Ленин. Спаситель и создатель

Сергей Кремлев, 2016

Россия заново открывает для себя Сталина, но пора открывать заново и Ленина. Возглавив Россию в тяжелейшее время, Ленин оказался её Спасителем, пролив и кровь «за други своя»… Затем он стал Творцом новой России, новых социальных законов и отношений, новых чувств, новых идей и новых людей. Умением провидеть и создавать умное будущее он важен для нас и сейчас. Сегодня Украина в приступе социальной паранойи свергает памятники Ленину и тем программирует свою грозную трагедию. Но Ленин не просто достоин всех тех пьедесталов, на которых он стоит на тысячах площадей, он достоин и большего – понимания. И для того, чтобы понять Ленина, не требуется копаться в закрытых архивах – достаточно его читать. Ленинские письма, а также записки и телеграммы послереволюционных лет занимают десяток томов, и это – наиболее точная информация о Ленине, как и сорок пять томов его трудов. Они сами по себе развенчивают миф о пресловутом пломбированном вагоне и прочие подлые мифы. Со страниц книги Сергея Кремлёва, широко предоставляющего слово самому Владимиру Ильичу, встаёт неожиданный и многогранный Ленин: мыслитель-гуманист и остроумный политик, вождь и романтик, жёсткий менеджер и блестящий спортсмен… Но, прежде всего – гениальный инициатор движения России к мощи и расцвету. После Октября 1917 года Ленин стал неудобным для большевистской элиты – Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина… Лишь Сталин был предан ему, видел в Ленине вождя – гаранта новых успехов. И Сергей Кремлёв отдельно останавливается на тайне последних дней Ленина, так рано и странно ушедшего из жизни. Эта книга, прочесть которую полезно всем, кому не безразлична судьба России, – подлинный прорыв в освещении ленинской темы.

Глава 4. «Золото партии» на груди у Инессы Арманд

Подлинное финансовое положение большевиков во время Первой мировой войны хорошо характеризует письмо Ленина Зиновьеву от (ориентировочно) 20 декабря 1916 года. Пересылая «Григорию» «Замечания по поводу статьи о максимализме» (см. ПСС. Т. 30, с. 385–388), Ленин далее пишет:

«200 frs (примерно 120 рублей, — С.К.) послал.

Скандал со Шкловским меня дьявольски возмущает и беспокоит. А вы ещё хотели ему всю кассу отдать!! Надо действовать энергично: сказать ему, что деньги нужны к новому году и не отставать, пока он не вернёт всего! Чертовский скандал! Действительно „панама“ и у нас под носом»^[59].

Таким образом Владимир Ильич отреагировал на сообщение Зиновьева о некой авантюре члена РСДРП с 1898 года Г. Л. Шкловского (1875–1937), тогда большевика, а после 1917 года — троцкиста и зиновьевца.

Зиновьев сообщал Ленину:

«…у Шкловского какой-то кризис, и он — не говоря нам ни слова, — все партийные деньги пустил в оборот!.. Я уверен, что он скоро вернёт. Но пока дело стоит так, что нет ни сантима на почтовые расходы…»^[60]

«Ни сантима…» Зиновьева — это, конечно, гипербола. Но, похоже, дела и впрямь обстояли неважно.

Судя по всему, Шкловский долг партии вернул, то есть, банкротом не стал. А поскольку новый миллионер Шкловский в Швейцарии не объявился, то, надо полагать, что позаимствованная им у партии сумма на миллионы не тянула и миллионной прибыли не принесла. Как говаривал Остап Бендер: «Джентльмен в поисках десятки…»

Из всего этого можно сделать вполне логичный вывод: партийную кассу большевиков даже на исходе 1916 года «германское золото» не наполняло, а размер кассы был невелик — вряд ли больше нескольких тысяч франков. Во всяком случае, в ответ на отчаянную панику Зиновьева Ленин смог выслать ему всего-то сотню рублей, и этого, похоже, на текущие расходы достало.

Не исключено, что ненадёжность в тот момент финансовых доверенных лиц партии типа Шкловского в сочетании с общей ненадёжностью европейской ситуации, и побудили Ленина написать 16 января 1917 года из Цюриха в Кларан некое письмо Инессе Арманд. Это письмо, как и письмо Зиновьеву от 20 декабря 1916 года, настолько важно для понимания подлинного тогдашнего положения дел и финансового фона деятельности большевиков накануне Февральской революции, что приведу его полностью, вначале напомнив читателю о том кем была Арманд в большевистской партии к началу Февральской революции.

Елизавета Фёдоровна Арманд [урождённая Стеффен (транскрипцию даю по 2-му изданию БСЭ)] была в партии большевиков фигурой заметной с любой точки зрения. А поскольку она с 1910 года входила в близкое окружение Ленина (по сплетням — даже в слишком близкое), то сказать о ней рано или поздно надо, и вполне уместно сделать это именно сейчас.

Даты рождения Арманд расходятся: в примечаниях к Полному собранию сочинений Ленина указан 1874 год, во 2-м издании Большой советской энциклопедии — 1875 год, а по учётам Охранного отделения от 1913 года «жена потомственного почётного гражданина, домашняя учительница Арманд, урождённая Стефен, Инесса (Елизавета) Фёдорова» отмечена как родившаяся 16 июня 1879 года в Москве^[61].

В книге же Ж. Фревиля «Ленин в Париже», изданной у нас в 1969 году, сообщается, что Арманд родилась 8 мая 1874 года в Париже в семье известного оперного певца Теодора Стефана и актрисы Натали Уальд — полу-француженки, полу-англичанки. Надо полагать, что это и есть верная дата рождения будущей выдающейся профессиональной революционерки, а московские охранники напутали.

Отец умер рано, оставив вдову с тремя девочками-погодками. Старшую (это и была Инес) взяли на воспитание бабушка и тётка, жившие в Москве. В шесть лет Инес хорошо играла на рояле, отлично усваивала знания, и выросла девушкой разносторонне образованной, обаятельной, остроумной… Была прекрасной певицей…

Вскоре она вышла замуж за обрусевшего потомка французских эмигрантов фабриканта Александра Арманда, владельца шерстоткацкой и красильно-отделочной фабрики в подмосковном Пушкино. Муж был человеком добрым, честным, не чуждым благотворительности, жену любил (да и невозможно было её не любить), у них быстро родилось четверо детей — два сына, Саша и Федя, и затем — две дочери, Инна и Варя.

Однако от себя не уйдёшь — в груди яркой светской дамы билось сердце, умеющее сострадать… Инесса увлекается толстовством, устраивает школу для крестьянских детей, вступает в Московское общество по улучшению участи женщин, но вскоре понимает, что так темноту жизни не рассеешь… Она порывает с религией и толстовством, а вскоре — и с мужем, полюбив младшего брата мужа, студента-марксиста Владимира Арманда, и начинает работать в революционном подполье^[62].

Вместе с четырьмя детьми Инессы от первого брака любящая пара поселяется в дальнем конце Москвы, и в 1904 году в семье появляется сын Андрей.

Итак, в революцию Арманд ушла не девочкой, ушла из жизни вполне обеспеченной, и по её официальной советской биографии началб с работы в Московской организации большевиков. Однако в одной из ориентировок Московского Охранного отделения сообщалось, что Арманд «6-го января 6 января 1905 года была обыскана при ликвидации московской группы партии с.-р. (то есть социалистов-революционеров, эсеров. — С.К.), в квартире её был обнаружен склад нелегальной литературы, браунинг и пачка патронов»…

Ну, если Елизавета Арманд и начинала как боевая эсерка, особого партийного криминала в том тогда не было — хуже было бы, если бы она начинала как меньшевичка! Впрочем, худосочные «меки» и энергичная красавица явно не сочетались ни по духу, ни по идеологии.

9 апреля 1907 года Арманд была задержана и обыскана по делу военного союза, а 7 июня 1907 года Елизавету-Рене Арманд задержали на собрании Московского узлового комитета Всероссийского Железнодорожного Союза. Вскоре она была выслана под гласный надзор полиции «в отдалённый уезд Архангельской губернии на два года»^[63].

В ссылку за ней — в северную Мезень, уехал и Владимир.

Владимир был человеком редкой души, «апостольски прост», однако в условиях крайнего Севера заболел туберкулёзом и вынужден был вернуться в Москву для лечения, а затем уехать в Швейцарию. В ноябре 1908 года Инесса за семь месяцев до окончания ссылки бежит через Архангельск, Москву и Петербург в Финляндию и в январе 1909 года добирается до Швейцарии — ухаживать за Владимиром. Через две недели после её приезда он скончался.

«Для меня его смерть, — писала Инесса в письме друзьям, — непоправимая потеря, так как с ним было связано всё моё личное счастье, а без личного счастья человеку прожить трудно»^[64].

В 1909 году Арманд живёт вначале в Брюсселе, а с 1910 года — в Париже. Во время одного из своих приездов из Брюсселя в Париж в 1909 году она знакомится с Лениным и Крупской. Осенью 1909 года Инесса поступает в Брюсселе на учёбу в Новый университет и в октябре 1910 года получает диплом лиценциата экономических наук.

Летом 1911 года Арманд преподавала в партийной школе пропагандистов в деревушке Лонжюмо под Парижем, где 13 делегатам из имперских организаций партии и 4 вольнослушателям был прочитан курс лекций. Ещё до открытия школы Департамент полиции МВД в своём циркуляре № 100209 от 10 марта 1911 года извещал заграничную агентуру о предстоящем событии, а 29 августа 1911 года провокатор Бряндинский (от провокации не был застрахован никто и, например, боевой организацией эсеров руководил провокатор Евно Азеф) представил начальнику московской охранки обстоятельный доклад, где об Арманд было сказано следующее:

«…История социалистического движения в Бельгии — 3 лекции; читала их эмигрантка „Инесса“, оказавшаяся очень слабой лекторшей и ничего не давшая своим слушателям.

Инесса (партийный псевдоним, специально присвоенный на время преподавания в школе) — интеллигентка, с высшим, полученным за границей образованием;…свободно владеет европейскими языками, её приметы: около 26–28 лет отроду, среднего роста, худощавая, продолговатое, чистое и белое лицо; тёмно-русая с рыжеватым оттенком; очень пышная растительность на голове,…коса; замужняя, имеет сына 7 лет, жила в Лонжюмо в том же доме, где помещалась и школа; обладает весьма интересной наружностью»^[65].

К слову, приметы Ленина Бряндинский описывал тогда же так:

«…около 40 лет от роду, выше среднего роста, худощавый, продолговатое бледное лицо, живые глаза, светло-русый, большая лысина, усы и борода бриты»^[66].

И, опять же, к слову — с учётом сплетен, о которых будет позже сказано… Ленин с женой жили не в одном доме с Арманд и слушателями школы, а на другом конце Лонжюмо. Сообщает об этом Владимир Мельниченко — доктор исторических наук, последний директор Центрального музея В. И. Ленина.

Летом 1912 года ЦК большевиков по ленинской рекомендации нелегально направляет Арманд в Петербург. Она ехала в Россию как представитель ЦК для восстановления подпольного аппарата и подготовки избирательной кампании по выборам в IV Государственную думу. Перед отъездом «Инессу» в Кракове инструктировал сам Ленин.

Работа в Петербурге началась успешно, однако 14 сентября 1912 года Арманд (она жила по подложному паспорту на имя крестьянки Франциски Янкевич) арестовывают «по делу технической группы Петербургской организации РСДРП»^[67].

Партийные «техники» были как один людьми опытными, преданными, бывалыми и профессионально скрытными, что вполне объяснимо. «Техника» — это организация нелегальных транспортов литературы и оружия, поиск новых конспиративных квартир, явок… Это — нелегальные типографии, агентура среди жандармов, связи между регионами и между регионами и ЦК, поиск и переправка денег для партии и прочее подобное, то есть — делб, для болтунов не подходящие. Возможно, этим и объясняется неудача «Инессы» как лектора в Лонжюмо — профессия накладывает свой отпечаток, и Арманд в ту пору отпускала слова окружающим скуповато.

Соответственно, к Арманд жандармы отнеслись серьёзно — во время дознания она сидела в одиночке более полугода и надорвала здоровье, пока Александру Арманду не удалось добиться её освобождения до суда под залог в 5 тысяч. Весну и лето 1913 года Инесса провела с детьми на Волге, лечась кумысом.

Суд, который должен был состояться 27 августа 1913 года, грозил новой ссылкой, и, жертвуя залогом, Инесса переходит границу. Осенью 1913 года она уже присутствует на совещании ленинского ЦК в австрийском Поронине.

Совещание, в котором участвовали Ленин, Зиновьев, Каменев, Крупская, Трояновский, Шотман, Елена Розмирович, депутаты Государственной Думы IV созыва Бадаев, Малиновский, Петровский, Муранов и ряд других видных членов партии, проходило в период с 25 сентября по 1 октября. И в циркуляре Московского Охранного отделения № 107332 от 30 ноября 1913 года, где приводилось сообщение о совещании провокатора Малиновского, среди других упоминается также имя Арманд^[68].

С этого момента Инесса — активный участник заграничной работы большевиков, причём и здесь на ней лежало немало сложных «технических» обязанностей. Она была делегатом Международной женской социалистической и Международной юношеской конференции в 1915 года, принимала участие в работе Циммервальдской и Кинтальской конференций интернационалистов. Арманд была талантливым и ценным партийным работником, и в годы войны она и Ленин обменивались десятками писем. Поскольку письма Ленина к Арманд опубликованы в Полном Собрании Сочинений, заинтересованный читатель может ознакомиться с ними сам и убедиться, что они носят деловой, хотя, порой, и весьма тёплый и дружеский характер.

Вот вполне типичный эпизод…

Исполнительный комитет Международного социалистического бюро (МСБ) созвал в Брюсселе на 16–18 июля 1914 года так называемое объединительное совещание. Формальной целью был «обмен мнениями» о возможности восстановления единства в РСДРП. Фактически же руководство II Интернационала было обеспокоено усилением влияния Ленина в рабочем движении в России и изыскивало пути ослабления позиций большевиков. Летом 1914 года председатель МСБ Эмиль Вандервельде (1866–1938) приезжал в Петербург и вёл переговоры с меньшевиками. Вандервельде условился с Мартовым, что МСБ выступит не как посредник между большевиками и меньшевиками, а как арбитр. Причём председатель МСБ предупредил Мартова, что с большевиками предварительно говорить не станет, чтобы они не поняли, что их хотят «прижать к стене»^[69].

Прижать Ленина к стене?

Ну, не Вандервельде была по плечу такая задача, да и кому она была бы по плечу!?

Игнорировать приглашение в Брюссель, куда должны были съехаться представители всех течений российской социал-демократии, включая «Единство» Плеханова, «Борьбу» Троцкого, Бунд, поляков и латышей, Ленин не мог — рабочая масса этого не поняла бы, а меньшевики обвинили бы большевиков во всех смертных грехах.

Но и ехать в Брюссель Ленин не хотел… В начале июля 1914 года он пишет Арманд из Поронина в Ловран:

«По поручению ЦК обращаюсь к тебе с просьбой согласиться войти в делегацию… Ты хорошо знаешь дела, прекрасно говоришь по-французски, читаешь „Правду“. Думаем ещё о Попове, Камском, Юрии (А. А. Бекзадян. — С.К.). Всем написано…

Надо очень спешить!!

Согласись, право! Хорошо встряхнёшься и делу принесёшь пользу…

Я ехать не хочу „принципиально“. Видимо немцы (озлобленный Каутский и К⁰) хотят нам досадить. Sout! („Пусть так!“. — С.К.) Мы спокойно (я на это не годен) от имени большинства ⁸/₁₀, вежливейшим (я на это не годен) французским языком предложим наши условия. А ты теперь осмелела, читала рефераты и отлично бы провела!..»^[70]

Не знаю — кому как, но мне ленинское «я на это не годен» доставило немало удовольствия! Оно великолепно передаёт темперамент Ленина, к дуракам и «мышиным», — как говаривал Тарас Бульба, — «душам» никогда никакой терпимости не проявлявшего.

Арманд на совещании, где будут иностранцы, с её свободным владением европейскими языками была бы, конечно, очень к месту. Ленин инструктировал её:

«…Я уверен, что ты из числа тех людей, кои развёртываются, крепнут, становятся сильнее 6 и смелее, когда они одни на ответственном посту… Превосходно ты сладишь! Прекрасным языком твёрдо их всех расшибёшь, а Вандервельде не позволишь обрывать и кричать…

Гвоздь, по-моему, — доказать, что только мы партия (там — блок-фикция или группки), только мы рабочая (там — буржуазия, дающая деньги и одобряющая), только мы большинство…»^[71]

В итоге Арманд согласилась, и в Брюссель поехала делегация ЦК РСДРП в составе: И. Ф. Арманд (Петрова), М. Ф. Владимирский (Камский) и И. Ф. Попов (Павлов). За несколько дней до совещания Ленин в очередной раз инструктировал Арманд, и эти его инструкции тоже стоят того, чтобы читатель с ними познакомился.

Ленин писал:

«Дорогой друг! Я чрезвычайно тебе благодарен за согласие. Я просто уверен, что ты превосходно выполнишь твою важную роль…

Ты с делом хорошо знакома, говоришь хорошо, и я уверен, что теперь сможешь быть достаточно „нахальна“. Пожалуйста, не истолкуй „в плохую сторону“, если я даю тебе кое-какие частные советы для облегчения твоей тяжёлой задачи.

Плеханов любит смущать „товарок“, говоря им „вдруг“ галантности (по-французски и т. п.). Надо быть готовым к этому для быстрого ответа — я восхищена, товарищ Плеханов, вы поистине старый волокита (или галантный кавалер) — или что-либо в этом роде, чтобы отбрить его.

Ты должна знать, что все будут очень злиться (я очень рад!), увидев, что я отсутствую, и вероятно, захотят отомстить тебе. Но я уверен, что ты покажешь свои ноготки наилучшим образом. Заранее восторгаюсь при мысли, как они нарвутся публично, встретив холодный, спокойный и немного презрительный отпор…»^[72]

Ясно, между прочим, что Ленин не столько «заранее восторгается», сколько таким образом заранее задаёт Арманд тот тон, который необходим. А далее идёт ещё одна небесполезная ремарка:

«Плеханов любит „задавать вопросы“, издеваясь над вопрошаемым. Мой совет: обрезать сразу — Вы-де вправе… задавать вопросы, но я отвечаю не Вам лично, а всей конференции, поэтому покорнейше прошу не перебивать меня, — чтобы превратить сразу „задавание вопросов“ в нападение на него. Ты должна всё время занимать наступательную позицию… Они трусы, и сразу осядут, осекутся.

Они не любят, когда мы цитируем резолюции. А это лучший ответ: я-де пришла сюда главным образом, чтобы передавать оформленные партийные решения нашей рабочей партии…»^[73]

Наконец, в письме, посланном Лениным Арманд уже «после драки» — 19 июля 1914 года, говорится:

«Гюисманс (секретарь МСБ, профессор филологии из Бельгии. — С.К.) и Вандервельде пустили в ход все угрозы. Жалкие дипломаты! Они думали нас (или вас) запугать. Конечно, им не удалось…

Ты лучше провела дело, чем это мог бы сделать я. Помимо языка (Ленин имеет в ввиду то, что его французский был далеко не идеален, как и немецкий. — С.К.), я бы взорвался, наверное. Не стерпел бы комедиантства и обозвал бы их подлецами. А им только того и надо было — на это они и провоцировали.

У вас же и у тебя вышло спокойно и твёрдо. Extremely thankful and greeting you („Чрезвычайно благодарен и приветствую тебя“. — С.К.)…»^[74]?

Деликатные поручения Ленина, требующие воли и умения, Арманд выполняла и позднее, тем более, что уже скоро у Ильича возникли новые заботы и новые проблемы — началась Первая мировая война.

Сегодня стандартное клише, связанное с именем Инессы Арманд, — «любовница Ленина», и правды здесь вряд ли больше, чем в клише: «Ленин — германский шпион».

Я не намерен уделять в этой книге теме «Ленин — Инесса» много места, поэтому сразу сообщу, что слух о том, что у Ленина была с Арманд «тайная любовь» запустил в оборот в начале 50-х годов бывший французский интернационалист Марсель Боди… Сообщая об этом, упомянутый выше Владимир Ефимович Мельниченко, далее продолжает:

«Из пальца высосан вымысел об интимной связи Владимира Ильича с Арманд „на протяжении десяти лет“… Поднята до „научного“ уровня одна из давних побасенок: „Имелась версия, что Сталин угрожал Крупской в случае её малейшего неповиновения объявить официальной женой Ленина Инессу Арманд“…»^[75]

Написанную в жанре документальной миниатюры книгу Владимира Мельниченко «Личная жизнь Ленина» рекомендую читателю со спокойной совестью… Как справедливо сказано в издательской аннотации, автор — «один из тех немногих историков, которые знают о Ленине, пожалуй, всё, за исключением того, что уже не узнает никто и никогда».

Конечно, знать всё и всё понимать — вещи нередко разные, и в эпохе Ленина-Сталина и в её творцах доктор Мельниченко понял, на мой взгляд, не всё. Однако понял он — при глубоком знании темы, немало, и написал о Ленине не только со знанием, но и с пониманием — честно, с хорошей страстью.

Одна из книг Мельниченко имеет яркое название: «Нужно быть сумасшедшим, чтобы не признать величия Ленина», и в своём месте я ещё буду ссылаться на интереснейшую информацию Владимира Ефимовича о жизни Ильича.

Так вот, из постсоветской книги компетентного эксперта однозначно следует — со ссылками на документы, что Арманд Ленина любила, что и Ленин к Инессе Арманд был очень душевно расположен и видел в ней «верного товарища по работе». Однако, привожу прямое мнение автора «Личной жизни Ленина»:

«Любил ли Владимир Ильич Арманд? На этот вопрос мог бы ответить только он сам. Документы, которыми мы располагаем, не дают однозначного ответа, всяческие вымыслы любого толка — неуместны, недостойны»^[76].

Точно так же смотрит на этот аспект жизни Ленина и другой подлинный эксперт — ульяновский лениновед Жорес Трофимов. Он, в частности, сообщает, что в 1953 году 17-летняя Лариса Васильева, впоследствии известная поэтесса, попросила высказать своё мнение о возможном «романе» Ленина с Арманд Ивана Фёдоровича Попова (1886–1957).

Большевик с 1904 по 1914 год, адресат ряда ленинских писем, участник того «объединительного» совещания в Брюсселе, о котором выше было рассказано, а после Октября — литератор, Попов в 10-е годы как представитель ЦК в Международном Социалистическом Бюро был тесно связан с Лениным, с Арманд и Крупской, ситуацию знал не понаслышке. И юной Васильевой Попов ответил так: «Упаси бог! Она любила его как своего учителя. Она поверила Ленину, как никому. Пошла за ним. Сначала заочно. Потом рядом»^[77].

После революции Арманд — умелый организатор, работала в Московском губкоме партии, в Московском губисполкоме, была председателем Московского губсовнархоза, а с 1918 года заведовала отделом работниц при ЦК РКП(б). В 1920 году она лечилась от туберкулёза в Кисловодске и во время эвакуации ввиду наступления белых, умерла от холеры. Её младший сын Андрей, инженер-механик, погиб в 1944 году на фронте.

А теперь пора вернуться к письму, посланному Лениным Арманд 16 января 1917 года из Цюриха в Кларан. Я уже писал, что ввиду его важности для освещения подлинного финансового положения партии большевиков накануне Февральской революции, приведу его полностью, что ниже и делаю.

Ленин писал Арманд:

«Дорогой друг!

Если Швейцария будет втянута в войну, французы тотчас займут Женеву. Тогда быть в Женеве — значит быть во Франции и оттуда иметь сношения с Россией. Поэтому партийную кассу я думаю сдать Вам (чтобы Вы носили её на себе, в мешочке, сшитом для сего, ибо из банка не выдадут во время войны). Пишу об этом Григорию (Зиновьеву. — С.К.). Это только планы, пока между нами.

Я думаю, что мы останемся в Цюрихе, что война невероятна.

Лучшие приветы и рукопожатие! Ваш Ленин»^[78].

Итак, вся партийная заграничная партийная касса большевиков в начале 1917 года могла спокойно разместиться на груди изящной Инессы Арманд. Но даже если бы она имела, пардон, бюст шестого размера, миллионы марок (или там — франков, фунтов и долларов) на нём разместить не удалось бы…

Повторяю, логичный вывод из сказанного напрашивается сам собой: никаких миллионов в распоряжении Ленина не было. А отсюда вытекает и тот вывод, что никто ими Ленина не снабжал. Это, как со стороны кайзера Вильгельма, генерала Людендорфа, германской разведки, так и со стороны союзников было бы, вообще-то, просто глупым делом.

Несомненная же историческая правда заключается в том, что финансовая база политической деятельности Ленина и его партии в ходе Первой мировой войны имела, как и до войны, вполне видимое происхождение. Она пополнялась членскими взносами, литературными гонорарами, пожертвованиями сочувствующих и т. п., и была весьма скромной.

Вот ещё один убийственный для версии о антироссийском финансировании Ленина факт… Ещё до проекта разместить партийную кассу на груди Арманд как в сейфе, Ленин пишет той же Арманд 6 января 1917 года очередное письмо. С одной стороны, это письмо лишний раз подтверждает, что о близящейся «спецоперации» российской и союзной элиты по свержению самодержавия Ленин даже не догадывался. Однако «финансовая» часть письма ещё более интересна!

Ленин в ней обсуждает с Арманд возможность издания ряда брошюр, просит выяснить — сможет ли Арманд «достать (или авансировать) деньги на это издательство» в размере до 500 (всего пятисот!!!) франков — примерно 300 рублей, обсуждает вопросы распространения брошюр и далее продолжает:

«…(а) Окупится ли? (б) И в какое время назад вернутся деньги?

От этих двух вопросов (а + б) зависит всё.

Если (а) вообще не окупится, то тогда нельзя и браться, ибо жертвователя денег у нас нет (жирный шрифт мой. — С.К.). Ставить можно лишь то, что окупится…»^[79]?

Что же до личного финансового положения Ленина на рубеже 1916 и 1917 годов, то отчаянным оно не было, однако и стабильным его назвать было нельзя!

Узнать об этом можно не из тех или иных мемуаров, а всё из той же ленинской переписки, опубликованной в Полном Собрании сочинений. Ведь все эти письма — личные и деловые, писались не в предвидении того, что через сто лет в России, пересозданной Лениным из буржуазной в рабоче-крестьянскую, а затем пересозданной Горбачёвым, Ельциным и Путиным вновь в буржуазную, найдутся некие «историки», возводящие поклёп на Ленина, и надо-де заранее — за сто лет, подстраховаться серией соответствующих писем.

Эти письма были написаны для того, для чего обычно письма и пишутся, то есть — для осведомления адресата, для совета с ним и т. д.

Скажем, 20 сентября 1916 года Ленин в письме в Петроград Марку Тимофеевичу Елизарову — мужу старшей сестры Анны, передаёт привет своей сестре Марии Ильиничне:

«…Большущее также спасибо Маняше за хлопоты с издателями: засяду писать что бы то ни было, ибо дороговизна дьявольская, жить стало чертовски трудно… (200 руб. я получил и писал об этом; спасибо ещё раз)…»^[80]

Это при якобы миллионах марок в кармане такие жалобы?

Увольте, увольте, милостивые государи!

Марк Елизаров, живший в Петрограде и занимавший солидную должность в правлении пароходного общества «По Волге» на Невском проспекте, как и Мария Ильинична, были тогда для Ленина чем-то вроде литературных агентов в России, и 22 октября 1916 года Ленин интересуется у Марии Ильиничны:

«Дорогая Маняша!..

Получена ли новым издателем рукопись о новейшем капитализме (имеется в виду классическая впоследствии работа „Империализм как высшая стадия капитализма“. — С.К.)… Ты пишешь, что „„Аграрный вопрос“ (полное название: „Новые данные о законах развития капитализма в земледелии. Выпуск I. Капитализм и земледелие в Соединённых Штатах Америки“. — С.К.) издатель хотел бы выпустить книгой, а не брошюрой“. Я понимаю это так, что я должен прислать продолжение… Засяду за эту работу, как только покончу с тем, что я должен написать в оплату аванса у старого издателя…»^[81]

26 ноября 1916 года Ленин вновь адресуется к «Маняше», сообщая из Цюриха о получении от неё книг и вообще о жизни в Швейцарии. В приводимом ниже отрывке этого письма обращаю внимание читателя на то, что Ленин, как из него видно, владел немецким и английским языками настолько, что мог зарабатывать на жизнь и переводами:

«Дорогая Маняша! Только что отправил на адрес Марка Тимофеевича заказную открытку, как пришли от тебя книги…

…Мы живём по-старому. Дороговизна всё сильнее. За деньги большое спасибо (писал М.Т. о получении мной 500 р. = 869 frs. [франков. — С.К.])… Насчёт переводов предложил три книги: Kemmerer: „Technischer Fortshritt“; Hobson: „Imperialism“; Gilbreth: „Motion study“. Ответа ещё не имею; жду его (ибо издатель должен справиться, не издано ли уже).

Ещё раз крепко жму всем руки и целую тебя и Аню (старшую сестру. — С.К.)…»^[82]

Спрашиваю ещё раз: это что — при якобы миллионах марок в кармане?

Странно получается! По уверениям разного рода «исследователей» то ли немецкого, то ли — союзнического, следа в политической деятельности Ленина во время Первой мировой войны, Ленин купался в деньгах. И при этом, оказывается, хватался за любую возможность литературного заработка.

Ему если не в швейцарских ресторанах на шпионские гонорары кутить (нет, нельзя — конспирация!), то уж, во всяком случае, работать и работать над планами будущего развала России! А он, понимаешь, отвлекается от «поставленной задачи» и собирается переводить каких-то Кеммерера и Хобсона…

Неувязка, однако…

Касающиеся «издательских» коллизий места попадаются в ленинской переписке на протяжении многих лет. Он ведь, живя в эмиграции, не бомбы для подрыва «буржуев» мастерил, и не сибаритствовал, а много работал, занимаясь не только текущей партийной, но и серьёзной литературной и научной работой.

Ленин работал — при возможности — во всех крупнейших библиотеках Европы, в том числе — собирая материалы для будущих книг. И литературный доход от публикации статей и книг, от заказов редакций и т. д. был важным источником его бюджета.

Порой, увы, всё шло не так гладко… 21 декабря 1916 года Ленин отправляет из Цюриха во Францию письмо Михаилу Покровскому, будущему известному советскому историку, где касается и издательских дел:

«Уважаемый М. Н.! Получил Вашу открытку от 14.XII.1916. Если Вам пишут, что издатель должен мне „кроме 500 р. ещё 300 р.“, то я должен сказать, что считаю за ним больше долгу…

Писал об этом в Питер, но мои сношения с Питером архиплохи и невыносимо медленны…»^[83]

А через пару недель — 3 января 1917 года, Ленин пишет Покровскому ещё одно письмо, где сообщает и неплохие, и грустные новости:

«Уважаемый М. Н.! Только что отправил Вам открытку по поводу брошюры,… как стал получать деньги и получил теперь в два приёма 500 frs (франков. — С.К.), за что очень благодарю.

Получил также ответ формальный (почты), что мою рукопись по экономике, посланную Вам 2. VII. 1916, saisi l`autoritй militaire!!! („конфисковали военные власти“. — С.К.)

Прямо невероятно! Можно ли ещё где похлопотать или безнадёжно?

Лучшие приветы и пожелания.

Ваш В. Ульянов»^[84].

Пропавшая рукопись — это как раз та, о которой Ленин беспокоился в письме Марии Ильиничне Ульяновой от 22 октября 1916 года то есть — рукопись книги «Империализм как высшая стадия капитализма»!

Писать книгу по империализму по предложению легального издательства «Парус», основанного в декабре 1915 года в Петрограде Горьким, Ленин начал в начале 1916 года. 2 июля 1916 года Владимир Ильич отправил заказной бандеролью рукопись Покровскому, который, живя во Франции, редактировал серию брошюр, выпускаемых издательством «Парус» в Западной Европе^[85].

Однако до адресата бандероль не дошла по причине, читателю уже известной. Но Ленин-то долго не мог понять — затерялась рукопись, что ли?

И, наконец, в январе 1917 года Ленин получил своего рода «новогодний подарок» от французской военной цензуры — сообщение о том, что рукопись изъяли. Хорошо, что имелся второй экземпляр рукописи «Империализма…», и его — ещё до извещения о конфискации первого экземпляра — удалось переслать редактору, то есть, Покровскому, вторично.

Вот как оно, порой, бывало.

Уже Пушкин жил на «литературные» доходы, что и зафиксировано им в знаменитом: «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать…»

Ленин никогда не продавал ни честь, ни совесть, ни свои убеждения, ни Отечество… Но рукописи своих трудов он продавал постоянно.

И их, представьте, покупали!

Они ведь того стоили — не как будущие ленинские автографы, а как полноценный продукт интеллектуального труда.

Конечно, ленинские литературные гонорары были скромными — их ведь издавали не тиражами Дарьи Донцовой, и издавали небольшие прогрессивные издательства, а не крупные издательские концерны. Но это были, всё же, гонорары, и то, как Ленин о них беспокоился, лишний раз убедительно опровергает глупую ложь о его содержании в эмиграции немцами или союзниками.

К тому же, как мы ниже увидим, с начала 1917 года литературные доходы Ленина несколько увеличились. Стали приходить деньги за издания, устроенные в издательства через Михаила Покровского — о чём мы уже знаем. Но кроме того шли и гонорары, устроенные через «Маняшу» — младшую сестру.

А вообще-то жизнь в Швейцарии у Ульяновых в зиму 1916–1917 года шла достаточно размеренно, и особо бурные перемены в ней не предполагались.

Примечания

59

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 343.

60

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, прим. 414 на с. 547.

61

Большевики: Документы по истории большевизма… С. 221.

62

Арманд И. Ф. Статьи, речи, письма. М., 1978. С. 9.

63

Большевики: Документы по истории большевизма… С. 275.

64

Подляшук П. Товарищ Инесса. М., 1965. С. 66.

65

Большевики: Документы по истории большевизма… С. 120, 132.

66

Большевики: Документы по истории большевизма… С. 130.

67

Большевики: Документы по истории большевизма… С. 275.

68

Большевики: Документы по истории большевизма… С. 220–221.

69

Ленин В. И. ПСС. Т. 25, прим. 142 на с. 526.

70

Ленин В. И. ПСС. Т. 48, с. 297–298.

71

Ленин В. И. ПСС. Т. 48, с. 307–308.

72

Ленин В. И. ПСС. Т. 48, с. 314.

73

Ленин В. И. ПСС. Т. 48, с. 314–315.

74

Ленин В. И. ПСС. Т. 48, с. 323.

75

Мельниченко В. Е. Личная жизнь Ленина, М.: Воскресенье, 1998. С. 187.

76

Мельниченко В. Е. Личная жизнь Ленина, М.: Воскресенье, 1998. С. 201.

77

Трофимов Ж. А. Ленин — Крупская — Арманд — любовный треугольник?. Ульяновск: Народная газета, 1993. С. 28.

78

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 367.

79

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 353.

80

Ленин В. И. ПСС. Т. 55, с. 365.

81

Ленин В. И. ПСС. Т. 55, с. 365.

82

Ленин В. И. ПСС. Т. 55, с. 367.

83

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 343.

84

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 360.

85

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 256.