Законы Ньютона

Сергей Орст

В 1984 году я был обычным семнадцатилетним советским пареньком. Пожалуй, этот год стал лучшим годом моей жизни. Именно тогда со мной произошли невероятные, судьбоносные события. Я нашёл свою любовь на всю жизнь, и она согласилась выйти за меня замуж. Тем летом я поступил в Университет и встретил великого человека, чьё имя вписано золотыми буквами в историю. Только человек этот жил тремя веками раньше. Лишь почти через шестьдесят лет мне открылись причины той невероятной встречи, и они ужасны.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

— Где твои семнадцать лет? — спрашивал Владимир Высокий в своей песне.

Мои — в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом, когда я трепетным юнцом едва окончил школу, сдав выпускные экзамены, и поступил в Университет. Был конец жаркого июля. Я выдержал всю эту неимоверную нервотрёпку и узнал, что теперь принадлежу студенческой братии. Моя фамилия красовалась на листке со списком, криво приколотом слегка ржавой канцелярской кнопкой к деревянной доске в холле корпуса приёмной комиссии. Будучи на седьмом небе от гордости за самого себя, я не забывал благодарности к тем, кто помог мне в этом.

Помню, как, примчавшись домой, я схватил трубку телефона и стал накручивать наборным диском знакомый номер. В трубке шли длинные долгие гудки.

— Ну, где же ты? — бормотал я. — Куда же ты ушла?

Никто не поднял трубку на том конце. Тогда я набрал номер маминой работы. Попросив к телефону свою маму, я с нетерпением и радостью сообщил ей свою новость. Мама облегчённо выдохнула на другом конце провода, сказав, что мы вечером устроим праздник.

Наскоро попив воды и засунув в рот кусок хлеба с колбасой, я переодел сухую рубашку, схватил свою спортивную сумку и вылетел из дома. До её дома надо было ехать полчаса на автобусе. Меня не смущало, что она была не дома. Я знал, что дождусь её возвращения.

Выйдя на проспект, я посмотрел вдаль и не увидел никакого автобуса. Меня так распирало изнутри радостью, что не мог стоять и ждать на остановке. Я быстро пошёл вдоль проспекта по направлению к её дому, в надежде, что автобус меня догонит и быстро примчит.

Дома у неё никого не было. Ничуть не расстроившись этому, я вышел во двор и сел на лавочку возле детской песочницы. Там возилась пара малышей с совочками и формочками. Две бабушки этих малышей сидели на другой лавочке и о чём-то оживлённо говорили. Они периодически поглядывали на своих внуков в песочнице и продолжали свои важные разговоры.

Я посмотрел на часы, подаренные мне мамой ещё на шестнадцать лет. Было три часа дня. Светило солнце и было весьма жарко. Немного заскучав в ожидании её, я решил почитать. Бережно вынул из сумки обёрнутую книгу, взялся за закладку и раскрыл. Однако вдруг меня посетили воспоминания, а мой невидящий и рассеянный взгляд скользил то по раскрытой странице, то по мелким камушкам под ногами, то по малышам в песочнице. Я стал вспоминать пройденный этап жизни и ту, появившуюся в моей судьбе на излёте этого важного этапа.

С самого детства меня интересовала наука. Может, это было несколько странно, но ни мои родители, ни родители родителей не имели отношения к науке. Рос я в самой обычной советской семье, которая жила от зарплаты до зарплаты. Учился в школе хорошо, но это в среднем. По гуманитарным предметам учиться мне было тяжело. Особенно трудно давались история, литература и ОСГП. Сейчас мало кто помнит эту дикую аббревиатуру, а это всего лишь Основы Советского Государства и Права. Ну, и понятно, тогда в моей стране ещё не началась перестройка, которая, в итоге, свела на нет все подобные учебные дисциплины. Тем не менее, даже по трудным предметам я занимался старательно и хорошо. Вот моя тяга к наукам и привела меня в Университет на факультет физики, потому как грезил открытиями, жаждал что-то найти, что-то очень важное, эпохальное.

Вопреки стереотипу, я не был очкастым «ботаником». В школе у меня было много друзей и недругов. Порой дрался, как и другие пацаны, получая за это «неуд» по поведению. Посещая секцию по самбо при школе, я был физически довольно крепким парнем, но при этом радовал учителей точных предметов своими знаниями. Правда, в выпускном классе учительница алгебры поставила меня на место, влепив в первом полугодии двойку. Она мне сказала, что я обленился и перестал работать по её предмету. Вот и получил. Она была права, я расслабился. Если из-за этой двойки у меня выйдет плохая оценка в аттестате, то прощай Университет. Взявшись за голову, в аттестате у меня теперь стояло «отлично».

Весь последний учебный год я ходил на подготовительные курсы при Университете. Они были по вечерам, и я возвращался домой весьма поздно. На курсах было много ребят из разных школ, стремящихся поступить, но совсем не было девушек. В том возрасте я уже всерьёз засматривался на противоположный пол, но был страшно стеснительным и нерешительным в общении с ними. Начиная где-то с восьмого класса, я влюблялся в своих одноклассниц, но эта первая влюблённость была тайной, и о ней никто не знал. Моё отношение к девочкам всегда было даже слишком уважительным и с острасткой. Не обидев в своей жизни ни одной девочки, я не понимал своих сверстников, которые обращались с девочками, а потом и с девушками пренебрежительно, иной раз, неуважительно и даже грубо. Меня это дико коробило. Для меня девушки были какими-то возвышенными, чуть ли не божественными существами, которые могут, если захотят, снизойти до общения со мной.

Никто специально не учил меня отношениям с девушками, я черпал это из книг, из тех правильных книг, которые должен прочесть каждый молодой человек. Однажды мне даже довелось подраться с каким-то старшеклассником, который, по моему мнению, оскорбил на моих глазах девочку из младших классов. Получив тогда от него по полной программе, я залечил свои ссадины и пошёл в секцию самбо.

По всем этим причинам, подходя к взрослой жизни, я смотрел на любую барышню, как на возможную кандидатку в свои жёны. Однако ни одна из встречавшихся на моём пути девушек, на эту роль не подходила. Мне хотелось встретить спутницу жизни, единомышленника, а не просто иметь рядом красивую пустую обёртку. Мечтал встретить ту, которой я смогу безмерно доверять и ту, которой буду бесконечно восхищаться. Вероятно, подобные, если так можно сказать, требования были продиктованы большей частью книгами и литературными героинями. Конечно, я тогда идеализировал, но кто не мечтал о таком в юности?

Однажды зимой, задержавшись на курсах, я выходил из здания Университета позже всех из своей группы. Мы с преподавателем обсуждали какую-то важную научную тему, не помню точно какую. Уже надев куртку и проходя на выход, я заметил в отражении в зеркале ЕЁ лицо. Она одевалась, прихорашиваясь, поправляла голубую вязаную шапочку. Чем именно привлекла моё внимание эта девушка, я так и не понял, но, остановившись как вкопанный прямо посреди холла, я уставился на неё. Она заметила меня в зеркале и обернулась, вопросительно и несколько сурово глядя на меня. Я страшно смутился, опустил глаза и быстро покинул холл через входную дверь. Отойдя в сторону, я зачем-то решил проследить за ней. Она вышла на улицу в свет тусклых фонарей, направившись к метро, а я проследовал за ней на большом расстоянии. От меня не ускользнула изящность её походки и стройность её фигуры в драповом подпоясанном пальто. Войдя в метро, я увидел её голубую шапочку, уходящей в потоке людей на эскалаторе. Замешкавшись у турникета с пятачком для оплаты, я сначала выронил его из пальцев, а тот покатился по каменному полу. Всё-таки догнав его, я сунул беглеца в щель турникета, но автомат никак не хотел проглатывать мои пять копеек с первого раза. Я бежал по эскалатору вниз и даже получил замечание от дежурной по громкой связи за нарушение порядка в метро. Вот тогда я потерял ту девушку из виду.

На следующей неделе, я намеренно просидел в холле Университета, надеясь вновь увидеть её. Но она не появилась, и меня выгнали прочь, когда закрывали корпус на ночь. Я стал задерживаться каждый раз, когда был на курсах. Почему-то я очень хотел увидеть её снова. Опять я влюбился. Тайно. Безответно. Она мне снилась по ночам в своей голубой очаровательной шапочке, а я всё ждал и ждал её в холле по вечерам.

— Что? Ждёшь кого-то? — спросила как-то пожилая гардеробщица, сидя рядом с куртками и пальто абитуриентов.

— Нет… просто… тут…, — я абсолютно не был готов к ответу на вопрос «зачем сижу тут», — я… э-э… жду электричку, она идёт позже по расписанию, а на улице холодно. Вот и коротаю время, читаю…

С этими словами, я вытащил учебник и раскрыл его на первой попавшей странице, причём текстом вверх.

— Ну-да, ну-да, — лукаво улыбнулась хранительница одежды, заметив мою глупую суету, — ну, жди. Авось, дождёшься.

Я почувствовал, как к лицу прилило тепло, эта старушка явно догадалась, что я лгу. Делая вид, что увлечён чтением, я украдкой из-под бровей внимательно высматривал всех спускающихся по лестнице девушек.

Так прошёл мучительный месяц. Я уже отчаялся отыскать незнакомку, и всё равно безнадёжно просиживал штаны рядом с гардеробом.

— Наверно, сильно она тебя зацепила, — сказала однажды гардеробщица, — коли ты тут цельный месяц её ждёшь. Упорный. Это хорошо. Значит, любишь. Это хорошо, хорошо…

— Нет, — встрепенулся я и залился краской, — моя электричка… ведь расписание…

— А чего краснеешь тогда? А-а. То-то. Я здесь давно работаю и научилась примечать таких, как ты.

— Да, правда, жду электричку…, — зачем-то продолжал оправдываться я.

— Не рассказывай мне сказки. И так всё видно.

Гардеробщица столь снисходительно улыбнулась, что я постеснялся разоблачения своих тайных страстей. Я взял одежду, оделся и вышел на улицу, не поднимая глаз от пола, настолько мне стало неловко. Немного подождав у выхода, я ушёл домой. Решив с этого дня выкинуть всё из головы и больше не оставаться ждать неизвестно кого. Мне было очень грустно, я потерял её. Наверное, она случайно приходила в Университет и больше не придёт.

Через день, после занятий на курсах, спускаясь по лестнице в холл, где был гардероб, я у зеркала приметил знакомую голубую вязаную шапочку с отворотом. Я даже вздрогнул, а в груди вспыхнул огонь. Она была уже в пальто и, отходя от зеркала, окинула холл и лестницу словно ищущим взглядом. Отпрянув назад, я прикрылся лестничным поворотом, чтобы не попасться ей на глаза, чуть не сбив кого-то. Совершенно глупый поступок. Тогда я испугался своих тайных чувств.

Как только она вышла на улицу, я, сломя голову, бросился по лестнице вниз к гардеробу, но там, как назло была очередь из абитуриентов. В нетерпении я считал секунды и прикидывал, успею ли её догнать, беспокойно поглядывая на дверь.

— На, держи свою куртку!

Я повернулся на голос и увидел хитрые и добродушные глаза гардеробщицы, которая совала мне одной рукой куртку, а другой выцарапывала из моих пальцев номерок. Только сейчас я сообразил, что получил свою куртку вне очереди.

— Да, беги же ты за ней. Чего застыл? Опять же потеряешь!

— Спасибо…

— Вот растяпа, ну, чего ты замер? Беги говорю…

Схватив куртку, я стремглав вылетел на улицу и в темноте заметил голубую шапочку, скользнувшую в свете арочного фонаря под арку. Бегом, надевая на ходу куртку, я нёсся в направлении к метро.

В тот раз я её не упустил. Сев в соседний вагон, я украдкой посматривал на неё. Она сидела в центре полупустого вагона и с интересом читала какую-то книгу. Я вообще потерял голову. Глядя на эту девушку сбоку, мои чувства вновь вспыхнули с утроенной силой. Ничего необычного в ней не было. Аккуратная шапочка, лёгкий изящный наклон головы, виднеющаяся русая коса, серенькое приталенное пальтишко, синие сапожки и чуть видные икры стройных ног в капроновых колготках. Но более всего меня восхитили её глаза, хотя, издали я толком их не рассмотрел. Как же я захотел тогда узнать больше о ней! Безумно захотел!

Вдруг, после объявления очередной остановки, она встала, убрав книгу в сумку, и подошла к двери. Только сейчас я сообразил, что она выходила за три остановки метро до моей. Я почему-то образовался этому обстоятельству и украдкой проследовал за ней на выход с трепещущим сердцем.

Вот она сошла с эскалатора и стремительно подошла к мужчине с женщиной, получив от них по очереди поцелуй в лоб. Все они направились на выход из вестибюля станции. Я посмотрел им вслед с неким странным чувством, с чувством какого-то удовлетворения. От этой простой сцены встречи родителями своей дочери поздно вечером веяло архаичной семейственностью в самом правильном понимании смысла этих слов.

Эту ночь я плохо спал, думая об этой незнакомке. Образ этой девушки заполнил всего меня и все мои мысли. Как её имя, какой у неё голос, какой цвет глаз? Моя юношеская фантазия рисовала самые чарующие, ещё неведомые мне её черты. Пожилая гардеробщица была права, эта милая девушка очень сильно меня зацепила, да так, что я не мог думать ни о чём другом. На следующий день в школе я даже получил тройку по своей любимой физике.

— Я пока ставлю тройку только в дневник, — сказал учитель, — исправишь, и в журнал я её не перенесу. Соберись, что-то ты какой-то сегодня невнимательный.

В тот же день я всё исправил, но не переставал думать о незнакомке.

В следующий раз занятий на курсах, я, сдавая в гардероб свою куртку, старался не смотреть в глаза Екатерине Ильиничне. Она не любила, когда её так называли, предпочитая попросту «тётя Катя».

— Она ходит на подготовительные курсы искусствоведения, — тётя Катя шёпотом говорила мне это на ухо.

Я отпрянул, но она удержала меня рукой.

— Ну, чего ты рыпаешься? Или я слепая и выжила из ума?

— Извините, просто я…

— Я давно за тобой наблюдаю, ты правильный мальчик, только очень стеснительный. Будь смелее, но не наглее. Это разные вещи. Не стесняйся своих хороших правильных чувств.

Я смотрел на неё с удивлением.

— Хочешь узнать, учится она сегодня, или нет? — взгляд тёти Кати был добрым.

Она прекрасно понимала, что уже больше месяца я сходил с ума и, разумеется, хотел всё знать о той девушке.

— Ой, как у тебя глазки-то засверкали, миленький. Ты точно хороший мальчик. Я редко ошибаюсь. Ну, так слушай, она закончит занятия на полчаса позже тебя. Ты же подождёшь её? Только я не скажу, как её зовут. Сам узнай.

Все занятия я просидел в сладком предвкушении, практически не занимаясь. После окончания курсов я спросил преподавателя, где учатся искусствоведы, и пошёл искать эту аудиторию. Встав поодаль, я стал ждать.

Она вышла вместе с остальными слушателями, точнее слушательницами, на которых я не обратил никакого внимания. Сердце заходилось в радостном порыве, разливая тепло горячей крови по телу. Тётя Катя проводила меня глазами и подмигнула мне, когда я вышел вслед за незнакомкой.

Соседний вагон метро шумно катил меня, так и не решившегося с ней заговорить, через туннели и яркие своды станций. Она читала книгу, как обычно, а я снова тайно любовался ею. Вагоны катились по туннелям полупустыми. Тут на очередной остановке в её вагон вошла компания подвыпивших парней. Я почувствовал неладное, но двери уже закрылись и поезд въехал в туннель. Компашка развязно прогуливалась по вагону и заприметила одинокую девушку с книгой в руках. Вскочив с места, я в бешенстве от невозможности помочь смотрел через стёкла в салон соседнего вагона. Тем временем, трое парней обступили мою пассию, что-то мерзкое говоря ей. Она отнекивалась, а один бугай отобрал у неё книгу. Девушка бросилась забирать свою вещь. Несколько пассажиров в вагоне никак не вмешивались в происходящее, откровенно боясь этих хулиганов.

Наконец-то следующая станция! Пулей вылетев из вагона, я бесшумно впрыгнул в соседний. Двери закрылись, а хулиганы, не видя меня, продолжали нагло дразнить беззащитную девушку её же книгой. Часть пассажиров вышла из вагона на станции из-за своей трусости.

Я незаметно для хулиганов зашёл со спины того бугая, который держал книгу и резким выверенным приёмом самбо заломил ему за спину руку с книгой. Бугай взвыл от внезапной боли, согнувшись пополам, а я свободной рукой подхватил выпавшую из его руки книгу. Мне удалось вернуть девушке её собственность, прежде чем двое других парней смогли сообразить, что им дают отпор. Ничего не говоря, всё той же свободной рукой я отодвинул перепуганную девушку себе за спину. Два хулигана двинулись на меня, но прикрываясь скорчившимся бугаем с заломанной приёмом самбо рукой, я крикнул, перекрывая шум поезда в туннеле:

— Даже не думайте! Я сломаю ему руку! Учтите, я занимаюсь самбо, поэтому лучше уйдите, тогда никто не пострадает.

Наверное, мой решительный вид и дикие вопли бугая возымели действие, и хулиганы ретировались в другой конец вагона, злобно на меня поглядывая. Бугай так и не был мной выпущен, хоть, тот тщетно пытался вырваться, тем самым делая себе ещё больнее. Дождавшись следующей станции, я увидел, как сотоварищи страдальца вышли, глядя в мою сторону. Обидчик девушки держался за правое плечо, когда мне удалось его вытолкнуть из вагона перед самым закрытием дверей. Двери закрылись, и поезд тронулся.

Только после этого я обернулся и посмотрел на ту, которую защитил. Она сидела со своей книгой в руке, благодарно и очень смущённо смотрела на меня. Мой воинственный запал сразу улетучился, и вновь пришла идиотская стеснительность. Отведя взгляд в сторону, я тут же вспомнил слова тёти Кати и, набравшись смелости, подошёл и спросил разрешения сесть рядом. Девушка кивнула головой в знак согласия.

— Моя станция следующая, — крикнула она мне, пытаясь перекрыть шум.

Даже тонущий в стучащем и скрипящем шуме тёмного туннеля её голос показался мне ангельским, и я чуть было не сказал, что знаю, но одумался и кивнул в ответ. Мы оба вышли на платформу. Поезд, грохоча, умчался в туннель.

— Спасибо тебе, — её нежный и очень приятный голос отразился от сводов станции, — я Алёна, а тебя как зовут?

— Сеня, — еле слышно ответил я, — ну, то есть, Семён.

— Привет, Сеня, а я тебя видела в Университете, ведь я не ошиблась? — она так улыбнулась, что я окончательно был ею очарован и покорён.

Мы стояли посреди станции и, сначала робко, а затем смелее стали общаться. Помимо милой и очень приятной внешности, Алёна оказалась незаурядной собеседницей. От меня не ускользнул её острый ум и хорошее чувство юмора, она ясно и грамотно выражала свои мысли. Я смутно, неопределённо почувствовал, что у неё богатый, удивительно глубокий и интересный внутренний мир, который сейчас меня заинтересовал значительно сильнее, чем то её отражение в зеркале. Мы разговаривали, разговаривали, не обращая внимания на мир вокруг, а поезда, между тем, с грохотом прибывали и с таким же грохотом ныряли в тёмные пятна туннелей. Мимо нас проходили люди, спеша к себе домой, а мы стояли друг напротив друга…

— Алёна!!! — громогласный окрик, эхом раскатившийся под сводами пустынной станции, вернул нас обоих в реальность.

Мы повернулись на голос. У эскалаторов стоял её отец и гневно смотрел на нас, затем, быстрым шагом направившись в нашу сторону.

— Папа, — начала оправдываться Алёна, — это Сеня…

— Здравствуйте, — выдавил я из себя.

— Здравствуйте, молодой человек, — глаза её отца буравили меня, затем, он обратился к дочери, — Алёна, ты вообще соображаешь, сколько сейчас времени? Мы с мамой там с ума сходим, а ты тут преспокойно себе болтаешь непонятно с кем!

Этот справедливо сердитый мужчина ещё раз внимательно посмотрел на меня.

— Папа, — она взяла его за руку, — ну, прости меня. Просто Сеня спас меня от хулиганов в метро. Они ко мне приставали, отобрали книгу…

— Хулиганы? Книгу отобрали? — взгляд её отца сменился с гневного на очень тревожный. — С тобой всё в порядке?

— Да, всё хорошо, — Алёна воодушевилась, видя, что эта новость сменила отцовский гнев на милость, — ты знаешь, их было трое, а Сеня так ловко заломил одному руку, что они его испугались и убрались из вагона.

— Спасибо вам, молодой человек, — он протянул мне правую руку, — вы спортсмен? Судя по рукопожатию, да.

— Здравствуйте, — мой голос несколько дрожал от волнения, — да, я занимаюсь самбо.

— Папа, мы с Сеней ходим на одни подготовительные курсы, — вставила Алена, — но на разные факультеты.

Взгляд отца Алёны приобрёл оттенок уважения.

— Это всё замечательно, — он говорил ещё строго, — но надо и на время иногда смотреть. Извините, нас, Сеня, но я забираю дочь домой. Спасибо вам, что выручили её. До свидания.

С этими словами, он взял дочь за руку и повел Алёну к эскалатору. На полпути она вдруг бегом вернулась ко мне. В руке у неё уже была авторучка.

— Звони мне, — она схватила мою ладонь и быстро вывела ручкой несколько цифр.

Затем она нежно поцеловала меня в щёку и убежала к отцу. Стоя на эскалаторе рядом с ним, она помахала мне рукой и скрылась за краем свода станции. Я стоял один посреди вестибюля, заполнявшегося очередной порцией спешащих по своим делам людей, а у меня росли огромные крылья от счастья. Меня впервые в жизни поцеловала девушка, да к тому же ещё та, в которую был по уши влюблён. Ощущая только сладостное послевкусие её поцелуя на щеке, не видя и не слыша ничего вокруг, я ехал три остановки на метро и перерисовал в свою записную книжку её телефон прямо на первую страницу до буквы «А». Именно перерисовал, стараясь запечатлеть все загогулины её почерка. Добравшись до дома, я поужинал, не рассказав матери о своём приключении. Руку с телефоном Алёны я не мыл вовсе, но надпись неумолимо стиралась. Звонить ей было уже поздно, да и в такое время неприлично, поэтому я с нетерпением ждал завтрашнего дня.

— Сеня, — сказала мама, — ты какой-то сегодня странный, молчаливый что-то, светишься и улыбаешься. Что хорошего произошло?

— Мама, просто сегодня, — ведь не мог я рассказать ей про хулиганов и про Алёну, мне показалось, что это её очень расстроит, поэтому начал бессовестно врать, — на курсах преподаватель поведал нам весёлую историю, вот я и вспоминаю её.

— Ну, вспоминай, вспоминай, — мать вдруг приметила у меня край надписи на ладони и строго посмотрела мне в глаза, — только помни, что у тебя выпускной класс и экзамены в Университет. Абсолютно не нужно, чтобы эта твоя история выбила тебя из колеи, и ты провалил экзамены. Запомнил?

— Конечно, мама, — мои уши загорелись, и я понял, что мать догадалась о моём вранье.

Я зажал ладонь с алёниным телефоном.

— Мама, я… это…, — моё невнятное бормотание никуда не годилось.

— Как её зовут, эту твою историю? — мать лукаво улыбнулась.

— Алёна, — признался я и ещё больше покраснел.

— Хорошее имя, — мать выдохнула, — только, сынок, пожалуйста, не теряй головы из-за этой Алёны, у тебя очень ответственный период.

Извинившись перед матерью за свою ложь, я рассказал про Алёну, но скрыл инцидент с хулиганами. Она порадовалась, что у этой девушки тоже впереди экзамены, и понадеялась на её благоразумие.

Ночью я спал ещё хуже, чем в прошлый раз. Мне мерещилась улыбка Алёны, моя щека отчётливо хранила прикосновение её нежных и тёплых губ, я явственно ощущал тонкий аромат соблазнительных духов, которые учуял, во время её поцелуя, а память бесконечно воспроизводила её ангельский голос. Утром, вставая с будильником, я чувствовал себя разбитым, но таким счастливым. Я принял холодный душ и взбодрился. Надпись на ладони почти стёрлась, несмотря на мои старания её не смывать.

Наступала весна. Близились каникулы. После школы, я полетел домой и кинулся к телефону. Сердце билось не по-детски, когда я дрожащим пальцем крутил диск, набирая уже наизусть выученный её номер. Трубку подняли, незнакомый и старческий голос традиционно спросил:

— Алло?

— Здравствуйте. Позовите, пожалуйста, Алёну.

— Она ещё в школе, — голос на том конце провода изменился и строго спросил, — а кто её спрашивает?

— Это говорит Семён. Мы с ней учимся вместе на курсах в Университете.

— Семён? — голос значительно смягчился. — Это значит, Сеня? Тот самый? Здравствуй, Сеня. Алёнушка скоро будет. Ты перезвони минут через двадцать. Хорошо?

— Извините, а вы Алёнина бабушка?

— Ты угадал, меня зовут Мария Семёновна, — голос её бабушки был уже искренне весёлым, — ты, Сеня, тёска моего папы. Перезвони попозже, я скажу Алёнушке, что ты звонил.

— Пожалуйста, Мария Семёновна, прошу вас не надо говорить, что я звонил, — выпалил я, вдруг испугавшись того, что Алёна не захочет со мной говорить, если её предупредит бабушка, — я сам перезвоню немного позднее.

— Ну, ладно, — недоумённо ответила пожилая женщина, — как скажешь, Сеня.

— Спасибо вам, до свидания.

— Ну, до свидания, — последняя фраза была сказана ей таким хитрым тоном, что я почувствовал неловкость, хоть и не видел собеседницу.

Двадцать минут тянулись для меня как вечность. Секундная стрелка настенных часов как нарочно цеплялась за каждое деление и подолгу стояла на месте. Это была пытка! Девятнадцать минут… двадцать минут… прождав ещё бесконечные пятнадцать секунд, я схватил трубку и принялся остервенело вертеть диск, который назло мне очень медленно возвращался в исходное положение. На том конце ответили:

— Алло?

Это была она! Я позабыл всё то, что хотел сказать. Мой язык прилип к нёбу и не хотел ворочаться.

— Алло? Кто это? Что вы молчите? — голос Алёны становился строгим. — Ну, не хотите и не говорите…

— Она же сейчас бросит трубку, — стрельнуло меня в голове, и я сумел выдавить из себя, — Алёна, привет, это Сеня.

— Сеня? — её голос тут же изменился. — Привет, а чего ты молчал?

Преодолев взаимное смущение, мы начали говорить и проболтали почти час. Нас прервала Мария Семёновна, которая сделала замечание Алёне, мол, хватит болтать. Я сообщил номер своего телефона и попрощался с Алёной, хоть, готов был с ней говорить вечно.

Впереди были выходные, и на следующий день я решился предложить Алёне пойти в театр. Кино это же банально, тем более она поступала на искусствоведческий, поэтому надо было соответствовать. Выпросив у матери денег, я помчался к метро в театральную кассу. Ближайшим был балет «Лебединое озеро». Я бежал домой к телефону, а в кармане лежали два купленных билета на завтрашний вечер.

Был вечер пятницы, и Алёна согласилась, но сказала, что мне необходимо поговорить с её отцом. Душа ушла в пятки, мне показалось, что её отец очень суровый человек и не пустит со мной Алёну, но отступать было уже некуда. Я набрался смелости.

— Здравствуйте, Семён, — голос её отца в трубке был строгим, но не злым, — прежде, чем согласиться на поход моей дочери с вами в театр, вы должны мне пообещать, что гарантируете благополучное возвращение Алёны домой.

Мне стало ясно, что именно от моего ответа зависит моё свидание. Вспоминая тренировки по самбо, я настроился на ответ, как на поединок.

— Извините, пожалуйста, как мне к вам обращаться? — спросил я, смелея.

Чувствовалось, что со мной говорят, как со взрослым человеком, поэтому надо было им быть.

— Игорь Валентинович, — ответил отец Алёны.

— Игорь Валентинович, — говорил я в трубку, — могу вам обещать, что буду отвечать своей головой за Алёну в буквальном смысле слова и гарантирую, что она вернётся домой в целости и сохранности. Это я вам обещаю. Даю слово.

— Вы уверенно говорите, самое главное, в ваших словах и тоне нет дерзости, присущей иным молодым людям вашего поколения. Я вам верю. Но помните, даже защищая, надо иметь голову. Теперь сообщите мне, пожалуйста, имена ваших родителей. Ваш телефон Алёна мне уже передала. Надеюсь, вы не против.

— Конечно, нет, я всё понимаю. Маму зовут Ирина Александровна.

— А отца?

— Папа погиб несколько лет назад.

— Простите мою бестактность, я не знал. Примите мои соболезнования. Передаю трубку Алёне.

Мы договорились, где мы встретимся. Оказывается, это была её квартира. Мне доверяли Алёну, но явно хотели увидеть меня воочию.

Принявшись готовиться к свиданию, мать не могла на меня нарадоваться:

— Наконец-то, сынок, выглядеть будешь прилично, а не как оболтус.

Просить ещё деньги у матери было стыдно, и я расколотил свою копилку. Там оказалось прилично денег. Хватит и на букет, и на буфет.

Приодевшись, в назначенный час мой палец нажал кнопку звонка её квартиры. Дверь почти мгновенно открыл Игорь Валентинович, и вышел на лестничную площадку, потеснив меня с букетом за спиной. Он прикрыл за собой входную дверь, и мы остались вдвоём. Взгляд его был спокойным, но серьёзным.

— Здравствуй, Сеня. Судя по всему, ты хороший и умный парень. Оставайся таким и дальше. Не разочаровывай меня. Ты понял, о чём я. Алёна моя единственная дочь. И помни, ты дал мне слово.

Прежде, чем я смог что-то ответить, её отец открыл дверь и позвал Алёну.

Балет был отличный, а Алёна просто прелесть. В её виде не было ничего вызывающего и вульгарного, она была воплощением скромности и воспитанности, но отнюдь не чопорной, ни тени чванства, ни намёка на грубость. Всё это было мне очень по душе! От похода в буфет она вежливо отказалась, чему я, признаться, был рад, ведь истратил на букет весьма много денег из имеющейся суммы. Мой букет, купленный у своего метро, Алёна почему-то отдала солисту балетной труппы, вышедшему на поклон. Сначала я было расстроился, но она взяла меня под руку и так мне искренне улыбнулась, что я тут же и забыл про этот букет. В конце концов, это мой подарок ей, она вольна с ним поступать по своему разумению. Я ничуть не обиделся.

Мы брели под ручку к метро, всё больше узнавая друг о друге. Это было как в сказке. Моё и её первое свидание. Алёна рассказывала мне об искусстве, но с иной стороны. Она меня так этим увлекла, ведь я и представить прежде не мог, что, например, в живописи нужна математика, в скульптуре — знания статики и крепости материалов. До этого мир для меня делился на естественно-научный и гуманитарный, но Алёна смазала все прежние мои границы. Она обещала показать репродукции картин русского художника Кандинского, который производил точные математические расчёты для написания своих произведений.

У метро Алёна зашла в телефонную будку и позвонила домой, сообщив, что едет. Мы спустились в метро и не заметили, как приехали, продолжая беседовать. Без приключений я проводил её до двери квартиры. Она уже готова была нажать звонок, как вдруг, не оборачиваясь, тихо сказала:

— Сеня, пожалуйста, не дари мне больше срезанных цветов. Я люблю живые цветы, а срезанные быстро и неизбежно умирают. Я не могу на это смотреть. Мне их очень жалко. Ты не знал этого. Прости меня, что подарила букет артисту.

Боже, какая же она чувствительная и нежная! Я тут же мысленно пообещал себе, что никогда не подарю Алёне сорванного цветка, чтобы больше её не печалить.

Всё так же не поворачиваясь ко мне лицом, она нажала на кнопку звонка. Открыла Мария Семёновна, очень обрадовавшись, увидев меня.

— Ага, вот ты какой. Красавец! Ну, здравствуй, Сеня.

Алёна прошмыгнула мимо бабушки в дверь, бросив мне на ходу короткое:

— Пока.

— Пока, — вдогонку сказал ей я и, проводив взглядом, направился было к лестнице.

— Постой, Сеня, — бабушка Алёны схватила меня за руку, — заходи, я тебя чайком угощу, да и с Алёнушкой ещё увидишься. Ну, заходи, не упрямься.

Мне было невежливо отказываться, тем более, очень не хотелось расставаться с Алёной, и, похоже, она со мной тоже. Я убедился в этом, как только переступил порог их дома и увидел в коридоре сдержанно радостные глаза Алёны.

— Вот и молодец! Алёнушка, ну-ка, займи гостя, а я чаёк быстренько соображу.

С этими словами Мария Семёновна удалилась, оставив нас в большой прихожей.

— Сейчас я найду тебе тапки, — спешно засуетилась Алёна.

Я стал рассматривать помещение. Просторная прихожая с высокими потолками была уставлена старинной мебелью. По стенам висели несколько картин в рамах. Присмотревшись, я догадался, что это настоящие картины. До этой минуты такие полотна я видел только в музеях, но не в обычных квартирах.

Алёна принесла тапки, и я переодел обувь. Мы стояли рядом друг с другом, а я рассматривал картины. Меня заворожил их вид и буйство красок. Это были пейзажи, но такие необычные, что вызывали во мне удивительное чувство — чувство прекрасного.

— Кто их нарисовал? — спросил я Алёну.

— Сеня, картины пишут, — снисходительно улыбаясь, поправила меня она, — это мой отец, он художник. Нравится?

— Очень! Я не думал, что картины могут так волновать. Обычно в музеях они в основном скучные.

— Просто ты мало знаешь о них, — возразила Алёна, — каждая картина это огромная история, они застывший миг истории, они рождают чувства. Вот что в тебе вызывает это полотно? Только честно.

Она указала на пейзаж, где был изображён край леса и луг, но под напором шквального ветра под свинцовым небом. Я стоял перед изображением и попытался представить себя там.

— Скоро хлынет ливень.

— А ещё?

— Сейчас там гул и свист ветра в ветках.

— Отлично! А что ты чувствуешь? Ну, просто опиши свои ощущения, окажись там, — Алёна с интересом смотрела на меня.

Пришлось постараться опосредоваться от того, что нахожусь в квартире, а рядом моя возлюбленная, и всмотреться в картину. Начав пропускать картину через свои ощущения, я принялся медленно говорить:

— Было жарко, но вдруг налетел ветер. Пение птиц прекратилось. Внезапно стало холодно. Солнце исчезло под наползающей грозовой тучей. Какая-то тревога в ожидании сильной бури, хотя самой бури ещё нет. Такое чувство неотвратимости буйства стихии. Надо быстро найти убежище.

— Какой молодец! — в прихожей показалась бабушка. — Алёнушка, перестань мучить Сеню, и идите пить чай. Озорница, всегда мучает наших гостей именно этой картиной моего сына.

Алёна смотрела на меня с восхищением, она не думала, что такие, как я ученики физико-математических школ, способны выражать свои чувства. Ей казалось, что у них только цифры и формулы в голове. Признаться, я и сам был поражён тому, что только что сказал.

— Спасибо тебе, мне очень понравилось, как ты описал картину, — шепнула мне на ухо Алёна по пути на кухню.

— Извини, можно я позвоню маме и скажу, что задержусь?

— Конечно, Сеня, вот телефон. Позвонишь, приходи пить чай.

Алёна ушла, а я предупредил маму, пообещав, что приду не слишком поздно. Однако, пришлось звонить ещё раз уже за полночь, когда выходил от Алёны. Её родители были на даче, поэтому мы втроём просидели за чаем много времени, разговаривая о всякой всячине. Автобусы с метро уже не ходили, и я пешком за час добрался домой страшно уставший, но безумно счастливый.

С тех пор наши отношения с Алёной стали развиваться, но они не стали препятствием для нашей учёбы. Я помогал ей подготовиться к выпускному по математике, а она меня гоняла по истории. Мы оба успешно сдали выпускные экзамены и получили аттестат зрелости.

Сбежав со своего выпускного бала к ней в школу, весь тот вечер мы провели вместе на её выпускном. Потом мы почти всю ночь с её классом гуляли по городу. Мы были счастливы, но мне так и не хватило смелости признаться ей в своей любви к ней. Это была передышка перед серьёзным испытанием, как поступление в Университет.

Мы договорились с Алёной, что будем вместе честно готовиться к вступительному по истории, благо этот предмет надо было сдавать и мне и ей. В итоге, мы помогли друг другу и историю оба сдали на отлично, хотя, я боялся именно этого предмета.

И вот, сидя на лавочке около песочницы возле её дома, я вспоминал всю свою историю с Алёной. Камень ответственности за дальнейшую свою судьбу упал с моих плеч. Теперь я числился студентом. Но надо было дождаться известий о поступлении Алёны. Она говорила, что сегодня тоже должна узнать о зачислении. Я решил, что не взирая на то, зачислили или не зачислили её в Университет, обязательно признаюсь ей в любви. Больше я терпеть не мог и откровенно злился на самого себя, на свою прежнюю нерешительность и стеснительность. Столько времени! Хватит! Я же её люблю, а ни разу ей об этом ещё не сказал. Уже не представляю своего существования без неё. Это истинная правда! Надеюсь, она меня тоже любит. А если это так, то я состарюсь вместе с ней. Своим юным даже не умом, а сердцем, душой там, на той лавочке я осознал, ощутил громадное желание, готовность, потребность прожить с Алёной всю жизнь.

С этими мыслями я раскрыл книгу и углубился в чтение. У меня было желание изучить этот великий труд великого человека до начала занятий в Университете. Увлёкшись чтением, я и не заметил, как ко мне подошли четверо. Оторвав глаза от книги, я тут же вскочил и захлопнул том.

— Привет, Сеня, — её глаза излучали радость.

— Здравствуйте, — я улыбнулся, предчувствуя радостную весть.

Алёна стояла передо мной с родителями и бабушкой и сияла.

— Давно ждёшь?

— Нет, пришёл почти только что, — соврал я, хотя прошло более двух часов.

— Ну, как? — Алёне не терпелось узнать первой. — Поступил?

— Да!

— И я тоже! — она звонко засмеялась и бросилась меня обнимать.

Мы впервые обнимались так крепко и тесно, тем более, на глазах её родных. Мне стало неловко, очень не хотелось выпускать из своих объятий её стройный стан, но правила приличия не позволяли этого делать. Отец, мать и бабушка Алёны улыбались, радуясь за дочь и за меня.

— Просто меня встретили родители с бабушкой, узнали, что я поступила, и мы все пошли в кафе это отмечать. Ты бы сказал, что приедешь.

— Да это спонтанно вышло. Я звонил тебе. Никого не было. Вот я и решил тебя подождать.

— Ну, и хорошо, что дождался, Сеня, — сказал Игорь Валентинович, — пойдём к нам, немного посидим.

Я принял их приглашение с радостью. За обеденным столом мне предложили поехать с ними на дачу на несколько дней. Они всей семьёй уезжали до конца лета на дачу. И вдруг на меня накатило ощущение, что могу до осени не увидеть мою Алёну. Однако, сказал, что мне надо посоветоваться с мамой, ведь отпуск в этом году у неё уже был, и нужно помогать по дому.

— Давай так, — сказал Игорь Валентинович, — я позвоню твоей маме и отпрошу тебя на столько дней, на сколько она позволит. Ты сам-то не против поехать?

Он лукаво смотрел на меня, а я глянул на Алёну, глаза которой заблестели.

— Да, конечно, спасибо за приглашение. Надо только с мамой решить…

— Ну, вот и славно, — отец Алёны одобрительно похлопал меня по плечу, — теперь поворкуйте.

***

Дорогой читатель, я намеренно так подробно рассказываю свою историю знакомства с Алёной и становление нашей любви. Всё это для того, чтобы лучше были понятны мои чувства к ней в тот период моей жизни. Все дальнейшие события были настолько необычны и вообще нереальны, что именно та моя проснувшаяся жгучая страсть к Алёне, та моя неутолимая потребность объясниться с ней, наверное, и спасли меня и не только. Но об этом по порядку.

***

Было около шести вечера, мама должна была быть уже дома. Я позвонил и спросил её разрешения завтра уехать на дачу к семье Алёны.

— Сынок, — её голос с обидой и укором говорил мне из трубки телефона, — ты забыл? Какая завтра дата? Как ты мог?

— Ой, мама, прости, — я почувствовал себя неблагодарным сыном, и мне стало стыдно, — честно, позабыл. Я никуда не поеду. Конечно, завтра буду с тобой.

— Да, ладно, — мать смягчилась, — езжай, но сначала мы съездим к отцу, а потом лети к своей Алёне.

— Спасибо, мама!

Подошёл отец Алёны и жестом попросил у меня трубку.

— Мама, подожди, пожалуйста, с тобой хочет поговорить Игорь Валентинович, а я поеду домой.

Я передал ему трубку и отошёл в сторону, чтобы не быть свидетелем чужих разговоров. Подошла Алёна, вопросительно глядя на меня. Чувствуя, что она ждёт от меня чего-то, я точно знал чего именно, но стал говорить про другое.

— Алёна, понимаешь, завтра у папы очередная годовщина гибели, и я должен быть с матерью. Ты же не обижаешься на меня?

— Разумеется, нет, Сеня. Приезжай, как сможешь. Я буду тебя ждать.

Она стояла передо мной и говорила шёпотом, смотря мне прямо в глаза так, что я еле сдерживался, чтобы впервые не поцеловать её. Я нежно взял её за руки, моё сердце стало нервно скакать в груди, в ушах забарабанило, а к лицу прилила кровь. Меня неудержимо потянуло к её губам, но тут вошёл Игорь Валентинович, и я отпрянул от Алёны, как ошпаренный. Алёна быстро отвернулась, сделав вид, что чем-то очень заинтересована в стороне.

Конец ознакомительного фрагмента.