Почему мы уверены. Разумных причин для веры в Бога гораздо больше, чем вы думали

Сергей Худиев, 2023

Эта книга – для тех, кто искренне хочет разобраться, во что верят христиане и какие у них основания считать, что они правы. Ее автор – один из самых известных в России православных журналистов, постоянный обозреватель и колумнист интернет-изданий «Православие. ру», «Православие и мир», «Взгляд. ру», ведущий передач на радиостанциях «Радонеж», «Вера» и «Теос», автор статей в журналах «Фома», «Альфа и Омега». В книге подробно разобраны самые разные сомнения и недоумения, которые могут возникать у современных людей, знакомящихся с Православием. Читатель убедится, что вера в Бога, Которого знает христианство, не просто разумна, а гораздо более рациональна и доказательна, чем агностицизм и неверие.

4. «Нет ни малейших доказательств, что Бог есть!»

Напротив, такие доказательства существуют, и прямо сейчас мы ими займемся.

Нравственный аргумент

Этот аргумент представляется наиболее очевидным и простым — с него, например, начинает английский писатель Клайв Стейплз Льюис в своей книге «Просто христианство». Его можно сформулировать по-разному. Я воспользуюсь формулировкой американского философа Уильяма Лэйна Крейга. В этой формулировке аргумент выглядит так:

• если Бога не существует, то не существует и объективных моральных ценностей или обязательств;

• объективные моральные ценности и обязательства существуют;

• следовательно, Бог существует.

Рассмотрим этот аргумент подробнее и начнем прямо с первого пункта: если Бога не существует, то не существует и объективных моральных ценностей или обязательств.

Что такое «объективные моральные ценности и обязательства»?

Объективной реальностью школьный учебник физики называет то, что существует независимо от нас и наших мыслей об этом. Члены первобытного племени могут верить, что совершение магического обряда вызывает дождь, а некоторые современные горожане — что некоторые действия привлекают удачу в делах или счастье в личной жизни. Но объективно, на самом деле, в реальной действительности это не работает.

Так же обстоит дело с объективными моральными ценностями и обязательствами: они существуют независимо от нас и наших мнений.

Некоторые современные мыслители, например, Питер Сингер, выступают за легализацию инфантицида, то есть не только за аборты, но и за возможность легально умерщвлять уже рожденных младенцев. Допустим, что их точка зрения принята всеми в мире: все согласились, что убивать младенцев можно. Будет ли правильно убивать младенцев, раз с этим все согласны? Перестанет ли это быть злом? Нет, не перестанет. Объективно неправильно лишать жизни невинное человеческое существо, каковым является младенец, независимо от того, что думают по этому поводу те или иные (или даже все) люди. Человек, который убивает младенца, объективно совершает злодеяние — даже если его действие полностью легально, даже если общество его одобряет.

«Ну конечно, убийство невинного — объективное зло, — можете сказать вы. — Но при чем тут Бог?»

Ну хорошо, вы согласны, что убивать младенцев — великое зло, а вот Питер Сингер (весьма уважаемый философ) считает, что это вполне допустимо. Кто-то согласен с вами, а другие — с ним. Почему же именно ваше, а не его убеждение объективно верно? С какой объективной точки зрения мы должны посмотреть, чтобы рассудить между вами? В мире, где нет никаких других моральных авторитетов, кроме людей, всё, чем мы располагаем, — это мнение одной группы людей против мнения другой группы. Вы считаете, что они неправы, они придерживаются такого же мнения о вас, а есть еще другие группы со своими предпочтениями. Расистов страшно возмущают межрасовые браки, веганов — употребление в пищу мяса; у всех свои представления о допустимом. В атеистической вселенной просто не существует какого-то объективного критерия, с которым мы могли бы сопоставить все эти мнения, чтобы оценить их правильность. Все суждения носят неизбежно субъективный характер. Все нравственные «ты должен» — не больше, чем требования, выдвигаемые от имени тех или иных групп людей, причем разные группы выдвигают разные требования. И с какой стати я или вы должны слушать тех или других, или вообще кого-либо?

Тут самое время перейти ко второму пункту нравственного аргумента: объективные моральные ценности и обязательства существуют.

Об этом говорит наш нравственный опыт. Мы, люди, сознаем, что должны поступать определенным образом, что определенные поступки заслуживают порицания, а другие — похвалы. Даже люди, которые на словах отрицают объективный характер морали, будут искренне возмущены, если вы попробуете поступить аморально по отношению к ним — украсть их деньги или нарушить данные им обещания.

Это всеобщее сознание морального закона особенно ярко проявляется в нашей склонности порицать и осуждать других людей. Как пишет апостол Павел, «итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий [другого], ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя [другого], делаешь то же» (Рим. 2:1). Ругая других людей за нечестность, недобросовестность, лень и черствость, мы тем самым провозглашаем, что они обязаны быть честными, добросовестными, усердными и добрыми. Мы обращаемся к какому-то закону, который они должны соблюдать, но не соблюдают; к какому-то стандарту поведения, отступление от которого делает их виновными. Но раз такой стандарт существует, он относится и к нам самим: мы сами должны вести себя определенным образом и оказываемся виновны, если не делаем этого. Даже самый решительный атеист, когда он порицает духовенство или восхваляет своих собратьев-атеистов, апеллирует к какой-то моральной норме, к объективному закону, которому до́лжно повиноваться.

И, наконец, вывод: следовательно, Бог существует.

Итак, люди сознают, что они (и их ближние) обязаны поступать определенным образом. Они оказываются виновны и заслуживают порицания, если так не поступают.

Кто (или что) является источником этих обязательств? Кому они обязаны?

Обществу? Не похоже: случается, что именно человек, выступающий против своего общества (например, немецкий антифашист), поступает по совести. Общество бывает неправо, и нередко люди требуют изменить те или иные общественные установления, находя их жестокими, несправедливыми или аморальными. Но для этого они должны обращаться к какому-то более высокому, чем у общества, стандарту справедливости и милосердия. Откуда он берется? И откуда берется наше обязательство ему повиноваться? Чьей властью совесть требует от меня поступать определенным образом? Требования совести — это не дружеские советы, которые можно без последствий отвергнуть; противление совести делает нас виновными — но перед кем? Перед Кем-то, Кто, во-первых, является Личностью: нравственные предпочтения, способность судить и оценивать могут быть только у личности. Во-вторых, — обладает правом налагать на нас эти обязательства и ответственность за их исполнение И, в-третьих, — является Законодателем и Судией для всех людей без исключения: нравственные обязательства распространяются на каждого из нас.

Единственный, кто отвечает таким критериям, — Бог.

Итак, наш опыт нравственного долженствования указывает на реальность Законодателя, Который является Автором Закона; на Царя, Который имеет власть обязывать нас Ему повиноваться; на Судию, перед Которым мы несем ответственность. Как говорит пророк Исайя: «Ибо Господь — судия наш, Господь — законодатель наш, Господь — царь наш; Он спасет нас» (Ис. 33:22).

Но против нравственного аргумента можно выдвинуть ряд возражений…

Давайте их подробно рассмотрим.

В Библии есть примеры того, как Бог менял мораль. То есть абсолютной морали нет и у Бога?..

Тут нам следует отметить две вещи. Во-первых, нравственный аргумент совершенно не зависит от Библии, Церкви или от того, что богословы называют «специальным откровением» (то есть зафиксированным в религиозной традиции). Он относится к так называемому «общему откровению» — к тому, что можно знать о Боге и вне библейского откровения. Нравственный аргумент вообще не обращается к Библии или Церкви. Он лишь указывает нам на бытие нравственного Законодателя и Судии, и указывал бы, даже если бы никакой Библии люди никогда не видели. Поэтому критика Библии никак не подрывает этот аргумент.

А во-вторых, отметим, что Библия — это история взаимодействия людей и Бога, и, конечно, понимание людьми Божьего закона (но не сам этот закон!) менялось.

Более подробно на критику Библии мы ответим отдельно, в других разделах этой книги.

А каковы критерии объективности в моральной сфере? Вы говорите, что убивать младенцев аморально. Я с этим согласен, но ведь общества с жертвоприношениями младенцев богам существовали! Значит, их «моральная объективность» была другая?

«Объективно» то, что существует независимо от нас и наших мнений, в том числе и от мнений других людей. Существовали общества, где приносить младенцев в жертву Ваалам и прочим «божествам» считалось правильным. Были общества, где лишать жизни раба не считалось преступлением. Сейчас мы живем в обществе, где считается допустимым лишать жизни младенцев во чреве матери. А «объективность» морали означает, что добро и зло не меняются в зависимости от взглядов, принятых в том или ином обществе.

При этом, конечно, люди могут расходиться во мнениях о том, что́ именно сообразно этому объективному моральному закону и какие действия из него вытекают. Точно так же дело обстоит и с обычным, юридическим законом. Адвокаты сторон, очевидно, трактуют закон по-разному, каждый — в интересах своего клиента. Но для того, чтобы между сторонами имел место судебный процесс (а не драка), они должны апеллировать к одному и тому же своду законов. Притязания (обоснованные или нет) тех или иных людей на то, что их позиция «законна» и «справедлива», возможны только в том случае, если существует сам этот закон.

В разных обществах существуют разные нравственные нормы: то, что считалось нормальным, например, у ацтеков, сегодня нами воспринимается как дикость. Так существует ли действительно всеобщий закон?

Мы все порицаем общества, в которых было принято безнаказанно убивать рабов или приносить в жертву младенцев. А это неизбежно означает, что мы признаем какой-то моральный стандарт, по которому можно оценивать любое человеческое общество. Когда мы порицаем одни общества за дикость и жестокость, а другие хвалим за цивилизованность и гуманность, мы уже прилагаем к ним всем какой-то общий, универсальный стандарт.

Нравственность — это инстинкт, который сформировался в ходе эволюции, когда стадные приматы учились сотрудничать и преодолевать внутристадные конфликты. Разве не так?

Проблема этого объяснения в том, что оно отвечает не на тот вопрос. Мы вполне можем принять, что стадные животные, и в том числе приматы, вырабатывают какие-то правила внутристадного поведения. Более того, мы можем согласиться, что стадные животные иногда могут проявлять то, что мы бы назвали «альтруизмом», по отношению к членам своей группы. Но это никак не отвечает на вопрос: почему я должен поступать определенным образом? Еще английский философ Дэвид Юм в XVIII веке обратил внимание на то, что из фактов о мире никак невозможно вывести наши моральные обязательства: из «есть» не следует никакого «должно быть» (так называемая «гильотина Юма»).

Стадные приматы придумали помогать друг другу? Очень хорошо, я рад за них, но к чему это обязывает меня? Каким образом некие предполагаемые (и давно мертвые) эволюционные предки могут указывать мне, что я должен и чего я не должен?

То, что мы предъявляем друг к другу и сами к себе моральные требования, вовсе не обязательно подразумевает наличие «объективных моральных обязательств». Верите вы в Бога или нет, но, если мы с вами подписали договор, то у каждой из сторон есть право требовать его соблюдения просто по факту взятия на себя подписантом соответствующих обязательств.

Тут возникают три проблемы.

Во-первых, сам факт заключения договора предполагает, что еще до его подписания обе стороны приняли нравственное обязательство: «ты всегда должен соблюдать договоры, даже если это тебе во вред». А почему это вдруг? Может быть, я принадлежу к одному из тех сообществ, где обмануть чужака — дело чести, доблести и геройства? Пусть даже это сообщество состоит из меня одного: допустим, по моему личному убеждению, какие угодно договоры можно нарушать, пока это сходит мне с рук. Я неправ и виновен? Перед кем? По какому стандарту?

Во-вторых, договор, например, служащих «СС» с фюрером требовал с их стороны беспрекословного повиновения и исполнения приказов. Тем не менее, мы порицаем как злодеев тех, кто исполнил этот договор, и хвалим тех, кто его просаботировал. То есть мы не считаем, что договор надо соблюдать во всех случаях без исключений. Есть нравственные обязательства — например, воздерживаться от убийства заведомо невинных людей, — которые выше договора.

В-третьих, сам факт того, что мы заключили договор, не очевиден. Заключение договора — это все же некий осознанный акт, и когда вам сообщают, что вы, оказывается, имеете обязательства по некоему договору, который осознанно не заключали, вы вправе возмутиться. Вы, к примеру, не обязаны выплачивать кредит, которого не брали.

Любая провозглашаемая вами (даже в одностороннем порядке) нравственная максима возлагает на вас самих обязательство ее соблюдать. Например, если вы провозглашаете, что надлежит быть скромным и воздержанным, это делает обоснованным обращенное к вам требование жить скромно и воздержанно.

Тут у нас два затруднения.

Во-первых, получается, что мы заранее возлагаем на любого человека нравственное обязательство быть правдивым — еще до того, как он что-либо провозгласил. «Ты должен быть правдивым и последовательным» — требование, которое само по себе повисает в воздухе. Почему должен-то? А вот такой умный политолог, как Макиавелли, объясняет, что для политика всегда быть правдивым невозможно: напротив, в интересах государства он должен говорить одно, а делать другое.

Во-вторых, представим себе, что некий экстремист перед лицом своих товарищей торжественно пообещал взорвать себя в теракте. Но потом передумал и решил жить долго и счастливо, бросил своих товарищей, уехал в далекую страну и зажил там мирно и спокойно. Будут ли правы его товарищи, предъявляя к нему нравственные упреки? Ведь он определенно нарушил взятые на себя обязательства! Очевидно, нет. И к этому, и к любому другому случаю мы неизбежно прилагаем какие-то внешние критерии, какой-то объективный моральный закон, согласно которому оцениваем, какие обязательства надо соблюдать, а какие — нарушить.

Нравственность может носить эмоциональный характер. Например, наше нравственное чувство возмущают проявления подлости и жестокости. Никакой объективный закон для этого не нужен.

Для возмущения — не нужен. Точно так же расист может возмущаться, например, межрасовым браком. Его возмущение будет глубоким и искренним, но мы вряд ли его разделим и вряд ли решим, что оно нас к чему-то обязывает. Точно так же мое или ваше эмоциональное возмущение чем бы то ни было ни к чему не обязывает других людей. В утверждении «я испытываю такие-то чувства, и поэтому ты должен» нет никакой логики.

Эстетический аргумент

Эстетический аргумент обращается к нашему опыту красоты в мире.

Мы все — и верующие, и атеисты — переживаем чувство красоты, то, что называется эстетическим опытом. Яростный атеист Кристофер Хитченс, например, говорит: «Если вы потратите немного времени на то, чтобы рассмотреть поразительные фотографии, сделанные космическим телескопом Hubble, вы увидите вещи намного более таинственные, прекрасные и повергающие в трепет… чем любые религиозные истории о"творении"или"конце света"».

Другой известный атеист, английский писатель-фантаст Терри Пратчетт, чувствуя приближение смерти, писал: «Когда на горизонте замаячит конец игры, я хочу умереть, сидя в кресле, в моем собственном саду, с бокалом бренди в руке, с Томасом Таллисом в айподе, потому что музыка Томаса способна приблизить к раю даже атеиста».

У нас всех есть опыт переживания красоты — великолепия осеннего леса или (как у Пратчетта) красоты великой музыки. Более того, мы способны переживать красоту как ценность: великие картины прячут за пуленепробиваемое стекло, чтобы сохранить их от воров и вандалов, а некоторые местности объявляют заповедниками, чтобы сохранить их первозданное великолепие. Эта красота ставит перед нами определенный вопрос. Отражает ли наш опыт красоты некую реальность, которая существует в мироздании до нас, и которую мы просто — с благоговением и благодарностью — осознаем? Или красота — это только иллюзия, чисто субъективное переживание, которому не соответствует ничто за пределами нашего сознания?

Конечно, все мы способны переживать чувство красоты. Но как это доказывает бытие Бога?

Двумя путями. Их называют объективным и субъективным эстетическими аргументами. Субъективный эстетический аргумент обращается к нашей способности переживать красоту, объективный — к реальности красоты во вселенной.

Объективный эстетический аргумент

Рассмотрим сначала объективный эстетический аргумент. Тот же Хитченс призывает нас обратить внимание на то, что вселенная прекрасна. Мы воспринимаем красоту как некое объективное свойство мироздания. Даже атеист описывает звезды и галактики как «таинственные, прекрасные и повергающие в трепет». Даже он говорит так, как будто красота — это объективное свойство мироздания, которое мы признаем; не нечто, что мы привносим от себя, но то, что реально присутствует в мире.

Но откуда в мире может быть красота? Вселенная без Бога, вселенная, в которой нет ничего, кроме материи, бесконечно вращающейся по неизменным законам, не может породить красоты, потому что у безличной материи не может быть эстетических предпочтений. Такие предпочтения могут быть только у Личности, Художника и Строителя всего.

Приняв атеистическую картину мира, мы были бы вынуждены принять, что в мироздании как таковом нет ни величия, ни красоты, ни смысла, ни цели; всё это — не более чем наши оценки и субъективные переживания. Правильны ли это оценки? Это бессмысленный вопрос, как бессмысленно само мироздание. Бессмысленно спрашивать, правильно ли вы понимаете текст, если это и не текст вовсе, а случайная россыпь точек. Бессмысленно задаваться вопросом, смогли ли вы по достоинству оценить красоту звездного неба, если в звездах просто нет никакой красоты, которую можно было бы оценивать.

Но если вы признаете во Вселенной подлинную, объективную красоту, вы тем самым признаете некий стоящий за ней творящий разум, который предпочитает красоту, а не уродство.

Еще язычник Платон в диалоге «Тимей» говорит о том, что космос — прекраснейшая из возникших вещей, а его Устроитель — наилучшая из причин.

Субъективный эстетический аргумент

Этот вариант эстетического аргумента обращается к нашей способности переживать и ценить красоту. В материалистической картине мира все наши способности — не только телесные, но и те, что мы относим к духовной составляющей нашей личности, — есть плод эволюции, то есть процесса, в ходе которого качества, полезные с точки зрения продвижения генов, закреплялись, а неполезные отсеивались.

Можно приискать эволюционное объяснение тому, что, например, лица противоположного пола кажутся нам красивыми (гены хотят продвинуть себя), или что вид накрытого стола радует глаз (эволюция велит нам хорошо питаться). Но это может как-то объяснить только очень узкий сегмент нашего эстетического опыта. Далекие галактики, ниагарский водопад или осенний лес несъедобны и вряд ли сексуальны; отыскать эволюционный смысл в нашей способности ценить их едва ли возможно. Есть гораздо более простое объяснение: эта способность видеть и ценить красоту вложена в нас нашим Создателем.

Ваши рассуждения будут хороши и основательны, если вы сумеете дать объективное определение красоты.

В этом нет необходимости, потому что мы исходим из общего для нас, верующих и атеистов, эстетического опыта.

Но у людей разные представления о красоте! Представители некоторых культур (или даже субкультур) могут так «красиво» нарядиться и накраситься, что непривычный человек испугается…

Чья-то эстетическая неразвитость не отменяет того, что люди эстетически развитые способны воспринимать красоту и видеть ее в одном и том же. Бах — великий композитор: это могут воспринять как верующие, так и атеисты. Кому-то, возможно, Бах покажется скучным, ему будут гораздо интереснее песенки-однодневки. Но это никак не отменяет опыта других людей, которые, независимо от их веры или неверия, способны оценить музыку Баха.

Точно так же встречаются грубые люди, неспособные оценить красоту природы; но их эстетическая неразвитость никак не ставит под вопрос опыт тех, кто может наслаждаться этой красотой.

В мире также много уродства. Не должны ли мы сделать из этого вывод, что предполагаемый Создатель мира любит уродство?

Уродство не обладает самостоятельным бытием, оно существует только на фоне красоты. Это порча, нехватка, умаление. Мы можем сказать, что вандал «изуродовал» картину, или раны «изуродовали» человека, или плохая постановка «изуродовала» пьесу — только при условии, что существует правильный, «неизуродованный», первозданный образ картины, человека или пьесы. «Уродство» — это когда что-то пошло не так, сломалось, испортилось. Как и зло вообще, уродство несубстанционально, это дыра, порча, как прореха в штанах или дупло в зубе. Это не что-то созданное, а порча в созданном. С христианской точки зрения это результат греха, но и в любой другой картине мира уродство — это что-то вторичное. Это нехватка красоты там, где она должна быть, как тьма — это нехватка света. Поэтому уродство, в отличие от красоты, ничего не доказывает.

Наше переживание красоты — это всего лишь субъективные реакции в цепочках наших нейронов. Почему вы решили, что они должны отражать какую-то объективную реальность?

По двум причинам. Во-первых, мы делаем какие-то утверждения о реальности на основании нашего опыта. Наш опыт может быть иллюзорным: например, мы можем увидеть воду на дороге и, подъехав, убедиться, что это мираж. Но, чтобы объявить какой-то опыт иллюзорным, мы должны сопоставить его с каким-то более достоверным опытом. Например, воду, которую мы увидели издалека, — с сухой пустыней, которую мы обнаружили на месте. На каком основании мы могли бы утверждать, что наш опыт красоты иллюзорен и ему ничего не соответствует в реальности? Если мы говорим: «на самом деле туманность Андромеды не красива, это только чисто субъективная реакция в твоих нейронах», — то откуда мы берем это «на самом деле»? Как мы в этом убедились? «Весь наш опыт сводится к реакциям в цепочках нейронов» — утверждение, которое является предметом веры, и притом, как мы уже рассматривали, предметом крайне спорным.

Во-вторых, даже атеисты воспринимают красоту как некую объективную ценность и постоянно высказываются именно в этом ключе. Когда атеист Кристофер Хитченс призывает нас взглянуть на фотографии галактик, он едва ли хочет обратить наше внимание на реакции в его личных нейронах — он призывает нас восхититься красотой вселенной. Когда Докинз негодует на талибов, разрушивших старинные статуи Будды, он не хочет сказать: «ой, это производит неблагоприятные реакции в моих нейронах». Он явно имеет в виду, что разрушен прекрасный памятник, и это объективно, в реальности, немалая потеря.

И в этом случае, как во многих других, атеизм предстает перед нами как мировоззрение, которого невозможно придерживаться последовательно.

Космологический аргумент: можно ли объяснить существование Вселенной без Бога?

Вселенная требует причины, и эта причина — Бог

Объяснить — значит указать причину. Вселенная требует причины, и эта причина — Бог. Об этом говорит космологический аргумент.

Его можно кратко сформулировать так:

• Всё, что начало существовать, имеет причину

• Вселенная начала существовать

• У вселенной есть причина, находящаяся вне ее, и эта причина — Бог.

Этот аргумент может показаться несколько трудным, отвлеченным и философским, но на самом деле ничего особенно сложного в нем нет. Он восходит еще к Аристотелю, а подробно его сформулировал знаменитый средневековый мыслитель Фома Аквинский.

Космологический аргумент связан с вопросом о причине существования. Великий германский философ Готфрид Вильгельм Лейбниц сформулировал этот вопрос так: «почему существует нечто, а не ничто?» Этот аргумент встречается в различных формах, но мы рассмотрим только одну — аргумент «от обусловленности» (или «от случайности»).

Почему существует ноутбук, на котором я пишу этот текст? Я купил его в магазине. Как он туда попал? Его изготовили на заводе, и это потребовало как определенного сырья, так и усилий множества людей — математиков, изобретателей, инженеров, рабочих. Причины существования моего ноутбука лежат вне его; он обладает, как говорят философы, обусловленным (или случайным — в том смысле, что его могло бы и не быть) бытием. Таким же обусловленным бытием обладаю и я сам. Я существую благодаря браку моих родителей, дышу воздухом, потребляю воду и пищу — для всего этого необходимо как минимум существование нашей планеты с ее условиями для жизни. Планета Земля также не является своей собственной причиной — она образовалась около четырех с половиной миллиардов лет назад из материи, которая существовала до этого. Существование Солнца тоже обусловлено внешними причинами: оно сформировалось в результате процессов звездообразования в нашей галактике. Существование галактик обусловлено процессами, восходящими к моменту образования нашей вселенной, который космологи называют «большим взрывом». Чем обусловлен «большой взрыв», ученые (пока, во всяком случае) не знают.

Если всё — от ноутбука у меня на столе до галактик за миллиарды световых лет от меня — получает существование от чего-то (или кого-то) еще, то в самом конце цепочки должен существовать некий источник бытия; первопричина, которая не нуждается в том, чтобы получать существование от кого-то внешнего; которая обладает абсолютным, независимым бытием.

Что можно сказать об этой первопричине?

Она вечна — ведь, если бы она возникла во времени, ей предшествовало бы что-то, что привело ее в бытие, и она уже не была бы первопричиной.

Но вечная причина предполагала бы и вечное следствие: например, вечный мороз предполагал бы вечный лед. Породить цепочку причин и следствий во времени первопричина может только при условии, что она обладает еще одним качеством — свободной волей и сама принимает такое решение.

Почему цепочка причин и следствий не может быть бесконечной?

По ряду причин, но для экономии места просто обратим внимание на то, что бесконечная цепочка никак не снимает вопроса об источнике. Представьте себе, что на ваш компьютер приходит письмо с воззванием: «Спасем леса Амазонки!» Это письмо прошло через множество компьютеров, через множество стран и континентов; люди, согласные с этим воззванием, пересылали его дальше — но мы, естественно, предположим, что у него был автор. Кто-то, озабоченный сохранением лесов Амазонки, запустил его в интернет. Вряд ли нас убедит предположение, что письма никто не писал, оно просто вечно и бесконечно крутится во всемирной сети. Чтобы оно могло там крутиться — вечно или нет, — кто-то должен его написать.

Так же обстоит дело и с существованием. Постулирование бесконечной цепочки никак не отвечает на вопрос, откуда в этой цепочке взялось существование.

Почему Вселенная не может быть вечной?

Теоретически можно было бы сказать, что мир существовал всегда, но против этого предположения говорит однонаправленность времени, одним из проявлений которого является второе начало термодинамики. Например, водород в недрах звезды превращается в ходе термоядерной реакции в гелий, энергия излучается в пространство — но обратного процесса не происходит: фотоны не собираются в одной области, чтобы превратить гелий обратно в водород. Пока вы читаете этот текст, количество водорода во Вселенной необратимо уменьшается. В бесконечно старой Вселенной он бы выгорел уже бесконечно давно и все звезды уже бы погасли.

В наши дни ученые сходятся на том, что возраст Вселенной ограничен и составляет примерно 13,7 миллиарда лет.

Существуют варианты космологического аргумента, которые не требуют в качестве предпосылки, чтобы у вселенной было начало. Аристотель как раз считал, что Вселенная начала не имеет, и о Боге говорил как о Перводвигателе, а не Первопричине. Но мы используем здесь более простой вариант.

Почему Вселенная сама по себе не может быть такой первопричиной? Почему она сама не может обладать абсолютным, необусловленным бытием?

Потому что сколько угодно материальных и обусловленных вещей — ноутбуков, звезд, планет, галактик — не могут составить в сумме нечто абсолютное.

Признавая, что мы с вами сейчас существуем, мы признаем некий источник существования — вечный, находящийся за пределами материальной Вселенной и однажды принявший решение привести эту материальную Вселенную в бытие.

Почему первопричина Вселенной не может быть материальной?

Давайте начнем с определения материи. Материя — это та часть реальности, поведение которой полностью определяется законами природы. Нечто, обладающее массой, протяженностью и локализацией в пространстве. То есть материя для своего существования требует уже существующей Вселенной, с пространством, законами природы и т. д. Нечто материальное не может быть причиной Вселенной, потому что может существовать только в уже существующей Вселенной. Фактически, сказать: «у Вселенной есть материальная причина», — это всё равно что сказать: «Вселенная вечна». Но это не так: у нас есть ряд причин полагать, что Вселенная имеет начало во времени, о которых мы уже говорили.

Есть ли в мире проявления сверхъестественного? Вспомним, что такое «сверхъестественное». Это нечто, выходящее за рамки природы как замкнутой системы причинно-следственных связей, управляемых безличными и неизменными законами.

Материалист предполагает, что вся реальность сводится к такой системе, теист — что, хотя материя, несомненно, существует, кроме нее существует и духовная реальность: Бог, ангелы, души людей.

Человеческое сознание, свободная воля, субъективные переживания — всё это, как мы уже обсуждали ранее, невозможно свести только к материальной причинности.

Почему мы должны за всем, в том числе и за Вселенной, предполагать причину?

В принципе, можно отрицать причинность, но тогда нам придется отказаться от науки, которая как раз и представляет собой исследование причин (вернее, определенной категории причин). Думаю, многие сочтут это слишком высокой ценой за атеизм.

Если у всего есть причина, как утверждает космологический аргумент, то причина должна быть и у Бога. Какие у нас основания делать для Него исключение?

Космологической аргумент не утверждает, что у всего есть причина. Это распространенное недоразумение, поэтому на нем нужно остановиться. Люди часто строят свою критику космологического аргумента, отталкиваясь от тезиса «у всего есть причина». Но такой тезис не входит в космологический аргумент! Космологический аргумент говорит: у всего, что начало существовать, есть причина, ничто не может привести само себя из небытия в бытие. Иначе говоря, у любого события есть причина.

Но Бог не начинал существовать. Он пребывает всегда. Поэтому Он не нуждается в причине.

Тот Бог, существование Которого пытается доказать космологический аргумент, в любом случае довольно далек от Бога Библии, Который активно вмешивается в ход истории, творит чудеса и т. д.

Конечно, космологический аргумент еще не доказывает истинность Библии — Библией нам предстоит заниматься отдельно. Он только опровергает атеизм и указывает на Творца мира. А открылся ли этот Творец людям, вышел ли на связь — мы будем обсуждать отдельно.

Стивен Хокинг считает, что Вселенная не нуждается в Создателе, потому что, «согласно закону всемирного тяготения, Вселенная могла и должна была появиться из ничего».

Стивен Хокинг, несомненно, великий специалист, что неизбежно означает — специалист узкий. Чтобы быть великим специалистом в какой-то области, нужны годы учебы, напряженная работа, предельная сосредоточенность на одной области знания, и поэтому нет ничего удивительного в том, что за пределами своей области ученый (даже такой гениальный, как Хокинг) делает ошибку. И даже не одну, а две.

Во-первых, законы природы не могут быть причиной чего бы то ни было. Они носят описательный, а не предписательный характер. Они просто описывают поведение материи, а не являются его причиной.

Во-вторых, законы применимы только к уже существующей Вселенной и не могут иметь отношения к ее возникновению.

Для выяснения вопросов о существовании и несуществовании чего-либо одного разума недостаточно, ибо это вопросы фактов.

Мы постоянно — и в науке, и в нашей повседневной жизни — делаем утверждения о реальностях, недоступных нашему наблюдению. Мы видим только следствия и исходя из них заключаем о существовании причин. Например, мы верим в существование электронов, которых никто не видел, на основании тех эффектов, которые они производят. В большой взрыв, в эволюцию. В то, что, если снег убран, — значит, тут поработал дворник.

Но если уж мы хотим представить нечто необходимо существующим, то почему бы не приписать это свойство самой Вселенной, «устраняя» Бога как новый элемент?

Вспомним разницу между необходимым и случайным. Случайно то, что может и не быть. Например, мое бытие случайно: если бы родители не встретились, меня бы не было. Мое бытие обусловлено целым рядом внешних по отношению ко мне причин — воздухом, пищей, планетой Земля, солнечным светом и т. д. Существование планеты Земля также в этом смысле случайно: Земля возникла какое-то время назад. Случайным бытием обладают Солнце, галактика Млечный Путь и другие галактики — было время, когда их не было.

А что такое необходимое бытие? Это то, чего не может не быть. Оно по определению должно быть вечным — ведь иначе получалось бы, что какое-то время назад его не было. Обладает ли Вселенная таким вечным бытием? Нет. Мы уже обсудили это подробно, отвечая на вопрос, почему Вселенная не может быть вечной (см. стр. ***).

Таким образом, когда-то Вселенной не было, и, значит, она не обладает необходимым бытием.

Нельзя выводить из конечного эффекта (мира) бесконечную причину (Бога).

Действительно, космологический аргумент указывает на чрезвычайно могущественного (то есть способного создать Вселенную), но не обязательно всемогущего Творца. Вывод, который он позволяет сделать, таков: у Вселенной существует вечный Творец, достаточно могущественный, чтобы привести ее из небытия в бытие.

Если эффект (мир) не совершенен, почему причина (Бог) должна быть обязательно совершенна? Откуда мы знаем, что творец не совершил ряд ошибок и не отбросил предыдущие варианты?

Аргумент не доказывает совершенства Творца, но и не претендует на это. Он доказывает реальность Творца, достаточно могущественного и совершенного как минимум для того, чтобы сотворить этот мир. Таким образом, предлагаемое возражение не опровергает этот аргумент.

Почему мы решили, что должен быть только один Бог? Ясно же, что несколько строителей справятся лучше, чем один.

Потому что у нас нет причин постулировать несколько необходимо существующих творцов, когда хватит Одного. Но важнее другое — этот довод никак не ставит под сомнение сам космологический аргумент. Допустим, мы видим картину. «Эту картину нарисовал художник!» — восклицает теист. «А откуда вы знаете, что не несколько художников — например, художник со своими помощниками?» — отвечает его оппонент. Но, даже если мы не знаем, сколько художников трудилось над картиной, это никак не будет опровержением довода «картина кем-то нарисована — следовательно, существует художник».

Если мы предположили, что мир, возможно, создан консилиумом богов — как в некоторых языческих мифологиях, мы уже признали атеизм ложным. Что и требовалось доказать.

Если уж мы пользуемся антропоморфической аналогией «творца», применяя ее к Богу, то не логичнее ли заключить, что творец физического мира и сам физическое, а не духовное существо?

Нет, не логичнее, хотя такое предположение в любом случае не оспаривало бы самого аргумента. Космологический аргумент не обосновывает все атрибуты, которые усваивает Богу христианское богословие; из него не следует ни вера в Троицу, ни Боговоплощение. Используя этот аргумент, мы делаем гораздо более сдержанное утверждение: у мироздания есть Творец, достаточно могущественный и совершенный, чтобы привести мир из небытия в бытие. Как этот тезис может опровергаться представлением о «физической» (что бы это ни значило) природе этого Творца?

Тезис «у всего есть причина», согласно Канту, всего лишь позволяет нам воспринимать мир как упорядоченный. Мы предполагаем, что у всего есть причина, потому что иначе воспринимать процессы и предметы мы не можем. Но это не означает, что они таковы на самом деле.

Пытаться отвергать космологический аргумент, отвергая принцип причинности, значит отвергать всё наше мышление — как научное, так и повседневное. Представим себе адвоката, который скажет: «Действительно, бумажник потерпевшего был обнаружен в кармане моего подзащитного. Но, как показал Иммануил Кант, мы только предполагаем, что у всего должна быть причина. Возможно, в непостижимой для нас подлинной реальности бумажник вовсе не нуждается в причинах, чтобы переместиться из одного кармана в другой». Убедит ли это судей? Скорее всего, нет.

Наука также строится на том, что у любого события есть причина. Никому в голову не приходит отвергать, например, теорию большого взрыва на том основании, что красное смещение или реликтовое излучение могут и не нуждаться в причинах. Если мы хотим опровергнуть теорию большого взрыва, ее надо опровергать как-то иначе, подыскивая наблюдаемым явлениям иные причины. Любые научные теории — та же теория эволюции, например — с необходимостью предполагают, что у всего (в частности, у многообразия видов и конкретных видовых особенностей живых существ) есть причина.

Поэтому, если мы принимаем принцип причинности во всем остальном, у нас нет оснований отвергать его в отношении происхождения Вселенной.

Но если окажется, что Вселенная вечна, это полностью похоронит космологический аргумент?

Пока что всё, что мы знаем о Вселенной, указывает на то, что она не вечна. Но существуют версии космологического аргумента, которые и не требуют начала существования Вселенной во времени.

Одна из них принадлежит немецкому мыслителю Готфриду Вильгельму Лейбницу. Лейбниц знаменит своей фразой: «Первый вопрос, который следует поставить, — это: почему существует нечто, а не ничто?».

Почему что-либо вообще существует? Этот вопрос исходит из сформулированного Лейбницем принципа достаточного основания. Принцип достаточного основания утверждает, что должно существовать рациональное объяснение, почему дела обстоят так, а не иначе. Ничто не происходит без достаточного основания.

Этот принцип можно сформулировать по-разному, но проще всего сказать, что:

• Любая существующая вещь имеет объяснение своего существования

• Любое событие имеет объяснение того, почему оно происходит

• Любое утверждение, если оно истинно, имеет объяснение того, почему оно истинно.

Приведу пример. В старом фантастическом фильме «Космическая Одиссея 2001 года» земляне находят на Луне таинственный артефакт, названный «монолитом». Он имеет правильную форму прямоугольного параллелепипеда с соотношением сторон 1:4:9 (1²:2²:3²), абсолютно черный цвет и не поддается воздействию никаких инструментов или излучений. Герои фильма — и зрители вместе с ними — глубоко взволнованы тайной происхождения монолита и пытаются понять, откуда он взялся и что означает. Они ищут объяснения, но никому в голову не приходит просто сказать, что объяснения не существует. Артефакт, мол, существует просто так, без объяснений. Понятно, что даже если мы не знаем объяснения (и даже если не узнаем его никогда), оно должно быть.

Всё человеческое мышление работает на принципе достаточного основания. Наука ставит вопросы о том, почему те или иные феномены существуют, те или иные явления происходят, и никому в голову не приходит сказать, что они существуют или происходят просто так, без объяснений.

Чтобы лучше понять мысль Лейбница, нам вновь придется вспомнить о разграничении случайного и необходимого. Случайным называется то, что могло бы и не быть. Например, меня могло бы и не быть, если бы мои родители не встретились. Вселенная могла бы выглядеть совершенно по-другому, если бы ее развитие происходило иначе. Ее вообще могло бы не быть. Случайное бытие еще можно назвать обусловленным: объяснение того, почему оно случилось, лежит за его пределами.

Необходимое — это то, чего не может не быть. Например, по мнению многих математиков, необходимыми являются математические истины. 3>2, 2х2=4 — это истинно в любом из возможных миров, и мы не можем помыслить себе ситуацию, в которой бы это было не истинно.

Лейбниц ставит вопрос: почему Вселенная существует? Либо объяснение существования Вселенной лежит в необходимости ее существования (то есть она не может не существовать), либо ее основание лежит за ее пределами.

Обладает ли Вселенная необходимым бытием? Нет. Что бы мы ни рассмотрели во Вселенной, всё обладает случайным бытием, всего этого могло бы не быть. Да, как мы знаем, всего этого и не было всего каких-то жалких 13,7 миллиарда лет назад.

Следовательно, ответ на вопрос «почему Вселенная существует?» лежит за ее пределами — в некой Реальности, которая обладает необходимым, необусловленным бытием и является объяснением бытия всего остального. Мы называем эту Реальность Богом.

Особенность формулировки Лейбница в том, что она не требует начала Вселенной во времени. Теоретически мы можем помыслить себе вечную Вселенную — но она всё равно будет нуждаться в объяснении.

Можно сказать, что в объяснении нуждаются явления внутри Вселенной. Но почему Вселенная в целом должна нуждаться в объяснении?

Было бы крайне искусственным утверждать, что всё нуждается в объяснении, кроме Вселенной. Это можно проиллюстрировать на примере, который приводит философ Уильям Лейн Крейг. Представьте себе, что мы находим идеальную сферу размером с футбольный мяч. Нуждается ли она в объяснении? Да. Увеличим ее до размеров дома. Всё еще нуждается? Да. Увеличим до размеров солнечной системы, галактики — она всё еще нуждается в объяснении.

Почему она перестала бы нуждаться в объяснении, если бы мы увеличили ее до размера Вселенной?

Ученым-космологам не приходит в голову остановиться в поисках объяснений существования известной нам Вселенной. Они выдвигают различные теории относительно того, что могло явиться причиной Большого взрыва или тех или иных свойств Вселенной. Они не говорят: «объяснять тут нечего, это всё существует просто без объяснений». Признавать принцип достаточного основания во всех случаях, кроме тех, когда это ведет к признанию Бога, было бы весьма произвольным решением.

Телеологический аргумент

«Телос» по-гречески значит «цель». Телеологический аргумент апеллирует к удивительной целесообразности того мира, в котором мы живем, к его невероятному удобству для существования живых существ и, в частности, нас с вами.

В средние века люди могли верить, что Вселенная создана специально для человека. Разве современная наука не покончила с этим наивным представлением?

Напротив, современная наука показывает нам Вселенную, тщательно приспособленную под человека. Поговорим об этом подробнее.

Одна из форм телеологического аргумента обращается к феномену так называемой «тонкой настройки» Вселенной. Законы физики оперируют определенными константами, которые получили название фундаментальных постоянных. Ученые установили, что если бы эти постоянные отличались от известных нам на самую малую величину, жизнь во Вселенной была бы невозможна. Сам феномен «тонкой настройки» признают все ученые, в том числе неверующие.

Вот как выражает эту мысль британский космолог Стивен Хокинг (неверующий): «Законы науки в том виде, в котором мы их знаем сейчас, содержат много фундаментальных величин, таких, как электрический заряд электрона или отношение массы протона к массе электрона. Мы не умеем, но крайней мере пока, теоретически предсказывать значения этих величин — они выводятся только из эксперимента. Может быть, придет день, когда мы разработаем теорию, с помощью которой все эти величины можно будет вычислять, но может оказаться и так, что некоторые из них, а то и все, изменяются при переходе от вселенной к вселенной или даже в пределах одной вселенной. Удивительно, что значения таких величин были, по-видимому, очень точно подобраны, чтобы обеспечить возможность развития жизни. Если бы, например, электрический заряд электрона был чуть-чуть другим, звезды либо не сжигали бы водород и гелий, либо не взрывались. Разумеется, могут быть и другие формы разумной жизни, о которых не грезили даже писатели-фантасты. Жизни, для поддержания которой не требуются ни свет звезды, как, скажем, нашего Солнца, ни тяжелые элементы, синтезирующиеся внутри звезд и разлетающиеся по космическому пространству при взрыве звезды. Тем не менее, по-видимому, величины, о которых мы говорим, имеют сравнительно немного областей значений, при которых возможно развитие какой бы то ни было разумной жизни. Бóльшая же часть значений отвечает таким вселенным, в которых, как бы они ни были прекрасны, нет никого, кто мог бы ими восхищаться» («Краткая история времени», 1988 г.).

Яростный атеист Ричард Докинз излагает ситуацию в своей книге «Бог как иллюзия» следующим образом: «Мы живем не только на удобной планете, но и в удобной Вселенной. Само наше существование подтверждает факт"удобства"наших физических законов для возникновения жизни. Не случайно, глядя в ночное небо, мы видим звезды — они являются непременным условием существования большинства химических элементов, без которых не было бы жизни. Согласно расчетам физиков, окажись физические законы и константы лишь слегка другими, Вселенная развивалась бы так, что жизнь в ней была бы абсолютно невозможна. Различные физики говорят об этом по-разному, но всегда приходят к одному заключению. В книге"Просто шесть цифр"Мартин Риз перечисляет шесть основных постоянных, которые, по мнению ученых, сохраняют свою величину в любой точке Вселенной. Каждая из этих шести величин"точно настроена"в том смысле, что, будь она лишь немного другой, Вселенная значительно отличалась бы от нынешней и, возможно, была бы непригодна для жизни».

Рассмотрим для примера четыре известных нам физических взаимодействия — сильное, слабое, электромагнитное и гравитационное. С гравитацией и электромагнетизмом мы все знакомы по опыту; сильное и слабое взаимодействия относятся к микромиру, к описанию атомного ядра.

Атомное ядро состоит из протонов и нейтронов. Протоны обладают одноименным положительным зарядом, между ними действуют силы электромагнитного отталкивания. Эти силы сделали бы невозможным формирование любого атомного ядра, где протонов хотя бы два, то есть исключили бы существование любых элементов, кроме водорода, если бы не так называемое сильное взаимодействие, которое, преодолевая силы отталкивания, удерживает протоны в ядре. Для того, чтобы существовала известная нам таблица элементов, необходимо, чтобы между сильным и электромагнитным взаимодействиями существовало строго определенное соотношение. Если бы сильное взаимодействие было несколько слабее, во Вселенной не было бы ничего, кроме водорода, и химия — а, соответственно, и жизнь — не могла бы существовать. Если бы оно было больше — во Вселенной не было бы водорода, необходимого для зарождения жизни. Если бы другим было соотношение гравитации и магнетизма, не могли бы существовать звезды. Если бы Вселенная расширялась чуть медленнее, она схлопнулась бы под собственной тяжестью, если быстрее — не смогли бы образоваться галактики.

Еще одна константа — электромагнитное взаимодействие — определяет связь электронов и протонов в атомах. Будь она несколько меньше, электроны не смогли бы удержаться на орбитах вокруг ядра. Будь она чуть больше, электроны находились бы слишком плотно друг к другу, и атом не имел бы общих орбит с другими атомами, что мешало бы образовывать соединения. В том и в другом случае образование молекул было бы невозможно.

Вероятность того, что такое благоприятное для жизни сочетание мировых постоянных возникло случайно, рассматривается учеными как исчезающе малая.

Но что, если наша Вселенная — просто одна из бесконечного множества вселенных, где упомянутые константы варьируются случайным образом? Тогда неудивительно, что наша Вселенная подходит для жизни — в других просто нет наблюдателей.

Действительно, те, кто отрицают разумный замысел, обычно предполагают наличие множества вселенных. Но само это предположение находится за пределами науки и является предметом веры. Его невозможно подтвердить или опровергнуть научным методом, потому что мы в принципе не можем получить какие бы то ни было эмпирические данные из этих предполагаемых других вселенных. Однако веру в Создателя мы можем подкрепить дополнительными доводами, которых нет у тех, кто верит во множественность вселенных.

Наблюдатель существует лишь потому, что ему «повезло» возникнуть во вселенной с данными константами. Будь они другими, наблюдателя бы просто не существовало. То есть наличие наблюдателя — следствие значения констант, а не их причина.

Разумеется, наличие наблюдателя требует тщательной настройки констант. Но, указывая на этот очевидный факт, мы ни в малейшей степени не снимаем вопрос о том, почему этому наблюдателю так повезло. Приведу пример, который предлагает канадский философ Джон Лесли. Допустим, взвод солдат расстреливает приговоренного к смерти. Раздается залп, но приговоренный обнаруживает, что он жив и невредим. Он, естественно, задается вопросом — почему? Чему он обязан своим чудесным спасением? Если мы скажем ему: «Очевидно, что все солдаты промахнулись; если бы они не промахнулись, ты не был бы жив, чтобы ставить этот вопрос», — он с нами согласится. Но это никак не снимет вопроса о том, почему они все одновременно промахнулись. Это будет факт, требующий объяснения: то ли друзья приговоренного подкупили солдат, то ли произошло что-то еще, но объяснение «ты жив вследствие того, что они промахнулись, а не потому, что кто-то захотел, чтобы ты жил», вряд ли нас устроит.

Поскольку эволюция происходила именно в этой Вселенной, нет ничего удивительного, что она породила жизнь, к ней приспособленную.

Для того, чтобы какая бы то ни было эволюция имела место, необходимо по меньшей мере существование ДНК, то есть очень сложной химической молекулы, и существование химии. Во вселенной, которая не была бы «тонко настроена», не было бы даже химии: например, при несколько ином соотношении сильного и электромагнитного взаимодействий во Вселенной мог бы существовать только водород — либо, наоборот, водорода не было бы вообще. Итак, «тонкая настройка» — необходимое предварительное условие для того, чтобы какая бы то ни было жизнь могла существовать и эволюционировать.

Но ведь бо́льшая часть Вселенной — это огромное пустое и очень холодное пространство, которое никак не приспособлено для жизни. Жизнь — очень редкое явление во Вселенной. Как можно говорить, что Вселенная создана специально для жизни?

То, что мы знаем о Вселенной, наводит на предположение, что именно такие размеры необходимы для того, чтобы в ней образовались галактики, звезды, и в итоге жизнь. Только на первый взгляд Вселенная кажется бессмысленно огромной и пустой. Например, очень важно точное количество материи во Вселенной. Если бы оно было чуть меньше, расширение Вселенной было бы слишком быстрым, и галактики, звезды и планеты не могли бы образоваться. Будь оно чуть больше — и расширение Вселенной прекратилось бы, она стянулась бы в точку под собственной тяжестью. Насколько велико это «чуть»? Джон Лесли приводит цифру 1:1055. То есть точность настройки выражается единицей, разделенной на единицу с пятьюдесятью пятью нулями. При ближайшем рассмотрении Вселенная оказывается ровно того размера, который нужен для поддержания жизни.

Как пишет Ричард Докинз, Бог, создавший и контролирующий Вселенную, постоянно выслушивающий все молитвы людей (и, возможно, инопланетян), был бы гораздо более сложным — и, следовательно, гораздо менее правдоподобным объяснением, чем мультивселенная. Иначе говоря, объяснение «от Бога» настолько неудачно, что почти любое другое будет предпочтительнее.

Докинз делает две фундаментальные ошибки, на которые ему уже много раз указывали, в том числе его собратья-атеисты. Во-первых, Докинза подводит принимаемый по умолчанию материализм. Он представляет себе сознание только на материальном носителе — таком, как мозг или суперкомпьютер, и, поскольку даже человеческий мозг — это очень сложная структура, предполагаемый «мозг» Бога был бы еще сложнее. Но Бог есть Дух, он не требует материального носителя вообще.

Вторая ошибка — это то, что «сложное» объяснение далеко не всегда плохое.

Допустим, приводит пример философ Альвин Плантинга, мы высаживаемся на Луне и находим там какие-то сложные механизмы, например, трактора. Мы предполагаем, естественно, что это — явные следы какой-то технологически развитой цивилизации. Но ведь это очень плохое объяснение, могут нам сказать. Внеземная цивилизация — это очень сложная структура, это миллиарды взаимодействующих между собой разумных существ. Поэтому, будет настаивать наш оппонент, лунные тракторы — результат какого-то непостижимого совпадения. Нас это, очевидно, не убедит, и мы сочтем эти машины несомненным творением разума — в данном случае, инопланетного.