Компрессия

Сергей Малицкий (2007)

Когда герой осознает, что его движениями руководит невидимый кукловод, он должен или оборвать нити, или сам стать кукловодом для скрытых во тьме рук. Главное — не забывать, что попавшему в паутину резкие движения противопоказаны.

4

— Вы слышите меня?

Заключенный сидел в пяти шагах. Утомленно откинутая голова, вялые пальцы на подлокотниках, безвольно вытянутые ноги не могли скрыть, что их обладатель, как зверь перед прыжком, способен собраться в мгновение. Несколько пострадавших еще на Земле полицейских сначала пожалели о собственной расслабленности, а после — о том, что не сумели уничтожить наглеца при повторной поимке. Он выжил и получил пожизненное заключение. После суда конвой не рискнул отправлять подопечного к месту отбытия наказания обычным порядком, и тот был доставлен в зону «Обратная сторона» усыпленным. Спящий негодяй — это лучшее, что могла представить себе тюремная администрация, но уготованная заключенному доля не предполагала бесконечного сна. Пока еще не предполагала. Поэтому разбирайся старший инспектор лунных тюрем с безнадежно испорченным, только что пробужденным плодом человеческой цивилизации. Разбирайся хорошо, есть надежда, что на этом отбросе твоя затянувшаяся вахта подойдет к концу.

Заключенный сидел неподвижно. Руки и ноги преступника были зафиксированы полем, кресло накрыто невидимым непроницаемым колпаком. Даже за излишне громкий голос новый обитатель образцовой лунной тюрьмы получил бы болезненный укол в шею, а при любом резком движении был мгновенно парализован, но Кидди было не по себе. Вышагивая по холодному карантинному залу, он с трудом сдерживал дрожь в пальцах и голосе. После того, что Кидди увидел в материалах дела, его восьмилетний опыт воспитания собственной выдержки почти спасовал. Эксперты постарались: убийства, совершенные зверем в человеческом обличье, были смоделированы с предельным натурализмом. Именно поэтому только старший инспектор имел доступ к судебным файлам. Остальным сотрудникам базы знакомиться с ними не следовало. Не хватало еще служебного расследования по поводу превышения ими должностных полномочий с летальным исходом для нового бессрочника. Для настороженности охранникам достаточно было красной, посеченной светящимися полосами робы и недоброй славы, которая опережала нежеланного гостя. Впрочем, еще неизвестно, для кого возможный исход конфликта стал бы летальным.

— Вы слышите меня?

— Слышу, — шевельнулись плотные узкие губы.

— Вы понимаете, что я вам предлагаю?

— Опыт хочешь на мне провести, тюремная крыса? Зачем тебе мое согласие? Убивай. Оформишь как несчастный случай. Или попытку бегства. Поиграем?

Заключенный говорил тихо, но каждое слово отпечатывалось у Кидди в голове.

— Вы не понимаете, — кивнул Кидди и тоже опустился в кресло. — Знаете, какова у нас тут средняя продолжительность жизни осужденного?

— Какая разница?

Рот открывался, но слова казались чужими. Они словно не принадлежали похожим на кромки пластика губам.

— Для меня никакой, — согласился Кидди и коснулся блок-файла. — Для вас, Ридли Бэнкс, есть разница. Условия содержания тут… сложные. Особенно для тех, кто в красных робах. Прожить десять лет и не сдохнуть — очень тяжело. И это при предельно корректном персонале. Среда… обитания и образ занятий не располагают к долгожительству. Больше двадцати лет не протянул еще никто. Почти никто. Согласитесь, что двадцать лет — это меньше, чем пожизненное заключение. Хотя, каждому по делам его…

— Какая разница? — все так же безучастно повторил Ридли и с усмешкой закатил глаза. — Все равно сдохну. Что здесь ад, что там. Если он вообще есть…

— И все-таки разница существует, — преувеличенно бодро заявил Кидди. — Двадцать лет — это срок, через который всякий бессрочник имеет право на просьбу о помиловании.

— И многим его давали? — сузил глаза заключенный.

— Никто не доживал, — отчеканил Кидди. — Пока никто не доживал. Почти никто.

— Я долго не протяну, — вновь расслабился Ридли. — Да и не верю, что меня помилуют и через пятьдесят лет. И через сто лет не забудут! Я очень старался, чтобы не забыли!

— Не забудут, — сухо произнес Кидди. — И через двадцать лет не помилуют. Но лет через сорок — почему нет? Да, на Землю вам уже не пробраться, но вы бы смогли остаться на Луне, завербоваться на Марс, на спутники. Начать новую жизнь. Или хотя бы спокойно завершить старую.

— Через сорок? — усмехнулся Ридли. — Если только вы продержите меня в холодильнике. Чтобы потом я оттаял на Марсе и там же сгнил?

— А если доживете? — прищурился Кидди. — Если через сорок лет вы будете точно в такой же форме, как сейчас? Более того, если эти сорок лет вы проведете в некоем уединенном месте, где не будет жестоких тюремщиков, где не будет облучения, дурной смеси для дыхания, перепадов гравитации, где вам не придется изнашивать тело непосильной работой, где вы будете сыты?

— Что за место такое? — презрительно оттопырил губу заключенный. — Новую тюрьму отгрохали? Откуда не только Землю, но и Солнца не видно? Плевал я и на Землю, и на Солнце! Что за место такое?

— Здесь! — постучал себя по лбу Кидди. — В вашей голове! Вы уснете и увидите сон. Длинный сон. Длиной в двадцать лет. Проснетесь. Убедитесь, что здесь прошел всего лишь один или два дня, подадите просьбу о помиловании, а потом уснете еще на двадцать лет. Здесь пройдут еще два дня. Предположим, что случится невозможное и комиссия все-таки не помилует вас! Вы уснете еще на двадцать лет, за которые здесь опять же пройдут только два дня, а затем станете свободным человеком. Шестьдесят лет — физический максимум заключения! И на все про все — неделя!

— Неделя? — поднял брови Ридли. — Неделю поспать и освободиться?

— Неделю, — кивнул Кидди. — Здесь пройдет неделя, а во сне — столько, сколько нужно. Новая система. Программа называется — компрессия. Предназначена для того, чтобы освободить тюрьмы, персонал. Государству нужны люди. Корпорациям нужны люди. Свободные люди! Не только исправившиеся преступники. Знаете, сколько офицеров, специалистов служит в зонах? Компрессия перевернет нашу жизнь. К тому же она позволит избежать страданий родным преступников, у кого они есть. Представляете? Осужденный возвращается к собственным детям через неделю! Здоровый, крепкий и в то же время отбывший самое строгое наказание, перевоспитавшийся! Конечно, не все родные жаждут скорейшего возвращения бывшего преступника домой, поэтому пока компрессия применяется только с их согласия, но ведь вы одиноки? Не так ли?

— Болвана нашел? — скрипнул зубами Ридли. — На мясо пустить хочешь? Отчего я не слышал ничего об этой… компрессии?

— На мясо ты пойдешь, если не согласишься, — резко поднялся Кидди и подошел к окну, за которым раскинулась изрезанная резкими тенями поверхность лунного моря Смита. — Сдохнешь, но не сразу. Лет через десять. Да, некоторый риск есть. Но компрессия испытана, и испытана успешно. Кое-кто уже получил свободу. Правда, сроки у них были пока небольшие — до десяти лет. С большими сроками мы еще не работали.

— Где пролом, начальник? — процедил сквозь стиснутые зубы Ридли. — Я тебе не мальчик из колледжа! Говори, где пролом?

— Ты не понял.

Кидди обернулся, шагнул к Ридли.

— Ты не понял. Для тебя там, — он вновь постучал себя пальцем по лбу, — все будет по-настоящему. По-настоящему долго!