Путь.Часть1. Путь к Миру

Сергей Павлович Сироткин, 2011

Это история о демоне, чье имя невидимо в прошлом и неощутимо в настоящем. Его нет, так как о нем забыли, но он все-таки есть и об этом знает каждый. Его лицо сокрыто обликами других существ, к душам которых он прикоснулся. И лишь, оставаясь в одиночестве, когда нас покрывает Тьма, мы чувствуем душой его присутствие и неустанный взгляд. Он следит за нами, зная о каждом нашем шаге, слове, чувстве, мысли. Его безжалостная длань лежит на пульсе этого мира в ожидании, когда ложь переполнит это вместилище Творца, чтобы стереть не только наше существование, но и память о мимолетном пребывании в Сущем человечества, осквернившим бесценный дар – жизнь.

Глава 10

Покинув собор первородных демонов, Мара поспешила в свои владения. Замок богини смерти находился у границы Света и Тьмы. И внешним видом он походил больше на дворец, чем подчеркивал изысканный вкус своей владелицы. В нём присутствовали и кристаллы Света, стоящие шпилями на вершинах башен, и чёрные валуны, из коих сотворили стены и фундамент. Ворота замка, как и в обители Князя Тьмы, были сделаны из того же чёрного, блестящего камня, славящегося огромной прочностью. Крыши башен и остальных строений были покрыты белой черепицей, не уступающей нерушимостью любому другому материалу. Но главное, что выделяло этот замок из всех других во Тьме, так это деревья, растущие как на его территории, так и вокруг. Они превратили обитель Мары в остров зелени посреди тёмного царства. Видимо, их принесли вместе с почвой по велению хозяйки из миров с границы. Деревья довольно хорошо прижились, благодаря не только кристаллам на вершинах башен, но и светлому столпу, дотягивающемуся со среза Сущего своими лучами до зелёных крон.

Такое близкое расположение обители богини смерти к границе было обусловлено предназначением их владелицы — следить за переходом умерших из Яви в царство теней, в Навь, во всём Сущем, включая и владения Света. Но, будучи порождением Тьмы, её верной слугой она и оставалась. Хотя заметно выделялась из круга первородных демонов своей чарующей внешностью более похожей на ангела.

Сотворивший эту красоту мастер наделил Мару пепельными густыми волосами, волнистые локоны которых водопадом спадали по пышной груди до её округлых бедер, ещё более подчеркивающих тонкую талию. Богиня была высокой со стройными ногами, являвшими собой совершенство, достигнутое выточившим их скульптором живых тел. При взгляде на милое лицо Мары замирало сердце. То ли от её чувственных, слегка пухлых губ, то ли от ясных голубых глаз наступало оцепенение, от которого не то, чтобы двигаться, дышать становилось тяжело. Всем своим невероятно прекрасным телесным сосудом она разжигала внутри каждого испепеляющий душу огонь страсти, сводящий с ума и полностью подчиняющий всякий разум её воле. Попавший в сети этой божественной красоты разум желал лишь одного — испить из этого сосуда. Сделав глоток сокровенного питья, дотронувшись до сочных дурманящих губ, безумец, жаждущий утолить свою страсть, умирал. Так как пил он саму смерть, освобождающую его от бренных оков телесной жизни. Таковым являлся удел прекрасной богини — освобождать. И таковой оказывалась участь каждого счастливчика, оказавшегося на её пути — вкусить истинную страсть и уснуть вечным сном.

Особенное отличие Мары среди порождений Тьмы — крылья, покрытые хоть и чёрными, но всё же перьями. Все демоны рождались исключительно с перепончатыми крыльями, и только она обладала столь явным ангельским признаком, из-за которого многие во Тьме считали её порождением Света, засланным отнимать жизни особо опасных для светлых богов тёмных противников. Но на самом деле эти необычные крылья всего лишь определяли обязанности богини смерти по замыслу Творца не только в мирах Тьмы, но и в Свете.

В подчинении у богини находились как демоны, так и ангелы, помогающие на этом нелёгком поприще. Среди них действовала чёткая и жёсткая иерархия, благодаря чему жатва смерти работала без сбоев. За каждый мир отвечал конкретный демон во Тьме и ангел в Свете. Они, соответственно, подчинялись старшим собратьям. А те уже своей хозяйке, Маре. Всё было подвластно неумолимой и неизбежной длани смерти, даже боги, обладающие бессмертием, так как и им, прожившим вечность, захочется покоя, который они могут обрести с поцелуем прекрасной богини. И так будет всегда, пока есть Сущее, а соответственно жизнь, чьей вечной спутницей является смерть.

Судя по тому, как Мара суетилась, прибыв в свой замок, напрашивался вывод, что она куда-то торопится. В суете своей она была неподражаема. Всё в её руках горело — работа спорилась. Богиня ловко, не прибегая к помощи слуг, навела порядок в своих покоях. Сняв с себя доспехи, переоделась в лёгкое, почти прозрачное платье бирюзового цвета. Это облачение придавало телу загадочность больше будоражащую фантазию, чем прикрывающую наготу, и явно говорило, что красавица ждёт визита никого иного, как своего возлюбленного, который ждать себя не заставил.

Двери в покои богини распахнулись настежь, и в них вошёл громогласный Перун. Не говоря ни слова, он стремительно подошёл к Маре, крепко её обнял и прильнул к влажным, слегка приоткрытым устам. Жадно, как измученный жаждой в пустыне путник пьёт воду, Громовержец начал страстно целовать губы богини. И с каждым поцелуем из него стремительно уходила жизнь. Огонь божественной сути затухал, ноги начали подкашиваться, отказываясь держать могучее тело бога, покрывающееся с каждым мгновением отвратительными трещинами. Плоть, чью жизнь стремительно выпивала смерть, иссыхала. Ещё немного и светлый бог превратится в прах, рассыпавшись на полу опочивальни, а он всё не останавливался, будто желал смерти. В последнее мгновение, почувствовав грань, переступив которую наступает безвозвратная кончина, Мара вырвалась из ослабевших объятий обезумевшего от страсти бога и оттолкнула его на пол. Громовержец неуклюже упал и запрокинул голову. Хрипя, Перун беспомощно лежал не в состоянии даже поднять веки. Но с каждым вздохом, дающимся с неимоверным трудом, жизнь снова возвращалась в божественное тело, и полная Света сущность восстанавливалась.

— Ты когда-нибудь себя убьёшь! — сердито крикнула Мара.

— Возможно! Но если ты любишь меня, то не дашь умереть, — вставая с усилиями на ноги, ответил Перун. — А если не любишь, так лучше я умру от твоих сладких губ.

— Я боюсь! Каждый раз, когда ты так долго меня целуешь, я начинаю думать, что ты ищешь смерти!

— Не могу насытиться твоими губами. Всякий раз, целуя тебя, умираю, но, отталкивая меня, ты возрождаешь главное — желание жить! Жить ради любви к тебе! — уже с мягкой улыбкой на счастливом лице, произнёс бог.

— Ты сумасшедший льстец! — тихо сказала она в ответ и со слезами на глазах обняла своё запретное, но всё же счастье.

— Я соскучился, — прошептал он ей на ухо и, подхватив на руки, положил богиню на ложе.

Он аккуратно снял со своей возлюбленной платье и, бросив его на пол, на мгновение замер. Каждый раз, глядя на поразительную красоту Мары, Перун наслаждался совершенными изгибами её тела и не мог оторвать взгляд. Будто снова, впервые увидел это неповторимое смуглое создание, слегка прикрытое в смущении иссиня чёрными крыльями.

Перед ним лежала дева Тьмы, лишившая покоя сердце бога с того самого момента, когда они случайно столкнулись во дворце Световида. Мара в сопровождении ангела смерти, Азраила, по своим божественным обязанностям посещала чертоги Света. Они уже покидали дворец и шли на выход по главному коридору. Но судьбе было угодно столкнуть их с Перуном, прибывшим с докладом на совет. Богиня смерти не шла, она плыла в белоснежном наряде ему навстречу, словно лебедь средь волн бушующего океана страстей. Страстей, неожиданно закипевших в сердце могучего бога, для которого кроме битв до этого момента ничего в жизни не существовало. Увидев эту немыслимую красоту, порабощённый, он застыл на месте не в силах оторвать свой взгляд.

Азраил, конечно, заметил шок Громовержца, но вида не подал. А вот Мара слегка улыбнулась остолбеневшему богу, чем подарила надежду и дала повод для взятия своей неприступной персоны, славящейся на всё Сущее равнодушием ко всем поклонникам. Только бороться Перуну за сердце Мары не пришлось, потому, как и в её душу тогда ворвалась долгожданная любовь.

Тайно прокравшись в покои богини в первый раз, он не ожидал, что красавица его ожидает и, не сказав ни слова, она впервые одарила Громовержца своим смертельным поцелуем, мгновенно подкосившим бессмертную сущность бога.

— Ты готов умереть, ради страсти ко мне? — спросила она, пристально всматриваясь в глаза своего поклонника, пытаясь найти в них страх перед смертью.

— Да! Только не ради страсти, а любви к тебе! — решительно заявил он и снова уже сам прильнул к её устам, забываясь в пленительных объятиях смерти.

Мара, поражённая таким безумством бога, отстранилась от его губ и произнесла впервые в жизни:

— Я люблю тебя.

Перун подхватил отдавшуюся ему богиню на руки и положил на ложе.

Как и тогда, Громовержец стоял сейчас у ложа и одновременно с оцепенением боролся с желанием наброситься на эту будоражащую привлекательностью плоть прекрасной дочери Тьмы. Не в силах контролировать себя, с легкой дрожью в могучем теле он стал нежно, но всё же иногда с порывами безудержной страсти, целовать прекрасное тело Мары. В ответ богиня тяжело задышала, тихо постанывая, словно теперь из неё выпивали жизнь. Она обняла его руками за шею и, обвив ногами, прижалась к телу своего безумного от любви бога, которого сама же безрассудным и сделала.

— Наша любовь нас погубит! — прошептала она, проваливаясь в забытье от наслаждения.

— Пусть! — ответил Перун, осыпая её поцелуями.

Накрыв обнаженные тела чёрными крыльями, любовники слились, предаваясь неге. В ней оба находили мгновения, наполняющие их жизни беззаботным счастьем. Счастьем ощутить, что есть кто-то, кому ты небезразличен. Кто, рискуя всем, даже своей бессмертной жизнью, готов отдать себя всего без остатка. И они отдавались друг другу, исчезая в коротком миге соития, пытаясь в нём обрести вечность. В мгновения экстаза дворец богини смерти сотрясался от стонов своей хозяйки, сопровождающихся раскатами грома, словно над покоями Мары повисла грозовая туча.

Конец ознакомительного фрагмента.