Все еще вижу тебя

Сергей Пузырев, 2020

Жизнь блистательной Анны Павловой-Каргилл была похожа на сказку. Посудите сами: любящий муж, слава, поклонники, уважение коллег – актриса имела все, чтобы быть счастливой. Но была ли она таковой на самом деле? Быть может, было что-то, что годами глодало и отравляло ее? Что-то, сокрытое в далеком прошлом и не дающее уснуть по ночам? Некая тайна, способная убить?Содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 1. НЕОБРАТИМОСТЬ

Вспышка!

Чувства вернулись к ней только на лестнице. Беспамятство, вызванное бурлящим в крови адреналином, лопнуло, как мыльный пузырь. Молния, ворвавшаяся яркой вспышкой света в огромное и единственное окно лофта, ослепила ее, заставив на секунду замешкаться. Это какое-то безумие! Этого не может быть! Это не должно с ней происходить!

Испачканные кровью, его кровью, руки скользили по металлическим перилам, а дрожащие ноги путались и спотыкались на каждом сантиметре ровной поверхности. Одно неловкое движение, и она свернет себе шею. И ведь на ней еще нет туфель! Потому что одно из пары, кажется правое, она загнала ему в спину.

Гром ударил с такой силой, что дребезжали стекла в пресловутом залитом дождем окне. Этот грохот заставил ее сердце биться чаще. По телу пробежала дрожь. Боже, почему оно такое большое? Она оторвала руки от перил и закрыла уши. Гром — детский страх, сковывал холодными цепями. И как не вовремя! Ей нужно взять себя в руки! Этот удар стихии ничего по сравнению с тем ударом, который он нанес ей…Нет, который она нанесла ему.

Глухой стук наверху заставил вздрогнуть, выведя из оцепенения. Нужно бежать. Он добрался до двери, а значит это лишь вопрос времени, когда снесет ее с петель. Но она не узнает, когда это случится. Ее здесь уже не будет. Ей больше не придется встречаться с ним. Она выживет. Должна выжить! Назло всем! Чего бы ей этого не стоило…

Главное выбраться из дома, позвать полицию и все, наконец, закончится. Этот страшный сон закончится!

Дрожащей рукой она закрыла рот, чтобы скрыть нервозный смех. В глазах все еще стояли слезы от боли обиды и страха. Из-за них она не заметила на одной из нижних ступенек своего красного вечернего платья, зацепилась за него босой ногой и кубарем слетела вниз, больно ударившись головой при приземлении. В этот момент она готова была поспорить, что искры, вылетевшие из глаз, были ярче молний.

Вспышка!

Грохот наверху оповещает о выбитой двери. А следом до нее донёсся звук шагов на втором этаже и рев разъяренного зверя. Поднявшись на ноги и шатаясь, она, не оборачиваясь, направилась к выходу из этого места. Места, в одночасье ставшее для нее девятым кругом ада. Но свобода близко. Она чувствовала ее запах, когда тянулась к латунной ручки белой, украшенной стеклянными ромбами входной двери. На секунду задержалась на своем искаженном кривом отражение и, содрогаясь, повернула защелку замка, изо всех сил дернув дверь на себя.

Ворвавшийся ледяной ветер сбивал с ног. Ревущие звуки города вперемешку со звуками, вышедшей из-под контроля стихии, какофонией забивали уши. Она сделала уверенный шаг, и босые ноги тут же покрылись мурашками, стоило только погрузить их в холодную лужу, налитую возле дома. Но отступать некуда. Она свернула вправо. Там дорога, а значит и машины. После падения и удара головой в глазах все плывет. А из-за дождя почти ничего не видно. Ей пришлось идти, вытянув вперед руки, словно зомби из популярного сериала. Но это неважно. Важно найти помощь! Она повторяет это себе, нашептывая под нос, словно погруженная в транс месмеристка. И лишь резкий звук приводит ее в чувства. Что это? Автомобильный гудок. Неужели это конец? Она обернулась, затаив дыхание. В уши ворвался визг покрышек. Но все тщетно. Дорога слишком скользкая. Она слабо улыбнулась. Два ярких размытых шара света неслись прямо на нее.

— Стоп! Снято! — разносится над площадкой хрипловатый мужской голос и где-то на вверху вспыхивает яркий свет, освещая всю съемочную площадку.

«Наконец-то», — проносится у меня в голове.

Стихает дождь, замолкает гром, гаснут два прожектора, имитирующие свет фар, на площадку выбегают разного рода помощники режиссеров, гримеров, операторов и прочий люд, с которыми, по правде сказать, я уже давно не желаю знаться.

— Аня, — обращается одновременно ко мне и в никуда режиссер. — Браво!

Он говорит что-то еще, но я его не слышу. Лишь продолжаю смотреть на потухшие лампы прожекторов. Вода все еще льется по моему телу, затекает в уши, сбегает по спине, заставляя все тело покрываться мурашками. В этот момент я оцениваю то странное и неприятное чувство, которое одолевает меня, играя в этих декорациях. В чем же дело? Осматриваясь по сторонам, пробежалась по выстроенным декорациям на зеленом фоне, представляя, как будет выглядеть готовая картинка, и меня охватил страх. Что же это? Сюжет книги или давно забытой истории из реальной жизни? Я не могу унять дрожь, а потому стараюсь отвлечься.

— Даст актрисе кто-нибудь, наконец, полотенце?! — раздраженно и громко заявляю на всю площадку, все еще стоя посреди декорации дороги в одном нижнем белье. Какой стыд. — Эмма!

— Я здесь, — она уже тут как тут. Появилась из ниоткуда с белым махровым полотенцем и таким же халатом на перевес. Порой удивляюсь, как ей удается оставаться незамеченной. — Сделаем селфи для инстаграма?

Эмма — моя ассистентка. Милая, невысокая девушка, которая иногда забывает о личных границах, чем пугает в такие моменты меня до чертиков. Но в целом я довольна ее работой.

— Спасибо, — я взяла у нее полотенце и хорошенько вытершись, обменяла его на халат. — В таком виде? — предложение сфотографироваться меня не впечатлило, поэтому я постаралась вложить максимум сомнения в эту фразу, показав таким образом, что это плохая идея.

— Вы выглядите прекрасно и свежо… — я заметила, как на долю секунды она осеклась. Бедняжка совсем не умеет лгать. Но она тут же добавила: — Как бы курьезно это не прозвучало в этом случае. Вы действительно в отличной форме.

— Для своего возраста? — получилось слишком лукаво, из-за чего мне тут же стало стыдно.

— Вы передергиваете, — как ни в чем ни бывало ответила Эмма.

— Ладно, — сдалась я, — давай. Но обещай, что в подписи под постом напишешь что-нибудь хлесткое. Пускай Джоанна обзавидуется, — я приобняла девушку и, наклонив голову, улыбнулась своей самой обезоруживающей улыбкой. — Я слышала, она очень хотела сыграть эту роль.

— Обязательно, — кивнула Эмма, несколько раз нажав на экран смартфона.

Наверное, с моей стороны неправильно подогревать гуляющие слухи о нашей вражде, но как говорит моя подруга — оскароносная художница по костюмам Коллин Бирн: «У каждой уважаемой актрисы должна быть своя Бетт Дейвис¹!». Полнейшая глупость, как по мне, но я ничего не сделала, чтобы развенчать миф о вражде с Джоанной Энистон. А мы ведь с ней даже лично не знакомы! Все, что нас с ней связывает — это древнее фото из разгульных девяностых, когда я умудрилась попасть в один кадр с одним из нее тогдашних ухажеров. Какой-то «фотограф из кустов» заснял, как мы выходим с ним из бара в обнимку. Фотография, помнится, наделала много шума, всколыхнув голливудскую общественность. Я комментариев не давала, потому что комментировать особо нечего: он проводил меня до такси и на этом все кончилось. Джоанна поначалу тоже хранила молчание и никак не комментировала ни меня, ни фотографию. Пока в одном интервью по случаю завершения популярного сериала «Растяпы», который и сделал ее звездой, у нее не спросили, что она думает по поводу молодой актрисы, чья игра в одном из последних фильмов была с восторгом принята критиками. Речь, разумеется, шла обо мне и фильме «Дикость» режиссера Пьетро Кордона, называвшего себя духовным восприемником Хичкока². Ответ Энистон прозвучал кратко: «Я ее не знаю»³. Пустячный ответ. Зато, шторм, что он всколыхнул в прессе, не утих до сих пор!

— Итак, посмотрим, что же у нас вышло… — я забрала телефон из ее рук и замолкла, увидев фотографию. Ужас чистой воды. Я выглядела омерзительно: волосы, словно иголки дикобраза, торчат в разные стороны, неровные черные ручейки туши сбегают по щекам, в уголке губ запеклась бутафорская кровь, которая не оттерлась даже полотенцем.

— Вам не нравится? — оживилась Эмма, заметив замешательство, с которым я смотрела на фото. — Могу переснять.

— Нет, — отозвалась я, не отрывая глаз от фотографии. — Пускай остается. Я никогда не боялась показаться разной, — и, сделав паузу, отдала телефон помощнице. — Но не забудь о подписи.

— Разумеется.

— Чтобы я без тебя делала, верно? — выпуская из своих объятий, мне захотелось погладить ее по плечу.

Когда Эмма удалилась, закинув мокрое полотенце себе на плечо, уставившись в телефон, я направилась к режиссеру, который в этот самый момент что-то эмоционально обсуждал с обступившими его продюсерами и сценаристом. Увидев всю эту братию, я тяжело вздохнула, незаметно закатив глаза. И почему только бросила курить? Сейчас бы не отказалась от сигареты.

Оскар Бьёрнстранд — молодой, яркий и многообещающий шведский режиссер, прославившийся непревзойденными, острыми, как бритва, фильмами в жанре психологический триллер, обладающими неповторимой атмосферой и выворачивающими даже, казалось бы, скучных персонажей на изнанку к финалу картин. Голливудские мейджоры годами обивали порог его дома, пытаясь привлечь к своим проектам, но тот был непреклонен. Он хотел снимать свое кино, которое выходило за привычные рамки голливудской фабрики грез, а соглашаться на кабалу, где какой-нибудь имеющий лишь экономическое образование продюсер будет указывать ему что и как снимать, он не хотел. Казалось, ничего не могло заманить этого рыжего с буйной шевелюрой и россыпью веснушек на лице бунтаря на голливудские холмы. Пока, как это часто бывает, в эту историю не вмешался случай. А вернее скандал и один устроивший его злопамятный журналист. Когда-то тот журналист работал помощником одного из Больших Боссов одной крупной кинокомпании, но из-за какой-то неприятной истории, связанной с домогательствами, оказался на улице, обвиненный во всех смертных грехах с опозоренной репутацией и без должного парашюта. Честно сказать, я смутно помнила тот скандал, потому как моя карьера, набрав обороты, несла меня к зениту славы, и загруженный график не давал возможности вникать во все слухи и скандалы. Однако я помню, что многие утверждали, что настоящим виновником был Большой Босс, а не его помощник. Как бы там ни было, месть свершилась. Этот папарацци заснял своего бывшего босса в дорогущем отеле в обнимку с несовершеннолетней девушкой. Видео и фотографии той ночи облетели все новостные и не очень СМИ и имели эффект разорвавшейся бомбы. Девчонка изливала слезы с экранов телевизоров, заявляя о принуждении, а десятки других женщин (в большинстве своем актрис) вторили ей, наперебой кинувшись вспоминать о давних домогательствах Большого Босса. Скандал разрастался, словно снежный ком, и в конце концов камня на камне не оставил от репутации Большого Босса, да и от него самого. Все выглядело как подстава, но никому не было до этого дела. Нужно понимать, что на фоне движений за права женщин и меньшинств белый гетеросексуальный мужчина, обладающий властью и деньгами, словно красная тряпка для быка. Любой, даже самый незначительный проступок, будет увеличен во стократ. Несправедливо, но что поделать.

Не то, чтобы я жалела его, ББ действительно всегда был мерзавцем, но именно он когда-то привел меня в этот бизнес, а значит, подарил билет в ту жизнь, которой теперь живу. Он знал меня до того, как стала знаменитой.

Я больно ущипнула себя за руку, чтобы отогнать неприятные воспоминания. Бог с ним. Для истории он более не имел значения. В отличие от одной упорной женщины, что пришла ему на замену и начала перестраивать компанию по своему усмотрению. Первым делом она создала экспериментальный отдел, задачей которого было создание нового современного кино. «Никаких рамок! Только искусство!». Говорят, именно такие слова она произнесла на встрече с работниками нового киноотдела. Второе, что сделала эта женщина, — отправилась в Швецию на переговоры с Оскаром. Она не пробыла у него в доме и часа, как он согласился снять для кинокомпании фильм. «Один фильм по моему выбору, а дальше будет видно», — единственное условие, что было выдвинуто в тот день.

И вот прошел почти год с тех событий, и Оскар действительно снимает свой фильм. «Все еще вижу тебя». За основу взята книга шведской писательницы, которая еще даже не вышла в печать, однако ей уже предвещают звание мирового бестселлера. Хотя сюжет не сказать, чтобы уникальный. Героиня неудачница с трудной судьбой потеряла память при странных обстоятельствах, а пытаясь разобраться в обстоятельствах случившегося, попутно вскрывает неприглядную правду о своем прошлом. Подобными книгами забита добрая половина рейтинга бестселлеров по версии Нью-Йорк Таймс. Но, по не ясным для меня причинам, как я слышала, права на экранизацию пытались перекупить. Дважды. Однако автор книги была непреклонна так же, как когда-то и сам Оскар. Она хотела, чтобы ее историю снял именно он. Вторым ее желанием было видеть в главных ролях меня — неподражаемую (ее слова) Анну Павлову-Каргилл, женщину, подошедшую к своему полувековому юбилею, которая все чаще стала задумываться бросить карьеру актрисы и, наконец, уделить время себе и своей семье. Некогда блистательная кинозвезда, дива, не сходящая со страниц журналов, я стала реже мелькать на экранах, выбирая для себя лишь небольшие, но характерные роли. Я давно заработала себе на жизнь и могла позволить, наконец, остановится. Уж слишком много лет бедная русская девочка-эмигрантка боролась за свое место под солнцем. И если бы не чертова гордыня, то отказалась бы и от этой роли.

За почти тридцатилетнюю карьеру мне посчастливилось сыграть несколько десятков ролей, которые принесли десять номинаций на Оскар. Десять! И ни одной победной… О, Боже, как я хотела его! Я безумно хотела обладать Оскаром. И только из-за этой своей маленькой блажи согласилась сыграть эту роль. Эту ненавистную чертову роль! Ну, зачем героине эти самокопания? Зачем ей нужны эти воспоминания? Кто в трезвом уме откажется от подобного дара? Забыть! Забвение — это великий дар. Хотела бы, и я им обладать…

— Парни, почему такие серьезные?

Мечты мечтами, но от реальности никуда не денешься.

Первым откликается Оскар:

— Все отлично! Вернее, было отлично, пока господин сраный (Неужели он это сказал вслух?) продюсер не решил вмешаться в наш творческий процесс.

— И ничего я не вмешиваюсь, — запротестовал мужчина в строгом черном деловом костюме, которого, кажется, зовут Билл, но я не очень в этом уверена.

— Но это Ваше решение устроить пересъемки, не отрицайте, — покрасневший от злости сценарист сложил руки на груди и теперь нервно шмыргал носом.

— Какие еще пересъемки? — тут настало время возмущаться мне. — Оскар, у нас была договоренность, ты помнишь?

Договоренность!

— Я помню, — он встал со своего кресла и, с жаром взяв меня за плечи, продолжил: — Ты поставила условие, и я его выполню. Твои сцены останутся не тронутыми. Я обещаю. Ты блистательно отыграла каждую секунду своего времени, каждый кадр с тобой — бесценен!

С какой искренностью он это сказал! С каким восхищением он посмотрел на меня! Если бы не годы, проведенные за обточкой актерского мастерства, я бы разрыдалась, услышав подобные слова. Но вместо слез, лишь мило улыбнулась, показывая, что все в порядке.

Действительно, это было мое условие. И моего мужа.

Джон Каргилл — глава Cargill Group, компании занимающейся производством продуктов питания, торговлей сырьем и даже оказанием финансовых услуг. Мы познакомились чуть более двадцати лет назад на какой-то богемной вечеринке в Беверли-Хиллз. Он старше меня на двенадцать лет, и уже был вдовцом на момент нашего знакомства. А я — восходящей звездой малобюджетных фестивальных фильмов и матерью одиночкой по совместительству. Уверена, это была любовь с первого взгляда. Но могло ли быть иначе? Высокий, статный и обаятельный мужчина с глазами цвета ультрамарина сразу же украл мое сердце, заставляя покрываться мурашками от одного только взгляда. До него я и не знала, что такие чувства могут проснуться во мне. Мы сразу же нашли общий язык. Джон оказался умным, обходительным, добрым, щедрым и, что самое главное, он совсем не ревновал меня к профессии в отличие от предыдущих ухажеров. А еще он не тянул с предложением руки и сердца. А я не тянула с ответом. И пусть СМИ каждый год нас разводят, наш союз крепок и нерушим, как и двадцать лет назад. Именно поэтому он впервые настоял, чтобы в год моего юбилея и нашей годовщины мы отправились в повторное свадебное путешествие. Кругосветное. Я не могла отказать, поэтому и обговорила это заранее в контракте. Они снимают все мои сцены, и до окончания съемок я свободна, как ветер. К счастью, не смотря на одну из главных ролей, сцен с моим активным участием не так уж и много. Чаще моя героиня звучит за кадром. Но, если я правильно поняла, в этом-то и проблема.

В итоге, не желая больше слушать их препирательств, я удалилась в свою гримерку. А Оскар продолжил что-то говорить, доказывать свою точку зрения, пререкаться с продюсером, угрожать жалобами высшему руководству. Но это Голливуд, малыш. Как бы ни были сладки речи о свободе — ее тут нет, и никогда не было.

Закрывшись в гримерке, я свернулась калачиком на диване и около часа пролежала так, тупо вглядываясь в пустоту. Сцена, которую мы сняли сегодня, была для меня последней. Момент, когда героиню сбивает машина, доснимут с девушкой-каскадером. Признаться, мне бы самой хотелось принять участие в этой сцене, но Руперт (мой агент) был против. Он сказал, что это слишком опасно, тем более героизм, проявленный актером на площадке, в зачет на Оскар не идет. Поэтому мне оставалось довольствоваться лишь сценой падения с лестницы. Хотя какое может быть падение с трех ступеней? Я в детстве падала с куда более больших высот. Но, признаюсь себе в этом честно, в моем возрасте даже при условии хорошей физической подготовки это далось нелегко.

В дверь робко постучали. Это была Эмма. Она передала мне слова Оскара. Режиссер остался доволен, полученным результатом и не стал задерживать меня на съемочной площадке. Чем я с радостью и воспользовалась. Однако, когда я собиралась сесть в свою машину, приведя себя в порядок, он подошел ко мне и, потупив взгляд, попросил оставаться на связи. Как и прежде мне пришлось лишь мило улыбнуться, скрыв растущее во мне раздражение, а затем, кивнув головой, я скрылась в полутьме тонированного седана.

Большую часть дороги до поместья семьи Каргилл я провела в молчаливом раздумье, вспоминая свою жизнь. Ненавистная роль-пустышка, какой она видится мне, каким-то невообразимым образом все же зацепила меня, задела за живое, вскрыв старые раны. Перед глазами промелькнули все знаковые события, в которых приходилось балансировать, словно акробатке над пропастью. Прошлое осталось в прошлом, но были ли все содеянные мной поступки оправданны? Правильный ли делала выбор? Какая глупость. Эти мысли не вызывают ничего кроме усмешки. Возможно, Оскар был прав, и эта роль действительно станет для меня знаковой и победной. В ином же случае она станет последней.

Боже, как же я устала! Мне хочется тишины и покоя, будто бабке преклонного возраста! Вся моя жизнь была сопряжена с борьбой. Каждый вызов судьбы — сражение, из которого я не могла выйти проигравшей. И я побеждала. Всякий раз зубами вырывала победу, но теряла при этом частичку себя. Крошилась, как фарфоровая кукла под гнетом времени. Как итог, к своему юбилею подошла абсолютно разбитой. На миллион мелких осколков.

Мы были на полпути до дома, когда в зеркале заднего вида я заметила обеспокоенный взгляд молодого водителя. Симпатичный юноша работает у нас недавно, около полугода. Так получилось, что мне пришлось ему помочь. Не без корыстного интереса, разумеется. У меня есть некоторые надежды на то, что он заинтересует Алису, заставив ее задержаться дома. Но кого я обманываю. Мой терновый плод никогда на это не пойдет.

Чтобы отвлечься, я решила заговорить с ним:

— Ник, а ты ведь не знаком с моей дочерью Алисой?

Он отвел взгляд. Должно быть, почувствовал себя неловко.

— Нет, миссис Каргилл.

Каргилл. Мне больше нравилось быть Павловой. Меньше ответственность. После замужества я взяла фамилию мужа, а девичья осталась жить в виде псевдонима на постерах к фильмам.

— Что ж, у тебя, возможно, появится такая возможность, — подавив раздражение, я ответила, смотря в окно. — Если, конечно, моя непутевая дочурка соизволит поднять трубку телефона или ответить хоть на одно мое сообщение.

Хотя думаю, номер, на который я их выслала, ей уже не принадлежит.

И снова этот настороженный взгляд со смесью сочувствия и любопытства.

— А почему Вы спрашиваете?

— Мне кажется, вы могли бы найти с ней общий язык. Ты хороший парень, Николас. Кто-то вроде тебя способен спасти ее.

— Спасти от чего, мэм?

Я помедлила с ответом. У меня начинала болеть голова из-за чего, кажется, сболтнула лишнего. Вот дура!

— Нет, нет, нет. Не тот вопрос, Николас. Ни от чего, а от кого.

— И от кого же?

Я перевела свой взгляд и теперь смотрела в отражение глаз Ника в зеркале заднего вида:

— От самой себя. Разумеется.

И от одиночества. После смерти моих родителей, у нее кроме меня никого не осталось. А не стань меня…

Но эта мысль осталась невысказанной. Вместо этого я, молча, смотрела на него из темноты заднего сидения, ожидая его реакции. Мне хотелось знать выдержит ли он мой взгляд. К счастью Ник промолчал, переведя свое внимание на дорогу. Проявил учтивость. Все же, зря я завела этот разговор. Оставшуюся часть дороги пришлось провести в молчании, рассматривая проплывающую картинку за окном в ожидании знакомого пейзажа.

Машина сбавила ход, когда мы свернули на проселочную дорогу, уходящую вверх по холму. Забравшись на него, я, наконец, увидела, как из-за густых деревьев выплыли высокие квадратные сложенные из песчаника сторожевые башни поместья Каргилл-Холл.

— Вот мы и дома.

Слова сами слетели с моего языка. Сделали это тихо и безрадостно, полностью олицетворяя мои эмоции. Мне тут никогда не нравилось. Дом слишком большой, претенциозный и смахивает на декорации типичного дома богатой семьи из дневной мыльной оперы. Плюс я не была в нем хозяйкой. Это поместье принадлежало семье мужа несколько поколений, и я не могла претендовать на него. Да и не хотела. После свадьбы Джон подарил мне небольшой домик на восточном побережье, и именно он стал для меня тем самым местом, куда хочется возвращаться. Стал моим Эрмитажем⁴, где я смогла упокоить свои тайны, и где когда-нибудь упокоюсь сама. Но поскольку половине гостей, приглашенных на празднества в эти выходные, было удобнее добраться до Лос-Анджелеса, чем до Риджвуда, штат Коннектикут, я решила и в этом вопросе уступить мужу.

Николас остановил машину у главного входа и вышел, чтобы открыть для меня дверь. Мне не хотелось покидать салон автомобиля и вновь окунаться в мир чванливости, кой царил в этом унылом месте. Но могла ли поступить иначе? Скрепя сердце, я все же покинула свое уединенное место, выйдя оттуда, мило улыбнувшись, как и подобает хорошей жене. Окинула взглядом украшенный лентами по случаю празднества портик над главным входом в дом и заметила, как в окне на втором этаже дернулась занавеска. А вот и Жаклин. Как всегда, на своем посту. Пассивно-агрессивная старая сука.

У меня не сложились отношения со свекровью. Видит Бог, я старалась! Пыталась быть милой, не покушалась на деньги мужа и не пользовалась его авторитетом. Но ничего из этого не было оценено ею по заслугам. На данный момент положение дел таково: мы обе ненавидим друг друга. Терпеть не можем. Но к чести обеих никогда не показываем это посторонним. Мы ни разу не скандалили и не злословили друг про друга. Просто делали вид, что не знакомы.

I don’t know her.

Не желая с ней пересекаться, я постаралась не задерживаться в холле. В этом году конец октября выдался изматывающе жарким и душным. Недавно мне пришла в голову мысль о том, что слишком часто страдаю от мигрени, находясь в этой части страны. И думаю, что причина головных болей сокрыта именно в этом — в жаре. Сегодняшний день не был исключением, а за счет напряженного съемочного дня, голова буквально раскалывалась на части. Поэтому, не обращая никакого внимания на работников, занятых оформлением дома, я поднялась на второй этаж, где находилась наша с Джоном спальня, и, попросив прислугу не беспокоить меня до приезда мужа, уединилась там.

Через несколько часов Джон застал меня у напольного зеркала, возле которого я примеряла белое коктейльное платье. С напряженным выражением лица, я крутилась перед зеркалом, рассматривая свое отражение, и даже не заметила, как он прокрался в спальню. Несколько минут Джонни просто тихо стоял, облокотившись на дверной косяк, заворожено наблюдая за своей женой. Наконец, кашлянув, он привлек к себе мое внимание, заставив от неожиданности вздрогнуть, а после тихо засмеяться:

— Джон! И как давно ты подглядываешь за мной?

Муж подошел ко мне и, ласково обняв, тихо произнес:

— Вот уже двадцать прекрасных лет. И каждый день я благодарю Бога за эту возможность, — его слова были наполнены все такой же нежностью, как и на заре нашего знакомства. От его близости по моей коже пробежали мурашки.

— Прекрати, — мне пришлось отстраниться от него, улыбнувшись. — Если кто и должен быть благодарным, так это я.

— Что ж, с тобой трудно спорить, — с ухмылкой произнес Джон, а после поцеловал.

— Мерзавец, — засмеялась я в ответ. — Мог бы и возразить ради приличия! — вырвавшись из его объятий, повернулась спиной: — Лучше помоги мне расстегнуть платье.

— Так и думал, что ты не устоишь перед моим шармом, — отшутился он, бережно расстегнув замок. — Но мама еще не спит, стоит чуть-чуть подождать.

— Джон, — я с легким укором отмахнулась от него.

— Да шучу, я, шучу! — смеясь, Джонни занял кресло у зеркала и уже серьёзнее спросил: — Как прошел твой день?

— Отлично, — не медлив с ответом, произнесла я, отойдя к открытому окну, чтобы видеть мужа, и развернулась, облокотившись на него спиной. Я знала, что Джона волнует конкретный вопрос, который он постеснялся высказать. Каким бы прожжённым и циничным дельцом он не был в бизнесе, в семейной жизни он оставался скромным простаком. — Съемки для меня официально окончены. И если тебе вдруг интересно, я очень устала.

Джон сидел с серьезным видом и внимательно слушал, подмахивая головой.

— Что ж, — сложа на груди руки, ответил он, — я рад, что все так сложилось.

— И все? Просто рад?

— Ну… Нет, — Джон сделал паузу, словно что-то обдумывая. — Я очень рад! — он вскочил на ноги и вновь кинулся ко мне с объятиями. Хохоча, мы кружились по комнате, а потом повалились на кровать, словно юнцы, щекоча друг друга. Не знаю, чем бы закончилось дело, но раздавшийся телефонный звонок прервал нас.

Это мой телефон.

— Подай, пожалуйста, — попросила я его. — Он на туалетном столике.

— Сейчас, — отозвался Джон, встав с кровати. Он сделал несколько шагов. — Неизвестный номер. Любовник? — с коварной ухмылкой муж провел пальцем по экрану телефона и, поднеся его к лицу, максимально сурово ответил: — Джон Каргилл слушает.

Все это время я с улыбкой наблюдала за выражением лица своего мужа, которое сменилось от наполненного карикатурным коварством до растерянного.

— Все же это тебя, — он протянул мне телефон.

— Кто?

— Какой-то ребенок-фанат.

Пожав плечами, я взяла телефон и ответила:

— Алло?

Разговор не длился и трех минут. И на всем его протяжении я не произнесла и слова. Просто стояла с мягкой улыбкой на лице и лишь иногда кивала головой. А когда человек на том конце отключился, какое-то время еще продолжала улыбаться. Как умалишенная.

— Все хорошо? — поинтересовался Джон. — Кто это был? Кто-то знакомый?

Но еще один телефонный звонок (на этот раз его телефона) заставил повиснуть в воздухе заданные вопросы.

— Извини, мне нужно ответить, — пояснил Джон и быстро вышел в коридор, столкнувшись в дверях с девушкой из нанятой прислуги.

Мне дико захотелось закурить. Спросила у девушки, не курит ли она, и та утвердительно кивнула головой. Я знала, что расстрою своим поступком Джона, но мой запас терпения был исчерпан.

Он снова вернулся в комнату спустя десять минут, весело напевая Strangers in the Night Синатры. Воздух внутри был наполнен сигаретным дымом, и Джону пришлось пересечь комнату, чтобы открыть приоткрытое окно настежь. Но стоило ему это сделать, как со двора в спальню беспардонно ворвался женский крик. Джон выглянул в окно, и его сердце, надеюсь, сжалось в тиски. Ведь там внизу, пронзенная пиками стального бордюра, раскинув руки, лежала я.

Примечания

1

Бетт Дейвис — американская актриса. Широкую известность получила их вражда с Джоан Кроуфорд, которая разгорелась во время съемок фильма «Что случилось с Бэби Джейн?».

2

Речь об сэре Альфреде Хичкоке, американском и британском кинорежиссере, продюсере и сценаристе.

3

В действительности подобный ответ «I don’t know her» прозвучал из уст Мэрайи Кери в отношении Дженнифер Лопес, из-за чего до сих пор ходят слухи об их вражде.

4

От французского hermitage — место уединения (небольшая полянка в парке, уединённое местечко в роще), уединённый павильон в парках или садах.