Три части (сборник)

Сергей Саканский, 2002

Пятая книга серии полностью посвящена прошлому. Ее герои – жители небольших российских городков: одни закончили свое существование задолго до гражданской войны девяностых, в которой погибли другие… Третьи выжили и окунулись в послевоенный гламур. ДЕНЬ ЗАРПЛАТЫ – история простого советского рабочего, который мечтал стать министром, но нашел свою смерть в пропеллере мощного вентилятора. ЖАБРА – парный к рассказу ГЕНКА, ВИТЬКА И Я из книги 4 (действие происходит в том же месте и в те же самые дни) – история мальчика, узнавшего страшную правду о своей матери. СВЯТАЯ – история ткачихи, которая стала известной поэтессой и, в отличие от многих своих коллег, бросивших ремесло стихосложения, умерших или покончивших с собой, благополучно вписалась в новую реальность. Три рассказа. Три части нашего бытия: эрос, танатос, дух.

Святая

1

Ее звали Люся, что вызывало ассоциации не то с люэсом, не то с Льюисом… Впрочем, никто вокруг не знал, ни что такое люэс, ни кто такой Льюис… Давно это было.

Люся Королева была нарасхват: в ее комнату стучались, ее поджидали у проходной, порой ей даже звонили, а это, господа, было на фабрике непросто: телефон стоял один на весь цех, в закутке начальства, а Люся, как известно, работала за станками… Скучно жить на свете.

В этом подмосковном городке, где был один завод и была одна фабрика, и мужское население трудилось, в основном, на заводе, а женское, в основном — на фабрике… В этом глухом, но солнечном, ностальгически солнечном времени… В этом дурацком возрасте.

Развернем, что пружинит.

Завод — большой, неуклюжий, черный, подстать тогдашним мужчинам в пиджаках, а под его крылом, за лесом фабрика — красного дореволюционного кирпича, с кокетливыми арками, с отражением в реке… Тут — горячая стружка, болванки, чушки, спирт гидролизный и ректификат, автокары, трубы, то есть, монументально, весомо, жительно. Там — катушки картонные, нитей косое течение, смешки, месячные, пух в воздухе и пых в легких, тяжело все ж… И полпятого эти, полшестого те — муравьиными потоками в разные стороны, пересекаясь, приветствуя, по одному, по одной, группками, в магазины, в пивнушки, в хрущобы, берияскребы, и вдруг — странно это как-то, неужели не видите? — двое, покружив, встретились где-то на этаже, и вместе за стол, и он муж, а она жена: щи там и все такое…

Вот недавно костюм… Цветной телевизор. Сынишке велосипед…

Так рождалась наша поэзия, так она умирала…

2

Я работал на заводе, Люся — соответственно — на фабрике, я только что откинулся из армии, она — из школы, я приехал туда из татарской, она — из сибирской деревни.

Много нас, таких, как я и она, приехало черти откуда, зацепившись за этот никакой городок, устроившись по лимиту, временно прописавшись в общагах… Никто не собирался здесь жить, но многие так и остались, хотя основной целью была близкая столица, настолько близкая, что мы видели ее праздничные салюты, чувствовали ее тепло, нюхали ее выперды. Иные из нас уже умерли.

Здесь можно было бы привести обширную цитату из горьковской «Матери», насчет как фабрика кого-то там выплевывала вечерами, или другого автора, столь же ценимого тогда в школе, насчет как жизнь дается человеку один раз… Что, правда, сомнительно. И мучительно больно, что правда

Конец ознакомительного фрагмента.