Се ля Ви!

Соро Кет, 2021

Если долго и преданно кого-то любить, он все поймет и ответит? Не факт. Скорей всего, он будет вести себя так, как вел, а вы останетесь с носом. Такова жизнь, как говорят французы. Но не такова Ви!

Призрак из Прошлого

Сидя в каком-то потайном уголке, я пожинала плоды содеянного. Хотелось выть от ярости, хотелось жечь и стрелять… хотелось умереть от обиды. Как они смеют так поступать со мной?! Все, что они сумели, они сумели только благодаря мне!

Не будь меня, ничего бы не было!

Я понимала, что не совсем справедлива, понимала, что лишь накручиваю себя, но ничего не могла поделать. Ярость была моим способом пережить боль. Плакать я никогда толком не умела. По крайней мере, красиво, как могла Джесс.

На миг мне почудилось, что на Галерее качнулась тень. Я замерла и прислушалась, но шагов не услышала. Тогда я набралась смелости перевести дыхание и высморкать нос. Я все еще этим занималась, когда чья-то фигура встала передо мной.

— Верена!?

— Папочка? — машинально пискнула я.

Годы взвились между нами как снежный вихрь; потом растаяли.

— Верена, — сказал он шепотом и опустился передо мной на колени. — Господи, я думал, ты никогда меня не простишь…

Я дернулась, прижавшись к стене. Рука, протянутая ко мне, упала. Он был уже не таким огромным, как я запомнила, но все равно высокий, крепкий, широкоплечий. Очень похожий на Маркуса и в то же время, абсолютно другой.

«…я же не знала, как та же фактура смотрится на тестостероновом движке!» — рассмеялся в голове голос Джессики.

— Я не простила, — сказала я, накрученная туже пружины. — Я просто не сразу поняла, что несу. Какого черта тебе от меня понадобилось?

— Опять из-за них страдаешь?

— А ты бы хотел, чтоб из-за тебя?

Отец поджал губы, глубоко вздохнул и поднялся, хрустнув коленями.

— Так и не определилась, кто тебе больше нужен? — спросил он ровно, словно не понимал, что я зла.

— Это не так уж важно, — сказала я, не в силах не отозваться. — Я никому из них не нужна. Говорят, что девочка всегда влюбляется в «папочку»… Даже странно, что они оба еще не смылись вместе с тобой!

Епископ даже не изменился в лице.

Он посвятил много лет служению и сталкивался с более изощренными собеседниками.

— Я уехал не по своей воле. Теперь я здесь.

— Я таааак рада! — сказала я. — Что ты здесь делаешь? прячешься от меня?

— Не хочу разговаривать с Себастьяном, — сказал он коротко и сел рядом, прислонившись спиной к стене и положил руку на колено.

Снова защипало в носу. Да, я почти что его не помнила. Лишь по портретам и фотографиям, что наделал Маркус, когда Аида писал. И эта поза была настолько знакома по фотографиям, что мне почудилось, будто бы у его ноги лежит Грета.

— Ты еще разводишь собак?

— Нет, — сказал незнакомец, бывший моим отцом. Потом помолчал. — Верена…

Голос сорвался, он так и не заговорил.

Я покосилась на маленький белый шрам на его ладони. Между большим и указательным пальцем. Перехватив мой взгляд, епископ потер ладонь. То был стигмат на память о встрече с чайками. Я машинально вскинула руку, дотронувшись до виска. Крики чаек словно в магнитофонной записи, резко вспыхнули и затихли.

— Почему ты не позвонил мне?! — всхлипнула я. — Тогда, когда ты знал, что Джесс тебе больше не повредит! когда я была в Баварии, лежала в больнице?!

— Верена…

— Ты всех на свете обзвонил! — перебила я. — Лизель, Ральфа, Маркуса!.. Всех, только не меня!.. Одного лишь твоего слова было достаточно, чтоб я немедленно перестала…

Отец повернулся. Его лицо утонуло в черной густой тени.

— А почему ты никогда не звонила сама?

— Куда?!

— Ты не умеешь гуглить? Ты много лет, как не маленькая и видит бог, в мире не так уж много священников с моим именем! В любой стране, где бы я ни был, я всегда оставлял распоряжение для секретаря, на случай если ты попытаешься, — его голос опять сорвался, он шмыгнул носом. Коротко спросил: — Почему?!

— Потому что ты от меня уехал.

— Я уехал от Джесс.

— Ты этого не сказал!..

Мы снова умолкли, прислушавшись к голосам внизу.

Себастьян с домочадцами и обслугой занимал всю центральную часть замка и Восточное крыло. Западное в котором сидели мы, давно не использовалось. Марита не желала вкладываться в ту часть истории, что бросала тень на ее семью. Три сотни лет назад, граф Рихард пристроил Западное крыло для своей любовницы Кунигундэ, родившей для него сыновей. Себастьян происходил от старшего сына любовницы. Марита — от одной из дочек законной жены.

Ребенком я часто прокрадывалась сюда на спор со своими кузенами и кузинами. Став старше, я бывала здесь с Филом.

— Я не смогла бы связаться с тобой, даже если бы я осмелилась, — сказала я глухо и опустила голову, чтоб папа не видел слезы. — Джесс постоянно за мной следила. Все мои телефоны, компьютер, истории поиска… У меня на каждом приборе стоял контроль. Она не отпускала меня ни на день. Мой телефон всегда оформлялся на ее имя и она в любой миг могла взять распечатку звонков.

— Я это подозревал… Но я следил за тобой… В Инстаграме.

— Почему ты не написал мне туда?!

— Что я должен был написать тебе там? — вспылил он в ответ. — «Оденься!»

Я покраснела в спасительной темноте.

Свой Инстаграм я рассчитывала на Ральфа, Антона, Андреаса… На Филиппа, в конце концов. Что это может видеть мой папочка, я никогда не думала. Мне вдруг отчетливо припомнились ряды фотографий и допустимые ракурсы, в которых я показала грудь.

Инстаботы имеют что-то ужасно личное против женских сосков.

Отец вдруг поморщился и чуть слышно ахнул, вскинул руку к груди.

— Все хорошо? — испугалась я.

— Да, ничего. Изжога… Слушай, Цуки, я не хочу после стольких лет сидеть тут и ругаться с тобой. Если ты злишься только из-за того, что я обзвонил кого угодно, кроме тебя… Я не осмелился. Я думал, ты давно про меня забыла. Я думал, я не имею права звонить тебе и что-то там говорить. Клянусь, любимая, если бы я знал, что я по-прежнему имею значение, я позвонил бы тебе. Я клянусь тебе!

Я подалась вперед и встав на колени, обняла его. Положила, как в детстве, голову на его плечо.

— Ты моя любовь, папочка! Ты — моя любовь.

Ничего не ответив, отец прижал меня еще крепче к себе и поцеловал в голову. От него пахло одеколоном и каким-то лекарством, но я не обратила внимания.

Внизу как раз начинали вручать подарки.

По старому обычаю, после этого матери с детьми разъезжались по домам, а гости постарше оставались веселиться по-взрослому. Я еще помнила, хоть и слабо, собственный опыт. Со мной всегда уезжал отец, а Джессика с Маркусом оставались. На этот раз я сама была взрослая и участвовала в игре «Тайный Санта». Родственники тянули бумажки с именем и покупали подарки. Вообще, подарки от Святого Николауса, в Германии вручали шестого декабря, а на Рождество подарки раздавал Младенец Иисус, но американская традиция пришла к нам и пришлась очень кстати. В такой огромной семье, как наша, дарить и получать подарки всем сразу могло бы стать разорительным.

Роль «младенца Иисуса» исполнял граф.

Белобрысые темнобровые мальчики, одинаково раскрасневшись от возбужденного ожидания, ждали, пока выйдет граф и начнет вручать им подарки. Девочки в семье были редкостью и слишком разбросанные по возрасту, они держались маленьким испуганным косяком.

— Кто тебе достался? — спросил отец, когда мы спускались с лестницы под радостный ор мальчишек, которые словно дикари скакали у елки.

— Тетя Кларисса, — сказала я и закатила глаза до самого мозга. — Не знаю, зачем ей все еще что-то дарят? Ей все равно ничего не нравится… Ты помнишь тетю Клариссу?

— Еще бы! — сказал он, закатывая глаза. — Что ты подаришь ей?

— Я заказала ее портрет маслом у одного из друзей Мариты. Жду не дождусь, как она на это отреагирует, — сказала я и передразнила: — «Это полностью вульгарная безвкусная вещь! Смотреть противно!»

Отец рассмеялся, погладив мою ладонь, которую я не на миг не снимала с его согнутого локтя.

— А тебе кто достался?

— Я вообще не собирался сюда идти, пока не выяснил, что ты тоже будешь… — папа остановился, развернувшись ко мне.

По телу снова прошла волна: любовь, восторг, обожание. Словно и не было этих лет. Лишь я стала ростом выше.

— Ты такой красивый, — сказала я, погладив его подбородок кончиками пальцев.

— Не сочиняй, — покраснел отец.

Быть может, так говорила Джессика.

— Ты — вылитая мама, — сдавленно прошептал он, рассматривая меня.

И волшебство закончилось.

— Если ее известкой облить, — обрезала я. — Тебя долго не было, и ты ничего не знаешь. Мы с Джессикой теперь — кровные враги. Я понимаю, что ты, возможно, любил ее. Но если так, тебе лучше вернуться к ней.

Он глубоко моргнул и кивнул:

— Ты очень красивая. Так — пойдет?

Помедлив, я выжала улыбку.

— Давай, уйдем отсюда? — сказал отец. — Так понимаю, «Принц» возражать не будет.

ЧАСТЬ 4.

Верена.