Наследство

Сергей Пустовойтов, 2023

Молодой американский журналист получает известие о смерти тётушки и вызов на оглашение завещания. Надеясь улучшить своё материальное положение он едет в английскую глубинку, чтобы вступить в наследство.

II

Я проснулся от странной тяжести, навалившейся на меня сквозь сон — будто бы на меня бросили разом десять тяжёлых пуховых перин, и они равномерно придавливают меня к матрасу. Открыв глаза, я обнаружил комнату точно такой же, какой оставил, засыпая — всё на своих местах. Тихонечко пошевелив конечностями, я пришёл к выводу, что ничто на меня не давит, и, окончательно отогнав оцепенение сна, ещё минут десять лежал, разглядывая незатейливую лепнину потолка.

Сдвинув одеяло, я не торопясь уселся на край кровати. По ногам тянуло сквозняком. Это было странно — и дверь, и окно были плотно закрыты, а спокойствие занавески не выдавало никакого движения воздуха. Возможно, это система вентиляции и обогрева, монтированная в полу? Встречал подобное как раз в старых домах — наверняка отыщется пара решёток, но, разумеется, я их искать не стану. Лучше спуститься в столовую и перекусить. С раннего завтрака прошло уже достаточно времени, и бодрое урчание пробудившегося вместе со мной желудка недвойственно намекало, что неплохо бы уже подкрепиться.

Я сделал минутную зарядку для подвижности суставов, быстро оделся, подмигнув Говарду в зеркале, и только собрался выходить, как с недоумением обнаружил, что не знаю, куда идти. Так, стоп, есть же телефон! Отлично! В справочнике я нашёл графу «столовая» и тут же набрал двухзначный номер. Долгие гудки, наконец, сменились шипением, и чей-то голос произнёс:

— Алло, вы позвонили в столовую, я вас слушаю, — голос точно не принадлежал Камерьере.

— Да, здравствуйте, это Говард Хейтмейд. Подскажите, пожалуйста, могу ли я подойти пообедать?

— Да, мистер Говард, конечно. У нас как раз цыплёнок и деревенский картофель.

— Превосходно, только у меня небольшие затруднения, — я не знаю, как до вас добраться.

— О, это очень просто, сейчас я вам объясню…

Миновав длинные коридоры и спустившись на первый этаж, я оказался в обеденной комнате. Здесь было очень просторно и светло, несмотря на пасмурный день, — количество и высота окон вполне обеспечивали светом всё помещение. Длинный стол, человек на двадцать, был застлан чистейшей скатертью. Мягкие стулья с высокой причудливо украшенной спинкой строго стояли вдоль стены, кроме одного.

— Добрый день, сэр. Добро пожаловать к ланчу, присаживайтесь. Меня зовут Сэм, здешний повар, я служил у вашей тётушки с момента её переезда сюда. — Плотный круглолицый белый мужчина с седоватыми усами приветливо улыбался, приглашая меня за стол.

— Очень приятно познакомиться, Сэм. Похоже, вы тут старожил? — Я уселся на предложенный стул и со значением посмотрел на повара, рассчитывая или на еду, или на продолжение рассказа.

— По правде сказать, мистер Говард, мы тут все пришли примерно в одно время, и служим Салемам с самого начала. Для нас всех было большой утратой, когда ушёл из жизни господин Майкрофт Салем, а теперь вот и госпожа Магриб… Ох, какое несчастье… — толстячок театрально всплеснул руками и закатил глаза. — Камерьера, конечно, пытается поддерживать порядок, но вы же понимаете, дому нужен хозяин. Ох, что-то я заговорился совсем… Простите, сейчас принесу блюда. — И Сэм тут же скрылся в кухонных помещениях, чтобы вскоре вернуться с подвижным столиком, на котором разместились несколько тарелок с баранчиками, три графина и множество посуды. Пока мне сервировали стол, я решил задать волнующий меня вопрос, тем более что повар выглядел человеком довольно болтливым.

— Скажите, Сэм, а что у вас за «пыточная» такая?

Вопрос явно застал Сэма врасплох, и тот суетливо загремел посудой, беря короткую паузу — видимо, чтобы собраться с мыслями.

— Ах, пыточная… Не знаю, осведомлены вы или нет, но замок этот был построен ещё в Средние века и принадлежал Филиппу Беспалому. Времена тогда были суровые, и подобное помещение имелось в каждом замке, а Салемы были очень верны традициям и оставили названия помещений как есть. Благо хоть от всего пыточного инструментария избавился ещё предыдущий владелец, а то бы ваша тетушка и его оставила. Ну а сейчас мы используем это место как хранилище продуктов, преимущественно мясных туш. Могу вас проводить туда, если желаете. — На этой фразе он приоткрыл клош, и моему взгляду предстал распятый и раздавленный цыплёнок табака. Не знаю отчего, но жалкий вид его пробудил во мне чувства тоски, огорчения за его печальную судьбу и даже стыда за собственное садистское положение, когда ради удовлетворения моих потребностей было загублено столь трогательное беззащитное невинное существо.

— Сэр? Я говорю, если желаете, могу проводить вас в пыточную. — Я снова взглянул на тощую бледно-желтенькую тушку цыплёнка, — казалось, вся тяжесть этого мрачного замка навалилась на него и расплющила на этом красивом белоснежном блюде…

— Нет, что-то мне совсем не хочется в пыточную. Но скажите, зачем тогда там нужен телефон, если это холодильник? — Отодвинув тарелку с цыплёнком, я подвинул блюдо с картофелем и начал намазывать на тост ароматный паштет.

— Дело в том, что помещение располагается в подвале, и по проекту провести телефон удобнее всего было туда, чтобы хоть какая-то связь с подвалом была. А чем вам не понравился цыплёнок? Знаете, он приготовлен по особому саксонскому рецепту. Должен признаться, рецепт немного жестокий, но мясо при этом получается удивительно вкусным — весь смысл в том, что цыплёнка ещё живого берут и растягивают в разные стороны…

— Пожалуйста, не продолжайте!

— Да-да, прошу прощения, тут я с вами соглашусь, эти саксы были те ещё живодеры, хотя, должен сказать, в готовке они разбирались. Мне подарили кулинарную книгу с рецептами саксонской кухни. Вот это вещь! Госпожа Салем всегда просила по средам и воскресеньям приготовить что-нибудь оттуда. А любимым блюдом мистера Майкрофта были козлиные почки, вымоченные в кленовом отваре. Может быть, приготовлю это завтра?

— Да, нет, пожалуй, я откажусь. — Мой аппетит куда-то улетучился.

Я наскоро прожевал пару картофелин, тост с паштетом и несколько томатов. Проигнорировав кувшин с вином, выпил стакан воды и попросил чай. Повар, явно расстроенный моим аппетитом, спешно удалился из столовой, увозя с собой сервировочный столик. Голова стала тяжёлой: эта история с цыплёнком, пыточной, саксами, — всё создавало какую-то мешанину из исторических обрывков, гнусных образов и неприятных ощущений.

Встряхнувшись, я поёрзал на стуле и принялся коротать время в предвкушении чая. Уж этот классический английский напиток нельзя было испортить ничем — или я выпью сейчас отменного чая, или это не Англия! Минут через двадцать, негромко дребезжа фарфором, въехал Сэм. На столе оказался изумительного качества чайный сервиз. Прежде мне не доводилось видеть подобной работы. На почти прозрачном белоснежном фарфоре отыгрывал тончайший синий с золотом и красными цветками лиственный узор — гармония рисунка была совершенной, это был шедевр живописи, нанесенный на белизну глазури. Чашка стояла передо мной, и невесомые струйки пара поднимались от тёмно-янтарной глади напитка.

Я знал, что ждать не нужно, он должен быть идеальной температуры. Поднеся чашку к губам, я прикрыл глаза и вдохнул аромат. Так бывает, когда вдыхаешь свежую гаванскую сигару, — лёгкое головокружение на долю секунды дурманит голову, — и вот воображение уже рисует чудесные кубинские пейзажи. Я сделал первый глоток. Лёгкий, но прекрасный вкус зрелых листьев с едва заметной ноткой какой-то пряности вернул мне прекрасное расположение духа, рот непроизвольно растянулся в улыбке.

— Йоркшир Голд, сэр! — сказал Сэм и даже будто вытянулся в струну, как гвардеец у Букингемского дворца.

— Превосходный напиток, Сэм, просто замечательный!

— Спасибо, сэр!

Закончив с чайной церемонией, я решил немного поработать, — планировал записать свои впечатления и краткие выводы. Повар объяснил, как добраться от моей спальни до библиотеки, и я схематично зарисовал маршрут. У меня оставалось около часа — как раз чтобы сделать пару заметок, немного передохнуть, собраться с мыслями и идти на встречу. Поднявшись к себе, я уселся на кровать, достал тетрадь и стал методично описывать события сегодняшнего дня. Следовало отразить основное, деталям сейчас времени не было — потом память восстановит картинки, и я смогу сделать более обстоятельный очерк. Когда я закончил, то с досадой обнаружил, что спина сильно затекла от сгорбленного писания на коленках. Раскинувшись на кровати, я снова принялся изучать потолок. Не особо разбираясь в архитектуре, и тем более в английской, я почему-то решил, что эта лепнина сделана совсем недавно. Ну да ладно, чёрт с ней, с лепниной, пора двигаться в библиотеку.

Блуждая по коридорам замка, я, наконец, добрался до нужной двери. Не спеша заходить, приблизил ухо и прислушался, снова — увы, тишина, да и только. Сделав глубокий вдох, я распахнул дверь и вошёл в помещение. В огромном зале библиотеки в глубоких креслах с высокими спинками сидели трое. Мужчина среднего возраста, худощавый, в элегантном костюме с щёгольскими тонкими усиками — забрызганные дорожной грязью лакированные туфли говорили либо о его чрезвычайной спешке, либо об определённом ханжестве в характере. Чуть в отдалении на двух других креслах сидели два конторских джентльмена в коричневых костюмах плотной ткани, оба в очках — и даже на лицо были чем-то похожи. Рядом с «конторскими», возле небольшого журнального стола стояла Камерьера, вид у неё был благодушный и ни капельки не взволнованный.

Моё появление никого не удивило, не прервало никакого разговора, и, казалось, все только меня и ждали. Домоправительница расплылась в своей хищной жемчужной улыбке, а сидящие встали с кресел, по очереди меня приветствуя. Щёголь представился Альбертом Хиллом, старостой этой деревни. Двое отрекомендовались как Эдвард и Герберт Олофсены из нотариальной конторы «Олофсен и Олофсен» из Йорка. Тот, что постарше, Эдвард, долго тряс мою руку и, заглядывая в глаза, тараторил:

— Очень приятно, очень рад вас видеть, мистер Хейтмейд, а мы только вас и ждали, жаль, что приходится встречать вас при столь скорбном событии, как кончина вашей тётушки, но что ж поделать, такова жизнь, старики уходят, а молодые приходят. Наша фирма уже более двадцати лет ведёт дела семьи Салемов, и вот настала пора послужить и таким образом. Мистер Альберт присутствует здесь как представитель градоправительства. Прошу вас, занимайте своё место, не будем тянуть время. — Он резко бросил мою руку и указал на свободное кресло напротив возле старосты. Я натянуто улыбнулся и на ходу спросил:

— А другие родственники?

На этот раз мне ответил Герберт, голос у него был немного писклявый и какой-то корябающий слух.

— Сэр, здесь присутствуют все, кто есть в завещании, а также должностные лица.

Я с размаху плюхнулся в кресло, пытаясь осмыслить сказанное. Вопросительно посмотрел на Камерьеру, но встретил лишь ту же белую броню улыбки на чёрном лице. — Ладно, сейчас всё прояснится. Я позволил себе удобно развалиться и даже закинуть ногу на ногу. Мой немного провокационный жест не остался без внимания: щёголь нахмурился, а улыбка Камерьеры стала только шире. Олофсоны действительно не стали тянуть время, и господин Эдвард казённым тоном начал:

— Что ж, господа, давайте проведём сверку документов. Приготовьте паспорт. — К своему стыду, об этом я совсем не позаботился, но, рефлекторно пошарив по карманам, обнаружил его при себе, а не по обыкновению в саквояже. Староста и гувернантка уже заранее передали свои паспорта младшему Олофсену, которые тот демонстративно взял с журнального столика и проверил. Тем временем мистер Эдвард продолжил:

— В присутствии двух свидетелей я, старший нотариус конторы «Олофсен и Олофсен», имеющей лицензию на осуществление юридических и нотариальных услуг на территории Англии и… — Я не стал подробно вникать в эту тираду, и то ли от монотонности речи, то ли от психического утомления на короткий миг будто выпал из реальности. Я увидел себя откуда-то сверху, из-под купольного свода библиотеки, сидящим внизу в красивом старинном кресле, — мне хорошо и удобно, я подпираю лицо рукой и глуповато улыбаюсь. Откуда-то фоном, издалека, доносится речь конторщика, но она не беспокоит меня, нет нужды её слушать. Его брат сидит рядом и кивает на какие-то фразы. Камерьера стоит подле всё с тем же выражением лица, староста чуть взволнованно поглаживает свои усики и притопывает ногой. Всё именно так, как и должно быть. Но вот что-то начинает происходить, какое-то оживление: Олофсен-старший берёт в руки конверт, Камерьера смотрит прямо на меня, староста подался вперёд, а Герберт будто что-то говорит мне…

— Мистер Хейтмейд, мистер Хейтмейд?! — скрипучий голос возвращает меня в настоящее. Я немного вздрагиваю:

— Да, господа, я здесь.

Эдвард смотрит на меня и торжественно произносит:

— «Я, Магриб Салем, объявляю своим единственным наследником всего моего движимого и недвижимого имущества включая поместье и прилегающую к нему территорию и строения — своего племянника, Говарда Хейтмейда. С единственным условием: продажа поместья возможна только по истечении шести месяцев проживания в нём. Ключи от сейфа и документацию прошу передать в момент вступления завещания в законную силу».

Я оглядел окружающих. Мне показалось, что, кроме меня, ни для кого ничего не изменилось, хотя ведь так оно и было. Все будто знали, что случится именно так, и, должен признаться, я будто тоже знал, или надеялся на это. Огромный замок был теперь мой. Даже по моим скромным прикидкам, если его продать, можно купить целую редакцию с полноценной типографией. Полгода, какие-то полгода — и я буду богачом!

Так странно — я никогда не был жадным, не был бедным, денег было немного, но их всегда хватало. Я заметил, что часто дышу и сильно сжимаю мягкое сукно подлокотника. В зале повисла долгая тишина.

Эдвард нарушил молчание первым:

— Ну что, господа, прошу вас засвидетельствовать своими подписями ознакомление с содержанием завещания. А теперь, мистер Хейтмейд, я готов передать вам ключи и все бумаги. — Староста Альберт подошёл ко мне, и, с необычной для его костлявой комплекции силой, пожал руку.

— Поздравляю, сэр! Отныне вы самый завидный жених на много миль вокруг! Я ещё заеду к вам позже, расскажу о делах деревни, об историческом значении этого «шато», — на этом слове он довольно хмыкнул, — в наших окрестностях.

— Наконец-то, мистер Говард, я так рада! У дома появился хозяин! — Негритянка всплеснула руками, и с благоговейным выражением лица сложила их на груди. Конторщики пригласили меня к столу и начали что-то растолковывать. Я механически слушал, но моё сознание занимала огромным туманным облаком одна мысль: «Я теперь хозяин замка…»