла в список обязательной литературы, и даже я, когда сам учился, должен был, по идее, с ней ознакомиться. Но несмотря на нашу внешнюю схожесть — у меня даже хромота есть (правда, на другую ногу) — я всегда был очень плохим студентом, его сочинение не прочел, и, конечно, так и не раскрылся… Черты лица у нас обоих были крупные, рост — чуть выше среднего, волосы — прямые, густые и светлые. И если это имеет какое-то значение, он — еврей, а я нет.

В декабре 1981 года Болдырев работал в архиве над новой книгой. Дела и микрофильмы приносила тихая девушка в большущих очках — разумеется, выпускница нашего института. Вскоре Болдырев узнал, что ее зовут Лера и что она из провинции. После работы она играла в любительском театре. В феврале и марте он провожал ее из театра до общаги на Янгеля, а в апреле она переехала в его комнату на Цветном бульваре. Здесь они провели остаток весны, все лето и сентябрь. В октябре он сорвался в горы. Были последние хорошие дни для похода, и она не стала его удерживать. Прощаясь с ним на вокзале, она едва могла стоять, а голова, казалось, сейчас разорвется. Болдырев был благодарен ей, но всю дорогу не находил себе места. Во Владикавказе он по ошибке сел на другой автобус и оказался в какой-то маленькой деревне. Внезапно повалил снег, и Болдырев застрял там на две недели. Вернувшись в город, он получил телеграмму, что Лера умерла в больнице.

Свою поездку в горы он теперь считал предательством. А я, по его мнению, должен был отправиться в прошлое, пробраться в больницу и провести с Лерой ее последние дни, уверяя ее в своей, то есть, на самом деле, его, любви. В ее состоянии она вряд ли бы заметила разницу между нами.

— А как же эффект бабочки? — спросил я Болдырева, когда мы еще сидели с ним в аудитории точно полуночники с картины. Я был немного ошарашен его рассказом — довольно слезливым, честно говоря.

— Что? — переспросил Болдырев и хлюпнул носом.

— Ну, бабочки… меняешь одно — меняется другое… Рэй Бредбери еще… с раздавленным насекомым — помните?

Он замялся, но потом был вынужден сказать:

— Насколько я понял врача… Лера бы… все равно… умерла.

Я стоял около своего института и едва не блевал. Рукой я опирался о стену. Вокруг сновали люди и пердели машины. Я даже понятия не имел, что машины так могут пердеть! Очень тяжелый запах!.. И люди… они тоже воняли будь здоров!

— Будь здоров, Сенька! — хлопнул меня по плечу высокий парень, — Ба-а-атюшки!.. Ну, ты и наклюкался вчера!.. А всего-то — день студента!..

Я посмотрел на него… Господи Исусе! Это был мой ректор! Только моложе… Те же уши и манера морщить нос! Он почти не изменился со временем…

Потом меня осенило: Время?!… Время?!… Ах, мать твою!.. Значит, и вправду… Значит, я тут… Значит, он думает, что я — это он!.. Что я — это Болдырев…

— Ну, и рожа у тебя, Шарапов! — снова обратился ко мне ректор (хотя он ведь еще не ректор?! Кто он сейчас вообще? Препод… Чего?), — Но ты хотя бы побрился — это хорошо!

Он сморщил нос, и на секунду я подумал, что он тоже из будущего и чувствует эту вонь вокруг. Но он, кажется, ничего не чувствовал. Он посмеивался. Солнце светило на него ярко.

Я попытался взять себя в руки. Промычал что-то, и мы вошли внутрь института. Здесь воздух был чуть лучше — старое здание хранило запахи столетий и это немного успокаивало.

— Может, воды выпьешь? — спросил «ректор», — или… — он хитро подмигнул мне, — покрепче?

Я снова попытался спрятаться за мычанием, но тут мне в голову пришла идея получше, и я почти прокричал ему:

— Партия сказала: «надо»! Комсомол ответил: «есть»!

С этими словами я быстро сжал ему локоть и, шатаясь, рванул вверх по лестнице. С высоты я видел, что он покачал головой. А еще через несколько ступенек я понял, что лопухнулся — мой голос выдавал меня!

Я спрятался в туалете… Господи!.. Никогда не забуду этот запах… Он не такой, как сейчас, не такой, к которому мы привыкли. Конечно, дерьмо всегда остается дерьмом, но нюансы присутствуют…

Меня выворачивало в кабинке, однако пойти мне больше было некуда. Мне надо было подумать, собраться с мыслями…

Прежде всего, решил я, надо убираться из универа. Здесь меня могут еще раз узнать. И о чем-нибудь спросить… Но вот что еще хуже… здесь может быть настоящий Болдырев!.. А не его двойник-засланец из будущего!.. Что будет, если мы встретимся?.. Два таких похожих?.. Я бы на его месте проигнорировал бы меня…

Кстати… насчет будущего… Как мне туда вернуться?!… Я пытался вспомнить, говорил мне что-либо по этому поводу Болдырев: наверно… может быть… да, нет же!.. Нет! Ни черта он не сказал!.. Это открытие заставило меня снова стравить.

Потом я услышал шаги и голоса, и дверь в туалет открылась. Опять «ректор» и кто-то с ним еще… Я узнал голос Болдырева:

— Серег, ты пургу мелешь! Я почти не пил вчера.

Я вжался в стенку.

— Ага! — ответил ректор, — Из мелкой посуды ты не пил! Алкаш!

Пот лился с меня ручьями. Я закрыл глаза. Старался не дышать. Не знаю, почему их появление меня так напугало.

Но они просто сделали свои дела и ушли. Я подождал минуту и только потом позволил себе думать.

Ладно… Ладно… Прежде всего!.. Какой сейчас год?! «Ректор» выглядел молодым… Лет 25-30… хотя внешность обманчива. Ну, допустим… Итак, ректору, когда он действительно им стал, было 55. В конце нулевых… Это я помню — отмечался юбилей… Таким образом, сейчас наверно 80-е… 78-й или 79-й максимум… Ну, а число? Он что-то говорил про день студента… но сейчас не январь!.. На улице вроде тепло… Люди в пиджаках и платьях… Ну, да!.. наверно, он имел в виду день посвящения в студенты!.. Это где-то в начале сентября… У меня у самого был… Я тогда еще нажрался какой-то паленой водки — аж самолеты нацистские видел над Москвой!.. Люфтваффе… И наши ИЛы за ними… В общем, я всегда был склонен к смешению эпох.

От этой мысли я повеселел: может, я опять надрался?.. Я с надеждой посмотрел на свои руки, потом спустил воду, открыл дверь кабинки и сделал несколько шагов по туалету… Не-а! Слишком прямо… Тут за стеной прозвенел звонок. Я догадался, что это — на занятия, быстро шагнул обратно в кабинку, заперся, простоял там еще минут пять, чтобы все разошлись по аудиториям, и выбежал из универа. К счастью, тогда никаких турникетов на входе еще не придумали. Не было даже охраны!

Свет на улице был еще очень резким, как и звуки, но к запахам я уже немного попривык. Я шел довольно уверенно — сначала повернул налево, к Лубянке, но скоро допер, что туда мне никак нельзя. По крайне мере, сейчас! Это ж — Площадь Дзержинского!.. КГБ! СССР! А дальше?… Старая площадь!.. Куча высокопоставленных бюрократов в шляпах и лейтенантиков на ведомственных авто… Волги… ЗИЛы… Все-таки знание истории помогает.

Я ломанулся обратно — на Театральную. Или как тогда она называлась?.. Пофиг, решил я, — сейчас узнаем!..

Тут я заметил, что люди на меня удивленно поглядывали… Некоторые вообще пялились во все глаза! В одежде я вроде бы ничем особенным не отличался от них… Прикид мы с Болдыревым выбрали очень точно… Я, конечно, выглядел как модник, но таких было немало на улице… Ботинки?… Их почти полностью накрывает клеш, как вот у того парня… Или у того…

Может, прическа?.. Ну, наверно… Хотя вряд ли моя бесформенная шевелюра так уж бросается в глаза. Сразу видно, что это природное.

Постепенно я понял, что по-любому иду не как все. Не в ногу…

Ну, во-первых, трусы. Так далеко в корректировке моего имиджа мы с Болдыревым не зашли… Мои труселя из конца 2010-х явно иначе сидят на мне (иначе давят, иначе трут), чем те, что на большинстве мужиков сейчас, какой бы год тут ни был.

Опять-таки… Обувь! Здесь все понятно: другие материалы, другой фасон, другая походка.

Ну, и наконец… Прошло около 40 лет: Перестройка, революция, интернет!.. А сколько фильмов, рекламы, музыки, клипов, журналов!… Горец, например, или Техасский рейнджер!.. Английский Шерлок… Страх и ненависть в Лас-Вегасе… Мы просто должны были двигаться по-другому! И говорить тоже!.. И да… Да, да, да! По-другому выглядеть! Я имею в виду выражение лица… Наверно, все думают, что я иностранец!

Забытое ощущение: в метро, вставляешь блестящую монетку в прорезь, нажимаешь на металлическую кнопку — медяки падают вниз и звук гораздо громче, чем ты ожидал.

Еще кое-что из забытого: бросаешь пятак в турникет, и слева загорается матовый прямоугольник.

Я проделал все это на Площади Свердлова, а после турникетов повернул налево к эскалаторам. Двигался я не очень уверенно, как настоящий иностранец, если меня за такого и принимали.

В вагоне я ожидал увидеть облицовку из толстого пластика — желтого, зеленого или синего. Такие воспоминания остались из детства. Вроде был еще белый, так ведь?.. Но приехал желтый. Самый распространенный. Я зашел внутрь, потрогал выпуклый узор на облицовке, прослушал объявление и укатил прочь в туннель, не ощущая по сути ничего необычного. Вероятно, метро у москвичей в крови — что бы ни случилось, всегда буду чувствовать себя здесь уверенно.

Я был на Белорусской, радиальная, когда меня стало накрывать. На платформе я увидел пожилую даму, похожую на мою покойную бабушку, и мысль «а что если» было не остановить…

А что если… А что если… А что если я уже изменил все в своем времени?!… Я ведь тут порядком натоптал!.. У Бредбери потребовался всего один мотылек, чтобы сдвинуть ход истории, а пару-тройку жуков я уже как пить дать прикончил… А не жуков? Всяких тварей поменьше?!… Клопы, бактерии, вирусы… Мать честная!.. ВИ-РУ-СЫ! У нас же КОВИД, и я им болел! Конечно, не в тот момент, когда встретился с Болдыревым и он втолкнул меня в свою машину времени из фотографий и обрывков прошлого… Пораньше… Но вдруг что осталось?! На коже, в волосах, в легких…

Я почувствовал себя убийцей: как будто сломал мир… Так бывает во сне… Но я-то, судя по всему, не спал. По крайне мере, проснуться не мог.

Стараясь не дышать и никого не задеть, я вышел из вагона. Потом — на улицу… Я думал о том, что натворил… мог натворить!… Каждый мой шаг… Несет смерть? Развязывает войны? Меняет ход событий? К власти приходят еще более безумные политики? А люди празднуют это в кровавых оргиях на площадях перед зоопарками и ТЦ?.. Постепенно я накрутил себя так, что боялся наступить на землю. Лучше всего было бы полететь… Я уже хотел подпрыгнуть… Ситуация казалась безвыходной.

Громадным усилием воли я заставил себя наступать на ногу как следует и поверить, что миру и без меня хана, а раз я еще не дематериализовался, значит, апокалипсис в будущем пока не наступил. Не очень убедительная мысль, но утопающий хватается за соломинку, творит себе собственные мифы. Они примирят его с действительностью, дадут шанс. Религия, как известно… опиум народа!.. Очень уместная шутка в СССР периода Застоя…

Для большего успокоения я подошел к киоску с надписью «ТАБАК» и купил сигареты. «Новость». Если останусь в живых, обязательно попробую и другие… Зажигалок не было, и я также купил спички.

Затем я решил, что должен отправиться в какой-нибудь парк, побродить в тишине, вдали от людей и все обдумать. Часы напротив показывали 12:25. Рядом была остановка трамвая.

Я закурил. Это была моя первая сигарета в прошлом, но я не мог распробовать ее вкус — все еще был слишком на взводе. Тут прозвенел трамвай. Я помедлил, думая о вирусах и всем прочем, но решился. Если трамваи ходят, как у нас, доберусь до Сокольников.

До Сокольников я добрался. По пути пришлось сделать пересадку, и я немного заплутал.

Также я узнал время. Я имею в виду год, месяц, число. Вот как это получилось.

Сначала кто-то зашел в трамвай, крикнул «Единый!» и помахал проездным. Я стоял рядом и успел прочитать: «Сентябрь 1982». Потом я заметил у этого мужика в кармане газету. Трамвай трясло, он ее не доставал, но до меня наконец дошло, что можно посмотреть дату там — в газете. Не знаю, как я раньше не догадался. В прошлом люди все время читали газеты! В СССР — и не только — газеты были даже на уличных стендах!.. Примета времени…

(Кстати, в трамвае я купил себе билет в прозрачной кассе прямо в салоне. Помните такие? Бросаешь монетку, крутишь ручку — вылезает билетик… Еще одна примета времени).

На остановке у Сокольников я заспешил к газетным стендам. «Правда», конечно. Хотя я помнил из детства, расклеивали еще «Труд» и наверняка «Известия»… Так или иначе, на стендах был выпуск от 6 сентября. Чтобы убедиться, я попросил свежий номер в киоске — то же самое. Парк был прямо по курсу, и я отправился туда по центральной дороге.

Итак, 6 сентября 1982 года. Пара месяцев до моего рождения, пара месяцев до смерти Брежнева и где-то месяц до того, как случится вся эта неприятная история с девушкой Болдырева. Как ее звали?.. Кажется, Лера.

Вообще, здесь что-то не сходилось. Болдырев так ее любил, что не мог простить свое отсутствие, пока она умирала в больнице. Он свихнулся на этом и стал конструировать машину времени… Ну, ок. В смысле, — ладно, бывает… Чокнутый профессор. Старая тема… Но почему он едва ли не насильно втравил в эту аферу меня? Я ведь просто мужик, который похож на него… Ну, да — еще когда-то был его студентом, учился так себе… Только из-за этого?!… По идее, именно он, такой добрый и так сильно чувствующий, не должен бы этого делать. А он даже не сказал, как достанет меня отсюда…

Действительно, все это напоминало какую-то гигантскую разводку! Я это сразу заметил… Ну, а раз так плевать я хотел на него, Болдырева, и на его… Леру?.. Ага, Леру!.. Конечно, ее жалко, но все-таки… Тысячи людей умирают оставленные и забытые, миллионы голодают… А бангладешцы, живущие на железных дорогах? Мы все братья, но я не собираюсь спасать мир ради них…

Кстати, а как там бангладешцы? В начале 80-х? Что у них там было? И что есть у меня — здесь, в начале 80-х, в СССР?..

Я обошел центральный круг в парке и купил цветок в киоске. Мне показалось, так будет естественнее — как будто у меня свидание. Паранойя, что все на меня пялятся, принимают за чужака, иностранца, может быть — шпиона, опять напомнила о себя. Поэтому я принял меры предосторожности и, вероятно, привлек еще больше внимания.

Наконец, я нашел уголок побезлюднее и попытался представить, как мне вернуться назад — в свое время. Решения, конечно, не было…

Болдырев сделал свою машину, как некий иконостас: нагромождение фотографий, обломков и артефактов прошлого. Мне взять фотки и предметы из будущего просто негде. Может, есть иной способ путешествовать во времени? Может. Но я совсем не разбираюсь в физике. И химии. И математике… Теорема Пифагора? О чем она?

Внезапно я захотел есть. Смешно — хотеть есть еще до своего рождения. И хотеть спать. Ходить, дышать, почесываться, бояться…

Я закурил. Которая подряд?… На вкус? Нормально.

А если представить время нелинейно?.. Как существующее всегда… Вероятно, оно правильно, но только мне от этого толку было мало.

На минуту я подумал распустить слюни, заплакать, прикинуться сумасшедшим, сдаться властям и провести следующие несколько лет в дурдоме. Я мог бы рассказывать им про ковид и пророчить пришествие черного президента в Америке, нести ахинею о буйствах ТикТока и оплате покупок с помощью радиотелефона. Моей специализацией стало бы будущее… Разумеется, паспорт Болдырева, который он мне дал, придется выкинуть. Ботинки, носки и трусы — тоже на хрен. Они ведь у меня «из будущего». Деньги?.. Часть выбросить или раздать. Слишком много для шизика…

Но я предвидел и кучу осложнений… Например — как избавиться от всего этого барахла, чтоб его не нашли?.. Еще вопросы от милиции, КГБ, ГРУ… Да и советская психиатрия — не толстая добрая мамочка с распахнутыми объятиями, на огромных сиськах которой я мог бы выплакаться. В общем, играть в сумасшедшего — крайний вариант… Надо косить под нормального и как-то жить дальше. Вдруг, за это время у Болдырева проснется совесть и он придумает, как вытащить меня отсюда. Или я сам додумаюсь. Или самоубьюсь. Самоубийство до рождения — это что-то новенькое… Ну, а я пока жив, и мне надо мимикрировать под окружающую среду, позаботиться о себе, сделать все так, как у остальных…

Стараясь не особо палиться, я достал записки, которые Болдырев дал мне вместе с паспортом. Там было сразу четыре адреса, где я мог остановиться. Я выбрал квартиру в Красногорске. Болдырев пометил на бумажке, что хозяин до ноября будет в экспедиции. Дом находится в новом квартале. Ключик под ковриком.

Я погулял по парку еще довольно долго, а потом обнаружил, что забрел в Лосиный остров — это тоже парк. Там я выбросил розу и пошел обратно. Мои мысли бродили по кругу: зачем, как, что делать дальше…

Когда я вышел из Сокольников, было уже без двадцати пять. Скоро начнется час пик. Я купил еще одну пачку сигарет — «Новости» (с остальными потом разберемся) — и зашагал к Рижской. Мне надо было на вокзал. Метро и прочий транспорт я решил пока избегать. К тому же, я хотел устать. Очень сильно. Чтобы прекратить эту круговерть с навязчивыми мыслями. По дороге я встретил пионеров. В детстве я очень хотел быть пионером, но потом понял, что руки у меня растут не оттуда и галстук я так и не научусь повязывать как следует. Это меня напугало, и я с ужасом ждал приближения третьего класса. И был счастлив, когда СССР рухнул, а я остался октябренком. Сейчас пионеры лишний раз напомнили мне, что я не сплю и все вокруг вполне реально. Или нереально… Как посмотреть, конечно.

Конец ознакомительного фрагмента.