Капитан Валар. Призовая охота

Сергей Самаров, 2011

Славно повоевал на Северном Кавказе капитан спецназа ГРУ Александр Смертин. За время боевых действий он прослыл настоящим героем, решительным и бесстрашным бойцом. И прозвище у него появилось соответствующее – Саня Смерть. А враги прозвали его Валар, что по-вайнахски значит то же самое... После тяжелого ранения Александр уехал в деревню к матери. В это время чеченские боевики объявили охоту на всех офицеров ГРУ, воевавших на Кавказе. За голову Валара они назначили премию в пятьдесят тысяч долларов. И вот в Россию едет группа боевиков, среди которых – высококлассный снайпер. Но разве можно убить бойца, имя которому – Смерть?..

Глава вторая

Писем, как и предупредила мама, было два. Адрес отправителя оказался совершенно не знакомым и, скорее всего, «одноразовым», потому что представлял собой абракадабру. Честно говоря, письма с таким обратным адресом обычно приходят со спамом, и я удаляю их, не читая. Этим письмам повезло, что их приняла мама. Иначе бы мне никогда не узнать, что мне желали сообщить. А сообщить что-то хотели, но я так и не понял что, даже прочитав оба письма. Первое вообще было странным и представляло собой только четыре цифры — «8274». Что они могут значить, я не понимал, но на всякий случай сразу запомнил их. Второе письмо было даже не написано. В сообщении просто скопировали и вклеили текст из Интернета. Но его я тоже прочитал с интересом, хотя ничего удивительного для себя не узнал:

«В Москве продолжается отстрел ветеранов чеченских войн. Кто на этот раз?

В Москве на площади Трех вокзалов было совершено покушение на бойца отдельной дивизии оперативного назначения «Витязь», принимавшего участие в военных действиях в Чечне. Неизвестные, двигаясь на автомобиле, произвели по нему несколько выстрелов.

Прохожие, ставшие свидетелями расправы, не стали вызывать медиков, а сами доставили сотрудника «Витязя» в больницу. Ветеран военных действий в Чечне выжил, однако состояние его крайне тяжелое.

Следствие по этому делу пока что не говорит, связано ли покушение на сотрудника «Витязя» с его участием в боевых действиях в Чечне. В начале июня в Москве было совершено убийство экс-полковника Юрия Буданова, который также воевал в Чечне. После этого в СМИ появились слухи, что чеченские власти собирают досье на военных, участвовавших в боевых действиях на Северном Кавказе.

(По материалам сайта lenta.ru)»

Мама задала закономерный вопрос. Я был вынужден задать его сам себе, но ответа не находил. Что мне хотели сообщить этим материалом и с какой целью его прислали, я не мог понять. Я не был знаком с Будановым, которому, конечно, сочувствовал и во время судебной расправы над ним, и после, и, скорее всего, не встречался с тем бойцом «Витязя», что упоминался в материале. В противном случае — а я был знаком со многими из «Витязя» и других подразделений спецназа МВД, с которыми мы всегда тесно сотрудничали, — мне обязательно написали бы имя. Его отсутствие и упоминание о возможной мести со стороны бывших боевиков сразу наводили на определенные мысли о намеренном нагнетании обстановки.

Вообще-то пресса у нас любит выдавать желаемое за действительное. После убийства того же Юрия Буданова сам лично читал в Интернете журналистское, традиционно полуграмотное словоблудие. Как обычно, газетчики, услышав звон с колокольни, посчитали себя специалистами по литью колоколов. Узнали, что в полковника Буданова стреляли сдвоенными выстрелами, — и сразу объявили такую стрельбу методом КГБ и спецназа ГРУ.

Это, конечно, глупость. Метод старый и затертый. Обычно его называют «дабл тэп», или «флэш». Разрабатывался он практически одновременно и в американской полиции, и в полиции европейских стран, и стал применяться как противодействие пьяным или наркоманам, которые в силу своего физиологического состояния не сразу реагируют на боль от первого выстрела, поэтому первая пуля часто не обладает нужным останавливающим эффектом. Наиболее эффективным применением сдвоенного выстрела считается дистанция ближе семи метров, когда первый выстрел производится с контролем мушки, а второй следует за ним без прицеливания. При этом существенно повышается поражающая сила.

Правда, посылать вторую пулю без прицеливания стрелок может только после того, как основательно «набьет руку» в методике «дабл тэп». Новичкам лучше прицеливаться на оба выстрела. А с короткой дистанции допускается и стрельба из пистолета, повернутого боковой плоскостью параллельно земле. При выстреле ствол пороховыми газами «мотнет» не в сторону от цели, а только сместит по высоте вверх или вниз, в зависимости от того, из какого пистолета стреляют и в какую сторону выбрасываются гильзы. Но все это — совсем не методика КГБ, ФСБ или спецназа ГРУ, как утверждают журналисты. Это мировая практика стрельбы из пистолета. Она тем и отличается от спортивной, что преследует конкретные цели. Американцы зовут сдвоенный выстрел «Наттегз», что грубо можно перевести как «долбежка». Сдвоенный выстрел нужен для повышения останавливающего эффекта, то есть сбивания противника, когда после первого выстрела он только пошатнулся или когда противник, в которого стреляешь, представляет собой повышенную опасность для стрелка. И уж пусть журналисты поверят мне на слово, Буданов не был в момент убийства пьяным и не находился под воздействием наркотиков; следовательно, с этой стороны рассматривать применение методики сдвоенного выстрела нельзя.

А что касается опасности, которую мог представлять для специалиста из спецназа ГРУ или даже ФСБ бывший полковник Буданов, то здесь можно сказать только одно — журналисты путают собственный уровень боевой подготовки с уровнем боевой подготовки спецназовцев. Для работников «пера и топора» и малоопытных убийц экс-полковник, наверное, действительно представлял реальную опасность. Но бывший танкист не может конкурировать со спецназовцами. И потому все домыслы журналистов можно отнести или к желанию высосать из пальца очередную сенсацию, или к стремлению просто заработать, если кто-то заплатил за обнародование такой достаточно примитивной версии. У нас в стране, однако, слишком простенькие версии любят, и часто тиражируют до такой степени, что заставляют людей в них поверить. А если действительная версия будет отличаться от разрекламированной, то следствие обвинят в подтасовке фактов. Обвинять у нас тоже любят. Сначала создают то, что называется общественным мнением, а потом этим мнением крутят, как хотят, шельмуя несогласных…

* * *

Я почему-то ждал неких событий, может быть, даже ближайшей ночью, и поэтому установил некоторые средства предосторожности во дворе в самых темных местах. Средства простые, типа натянутой проволоки, которая заставит постороннего человека упасть физиономией в куст ежевики. «Ежевикой» она называется не случайно — и в самом деле ходит в близких родственниках у ежа и имеет вдвое больше колючек по сравнению с обычной ежевикой. Не думаю, что физиономия того, кто ткнется в нее в темноте, будет смотреться весело. Лицо в таких случаях выглядит так, как будто его исцарапали все окрестные кошки. Нечто подобное я поставил и в темной прихожей. Только здесь куста ежевики, к сожалению, не было, а была только вешалка, которая всегда могла с грохотом упасть, если ее неосторожно задеть.

Ночью я несколько раз просыпался и прислушивался. Нет, все было спокойно, но ожидание, что у дорожного эксцесса будет продолжение, не ушло, и поэтому я ждал. Однако ничего не произошло. Утром я встал раньше мамы и средства предосторожности снял. Ложиться досыпать я не стал и отправился на утреннюю пробежку. Когда вернулся, мама уже ушла в школу; на кухне стоял кувшин с молоком — соседка каждое утро приносила его для меня — и лежал большой запечатанный пакет на мое имя. Его, видимо, сворачивали, чтобы он поместился в почтовый ящик. Но штампа почтового отделения я не увидел. И вообще в деревне почту разносили после двенадцати; следовательно, пакет доставили с нарочным. И, вероятно, намеренно в мое отсутствие, чтобы я не мог спросить что-то у посыльного.

Я вскрыл пакет. Там лежало несколько старых газет, но газеты эти использовались явно только ради упаковки, а внутри оказалась пластиковая банковская карточка. У меня есть своя, на которую мне перечисляют жалованье. А зачем мне нужна была вторая, непонятно, тем более что карточка была выписана на совершенно незнакомого мне человека, и я даже не знал пин-кода.

«Пин-код»? Я вовремя вспомнил, что мне накануне прислали какие-то четыре цифры. Должно быть, это и есть пин-код. Ну, и что с того? Со мной, как я понял, расплачиваются. Что это за жест? Разве я что-то заслужил, кроме того, что мне причиталось? Или мне намерены выписать какой-то аванс? За какие, интересно, подвиги?

Ладно, с этим еще предстоит разбираться, а деньги с карточки тратить нельзя ни в коем случае, иначе сразу окажешься в чьих-то лапах, и сможешь выкрутиться или не сможешь — еще неизвестно. Люди, которые имеют деньги, как правило, умеют их считать и тратить. Кто не умеет, у того большие суммы надолго не задерживаются.

Ожидая еще каких-то вестей, я включил компьютер и, пока он загружался, выпил свою обычную утреннюю кружку молока. Оно было еще слегка теплым, с утренней дойки, и пахло так, как никогда не будет пахнуть молоко, продаваемое в магазине, даже умышленно ароматизированное запахами полевых трав. Человеку не дано стилизовать и воссоздать дары природы или дары бога. При самых больших достижениях науки все равно подделка будет хуже оригинала по той простой причине, что это подделка. Именно поэтому я предпочитаю покупать молоко не в магазине, а у тех редких жителей в деревне, кто еще держит корову.

Положив чужую банковскую пластиковую карточку в бумажник рядом со своей, я открыл электронную почту. Мне пришло два письма все с такими же труднозапоминающимися обратными адресами. Первое письмо подтвердило то, что я и предположил, — то есть что мне прислали пин-код для пластиковой карты. Но зачем мне чужая карта, никто объяснить не потрудился. Во втором письме содержался список офицеров, причем из разных ведомств. Некоторых из них я знал. Это были либо офицеры ФСБ, либо офицеры спецназа ГРУ, либо офицеры спецназа внутренних войск. Единственное, что всех их могло собрать в одном списке, — это причастность к событиям на Северном Кавказе. И не просто причастность. Все из этого списка там серьезно отличились. Это я смог понять, узнав всего лишь несколько знакомых фамилий.

Я, между прочим, из двадцати восьми офицеров в списке значился под двадцать вторым номером. Две фамилии были подчеркнуты, но ни та, ни другая мне ничего не говорили. Я этих людей не знал, хотя одна из фамилий отдаленно показалась знакомой. Но ни с какими обстоятельствами в памяти не связывалась. Может, просто когда-то мельком встречались… Тем не менее список, несомненно, представлял интерес, и я решил заняться именно им. Не для пополнения макулатуры же мне его прислали. Если прислали, значит, смысл в этом списке есть, и серьезный, поскольку и сам я не шутник.

В госпиталь мне предстояло ехать только на следующий день, и никто не мог заставить меня колоть дрова, когда мне хотелось посидеть за компьютером. И я засел…

* * *

Помнится, лет шесть назад, будучи тогда еще семейным, я вместе с женой ездил в Питер, где она готовилась защищать кандидатскую диссертацию. Ее научный руководитель, профессор-историк, все небрежно отмахивался и жаловался, что про Интернет больше говорят, чем с толком им пользуются. Он, как выяснилось по ходу встречи, потратил уйму времени, но никак не смог найти материалы по нужной ему рукописи, которая хранится в библиотеке Ватикана. Я, став случайным свидетелем монолога профессора, кое-что спросил, уточняя тему, сел за компьютер и уже через несколько минут предложил полюбоваться результатом. Библиотека Ватикана предоставила фотокопию рукописи на древнеармянском языке и переводы этой же рукописи на немецкий, английский и итальянский. Все для удобства пользователя. И нет никакой необходимости ехать в Ватикан, тем более что там, насколько я знаю, очень сложно получить пропуск в библиотеку.

С тех пор пользоваться поисковыми системами я не разучился, и при необходимости делал это регулярно. Вот и сейчас с помощью строки «поиска» я принялся собирать материалы на людей из списка. Не знаю почему, но начал не по порядку в списке, а с подчеркнутых фамилий. И обнаружил, что первый погиб в автомобильной катастрофе, когда его «Вольво» лоб в лоб столкнулся на ночной дороге с большегрузным автопоездом — при этом на встречную полосу выехал как раз грузовик, а водитель после аварии, очевидно, не сильно пострадав, сбежал в неизвестном направлении. На всякий случай я сохранил данные на водителя грузовика и поинтересовался вторым офицером, чья фамилия в списке была подчеркнута. И понял, что это, должно быть, тот самый человек из «Витязя», о котором шла речь в письме, полученном вчера вечером.

Поискав другие упоминания об этом офицере, я наткнулся на повторение информации в присланном мне сообщении. То есть письмо мне никто не писал, просто скопировал информацию с сайта и переслал мне. Но там фамилия не упоминалась — видимо, была выброшена по каким-то причинам при редактуре. Но не была выброшена фамилия Юрия Буданова, хотя в моем списке он отсутствовал. Я стал смотреть дальше, загоняя данные в строку «поиска». И дважды наткнулся на попытки покушения на офицеров. Больше пока ничего найти не сумел. Даже на себя нашел немного, и все старое…

* * *

На языке разведки это называется «негласно вести» или «скрытно разрабатывать»… Именно так меня «вели», «подводили» к какой-то теме, а я даже предположить не мог, кто этим занимается. Если бы этим занималось ГРУ, там не стали бы разводить такие церемонии. Я — их сотрудник, следовательно, обязан выполнять приказы командования, и мне бы просто приказали сделать что-то, что я вынужден был бы сделать, даже если это мне совсем не с руки. Здесь совсем другое. Здесь не приказывают, а вертят мной, как кукловоды, дергают за ниточки, но сами не показываются. Сначала организовали заваруху на дороге, чтобы обеспечить мою лояльность и сговорчивость. Именно так я понимаю цель этого происшествия. Меня открыто не шантажируют, но дают понять, что имеют такую возможность, и потому словно бы предупреждают, что они тоже не хотят обострения отношений, но чтобы и я не был склонен к резким движениям.

С этим все ясно. Не ясно с другим. Мне прислали список. И что я должен думать? Как защитить этих людей или как убить их? Или при необходимости попробуют убить меня? Впрочем, исходя из того, что я сам состою в списке, резоннее будет считать, что этих людей мне предстоит защищать. Но, как я догадываюсь, если этих людей кто-то намеревается уничтожить, а это, как говорят СМИ, чеченские силовые структуры, то действовать они будут совсем не правовыми методами. Следовательно, и защищать их я должен буду точно такими же приемами, выходящими за грань закона.

Тихая война? И мне предлагается стать в этой войне одной из воюющих сторон? Поскольку и я в числе тех, кого будут уничтожать, я бы не отказался от такой работы, тем более что мое официальное командование не стремится защитить капитана Смертина от разного рода профессоров-коновалов и готово смириться с моей пенсией.

Что же, военный пенсионер, инвалид — прикрытие великолепное. Наверное, люди, которые пытаются меня вести, в курсе всех событий моей жизни. По крайней мере, последних. Но имею ли я право вот так вот ввязываться в какую-то авантюру, не поставив в известность свое командование? Вообще-то я уверен, что наш командир бригады и даже наш начальник штаба, хотя он человек осторожный, и уж тем более наш комбат — все поддержат мое решение, если я отважусь выступить в новой роли. Но при этом сам я должен осознавать, что из кадрового офицера спецназа военной разведки превращаюсь в обыкновенного киллера. Ну, может быть, не совсем обыкновенного, а высокопрофессионального, тем не менее все же убийцу. И даже в наемного, о чем меня неназойливо предупредили предоставлением пластиковой банковской карты. Обошлись без торговли, уверенные, что у меня нет выхода… Но выход бывает практически всегда. Только стоит как следует пошевелить мозговыми извилинами. Пластины из высоколегированной стали в моем черепе, думается, не настолько тяжелые, чтобы мешать мне думать. Тем не менее я еще не решил, стоит ли мне отказываться и искать выход из ситуации. Мешало принять окончательное решение то, что в списке присутствовала моя фамилия. А список этот, как мне предполагалось, был списком лиц, по какой-то причине приговоренных мстительными исламистами к смерти.

Конечно, перед самим собой можно быть откровенным. Мы привыкли называть исламистами тех, кто где-то там воюет, может быть, в Йемене против своего президента, может быть, в Афганистане против натовской коалиции, может быть, в лесах и горах Северного Кавказа. Но чаще всего — тех, кто откровенно и резко выступает за свои убеждения. Однако нам, офицерам спецназа, часто бывающим на Северном Кавказе в боевых командировках, хорошо известно, что есть и другие исламисты, которых так не называют, которые прячутся за своими должностями. Причем это весьма высокопоставленные, занимающие прочные позиции в своих регионах люди. Они просто заключили союз с некоторыми власть имущими: вы открыто не трогаете нас, мы открыто не воюем с вами. Вы делаете свое дело, мы делаем свое дело.

А в действительности война продолжается, только уже на ином уровне. И я, хорошо зная обстановку на Северном Кавказе, вполне могу предположить, что этот список, что мне прислали, составлен где-нибудь в недрах МВД одной из кавказских республик и является реальным перечнем людей, которым грозит опасность. Причем я поверил в правдоподобность этого списка еще до того, как его увидел в собственном компьютере, ибо слишком хорошо знал об истинном отношении к нашему брату со стороны кое-кого из местных руководителей.

Итак, я могу предположить, что список реален, а Буданова к нему пристегнули журналисты. С бывшим полковником-танкистом расправились, конечно же, мстительные родичи, поскольку он не представлял для бандитов и вообще для исламистов такой серьезной опасности, какую представляют многие офицеры спецназа вместе со своими подразделениями. Это мне повезло — у меня есть такой подчиненный, как Сережа Украинцев, который может полностью заменить меня в роте и она при этом не потеряет своей боеспособности. В других подразделениях часто бывает хуже. Там все держится порой на личности одного. Именно поэтому список состоит почти исключительно из одних командиров подразделений. Хотя можно предположить, что и у других, как у меня, есть хорошая поддержка в лице замов, только эта поддержка пока еще себя проявить не успела. Но вот старший лейтенант Украинцев, насколько мне известно, пока я отлеживался в госпитале, уже отличился и провел два успешных рейда по горам, за что его представили к награде. Это мне комбат рассказал, когда звонил в последний раз. Сам Украинцев не хвастался. Он, когда выходит на связь, спрашивает только о моем здоровье…

* * *

Но как же мои невидимые противники сумели собрать на меня сведения, а я сам ничего заметить не смог? Не мальчик, только что призванный на срочную службу в военную разведку, что-то заметить все равно должен был. Впрочем, симптомы все же проявлялись. Однажды вечером я руками и коленями «стучал» по боксерскому мешку, подвешенному к балке за сараем, и заметил слабый отблеск, пробежавший по стене в течение доли секунды. Это было похоже на вспышку от фотоаппарата. Я посмотрел за огород. Поблизости никого не было. Возможно, кто-то кого-то фотографировал в небольшом лесочке в стороне, и отблеск вспышки добрался до нашего сарая. Возможно, даже меня фотографировали с мощным телеобъективом. Но тогда у меня не было причины фиксировать эту деталь. Я оставил эпизод без внимания, и, скорее всего, поступил неосторожно. Следовало бы, возможно, не подав вида, уйти во двор, оттуда скрытно сделать круг через соседний заброшенный двор и проверить, откуда взялся фотограф и что он снимает. Если меня, резонным было бы спросить, кто послал его, — еще до того, как я разобью камеру о его голову…

Тот момент я, к счастью для фотографа, прозевал. Но это был единичный эпизод, который мало что мог дать тем, кто составлял на меня досье. Фотография человека, со зверской жестокостью избивающего боксерский мешок, ровным счетом ничего не говорила тому, кто на эту фотографию смотрел впервые, и даже не сообщала анкетные данные фотогероя, не говоря уже об электронном адресе. Значит, данные на меня собирали тщательно и методично. Но извне, как я полагаю, сделать это практически сложно, если возможно вообще. Вероятнее всего, в деле замешан кто-то из офицеров спецназа ГРУ или офицеров диверсионного управления ГРУ, к которому спецназ и относится. Возможно даже, это кто-то из офицеров нашей бригады, нашего батальона; хотя, чтобы добыть данные достаточно полные, необходимо иметь широкий доступ к закрытым источникам, то есть входить в командный состав бригады. И необязательно дело тут связано с предательством. Все вообще может выглядеть иначе, если дело обстоит именно так, как я предполагаю, если список составлен там, где я предполагаю, а людей из списка будут поочередно убивать. В том числе и меня.

Официально противостоять этому со стороны неких сил сложно. Ибо в данном случае будут задеты интересы властных структур на Северном Кавказе. Эта кавказская власть постоянно переходит черту приличий и уже давно нарывается хотя бы на кулак. Даже за границей эту власть в субъектах Федерации откровенно считают бандитской и мафиозной. А здесь, в центре, ее поддерживают, потому что это создает видимость благополучной ситуации на Северном Кавказе. Хотя бы в определенных республиках. Наводить порядок в стране высшая государственная власть не стремится, да и по большому счету не может. Нет ни сил, ни политической воли. Поучились хотя бы у того же полковника Квачкова, которого не сумели посадить за выдуманное покушение на одного из олигархов, — так теперь ищут, что бы ему еще припаять. А ведь, когда развалился Советский Союз, Квачков командовал бригадой спецназа ГРУ в Чирчике. И ситуация тогда складывалась так, что Таджикистан был готов перейти под власть афганских талибов. Никто не знал, что следует делать. Ввязываться в войну ни у кого не было ни сил, ни желания. Полковник Квачков потребовал себе карт-бланш. Он даже не докладывал, что будет делать. Но возможность ему дали, потому что другой не было. Командир бригады разделил всю свою крупную по численности часть на тройки и разослал их по разным концам Таджикистана. Через две-три недели в республике стало спокойно. Куда-то исчезли люди, которые якобы пользовались авторитетом и готовы были увести Таджикистан на соединение с Афганистаном, где живет много таджиков. Страна осталась самостоятельной и независимой. О талибах там даже говорить перестали.

На мой простой капитанский взгляд, Квачкову следует предоставить самые широкие полномочия, дать ему для начала под командование бригаду и не требовать ответа за свои действия. Просто попросить навести на Северном Кавказе порядок. Он наведет. Настоящий. Без террористов и обнаглевших от воровства правителей, которые сами порой поддерживают террористов…

Я углубился в мечты о счастливом будущем — что поделать, каждый честный гражданин желает своей стране хороших руководителей. Пока же нормальных людей до власти старательно не допускают. И создают в стране ситуацию, когда кавказский криминалитет, официально называющийся властью субъектов Российской Федерации, может позволить себе преследовать силовиков, которые ту же власть обязаны защищать. Ситуация более чем странная. Но шума, как убежден не только я один, никто поднимать не будет, если уничтожат пару или тройку десятков лучших представителей силовых структур. И тем, кого уничтожают, и тем, кто с ними стоит рядом, останется только самим себя защищать. Убивать их — нас то есть — собираются, естественно, криминальными методами. А им можно противопоставить точно такие же неправовые действия. Причем действуя на опережение.

И получится странная картина. С одной стороны, действовать будут, несомненно, силовые структуры отдельных кавказских республик, хотя конкретные исполнители предпочтут работать в «автономке». В ответных действиях предполагается то же самое. Я понимаю, почему кто-то, кто занимается всем этим, выбрал меня. Меня очень легко отправить сейчас на инвалидность — и, похоже, отправят, как я думаю, по просьбе кого-то из организаторов всей этой широкомасштабной акции. Что, собственно, значило бы, что у системы есть сильные рычаги влияния. Отсюда и подробная информация обо мне. Отсюда, как я предполагаю, даже подробные характеристики командования о моей персоне. Все неофициальные шаги сделаны, общепринятые официальные процедуры тоже, вплоть до допусков, которые являются, возможно, и устными, но копируют допуски рабочие.

И что мне остается? Только ждать, когда кто-то пожелает выйти со мной на прямую связь. Тогда наступит ясность и все встанет на свои места. Предположительно, до того, как со мной встретится некто, мне зададут несколько вопросов по электронной почте или телефонным звонком. Это окажется интересным вариантом. Если я получу адрес для обратного послания, значит, система, в которую меня вовлекают, имеет прикрытие в сетевом пространстве. Если разговор будет вестись по «мобильнику», это подтвердит, что в Сети провал, там работа идет без прикрытия, а вот телефоны прикрываются спутником, который осуществляет контроль прослушивания. Второй вариант серьезнее, как я понимаю. Но лучше было бы иметь в запасе и тот, и другой.

Конец ознакомительного фрагмента.