Немного о любви…

Сергей Федорченко, 2023

В настоящий сборник включены три повести и один сказочный рассказ. Повести основаны на реальных событиях, в них нет никакого вымысла. Их герои влюбляются; попадая в непростые жизненные ситуации, они нередко совершают ошибки, за которые расплачиваются, часто переживая, но при этом оставаясь честными и порядочными людьми. История с потерявшимся в городе мальчиком Колькой имела реальное продолжение. Спустя много лет автор этой публикации в трамвае встретился взглядом с молодым интересным мужчиной, который тоже явно рассматривал его. Трамвай остановился, молодой человек вышел из него и, улыбаясь, помахал «спасителю» рукой. Это был Колька…

Илона

После публикации в «Звезде» (от 26.02.2015 года) моего рассказа «Венгерская мелодия» я вздохнул с облегчением: наконец поведал тайну, которую хранил долгие годы. Даже не задумываясь о том, какой будет реакция на этот рассказ. А она оказалась неоднозначной. Одни восхищались моей искренностью, другие, наоборот, отчитывали меня за опубликованные откровения. Но все, кто был знаком с рассказом, сходились в одном: у него должно быть продолжение. Я не соглашался. Зачем что-то придумывать ради счастливого конца? Ведь точка в этой истории поставлена. Но…

Как-то листая новогодний (начался 2015 год) хорошо иллюстрированный журнал «М.Видео», увидел на восемьдесят второй странице фотографию юной, невероятно красивой блондинки с длинными, чуть вьющимися локонами. Сомнений не было — это была Илона. Её голубые, такие узнаваемые глаза смотрели на меня с грустью, даже чуть укоризненно, словно говоря: «Вот мы и встретились. А ты, признайся, уже не верил в нашу встречу?»

Позже, когда потрясение, вызванное такой необычной «встречей» с Илоной, прошло и здравый рассудок подсказал, что это же, конечно, была не она, а незнакомая девушка, абсолютно одинаковой с ней внешности, захотелось найти юную красавицу и поблагодарить за такой приятный сюрприз. Я позвонил в редакцию журнала, умоляя сообщить хоть что-нибудь о незнакомке. Но получил категорический отказ, который только раззадорил меня. И, в конце концов, мне удалось выйти на Андрея — фотокорреспондента журнала, сделавшего этот снимок. Он оказался доброжелательным молодым человеком и, войдя в моё положение, сообщил очень важные детали. Оказалось, сфотографированная девушка — иностранка, живущая в австрийском городе Линце. Ей семнадцать лет и зовут её Лена.

— У австрийки русское имя? — усомнился я в разговоре с Андреем.

— Ничего удивительного, — возразил он. — В Австрии это имя очень распространено, даже популярно.

Кстати, он добавил, что на кастинг для съёмок рекламы женской косметики, который журнал проводил в Линце, Лена попала случайно, заглянув на съёмочную площадку из любопытства. И, сразу обратив на себя внимание, она была включена в число участниц конкурса. Победа далась ей легко, после чего состоялась её фотосессия.

Вооружившись полученными данными, я вышел в интернет. И вскоре имел вначале почтовый, а затем и электронный адрес ратуши города Линца. На мой запрос о Лене чиновники города ответили на удивление оперативно и без проволочек, сообщив не только почтовый адрес девушки, но и её фамилию — Сабо. «Что, если написать ей письмо с благодарностью?» — подумал я. И, набросав несколько вариантов, выбрал тот, который показался наиболее подходящим.

«Здравствуйте, Лена!

Представляю Ваше изумлённое лицо. Письмо из России? Но от кого? У меня нет там знакомых! И как меня нашли?

Да, Лена, письмо действительно из России, а точнее — из Перми. Есть такой большой и красивый город на Урале. Стоит он на берегу большой и широкой, как море, реки Камы. Пишу на своём русском языке. Правда, опасаюсь, как бы при переводе русского текста на Ваш родной немецкий язык не исчезли слова признательности и благодарности, которые я хочу Вам передать. А благодарю Вас вот за что. Однажды, просматривая московский журнал, я встретил Вашу фотографию. Поразила Ваша красота и то, как Вы поразительно похожи на девушку, которую я встретил в молодости и полюбил. Случилось это в самом конце моей службы в армии, в венгерском городе Секешфехерваре, где стояла наша часть. Едва познакомившись, мы попрощались, условившись встретиться на следующий день. Но встреча не состоялась. Больше мы никогда не виделись. Девушку звали Илоной. В переводе на русский язык имя звучит совсем как Ваше — Елена. Ей тогда было, как и Вам сейчас, 17 лет. Очень долго надеялся, что произойдёт чудо и я встречу её. Но чуда не случилось. Со временем я смирился с тем, что не увижу её никогда. И вдруг эта Ваша фотография в журнале… И абсолютная схожесть с Илоной. Всё вспомнилось до мелочей, будто наша встреча произошла не много лет назад, а только что. Так, благодаря Вам и вашей фотографии, Лена, я будто снова побывал в далёком и удивительно дорогом для меня времени. Вот за это я благодарю Вас. А теперь два слова о том, как мне удалось Вас «вычислить». Честно признаюсь, что ничего бы у меня не получилось без помощи хороших людей. В их числе и Ваши очень обязательные (в отличие от наших русских!) городские чиновники. Но больше всего помог фотограф Андрей, сделавший Ваш изумительный портрет. Вы не забыли его? Вас он помнит очень хорошо.

Своё длинное послание заканчиваю словами знаменитого французского писателя и лётчика Антуана де Сент-Экзюпери: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». Присоединяюсь к этим замечательным словам. Не зная Вас, сердцем чувствую, какой Вы, Лена, замечательный человек!

Счастья Вам и удачи во всём! Сергей, город Пермь».

Прочитав моё письмо, приятель, прекрасный переводчик с немецкого Ефим Келлер, схватился за свою лоснящуюся лысину.

— Разве можно такую сумбурную исповедь перевести дословно на немецкий? Ты хоть представляешь, что это за язык? — бегая по кабинету, возмущался Фима. — «Изумленное лицо», «слова признательности», «зорко одно лишь сердце»… Где ты нахватался этих слов?

Как звучат они на немецком? Не знаешь? Я, представь себе, тоже не знаю! — продолжал кипятиться приятель.

Я не стал с ним спорить и правильно сделал. Фима тут же успокоился, и уже через пару дней я старательно выводил на конверте с моим письмом на немецком языке австрийский адрес Лены.

Как часто бывает, радость свалилась словно снег на голову. Спустя три недели на моё имя пришло почтовое извещение. Но, даже получив конверт с обратным австрийским адресом, я не был уверен, что это ответ Лены. И только пробежав глазами по немецкому тексту и обнаружив в нём несколько упоминаний своего имени, а в конце слова, написанные по-русски: «До свидания, Сергей!», я, наконец, убедился, что письмо от неё. Схватив конверт, я тут же кинулся к Келлеру.

Прочитав письмо, Фима взволнованно пригладил на висках остатки когда-то буйной шевелюры и торжествующе посмотрел на меня.

— Если бы ты знал, старик, что написала твоя Лена! Даже не представляешь. В общем, зайдёшь завтра за переводом. Будешь читать — приготовь валерьянку. Так, на всякий случай, — загадочно улыбнулся Ефим, протягивая мне руку на прощание.

Письмо Лены было действительно ошеломляюще неожиданным. И по стилю и по содержанию. С трудом верилось, что автор — юная девушка-подросток, а не зрелая, умудрённая жизненным опытом женщина. Правда, иногда через эту «зрелость» нет-нет да прорывалась почти детская чистота и наивность… Новость, поразившую меня, Лена сообщила тоже очень непосредственно, как бы между прочим, словно говоря: не волнуйтесь, всё будет хорошо!

«Добрый день, Сергей!

Ну что же Вы наделали? Ни в письме, ни на почтовом конверте не назвали себя полным именем. Поэтому вынуждена обращаться, называя Вас просто Сергеем, несмотря на явно большую разницу в возрасте. Определять, сколько Вам лет, я была вынуждена из-за совпадений, которые вначале насторожили, но потом убедили в том, что я не ошибаюсь в своих догадках. Сергей! Вы пишете, что службу в армии проходили в Венгрии, в городе Секешфехерваре. Значит, это было ещё до вывода русской армии из страны, то есть около пятидесяти лет назад. Вам тогда было, наверное, чуть больше двадцати лет. Таким образом, можно предположить, что сейчас Вам за семьдесят. А теперь самая главная новость. Все мы: и я, и моя мама, и бабушка — родились и очень долго жили в этом самом Секешфехерваре. И в Австрию переехали жить всего десять лет назад, когда мой папа (он австриец) получил в наследство небольшой замок в городе Линце. Поэтому я по-прежнему считаю себя венгеркой, хотя имею двойное гражданство и австрийское имя — Лена. Когда я родилась, кто-то в шутку сказал, что я — вылитая бабушка в младенчестве. И в её честь меня тоже назвали Илоной. Подрастая, я всё больше на неё походила, и сейчас говорят, что я — копия её семнадцатилетней.

Думаю, Сергей, что того, что я рассказала, уже достаточно, чтобы у Вас возникли кое-какие подозрения. Да, да! Моя бабушка и есть та красивая девушка Илона, с которой Вы познакомились во время службы в армии и которую полюбили. Ваше письмо я прочитала несколько раз и вначале растерялась, не зная, как на него реагировать и что с ним делать. Но потом успокоилась и пошла с ним к бабушке советоваться. Она попросила дать письмо прочитать. И прочтя, вдруг заплакала. Наверное, от радости. Мы проговорили допоздна. Она рассказала мне всё очень откровенно. И как Вы «забрали» её у Вашего военного начальника, как танцевали чардаш и как сбежали, укрывшись в сквере. И уже заканчивая рассказ, вынула из шкатулки маленькую красную звёздочку и протянула мне. «Я попросила её на память, когда мы прощались. А ему дала наш домашний адрес. Но он ни разу им не воспользовался, — грустно произнесла она. — Может быть, Сергей его потерял? Или, вернувшись домой, полюбил другую русскую девушку? Что только я не передумала, вспоминая его! Но плохо не думала о нём никогда. Хотя страдала и переживала ужасно. И успокоюсь, видимо, только тогда, когда буду знать, почему он не пришёл на свидание, о котором мы договорились».

Я запомнила эти слова и передаю их Вам, Сергей. Верю, что Вы на них ответите. А заодно расскажете и о своей жизни. Нам с бабушкой показалось, что она удалась. А теперь два слова о том, как прожила все эти годы моя любимая бабуля. Вот, послушайте.

Закончив Будапештский университет, она работала в Секешфехерваре вначале преподавателем в гимназии, затем её директором.

Долго не выходила замуж. Теперь-то я догадываюсь почему. Возможно, не могла Вас забыть и надеялась на встречу с Вами. Но однажды в город приехала съёмочная группа, и на улице её случайно увидел помощник режиссёра. Сражённый невероятной красотой, он пригласил её сняться в коротком эпизоде. На съёмках бабушка познакомилась с каскадёром, за которого позже вышла замуж. Через год после рождения их дочери, то есть моей мамы, каскадёр, муж бабушки, погиб при выполнении очень опасного трюка. Больше замуж она не выходила, хотя была всё так же красива и эффектна, а от поклонников не было отбоя. И когда родилась я, она всё свободное время стала проводить со мной, заменяя мне мою маму. Ведь своих родителей я знала очень плохо и видела редко. Мама — оперная певица, папа — музыкант-пианист. Постоянные гастроли, концерты, конкурсы, на которых они находились и в которых участвовали, почти отлучили их от дома. Так что вырастила и воспитала меня моя бабушка. За что я ей безмерно благодарна.

Вот, пожалуй, и всё о ней. Теперь немного о себе, вдруг Вам будет это интересно. Заканчиваю колледж, занимаюсь в театральной студии при местном театре. Сейчас репетируем шекспировскую «Ромео и Джульетту». Да, я (извините за нескромность) — Джульетта. Очень хочу сыграть её такой, какой она была, тем более Ромео играет обаятельный мальчик. Он моложе меня на два года. И, кажется, я ему нравлюсь по-настоящему, а не как героиня спектакля. И ещё. Мечтаю побывать в Москве. А теперь и в Вашей Перми. Посмотреть хочется и на Вашу Каму. Почитала о ней кое-что. Сергей, если будете общаться с фотографом Андреем, передайте ему большой-большой привет! Редакция журнала выслала мне номер с моей фотографией. Сейчас часто его просматриваю, вижу себя и вспоминаю Вашу с бабушкой необыкновенную историю любви.

Пишите нам! Не молчите. Мы с бабушкой ждём от Вас письмо. Писать лучше всего на мой электронный адрес, который сообщаю. Можно на русском языке. Вы же знаете, что бабушка им отлично владеет. Прощаюсь с Вами словами, которые она написала по-русски печатными буквами, чтобы я могла их скопировать, что я и делаю. Вот эти слова: до свидания, Сергей!

P. S. Хочу посоветоваться с Вами вот о чём. Пытаюсь писать детские рассказы и сказки. Стараюсь, чтобы они походили на Ваши русские, которые бабушка мне читала, когда я была совсем маленькой. Но пока, чувствую, не получается. Даже не подозревала, какой это тяжелый труд — писать. Так нужно ли этим заниматься?»

«Конечно нужно! Судя по этому письму, ты очень способная девушка. Со временем, не сомневаюсь, у тебя всё получится. Только не опускай руки, даже если вначале будут одни неудачи», — мысленно поддержал я Лену. Пробуя себя в писательском деле и журналистике, я уже знал, какой это адский труд и чаще всего неблагодарный. А ещё подумал о том, какой молодец этот Фима. Сделать такой перевод мог только он.

Немного успокоившись после сенсационного письма Лены, я взялся за электронный ответ. Но, изрядно помучившись, оставил это занятие. Писать мешали всплывшие вдруг неудобные и навязчивые вопросы, которые я задавал сам себе. «Ну зачем тебе нужно было затевать эти поиски, завязывать переписку, вмешиваться в спокойную, отлаженную жизнь чужих тебе людей? — отчитывал я себя. — Хорошо, узнал об Илоне всё. И что же дальше? Будешь добиваться с ней встречи? Но зачем? Чтобы, встретившись, поплакаться в жилетку, пустить «скупую мужскую слезу», пожаловавшись на неудавшуюся жизнь? Но, извини, в том, что она не совсем удалась, виноват ты сам! Наделать столько ошибок и при этом рассчитывать на счастье? Нет уж. Как говорил великий грешник Маяковский, «нету чудес, и мечтать о них нечего». Так что успокойся, по-хорошему попрощайся со своими венграми-австрийцами и ставь на всём этом жирную точку».

Я так и сделал, послушавшись собственного голоса. Написал и отправил Лене письмо на её электронный адрес. Деловое, на русском языке, без всяких восторженных слов признательности и дежурных комплиментов. Правда, не забыв поблагодарить её за очень толковый ответ и пожелав успехов на театральном и литературном поприще. К Илоне я обратился в самом конце письма, сказав очень сдержанно, что рад тому, как успешно сложилась её жизнь. Но неожиданно вскоре получил от неё ответ с просьбой увидеться по скайпу. И сделать это как можно быстрее. Я согласился и в назначенное время, взволнованный, в наутюженном светлом костюме, в белоснежной, светлой сорочке и модном ярком галстуке, ждал её появления на экране монитора. И когда увидел, не поверил своим глазам. На меня, чуть прищурившись, смотрела красивая, средних лет женщина. На Илоне был голубой костюм и лёгкий цветной шарф, повязанный на шее. Её роскошные локоны были собраны в узел, делая лицо открытым и ещё более привлекательным. Всё это: и внимательный взгляд, и строгая причёска и изящный костюм — делали её похожей на какую-нибудь учёную даму. «Это надо же так сохраниться! Как она выглядит! Невероятно!» — восхитился я про себя. Растерявшись, я не мог произнести ни слова и продолжал молча её рассматривать.

— Вот видите… наконец мы и встретились. Здравствуйте, Сергей! — тихо проговорила Илона. — Может быть, останемся, как когда-то, на «ты»?

— Да, конечно. Никаких «выканий». Извини, волнуюсь, поэтому не поздоровался. Здравствуй, Илона!

От моей сдержанности не осталось и следа. И теперь я думал только о том, как бы это явление на экране — Илона — вдруг не исчезло.

— Ещё раз здравствуй, Сергей! Ты прекрасно выглядишь.

— Спасибо за комплимент. Хотя, если поставить нас рядом, мы будем смотреться как старый пень и стройная берёзка. Ты изумительна! Молода, красива. Даже подумалось: а ты ли это?

— Вот уж не думала, что, встретившись, наконец, мы начнём разговор с легкомысленных шуток.

— Но я не шучу…

— Я тоже. Сейчас смотрю на тебя, элегантного, с благородной сединой, а вижу отчаянно смелого сержанта в сапогах и гимнастёрке, отплясывающего со мной чардаш. Прошло столько лет, но ничего не забылось. Помню, как мы убежали от твоего полковника, как болтали на скамейке под акацией и как прощались. Я видела, что ты очень хочешь меня обнять, но была не готова к этому. И попросила тебя сделать это завтра. О чём потом очень жалела. Ну почему мы всё откладывали на завтра? И зачем? Если бы мы знали, что эта встреча будет последней… А может быть, ты об этом догадывался, но скрывал от меня?

Заметив, что я собираюсь что-то произнести, Илона прижала палец к губам.

— Не перебивай меня! Дай выговориться. Тем более я почти знаю, что ты хочешь мне сказать. Дослушай меня, пожалуйста. Когда, простившись, ты ушёл, мама попросила меня рассказать, как мы познакомились. Стало ясно, что скандала не избежать, поэтому я рассказала всё, ничего не утаивая. Удивительно, но обошлось без грозных маминых упрёков, хотя было видно, что она очень огорчена и недовольна. С тех пор, как три года назад, в 1956 году, сражаясь на стороне восставших венгров, мой папа был тяжело ранен, мама стала очень плохо относиться к русским военнослужащим. Но в этот раз она неожиданно посочувствовала мне. «Какой он ещё мальчишка — этот твой Сергей! — вздохнула она. — Жаль мне тебя… Да и его тоже. Ох и настрадаетесь вы оба!»

На следующий день задолго до вечера я уже была на месте нашей встречи, возле скамейки, и стала ждать тебя. Сидела до полуночи, но ты не появился. За мной пришла мама и увела домой. Я проплакала всю ночь и в полдень снова пошла в сквер ждать тебя. Но так и не дождалась. Не появился ты ни на третий день, ни на четвёртый. И тогда, боясь, что ты вот-вот уедешь домой и я тебя больше не увижу, пошла к вашему военному городку, встала к забору возле будки с часовыми и стала высматривать тебя среди солдат, ходивших по городку. Неожиданно ко мне подошли два офицера и стали спрашивать меня, что я здесь делаю. Я им ответила по-венгерски, что не понимаю, о чём они говорят. Офицеры ушли, видимо пожаловавшись на меня в полицию. Потому что вскоре подъехали полицейские и увезли меня в участок. Там долго допрашивали и отпустили домой только тогда, когда я согласилась подписать какой-то документ, который даже не читала. За мной и за мамой установили слежку. Позже я узнала, что меня заподозрили в шпионаже. Дома были обыски, меня часто вызывали в полицейское управление, допрашивали. От всех этих унижений хотелось скрыться, уйти или уехать куда глаза глядят. Но наступал новый день, и я после бессонной ночи опять заглядывала в почтовый ящик или бежала на почту, снова успокаивая себя тем, что сегодня я уж точно получу от тебя письмо… Но ты продолжал молчать. Это молчание и неизвестность лишали меня последних сил. И тогда я решила уйти в монастырь, несмотря на протесты мамы. Но в монашестве мне отказали, сказав, что я слишком молода. Осталась последняя надежда на вашего православного бога. Я зачастила в христианский храм (в своём католическом я бывала регулярно), часами стояла перед образами Иисуса Христа, умоляя его простить меня, католичку, если я его разгневала, но помочь встретиться с тобой. Или получить от тебя хотя бы записку. Но, видимо, мои мольбы не дошли до наших богов. Письма от тебя по-прежнему не было. Я возненавидела почтовый ящик и почтальонов и вскоре уехала в Будапешт, поступив в университет на отделение русского языка и литературы. То, что я теперь изучала, роднило меня с тобой. И у меня, и у тебя были теперь одни и те же писатели и поэты. Я зачитывалась вашими классиками. Многие произведения знала наизусть. Даже стала думать по-русски. Тему для своей диссертации выбрала тоже очень близкую мне — «О влиянии творчества русских писателей-классиков на венгерскую литературу». После её защиты вернулась домой в Секешфехервар, хотя получила официальное предложение работать в Венгерской академии наук.

— Теперь понятно, откуда у тебя такое блестящее знание русского языка, — не сдержавшись, заметил я. — Ни малейшего акцента, феноменально правильное построение фраз, предложений! Абсолютно русские слова, обороты речи… невероятно! Может быть, тебе, иностранке, стоит приехать к нам в Россию, чтобы позаниматься с нашими тупоголовыми правительственными чиновниками, министрами, губернаторами и депутатами. Ведь двух слов связать не могут! Выдают иногда такое, что уши краснеют.

— Посоветуй им, кроме Пушкина, Лермонтова, Толстова, читать ещё и Распутина, Шукшина, поэта Игоря Тюленева.

— Тебе нравится Тюленев? Спасибо! Это наш земляк. Незаурядная личность и такой же большой талант. Кстати, когда что-то пишу, нередко кладу рядом томик рассказов Василия Макаровича Шукшина. И нет-нет да заглядываю в него.

— Ты пишешь? Интересно, что? Рассказы, романы, повести?

— Так… ничего серьёзного. Статьи, очерки. Правда, недавно вышел мой роман «Любовь». Книга понравилась известному сценаристу и режиссёру Виктору Мережко. Он посоветовал взяться за сценарий. Но нет, сценарий — это не моё.

— О чём роман?

— Название соответствует содержанию: он о любви и довольно автобиографичен.

— Ты пошлёшь мне его? На мой электронный адрес. Может быть, прочитав его, я хоть что-то узнаю о твоей личной жизни, которую ты окутал глубокой тайной.

— Совсем нет. Просто, в отличие от твоей насыщенной и интересной жизни, в моей нет ничего радужного. Дважды женат, трое сыновей. Рослые красавцы, не пьют, не курят. Сами стали отцами. Старший, Алексей, как и я, нефтяник, вот-вот будет дедом. Вот, пожалуй, и всё.

— Да… как у вас говорят, не густо. Хорошо, не хочешь говорить о себе — не говори. Но понимаешь… я по-прежнему не знаю, почему ты так и не пришёл на встречу со мной. Не написал ни одного письма. Ты не хочешь рассказать об этом, Серёжа? Или это тоже какая-то тайна?

— Да нет тут никакой тайны, Лена! Просто мои неприятности по сравнению с тем, что пришлось пережить тебе, — так, ничто, мелочь. Но рассказать об этом, конечно, нужно.

И я рассказал Илоне, что произошло со мной после того, как мы расстались. Скрыл только правду о том, как был уничтожен клочок газеты с её адресом, сказав, что его выкрали в дороге вместе с документами. Илона слушала молча, напряжённо глядя на меня. Но когда я стал рассказывать, как, будучи туристом, попал в Секешфехервар и, заблудившись, оказался возле Дома офицеров, не выдержала и закрыла лицо руками.

— Если бы я знала хоть что-то, хоть немного… мне было бы легче пережить всё это. — Илона опустила руки, и я увидел глаза полные слёз. — Извини, Серёжа… — Она убрала слезинки кончиком шарфа. — Господи, какая бессмысленная жестокость! И за что? За то, что двое молодых, встретившись, потянулись друг к другу? Между прочим, мама всегда за тебя заступалась. «Сергей не мог тебя обмануть. Он не такой. Мне кажется, с ним что-то случилось», — говорила она. Я очень хотела, старалась ей верить. Но эта вера слабела с каждым днём. И всё чаще представляла тебя рядом с красивой русской девушкой. Даже видела вас обоих во сне. Это было похоже на пытку. В такие минуты мне казалось, что я переставала тебя любить. Прости меня! Если бы я знала, что с тобой произошло…

— Всё! Лена, прошу тебя, больше об этом ни слова! Да, нам, как говорят, досталось. Но, наперекор всему, мы нашли друг друга. Помогли боги, которых ты умоляла помочь нам. Думаю, мы должны встретиться в Секешфехерваре и поблагодарить их за это, помолившись и в твоём католическом, и в моём православном храме. И сделать это как можно быстрее.

…Они прощались, улыбаясь друг другу. Это были хорошие улыбки, правда, чуть усталые, какие бывают у людей, одолевших все невзгоды и неудачи. Людей, не картинно ликующих, а торжествующих скромно и с достоинством. За долгие годы непростых жизненных испытаний оба научились не только беречь и сохранять свои чувства, но, когда это нужно, прятать их в себе, не афишируя это бесценное человеческое состояние — любить и быть любимым.

Поздним вечером двое — он и она — подошли к Дому офицеров в Секешфехерваре. Он погладил стену здания рукой.

— Надо же! Столько лет прошло, а он не изменился, всё такой же торжественный и величественный. Только весь в рекламах и афишах.

— Сейчас это помещение концертного зала. — Она взяла его под руку. — Зайдём туда? Дверь, кажется, не заперта.

Стараясь не шуметь, они осторожно прошли в зрительный зал и сели в заднем ряду. Впереди в полумраке виднелась сцена.

— Ты тогда стоял вон там, у самого края, на середине сцены. Молодой, подтянутый и немного озорной.

— А ты сидела в третьем ряду, второе кресло от прохода. Невероятно красивая и изящная, как Золушка из сказки.

— Спасибо. Ты знаешь… у меня есть для тебя сюрприз. Очень хочу прочитать тебе отрывок из стихотворения одного вашего известного поэта. Его фамилию, к сожалению, не запомнила. А этот кусочек выучила потому, что… ты только не смейся, обещаешь? — она посмотрела ему в глаза. — Потому что продолжала тебя не только любить, но и безумно ревновать, стыдясь и пряча от тебя эту ревность. Стихи как раз об этом, вот послушай:

Жив-здоров? Не глядишь на другую?

Вот и всё. Остальное стерплю.

Не грустишь? Но и я не тоскую.

Разлюбил? Но и я не люблю.

Просто мне, чтоб по белому свету

Подниматься дорогой крутой,

Нужно верить, что дышишь ты где-то.

Жив-здоров. И не любишь другой.

Правда, замечательные строки?

— Удивительные! Просто волшебные! А ведь я мысленно разговаривал с тобой почти такими же словами. И верил, что дышишь ты где-то, жива и здорова и не ищешь другого. Эти блистательные стихи, мне кажется, нужно знать всем, кто подхватил болезнь под названием «любовь». Говорю это и представляю такую картину: ты стоишь на сцене и читаешь эти стихи. Закончив читать, умолкаешь. Зал взрывается аплодисментами. Я срываюсь со своего места и увожу тебя в фойе, где уже звучит мелодия нашего чардаша. Счастливые, мы кружимся в этом зажигательном танце. И нет на свете силы, которая остановила бы нас или не позволила исполнить его до самой последней ноты.