Зимовьё на Гилюе

Сергей Шаманов (2022)

Обрывистые, покрытые таёжными лиственничными лесами берега дальневосточной реки Гилюй, берущей начало на южных склонах Станового хребта, с давних времён были известны своими золотыми россыпями. Немало вольных старателей ещё в начале прошлого века нелегально мыли золотоносные пески по её притокам. И тайга до наших дней хранит немые свидетельства их нелёгкого существования. Заброшенное жилище золотоискателей однажды находят и герои повести — ребята, живущие в столице БАМа далёкой Тынде. Сергей и его друзья благам и комфорту современной цивилизации предпочитают жизнь в единении с окружающей природой, вызывая этим непонимание и осуждение со стороны родителей и сверстников. Мальчишки строят в суровой, но такой для них близкой и понятной тайге зимовьё, где проводят всё своё свободное время, рыбачат и охотятся. На берегах своенравной таёжной реки их ждут приключения и испытания, которые они достойно преодолеют и благодаря этому найдут в себе силы отстоять свой выбор жизненного пути. Для среднего и старшего школьного возраста.

Глава X

Беседы во время грозы

Ночью ливень усилился, и началась гроза. Но в зимовье гудела печка, потрескивали дрова, выбрасывая редкие искорки на жестяной лист перед поддувалом. Над печкой сушились в клубах пара наши вещи. Мы поели на ужин жареных карасей и сыто икали, развалившись на широких нарах. От засаленных бревенчатых стен веяло теплом и надёжностью. Не страшна была никакая стихия, даже если она затопит и поглотит весь мир и только наша избушка останется в одиночестве среди чёрной Вселенной.

Я прокручивал в голове сегодняшний день, перематывая его мысленно туда-сюда, словно кассету в видеомагнитофоне, и думал о том, что не всегда тайга бывает приветливой, ласковой и щедрой. Нельзя сказать, что тайга обошлась с нами сегодня жестоко. Она была всего лишь холодной, равнодушной и беспристрастной. Она не виновата в том, что я забыл привязать лодку.

— Если бы не пенопласт, не грелись бы мы сейчас возле печки, — сказал Макс.

Я понял, что он думал о том же.

— Ага, — подтвердил я, — зимовьё деда Ильи уже под водой, наверное.

— Я мог сегодня до берега не доплыть из-за лиственницы, которая плот задела. Тогда бы нам обоим хана.

— И меня бы унесла река. — ответил я. — А потом бы прошёл слух, что двое подростков пропали при загадочных обстоятельствах.

— В тайге всяко бывает, слыс какое дело, — вступил в разговор Санька Мохов. — Мы с соседом Вовкой Потапенко в прослом годе три дня гудели. Утром он надел горбовик^[33], бутерброды взял, четуску^[34]… Я, говорит, за брусникой. И всё.

Над зимовьём гулко треснул гром. Бах-бах! Ба-ах! Пламя свечи на столике испуганно заметалось…

Мы ждали продолжения рассказа, но Санька молчал. Он поднялся с нар, зевнул, хрустнув скулами, прикурил сигарету и подсел к печке.

— А дальше-то что было? — недоуменно спросил Макс.

— Когда было? — не понял Санька.

— Ну, когда этот Вовка Потапенко взял горбовик и ушёл. Ты же историю хотел рассказать.

— А я и рассказал, это вся история, — ответил Санька, невозмутимо стряхивая пепел на жестянку. — Усол — и всё. По сих пор не вернулся, скоро год будет. Искали его до самой зимы, пока снег не выпал.

— Интересно, что могло с ним случиться? — поинтересовался я.

— Да многое чего, — ответил Мохов, — медведь заломал, или сердце прихватило, гудели-то с ним три дня до этого.

Санька досмолил сигарету, бросил окурок в поддувало и продолжил:

— Была у нас одна старуха. Всё по грибы ходила. И, слыс какое дело, как ни пойдёт, обязательно заблукает. Посла она в первый год и пропала. Искали-искали, еле насли. Пролетел год, она снова в тайгу намылилась. Ей грят: сиди дома, опять несчастье будет. А она не слусает. Снова пропала. Искали её три недели. Насли худую-худую. Кое-как в больнице вылечили. Ей бы успокоиться, а она купила собаку мелкую, порода такая, словно чихает кто…

— Чихуахуа, — подсказал Макс.

— Ага, блин, она и есь! Придумают зе! И на третий год снова в тайгу по грибы. Её просят: «Тёть Кать, не ходи, устали искать тебя». А она улыбается, грит: «Я узе не пропаду, у меня собака породистая, с бумагами. Собака к дому выведет». Ну а против бумаги не попрёс. Так ведь? Бумага — дело серьёзное. Ты вот дазе человека возьми, с бумагою-то…

Санька, потеряв нить повествования, замолчал.

В этот момент за окном снова сверкнула молния, озарив причудливо-кривые узоры мокрых деревьев за маленьким окошком. И вслед за этим запоздало сотряс избушку долгий раскатистый взрыв грома. Бах! Бах-бах-бабах! Погромыхал с переливами, пугая дичь, забившуюся в норы, и полетел, покатился по тайге, затухая.

— И что, перестала она теряться? — спросил Макс, когда затих гром.

— Кто? — недоуменно переспросил Санька.

— Женщина эта, тёть Катя.

— Куда там! — махнул рукой Мохов. — Забрала её тайга с третьей попытки. В этот раз её не насли. Совсем пропала.

— Вот и бери после этого собак с документами, — грустно произнёс я.

— А собака-то тут при чём? — удивился и даже немного обиделся Санька. — Собака вернулась. Не сразу, слыс какое дело, недельки через три, но присла. Умнее своей хозяйки оказалась, несмотря, что порода некудысная.

От этих историй спать расхотелось. Мы поставили чайник на печку, и разговор зашёл о четырёх рыбаках, отправившихся прошлой осенью на реку Сутáм за тайменем. Уехали рыбаки далеко за водораздел с Якутией на «Ниве» по старому геологическому зимнику и по неопытности утопили машину при переправе через быструю горную речку. Пришлось пешком возвращаться назад. Продукты вместе с машиной унесла река. Были ружья, но северная тайга в гольцах Станового скудна на дичь. Встретится иногда след сокжоя^[35] или медведя, но попробуй добудь зверя без сноровки и охотничьего опыта. Шли они голодные, нервные, злые. Зима была ранняя, и уже в октябре тайгу завалило метровым снегом и заморозило стужей. Иногда скитальцы натыкались на пустующие охотничьи избушки, подъедали скудные запасы, найденные в них, брали тёплые вещи и отправлялись дальше. Самый пожилой вскоре ослаб, высох, растерял силы и на одной из стоянок умер. Оставшиеся в живых, вместо того чтобы похоронить друга, набросились на труп, обезумев от голода, словно подлые росомахи, и неделю питались им. Мертвечина помогла выжить. Но не все из них смогли простить себе этот поступок и жить с ним дальше. Один вскоре сошёл с ума. Когда до города оставалось несколько дневных переходов, отстал и тихо ушёл обратно на Сутам, в заснеженные дали, без ружья, без спичек и без еды. Навсегда пропал. Лишь два самых сильных и живучих, как дикие звери, компаньона через пару месяцев скитаний вышли к людям — чёрные, истощённые, обмороженные и озлобленно-угрюмые.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

33

Горбови́к — заплечный берестяной, фанерный или жестяной короб для сбора ягод, грибов, кедровых шишек.

34

Четýшка, чекýшка — русская единица измерения объёма жидкости, равная 246 мл.

35

Сокжóй — дикий северный олень (эвенк.).