Городская сюита

Сергей Кулаков, 2022

Новый роман Сергея Кулакова не только о пресловутом любовном треугольнике, но и о конфликте поколений – противостоянии отцов и детей. Герои книги в стремительном темпе современного города иногда даже не успевают задуматься над главными жизненными ценностями. Выстраивая основную сюжетную линию, повествуя об их судьбах, автор в то же время предоставляет читателю возможность прогуляться по красивым улицам, просторным площадям и зеленым скверам Минска.

© Кулаков С., 2022

© Оформление. ОДО «Издательство “Четыре четверти”», 2022

* * *

Часть первая

Глава первая

Утро было солнечное, и Дольников проснулся в хорошем настроении. Тут же он вспомнил о том, что сегодня вторник, его «невезучий» день. Но затем решил, что для явного беспокойства оснований нет, надо быть просто осмотрительней, вот и все.

Олег сделал короткую, энергичную зарядку, тщательно побрился и обработал тело дезодорантом. Жена тоже собиралась на работу, и они привычно натыкались друг на друга в коридоре и в дверях ванной комнаты.

— Чему ты все улыбаешься? — спросила Ирина, на миг задержавшись в коридоре.

— Погода хорошая, — отозвался Олег, плавно обходя ее.

Ирина подозрительно взглянула на него, и Дольников прикусил язык.

«Осторожней», — напомнил он себе.

Ирина слишком хорошо его знала, чтобы оставлять без внимания столь странный факт, как беспричинно хорошее настроение супруга.

Олег ушел в спальню и начал одеваться к выходу. Натянув светлые брюки, он долго выбирал тенниску и остановился на бежевой. Она отлично сочеталась с брюками, к тому же у нее были короткие рукава, открывающие бицепсы, которыми Олег очень гордился. Несмотря на свои пятьдесят два года, он до сих пор подтягивался на турнике и отжимался на брусьях.

Надев тенниску, он стал боком к зеркалу и полюбовался мускулами, то напрягая, то расслабляя их.

«Ничего, — подумал он удовлетворенно, — еще в форме».

Посмотрев на окно, залитое солнцем, улыбнулся. Предстоящий день манил его, как жаворонка. Даже хотелось петь, но от этого он воздержался. Пока жена дома, следовало сохранять осторожность. Она и так что-то подозревала, незачем ее в этом укреплять.

— Иди завтракать, — позвала из кухни Ирина.

— Иду, — отозвался Олег.

Тарелка с куриной котлетой и гречневой кашей уже ждала его. Сама Ирина обходилась на завтрак стаканом кефира — худела.

Дольников сел за стол, жена устроилась напротив. Солнце светило ему в лицо, и он подумал, что сидит, как на допросе. Чтобы отогнать эту мысль, придвинул к себе тарелку, взял вилку и принялся завтракать. Котлета была суховата и пересолена, но говорить об этом не следовало. Ирина и так считала, что работает на всех «как проклятая», и любое замечание вызывало такую обиду, точно ее предали в самых лучших чувствах.

— Как котлета? — спросила она.

— Очень вкусная, — ответил Олег, с готовностью поднимая голову.

Ирина смотрела недоверчиво, и он предпочел снова склониться над тарелкой. В последнее время ему стало трудно разговаривать с женой. И причиной служила не только обидчивость Ирины. Дело в том, что у Дольникова полгода назад завелась связь с Дианой Князевой, молодой сотрудницей газеты «Новый день», в которой он работал заместителем редактора. И чем дольше длилась эта связь, тем отчетливее Дольников понимал, что без Дианы он уже своей жизни не представляет.

Чтобы не молчать, он поинтересовался, как идут дела у дочери.

— Позвони, спроси, — сказала Ирина.

— Но ты же вчера разговаривала с ней целый вечер! — подавляя раздражение, заметил Олег.

— А кто тебе мешал? — глядя на него в упор, спросила жена.

Пугаясь этого ее выражения лица, Олег отвел глаза в сторону.

— Ты нормально ответить не можешь? — стараясь не повышать голоса, спросил он.

— Я нормально ответила. Это твоя дочь, а ты ведешь себя так, словно тебе нет до нее дела.

— Кому нет дела? — возмутился Дольников. — Мне? А кто денег на поездку дал?

— Ой, да причем здесь твои деньги! — отмахнулась Ирина.

Олег промолчал. Ссориться не хотелось.

Доедая котлету, он подумал, что позже сам позвонит дочери. И еще подумал о том, что если кто и виноват в его связи с Дианой, так это сама Ирина.

Последнюю мысль очень хотелось высказать вслух, но вместо этого Олег поблагодарил за завтрак, поднялся и пошел в прихожую. Там он быстро обулся и на минуту задержался у зеркала, поправляя прическу. И снова напряг бицепс, любуясь его мужественной формой.

В прихожую вышла Ирина, бросила на него критический взгляд.

— В этой тенниске у тебя живот выпирает, — сказала она. — Надо было надеть что-нибудь посвободней.

— Поел — вот и выпирает, — бодро ответил Олег.

Он повернулся и бросил на себя взгляд в зеркало. Действительно, живот выпирал заметно.

«Проклятая мода, — выругался он про себя. — И кто это придумал, носить все в обтяжку?»

Но переодеваться не хотелось. Во-первых, под насмешливым взглядом супруги это выглядело бы глупо, во-вторых, он уже не в том возрасте, чтобы хвастать юношеской талией. Хотя досаду Олег все же ощутил — Ирина знала, куда уколоть.

— В следующий раз, — сказал он шутливым тоном, — я на завтрак выпью стакан воды. Буду худеть вместе с тобой.

— Перестань! — крикнула Ирина.

Дольников понял, что сейчас разыграется буря. Он подхватил сумку и выскочил из квартиры.

Жена проводила его ненавидящим взглядом.

«Сама виновата, — думал Олег, спускаясь в лифте. — Работа, болезни, вес… А мне все это терпеть! Как будто я ей злейший враг. Младше меня на семь лет, а ведет себя так, будто ей семьдесят. Я уже забыл, когда мы были близки в последний раз. Если бы не Диана…»

Лифт остановился, и Дольников вышел на улицу под слепящие лучи солнца. Утро было восхитительное, словно выбранное на заказ, и обещало несомненный праздник. Олег заставил себя не думать о семейных проблемах и быстрым шагом двинулся к трамвайной остановке.

Он удачно жил — в пятнадцати минутах езды от работы, в Зеленом Луге, что позволяло лишний раз не брать машину. По такой погоде, как сегодня, было здорово проехаться в гулкой полости трамвая, наполненного светом и воздухом, покачаться на поворотах и подумать о том, сколько хорошего его ждет впереди. А еще это напоминало ему юность, постоянную легкость во всем, чем бы он ни занимался, и веру в то, что однажды, на таком вот трамвае, он въедет в счастье. И сейчас, глядя в окно на пестро одетую молодежь и щурясь на залитые солнцем улицы, он готов был поверить, что его надежды полностью сбылись.

Но вдруг припомнилось выражение лица Ирины, когда она смотрела на него за завтраком. Это несколько охладило его радость и вернуло к тому, о чем он меньше всего хотел бы сейчас думать.

«Как все-таки быть с Ириной?» — размышлял он. Выйдя из трамвая на Сурганова, пошагал вдоль магазина «Спорттовары» в сторону работы. Так и не найдя ответа, со вздохом вошел в прохладный холл здания, в котором размещалась редакция газеты. Знакомый охранник встретил его улыбкой, но Дольников, машинально махнув ему рукой, вызвал лифт и нажал кнопку шестого этажа.

«Все как-нибудь устроится, — решил он, не ощущая, впрочем, особой уверенности. — И всем будет хорошо. И мне, и Диане, и Ирине — в первую очередь».

Минут через двадцать после планерки Олега вызвал к себе редактор.

«Что-то срочное», — понял Дольников.

Он ощутил небольшое замешательство, которое стало появляться всякий раз, когда шеф неожиданно вызывал его к себе. Раньше такого не было. Во всяком случае, до того как сблизился с Дианой, Олег в себе никаких нежелательных реакций не замечал. Нет, шеф не казался человеком, который станет учить его морали. И времена не те, и он уже не мальчик. Но все же…

Придав лицу беспечное выражение, Олег вошел в кабинет редактора.

— Что случилось, Илья Захарович?

В кабинете уже сидела Филонова, второй заместитель. Спрятав под столом длинные стройные ноги, она с прищуром смотрела на Дольникова и чуть заметно улыбалась. Улыбка эта бесила Олега несказанно, тем более он отлично знал, чем она вызвана. Но в интересах работы вынужден был изображать Мистера Безупречные Манеры, поэтому держался со своей коллегой в высшей степени предупредительно.

— После обеда к нам приедет замглавы Администрации, — сказал Илья Захарович.

— Как после обеда? — опешил Дольников. — Договаривались на следующей неделе.

— Что-то у них там переигралось, — сказал редактор. — Только что позвонили. Будет после обеда, в три. Надо срочно организовать встречу.

— Понял, — кивнул Дольников.

— Кто будет беседовать с гостем?

— Головков, — сказал Олег. — Как намечали.

— Он на месте?

— Должен быть…

— Уточни. И если отъехал, срочно пусть возвращается.

— Понял.

— И проследи, чтобы все было на уровне. Кофе, чай, вода, печенье.

— Может, коньяк? — улыбнулся Дольников.

— Это лишнее, хотя… На всякий случай надо поставить бутылочку в шкаф. Мало ли что.

Редактор замолчал и принялся раскуривать трубку. Медовый запах табака разнесся по кабинету. Олег и Светлана Андреевна почтительно ждали. Когда шеф раскуривал трубу, мешать ему не следовало.

Илья Захарович Слуцкий был журналистом старой школы. Он начинал еще в шестидесятые и знал о газетной работе все. В брежневскую эпоху прославился как блестящий фельетонист — белая кость среди серой газетной братии. Во времена перестройки он направлял свое едкое перо против тех, кто эту перестройку тормозил, а позже, в хаосе девяностых, его усилиями держалось шумное сопротивление «режиму».

Войдя в немолодые лета и решив, что нет ничего лучше, чем спокойная и обеспеченная старость, Илья Захарович сменил политическую ориентацию, принял на себя руководство одной из правительственных газет, и в этом качестве последние лет пятнадцать чувствовал себя превосходно. Он носил шитые на заказ пиджаки, курил трубку, позволял себе не тушеваться перед сильными мира сего и делал свою работу с размахом истинно талантливого человека. Подчиненные его побаивались и уважали. Дольников испытывал к нему едва ли не сыновьи чувства и готов был за старика в огонь и воду. Тот это знал и ценил, хотя при случае спуску не давал — работа прежде всего.

— Плохо только, — сказал Илья Захарович, пустив несколько голубоватых клубов дыма, — что этот Сахно не очень разговорчивый мужик.

В кругу приближенных редактор в выражениях себя не ограничивал — слабость всех старых газетчиков.

— Головков разговорит, — заверил Дольников. — У него есть опыт по этой части.

— Надо, чтобы разговорил, — сказал Илья Захарович. — Темы уж больно важные. А если этот надуется и начнет играть в молчанку?

— Я слышала, Сахно любит красивых девушек, — подала голос Филонова.

— И что? — спросил редактор. — Их все любят. Даже я.

— Хорошо бы, — продолжила свою мысль Филонова, — чтобы кофе гостю подавала Князева.

Она взглянула при этом на Дольникова, и тот ощутил такой прилив ненависти к ее красивому, обрамленному черными локонами лицу, что едва удержался от резких слов.

— Князева? — переспросил Илья Захарович. — Хм, это вы неплохо придумали. Действительно, глядя на Князеву, любой начнет соловьем заливаться. Как думаете, Олег Петрович?

Дольников, боясь, что покраснеет, с трудом выдержал испытующий взгляд шефа.

«Знает, — понял он. — Все знает и проверяет. Поди, Филонова и наболтала. Не может простить…»

— Идея неплохая, — проговорил он, тщательно подбирая слова. — Но Князева после обеда занята.

— Чем это? — спросил подозрительно редактор.

— Делает рейд с гаишниками. Давно согласовано, отложить нельзя.

— А другого послать нельзя вместо нее?

— Нельзя. Князева сама с ними созванивалась, обо всем договаривалась, они ждут только ее.

— Понятно, — кивнул редактор и пристукнул ладонью по столу. — Подводишь редакцию?

— Ну почему, Илья Захарович! — вскинулся Дольников. — Разве кофе кто другой не может подавать? Ваша секретарша, например. Чем она хуже Князевой?

— Да ты не волнуйся так, Олег Петрович, — успокоил его редактор. — Видишь, как он свою Князеву защищает?

Последние слова адресовались Филоновой, и та в ответ только усмехнулась, глядя на Олега прозрачными светло-серыми глазами, полными мстительного торжества.

— Никого я не защищаю, — забормотал Дольников. — Просто говорю, что Князева занята…

— Ладно, — перебил его редактор. — Обойдемся без твоей Князевой. Пусть едет на свой рейд. Значит, проследи за всем остальным. Проинструктируй Головкова, чтоб лишнего чего не ляпнул!

— Понял, Илья Захарович, — торопливо кивнул Олег, радуясь перемене разговора.

— И встреть, как положено. А то будет топтаться человек на вахте, как этот, как его…

Светлана Андреевна засмеялась, показывая ровные белые зубы. Редактор одобрительно посмотрел на нее и тоже засмеялся. Олег понял, что худшее осталось позади. Но ему было не до смеха. Удар, нанесенный Филоновой, был слишком болезненным. И надо полагать, это только начало.

Уже идя к себе, Олег подумал, что зря он так бурно отреагировал. И себя выдал, и Филонову с шефом позабавил. Ничего не случилось бы, если бы Диана подавала кофе Сахно. Подумаешь, событие.

Но затем он вспомнил, что этот Сахно — видный, в самом соку мужчина, и слухи о его любвеобильности ходят не просто так. Надеяться на его равнодушие при виде Дианы было бы наивно — она никого не оставляла равнодушным. Не так уж трудно сунуть визитку молодой девушке. И что ей делать? Не позвонить высокому гостю? Рискованно, может обидеться. А журналистам лучше с властью не ссориться. К тому же Диана любопытна и легкомысленна, что так свойственно ее возрасту. Лучше держать ее подальше от всевозможных искушений, решил Олег, ей же на пользу.

Едва Дольников вернулся в свой кабинет, как следом за ним впорхнула Диана.

— Где был? — громко спросила она, не потрудившись закрыть за собой дверь.

Олег с упреком посмотрел на нее. Он не хотел, чтобы сотрудники редакции слышали, как она обращается к нему на «ты», и многократно ей об этом говорил. Диана, смеясь, обещала быть осторожной, но была слишком непосредственна и жива, чтобы следить за каждым своим шагом. И, как подозревал Олег, не очень-то к этому и стремилась — она была прирожденным журналистом и обожала распространять информацию, в том числе и ту, которая не лежала в сфере ее чисто профессиональных интересов.

— У шефа, — ворчливым тоном подчеркивая свое недовольство, сообщил Олег.

Он поднялся, закрыл дверь и вернулся на место.

— И что интересного сказал шеф? — усаживаясь на стул у стены, спросила Диана.

— Хотел, чтобы ты сегодня поработала официанткой.

— Как это? — наморщила девушка гладкий лобик.

— А так…

Олег коротко пересказал разговор, состоявшийся у Ильи Захаровича. При этом он следил за выражением лица девушки — как отреагирует?

— Так ты, выходит, меня защитил! — засмеялась она.

— А не надо было? — спросил Дольников, чувствуя легкое раздражение от ее смеха.

— Конечно, надо было! Но я уже большая девочка, и сама могу о себе позаботиться, — Диана говорила это с улыбкой, но что-то в этой улыбке не понравилось Олегу.

— Еще не поздно, — заметил он. — Можешь сказать шефу, что я все напутал и ты после обеда свободна.

— Зачем ты так? — обиделась Диана. — Я совсем не то имела в виду…

Открылась дверь, вошел Гена Мирончик, ровесник Олега, коренастый, низенький человек, в очках, в поношенных джинсах и сорочке, приобретенных в секонд-хэнде, в стоптанных туфлях детского размера. Гена был из редакционных неудачников, до сих сидел в простых корреспондентах и вряд ли мог надеяться на большее. Бесплодное ожидание сделало его хроническим завистником, хотя в молодости он слыл рубахой-парнем и сорвиголовой. Дольников, некогда друживший с ним, давно уже опасался того пристального, косого взгляда, каким Гена вглядывался в него и в Диану. Сплетни разносили по редакции все, и не считали это чем-то предосудительным, но Мирончик вынюхивал горячие новости особенно рьяно, видимо, хоть так пытаясь реализовать свои способности.

— Что у тебя? — спросил его Олег.

— Ты это… — с некоторым замедлением подбирая слова, сказал Мирончик, — почему мой материал про долевое строительство завернул?

Его глаза скользнули по лицу Дианы, ее груди, и подернулись масляной пленкой. Вслед за тем, держа голову несколько боком, он уставился на Олега, посверкивая из-под очков маленькими светло-карими глазками.

Диана молчала — не ее дело. Она сидела, положив нога на ногу и выставив туго обтянутую платьем грудь, так, как будто ее ничего не касалось. Но взгляд ее лучился весельем, и Дольникову трудно было сохранять серьезность в ее присутствии. Но и выгонять ее он не решался. Когда он это делал, она сильно обижалась. Могла вскочить и хлопнуть дверью — такое уже бывало. А давать Мирончику лишний повод для сплетен Олегу не хотелось. Поэтому, делая вид, что не замечает веселья Дианы, он сердито проговорил:

— Потому что написано плохо. Ты сам читал, что написал?

— Читал, — ответил Мирончик с вызовом. — Нормально написано.

— Да где нормально! — взорвался Олег. — Студенты лучше пишут. Воды налил, темы не раскрыл. А заголовок! Ты что, ничего лучшего придумать не мог?

— Нормальный заголовок, — проворчал Мирончик, впрочем, уже не очень уверенно.

— Иди, — прикрикнул на него Дольников. — Хотя бы начало переделай. И сократи на треть.

— На треть? — испугался Мирончик.

— Лучше вообще наполовину.

Мирончик приуныл. Единственное, что его до сих пор радовало, это возможность зарабатывать на количестве строк, от которых напрямую зависела зарплата. Каждая написанная строка оборачивалась рублем, а сокращение материала существенно уменьшало доход. Гена, обладатель большой семьи, бился за каждую копейку, и не было для него ничего горше, чем урезание уже написанной статьи.

— Я переделаю, — сказал он. — Есть идея… И заголовок другой придумаю. Только давай не будем сокращать!

— Иди и исправляй, — перебил его Олег. — Если до обеда сделаешь, поставлю в номер.

Опустив плечи, Мирончик вышел из кабинета. Олег не верил ему. Эта деланная покорность могла разжалобить кого угодно, но только не его. Гена был твердым орешком, умел выживать в любой ситуации. И бить умел, жестко и обдуманно, это Олег помнил еще по прежней жизни.

— Ты бы помягче с ним, — сказала Диана, проводив Гену сочувственным взглядом.

— Жалко тебе его? — спросил Дольников.

— Жалко.

— Себя пожалей, — посоветовал Олег. — А за него не бойся. Он, если надо, тебя съест и не подавится.

— Такой маленький? — засмеялась Диана.

У Олега зазвонил смартфон. Он глянул на экран — Вадим. Ну, этому он был всегда рад.

— Алло? — прижал он трубку к уху.

— Привет, — послышался глуховатый, веселый голос Верховцева. — Что сегодня делаешь?

— Работаю.

— Не хочешь вечером пересечься?

— Вообще… — Олег замялся, глядя на Диану, — не знаю.

— Я угощаю, — сказал Вадим.

— Что за повод?

— Получил гонорар. Надо бы обмыть. Что скажешь?

— А давай! — согласился Дольников. — Где?

— На Карла Маркса, у книжного, где обычно.

— Раньше семи я вряд ли смогу…

— Раньше и не надо, — успокоил Верховцев. — Давай, подгребай, я подожду, если что.

Диана вдруг выпрямилась и сделала умоляющее лицо.

— И меня! — прошептала она.

Дольников секунду помедлил, глядя на нее.

Диана согнула руки перед грудью наподобие лапок, изобразила щенячьи глазки: брови домиком и горестные морщинки на переносице.

Олег беззвучно засмеялся, глядя на нее, и замотал головой: нет!

— Чего ты там пыхтишь? — спросил его Верховцев.

Диана указательным пальцем показала, что у нее по щекам текут слезы, и прикусила край нижней губы.

— Тут это… — сказал Олег, поглядывая на Диану. — Что, если я буду не один?

Диана высунула язык изо рта и закивала, часто дыша. Олег, сдерживая смех, прикрыл ладонью трубку.

— Ну и отлично, — сразу обо всем догадался Вадим. — Наконец познакомишь меня со своей красавицей.

— Ладно, — сказал Олег, уже начиная жалеть, что согласился. — До встречи.

— Ага, — отозвался Верховцев, давая отбой.

Олег с укором посмотрел на Диану:

— Тебе только хвостика не хватает.

— Куда мы идем? — спросила она, пропустив мимо ушей его недовольство.

— На встречу с одним человеком.

— С каким? С Верховцевым?

— С ним, — буркнул Олег.

Вадим был его другом еще по учебе в университете. Став успешным писателем и совладельцем издательства, он не переставал поддерживать дружеские отношения с Дольниковым. Более того, давал ключи от принадлежавшей ему пустующей квартиры, где у Олега с Дианой проходили короткие дневные свидания, — оставаться там на ночь Дольников пока не решался. Но он был должником Вадима, и тот давно хотел посмотреть на его пассию. Он так и говорил: «пассия», делая вид, что не замечает, как Олега коробит это слово. В свою очередь, Диана, зная о том, что их благодетель — писатель, горела желанием познакомиться с ним, и рано или поздно эта встреча должна была состояться. Но все равно Олег ощущал тревогу — Верховцев был хищником по натуре, он нравился женщинам и многих сделал несчастными.

— Когда у тебя рейд с гаишниками? — спросил Олег, взяв рабочий тон, которым ему легче всего было разговаривать с Дианой.

— Завтра, с утра, — ответила она, явно думая о чем-то другом.

— Да, завтра, — кивнул Дольников. — Но сегодня после обеда ты должна исчезнуть из редакции. Иначе шеф из меня отбивную сделает.

— Я могу взять интервью у участкового, — сказала Диана, начиная, наконец, внимать ему. — Я звонила, он ждет в любое время.

— Отлично, — кивнул Олег. — Этим и займешься. Иди, звони, договаривайся.

Диана поднялась, но вместо того, чтобы направиться к двери, внезапно обогнула стол и обняла сидящего на стуле Дольникова за шею.

— Как я соскучилась!

Ее губы щекотали ему ухо, и он попытался вырваться.

— Могут войти!

— Пусть входят, — промурлыкала Диана, — подумаешь.

— Но Диана, я же тебя просил, не здесь…

Ее грудь прижималась к его плечу, от нее так оглушительно пахло горьковато-сладкими духами, что голова у Олега медленно закружилась, а рука сама собой потянулась, чтобы обнять ее за талию.

Но тут дверь кабинета открылась, и вошел Коля Рябоконь, ответственный секретарь, полный лохматый человек, всю жизнь проработавший в редакции и не представляющий своей жизни вне ее стен.

Диана отодвинулась от Олега, впрочем, не очень поспешно, и сделала вид, что показывает ему что-то в рукописи, лежащей на столе. Олег тоже отдернул руку и уставился в бумаги, слепо марая в них ручкой.

— А, Дианка! — воскликнул Рябоконь, надвигаясь на нее широким, объемистым в талии телом. — С тобой мы еще не виделись. Иди-ка сюда!

Не обращая внимания на Олега, он обхватил Диану большими, короткопалыми руками и прижал к себе. Это было главное, помимо тихого пьянства, развлечение Коли: ловить молодых сотрудниц и обнимать их в знак приветствия. От него зависело, как быстро выйдет материал, и редакционные девушки молча терпели эти нападения, тем более дальше этого поползновения Коли не шли. Он был безобиден, как евнух, и дожил до пятидесяти лет, едва ли изведав хоть сколько-нибудь значимые сексуальные переживания. И все же Олегу было неприятно, что он так откровенно оглаживает и охлопывает Диану в его присутствии. Мог бы вести себя более сдержанно, догадываясь, конечно, о тех отношениях, которые связывали заместителя редактора и бывшую практикантку.

— Что случилось, Николай Семенович? — нетерпеливо спросил Олег, официальным тоном пытаясь осадить бесцеремонного гостя.

Рябоконь выпустил Диану, и она, сделав Олегу нарочито испуганные глаза, выскочила из кабинета.

— Ничего, слава Богу, — благодушно ответил Рябоконь, опускаясь на стул, на котором только что сидела Диана.

Живот его большим шаром лежал на коленях, рубашка в пятнах от кофе была натянута так туго, что можно было опасаться вырвавшейся из нее пуговицы, и Олег невольно подумал о том, насколько он сам выглядит лучше, чем эта пародия на мужчину.

— Говорят, замглавы сегодня к нам приезжает? — спросил Рябоконь.

— Приезжает, — сухо подтвердил Дольников. — Тебе что за дело? Мало своей работы?

Злясь на несвоевременное вторжение ответсека, он невольно разговаривал с ним грубее обычного. Но у Коли была толстая шкура, а то, что он подержал в объятиях первую красавицу редакции, делало его самым счастливым человеком на свете.

— А когда пойдет это интервью? — осведомился он.

— Не знаю, — ответил Дольников. — Надо уточнить у шефа. Скорее всего, в пятницу…

Его прервал звонок рабочего телефона. Олег поднял трубку:

— Да?

Звонил собственный корреспондент из Гомеля. Олег занялся с ним обсуждением репортажа о расходе горючего на полях. Рябоконь, посидев еще немного, бесшумно вышел, оставив дверь чуть приоткрытой — отвратительная привычка. Но Олег даже не взглянул ему вслед. У него началась обычная рабочая горячка, съедавшая день так быстро, что часы в нем казались минутами. Он принимал материалы, давал указания звонившим корреспондентам, вносил правки, бегал к шефу, инструктировал заходивших подчиненных — ни минуты не было свободной. Диана заглядывала пару раз, и они условились о том, во сколько и где увидятся вечером. Потом Олег долго обсуждал с Головковым вопросы, которые тот должен задавать гостю, совещался с Натальей, секретаршей шефа, как лучше организовать встречу с Сахно: устроить сладкий стол или подать бутерброды? Момент был тонкий, они даже советовались с шефом, тот распорядился подать и то, и другое, на том и остановились. И снова надо было читать материалы, отвечать на звонки, придумывать заголовки, давать задания, намечать планы — и так без конца.

Но, несмотря на горячку работы, Дольников в час дня запирал двери кабинета и отправлялся на обед. Когда-то Ирина готовила ему «ссобойки», но потом Олег решил освободить ее от этой повинности и стал ходить на обед в столовую, иногда за компанию с кем-нибудь из сотрудников, но чаще всего один.

Столовая располагалась на первом этаже студенческого общежития рядом с редакцией. Там было шумно и не очень чисто, а качество подаваемых блюд порой внушало серьезные опасения. Но зато обеды обходились дешево, а свойские манеры, царившие среди набегавших шумными толпами студентов, сильно разбавляли чопорное течение жизни, из которой на короткое время удавалось вырваться взрослому человеку.

Двигаясь вдоль стеллажей с нехитрым набором блюд, известных еще с незапамятных времен, Олег поставил на поднос салат из свеклы, полстакана сметаны, тарелку горячих щей, жаркое с картофельным пюре, компот из сухофруктов и сэндвич с вишневым вареньем.

«Похудеешь тут», — подумал он, положив на край тарелки два куска хлеба и высматривая, чего бы взять еще перед тем, как расплатиться.

Все вместе едва потянуло на пять рублей, и Олег, тяжело груженный, нашел свободный стол и поставил на него поднос, с интересом посматривая на двух девиц, сидевших по соседству. Девицы, впрочем, не обратили на него внимания. Наклонившись друг к другу, они с жаром обсуждали какого-то Диму, величая его то «козлом», то «извращенцем».

Олег улыбнулся, сел за стол и принялся за еду.

Обедая, он не переставал смотреть на людей, сидевших вокруг него. Тут были и его ровесники, и люди моложе, и курсанты из военного факультета, евшие так жадно, точно их кормили раз в сутки, и, конечно, студенты, публика разнообразная и любопытная. Один тощий, высокий парнишка взял, например, лишь тарелку супа и чай — сочетание, изумившее Дольникова. «Как же он даже без хлеба?» — думал он, наблюдая, как быстро и бездумно бросает в рот ложки супа паренек. Другой, напротив, набрал ворох отбивных и, расставив локти, уминал их с методичностью опытного атлета — он был раздут модельной мускулатурой и, видимо, знал толк в еде. Многие сидели группами, порой даже не обедая, а просто болтая, вытянув ноги и роясь в телефонах — эдакий клуб по интересам. Дольников вспоминал, что во времена его учебы нравы были куда более сдержанными, во всяком случае громко хохотать и в голос переговариваться через весь зал никто бы не отважился. Нынешние молодые люди были другим, и раскованность их наводила на мысль о невозможности возврата к прошлому — от этого было грустно и утешительно одновременно.

«Жизнь и должна меняться, — размышлял Дольников, глядя на молодые лица, — иначе какой смысл в том, что мы делаем?»

Изучая сидящих за столами, он пытался угадать, какое будущее их ждет. Тот высокий, тощий парнишка, нервно хлебающий суп, станет к сорока годам упитанным мужчиной с животом и надвинутыми на переносицу бровями, будет занимать руководящий пост, не давая спуску подчиненным. А этот, поглощающий отбивные одну за другой, превратиться в сердечника, желчного и всем недовольного субъекта. Две девицы по соседству вырастут в бесцветных теток, любимым занятием которых будет перемывать косточки своим ближним. А может, все случится совершенно иначе, и у них сложатся фантастические судьбы — жизнь тем и хороша, что предсказать ее невозможно, сколько вариантов не перебирай. И потом, кто знает, какой из них самый лучший?

Олег подумал о Диане — она ведь была чуть старше этих юнцов. Два года назад, на последнем курсе университета, она пришла к нему на практику — и осталась в газете. Конечно, он приложил некоторые усилия, чтобы ее взяли в штат. Но ни разу не пожалел об этом. Диана была отличным работником. Она без раздумий бралась за любую тему и делала ее не просто быстро — молниеносно. Мчалась за информацией в любой конец страны и сдавала готовый материал сразу по возвращении. Ее рвение к работе граничило с фанатизмом. Часто она писала по ночам и брала работу на выходные. Дольников сам отличался повышенной ответственностью, но энтузиазм Дианы впечатлял даже его.

И все новое поколение было таким. Несмотря на внешнюю расхлябанность, внутренне это были бойцы, нацеленные на результат. Диана, например, и не скрывала, что стремиться сделать карьеру. «Я не собираюсь долго сидеть в простых корреспондентах», — говорила она, и Олег не сомневался, что с ее талантами повышение не заставит себя ждать. И больше всего ему внушало уважение то, что она, пользуясь без особого стеснения своей привлекательностью, в первую очередь уповала на неутомимость и безотказность в работе — качество прирожденного руководителя. Он как мог поощрял ее стремления, но не мог не задумываться над тем, сможет ли он всегда соответствовать им. Сейчас-то она с удовольствием признавала его авторитет, всячески это подчеркивая. Но что будет позже, когда она повзрослеет и начнет отмахиваться от его поучений? А такое время настанет, она развивается быстро, и ремесло их не столь уж замысловато, чтобы бесконечно осваивать его премудрости.

Но о том, чтобы расстаться с Дианой, Олег не мог и подумать. Он долго не решался сделать шаг ей навстречу, хоть она, с бесшабашностью молодости, едва ли не с первых дней дала понять, что готова на все. Он отнюдь не чурался женского внимания, и в холостые годы имел завидный донжуанский список. Но возраст, семейная жизнь и занимаемая должность сделали его более осторожным, и внимание совсем еще юной девушки хоть и польстило ему, но в то же время озадачило и напугало. Во-первых, разница в возрасте: она была едва ли не ровесницей его дочери! Во-вторых, боялся дать пищу нелепым слухам, будто бы он использовал свое служебное положение, домогаясь ее. И потом, он уже не был так уверен в себе, как раньше, и отчаянно трусил из-за возможного фиаско — в его годы, увы, такое случается. А еще не хотел изменять Ирине, надеясь как-то исправить их все более усложняющиеся отношения, в том числе и интимные — и долго мучился от всего этого, не зная, где найти верное решение и к какой прибегнуть помощи. Но в начале весны, когда вся редакция праздновала восьмое марта, и было выпито слишком много, и танцевали, и расходились продолжать веселье по кабинетам, все случилось само собой, и это начисто изменило жизнь Олега. Чувство, которое он испытал к Диане, потрясло его. А далее оно захватывало все сильнее, и вернуться назад не было возможности, а, главное, желания.

И теперь надо было решать, что ему делать дальше. И главный вопрос — как быть с Ириной — терзал неотступно, не давая покоя и наполняя жалостью, стыдом и ожесточением: в конце концов, имел он право на личное счастье или нет?

После обеда Олег устроил себе короткую прогулку в сторону площади Якуба Колоса, с наслаждением подставляя лицо солнечным лучам, пробивающимся сквозь листья деревьев. Рядом то и дело раздавался гул пробегающих трамваев, угасая через минуту в шелесте ветра и уличной разноголосице. По дорожкам сновали взад-вперед группки студентов — вдоль всей улицы высились здания политехнической академии, а учебный год уже неделю как начался. Старики, сидя на лавочках, кормили хлебными крошками голубей. Неспешно катили перед собой коляски молодые мамы. Мир был до чрезвычайности прост и благожелателен. Олег в темпе, но не очень быстро шел по тенистой аллее, вглядываясь в лица прохожих и слушая звуки, окружавшие его, и думал о том, что незачем все усложнять, а надо поступить решительно и честно — и все закончить, к общему и скорейшему облегчению. Эта мысль так понравилась ему, что он совершенно успокоился и вернулся в редакцию бодрым и помолодевшим.

— Вы как будто из салона красоты, Олег Петрович! — встретила его в коридоре Филонова.

Прозрачные ее глаза отсвечивали нехорошим блеском, и Дольников сразу подобрался, как перед дракой. Но отвечать на ее вызов не стал. Филонова была серьезным противником, и, как выяснилось, злопамятным.

Пять лет назад она пришла в газету, красивая и напористая мать-одиночка, и сразу положила глаз на Олега. Но он тогда все еще лелеял надежду прожить с Ириной долго и счастливо, и заигрывания Светланы Андреевны хоть и не очень решительно, но все же отверг. Она не подала виду, что разочарована, но, видимо, только и ждала случая, чтобы расквитаться. И теперь с ней надо держать ухо востро. Она, правда, успешно выйдя замуж, до последнего времени в прямые столкновения с Дольниковым не вступала. Но для этого у нее не было необходимого оружия. Теперь оно появилось и обладало грозной силой. Не то чтобы Олег так уж боялся последствий ее мщения, но за работу свою он держался, а бескомпромиссность Слуцкого была хорошо известна: при малейшей угрозе реноме газеты или его собственному он не щадил ни чужих, ни своих.

— Погода хорошая, Светлана Андреевна, — сказал Олег, улыбаясь и высматривая дверь своего кабинета.

Чуть развернувшись и выдвинув вперед плечо, он обозначил желание обойти преграду, но Филонова, не сводя с него глаз, как бы случайно заступила дорогу. Дольникову невольно пришлось задержаться, сообразил, что сейчас услышит нечто не очень для себя приятное. Но не пробиваться же ему через нее силой! Надо было принимать удар, и Олег решил держаться непринужденно и твердо. В конце концов, кто она такая, чтобы бояться ее?

— А вы были сейчас на улице? — понимая, что говорит пустое, в последней какой-то надежде разойтись мирно, спросил Олег. — Если не были — рекомендую. Погода просто сказка.

— Зачем вы соврали Илье Захаровичу, Олег Петрович? — словно не услышав его, негромко, почти шепотом, спросила Филонова.

У Дольникова похолодело внутри. Но не само это обвинение вызвало такую реакцию, а интонация, с которой оно было предъявлено.

Небрежной шуткой тут не отделаешься, понял Олег. По-прежнему улыбаясь, он беспечным тоном спросил:

— Вы о чем, Светлана Андреевна?

— Ведь у Князевой сегодня никакого рейда нет, — надвигаясь на него, отчеканила Филонова.

— Да? — опешив так, что нужные слова не сразу нашлись, выдавил Дольников. — И что из этого следует?

Улыбка все еще не сходила с его губ, но с отвращением и досадой он вдруг почувствовал, как вспотела спина, а жар от нее медленно распространяется по шее и лицу.

— Вы можете относиться к вашим подчиненным как угодно, — проговорила Филонова, слава Богу, негромко. — Но есть обязанности перед коллективом, и никто от них не освобожден.

— Что-то я не помню, чтобы в обязанности журналистов входило ублажение гостей, — разозлившись на себя за то, что стоит и мнется перед этой нахальной бабой, выпалил Олег. — Может, для вас это и норма, но для меня — нет.

— Ах, вот как! — тихо воскликнула Филонова.

Глаза ее сверкнули победным блеском: она услышала даже больше того, что желала бы услышать. Но Олег уже махнул рукой на предосторожности: будь что будет. В конце концов он ей не мальчик и имеет право на собственное мнение.

— Да, так! — сказал он. — Можете бежать и передать это… кому угодно.

В последний момент он смягчил тон, снова ощутив опасность, которой ему грозила полная откровенность в этом разговоре. Он и так сказал слишком много, и оба они понимали, что «ублажение гостей» может обернуться для него если не потерей места, то резким снижением доверия со стороны редактора. Но Олег не жалел о проявленной несдержанности. В конце концов он бился не только за себя, но и за Диану. И разве он был бы достоин ее, если бы сейчас отпраздновал труса? Хотя… раскаяние уже приходило на смену возбуждению, и Олег, борясь с незваным чувством, вскинул подбородок, давая понять, что он несет любую ответственность за свои слова.

— Никому ничего я передавать не буду, — ответила тихо Филонова. — И вам должно быть стыдно, Олег Петрович. Я думала, мы одним делом занимаемся…

Она опустила голову и, задев плечом стену, шагнула в сторону.

Он отступил в сторону, растерянный и недоумевающий.

— Вы меня не так поняли, Светлана Андреевна! — торопливо воскликнул он. — Это же шутка.

Он замолчал, улыбнулся и пожал плечами, сам понимая, как неубедительно это выглядит со стороны. Филонова на ходу обернулась, покачала головой и ушла, ускоряя шаг.

Олег какое-то время смотрел ей вслед, не зная, что еще сказать. Кричать в спину не хотелось, бежать следом — тем более, проследив, как уменьшается на фоне окна ее тонкая, высокая фигура, он пошел в свой кабинет.

«Как-то глупо вышло, — подумал он. — Это все вторник виноват. Да, вторник…»

Привычное списывание неприятностей на нелюбимый день немного успокоило. Он занялся текущими вопросами и вскоре почти забыл о стычке в коридоре.

«Кажется, рано я занес Филонову в свои враги, — думал он время от времени. — Она на самом деле печется о деле, волнуется. А я только лишнего со страху наговорил. Называется, взяла на пушку. Ну ничего, авось обойдется. Не в первый раз… Хотя… может и наболтать».

Но работа снова поглощала его, и это было даже во благо — не думать о неприятном, а заниматься тем, что ясно, испытано и приносит вполне предсказуемый результат.

С Сахно возились два с половиной часа, и интервью с ним обещало быть грандиозным. Номер на завтра сверстали очень сильный — даже шеф не нашел, к чему придраться. Филонова заходила раз-другой, спросила о чем-то незначительном, и Олег уверил себя, что ничего особенного между ними не произошло. День, в общем, выдался не самым плохим. И поэтому вечером, подъезжая в метро к станции «Октябрьская», Дольников еще раз сказал себе, что напрасно так мучается, думая, как ему поступить с Ириной. Немного твердости, немного легкомысленности, — и все решится наилучшим образом.

Олег вышел из метро возле Дома офицеров и, пересекая Александровский сквер по дорожке, ведущей к Купаловскому театру, подошел к фонтану. Здесь они договорились встретиться с Дианой.

Из-под скульптуры мальчика с лебедем с тихим плеском лилась вода. Стоял самый лучший час, когда вечер еще не начался, но дневные заботы уже уходят, обещая отдых и надежду на «ту самую» встречу, которую ждешь всю жизнь. С другой стороны фонтана рослый парень в клетчатой рубахе подхватил девушку и принялся ее целовать, вертя вокруг себя. Девушка счастливо смеялась, и окружающие смотрели на них с улыбками. Многие сидели на лавочках парами, это было место любви и встреч, и ничего за последние годы здесь не изменилось.

Олег вдруг подумал, что лет двадцать назад неподалеку отсюда, у «танка», он встречался с Ириной. Настроение от этого немного испортилось, а тут еще вспомнил, что забыл позвонить дочери. С утра ведь собирался, но днем так завертелся, что все вылетело из головы! Он вытащил телефон из кармана, собираясь исправить оплошность, но вдруг в конце аллеи появился силуэт Дианы, и он сразу опустил руку.

Диана шла прямо к нему, покачиваясь на каблуках, как манекенщица. Влетающий в аллею ветер развевал ее длинные светлые волосы, голубое платье вилось вокруг бедер. На нее смотрели все, даже влюбленные юноши. Диана никого не замечала. Она шла прямо к Олегу, и глаза ее были устремлены только на него, словно кроме них двоих никого больше не существовало.

Онемевший от того, насколько она красива и недоступна, Дольников смотрел на нее и думал, что ничем не заслужил этой девушки, и то, что она идет сейчас к нему — сон, и он вот-вот проснется, и все кончится.

— Привет, — сказала Диана, сияя улыбкой.

Она остановилась так близко, что коснулась коленом его ноги. Олег вздрогнул, точно в самом деле спал, и перевел дух.

— Привет, — сдержанно ответил он.

Ему тоже хотелось подхватить ее и закружить — и силы на это были, и желание. Но, понимая, как это смешно будет выглядеть со стороны, — и в глазах Дианы прежде всего — он ограничился лишь легким пожатием ее руки чуть выше кисти. Даже на поцелуй в щеку не отважился. Какой там поцелуй, когда к ним приковано столько внимания? Надо быть человеком поистине античной храбрости, чтобы позволить себе не думать ни о чем, кроме своих желаний. Или снова стать молодым, но этот фокус не под силу даже богам: и они стареют, несмотря ни на что, ибо кто может обмануть время?

— Мне собирался звонить? — спросила Диана, указывая на телефон.

— Да, — засмеялся Олег, пряча телефон в карман.

— Ты же знаешь, я никогда не опаздываю.

— Знаю.

— Не доверяешь? — ослепила его улыбкой Диана.

Она улыбалась всегда и везде, и это было оружие сокрушительной силы. Она разбивала сердца десятками. Юные красавцы и солидные мужи заваливали ее километрами sms-сообщений. Особенно неистовствовали последние. Диана сама со смехом показывала в телефоне Дольникову многословные, полные слюнявого обожания, письма людей, занимающих видное положение в обществе. Они объяснялись в любви и молили о свидании. С одними Диана сдержанно переписывалась, другим отвечала твердым отказом. Но поток писем не ослабевал. Дольников говорил ей, чтобы она была осторожней в этих играх: мало ли на кого нарвешься, зачем дразнить гусей? Но Диана только смеялась в ответ. Страх ей был еще не ведом — одно из главных достоинств молодости. Она упивалась своей неотразимостью, как Наполеон победами, и останавливаться пока не собиралась. В самом деле, не держать же ей себя под замком! А мужчины… что ж, пусть и у них будет лишний повод помечтать. Она добрая, ей хочется, чтобы всем было хорошо.

— Пойдем, — сказал Олег, потянув ее за руку.

Рука была прохладной, несмотря на очень теплую, почти жаркую, погоду.

— Пойдем, — кивнула Диана, прижимаясь к нему плечом и приноравливая свой шаг к его шагам.

— Как прошла встреча с участковым? — спросил Олег, сразу беря тон, которым ему легче всего было разговаривать с ней, особенно на людях.

— Отлично, — пропела Диана.

— Филонова мне сделала выговор, — сообщил Олег. — Сказала, что у тебя не было никакого рейда, и мы с тобой подводим коллектив.

— Да ты что! — ахнула Диана.

Испуг ее был дурашливым, и Олега это неожиданно рассердило. Он вдруг понял, что разговор с Филоновой не прошел для него бесследно. И то, что Диане казалось не заслуживающим внимания, могло иметь самые неблаговидные последствия.

Но думать о плохом сейчас не хотелось. Сделав над собой усилие, Олег начал прислушиваться к тому, что говорила Диана. А она рассказывала об участковом — пожилом, но еще очень бойком майоре милиции, который ухаживал за ней, как за дамой сердца, и строил глазки. Он наговорил ей кучу комплиментов, до того своеобразных, что она всю дорогу смеялась, когда от него ехала.

— Представляешь, он сказал мне, что я стройная, как торшер!

— Так и сказал? — улыбнулся Дольников.

— Да! И еще сказал, что мне надо срочно выходить замуж. Иначе засижусь в девках, и это будет преступление против рода человеческого.

— Да уж, забавный тип.

— Я же тебе говорю!

— А по существу он что-нибудь сказал?

— На целый роман наговорил! Сегодня отпишусь.

— Только не очень там резвись. Сама знаешь, как придирчиво в МВД читают такие материалы.

— Да знаю я, — отмахнулась Диана. — Не маленькая.

Олег только усмехнулся в ответ.

— Что? — обиделась Диана. — Скажешь, я плохо пишу?

— Не скажу.

— Ну и что тогда не так?

— Все так. Успокойся.

— Ну вот, — перестала улыбаться Диана. — Вечно тебе не угодишь.

Настроение у нее менялось мгновенно. Только играет, и вдруг надуется шаром и забьется в угол. Олег уже привык и внимания не обращал. Знал, что не пройдет и минуты, как она первой пойдет на мировую. Золотая черта характера. Все на поверхности, и хорошее, и дурное. Никаких подводных камней и упорного, ничем не объяснимого молчания. Дольников снова вспомнил Ирину. Вот уж где человек-гиря! И дочь в нее.

— А этот Верховцев, он какой? — спросила Диана.

— А какой тебе надо? — улыбнулся Олег.

— Ну… — пожала плечами Диана. — Интересный.

— Этого сколько угодно. Сейчас убедишься.

Они прошли через перекресток у Купаловского театра, миновали расположенный на углу книжный магазин и остановились у небольшого уличного кафе, где за стеклянной перегородкой в одиночестве восседал Вадим Верховцев. Он, видимо, уже давно следил за ними и улыбался Диане, как старый знакомый.

Олег махнул ему рукой в знак приветствия.

— Красивый, — пробормотала Диана с нотками растерянности в голосе.

— Пошли, — потянул ее Дольников за собой.

Вадим поднялся из-за столика, поцеловал руку Дианы.

— Вы еще прекраснее, чем я думал, — сказал он.

— А вы обо мне думали? — спросила Диана.

Она уже пришла в себя и начала свою обычную игру. Улыбка вспыхивала у нее на губах поминутно, а глаза просто «ели» собеседника.

— Постоянно, — усмехнулся Верховцев. — С той минуты, когда Олег… Олег Петрович рассказал мне о вас.

— А Олег Петрович вам все рассказывает? — покосилась на Дольникова Диана.

— Абсолютно.

— Что же еще он говорил обо мне?

— Что вы очень талантливы.

— Да? — не сразу нашлась Диана, и снова покосилась на Олега. — А мне он этого не говорит.

— Он просто боится вас испортить.

Диана замолчала. Манера Верховцева сбивала ее с толку. Он был чрезвычайно учтив, и в то же время так неуловимо ироничен, что она боялась показаться ему смешной. К тому же он был очень красив. Высокий, стройный, с коротко стрижеными седыми волосами и черными, как уголь, глазами, он обладал внешностью настоящего мужчины, мужчины без прикрас, которому нечего скрывать и который знает себе цену. Диана притихла. А Верховцев вел себя так, словно находился у себя дома.

— Я заказал Шато Латур, — сказал он, указывая на бутылку на столе. — Как вы относитесь к красному вину? — заботливо спросил он Диану.

— Хорошо, — коротко ответила она.

— Ну и отлично. А ты, — обратился он к Дольникову. — Водки, как всегда? Или виски выпьешь, как цивилизованный человек?

— Что нальют, то и выпью, — засмеялся Олег. — Ты расскажи лучше, что празднуем.

— Книженцию очередную пристроил, — небрежно, но без тени рисовки, ответил Верховцев. — Чушь ужасная, но заплатили хорошо. По высшему разряду. Так что гуляем.

— А про что чушь? — осторожно поинтересовалась девушка.

— Честное слово, Диана, не хочется и вспоминать, — махнул рукой Верховцев. — Такая тяжелая работа… С глаз долой, из сердца вон. Одно радует: хоть выходит не под моей фамилией.

— Вы так стесняетесь того, что пишете?

— Этого — да, — ответил, чуть помедлив, Верховцев. — Может, когда-нибудь напишу что-то стоящее…

— А когда напишете? — не отставала Диана. — Кажется, возраст у вас такой, что…

Она вдруг замолкла, сообразив, что ляпнула ужасную бестактность.

Но Верховцев только улыбнулся.

— Да, возраст у нас древний. Но надежда не умирает, и слава Богу. Мы ведь еще в пути. А как говорят на Востоке, все придет к тому, кто идет. Поэтому давайте выпьем за надежду и за наше состоявшееся знакомство!

Они выпили, и Верховцев вместе в Дианой принялся обсуждать меню. Благодаря его опыту, нужный тон был найден, и Диана стала вести себя естественнее.

Дольников смотрел на них и думал о том, что Вадим, конечно, не посмеет отбить у него Диану. Он эгоист до мозга костей, но, кроме Олега, близких друзей у него нет. А даже самый независимый человек нуждается в том, чтобы кто-нибудь его ценил и любил просто за то, что он есть на белом свете.

— Ты что будешь из горячего? — обратился к нему Верховцев. — Тушеную телятину, отбивную или шашлык?

— Отбивную, — улыбнулся Олег, вспомнив парня в студенческой столовой.

— Здесь отлично готовят, — сказал Верховцев, адресуясь к Диане. — Гарантирую это как завсегдатай.

— Вы часто здесь бываете? — спросила она.

— Часто.

— Почему? Кажется, есть места…

— Получше? — улыбнулся Верховцев. — Может быть. И там бываю тоже. Но здесь я словно нахожусь в самом центре своей молодости.

— Как это? — не поняла Диана.

— Смотрите, — ответил Верховцев. — Здесь рядом стадион «Динамо», а за ним наше общежитие. В одной трамвайной остановке от него находился пивной бар. Мы называли его «Шайба» и околачивались в нем целыми днями. Там, — он махнул рукой в сторону проспекта, — был ресторан «Неман», куда нам изредка удавалось просочиться через злодея-швейцара и где мы знакомились с красивыми женщинами, которые иногда увозили нас к себе домой… А напротив, в подвале, располагалась так называемая «Помойка», набитая всяким хипстерским сбродом. В Доме офицеров был знаменитый «Мутный глаз», пристанище столичной богемы. А порой мы брали приступом ресторан «Седьмое небо» в гостинице «Минск» и чувствовали себя едва ли не небожителями. А если не выходило с «Седьмым небом», переходили в «Папороть-кветку», до которой было каких-то три шага…

— Ты еще «ПэНэУ» вспомни, — усмехнулся Олег.

— А это что? — спросила Диана.

— Пивная напротив университета, — пояснил Вадим. — Легендарное место. Какое пиво там подавали, какие бутерброды! Представляете, они мелко-мелко крошили кильку, накладывали ее на батон и густо покрывали тертым сыром. Мы просто горы этих бутербродов съедали. Ну, и пива, конечно, выпивали соответственно…

— А была еще стекляшка за кинотеатром «Победа», — сказал Олег. — Тоже ничего местечко.

— Помнишь, какую драку мы там затеяли с местными гопниками? — улыбнулся Вадим.

— А потом пили с ними мировую и почти неделю не просыхали, — засмеялся Олег.

— А на занятия вы когда-нибудь ходили? — робко поинтересовалась Диана.

— Бывало, — кивнул Верховцев. — За что-то же нам дали дипломы.

Дольников фыркнул, но Вадим и глазом не повел.

— Прямо не верится, что Олег Петрович был на такое способен, — покачала головой Диана.

— Смеетесь? — удивился Верховцев. — Он был одним из наших заводаторов. На втором курсе его едва не отчислили, спасло только то, что ушел в армию.

— Никогда бы не поверила.

Диана повернула к Олегу изумленное лицо. Он ласково улыбнулся в ответ, кивком подтверждая: было, было.

— А вы поверьте, — посоветовал Верховцев. — Не смотрите, что сейчас он такой… важный. Когда-то это был худой, жилистый забияка, и половина общежития пряталась по комнатам, когда он пьяный появлялся в коридоре.

— Ужас, — произнесла Диана, в шутливом страхе закрывая лицо.

— Ты мне сейчас совсем запугаешь девушку, — сказал Дольников. — Давай о чем-нибудь другом.

— Давай, — согласился Верховцев, наливая вино Диане, а себе и Олегу виски. — Но сначала выпьем!

— За что? — спросила Диана.

— А вот за молодость и выпьем. За нашу бывшую, а вашу настоящую. Пускай она никогда не кончается, если не в обликах наших, то хотя бы в сердцах. Вперед!

— Поехали, — отозвался Олег, с удовольствием выпивая крепкий, отличного качества виски.

Становились темнее. Улица была узкая, а тени глубже, чем на более открытых местах. Зелень на деревьях казалась яркой и темной одновременно. Розовая дымка от заходящего солнца смешивалась с голубой полоской неба, и от этого появлялись легкие, медового цвета облака, которые медленно плыли над крышами домов и исчезали за ними бесследно, как привидения.

— Скажите, Вадим… — начала вдруг и запнулась Диана.

— Сергеевич, — подсказал Олег.

— Вадим Сергеевич, — сказала Диана и улыбнулась, как ребенок, который хочет о чем-то попросить и не решается.

Улыбнулся и Верховцев. Он терпеливо смотрел на Диану и ждал, что она скажет.

Поощряемая его вниманием, та осмелела и заговорила тверже.

— Скажите, а я могу стать писательницей?

— Писателем, — поправил Верховцев.

— Да, писателем, — кивнула Диана. — Смогу?

— Почему нет?

— А что для этого нужно.

— Ваше желание.

— И только?

— Будет желание — остальное приложится, — серьезно ответил Верховцев.

— Но… надо же придумать сюжет, — наморщила лоб Диана. — Потом написать все это, как-то издать…

— Вы сначала напишите, — прервал ее Вадим. — Когда появится текст, можно будет вести речь об издании.

— А вы… поможете мне? — пуская в ход свою самую обольстительную улыбку, спросила Диана.

— Каким образом? — поинтересовался он.

— Ну… — пожала плечами Диана, — издать мою книгу, например. Олег Петрович говорил, что вы — владелец издательства.

— Совладелец рекламно-издательской компании, — поправил Верховцев. — А также сооснователь фирмы по обработке древесины, хозяин пары гостиниц ну и так, по мелочи…

— О-о, — простонала Диана. — Вы, наверное, без проблем можете издавать свои собственные книги.

— Могу, — подтвердил Верховцев. — Но не делаю этого. Предпочитаю издаваться в других местах. В Москве, например, или в Киеве.

— Зачем такие сложности? — удивилась Диана.

— Во-первых, это помогает мне сохранить самоуважение. Во-вторых, — Вадим улыбнулся, — там неплохо платят…

У Дольникова зазвонил телефон.

Сделав знак Вадиму и Диане не прерываться, он вышел из кафе. Звонила жена, и он знал, что разговор будет неприятным — как и все разговоры, которые у них велись в последнее время.

— Ты сегодня во сколько будешь? — спросила Ирина.

— Не знаю, — ответил Дольников. — А что?

— Алина приехала.

— Да? Хорошо… Как она съездила?

— Ты ей так и не позвонил?

— Не успел, — Олег слепо шел по тротуару, прижимая трубку к уху и не замечая идущих навстречу людей. — Передавай ей привет. Сегодня увидимся…

— Во сколько? — оборвала его жена.

— Ну, в одиннадцатом часу должен быть. Понимаешь, Вадим пригласил замочить его книгу, ну, и сидим в кафе. Если бы я знал, что приедет Алина…

— Ясно, — ледяным тоном произнесла Ирина.

Она дала отбой, и Дольников какое-то время слушал гудки в трубке. Затем он опомнился и увидел, что стоит на перекрестке и собирается переходить улицу вместе с другими прохожими. Он сунул телефон в карман, повернулся и пошел обратно, тяжело поднимаясь в гору.

Когда вошел в кафе, Верховцев и Диана разом смолкли, хотя до этого что-то оживленно обсуждали. Олег, не глядя на них, сел за столик, при этом так сильно его толкнув, что едва не опрокинул бутылки.

— Ирина? — спросил Вадим.

Олег молча кивнул.

При Диане говорить о жене не хотелось, но Верховцев и так все понял. Олег не скрывал от него проблемы семейной жизни. Вадим знал Ирину со дня свадьбы и относился к ней уважительно. У него было три брака, множество романов, он любил поговорить на эту тему и знал в ней толк — как и во многом другом. Но чем помочь другу, кроме пособничества с квартирой, не знал, и с поучениями лишний раз не лез: понимал, что на этом минном поле каждый сам отвечает за свою безопасность. И Олег был ему за это благодарен, и степень своей откровенности соизмерял с умением товарища вникать в суть проблемы, не выставляя себя при этом великим всезнайкой.

— Выпьем, — сказал Вадим.

Он разлил спиртное, они чокнулись и выпили. Олег с Вадимом — до дна, а Диана едва пригубив вино. Впрочем, через минуту она подняла свой бокал и сделала большой глоток.

— О чем вы тут говорили? — спросил Дольников.

— Углубились в тонкости писательского ремесла, — ответил Верховцев. — Я объяснял Диане, с чего следует начинать. А главное, чем закончить, чтобы все остались довольны: и читатель, и издатель, и, как следствие, сам господин автор.

— Да, хорошо закончить — это самое сложное, — мрачно проговорил Олег.

— Да брось! — воскликнул Верховцев. — Не наводи тоску. У друга сегодня праздник, поэтому будем веселиться. И потом, это неестественно — киснуть рядом с такой красотой. Диана, скажите ему!

— Что сказать? — спросила, разыгрывая послушную девочку, Диана.

— А что хотите. Лишь бы говорить. Мне кажется, ваш голос действует на него благотворно.

— Слышишь, психолог, угомонись, — проворчал Олег. — Расскажи лучше еще что-нибудь… про писательство.

— Он мне завидует, — сказал Верховцев Диане. — А ведь он талантливее меня, если бы хотел, давно мог бы сделать себе имя в литературе.

— Олег Петрович? — удивилась Диана.

— Кажется, сегодня вечер неожиданностей, — заявил сердито Олег. — Не верь ему, Диана. Мы все баловались в той или иной мере сочинительством. Но баловаться — это одно, а работать — другое. И потом, о чем я мог написать, если ничего толком не знаю? Вот Вадим… Сергеевич полмира объездил, кем только не работал. — Олег махнул рукой. — Он настоящий писатель, а мы только так, позлорадствовать в сторонке.

— А где вы были, Вадим Сергеевич? — спросила Диана, подперев ладонью щеку и устремляя на Верховцева взгляд, который человек менее искушенный мог бы истолковать едва ли не как объяснение в любви.

— Много где, — ответил ей Вадим. — В Штатах был, в Канаде, Мексике, вообще в тех краях хорошо поездил. В Америке жил три года, работал… в разных местах. В Европе, само собой, отметился. Во Франции одно время работал на телевидении…

— А почему вы там не остались? — изумленно спросила Диана. — Возможностей не было?

— Были, — усмехнулся Верховцев. — Сколько угодно.

— Он боялся, что его ностальгия замучает, — ввернул ядовито Олег.

Он захмелел, не сильно, но достаточно для того, чтобы ослабить контроль над своими действиями и начать говорить первое, что придет в голову. Это был опасный путь, но они с Вадимом были слишком давно знакомы, и с ним Олег мог позволить себе быть самим собой, без боязни произвести не самое лучшее впечатление.

— Ностальгия — второе имя дьявола, — задумчиво проговорил Верховцев. — Не поминай его всуе.

— У дьявола, вообще-то, много имен, — засмеялся Дольников.

— Но это — самое худшее.

— А все-таки, почему вы там не остались? — спросила Диана. — Боялись, что будете скучать по родине?

— У писателя где письменный стол, там и родина, — пошутил Верховцев.

— У настоящего писателя, — добавил Олег.

— Разумеется, — глядя ему в глаза, ответил Вадим.

Подал сигнал телефон Дианы. Она быстро достала его из сумочки, держа так, чтобы ее спутникам не был виден экран.

— Я сейчас, — пробормотала она, читая сообщение. — Извините…

Вадим с Олегом переглянулись.

Верховцев сморщил нос и вытянул губы дудочкой.

— Наливай! — засмеялся Дольников.

Вадим тоже засмеялся и потянулся за бутылкой.

Глядя на него, Олег подумал, если их и поссорит что-нибудь по-настоящему, так только эта девушка, которая сидит сейчас между ними и что-то быстро пишет в смартфоне, хмуря безупречной отделки брови.

— Давай, — тихонько сказал ему Вадим, протягивая рюмку. — Вперед.

— Поехали, — кивнул Олег. — За нас.

Они выпили и молча принялись закусывать, впрочем, больше изображая, что едят, чем на самом деле интересуясь тем, что лежало у них в тарелках. Первое чувство голода было давно утолено, и другая жажда постепенно овладевала ими, хотя возраст и сдерживал их, как якорь, лежащий на дне. И все-таки Олег чувствовал, что в этот вечер он мог бы себе позволить многое, и сам уже начинал опасаться своего состояния.

— Надо было ответить, — сказала Диана, пряча телефон. — Извините… А расскажите что-нибудь еще, Вадим Сергеевич? Вы так интересно это делаете.

— Да, расскажите, Вадим Сергеевич, — подпер кулаком щеку Олег.

Диана вдруг расхохоталась, глядя на него.

Засмеялся и Вадим, обнажив ровные белые зубы:

— Дурак ты… старый…

— От дурака слышу, — ухмыльнулся довольный Олег. — А вообще, хорошо сидим. Вы не находите?

Они расстались через два часа, когда зажглись фонари, и бархатно потемнела полоска неба вверху. Ехать домой Олегу не хотелось. Ему даже пришло в голову, что они с Дианой могли бы сейчас отправиться на квартиру Вадима и остаться там до утра. Но вспомнил о приехавшей дочери и о своем решении все сделать по совести, поэтому, попрощавшись с другом, повел Диану к стоянке такси.

Они жили в разных концах города и условились ехать порознь. Дольников хотел приехать не слишком поздно, чтобы успеть повидаться с дочерью. А Диана высказалась в том духе, что с удовольствием прокатится одна и подумает о минувшем вечере.

— Как тебе Вадим? — спросил Олег. — Понравился?

— Очень, — улыбнулась Диана.

— Хотелось бы тебе быть рядом с таким мужчиной?

— Кому бы не хотелось?

Она остановилась и взглянула Олегу в глаза. В свете фонарей в ее зрачках дрожали золотистые искры — сотни крошечных огоньков.

Дольников обнял ее и притянул к себе.

— Так что же, — спросил он, глядя в эти огоньки, — произведешь обмен?

— Ни в коем случае, — ответила Диана.

Она прижималась к Олегу и смотрела ему в глаза, слегка запрокинув голову. Он осторожно поцеловал ее в губы, ощутив сладковатый привкус помады. Сейчас ему было все равно, смотрят на них или нет. Он видел только ее лицо, и это было лицо женщины, которую он любил.

Диана ответила на поцелуй, прижалась к нему сильнее.

Но Олег не забыл того, о чем они только что говорили.

— Почему «ни в коем случае»? — спросил он, стараясь приглушать нотки ревности, звучавшие в голосе.

Диана немного отстранилась от него и взмахом руки поправила волосы за спиной.

— Понимаешь, — спокойно и серьезно заговорила она, — при нем я всегда буду чувствовать себя маленькой девочкой. А мне этого не хочется. Я сама хочу решать, как мне быть и что делать.

— А я тебе в этом не мешаю? — уточнил Олег.

— Ты — совсем другое дело, — ответила Диана тем же серьезным тоном.

— Конечно, — засмеялся Олег, снова прижимая ее к себе. — Я совсем другое дело…

Он вдруг подумал, что не верит ни единому ее слову. Это ощущение появилось внезапно, словно кто-то схватил его за руку и резко повернул на месте. Но Олег сказал себе, что это последствие выпивки, и вторая бутылка виски была явно лишней, а его сомнения — лишь отголоски зависти к Вадиму.

Уже открыв дверцу такси, спросил:

— А кто это писал тебе весь вечер? Твой Макс?

— Он, — засмеялась Диана.

— Что, признавался в любви?

— Как всегда.

Она скользнула в салон и помахала оттуда рукой.

— Пока.

— Пока…

Олег сунул таксисту деньги, сказал на всякий случай, что запомнил номер его машины — и на самом деле запомнил, и захлопнул дверцу.

Диана уехала, а он еще стоял какое-то время, разглядывая стены ГУМа, диковинно подсвеченные огнями фонарей, деревья в аллее, точно вырезанные из пластика, и голубоватые лица прохожих, праздно гуляющих в этот счастливейший из часов.

Затем сел в такси и поехал домой.

Глава вторая

Утром шеф похвалил номер. Он не часто снисходил до того, чтобы разбирать газету от начала до конца. А тут расщедрился и почти всех написавших в номер отметил и довольно лестно охарактеризовал. Сотрудники, и старые и молодые, расходились после планерки с улыбками и тем приятным оживлением, которое дарит поощрительное слово начальства.

К Дольникову, получившему свою долю похвал и перебиравшему в уме каждое слово редактора, вошел Мирончик, блеснул с порога стеклышками очков.

— Что тебе? — спросил Олег, прекрасно зная, о чем сейчас будет говорить Гена.

— Мой материал, — сказал тот и замолчал.

Олег тоже молчал и ждал продолжения.

— Он так и не вышел, — выждав с полминуты и пошарив глазами по кабинету, добавил Мирончик.

— И слава Богу! — воскликнул Олег. — Хоть не испортили номер.

Мирончик засопел. Глядя исподлобья на Дольникова, хотел что-то сказать, но слова будто застревали в его выпуклой груди, и он только едва слышно покряхтывал, словно давясь невидимой коркой.

— Иди, Гена, — ласково сказал ему Дольников. — Поставим твою статью на выходные. Не пропадет.

— Точно? — просиял Мирончик.

— Точнее некуда, — ответил еще ласковее Олег.

Мирончик резким движением бровей подбросил на лоб очки, ухмыльнулся и вышел из кабинета, неся на губах свою кривоватую улыбочку.

Олег не обратил на это внимания. Назавтра газета не версталась, день сегодня был относительно спокойный. Он вдруг почувствовал, что ему хочется увидеть Диану. Она была на задании, делала заявленный репортаж с гаишниками. Шеф сегодня утром ничего о ней не сказал, значит, Филонова не проговорилась. Все пока складывалось как нельзя лучше.

Закинув руки за голову, Дольников сильно потянулся в кресле. Его ждало много дел, но пока не хотелось о них вспоминать. Хотелось думать о приятном — о Диане, и чтобы ощутить ее присутствие, он набрал номер Верховцева.

— Слышу по голосу, жизнь тебе улыбается, — сказал Вадим.

— Ты не рад? — засмеялся Олег.

— Рад, рад. Только вот предмет твоей радости меня не вдохновляет.

— Это ты о Диане?

— О ней.

— И что с ней не так? — чувствуя, что начинает потихоньку злиться, поинтересовался Олег. — Она тебе не понравилась?

— Очень понравилась.

— В чем же дело?

— Беги от нее, — четко произнося каждое слово, сказал Вадим.

— Что-то я не понял… — начал Олег и замолчал, сбитый с толку таким поворотом разговора.

— Беги от нее, Олежа, — твердо повторил Верховцев. — Не думай, не спрашивай, а просто беги. Спасайся.

— Это ты серьезно сейчас говоришь?

— Предельно.

— Но… с чего такие выводы? Мне кажется, вчера вы так мило общались.

— Ты никогда не повзрослеешь, — вздохнул Вадим.

— Я понял! — с облегчением засмеялся Дольников. — Ты мне завидуешь.

— Конечно, завидую, — подтвердил Верховцев. — И кто бы тебе не позавидовал? Но еще я волнуюсь за тебя, мой добрый доверчивый друг…

— Не надо, — резко оборвал его Олег. — Я сам за себя в состоянии поволноваться.

— Тогда я умываю руки и считаю свою миссию выполненной.

— Считай, — буркнул Олег. — Болтун несчастный.

— А ты осел. Влюбленный старый осел. Причем первое гораздо хуже второго…

— Иди ты к черту! — закричал Дольников, и, нажав отбой, бросил мобильник на стол.

Он внезапно почувствовал такое раздражение, что едва не схватил телефон и не швырнул в стену. Чтобы немного успокоиться, Олег вскочил и начал ходить по кабинету. Четыре шага вперед, четыре назад, как по камере. Затем остановился и принялся смотреть в окно. В доме напротив, расположенном совсем близко, в окне пятого этажа сидела девушка и курила. В последнее время постоянно ее там видел. Красивая, молодая, праздная, она равнодушно смотрела на улицу, словно это была не улица, а, скажем, море. В вороте халата были видны ее матово загоревшие плечи и грудь. Смуглые колени углом стояли на белом подоконнике.

«Завидует, — думал Дольников, глядя на девушку. — Он мне просто завидует, и поэтому хочет испортить настроение. Он всегда завидовал, едва у меня появлялось то, чего нет у него. Обычное дело среди друзей. Среди старых друзей… Вопрос: зачем нужны такие друзья? Зачем я вообще ему звонил?»

Он еще какое-то время смотрел в окно, пока девушка не потушила сигарету и не ушла. Тогда Олег сел за стол и принялся размышлять спокойнее.

«Надо вернуть ему ключи от квартиры и перестать быть должным. Тогда и он не станет совать свой нос в мои дела и лезть с поучениями. Я сам виноват, давно надо было снять квартиру… И вообще, пора уже решить все окончательно, сколько я буду тянуть?»

В кабинет вошел Рябоконь, благодушно огляделся. На его рубашке темнело свежее пятно от кофе. Он опустился на стул и сложил руки под животом.

— А где Диана? — спросил он, осматриваясь, будто она могла где-то прятаться.

— На задании, — буркнул Олег. — А тебе зачем она нужна? Других мало?

Последнюю фразу он сказал напрасно, но уж очень был раздражен, — спасибо Верховцеву.

— Ты когда в отпуск идешь? — спросил Рябоконь, словно ничего не заметив.

— Через две недели… — сказал Дольников. — Кажется.

— Везет. А я свой уже отгулял.

«Вот за отпуск и надо со всем этим разобраться! — осенило Дольникова. — Потерпеть пару недель, а там спокойно, без нервов, все устроить».

Первую часть отпуска он отгулял еще в мае, и теперь у него оставалась вторая, о которой он не то чтобы забыл, но за всеми хлопотами выпустил из виду.

Спасибо, Рябоконь напомнил.

Ему внезапно стало легче. Раздражение улеглось. Две недели показались таким долгим сроком, за который любая проблема разрешится сама собой. Остро захотелось увидеть Диану, сказать ей, что все придумал. Он и раньше ей это говорил, но так, будто только намеревался что-то предпринять. Теперь точно знал, что станет делать, и с каждой минутой ощущал, как в нем растет уверенность на самое счастливое разрешение ситуации.

Когда Рябоконь, поговорив о служебных делах, ушел, Олег позвонил Диане. Знал, что его звонок может прийтись некстати, но так хотелось услышать ее голос, что он не мог ждать ни минуты.

«Поступаю, как мальчишка, — думал он, слушая гудки в трубке. — А, пусть! Один раз можно».

— Что случилось? — спросила Диана, приглушая голос.

Олег понял, что она с кем-то беседовала. Он действительно влез не вовремя, но теперь давать отбой было поздно, и торопливо заговорил.

— Давай сегодня, в три, на нашей квартире.

— Олег Петрович! — попыталась что-то сказать Диана.

Но Дольников тут же перебил ее.

— Не могу без тебя. Приезжай сразу туда. Хорошо?

— Хорошо, — ответила Диана.

Олег понял, что она улыбается, и у него потеплело на душе.

— Все, жду тебя. До встречи.

— Да, да…

Чтобы не бегать по кабинету и не придумывать бог знает чего, глядя на девицу в окне, Олег заставил себя сесть за стол и до двух честно трудился, переработав целую гору материала, в том числе и того, до которого долго не доходили руки. Энтузиазм захлестывал как в юности, и он даже в столовую не пошел, напившись кофе в кабинете. На часы не смотрел, руководствуясь давно выработанным чувством времени, и ровно в два часа выпрямился и сказал себе вслух.

— Хватит.

Словно по команде, в кабинет вошел Рябоконь.

— Работаешь? — спросил он машинально.

— Типа того, — улыбнулся Дольников.

Хорошее настроение не покидало его, а мысль о том, что скоро встретиться с Дианой, внушала нелепое желание вскочить и отколоть какой-нибудь номер, запеть, например, во все горло или выскочить в коридор и с топотом пробежать взад-вперед.

Коля подошел к окну, остановился и покачал головой.

— Сидит.

Он повернулся к Олегу.

— У тебя зеркало есть?

— Вон, на стене, — кивнул Олег.

— Да нет. Маленькое.

— Зачем тебе?

— Есть?

Олег встал, поискал в книжном шкафу. На одной из полок лежало старое зеркало с подставкой из проволоки и отбитым углом.

— Держи.

— То, что нужно, — оживился Коля.

Он взял зеркало и протянул его к солнечному лучу, косо заглядывающему в кабинет.

Заинтересованный его действиями, Дольников подошел к нему ближе и встал рядом. И только сейчас понял, зачем Коле понадобилось зеркало. Поймав солнечный луч, Рябоконь направил «зайчика» прямо на сидевшую в окне пятого этажа девушку.

— Сейчас мы тебя пощекочем… — бормотал он. — Ты у меня зашевелишься. Курит она…

Белый кружок прыгал по лицу девушки, по плечам, иногда опускаясь на грудь и ноги. Было такое ощущение, что рука у Коли удлинилась, и он трогает девушку за разные места, наслаждаясь при этом полной безнаказанностью. Но девушка никак не реагировала. Прикрыв глаза, она равнодушно курила, и все попытки Коли обратить на себя внимание ни к чему не приводили.

— Даже не посмотрит, — возмущался Рябоконь. — Гордая какая. Как будто нас тут нет!

Олег, сначала с любопытством и тайным злорадством наблюдавший за манипуляциями Коли, почувствовал вдруг неловкость, словно участвовал в каком-то постыдном действии, вроде подглядывания в бане за голыми женщинами. Тем более девушка, так и не взглянув в их сторону, поднялась и ушла, подчеркнув тем самым всю недостойность их поведения.

— Хватит ерундой страдать, — сказал Олег, отбирая у Коли зеркало и пряча его в шкаф.

— Ушла, — сказал с сожалением Рябоконь, глядя вниз. — Чем она, интересно, занимается? Целыми днями сидит. Наверное, ночью работает?

Он обернулся за поддержкой к Олегу. Но тот, посмотрев на часы, пожал плечами.

— Не знаю. Все может быть… Ладно, Коля, мне тут надо закончить кое-что. Так что извини.

— Или кто-нибудь содержит, — продолжал Рябоконь. — Как-то же она зарабатывает на эту квартиру?

На его вопросительный взгляд Олег вторично пожал плечами и выпроводил Колю из кабинета. Затем, украдкой, словно боясь, что его увидят, осторожно выглянул в окно.

Девушка сидела на прежнем месте и равнодушно смотрела на улицу. Олег усмехнулся, отодвинулся от окна и, быстро собравшись, покинул кабинет.

До трех еще оставалось более получаса. Олег решил пройтись до места встречи пешком. Поступок Коли несколько успокоил, но энергичная прогулка была сейчас в самый раз. Он вышел на проспект Независимости, свернул за кинотеатром «Октябрь» направо и двинулся по тротуару легким солдатским шагом, который сохранил еще с молодости.

Солнце заливало проспект от края до края, но было не очень жарко, и Олег шагал с удовольствием, дыша всей грудью и весело поглядывая на окружающих. До ЦУМа он долетел за пятнадцать минут, дружески кивнул великому поэту, чей памятник украшал площадь его же имени, миновал филармонию и, приняв налево, вошел в прямоугольную арку жилого дома, на третьем этаже которого помещалась квартира Верховцева.

Диана уже ждала его, и это было тем приятным сюрпризом, который неосознанно жил в душе Олега с самого утра, помимо одолевавшего его желания поскорее увидеть ее. Она прижалась к нему, такая свежая, юная, и была так рада, что он лишь засмеялся, целуя ее. А дальше все было так, как ему и хотелось, чего он даже в самых смелых мечтах не мог когда-то и представить.

— Тебе как будто двадцать лет, — сказала чуть позже Диана с улыбкой.

Они лежали на кровати, а легкий ветерок веял в приоткрытое окно и надувал парусом тюлевую занавеску.

— А я и чувствую себя на двадцать, — блаженно улыбаясь и глядя в потолок, ответил Дольников.

— Нет, правда, иногда мне кажется, что мы ровесники, — засмеялась Диана, поглаживая пальцем его плечо.

— Так и есть, — сказал Олег, рассматривая едва заметную трещинку возле люстры. — Ерунда, что мне пятьдесят с чем-то… Это только цифра. И какие-то изменения в лице, которые я в эту минуту не вижу и не хочу видеть. В душе мне по-прежнему двадцать, и, как мне кажется, всегда будет столько. И даже меньше… Знаешь, — Олег вдруг порывисто повернулся к Диане, — главное — это мои глаза! А я смотрю на девушек, на женщин, вообще на людей так же, как смотрел в юности. В этом смысле ничего не изменилось! Годы прошли в одно мгновение, их как будто не было. А я как был мальчишкой, так и остался. Женщины любят говорить: старый козел, потянуло на молоденькую… Да ничего не старый, вот же в чем дело! Они этого не понимают, не знают, что в этом теле живет совсем еще юный человек. Я ведь и чувствую, и вижу, и хочу точно так же, как раньше. И робею точно так же, и волнуюсь, и влюбляюсь… И нет здесь никакой грязи, все искренне и по-настоящему. Больно только, что времени остается мало, вот это действительно понимаешь особенно остро. Увы…

Он вдруг умолк и откинулся на подушку. И снова уставился в потолок, думая о чем-то своем.

Диана, приподнявшись на локте, растроганно и удивленно смотрела на него.

— Как это все неожиданно, — проговорила она. — Я даже не знала.

— Да, именно так, — ответил Олег. — К сожалению…

Он снова оборвал себя, изучая трещинку на потолке и чувствуя недовольство: к чему разговорился? Было похоже на то, что вымаливает сочувствие, а он лишь хотел объяснить про себя главное, что трудно выразить словами, но он ощущал это каждый день и каждую минуту.

— Скажи, — спросила Диана, — а жену свою ты еще любишь?

— Люблю, — сказал Олег таким тоном, точно отвечал не Диане, а кому-то постороннему. — Наверное. Я это сам уже не могу понять. Женились-то мы по любви. Она красоткой была, стройная, смешливая… А теперь — немолодая женщина с тысячей болезней. Иногда мне кажется, что я вижу ее в первый раз. Она моложе меня, но часто я ловлю себя на том, что смотрю на нее как на маму или на бабушку… или на учительницу в школе. Желание, которое раньше было, почти угасло. Более того, мне даже порой неприятно к ней прикасаться. И она понимает это, и мучается, я вижу. И ничего нельзя изменить. Я хотел бы ей помочь, но не знаю как… А может, и не хочу… Не знаю. Но того, что было, уже нет, это точно. И, боюсь, не будет.

— Мне жаль ее, — сказала Диана. — Твою жену…

— Нет, — перебил ее Олег, замотав головой. — Не надо. Не говори про нее, прошу. Я сам с этим разберусь.

— Хорошо, — виновато проговорила Диана. — Я не хотела. Извини.

— Ну что ты, — возразил Олег, поворачиваясь к ней и касаясь ладонью ее щеки. — Я же совсем не о том.

Он обнял Диану, и по тому, как приникла к нему, понял, что она оценила сказанное им и что связь между ними станет отныне лишь теснее и доверительнее.

Недовольство собой исчезло, и снова вернулось то чудесное настроение, с которым он спешил на свидание. А награда в виде нежнейшего поцелуя лучше всего дала понять, как дороги были Диане его неожиданные признания.

— А может, у вас женой все еще и наладиться, — спустя несколько минут сказала Диана.

Она уже поднялась и ходила по квартире в трусиках и лифчике, пошлепывая босыми ногами по паркетной доске. Дольников, лежа на кровати, следил за ней с тем бездумным и не имеющим границ удовольствием, которое дарит только самое простое и одновременно прекрасное зрелище.

Ее слова вызвали у него легкое раздражение. Кажется, он ясно высказался на эту тему. Для чего она так упорно к ней возвращается?

— Не думаю, — сказал он сухо. — Да и зачем?

— Ну, — взяв со стула блузку, сказала деловитым тоном Диана, — жизнь-то продолжается.

— Вот именно, — произнес Олег, покоробленный этим тоном. — Продолжается.

— А с дочкой у вас как? — уточнила она. — Нормально теперь общаетесь?

— Нормально, — ответил Олег.

Он все время преодолевал раздражение, отвечая на эти вопросы. Не любил говорить с Дианой о семье — ему хотелось, чтобы ее не касались его личные проблемы. Он как бы ограждал ее от них, но она почему-то никак не могла этого понять, хотя относилась к категории умниц. Здесь то ли имело место пресловутое женское любопытство, то ли что-то еще, чего Олег не знал, но только она уже не в первый раз пыталась выведать у него подробности семейной жизни, которыми он не желал делиться ни с кем, даже с ней. А может, с ней в первую очередь.

Диана меж тем подняла пискнувший смартфон, прочитала сообщение, нахмурилась и что-то написала в ответ. При этом она не сочла нужным извиниться, но Олег решил не обращать внимания. Она вела активную жизнь, и телефон был для нее едва не главной составляющей этой жизни.

— Кто это? Максим? — спросил он наугад.

— Да, — кивнула Диана.

Она надела блузку и теперь озадаченно смотрела на Дольникова.

— Что? — спросил он, приподнимаясь на локтях.

— Понимаешь, я хотела сходить на выставку… На Октябрьской открылась новая, дико крутая, все в восторге, только о ней и говорят. А Максим пишет, что не может. У него срочная работа, а у меня как раз свободный вечер сегодня…

— Тебе же надо репортаж писать, — напомнил Олег.

— Напишу утром, — отмахнулась Диана.

— Так в чем проблема?

— Ты не мог бы со мной сходить?

Олег озадаченно смотрел на нее. Он не любил выходить в свет, и вообще редко где появлялся, предпочитая провести вечер с книгой в руках или, в крайнем случае, довольствуясь походом в кино. А Диана была страстной поклонницей искусства и не пропускала ни одного культурного события, происходящего в городе.

По негласному договору, у нее для этих целей существовал некий Максим, которого Дольников знал только заочно, но к которому нисколько не ревновал. При Диане состоял целый штат виртуальных поклонников, а этот Максим был очень удобен тем, что сопровождал Диану на все посещаемые ею мероприятия. Олег не относился к нему всерьез, точно он был персонажем из фильма. Он даже был благодарен «Максиму», поскольку тот, честно выполняя свои обязанности, нелегкие с точки зрения Олега, оставался в тени и не требовал ровно никакого вознаграждения — так утверждала Диана. Не верить ей у него не было оснований, и с легким сердцем он препоручал ее заботам этого невиданного Максима — прекрасного, должно быть, юноши. Сам же, ничего не понимая в современном искусстве, и не будучи большим знатоком классического, тихо радовался сложившемуся положению вещей, при котором и волки сыты, и овцы целы.

Предложение Дианы застало его врасплох. Отказаться не мог — она не часто просила его о чем-нибудь подобном, и сейчас очень хотела, чтобы он с ней сходил. А ему идти не хотелось…

— Ну что, — спросила она, присаживаясь на кровати и гладя его ногу через тонкую ткань покрывала, — сходишь?

Олег молча смотрел на нее, ощущая руку, ласкающую его через теплую, гладкую ткань уверенно и призывно. И отголосок от поцелуя, оставивший ощущение чего-то незаконченного, вернулся вдруг таким полноценным и острым желанием, что его даже слегка замутило, как на большой высоте.

«В молодости такого не было!» — с веселым изумлением подумал он.

— Ну, пожа-алуйста, — протянула с шутливыми и одновременно молящими нотками Диана. — Ну, Олег Петро-ович…

Он внезапно перехватил ее руку и рывком подтянул к себе. Девушка взвизгнула и забилась в его объятиях, вырываясь и хохоча. Он держал крепко, и уже тянулся губами к ней, ощущая, как темнеет в глазах и горячей становится кожа на лице. И Диана сдалась, снова полетела блузка на стул, и далее все пошло быстрыми, набирающими силу кругами, от которых в памяти остаются только разноцветные блики и звуки, дальним эхом гаснущие в тишине.

Они зашли перекусить в кафе около площади Победы. Диана заказала блинчиков с творогом и чашку какао, а Дольников — тушеной картошки с мясом. С утра толком не поевши, он испытал такой зверский аппетит, что, когда принесли глиняный горшочек, набросился на еду едва ли не со стоном. Диана тоже активно позвякивала вилкой о тарелку, и они весело поглядывали друг на друга, словно соревнуясь, кто быстрее съест свою порцию. Выпив большой бокал пива, Олег почувствовал себя просто отлично. Если бы он мог выкурить сигарету, вообще считал бы этот день лучшим в своей жизни. Но он уже год как бросил курить, и пришлось обойтись без сигареты, хотя едва заметный отголосок неудовлетворенности это в нем оставило.

Никуда не торопясь, они сели на трамвай и покатили к стадиону «Динамо». Там вышли и, миновав короткий и широкий мост через Свислочь, направились в сторону темнеющих невдалеке заводских построек. Туда уводили нити трамвайных рельсов, но трамваи здесь уже давно не ходили, и рельсы словно вели в несуществующее прошлое — в никуда.

Олег на ходу указал на высокое здание, голубым кораблем нависающее над мостом и мягко изогнутой на повороте рекой.

— Наша общага.

Он испытал даже некоторые волнение, когда они поравнялись со входом в общежитие, и в стеклянных дверях стал виден просторный холл.

— Скучаешь? — спросила Диана, с интересом заглядывая ему в лицо.

— Иногда, — сказал Олег. — Впрочем, вру. Всегда.

Он засмеялся.

— Чего ты? — не поняла Диана.

— У нас на вахте сидела Арина Иванова. Мы звали ее Гитлер. Все боялись ее, как огня. Никого из чужих не пропускала, стояла стеной. А была милейшая старушка, и когда умерла, мы ездили ее хоронить.

— Вахтершу? — не поверила Диана.

Олег покосился на нее, хотел что-то сказать, но промолчал. Диана родилась в столице, жизни в общаге не знала, и трудно было ей объяснить, что все, жившие там, считают себя немного семьей. Он многое мог бы ей поведать о своей студенческой жизни, той, которую смело можно было заносить в категорию «счастье». Но вряд ли ее заинтересуют эти рассказы, — их оценить мог только равнозначный по прошлому собеседник. Олег лишь покосился назад, где в зарождающихся сумерках высились голубые стены, и бесчисленные окна смотрели на него глазами оставленных навсегда друзей.

Дольников встряхнулся, отгоняя ненужное, и посмотрел туда, куда с таким энтузиазмом устремлялась его спутница.

Они миновали еще одно общежитие, прошли мимо завода «Кристалл», и вскоре увидели постройки еще одного завода, давно заброшенного, чьи мрачные приземистые стены из красного кирпича покрывали монументальные граффити. Было много света и толпилось множество народа — место было популярным в городе. Олег увидел вывески кафе, столики с посетителями и легкое завихрение у входа в здание с надпись «ЦЕХ».

Диана влекла его туда, вертя головой и испытывая неподдельный восторг — Дольников позавидовал ее энергии. Сам он ничего особенного в окружающей обстановке не видел. Несмотря на то, что разрисованная яркими фигурами улица несколько расширила объем, ощущение тесноты и прибитости не рассеялось. И все же новое поколение находило здесь наглядное выражение своих идей, а спорить с молодежью бессмысленно — их устами говорит современность.

— Круто, да? — воскликнула Диана.

Дольников кивнул.

— Столько народу! Хорошо, что мы пошли. Вот увидишь, тебе понравится.

Олег снова кивнул. Охотнее всего он убрался бы отсюда и посидел в кафе на берегу Свислочи, предаваясь воспоминаниям и болтая с Дианой о пустяках. Но тут не поболтаешь, и он бессильно плыл за ней, пробираясь через толпу и мечтая о том, чтобы все это быстрее закончилось.

«Зачем я согласился? — сердито думал он. — Что я тут делаю, среди этих юнцов и молодящихся старцев?»

Но было поздно отступать. Они уже вошли в помещение, оказавшееся в самом деле старым заводским цехом. Только теперь изнутри оно было отделано ажурным металлом, имитирующим стальные крепления, а кирпичные стены были тщательно отчищены и отлакированы. Повсюду стояли обнаженные девушки, раскрашенные прямо по голому телу разноцветными узорами. Их головы венчали замысловатые прически. Они мило улыбались входящим, ничуть не стыдясь своей наготы, и раздавали бумажные розы.

Конец ознакомительного фрагмента.