«Сила молитвы» и другие рассказы

Сборник

В обновленное, переработанное издание полюбившейся читателям книги вошли рассказы разных авторов – известных и неизвестных. Многообразны рассказанные ими жизненные истории, несхожи характеры героев, но все авторы ведут разговор с читателем о современной действительности без ложной назидательности, побуждая задуматься о своем месте в современном мире, о своей душе, о своих ближних. И главное – о необходимости и силе молитвы к Богу и Его святым. Для широкого круга читателей.

Наталия Ячеистова

Кувалда и молитва

Однажды один мой московский знакомый, Петр, оказался в Пекине и заехал ко мне в офис. К тому времени я работала в Китае уже несколько лет директором международного проекта, цель которого состояла в интеграции стран Северо-Восточной Азии, весьма разнородных и не слишком доверяющих друг другу. Коллектив вверенной мне организации состоял из небольшого числа представителей этих стран и являл собою как бы весь регион в миниатюре.

Сидя с Петром в моем кабинете за низким стеклянным столиком, мы пили жасминовый чай, столь отрадный в июльскую жару, и обсуждали накопившиеся новости. Общение наше, однако, постоянно прерывалось назойливыми посетителями. Дверь то и дело приоткрывалась, в нее просовывалась очередная узкоглазая физиономия, а потом, извиняясь, бочком входил и сам сотрудник — с какой-либо срочной бумагой, вопросом или сообщением. Я старалась побыстрее выслушать их, ответить и спровадить. На какое-то время они оставляли нас в покое, но потом появлялись снова, и все повторялось сначала.

— Терпение, однако, тут надо иметь изрядное! — крякнув, заметил наконец Петр и покачал головой. — Даже не представляю, как бы я справлялся с такой командой! Да еще и объясняться по-английски! И как ты только запоминаешь все эти тарабарские имена: Джин-донг, Танг-хе, Шур-Шу?

— Джу-Шу, — поправила я и пояснила: — Все приходит со временем. И с Божьей помощью, конечно.

Ведь поначалу, когда я только приступала к этой работе, все было иначе, и я хорошо это помнила.

От предыдущего директора, монгола, уехавшего за год до моего назначения, никаких инструкций по передаче дел не осталось. Мне приходилось доходить до всего своим умом, вернее даже сказать — интуицией, каким-то непостижимым образом впитывая, будто из воздуха, понимание задач и общей ситуации. В то время у меня было всего пять сотрудников — двое китайцев, двое корейцев и монгол. Добиться от них вразумительных объяснений по существу дела я не могла: ответы на все мои вопросы давались самые что ни на есть обтекаемые и противоречивые. Казалось, они испытывали меня, исподтишка наблюдая за мной: «Ну-ка, посмотрим, как этот новый директор тут справится!». Помогать мне осваивать новое поприще они явно не собирались.

Но, пожалуй, больше всего меня удручало отсутствие в моем коллективе хоть каких-то признаков трудового энтузиазма. Работали все не спеша, «от и до» — как это, впрочем, и принято на Востоке. А я-то приехала из Москвы — совсем на другой скорости! И была полна новых планов и идей. Разделять их, однако, было не с кем.

Старшая по должности сотрудница, кореянка Дай-Су, отличалась невероятным спокойствием. Она имела обыкновение подолгу наблюдать в окно за происходящими во дворе событиями, попивая чай и ведя неспешные телефонные разговоры. Дай-Су слыла в местном обществе большой модницей, любила прихорашиваться перед зеркалом и всегда носила с собой, в зависимости от погоды, либо веер с шелковыми кисточками, либо зонтик с золотым набалдашником. Интереса к работе она не испытывала, и результат ее деятельности был практически неразличим, хотя назвать ее бестолковой было никак нельзя. Она напоминала мне ленивую кошку, дремлющую на солнце и одновременно зорко следящую за всем происходящим вокруг сквозь узкие щелки прикрытых глаз.

Другая сотрудница, Мин Лу, китаянка, была еще более расслабленной — видимо, от того, что находилась в своей родной стихии. Ничто не могло поколебать ее царственного величия и нарушить устоявшегося ритма жизни. Какие бы срочные задачи перед нами ни возникали, ровно в шесть часов вечера дверь захлопывалась за ней. Мин Лу делала только то, что ей было предписано инструкциями, и даже если вся логика какой-нибудь возникшей ситуации взывала к ее дальнейшим действиям, она их никогда не предпринимала. Глядя на ее гладкое, лишенное каких-либо эмоций лицо, я вскоре поняла смысл выражения «китайская кукла», слышанное мною в детстве.

Трое других сотрудников тоже не отличались усердием, к тому же плохо говорили по-английски — так что порой мне приходилось повторять одно и то же по нескольку раз, прежде чем они понимали, что от них требуется. Бывало, спросишь: «Ван Донг, ты подготовил материалы к встрече?» А он ответит: «Встреча будет в четыре». Или скажешь: «Ким, закончи поскорее свою справку». — «Конечно!» — с готовностью откликнется он — и опять погрузится в нирвану…

Ко всему прочему, люди Востока любят днем поспать. И как я ни пыталась ограничить обеденный перерыв установленным временем, за ним неизбежно следовал «мертвый час». Как-то раз, зайдя средь бела дня в соседнюю комнату, я застала своих сотрудников мирно посапывающими прямо за своими рабочими столами…

Таков был в то время вверенный мне коллектив, и, как вы уже, наверное, догадались, работать с ним мне было непросто. С другой стороны, мой азиатский босс отличался завышенными амбициями и связывал с нашим проектом какие-то свои далеко идущие планы. Его не интересовали детали рабочего процесса, но ожидаемый результат всегда требовался точно в срок.

И вот однажды мы получили от него одно важное и срочное задание. Собрав своих подчиненных, я обрисовала им ситуацию, тщательно разъяснив каждому его задачу и алгоритм ее выполнения, сама же занялась подготовкой сводного материала.

В конце следующего дня я снова созвала своих сотрудников для обсуждения промежуточных результатов, однако уже после первых моих вопросов стало ясно, что никаких результатов еще нет и в помине: все это время мои подопечные обдумывали поставленные задачи и прикидывали, с чего начать. Когда я это поняла, кровь ударила мне в голову; я подумала, что вот так, должно быть, люди теряют выдержку или случаются сердечные приступы. Драгоценное время было упущено, и теперь только я сама могла спасти ситуацию путем невероятных усилий. Меня охватила ярость на моих сотрудников, и, будь у меня в то время под рукой тяжелая кувалда, она, вероятно, прошлась бы по их головам.

При этом надо заметить, что восточные люди очень чувствительны к критике и собственному имиджу, и не то что кувалду — простое замечание переносят с трудом: нет для них ничего страшнее, чем «потерять лицо». Поэтому, чтобы не спровоцировать харакири, с ними надо обращаться предельно вежливо и деликатно. Опасаясь в тот момент, что это будет мне не под силу, я взяла свой мобильник и вышла на балкон, сделав вид, что кому-то звоню. Глядя в тусклое небо, распростертое над бескрайними рифами многоэтажек, я в отчаянии воскликнула: «Господи! Ну как мне тут работать? Ну что мне делать?!» Со стороны можно было, наверное, подумать, что я разговариваю по телефону с Господом.

Потом, немного успокоившись, я произнесла вслух то, что как бы подсказал мне внутренний голос: «А ты терпи». Трудно было с ним не согласиться: что, собственно, оставалось еще делать?

Вернувшись в кабинет, я застала все ту же картину: мои подчиненные тихо сидели рядком и смотрели на меня равнодушными глазами.

— Ну что ж, все свободны, — сказала я. — В этот раз я сделаю все сама: вы свое время упустили. Однако учитесь все же работать быстрее: ведь мы — в международной организации! Здесь нужна скорость гепарда!

Но время шло, а вместо гепардов меня по-прежнему окружали неповоротливые панды, и практически всю работу мне приходилось выполнять самой. Я уставала, раздражалась, отношения с сотрудниками были натянутыми, и я глубоко переживала это неустройство. Во мне росло убеждение, что я, должно быть, никудышный директор, если не могу наладить общего дела, и, стало быть, надо уезжать.

К счастью, в Пекине, на территории российского посольства, есть православный храм, где проходят церковные службы. И вот в очередной раз, когда представилась возможность побеседовать с батюшкой, я рассказала ему о своих горестях и неприязни, о сотрудниках, с которыми никак не могу найти общего языка — хоть работу меняй.

— Может, привести их сюда, в храм, для вразумления? — спросила я батюшку.

— Нет, сюда не надо, — поспешно ответил он. — Но вы молитесь за них — не в храме, а дома, в домашней молитве.

— Так они же не православные! — удивилась я.

— А вы все равно молитесь — и придет облегчение, — ответил он. — А на работу свою смотрите как на послушание — куда Бог поставил, там и трудитесь.

И вот я начала молиться каждый день за своих подчиненных. Конечно, я не называла их всех по именам, а говорила: «Господи! Помилуй мя, грешную, и моих подчиненных. Дай нам жить в мире, согласии и тишине».

Непривычно было мне поначалу молиться за чужих, несимпатичных мне людей. Однако вскоре я заметила: когда за них помолишься, то уже и не сердишься, и они будто это чувствуют — тоже становятся как-то мягче и дружелюбнее. Поставила я также несколько икон в своем кабинете, а над дверью прикрепила освященную вербочку.

И вскоре после этого ситуация на работе стала меняться к лучшему. Не то чтобы все враз преисполнились радушия и трудового рвения — нет, но дела стали устраиваться сами собой каким-то неожиданным, чудесным образом. То возникнут полезные деловые контакты, то вдруг придет очень нужная информация, то заинтересуются нашими проектами инвесторы. В общем, дела пошли в гору — без всяких видимых дополнительных усилий с нашей стороны, и я уже могла не беспокоиться, как раньше, за судьбу нашего проекта. Коллеги стали работать более энергично, а потом, благодаря укрепившемуся финансовому положению, наш офис пополнился еще двумя сотрудниками — в результате у нас образовался довольно большой, слаженный коллектив, работать с которым стало легко и приятно.

Прошло совсем немного времени, а как все изменилось! Вроде бы находишься там же и делаешь то же — но раньше будто баржу тащила, а теперь летаешь как на крыльях. Все интересно, получается, удается, и такие все симпатичные подобрались люди!

Вот какое чудо может сотворить молитва, выводя нас Божьей милостью из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций!

Мудрый совет

Со временем работа моя в Пекине, как я говорила, наладилась. Опыт, привычка, а главное — упование на Господа и Его помощь делали невозможное возможным. И не просто возможным, а вполне успешным.

Но как же сложно складывалось все поначалу! Особенно трудным было руководство многонациональным коллективом. Из всех моих подчиненных в наибольшей мере досаждала мне на первых порах кореянка Дай-Су — видимо, потому, что в ней удивительным образом сочетались высокая квалификация и какое-то совершенно необъяснимое упорное сопротивление всем моим указаниям. Прежде, у себя в Южной Корее, она занимала довольно солидную должность в министерстве и хорошо разбиралась в хитросплетениях региональной политики. И тем не менее…

Приходя вовремя на работу, Дай-Су усаживалась за компьютер и просиживала за ним весь день, однако добиться от нее в срок нужной бумаги я никогда не могла. Один черновик сменялся другим, но в каждом очередном варианте находились новые ошибки и несоответствия, так что в результате после бесплодных попыток получить желаемое мне приходилось практически заново переделывать ее бумаги. Проекты писем, которые должны были отправляться за моей подписью, она готовила на таком убогом английском, какого я никогда не замечала в ее речи, эти письма не поддавались корректировке, вызывая у меня отторжение на каждой строчке. Оставалось только бросить их в корзину и начать писать самой.

Медлительная и невосприимчивая во всем, что касалось работы, Дай-Су не жалела сил на поддержание связей со своей альма-матер — ее затяжные телефонные разговоры на тарабарском языке, проникавшие сквозь стены моего кабинета, приводили меня в состояние тихой ярости. Никакой деловой инициативы от нее не исходило, хотя к моменту моего прихода в офис она проработала в нем уже свыше двух лет.

На все мои призывы и разъяснительные беседы Дай-Су отвечала надменным молчанием и даже не считала нужным хоть как-то объяснять свою пассивность. Честно говоря, наше общение и общением-то трудно было назвать. Корейцы часто ведут себя в сложных ситуациях, на наш взгляд, весьма странно, используя вместо обычной речи короткие неуместные смешки, междометия, ужимки, словно уподобляясь глухонемым. Понятно, что вести разговор с таким оппонентом — дело не из приятных. Нам, например, показалось бы странным, если бы подчиненный в ответ на какой-либо вопрос начальника вдруг неожиданно рассмеялся, а потом так же неожиданно замолк — мне же в то время приходилось то и дело сталкиваться с подобной реакцией.

Накопившееся во мне со временем раздражение привело к тому, что я стала придавать значение и каким-то несущественным мелочам, вовсе уже недостойным внимания. Так, например, при входе в наш офис находился шкафчик для верхней одежды, я повесила в нем принесенное из дома мягкое «плечико», удобное для тяжелых зимних вещей. И вот стоило мне с утра задержаться, как мое «плечико» оказывалось неизменно занятым — на нем уже красовалось пальто Дай-Су. Настроение мое моментально падало.

Но один случай окончательно вывел меня из себя.

Как-то мы с Дай-Су собирались ехать на встречу с монгольским послом — нам предстояло познакомиться с ним и обсудить ряд важных вопросов. Я попросила ее заранее посмотреть по карте адрес посольства и подготовиться к встрече. Выехали мы загодя, и поначалу все шло хорошо, однако постепенно меня начало охватывать беспокойство: Дай-Су давала водителю какие-то сбивчивые указания и, судя по его реакции, он совершенно не понимал, куда ехать.

В результате за пять минут до назначенного времени мы оказались, как выяснилось, совсем в другом квартале. Телефона посольства Дай-Су с собой не взяла, и всю дальнейшую навигацию нам пришлось вести через офис. На встречу мы прибыли с двадцатиминутным опозданием. Посол, надо отдать ему должное, и бровью не повел, но всем хорошо известно, что такое дипломатический этикет.

Несмотря на все наши извинения, принятые с пониманием, я чувствовала себя крайне неловко, и настроение мое было вконец испорчено. Ведь это была наша первая встреча! Дай-Су же при этом не выказывала никаких признаков беспокойства или огорчения, пудрила свой носик, глядя в золотое зеркальце, и кончики ее губ слегка подрагивали в улыбке.

Случившееся настолько глубоко задело меня, что я совершенно утратила душевное равновесие. Придя вечером домой, не могла ни на чем сосредоточиться, снова и снова переживая нелепость нашего опоздания и хладнокровную реакцию Дай-Су. Сердце мое кипело от возмущения, и гнев переполнял меня. И даже когда около полуночи я взялась, как обычно, за чтение, то и тогда не смогла отвлечься от пережитого, то и дело возвращаясь мысленно к событиям прошедшего дня. Даже книга преподобного Амвросия Оптинского не могла меня утешить! Наверное, этот дурацкий инцидент с послом стал последней каплей, переполнившей чашу моего терпения.

«Ну все, — сказала я себе. — Хватит с меня! Довольно церемониться с этой Дай-Су и терпеть ее нахальство! Это же просто издевательство какое-то! Завтра же вызову ее и выскажу ей все, что я о ней думаю!».

И я уже начала было формулировать в уме, что же я о ней думаю, но тут ручка, которую я держала, выскользнула у меня из рук и упала на раскрытую книгу. Я с досадой взглянула на оставленный прочерченный след на странице и вдруг с изумлением увидела, что в книге преподобного Амвросия совершенно явно оказались подчеркнутыми два слова: «не обижай». С замиранием сердца я прочитала всю фразу целиком: «Будь сама справедлива и не обижай никого».

Могла ли я принять это за простую случайность? Нет. Было ясно, что отче Амвросий пытается вразумить меня, давая совет, как поступить.

Я бережно взяла книгу в руки, вглядываясь в лик преподобного: его взгляд, полный доброты и сострадания, не оставлял никаких сомнений. Движение гнева враз остановилось во мне — я словно вынырнула из бурного мутного потока на свет Божий, очнулась от лихорадки, пришла в себя. Мне стало неловко за мое озлобление: да что это я, в самом деле, так разошлась? Ну опоздали. Ну бывает. Ведь не нарочно же, наверное, она нас не туда завезла! Я вдруг испугалась, представив, в какую страшную сквалыгу я могу превратиться, если постоянно буду впадать в подозрительность и раздражение. Нет, этого я уж точно не хотела!

На следующий день, придя на работу, я приложила все усилия к тому, чтобы усмирить свою враждебность к Дай-Су и нормализовать наши отношения. И как же я потом была этому рада, как благодарна преподобному Амвросию за его мудрый совет!

Я вызвала Дай-Су и спокойно объяснила ей, что к деловым встречам надо готовиться тщательно и приходить на них вовремя. Дай-Су кивала в знак согласия головой.

Сложилось так, что в последующие месяцы Дай-Су не давала мне новых поводов для негодования, обстановка в офисе сохранялась спокойной и жизнь текла своим чередом. А ведь бесконфликтное течение жизни значит гораздо больше, чем это может показаться на первый взгляд: ты просыпаешься утром с легким сердцем и день твой проходит спокойно, без огорчений. Недаром же говорится, что худой мир лучше хорошей войны!

Конец ознакомительного фрагмента.