Дневник девушки, которая дождалась. Своего парня из армии

София Гарипова

Книга о девушке Лейсан из Набережных Челнов («Дневник влюбленной во всех десятиклассницы»), которая около года дружит с парнем Сашей. Пока вдруг не понимает, что она любит его. Но осенью его забирают в армию. Остается два года ждать его возвращения. Каково это – ждать молодого человека из армии?.. А вы как думаете?

© София Гарипова, 2022

ISBN 978-5-4490-2352-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Основные герои книги вымышлены. Совпадения героев романа, имен и событий с реальными именами, событиями и личностями считать случайными. Rнига основана на реальных событиях из дневников девушек, которые дождались. Совпадения второстепенных героев романа (учителей, тренеров, художников и музыкантов) с реальными людьми считать данью уважения к культурной интеллигенции г. Набережные Челны.

О вы, хранящие любовь

Неведомые силы,

Пусть невредим вернется вновь

Ко мне мой кто-то милый…

Роберт Бернс.

***

А если счастье суждено кому-нибудь с тобой,

Пусть будет не костром оно, а яркою звездой!

Звездой — что всходит вновь,

И вновь горит из года в год!

Люби! И пусть твоя любовь

Тебя переживет…

Юрий Горшенин

Часть 1. Дневник Лейсан до отъезда Александра в армию

1 июня 1997. С чистого листа

Начинаю свой новый дневник, он с замочком и с ключиками. Его подарил мне Саша этой весной на день рождения. 1 июня — первое число, это как Новый Год, как новая жизнь, новая история, новая страница… Чувствую необходимость вкратце изложить для себя самой и переосмыслить события этого года, изложу все как есть, самую суть наших дружеских отношений, которые становятся с каждым днем более крепкими, надежными и… да, любовными, в хорошем смысле этого слова.

Раньше я влюблялась во всех подряд. А недавно приняла для себя решение любить одного-единственного. И ждать его. У меня появилась уверенность, что я смогу это сделать. И мысленно быть с ним, — как сейчас, когда он дома, и после, когда мы будем в разных городах. Через пару недель Алекс закончит училище, несколько месяцев поработает на заводе, а осенью пойдет в армию.

На мне и сейчас еще незримо лежит объятие моего парня, оно накладывает нежный отпечаток сентиментальности на всё, что собираюсь сейчас описать. И хотя мы дружим уже около года, мы достаточно сблизились за это время, и это первое наше более чем дружеское объятие в этом году. До этого мы три раза обнимались, например, когда в КВН неожиданно заняли второе место по городу. Но сегодня всё-таки нечто другое, иное чувство, восторг, и сердце от него прыгает в груди, как воробей на ветке.

Кто знает… Возможно, темой моего нового дневника будет уже не дружба, а любовь? Такое предчувствие. Хотя мы просто друзья. Но теперь уже много больше, чем друзья. Я поняла, что Саша — именно тот человек, которого ждала. И буду ждать. Он сам нашел меня — я не искала его. Поначалу влюбилась в него точно так же, как и раз двадцать до него, а, может, и сорок: я влюбчивая. Точнее, в первую нашу встречу в мае 1996-го я его и не заметила, почти не запомнила. Наконец-то определилась в своих чувствах. Больше ни в кого не влюбляюсь. Мне не надо больше искать кого-то. Остается лишь ждать! Я уже знаю, это всё предначертано — наша встреча, наша дружба, наша любовь.

В это воскресенье мы с Сашей, мамой, её подругой и сотрудницей Ниной Александровной намеревались пойти в поход пешком в ближайший к нашим Челнам город — в Елабугу. Около 36 км. Моя самая близкая подруга Каролина не поняла нашей затеи с долгой дорогой: ну, спрашивается, к чему рисковать такой и по непонятной причине идти пешком, когда это не так дорого, — она решила сама отправиться к Паше на автобусе, ждать нас уже у него. Пока мы и пятой части дороги не прошли, пошел сильный ливень как из ведра. Ливня мы не предвидели.

Дошли вместе с ними до последнего поста ДПС, что в черте города, после моста через плотину. Мои тряпичные кроссовки промокли, предательски хлюпали. Никогда раньше не видела Сашу настолько светлым и озаренным, он светился изнутри. Даже глаза у него стали не серыми, как всегда, а голубыми!

Нам с Сашей пришлось повернуть назад. Не идти же следующие 30 км в мокрой насквозь обуви! Он пошел и поехал проводить меня до дома. А мама и Нина Александровна решили-таки завершить начатую нами авантюру — дойти до Елабуги. Им показалось, дождь уже скоро должен был прекратиться.

Оказывается, в нашем городе одним из страшных нарушений границ для парня является нарушение границ жилого комплекса. Мы шли домой с остановки. Пара местных ребят с нашего комплекса встала у нас на пути, они начали с Сашей драку. Ребята дрались, как это говорится, буквально «в подворотне» — точнее, в арке пятиэтажного дома. Тут в арку въехала черная иномарка. Кажется, «Ауди». Водитель машины начал гудеть, даже решил выйти из машины, и оттуда раздался собачий лай.

То ли оттого, водитель остановил перед аркой машину и уже почти вышел, то ли потому что у Саши пошла кровь из носа — ребята отпрянули. И мы, пользуясь случаем, тоже побежали домой… то есть ко мне домой. Пока мы были у меня дома, стирали от крови и сушили рубашку. Чтобы его мама не знала, что он дерется. Впрочем, Полина Петровна и так уже достаточно знает об этом… Вряд ли поверила, что он в январе в Елабуге на рыбалке носом об лед упал. А в феврале руку на гололеде сломал, этакий мастер неудачных падений. Нет, 23 февраля он даже в больницу попал — там уже нельзя было бы не понять, чего происходит. И в мой день рождения в марте опять не повезло их встретить: его снова не пустили ребята с нашего комплекса, хотя и скоро отпустили. Как минимум, только из того, что я знаю, вчера уже была четвертая драка за год. И это всё лишь менее чем за полгода. Саша и так уже делал в конце марта операцию на нос по выпрямлению перегородки — в январе этого года они и дрались с Пашей. К которому мы и направлялись в Елабугу. Так что плохо, что он снова получил в нос. Похоже, он дрался у нас в комплексе с этими же ребятами.

Поприсутствовав в арке на месте, я поняла, насколько глупый и наивный совет: «Всё можно решить словами!». И правда, не всё и не всегда можно решить словами. Саша и так уже много раз выкручивался.

Сашино признание в любви

25 января Саша, как он думал, сказал мне: «Кажется, я <в тебя> влюбился»… Я же решила, что он сказал про Гузель, даже не сомневалась! Потому что он не сказал в кого. Ну а до этого мы говорили именно про Гузель. Саша не сказал «влюбился в тебя». Думал, что сказал; или что я и так пойму, что в меня. Надо было по-нормальному это сказать! Чтобы мне не надо было догадываться. Просто, прямо, четко. И вообще не мешать этот разговор с восхищением другими девушками, то есть с моим восхищением. Впрочем, к чему его учить тому, как надо-то? Скорее всего, он же впервые признался. У него-то не так много опыта в сфере любовных признаний, как у некоторых наших друзей. Как у Паши.

В этом январе он влюбился, сказал мне об этом, — и как! После обсуждения темы, кто на Новый Год был лучшей Снегурочкой, когда я открыто признала, что Гузель сыграла потрясающе и великолепно, и мне до нее далеко… и тут он заявил, что влюбился. Я в тот момент испугалась: похоже — всё, нашей дружбе скоро придет конец. Как я отреагировала на его «кажется, я влюбился»? Сказала «Р-р-р! Влюбился!». Чтобы это звучало, как шутка, не смела выразить свое недовольство прямо. Я сама же ему осенью призналась, якобы два года влюблена в одного человека. (В своего одноклассника, впрочем, на тот момент была влюблена разом во многих). Почему бы и ему мне ответно не признаться? Мы же друзья! Было нестерпимо досадно — потерять друга… тем более, когда и сама уже в начале января поняла, что влюбилась. Правда, как всегда, не сказала об этом…

Саша подразумевал, что я сама пойму в кого. Похоже, он считал, что раз он сообщение о пересмотре своего отношения к нашей дружбе, оно-то мне и не понравилось. «Вот, должно быть, отчего, — вероятно, полагал он, — Лейсан резко изменилась, отстранилась, охладела: из-за того, что он влюбился — а она уже сказала, что любит «одного человека».

Прогулка под сиянием кометы Хейла-Боппа

Только 31 марта Саша узнал, что все эти два с небольшим месяца я ревновала его к девушке с нашего театрального клуба — к красавице Гузель. Я не знала о том, что он меня любит, хотя он уже признался! Саша очень удивился этому. Мы гуляли с родителями под светом кометы Хейла-Боппа, далеко впереди них. Сначала спорили с ним о направлении хвоста кометы, а потом о том, что он в Гузель влюбился. Он уверенно утверждал: «Я точно не мог тебе сказать, что я в неё влюбился! Потому что я знаю, что в неё никогда не влюблялся». После он не заходил ко мне с 11 февраля по 11 марта — это дни, когда он забрал книгу «Радость жизни» и вернул её. 14 марта мы заняли второе место на КВН. В тот же день услышала, что в январе он дрался с Пашей из-за Гузель. За время его отсутствия поверила, что он встретил свою любовь. Поэтому ко мне ходить не будет. И не ходил. И я сама к нему не ездила по этой же причине.

А выяснилось, он мне признавался, он меня любит! Правда, на тот момент я любила не только «одного человека»: помимо одноклассника, включая Сашу, у меня было полно и других влюбленностей.

Булат

У Асии, моей подруги с предыдущей школы, есть двоюродный брат Булат. Спокойный и сдержанный парень, тайно ото всех носит очки. Он живет в деревне, но учится в Челнах на другом конце Нового города. Сейчас у него выпускные экзамены в 11-ом классе. До 8 класса они учились с Сашей, Пашей и Ромой. Булат — Сашин лучший друг, он же нас и познакомил. Мы с Булатом время от времени встречаемся, когда он к родителям Асии приезжает в гости. Булата я уже давно знаю, лет шесть, у них с Асией один цвет волос, Асия настаивает, что цвет волос у них не рыжий, а «медный орех». Сама Асия уже перекрасила свой «медный орех» этой весной в черный цвет. Булат чудесно играет на гитаре, всем говорит, что пока только учится. Он в прошлом году июльской ночью мне у костра песни пел. Даже на дне рождения прошлым летом в деревне у них с Асией побывала. На своих лошадях он катал меня в деревне. Булат давно был весьма симпатичен, чего уж скрывать? То есть это-то и есть то, о чем умалчиваю. Но это только дружба. Он замечательный, но люблю я Сашу.

Павел

Паша мне уже в начале января успел признаться в любви. Радиоведущий по вторникам, диджей… «джедай», как я его обозвала по ошибке, или же, по его мнению, облагородила. Он сейчас заканчивает учебу в медучилище на медбрата. Мой духовный брат, где наше духовное родство — вроде как реальная связь или параллельная реальность, а вроде и надуманная сказка-легенда. Моя «духовная» переписка с «Татуином», виртуально находящимся в Елабуге, в которой я первые три месяца продолжала называть по ошибке Павла «джедаем», обратилась продолжительной ролевой игрой по мотивом фантастической истории о брате и сестре Люке и Лее. При том, что сами фильмы о «Звездных Войнах» мне впервые удалось посмотреть лишь в начале этого года. Ничего серьезного — так, письма, милый и добрый юмор; Паша помог нашему клубу с «минусовками» для мартовскому КВН… У Паши светлые длинные (относительно других молодых людей) волосы — почти до плеч. А самое его очарование — это его бесподобный голос и манера говорить. Почерк у Паши красивый и аккуратный — жаль, он на врача планирует учиться, должно быть, со временем это пройдет! Для этого человека нет ничего невозможного, этот голубоглазый всегда запросто знакомится с любыми девушками, легко находит с нами общий язык. И еще, пожалуй, если оценивать его физически, только по красоте, по внешности — то он пусть и не самый рослый, зато самый славный, милый, самый симпатичный парень из всей этой четверки (хотя они все по-своему симпатичны!). И он определенно знает об этом. Но все равно Саша мне более близок по духу.

Антон

Антон — парень из параллельного класса. В дни крещенских морозов мы с родителями ходили к их знакомым художникам в гости. Они, оказывается-то, родители моего бывшего одноклассника Антона, я в третьем классе была старостой того класса, где он учился. С третьего по шестой класс все девчонки были в этого Антона тайно влюблены, а с седьмого класса мы с Антоном вдвоем (спортсмен и отличница) перешли из нашей школы в русскую школу-гимназию в соседнем комплексе — он в математический класс, а я в гуманитарный.

У Антона есть старший брат Андрей. Тесен мир — так вот, Андрей и Рома друзья. У них общая дружеская компания, своеобразная, так скажем — плоский и грубоватый юмор, периодически мат. Однажды побывала у них однажды, они стащили открытую бутылку вина, отлили половину и перелили туда вишневого компота; азартные игры на поцелуи… там у них и две девушки были.

Мы участвовали в эстафете в прошлом году, и Антон на первом этапе был самым-самым первым из шестидесяти школ. Я же тогда в него чуть не влюбилась! Но нет-нет, не влюбилась.

Рома

Рома высокий и крепкий парень, ростом в метр девяносто, телосложением как большой шкаф. Мы все одновременно познакомились с ним, Пашей и Сашей в мае прошлого года. В июле в палаточном городке снова виделись с ним, пока они с Маратом Нурбулатовичем не уехали на сплав. У Антона случайно в гостях в тот единственный-то раз с Ромой и пересеклись. Рома был добр ко мне, выручив меня игрой в домино вместо довольно пошлой карточной игры, а затем я им всем погадала на тех же игровых картах. Да, я всё еще нецелованная, и, согласно народной традиции, коли посижу на картах, на них снова гадать можно.

История с укусом на Пасху

Так получилось, что Булат в конце апреля после Пасхи у Ромы в гостях и начал разговор о том, что хотел с Сашей ко мне в гости как-нибудь сходить. Накануне, на дне рождения Асии, я ответила ему согласием, — только, мол, у Саши спроси, и приходи с ним. Казалось, вряд ли Саша был против… Спроси тот не прилюдно, в присутствии всей компании: и Паши, и Ромы. В конце концов, Булат же нас в прошлом году в мае всех-всех и познакомил.

В конце апреля на Пасху в шутку укусила Сашу. Через день он пришел ко мне, сознался в странном поступке. На первый взгляд, даже безобидном. Он показал мой укус своим друзьям. Якобы сделал это не специально. Без злого умысла. Лишь потом сам понял, что именно наделал.

Павел Сашу всегда донимает своим примером. Повторюсь, Паша очень симпатичный, он диджей, у него шикарный голос. И пусть он ниже всех из четверки друзей, но самый популярный у девушек парень: умеет и знакомиться, и расставаться, и правильно себя поставить. А Саша с самого начала поставил себя как «просто друг», и из этого «непорочного круга» теперь ни за что не вылезти — таково мнение Павла. Мол, это несерьезные отношения. А Саша так, не подумав, — бац! — и показал: согласен, и правда, очень несерьезные отношения, Лейсанка-то кусается, смотри!..

Павел дразнил Алекса, что тот навеки ко мне в друзья записался, а тут и Булат со своим вопросом. Саша «подтвердил», что да, отношения «несерьезные», но вышло будто это в обратном-переносном смысле: взял и таким изощренным образом разом всем отказал. Уверенно и прямо заявил о том, что я его девушка!

Это было неправильно, дерзостно и неучтиво с одной стороны — со стороны морали; да и не было у него такого права. Но очень правильно со всех других сторон. Он еще сам не знает того, насколько он правильно сделал! Я тот перечислила шестерых человек, и это не полный список… Знал бы он меня, как сама себя знаю, насколько влюбчива я была в своих влюбленностях, он бы и сам по достоинству оценил всю правильность своего неправильного поступка! Хорошо, что он всё определил для себя и своих друзей. Все равно я его люблю.

Эх, если бы кто-то из нас с Сашей твердо не определился бы со своими позициями, вот так и остались бы друзьями до сих пор!.. Хорошо, что он принял решение за меня. После этого Сашиного поступка я поняла, что люблю его, пусть он и неправ.

Надеюсь, что смогу быть более чуткой, внимательной, любящей… и более предусмотрительной! Буду более терпеливой. Чистых мыслей и светлых идей тебе, Лейсан, которая заполнит эти счастливые страницы… Пока еще у нас есть время на счастье…

2 июня 1997. Любовь как дружба и дружба как любовь

В этом году Саше в июле исполнится восемнадцать, а мы так ничего и не решили, мы не задавались вопросами отношений, и я по-прежнему считаю его другом. После того неудачного объяснения в любви в январе да последующего выяснения в марте, что оно ошибочно, мы не возвращались к этой теме. Я узнала, что он в меня влюблен, и вроде на этом вся любовная эпопея у нас и окончилось. Получается так: некоторые о нас возможно что-то «знают», подозревают и думают, а на деле мы… еще и ни разу не целовались. Обнимались всего несколько раз до вчерашнего дня — перед осенним балом, после удачной игры в КВН да «просто так», разом с ним и Каролиной.

И вот вчера мы обнялись снова. Вдвоем. Это было совсем иначе — так нежно и так трогательно, и я поняла, что дружба-то уже закончилась. Потому что он мой милый, он меня любит.

— Я подожду тебя. Буду ждать столько, сколько нужно, — сказал вчера Саша.

Пью чай утром, замираю, задумываюсь, и переношусь мысленно к разным ситуациям, внутренне занимаюсь оценкой и сравнением. Смотрю в точку. Убеждаюсь, что я люблю Сашу. Мама спрашивает, мол, Лейсан, что с тобой? А я думала о вчерашнем «подожду тебя», сказанном Сашей. Я такая мелкая, меня еще ждать и ждать… А он подождет, он так сказал.

И я верю ему, он верит мне. Это и есть доверие. Пожалуй, нигде так не работает доверие, как в процессе ожидания! Ожидание на несколько лет — это индикатор, есть ли доверие. А может и напротив, доверие — пожалуй, катализатор ожидания.

Начала проходить летнюю отработку. Мама помогла устроить меня в «КамАЗовскую» библиотеку в отдел периодики. Сегодня первый день. Саша работает на КамАЗе в свободное время, а в основное время готовится к защите диплома в училище.

Сегодня меня Людмила Васильевна отпустила на полчаса раньше: основная работа по журналам на сегодня уже выполнена. После работы в библиотеке зашла к Каролине. Она обиделась на меня. Мы же с Сашей вчера обещали приехать к Паше в Елабугу, точнее, прийти. Лина приехала к нему, а мы не поехали. Специально ли мы так с Алексом задумали, что ли? Нет, не нарочно, это все ливень. Мы же пешком шли — пришлось вернуться. А во дворе уличные хулиганы… рассказала ей всю историю. Лина-то и не предполагала, насколько у нас опасный город, Набережные Челны! Она всегда с собакой только и гуляет — у неё кокер-спаниель Голди. Да и вообще к девочкам парни не цепляются с «пацанскими» вопросами.

А Лина вчера ездила к Павлу в Елабуге, она была у него уже в десять утра. С десяти до двух они сидели у него дома на кухне с его родителями, говорили о жизни и о медицине. Паша показывал ей медицинские учебники и свою дипломную работу в училище на ней «проверял». После Паша проводил её до автовокзала, и к четырем она уже была дома. Лина обиделась, что мы не приехали, точнее, не дошли. Получается так, что мы ей свидание наедине с Пашей организовали, а сами не пришли!

Слушая рассказ Лины о поездке к Паше, пыталась уловить основное, но думала в это время о другом. И Лина не могла не почувствовать; она считывает с меня, если я её невнимательно слушаю, и обижается. А о чем я думала, пока «слушала»? И пока у меня есть свободное время до прихода Саши — опишу то, что постоянно крутилось у меня в голове… Да, сейчас уже можно с улыбкой вспомнить, насколько слепа была моя ревность к Гузель. Есть что-то комичное в этой ситуации — страдать два с половиной месяца по несуществующей причине. Могу оправдываться, что это не моя вина, не мои домыслы — это он сам неоднозначно сказал. Или я так услышала, поняла по-своему.

О чем я думала сегодня утром перед работой (кстати, как это круто звучит — перед работой!) и у Каролины, попивая чай? Да, вспомнила. Интересно, бывают ли в чьей-то другой еще жизни реально такие нелепые расставания, когда двое друг друга любят, но когда перестали видеться, даже признания в любви сумев правильно понять? Возможно, это лишь у меня одной такие надуманные проблемы, иначе не скажешь! Как это грустно, глупо, нелепо! И обидно.

Самое печальное даже не в этом. В марте он, мой любимый молодой человек со сломанной рукой, сожалел, не смог прийти. Он даже и шел ко мне… и не смог дойти. Он еле живой вернулся в феврале домой, это всё хулиганы из нашего комплекса. А я об этом не знала, даже и не догадывалась. Я ждала, он должен был появиться. Ждала его и на 14 февраля (он не знал об этом празднике, это только на уроках английского языка у нас в школе рассказывают, а в училище он учит французский), и на 23 февраля (болела, он знал, сама поехать не могла), и на день рождения (он опять не смог, ему не разрешили), и на 8 марта — Международный Женский День…

И как сама к нему не догадалась заехать, — ни в феврале, ни в марте! Девочки с театрального во второй половине марта даже намекали, мол, отчего нет с нами «нашего» молодого человека, не знаю ли я, уж не побили ли его где-нибудь… Но я не обратила внимания на эти слова… И вот теперь мне и правда жутко стыдно и обидно за свой эгоизм — никогда не думала о том, что Саше может быть так плохо, а я в это время воображала, наоборот, лишь то, как плохо мне. Беспокоилась не о нем, а только о себе и о своей несчастной любви… Одно оправдание: я тогда еще болела, не могла поехать.

Теперь знаю, что это у нас не просто дружба. Это все-таки любовь! Любовные страдания — это не всегда оправданное страдание: кто-то не то сказал, а кто-то не так понял; кто-то интерпретировал происходящее не так, как предполагал сказавший; кто-то слишком много фантазировал по поводу несложившегося взаимопонимания… Хорошо хоть он сообщил, как все обстоит на самом деле.

В любом случае, нам ещё рано принимать жизненно важные решения. Мне лишь шестнадцать, разве кто-то в наше время серьезно решает что-либо в этом возрасте? Конечно, слышала, бывают случаи… все-таки, это редко.

В минувшее воскресенье мы с Сашей поделились тем, как обстояли наши дела в те месяцы, пока мы не виделись. Обсудили и планы на будущее. Мы стояли напротив окна в моей комнате, он в майке, что была под рубашкой, а я переоделась в сухое — в платье, что в прошлом году мне на день рождения родители подарили, белое с голубыми цветочками. Я болела и ждала его, эх, если бы только могла знать, что он тоже меня ждал… и будет ждать!

Надо больше общаться, надо говорить друг с другом о том, кто что думает, а не предполагать, что все расскажут за тебя. Он ждал, что приеду я. А после ничего не рассказывал мне о происшедшем. Думал, что Паша сам все рассказал про случай на январской рыбалке. А про случай на 23 февраля, что был у нас в комплексе, он в конце марта рассказал. Я ничего не сказала, ни «да», и «нет», мне надо было сначала самой решиться, а то я слишком много кого любила. Но из всех, кто мне когда-либо нравился, Саша самый близкий и самый понимающий.

Мы стояли рядом, очень рядом, а за окном все еще шел первый июньский проливной дождь. Я стояла и оправдывалась, что думала тогда, вроде он на Гузель жениться собрался. И что не ходил ко мне из-за того, что эта любовь перечеркнула нашу дружбу.

— Ей тоже скоро 18, как и тебе. А что я — такая мелкая… Да меня ещё… ждать и ждать.

— Ничего. Я подожду.

Мы тогда обнялись, он поцеловал меня в щеку. По щекам уже по которой уже покатились слезы. Мы были вдвоем, только вдвоем. Если не считать Джинджера. Он вполголоса, будто нас могли услышать:

— Я подожду тебя.

— Будешь ждать меня все два года? — переспросила его.

— Буду ждать тебя столько, сколько нужно, — ответил он.

Самое волшебное — что тихими словами («я подожду тебя») он признался в любви гораздо громче, чем кто-либо иной мог бы во все прокричать: «Я люблю тебя!». Вероятно, это мне придется ждать два года. Он собирается в армию.

Почему я второй день переписываю все это, что было, копаюсь в прошлом. Чтобы построить будущее, надо разобраться, что было в прошлом. Говорю же, похоже, новый дневник будет не только о дружбе, но и о любви… Хотя пока мы просто дружим… Но понимаем, что не просто!

Вчера начала этот новый дневник. Старый закончился и совпало — как раз и вместе со старым этапом жизни ушел и старый дневник. Да и главное: лето. После первого июня с началом моих последних настоящих летних школьных каникул (после 10-го класса) мы будем встречаться чаще. Саша обещает — почти каждый день. Точнее, каждый вечер.

3 июня 1997. Вечер с Алексом — прогулка на Каму

Саша приходит после работы — преддипломная практика от училища на заводе. А у меня днем работа в «КамАЗовской библиотеке», перекладываю формуляры и раскладываю журналы по полкам. «Отдел Периодики» КамАЗовской библиотеки — это отдел, где мы получаем что-то новое каждый день! Работа всего на четыре-пять часов в день.

Мы решили и договорились так: я возвращаюсь домой — и он приходит на полтора часа, и я его уже жду наготове. Наготове выходить — одетая, причесанная, накрашенная. Мы идем с ним на Каму — на нашу набережную. Саша сказал, что только завтра ко мне не зайдет: надо больше времени тратить на учебу, диплом писать.

Саша никогда не говорит мне о любви. А если и говорит, то излишне прямо… у него абсолютно не получается флиртовать. Всегда напрямую говорит то, что думает. Если уж ему и хочется сказать что-то, то говорит сразу открыто, — что называется — «в лоб». Это с укусом в районе локтя у него как-то завуалированно получилось. И в этом, как всегда, никакой романтики. Но, наконец-то, и никакой недосказанности.

Кажется, пока мои родители не смотрят на нашу дружбу всерьез… Саша говорит, у него уже и мама знает о его намерениях, и сестра, и его крестная Марина Вячеславовна. Мы гуляли, и я напомнила ему о вреде недомолвок, о том, как он непонятно мне признался в любви. Точнее, во влюбленности. И что он собирался предложение кому-то сделать после армии — так это всё мне? И Саша до сих пор удивляется, как мою в голову могли прийти такие мысли, что не мне. Что я и не сомневалась в том, что он в Гузель влюбился, именно ей предложение сделать хотел. Он задал вопрос, который звучал с неподдельным изумлением: «Так ты правда всё время думала, что я тогда… (в Гузель влюбился) — всё… так серьезно?»

Это и правда, я серьезно в это верила еще с конца января! И как могла сочинить себе и придумать историю о том, что он влюбился в ту девочку, в которую, по моему мнению, должны были бы влюбляться абсолютно все парни из её школы и с нашего театрального — и Лёша, и Костя, и Саша. Почему я тогда была такой странной и глупой?.. Почему решила, что только Гузель имеет право на счастье и на любовь? А я сама этого как бы и не заслужила?

Мы же это только в последний день марта выяснили! Сегодня он прямо повторил о своем намерении взять меня замуж. Мне до сих пор не верится, хочется ущипнуть себя: постой, Лейсан, на самом деле уже есть тот парень, который хочет взять замуж… За которого я хочу замуж! А мне еще всего шестнадцать… Но это на полном серьезе!

Да и как вообще я в тот роковой день не услышала его и не поверила ему? Почему не переспросила. В счастье сложно поверить, особенно если это счастье — неожиданно твое счастье.

4 июня 1997. У Асии

Саши сегодня не будет. Решила после работы навестить Асию. У нее в татарской школе тоже прошли все экзамены. Она завтра, как всегда летом, едет в деревню. Отрабатывать будет в июле — деревья по городу сажать. Хорошо, что успела до ее отъезда.

Асия очень красивая. Черный цвет волос, на мой взгляд, делает Асии внешность более строгой, с её рыжим «медным орехом» веснушки смотрелись гораздо естественнее и веселей. Асия красивая, она сияет теплом и весенней радостью. Спросила её, как там наша история с ниточками, все ли получилось? Асия отрапортовала, что задача выполнена. Она тоже повязала своим одноклассницам, мое желание сбудется. Если не сбудется, то это не её вина, потому что она «всё сделала, как надо».

— Да, спасибо! Думаю, уже сбылось!

В школе у нас есть игра в «ниточки», кто её придумал, до сих пор неясно. Только в мае месяце обычно кто-нибудь начинает «повязывать ниточки» на запястьях, каждый обвязывает нитку трем людям. В этот момент загадывается желание. «Повязывающий» и дает задание, чтобы те, кому завязывают, тоже повязали трем людям ниточку, дали загадать желание. Затем надо дать разорвать эту ниточку человеку противоположного пола. А после того, как этот человек порвет ниточку на твоем запястье — тогда желание и сбудется!

Мне как раз повязывал ниточку человек, в которого тогда, мне казалось, я была тоже влюблена. Прокофьев. Я загадывала одно желание: определиться! Вышло так, что вскоре после этого Саша сам за меня всё решил со своими друзьями, и мне оставалось самое последнее решение — определиться между двумя людьми: между ним и своим одноклассником, Прокофьевым. Но уже каникулы — и это значит, что в ближайшие три месяца я о своем однокласснике почти и не вспомню. Тем более, у меня теперь самая-самая настоящая влюбленность, даже любовь. Алекс. Мой Саша.

Мы целый вечер общались с Асией. Весь этот учебный год мы с Асией, Сашей, Гузель, Инной, Аней и многими другими ходили в наш дворовый театральный клуб «Вега». Правда, Саша с 18 марта и в апреле не ходил — у него было участие в другом КВН между техникумами и училищами. Поведала Асие о Гузель, о нашей с ней прогулке после заключительного театрального представления. Оказывается, Гузель вовсе не такая высокомерная, каковой казалась нам с Асией на театральном. Гузель очень приятная девушка, воспитанная и даже доброжелательная. Асия кивнула, прищурив глаза, что она будто бы поверила. «Угу-м, — ответила она мне. — Советую тебе, не стоит так просто доверяться людям. Она такая, какой ей хочется казаться. Гузель — девушка непростая, это даже не загадка. У неё, должно быть, свои интересы, правда?».

Асия проницательная, у нее серьезные карие глаза, в контраст к детским веселым веснушкам на носу, и глаза эти становятся особенно теплыми, заботливыми и наивными, когда она дает советы или делает предположения.

Сказала Асие, что у меня создалось более доверительное отношение к Гузель с нашего театрального. А до этого я ее чуть ли не ненавидела, жутко ревновала к ней! А она не такая, она милая и рассудительная, и на врача пойдет учиться. Кстати, её мама-то — мой лечащий врач в поликлинике. Поделилась с Асией, первой и единственной, про свой недавний майский сон. Про Гузель, как я будто бы отдала ей во сне своего Джинджера, любимейшего рыжего кота. И даже упрашивала её забрать моего кота, то ли на год, то ли на лето, то ли насовсем… Что бы мог значить этот сон?

Асия перескочила на другую тему, сообщив мне удивительную «новость»: Булат познакомился теперь с Гузель. Булат, друг Саши, тот двоюродный брат Асии, с кем мы уже лет шесть знакомы. Он познакомился Гузель! И очаровал её!

— А, да, если честно, я в курсе. Знаю. Гузель расспрашивала меня о Булате. Я ей хорошо охарактеризовала твоего брата.

— Это ты? Ты их, что ли, познакомила?

Асия всегда обожает трактовать сны, у нее есть разные сонники. Она убеждена, что сны — это послания нам свыше, и их нужно правильно интерпретировать. А тут не стала трактовать то, что я своего любимого кота передала самой красивой девушке с театрального. Вместо этого спросила меня почему-то про Булата. Она подумала, что я познакомила Гузель с Булатом? Я стала оправдываться: нет, ну что ты, не я познакомила. Это Паша. Тот, который приезжал в конце декабря в Челны. Елабужский парень, тот симпатичный голубоглазый, это он ухаживал за Гузель, а потом познакомил её с Булатом.

— Тот, которого половина Елабуги знает, что ли? Помню! — припомнила Асия. — Они с Булатом ко мне заходили где-то в середине или в конце марта.

Асия, будто бы приняв во внимание, что это не я познакомила Булата с Гузель, начала медленно и осторожно:

— Так вот, я скажу тебе, что значит этот сон. У тебя не было ощущения, словно твой Джин — это как Булат. У тебя кот невозмутимо-спокойный — и Булат такой же.

— Ты вот про что — мой кот рыжий, и Булат тоже? Ну да!

— Нет, Булат не совсем рыжий, у нас с ним цвет волос не рыжий, а «медный орех». Не в этом сходство, не только внешнее. В твоем сознании долго находился один рыжий кот. И ты его ни сама ни гладила, ни другим не давала. Ты прониклась доверием к Гузель, и мысленно отдала ей своего кота. Как отдала? Ты рассказала ей, какой он хороший, и что он ей подходит. Значит, считай, ты его ей уже отдала. Вот тебе и сон.

Асие даже ни словом не обмолвилась про игрушечного плюшевого котенка — мини-Джинджера. Это была только наша с Булатом ассоциация… Булат мне 21 марта игрушку подарил. Постой, Булат заходил к ней с Пашей, стало быть в день равноденствия.

— Прости, Асия. А можно вопрос по поводу игрушечного котенка. Когда Булат заходил с Пашей… он ничего, случайно, у тебя не забирал?

— Чего именно?

— Ну, например, какую-нибудь игрушку…

Асия поняла, про что речь. На равноденствие он подарил золотоглазого позитивного рыжего котенка, игрушечного.

— Да, забирал. У нас тут дома располагается наше совместное хранилище мягких игрушек. Этот котенок — из этой коллекции игрушек. Но не бойся, он почти новый.

— Спасибо, Асия, что ты сдержала обещание с игрой в «ниточки». И мое желание уже сбылось!

— А какое было желание?

— Времени на длинные желания не было, я загадала одно, короткое. «Определиться!»

— В чем? В профессии, в будущем?

— Нет, у меня была ситуация, что я в троих сразу влюбилась… Мне нужно было определиться.

— И как? В чью пользу определилась? Ты, наверное, на картах гадала?

— Нет, карты мне не помогли определиться, только всё запутали. По-другому. Ниточку мне повязал одноклассник, которого я всегда обожала, мне Саша недавно эту ниточку снял. Удивительно! После этого все дикие и ненормальные чувства как рукой сняло! Так что можешь сама догадаться, каков результат. Ниточку мне сняли, Джинджера я отдала. Так что, ты поняла…

— Алекс, что ли!

— Да.

— Ну так… поздравляю тебя с твоим выбором!

Вот так мистически разрешился мой вопрос. Когда я никак не могла решить, кто лучше и кого сильнее люблю. Перечитав пару прошлых дневников, понимаю, что Сашу я с самого начала воспринимала как самого близкого человека. Мы обо всем можем поговорить. Весь этот год мы дружим, общаемся, прекрасно ладим друг с другом. Никакие его поступки не могут изменить моей любви к нему. За исключением совсем мелких разногласий и одной «драмы» у нас все спокойно, все хорошо.

5 июня 1997. Первый поцелуй

В этот вечер Саша пришел с работы и училища пораньше. Он пишет диплом. Мы в очередной раз пошли на Каму, и там он наконец осмелился положить руку на плечо и прижать к себе… и мы полчаса сидели, прижавшись друг к другу, и балдели от летнего солнца и теплой воды. Взобрались на холм провожать закат. Он посмотрел на меня и спросил:

— Можно?

И, не дожидаясь ответа, взял и дотронулся губами до моих губ… Мы поцеловались! Мы даже не совсем то, чтобы прямо целовались. Но поцеловались. Совершенно не ожидав этого, я слишком резко и испуганно отодвинулась от Алекса.

После этого поцелуя отчего-то глаза наполнились слезами. Вот ведь как все было хорошо, все было прекрасно, сидели рядом, так хорошо дружили… и тут вдруг… серьезные отношения? Без всяких признаний, безо всяких «Я тебя люблю». За весь год со дня нашего знакомства мы не разу не обронили ни слова, обозначающего наши отношения. Мы называли это дружбой, и он был моим другом, настоящим другом! Мне казалось, Саша всегда был мне даже более другом, чем моим парнем.

Саша словно прочел мой дневник (нет, этого он на самом деле не мог сделать!), — именно то, с чего я этот дневник начала, — он сказал, что для меня он открыт, доверяет мне, и что между нами не может оставаться никакой недосказанности. Он сказал, что он не может и не должен от меня скрывать своих намерений.

— Хочу, чтобы ты стала моей женой. Для этого я готов ждать столько, сколько нужно!

Мне казалось, что так вот все портить нельзя, и как я теперь буду с ним себя вести? Теперь это будут совсем иные отношения, которые невозможно скрывать.

Я прислонилась к его рубашке, и начала плакать, аж даже всхлипывая. Неудобно, неприлично, стыдно…

— Ты что? Ты плачешь? Что ты, прости. Прости, я не ожидал от тебя такой реакции!

— Ты знаешь, теперь нас будут считать… влюбленными. Не думаю, что это я сама смогу всё-всё скрыть. А теперь о самом важном: я больше не смогу делать карточные гадания на наших игральных картах! Потому что больше не нецелованная, — попробовала отшутиться.

— Это ты про ваше какое-то поверье, что если на игральных картах посидит нецелованная девушка, то на них можно снова гадать?! Да это же всем ясно, что это ерунда…

— Ты уже меня поцеловал — теперь я не нецелованная. Ну всё, мы уже поцеловались. Хотя еще даже не поженились, бессовестные. Меня учили, что так делать нельзя. Ну ладно. Только не говори никому!

Пришла домой, пошла в ванную и тихо там ревела, пока ванная воды не набралась.

6 июня 1997, пятница. «Мы несовершеннолетние»… И?

Вчера мы поцеловались. Зачем я после этого расплакалась, я до сих пор не знаю причины… Из-за того, что теперь не смогу гадать на игральных картах? Ну нет же… «Да это же всем понятно, что это ерунда»… Это он еще не знает, что тогда, после поцелуя, в ванной еще долго переживала свое потрясение. Отчего это, от счастья, что ли?

Но для меня все не так. Это не ерунда. Всё, теперь меня поцеловали… А я даже ещё и не совсем успела захотеть этого. Но главное — девушки всегда во всем ищут главную причину — правда ещё не хотела целоваться. Не было такой потребности. Мне нравилось быть рядом, просто быть рядом. Мне ужасно стыдно, что я поцеловалась! Но сейчас уже не стыдно — так для себя решила, пока сидела в библиотеке и подравнивала ножницами бумажные формуляры. Бумажные формуляры есть трех видов, и они отличаются между собой по ширине на 2—5 мм. У меня важное задание — обрезать по самому наименьшему образцу, чтобы они все были стандартными. Пока сидела и обрезала формуляры, всё думала и думала об одном…

О наших с Сашей планах на будущее, которые были озвучены до поцелуя, и о нашем поцелуе, и о том, что я так глупо расплакалась. К тому же я до сих пор даже не придумала стоящую причину и оправдание тому, что вчера расплакалась…

Когда нашлись недостающие «пазлы» в конце марта, и сложились все разом — да я сама тогда хотела его на радостях поцеловать! Но удержалась. И сегодня я ждала его с особым нетерпением. Боялась, что он не придет, он диплом пишет.

Помыла пол, приготовила суп, мама вернулась с работы — а Саши все нет и нет… И вот он пришел в 8 вечера. Гулять мы даже не пошли… И мы сидели у меня в комнате и спокойно тихо переговаривались…

— Ты же знаешь, я пока маленькая. В шестнадцать лет целоваться, наверное, еще нельзя.

— Ты тоже знаешь: мне еще нет восемнадцати.

— И что?

— А то, что по закону, когда мне уже будет восемнадцать, тогда я не смогу уже тебя поцеловать. Только потом, когда я вернусь с армии, тебе будет восемнадцать, а мне уже двадцать. Получается, с моего совершеннолетия до возвращения из армии мы не можем целоваться. У нас с тобою менее полутора месяцев.

— Как это?

— Статья, наверное. Я узнавал у Булата, он же на юриста учится.

Булат рассказал ему про статью, которая предусматривает ответственность за «действия сексуального характера без применения насилия» совершеннолетним лицом, в отношении лица, не достигшего еще восемнадцатилетнего возраста.

— Правда, уже думают ввести еще возраст сексуального согласия пораньше — как раз 16 лет. Жаль, это пока только в стадии рассмотрения, и пока к нам не относится.

— А поцелуи — это тоже действия — этого самого — характера, так? Так почему сейчас-то можно целоваться?… С чего ты взял? Сейчас и подавно нельзя! — у меня перед глазами все плавало от слёз. Словно от какой-то обиды.

Но я сдерживалась, как могла. Я не плакала. Это только сами глаза. Откуда эти все слезы берутся? Отчего? Возможно, от непонятно откуда взявшейся в данной ситуации жалости… к нему, и… к себе, и что я сказала это с вызовом, будто бы хотела отчаянно флиртовать, когда я не хотела — само вырвалось.

— Можно. Сейчас можно, это потом нельзя. Потому что мы пока вместе с тобой… какие?

— Какие мы, безбашенные? Безответственные? — переспросила его.

— Несовершеннолетние. Поэтому пока нам всё можно… — он сказал это как бы в сторону, даже не глядя на меня.

— Всё можно? — потерла глаза, чтобы не заплакать, а Саша достал из кармана клетчатый носовой платок, и поднес его к моим рукам.

— Не всё, да не бойся ты, ладно? — он рассерженно вздохнул, глянул на меня и снова посмотрел в сторону. — Не собираюсь я ничего с тобой делать. Хорошо? Хорошо, ладно, давай тогда так и оставим, будто мы ничего не делали? — понимающим тоном и серьезно предложил Саша. Хмуро, серьезно… но с сочувствием.

— Да мы же вчера и правда — даже и не поцеловались! — быстро добавил он. — Если очень быстро дотронуться губами, меньше одной секунды, то поцелуй уже не считается.

Меня возмутило такое изложение фактов.

Во-первых, ну как это, не целовались, когда уже поцеловались?! Как это не считается? Он же прикоснулся ко мне губами — всё уже, значит, мы поцеловались.

Во-вторых, была такая мысль: «Да мы и так собирались вроде бы делать вид, что мы не целовались… разве нет?». Правильно Саша говорит, надо скрывать этот факт. Но не от меня же самой?!

В-третьих, эту мысль сменила идея о том, что мы вместе оба сделаем вид, что ничего не было. Мы так все и оставим… как было. Как есть… И будем по-прежнему просто друзьями! Но и эта мысль тоже была не совсем «вкусной». Особенно, когда это всё предложено с таким печальным лицом. Я даже и не поняла, как по мановению ока все в голове переменилось… всё встало с ног на голову… или с головы на ноги… И тут я стала беззвучно рыдать. Тихо, чтобы мама из зала не услышала. Но теперь уже совсем по противоположной причине. Оттого, что мы останемся друзьями. Зона дружбы — навсегда. Так чего же мы все-таки решили — остаться друзьями?

Саша предложил сходить в это воскресенье в цирк. Я испугалась. Мне теперь страшно вдвоем ходить. Ведь мы же несовершеннолетние! Он уже всё объяснил… Саша пояснил, ему очередную зарплату дают от профсоюза «бартером», что можно взять места в цирке.

— А можно три билета, на три места взять?

— Зачем? С мамой хочешь пойти, что ли?

— Нет, мы как раз недавно говорили с девчонками про этот цирк. Там, говорят, хороший акробат выступает. Каролина тоже хотела бы пойти… Если ты, конечно, будешь так добр…

— Ладно, я спрошу тогда три билета.

Быть друзьями гораздо проще в окружении друзей. «Хорошо, давай тогда так и оставим, будто бы мы ничего не делали? «Давай!»

Мы так и останемся навсегда всего лишь друзьями. Которые, оказывается, даже ни разу не целовались. По-настоящему…

А ведь я его люблю!..

— На, держи платок! — и Саша достал из кармана рубашки платок.

— Ты прямо подготовился! — улыбнулась я.

— Ты не заметила, что ли, — я всегда платок с собой ношу. Это меня один приятель, коллега по работе «заразил»…

— Чем заразил? Насморком? — подняла я на него с испугом глаза, и перестала плакать.

Саша рассмеялся впервые за этот вечер.

— Да ничем не заразил! Он заразил примером — платок таскать.

Вот такой был у нас вечером разговор, о котором я всё думаю и думаю. Дома и в библиотеке. Самое ужасное, что я и правда не знаю, чего хочу. Потому что хочется и чтобы я осталась правильной, хорошей девочкой. И чтобы Саша приходил…

А самое страшное — не знаю, что теперь будет… Что он замыслил? Чего теперь ждать?

7 июня 1997. Золотые дары

Лето!

Всё-таки, каникулы… У меня каникулы, работа на четыре часа не считается — это не на уроках сидеть! А у него работа на заводе, преддипломная практика. Хорошо хоть, сегодня суббота! Саша готовится сейчас к сдаче диплома в своем училище. Увы, он решил уже заранее не поступать в университет после училища. Саша решил, в это непростое время будет лучше его семье, если он успеет поработать до армии, чем сейчас пытаться поступать. А я пока работаю в «КамАЗовской Библиотеке».

Каждый вечер я жду его дома.

Саша получил свою первую зарплату на КамАЗе за месяц работы на «КамАЗовских» станках, выдали пока только за апрель. Дали зарплату талонами. Пошел в «КамАЗовский» магазин отоварить талоны, а там ничего толком нет, только женские колготки и чай.

— На все талоны за апрель я купил девять штук. Три маме, три сестре, три тебе. И вот еще, держи, чай в пакетиках.

Колготки «Golden леди». Это был по-настоящему «золотой» подарок. На рынке они тоже были дорогие, хотя и в два раза дешевле, чем в «КамАЗовском» магазине… Но тут даже не в цене дело… А в том, что это так трогательно, что ты попала в число самых близких людей, для которых уже ничего не жалко.

— Можно я маме одну штуку отдам?

— Да, ладно, пожалуйста…

Но моя мама отказалась, я думала, у нее тот же размер (иногда её капроновые колготки беру, они мне тоже подходят). Потому что это был подарок для меня. Мама с Сашей сидели в зале, они заваривали чай и решали, сколько пакетиков надо положить в чайник, или каждому индивидуально по одному пакету раскладывать. Читали инструкцию… А я пошла к себе в комнату с этими «золотыми» колготками.

Надела я эти колготки… Ух ты, какой фокус! Влезла в них даже в юбку, которую в этом году мне мама сшила мне весной в позапрошлом году на 14-летие, а та джинсовая юбка, которую Асия мне шила на 16-летие, мне, оказывается, велика — свободна стала, на бедрах висит. Нечего было сразу после Нового Года мне талию мерить!… «Мамина» юбка эта теперь не до колена, а только до середины бедра, да, немного коротковата… Посмотрела на себя со стороны в зеркало и подумала: «Надо же! Какие хорошие колготки! Теперь, пожалуй, мне можно уже и не худеть!» Йо-хо!

Мы вместе с Сашей каждый день решили ходить гулять на Каму, то есть на набережную реки Камы. Хотя бы на час. Сейчас Саша пишет диплом в училище, поэтому времени у него немного, только час-два. Говорит, что так хоть со мной у него «голова развеется», иначе сложно: то долго стоять, то долго сидеть приходится. Обычно мы только доходим до границы Камы и леса, затем возвращаемся домой.

Мы сидели на камнях, точнее, он на корточках, а я на его летней куртке. Он кидал «блинчики», учил меня это делать, но я в этом деле безнадежна. Когда я потрогала руками воду, то подумала, что как здорово бы было походить босиком по этой теплой воде… Жаль, я в колготках…

Решили пойти погулять в лес. Вокруг все было так хорошо, так тепло, аж захотелось снять обувь и походить по земле, пробежаться по траве босыми ногами. Да и вообще чего по лесу в колготках-то ходить? Их же там и порвать можно!

Я попросила Алекса подождать, зашла в лес за кусты, и сняла колготки, положила их в сумочку, и решила ходить босиком.

— Я бы тоже походил босиком! Но только вот не буду, потом обувь будет грязная, — сказал он.

— А я их потом на Каме помою! Пошли теперь к Каме! — сообразила я.

Мы вернулись домой в 8 вечера. То есть это я домой, а он меня проводил, стало быть, он-то домой позже вернулся.

Мама c упреком посмотрела на меня, на мои голые ноги, снова на меня. Но ничего не сказала. Стыдоба, позор! Я вдруг догадалась, что именно она, должно быть, подумала… Когда по лесу ходила и ноги мыла на Каме, то вообще про это не подумала. Непередаваемое смущение и дикое замешательство — всё, это провал!

Саша шепнул:

— Ты заметила, как мама на тебя посмотрела?

— А что?

— Мне кажется, она заметила, что ты не в колготках. После взгляда твоей мамы, наверное, я просто обязан на тебе жениться! — и он обнял меня, когда мы зашли ко мне в комнату…

А я подумала, что странно это все. И что это — предложение, что ли?

— Ну уж если обязан, то женись! — улыбнулась ему я. — Хотя мы же ничего…

— Мы-то ничего. Но как ты это родителям докажешь? — спросил меня Саша не позволяющим сомневаться тоном, будто уж теперь я и родителям ничего не докажу…

— Мне кажется, что сейчас уже другое время — когда ничего никому не надо доказывать.

— Никому не надо доказывать, но только это на общих словах. А когда это касается твоих родителей…

— Ну и пусть! Пока что я и с чисто с медицинской точки зрения чиста. Тем более, если такое дело, — когда и правда ничего не было, — тогда и доказывать вообще нечего. Уверенность в своей чистоте и непогрешимости — это же не доказывают, это чувствуют. Да если из-за того, что я решила приберечь твои дорогие колготки, теперь ты должен на мне жениться…

— Тогда ты выйдешь за меня?

— Когда — «тогда»?

— Когда я вернусь с армии?

— Да. Пока не могу обещать точно. Но я не против. Я бы хотела этого.

Саша засобирался домой.

— Ладно, договорились! Мне пора! — это он уже сказал в коридоре, надевая обувь…

Такое ощущение, что мы договаривались не о каком-то Решении Всей Жизни, а всего лишь обдумывали, скажем, стоит ли нам на следующей неделе пойти в культурный центр или цирк… И я тоже хороша, разве можно на предложение о замужестве так ответить: «Да, пока не могу обещать точно, но я не против»?

А как еще надо было ответить?.. Никакой торжественности… Никакого пафоса… Никакой романтики… А мы с девчатами вычитали из астрологических книжек, что «Раки» — романтики… Разве может прозвучать предложение руки и сердца так просто, незамысловато? И так… серьезно.

Только зная Сашу, могу предполагать, что тот вопрос («Тогда ты выйдешь за меня?») — это более чем серьезно.

8 июня 1997. Цирк с конями

Мы ходили в цирк¹, Саша и мы с Каролиной. Или, правильнее, Каролина — и мы с Сашей. Вчера я ходила к Каролине и сказала, что Саша возьмет нам билеты в цирк. Когда я его боялась, Каролина всегда выручала меня своим преданным присутствием. А мне сейчас особенно страшно оставаться один на один, особенно после нашего разговора о том, что мы ещё несовершеннолетние. Ради собственной безопасности мне хотелось, чтобы кто-то еще был с нами рядом… Чтобы не было ни повода, ни соблазна к действиям по отношению к лицу, не достигшему 18 лет.

Были дрессированные лошади на арене… Маг-факир ложился на битое стекло, глотал огонь и удава мучил… Он Саше не понравился. А зато всем понравились акробаты, и как девушка вертела обруч с горящими огнями, и какой баланс был у акробата, который взбирался на поставленные друг на друга металлические цилиндры. Акробат А. Лебедев, про которого мы слышали от Марины, ногами вертел цветные полосатые цилиндры, и мы вместе с Каролиной почувствовали, что он нам обеим он весьма понравился, и как выступал, и как хорошо выглядел… Мы многозначительно переглянулись, указав глазами на Лебедева. Забавно получается, парень привел двух девчонок посмотреть на цирк, они обе обмениваются секретными переглядываниями, пребывая в восхищении от человека на сцене.

«Цирк с конями» даже не в этом. Нам с Каролиной всегда кто-то вместе одновременно начинает нравиться. Это уже как постоянный закон… И я подозреваю, что это все неспроста. «А Саша ей тоже нравится…?» — молнией шарахнула меня мысль. Про акробата А. Лебедева — это мы сразу друг у друга с лица считали эмоции, сделали восторженный взгляд, игриво закатили глаза, словно в обморок упадем, и телепатически договорились о нем вслух не говорить. Да, при Саше об этом лучше промолчать.

После цирка мы втроем прогулялись по проспекту Сююмбике от остановки «Цирк» и до дома Алекса, мы с Каролиной поблагодарили Алекса за билеты на этот незабываемый поход в цирк. Каролина всю дорогу по-доброму и весело смотрела на Сашу. Словно ловила каждое слово, мысленно повторяя его, как мы в классе делали, когда наш совместно любимый одноклассник (Сергей Прокофьев) выдавал очередной «перл»… Так она в Сашу влюбилась, поэтому и не стала заставлять себя уговаривать, чтобы она пошла с нами!

Мы шли и молча слушала, как Алекс рассказывал последние приколы с учаги, а Каролина, сверкая голубыми глазами, скромно смеялась и остроумно комментировала. Она была такой открытой, веселой, жизнерадостной… А я сама тем временем шла молча и грузилась по поводу создавшейся ситуации (как-то так): «Странно, я сама попросила его, чтобы он пригласил её, а теперь сама ревную его к ней… или её к нему? Нет, правильно, его к ней… Что теперь — ревную? Ревнуют тогда, когда уже есть повод… Тут же повода нет, лишь подозрение. Отчего она в Сашу влюбилась? Потому что он влюблен. А влюбленный человек и пахнет иначе… Вроде они друг в друга не влюблялись. И в чем проблема тогда?». Разумеется, я тоже пыталась смеяться, и остановить дерзкий поток подозрительных мыслей: «Может, я сама придумываю, накручиваю себя?». Но с каждым пройденным комплексом сомнений становилось все больше…

— Спасибо вам, девчата, хоть отдохнул от этой писанины… Уже руку ломит писать…

Ему нужно срочно готовиться к предварительной сдаче диплома, и мы с ней успокоили его, не надо нас провожать домой, к себе домой идет, пусть учит и пишет…

— Сегодня мы, и без провожания, сами дойдем до наших домов.

Мы уже столько раз ездили на наши культурные мероприятия, мы всегда дружили все вместе. А теперь мне стало жалко делить свою дружбу с Сашей, делить наше время, делить его внимание. Вот оно что! Наверное, это он меня как поцеловал, так что-то у меня в отношении к нему «щелкнуло», переключилось. Теперь я не хочу делить его ни с кем! Теперь-то я понимаю, почему он после Пасхи отказал Булату (кстати, мне он уже шесть лет как друг) в том, чтобы вместе смогли прийти ко мне в гости. Он не хочет меня делить, ему жалко. Кто знает, может, это собственническое чувство — оно и есть любовь?

11 июня 1997. Когда светятся глаза

В этом году море пушистых одуванчиков. Так ярко и солнечно!

Утром я шагаю при солнечном свете на работу, и солнце словно гладит мне плечи…

Вечером приходит ко мне мой друг Саша, и мы ходим вдвоем — гуляем по городу или на Каму, это всего где-то час или полтора. Затем он провожает меня до дома, а потом идет готовиться к экзаменам и писать диплом. У него притягательно-светлый взгляд серых глаз.

— У тебя красивые серые глаза.

— Серые?

— Да, светло-серые.

— Мама и сестра говорят, что мои глаза иногда бывают и голубыми, а иногда и зелеными.

— Я видела, когда они были голубыми. Но сегодня они серые. Мне нравится такой цвет. А у меня какие?

— А у тебя, Лейсан — странный цвет глаз, они серо-зеленые, я бы так сказал. Он пригляделся и сказал:

— Необычные глаза. Слушай, они у тебя светятся!

— Скажешь тоже, «светятся».

— Правда, правда! Первый раз, когда такое замечаю. Твои глаза светятся! Я бы даже сказал, что это не глаза, а какая-то золотистая полоска света горит вокруг глаз, вот тут — вокруг радужной оболочки. Как солнцем горит! — он удивился своему открытию.

— А, я знаю, о чем ты говоришь. Я тоже видела этот эффект у других людей, это все от освещения зависит, — пыталась я его зачем-то разубедить в том, что это вовсе не моя личная особенность.

— Мне кажется, редко у кого видел то же самое. Но чтобы вот так ярко… — объяснил свое удивление он… И, улыбнувшись, добавил:

— Так ярко! Ты мое солнышко!

Посмотрела на него, на его добрую улыбку. Это же он, мое солнышко! Такой замечательный момент, чтобы поцеловать, даже впервые хотелось это сделать. Но Саша приходит совсем ненадолго. У него скоро защита. Пришел и ушел. Выяснили точный цвет глаз друг у друга… и даже не поцеловались. Хорошо посидели.

13 июня 1997. «Поцелуй бабочки»

Мы каждый день гуляем по набережной с Сашей. У Саши скоро защита, он сказал, что несколько дней не будет заходить ко мне, поскольку надо готовиться.

Мы сегодня сидели рядом на «Горке Влюбленных»² и ждали захода солнца. Я прислонилась к его рубашке, и он меня тихо обнял.

— Что ты делаешь, щекотно же!

— А что я делаю? — удивилась я.

— Ты моргаешь своими ресницами мне по подбородку… Ты не знаешь, что это? Это «поцелуй бабочки».

— Ой, извини, никогда не слышала о таком. Что это такое? Куда дел бабочку?

— Я недавно прочитал где-то. Когда реснички прикасаются к коже и моргают — то это как нежное прикосновение крыльев бабочки. Так и называется этот поцелуй.

— Ну всё, теперь всё ясно — а это можно считать за эти самые, — будь они неладны… За «действия сексуального характера без применения насилия»? — сказала и стала часто-часто моргать.

— Не надо, щекотно же! А то я буду считать, что это было сделано с применением насилия! — и Саша начал щекотать пальцем мне шею в ответ…

Это было так смешно и весело сказано… Потому как во-первых, как я уже говорила, Сашка не умеет флиртовать, и эта его попытка пошутить была такой отчаянно-дерзкой… Нет, это во-вторых, а во-первых — я и правда «щекотливая», то есть щекотки боюсь… От этого я начала стучать по его плечам кулаками. В шутку, не сильно. Без применения насилия.

Так что мы сидели и смеялись на горке, как ненормальные — так что даже не заметили этого заката, которого ждали на горке и другие — более спокойные и благоразумные пары, с возмущением даже поглядывая на нас. Что бы он ни сказал после этого — всё было так смешно.

— Подожди, надо кое-что проверить! — смотри-ка: и он показал мне один указательный палец.

— Догадываюсь, это что — проверка: «Дураку палец покажи, он и засмеется»?..

— А сколько пальцев надо показать?

— Вроде один.

— Да мне для тебя ничего не жалко — смотри! Все пять! — и он показал сразу всю ладонь.

Насмешил! А другая рука у него была у меня на шее, и мне казалось, сейчас он еще и щекотить продолжит…

— Подожди… Я сейчас тебе такую татарскую пословицу скажу… «Девушки и над щелью в бревне смеются», — и я смеялась. Хотя и не самая смешная поговорка.

— Не ожидал от тебя такого… — он покачал головой, и неодобрительно щелкнул языком — но это все шутя…

Мы смеялись и смеялись, никак не могли остановиться.

— Знаешь, почему я смеюсь? Это всё оттого, что ты сама заразительно смеешься! — объяснил Саша, после того, как мы дружно вдохнули-выдохнули. — Жаль, я следующую неделю не смогу к тебе приходить. Может, если только завтра.

— Диплом?

— Да, надо еще кое-что доделать, а времени уже мало.

— Приходи сразу, как сдашь — я всё равно буду ждать тебя. Всегда. Каждый вечер.

14 июня 1997. Настоящее лето!

Сегодня… О, это надо набрать в грудь побольше воздуха, чтобы успокоиться… Я так счастлива, а сердце моё бьется, бьется… В крови адреналину и дофамину было — завались!

Саша зашел ко мне вечером в добром и веселом расположении духа. Он сказал, что на улице шикарная погода:

— Ты сама посмотри!

Он торжественно открыл окно, раскрыл форточку, и в комнату хлынуло настоящее летнее лето, солнечное, яркое, пропитанное теплом, ароматом стриженого газона и задорным чириканьем воробьев. Саша пришел всего на полчаса. Хорошо, что зашел!

18 июня 1997. Алекс защитил диплом в училище

В эти после 14 июня Саша к нам не заходил. Я знала, что его не надо ждать. Теперь каждый вечер после отработок в библиотеке тянулся бесконечно долго! Зашла к Каролине в гости. Мы с Каролиной сидели и переписывали умные мысли-афоризмы к себе в книжечки. Я у Асии взяла на время альбом её мамы, Алсу-апы, где со студенческих лет было выписано из книг много приятных, «ароматных» и изысканных изречений, наполненных светлой энергетикой и чистой и солнечной энергией любви. Эти страницы были переложены сушеными ромашками, сиренями и гвоздиками. Это были изречения из каких-то старых советских книг о любви. Блокнот тот был исписан классическим красивым и ровным почерком.

Звонок в дверь. Пришел… Кто же, кто мог бы догадаться? Алекс! Каролина немного смутилась, что он пришел. Он сказал, что ко мне заходил, но догадался, что я здесь. Он уже давно знает адрес Каролины.

Я уже догадывалась, что он точно приходил к ней и раньше. Вот ведь как он тогда, еще до нашего клубного «КВН» узнал о Сергее Прокофьеве. Он провожал её домой и выведывал все «военные» и «стратегические» тайны моего сердца. Вот от кого он узнал его имя. Еще до КВН, где Прокофьев был ведущим. Я об этом давно догадывалась. Вероятно, пару раз он провожал Каролину от меня домой, когда было поздно, тогда и всё разузнал.

Мне показалось, что им обоим было в чем-то неловко… как будто бы они знали что-то, чего не знаю я. И тут Алекс торжественно объявил. Он пришел не просто так, а с великой новостью. Он сдал диплом, и ему дали не 4-ый, а сразу 5-ый разряд! Мы все были рады и счастливы за него. Все втроем мы сидели в зале, заваленном книгами её мамы по английскому языку, Каролина откопала какую-то книжку китайских мудрецов, и мы называли страницы и строки, а она зачитывала их. Попадались забавные строки, да все совершенно не в тему, но косвенно — да. И мы смеялись.

«Неприлично женщине принимать бездельников у себя в доме!» — читала она. Мы смеялись:

— А мы не бездельники!

— Да ладно, Лейсан, пошли!

Было видно, что Каролина была рада за Алекса. Даже рада больше, чем полагается. Оказывается, она даже знала, что именно сегодня, 18-го, у Саши защита. А я не знала об этом.

Но у меня не было никаких сомнений насчет своей подруги. Но тут у нее была такая душевность, искренность, и видно было, что ей не хотелось нас с Сашей отпускать. Но после фразы «Неприлично женщине принимать бездельников у себя в доме!» мы засобирались, хотя Лина пыталась объяснить, что это случайно.

Саша объявил, что раз сегодня он защитился, сегодня у него дома семейный праздник.

— Ты ничего странного не заметила на её счет? — спросил меня Саша.

— Про что?

— Она… странно на меня сегодня вечером смотрела. Мне как-то неловко было весь вечер, она ничего не говорила тебе… про меня, влюбилась она, что ли?

— Не думаю, что так. Не говорила. Тебе показалось!

У меня никаких предположений и догадок не было. И не может быть. Тем более, я считала долгом себя как подруги поддержать её репутацию, чтобы у него не было никаких сомнений. А может… В свои шестнадцать лет я вижу только себя, не зная ничьих чужих чувств, кроме своих. Поэтому мне так легко было отказать в самом начале января Паше… Только подумала об этом, Саша словно уловил мои мысли, тут же сказал:

— Павел из Елабуги скоро обещал приехать. Он отучился на медбрата, получил на днях сертификат об оказании медицинской помощи и диплом медучилища. Он тебе пишет? — поинтересовался Саша.

— Он стал реже писать, примерно по одному письму в месяц, даже еще реже.

— Понятно.

Когда-то не выдержала, поделилась с Сашей тем, что Паша писал мне письмо с признаниями. Но про то, было в начале января, как Павел лично, а не на бумаге, признавался в любви, как я ему снова отказала… про это я не говорила Саше ни слова. И их драка с Пашей в январе не имела никакого личного оттенка, что из-за меня. Павел расстался с одной незабвенной девушкой, сказал, что все мы (девчонки) такие, назвал меня каким-то нехорошим словом. Есть все основания полагать, что это Паша расстался с Гузель. И Алекс на зимней рыбалке в присутствии двух своих друзей и даже отца Паши, ему за это в нос вмазал. Этого не хватало еще, чтобы выясняли они там между собою право, кто мне в любви признаваться будет. С той истории у меня осталось впечатление, что не я была в этой драке замешана, ведь Гузель говорила, что якобы они из-за неё дрались.

Все равно теперь у нас по-прежнему те же отношения как с «названным братом», мы всё переписываемся, потому как я всё-таки «сестрёнка». И Паша всегда пишет, начиная письмо «Здравствуй, моя милая сестрёнка Лейсан!». Или «Здравствуй, дорогая сестра Лея! Пишет тебе твой брат, джедай Павел…». В самом начале знакомства я перепутала, что он не диджей, и называла его в первых пяти письмах «джедаем». Ему это даже понравилось, что его заодно и в джедаи уже записали. Мы продолжаем переписываться. Люблю его творческие остроумные заметки о текущей жизни, написанные от души, забавно и с юмором. Ему точно самое место на радиостанции. Некоторые смешные моменты из Пашиных писем выучила уже наизусть… Да, я… Я люблю его письма! «Понятно». Что понятно? Что Паша мне пишет… Или что стал писать реже… Или что я заметила, что он теперь пишет реже? Саша все-таки ревнует. Да, ревнует. Нет не хотелось, чтобы и у Саши были какие-то подозрения на счет меня и своего друга.

Алекс в этом году дрался как минимум трижды — в январе с Пашей, зимой и весной в моем комплексе, и все его драки прямым или косвенным путем были связаны со мною. Надеюсь, он так больше не будет.

— Паша опять у тебя остановится? — спросила я.

— Да, а что?

— Здорово, что он приедет. Надо будет его с Каролиной получше познакомить.

— Да, тоже об этом думал. Но, может, лучше не стоит? Каролина — она хорошая девушка. Тебе не жалко её? Впрочем, именно такая, какая Паше и нужна. Чтобы он взялся за ум, остепенился. А то постоянно по ночным клубам.

— Так как же ему не ходить по ночным клубам, если он там работает?

Паша продолжал работать диджеем. В этом году есть вероятность, что он тоже пойдет в армию… Может, удастся ему в КГМУ поступить? Не знаю, когда он готовиться успевает, ему поступать в Казани надо, а он всё по ночам подрабатывает…

В этот вечер мы с Сашей пошли к нему в гости. Вечером у них дома собрались все — мама, сестра Лена с мужем и племянниками, его «духовная сестра» Марина (на самом деле она его «крестная», как он её при маме называет, а при мне называет сестрой), и я тоже… Марина подарила Саше в честь его защиты джинсовую куртку. Аленка подарила Саше красивую ручку в красивой коробочке. Мне было так неудобно… «Прости, я не знала, что ты сегодня защищаешься! Я не взяла с собой тебе никакого тебе подарка, мне неудобно даже…» — я тихо сказала ему… Это возмутительно, все знали и приготовились заранее, а я одна пришла без подарка по случаю окончания училища. «Не надо подарка. Ты тоже — часть моей семьи. Ты к ней уже принадлежишь, Лейсан!» — произнес несколько погромче Саша, и шепнул на ухо: «Ничего, заходи! Потом у нас отработаешь!»… Это было точь-в-точь как в декабре на дне свадьбы у моих родителей, он пошутил, как и я… или не пошутил?

Мы все вместе отпраздновали окончание Сашей училища, и он проводил меня домой. Сначала мы шли медленно, прогуливаясь, затем шли быстрее. А как увидели, что я пешком не успеваю вернуться до условленных 22 часов, пришлось бежать.

— Мне надо было домой до десяти! Мы опаздываем, надо сейчас бегом! — скомандовала ему.

— Нет, Лейсан, нам надо бежать не оттого, что мы опаздываем. Помнишь, чему Флора учила? Надо мыслить позитивно! Мы бежим, потому что мы успеваем!

Было ощущение, словно если я вернусь после десяти, меня дома, как говорится, «родители убьют»… В переносном смысле говорится, конечно… На часах у Саши было 21:50, и те последние 10 минут мы бежали, чтобы успеть…

Родители как увидели Алекса, узнали новости, то тоже поздравили его с получением 5-го разряда. А мы стояли у нас в коридоре, часто дыша, запыхавшиеся и вспотевшие…

19 июня 1997. Нет, все-таки, первый поцелуй! Дубль-два!

Обожаю «впервые».

Впервые — это такое слово волшебное. Как будто бы что-то манящее, невиданное, будто подпрыгнула повыше — и увидела что-то, что скрывалось за стеной, за обычными рамками повседневности. Например, впервые окунуться в прорубь или впервые попробовать настоящий кокос, впервые самой вкусно запечь рыбу, или впервые танцевать с мальчиком, впервые держаться за руки… Наверное, молодость и хороша именно тем, что столько вещей можно попробовать впервые!

Саша выполнил свое обещание — погулять «ночью». Мы бродили по горам, по тем, где хорошо наблюдать закат. Самые длинные дни года! После заката мы забрались на холм повыше и смотрели, как в темноте смотрится наша Кама, как на том берегу горят огоньки — белые, рыжие, а от них по бело-сиреневой синеве воды стелются отраженные длинные световые тропинки.

Людей кругом почти нет, редкие парочки попадаются. Казалось бы, можно не беспокоиться, хоть обнимайся, хоть целуйся — мы все тут, словно в сказках Софьи Прокофьевой, словно Астрель — «Принцессы Сумерки»… Только все равно все тут всех знают. Сегодня я в очках гуляла, так вот, пока шла, видела по пути Диму со старой своей школы с одной девочкой; видела Мариночку, с которой однажды в гостях познакомилась, она шла с каким-то мальчиком, и вроде это не был Антон с нашей школы; еще видела Прокофьева с одной очень худенькой девочкой, если правильно разглядела. Но ни с кем я не здоровалась, старалась делать вид, что никого не замечаю, и все проходили мимо, как будто не замечая нас. Возможно, это часть этики улицы — не замечать?

Мы шли с прогулки, и уже готовились пересечь проспект Раскольникова, как Саша перешагнул бордюр, встал на проезжую часть и остановился. Проспект Раскольникова — самый узкий проспект, где тогда машины проезжают редко, наверное, раз в час… Если только не праздник какой на Майдане, Сабантуй или День Молодежи. Саша оказался на проезжей части, а я стояла на бордюре. Машин не было. Мы застыли так, он на дороге, а я на бордюре, и смотрели друг на друга.

Оттого, что я стояла на высоком бордюре — от этого мои очки оказались почти вровень с его глазами, чуть-чуть ниже. Саша остановил меня, обнял за талию. Молча он поцеловал меня в щеку, а потом только-только дотронулся до губ… как откуда ни возьмись — резкий сигнал машины. Скорее всего, самая черная «Ауди»… что как раз и возникла в арке первого июня, когда Саша дрался с пацанами из нашего комплекса. (В Челнах не так много новых «Ауди», можно сказать, все они наперечет)… По-моему, и тот же самый водитель — лет сорока. Он подъехал к нам, быстро и плавно опустил стекло окна (там у них в «Ауди» не надо ручкой крутить, быстрый автоматический стеклоподъемник)… Водитель неспешно оглядел нас, подростков, и, как будто рассердившись за наше неподобающее поведение, крикнул нам:

— Что вы тут стоите сосётесь? Прямо на проезжей части? И вообще, уже одиннадцать! Марш по домам!

У него в машине сзади показалось какое-то темное шевеление, и после слова «одиннадцать» послышался единодушный с ним собачий лай в интонации хозяина в словах «по домам»: «Ав! Ав!». Тоже неодобрительный лай.

Ещё раз «бибикнул» в сердцах, и уехал. А Сашка подхватил меня под плечи, спустил с бордюра, и мы перебежали через проспект Раскольникова, и после этого продолжили бежать. В общем, мы оба были по-разному возбуждены. Я была так напугана такой встречей на безлюдной улице, а он бежал за мною, догонял меня. Но долго я бежать уже не могла… и мы вместе встали перевести дыхание, опершись на свои колени, пытаясь отдышаться… а его более натренированная «дыхалка» позволяла ему смеялся. Мы были у ворот той самой школы, где я раньше училась с Асией. Я прислонилась спиной к пыльным школьным воротам, а он подошел ко мне, и закрыл меня собой, схватившись за стальные прутья ограды. Отступать дальше было некуда.

— Так можно? Хочешь, я тебя поцелую?

— Я не хочу. Но можно.

— Как это?

— Да уже поздно, ты слышал, водитель же сказал, что уже одиннадцать часов, — и я предложила альтернативу: — Давай завтра?

— А я бы хотел сегодня тебя поцеловать. Раз уж никак не получается…

— Хорошо, но только один раз.

— Хорошо, ладно. Давай хоть один раз.

— Только очки сниму, тогда целуй!

Мы поцеловались один раз. Но целовались очень долго. Что-то на меня нереально сильно подействовало, что робкий поцелуй перерос в страстные объятия с участием моей предательской левой руки… Правая рука была более сознательна и очки держала. Я не хотела его отпускать, тем более, что обещала только один раз. Это не я, это моя левая рука так сама обнимала Сашу за шею, гладила его плечи. Его же обе руки так и оставались на металлических прутьях ворот. Он вцепился в ворота, а я вцепилась в него… Прямо чувствовала, как его мурашки перебегают с его спины на мою руку.

Не знаю, сколько времени это длилось. Я подумала, что вообще сошла с ума. Все, вот и поцеловались. Он опустил левую руку. Через минуту Саша отпустил и правую руку, которой он зачем-то всё еще держался за ворота над моей головой, снял её с ограды, сделал шаг назад. Я отвернулась от него в сторону забора, оглядывая территорию своей бывшей школы. Мы с пару минут стояли молча. Сами были в шоке от того, что только что произошло.

Тут мне вспомнилась частушка, и я её напела:

— Ты прижал меня к забору,

Не наделай мне беды!

Я ж тебе не городская,

Как поженимся — тады!³

Он обнял меня, поцеловал в лоб, пригладил мне растрепавшиеся волосы рукой, и мы пошли домой по сонным притихшим дворам. То есть я — домой, а он — провожать меня до дома. Саша протянул свой платок:

— Возьми, сотри с правой стороны, у тебя там немного помада размазалась. У меня ничего нет?

Мы вытерли друг другу рот. Чтобы никто не догадался, что мы целовались… пока вытирали, он шепнул:

— А я думал, что ты «городская»… — и снова погладил меня по волосам… и удивленно посмотрел на свою руку, которой пригладил мне волосы.

— Что у тебя с рукой, заноза от железной изгороди?

— Нет. Просто руку свело.

Домой мы пришли уже не 19-го, а 20-го июня. Уже было заполночь. В квартире у нас единственных из всего подъезда горел свет. Хорошо, что папа работал «в ночь».

— Ты знаешь, сколько времени? Уже ночь-полночь! — рассердилась на меня мама. — Становись к стенке, стрелять буду!

— Это всё я виноват, — признался Саша. — Мы сегодня забыли про часы… про время…

— Спокойной ночи, Сашка!

Я ему сделала жест: «Уходи, уходи, пока тихо!»

— Ну пока, Лейсан…

— Думаю, теперь я просто должен на тебе жениться! — шепнул он мне уходя, осторожно пожав мне руку.

Хорошо, что мама не слышала! Невесть что после таких слов подумать можно… В общем, я согласна. Мне он очень нравится. Очень. Теперь я по-настоящему поцелованная девушка.

Как там в песне про «Школьную пору»? «Может, я смелая слишком, что разрешила себя по-це-ло-вать?». Ух, отчаянно смелая, опрометчивая, бесшабашная. Сама от себя не ожидала. И, главное-то, что то пришла в комнату, думаю, сейчас надо снова, наверное, поплакать? Да что-то совсем не плачется. Не могу понять, да отчего я в тот раз плакала, когда меня просто губами коснулся, что это было?..

20 июня 1997. В гостях у Марины Вячеславовны

Вечер пятницы. После библиотеки только успела прийти домой и полы помыть, как пришел с завода Саша. Он предложил мне пойти в гости к своей «духовной сестре» Марине, она звала нас в гости. С Мариной мы встретились впервые у Флоры дома, потом виделись на вечере за день до нашего первого настоящего поцелуя (с Сашей, не с Мариной), когда Саша защитил диплом в училище. Она давно хотела со мной познакомиться поближе. Марина — она Сашина крестная. И меня она тоже просит лучше звать себя «Марина». Хотя, например, я уже и человека, кто на десять лет меня старше, не могу просто звать без отчества. Маратом. Нет, только Марат Нурбулатович. Ладно, пусть просто Марина. По неизвестным мне причинам он зовет её без отчества, и не «крестной мамой», а «сестрой», «духовной сестрой». Она добрая женщина, такая женственная и красивая. Милая… Не знаю, сколько ей лет, но она моложе Полины Петровны. Ей около 38-ми лет. Марина Вячеславовна скоро год как работает в «Челныводоканале», до этого работала на «КамАЗе». Возможно, ей самой нравится считать себя Сашиной «сестрой», психологически легче, тем более, что она хорошо и молодо выглядит.

Почувствовала, что Саша и Марина во многом похожи — в отношении к жизни, в шутках, в одних и тех же словах, в одних и тех же идеалах. Неожиданно для себя самой осознаю, четко вижу, кто был тот человек, который весь этот год как бы стоял за спиной у Саши, поддерживал его и нашептывал ему, как себя вести. Это она. Марина Вячеславовна.

Марина знала обо мне — если не считать долгой беседы о целомудрии, любви и верности у Флоры да семейного «праздника защиты» — знала меня в основном со слов Саши. Мне казалось, что она и правда слишком много знает обо мне. Вот этот человек, этот «тайный темный кардинал», вот кто его воспитывает и им руководит. Пообщавшись с ней, внезапно осознала: вот откуда этот целый «кусок Саши» с его шармом и обаянием, жизненной позицией и духом доброжелательности. Вот почему он меня бережет, вот отчего «не так поставил себя» (по мнению Паши). Значит… Значит, он весь этот год отражал, словно зеркало, её, Марину. Свет её души, многогранность её мысли и сияние смыслов её характера.

Даже почувствовала между ними душевное тепло, даже нежность, заботу… Знаю, к ней мне нечего ревновать. У Марины на лоджии все щели на зиму были заделаны утеплителем, и Саша пришел заодно снять этот утеплитель, потому что… ну, уже конец июня, жара приближается! Мы уже давно спим с открытыми форточками… А до этого много работы, все некогда было, и ей, и Саше тоже… Я хотела Саше помочь, но Марина Вячеславовна позвала на кухню.

Когда мы остались вдвоем, то она наедине негромко сказала мне, что видит во мне Сашину невесту. Ни мать, ни сестра весь этот год не так серьезно относились ко мне. Да как можно относиться к девочке в шестнадцатилетнем возрасте, да еще и маленькой ростом, на вид вообще лет четырнадцать? А Саша, оказывается, сказал им, что женится на мне. Вот так да! Огорошила меня Марина…

Призналась ей, что у нас с Сашей не было ничего. Мы весь год только дружили — и всё. Откуда у него взялись столь основательные планы на меня?..

— Саша обещал жениться на мне? Он ничего мне не говорил о своих планах. Я думала, он тогда шутил так. Он мне ничего не обещал.

— Это потому что он слишком ответственный, чтобы сначала обещать, а затем делать. Саша сначала делает, потом обещает, — сказала Марина.

— Ну, «сначала делает, потом обещает» — звучит не совсем и не всегда надежно. Это смотря что делать и что обещать… — усомнилась я, дав понять, что думаю над каждым её словом!

— В точку! — Марина засмеялась и щелкнула пальцами. — Молодец! Ты даже умнее, чем я себе представляла…

Мы вместе засмеялись. К моменту, когда Саша закончил работу на лоджии, мы уже вовсю обсуждали мои текущие планы — поехать в следующем году в Казань поступать в КГТУ им. С. М. Кирова (бывший КХТИ) учиться на эколога. Наконец, Марина с «Челныводоканала» — тот человек, который не только видит во мне Сашину невесту, но и всерьез верит, что я могу стать хорошим и востребованным специалистом по защите окружающей среды.

Самое удивительное, к чему я даже приревновала — на прощание они привычно подняли руки, встретившись ладонями, пожали руки, глядя в глаза. Значит, это вовсе не «наше» с ним, как я раньше думала… Это «их» рукопожатие.

21 июня 1997. «Люблю». О женской и мужской ревности

Вечером Алекс проводил меня до дома, а я все чувствовала две противоречивые стороны отношения к Марине: восхищение ею, и ревность к ней; её жесты и тени её эмоций — которые я люблю в Саше, но — с другой стороны, — это же он все «стащил» у нее… Оказалось, что дома меня уже час как ждала Каролина, они сидели с мамой и пили чай на кухне. Тогда и мы все вчетвером (мама, Каролина, Саша и я) собрались идти на Каму.

И тут вдруг появился Паша! Удачно, если бы он пришел на минуту позже, то у нас дома уже никого бы не застал. Мы пошли на Каму впятером с моей мамой. Погода была теплая, летняя, свежая — после легкого летнего дождя, запах свежей травы и прибитой пыли. Покатались на катамаранах.

Конечно, в известной степени вела себя скромно и прилично; изо всех сил стараемся делать вид, что мы с Сашей просто друзья, и что всё как обычно… Но и Каролина, и Паша несколько раз странно так смотрели на нас, я чувствовала это. Паша смотрел жалостно и влюбленно, — стоило посмотреть в ответ на него, как он сразу же резко отводил взгляд в другую сторону. Стеснялся?

Мы катались на катамаране все впятером: мы с Сашей, Каролина с Пашей, и моя мама. Искренне рада тому, что Паше нравится Каролина. Мне хотелось заинтересовать Каролину, какой интересный у нас тут кавалер из Елабуги. Я хвалила своего «братишку», Пашу, — как бы невзначай, не всерьез, безобидно. Нет, я не думала, что могло бы показаться, что я заигрываю с ним… Сначала в шутку выпрашивала кассеты⁴ с музыкой: у Паши — как у любого диджея — они есть. Потом я говорила, что хотелось бы нам (с Каролиной) послушать его радиоволну хоть в записи. У Паши такой приятный голос, и он умеет находить забавное в обычных повседневных вещах, хотелось бы заценить Пашино мастерство радиоведущего. Паша сказал, что он приедет в субботу 28 июня, и тогда все привезет…

В тот вечер, как только мы вернулись домой, моя мама наедине обратила мое внимание на то, что я вела себя нехорошо.

— Я не знаю, кто для тебя Алекс, друг или не совсем друг…

–… или даже будущий муж… — продолжила её мысль.

— Тем более, и подавно! Не знаю, кто тебе Алекс, ты его одна Саша зовешь?… — мама вопросительно пожала плечами и решила продолжить. — Сегодня при Саше ты сегодня несколько раз давала ясно понять, что тебе нравится Павел. Ты хочешь, чтобы он ревновал тебя к своему другу? Ты даешь надежду обоим. По-моему, такое поведение ничего хорошего о тебе не говорит. Подумай об этом.

Ну что ж, я, признаться, подумала об этом. Я думала о его ревности… И о моей ревности… Как это все работает? Стоит мне обратить на кого-либо внимание — и этот интерес тут же становится взаимным. А стоит проявить интерес на словах, похвалить этого кого-либо, даже без намерения влюбить в себя — так это я «даю надежду».

Нет уж верно, если уж и морочить кому-то голову, то кому-то одному! И все-таки, к своему внутреннему искреннему сожалению и раскаянию — я почувствовала даже какое-то незримое тайное удовольствие от того, что Паша пару раз посмотрел на меня как влюбившийся мальчишка. Почему? Мне нравится его виноватый взгляд. Поскольку… Да, так ему и надо, будет знать, как обзываться! Нет, это глупо… Почему? Потому как догадывалась, что Саша в этот момент ревнует. Опасные игры, нехорошие игры… Эх, мне самой совестно, насколько же я могу быть несносная и вредная!

22 июня 1997. Можно считать себя невестой

Как обычно, сегодня траурный день. Великая дата. 22 июня началась для России — тогда для Советского Союза — Великая Отечественная Война. Как хорошо, что сейчас нет войны. Правда, война обычно всегда где-то на Земном шаре, да есть. Хорошо, что война — она не у нас.

Думая об этой дате в этом году, я желаю одного: лишь бы только не было войны. Особенно — только не в этот год, пожалуйста! В этом году Алекс идет в армию. Не могу и предположить, как же тогда девушки пережили потерю своих братьев, отцов и своих любимых в те трудные военные годы?

Сашка пришел. Он такой милый, он стал такой высокий и красивый, такой хороший и соскучившийся — за один день. Мне кажется, что и я сама как-то лучше, милее и красивей становлюсь, открытая им и озаренная его любовью!

— Я мечтаю, что будет такой день, когда мы будем с тобой жить вместе.

— Это предложение? — спросила я в кокетливом тоне…

— Да. Это такое предложение. Поживем-увидим… Мы будем вместе?

— Поживем-увидим… — точно так же передразнила его я.

— У тебя такой хитрый взгляд. А я серьезно. Я хочу жить с тобой.

— Я тоже хочу быть с тобой, — поняв всю серьезность слов, повторила за ним, поменяв только одно слово. А то звучит, словно мы решаем прямо сейчас съехаться.

— Я хочу жить с тобой, — снова повторил он. — Можно, я буду считать тебя своей девушкой? Своей невестой?..

— Но тогда и мне можно считать тебя своим парнем, своим женихом?

— Конечно!

Немного помолчав, я подумала так: «Это то самое, чего Саша и добивался. Чтобы я больше ни с кем не заигрывала, не восхищалась, и ни на кого не смотрела в ожидании любви — кроме как на него»… Возможно, Саша думал, что в эту паузу я про себя взвешивала все «за» и «против».

— Да, ты можешь считать меня своей невестой. Хорошо, буду считать теперь себя твоей невестой. Прямо с сегодняшнего дня.

В это воскресенье мы сходили в наш подростковый клуб, там Эммы Мелентьевны не было, шло на занятие по рисованию. Нам сказали остаться. Мы коллективно рисовали наброски под названием «Единение». Вроде это был конкурс рисунка для логотипа какой-то местной газеты. Нарисовали два цветка — красный и синий — тянутся друг к другу… Затем была мастерская для подростков «Психология общения». Пока нам рассказывали о нашей подростковой психологии, он держал мою руку, и тихо писал мне на ладошке «Люблю». Поэтому я все равно ничего не запомнила из ««Психологии общения», только то, что он по одной букве выводил пальцем на ладони… «Люблю»… Много-много раз.

Теперь я невеста, так, заранее обозначенная невеста. Он и не знает, как я всегда во всех влюбляюсь… Как это теперь мне не делать вид, а быть невестой, как настроить бы себя, чтобы больше вообще ни в кого никогда не влюбляться? Это даже не о торжестве разума над чувствами, это о торжестве одного чувства надо всеми остальными!

23 июня 1997. Рома, который не Роман

«Понедельник — пора на работу!» — как это круто звучит, когда встаешь, потягиваешься, будто бы нехотя идешь в библиотеку. Максимум на пять часов. Особенно, круто, когда ты всего-то шестнадцатилетняя школьница. А уже невеста. И уже и на работу идешь. Смотрю на себя в зеркало, распрямив плечи и откинув голову назад…

— Мама, можно твою помаду?

— Какую? Ту, что в ванной? Бери.

Ух, какая я взрослая… На работе, деловая и деятельная, раскладываю журналы в отделе периодики. Откуда не возьмись, кто-то подходит сзади, и закрывает мне глаза руками.

— Кто? — спрашивает кто-то сзади.

Я совершенно не понимаю, кто бы это мог быть. Во-первых, голос не девичий, и это не может быть никто из сотрудниц библиотеки.

Во-вторых, это и не голос Саши. В третьих, к тому же он сейчас на заводе должен был бы быть. Вряд ли ему на работе поручили пойти в «КамАЗовскую библиотеку». В отдел периодики.

— Я не знаю. Сдаюсь!

Он раздвинул руки.

— Помнишь меня?

Хорошо, что многие имена научилась запоминать быстрым способом. За ним закрепила ассоциацию «Роман»… Не потому что мне хотелось с ним романов, а потому что у него «римский подбородок».…

— Рома?

— Да!

— Каким ветром тебя, Ром, сюда занесло?

— Да по почте уже извещение пришло, что давно пора с журналы сдать. У меня сессия была, я не успел… Смотрю, неужели, и ты здесь! Ты что здесь, работаешь? — удивился Рома.

— Да. На самом деле это практика, просто практика. После десятого класса. Чего нового?

— Сдал последний экзамен. Сегодня я завершил первый курс, можешь поздравить!

— Поздравляю! Молодец! На кого учишься?

— Я учусь на автомеханическом на менеджера по организации перевозок и управления на транспорте.

— Будешь работать на «ПАТП»? Автобусами, трамваями или водным транспортом заведовать?

— А чем лучше?

— Лучше всего трамваями заведовать. Мне кажется, так будет лучше и проще! — пошутила я.

— Понятно. Буду иметь в виду… Слушай, Лейсан, может, ты как-то можешь оформить эти просроченные журналы без начисления штрафа? Они совсем недолго просрочены, честное слово!

Вот хитрый жук. Я-то думала, что он искренне интересуется.

— Хорошо. Пока расставляй тут по номерам «Чудеса и Приключения», я схожу и спрошу.

Сходила управляющей отделом — к Людмиле Васильевне (ее зовут как нашу «англичанку» в школе, и они немного похожи!). Впервые просила «не за себя, а за того парня».

Сказала, что вот, принес. Совсем ненадолго просрочил, у него только что экзамены были. Но ему начислен штраф размером в 10 тысяч рублей за просрочку. Она покачала головой, сказала, «ладно, давай оформим, где он?»

— Да там, пока помогает мне журналы раскладывать…

— Как его зовут?

— Рома…. Ой, я сейчас его позову.

Вернувшись к Роме, я сказала ему, что вроде все улажено, давай свой читательский билет. Он протянул мне, а там вписано: «Рамис Мансуров». Я почему-то очень обрадовалась тому факту, что он все-таки, татарин!

После того, как Рома-Рамис вернул все журналы, состоялся у нас примерно такой диалог:

— М! Ты не Рома, оказывается? Ты татарин, что ли?

— А не похоже?

— Не похоже. Ты выглядишь, ну, как… северянин.

— Поэтому я и Рома.

— Нет, ты не Рома, ты Рома-Рамис!

— С меня шоколадка.

— Да брось ты! Не надо, не надо мне никаких шоколадок. Я это… при исполнении, — сказала ему я… как бы пошутила… — Привет Володе, Антону и Андрею, Мариночке… И Булату! Пока!

— Хорошо, передам!

Рома неспешно ушел, озадаченный.

Тоже немного озадачена. Сама собой озадачена. Первый день как с утра встала и почувствовала себя невестой, почувствовала в своей жизни отдаленные маяки определенности, ощутила себя взрослой. И тут же испытание. И веду себя несколько кокетливо, нет? Может ли считаться то, как я разговаривала с Ромой, за флирт? Нет, это не флирт!… Не знаю.

24 июня 1997. История про библиотечную взяточницу

Сегодня Рома опять приходил в библиотеку.

Чего он тут забыл, что ли, что не все книги сдал? Подошел и поделился открытием:

— Там вчера я пока раскладывал журналы, эти, про приключения… Я обнаружил, что это очень интересные журналы.

В отделе «Периодики» в этот момент находились и другие посетители, человек шесть.

— Вы хотите взять «Чудеса и Приключения»? — я постаралась сохранить всю серьезность и говорить официальным таким тоном, что я на работе.

— Да, я пришел взять несколько журналов «Чудеса и Приключения» — за март 94, июнь 95-го, и сентябрь 96-ого, — сообщил он мне так же официально.

— Примите к сведению, что за возврат журналов с опозданием, за порчу или потерю книг и журналов у нас взимается штраф.

— Хорошо, я непременно сразу же верну, как прочитаю.

Рома протянул мне читательский, а под ним была большая шоколадка «Аленка».

— Рома… Рамис, не надо! — шепнула я, отодвинув шоколадку.

Но Рома в ответ еще настойчивее мне её пододвинул, что она чуть не упала ко мне. Было ясно, что если начну громко шуметь и требовать, чтобы Рома забрал свою шоколадку назад, то привлеку слишком много внимания. Если оставлю шоколадку на месте, то все увидят. Я взяла читательский прямо с шоколадкой, а саму шоколадку втиснула в карман черной школьной юбки «Взяточница!» — подумала про себя.

Мы пошли за журналами — посетитель высотой 190 и работница библиотеки ростом в 156. Я была ниже его подмышки, и чтобы показать что это я тут работаю, а не он, старалась идти впереди Ромы. И не рядом, тем более, мне нельзя флиртовать, и действовать надо формально. Рома же старался идти рядом, он сказал:

— Помнишь, мы в феврале у Андрюхи виделись? Мне ты тогда очень понравилась. Жаль, ты нам не дала номер своего телефона.

— У меня до сих пор домашнего телефона нет.

— Знаешь, я как тебя увидел, то понял, что ты… что ты выше их всех, выше их всех, остальных. Как бы сказать…

Забавно. Неловкая смешная ситуация. Это тонкий юмор, ирония, или он так издевается?.. Выдала ему журналы, записала всё.

— Ты вчера мне сказала, что я выгляжу, как северянин. Ты тоже вроде татарка, Лейсан, — да? А по тебе тоже не скажешь — выглядишь, как девушка «северной расы».

— Вряд ли, скажешь тоже, северные люди — они высокие, а я тебе еле до подмышки достаю. Хотя мама у меня и правда с Севера.

Рамис ушел, шоколадка осталась у меня в кармане.

После этого мне все оставшиеся три часа работы шоколадка эта «жгла карман». Думала и решала, что делать. К концу моего рабочего дня я решила, что надо отнести её руководителю отдела и во всем сознаться. Пришла к Людмиле Васильевне:

— Вот. Я должна признаться, что это взятка, полученная мною от первокурсника Ромы, то есть Рамиса.

Людмила Васильевна наклонила голову набок, сначала серьезно так посмотрела на меня.

— Вы помните, вчера… — я продолжила объяснять.

И строгая и внимательная Людмила Васильевна впервые за все время, что я видела её на работе, рассмеялась:

— Ой, я не знала, что у нас в библиотеке, оказывается, есть взяточники. Убери это! Сколько тут работаю… Даже не предполагала… — она прокашлялась от смеха, как раз все в июне что-то покашливают, — что тут в библиотеке взятки могут давать.

— Да, дают! Но я отказывалась!

— Штраф за просроченные книги сколько? Ну, пять, максимум десять тысяч. А шоколадка «Аленка» сколько стоит?

— Наверное, чуть… больше…

— Примерно двенадцать тысяч стоит «Аленка». Забери свою шоколадку. Иди домой, давай! Не морочь мне голову!

— Тогда я пошла. У меня как раз формуляры закончились. А мне за это точно ничего не будет?

— Служебное порицание тебе будет сейчас. Лично от меня. Больше так не делай, Лейсан! Брать взятки — это нехорошо!

Я вздрогнула от этих слов, и, подняв глаза, обнаружила, что Людмила Васильевна смеется, закрыв рукой рот. Непонятная женщина! Сама говорит, что нехорошо, а сама смеется… Так, получается, эта шоколадка — это не взятка, что ли? Все равно какое-то чувство вины меня грызет. Всё-таки, что-то я сделала неправильно.

25 июня 1997. Письмо от Паши из Елабуги. Елабужско-Челнинская «Санта-Барбара»

Совсем недавно (на годовщину нападения Германии на СССР) я только дала обещание Саше, что он может считать меня своей невестой. Решила больше ни в кого не влюбляться. Особенно нежелательно мне влюбляться в его друзей. А их у Саши трое, и все как на подбор один другого лучше. Разумеется, Саша — он лучше всех! Главное — это чаще себе напоминать об этом!

Вечером проверила почтовый ящик. Получила письмо от Паши. Хотя к нему у меня двоякое отношение, и как к другу и брату, и как к человеку, который «ранен» мною и способен порой говорить дерзкие глупости… и при этом я его обожаю.

Письмо это, разумеется, было написано не вчера. Неделя прошла, пока он написал, пока отправил, пока письмо из Елабуги в Челны три дня шло, и пока я его получила — это вчера забыла почтовый ящик открыть! Он и сам приехал раньше письма.

В письме Паша намутил воды о том, что у него так и не было возможности поговорить со мной лично, и он виноват, и нет никакой возможности загладить свою вину. Но раз я все знаю, то он поймет мое негодование… Но все не так как кажется… И возможно не так как рассказал Алекс. Да, спасибо хоть в марте Саша прояснил мне хоть как-то ситуацию. В ближайшее время некогда будет писать, он поступает в Медицинский Университет в Казани, просит, чтобы я пожелала ему удачи в поступлении. И ещё просит, чтобы я забыла обо всех обидах и простила его. Он окончил колледж не с самыми лучшими, но достаточными баллами, одна надежда теперь на успешную сдачу экзаменов в Казани.

За что прощать? Я так и не знаю — за резкое слово обо мне, сказанное со злости, или за то, что в самом начале этого года он признавался в любви? Тогда я отказала. Было дело. Этот факт мне пришлось скрыть и от Саши, и от моей лучшей подруги Каролины.

Каролина и Паша очень хорошо друг к другу относятся, и, пока что не знаю, как правильно назвать их отношения. Вроде пока у них как и у нас, тоже такая дружба. Пока что Лине (Каролину неформально мы зовем именно так) пятнадцать лет, ей шестнадцать только летом исполнится. А Паше в этом году в августе уже девятнадцать будет. Павел уже только что окончил учебу в медицинском училище. В июле будет пытаться поступить в КГМУ. Конечно, пока что у них чисто дружеские отношения. Да и, зная Пашу, сомневаюсь, что он мог пойти на нарушение закона, опорочив себя связью с малолеткой. Тем более, Лина очень «правильная»… Хотя — он вообще в курсе, что и поцелуй считается за действие сексуального характера

Паша писал о том, что в этом году тоже подумывает поехать на день рождения Булата. К нему в деревню. К себе на день рождения зовет. Надеется, что к августу уже точно будут известны результаты экзаменов, поступил он или нет. У него и так была отсрочка пока медучилище — в этом году ему уже девятнадцать, он на год старше всех своих друзей. Когда-то он был ужасный двоечник и хулиган, остался на второй год. С третьего класса он снова и стал учиться с Ромой, Алексом и Булатом в одном классе. Если он не поступит, нынешний осенний призыв — это его призыв. А Рома и Булат уже первый курс заканчивают.

Знаю и снова убеждаюсь: то, как поступил Саша в понедельник после Пасхи, было правильно и предусмотрительно. Судьба! Не имея прямого намерения на то, чтобы показать, насколько значим он в моей жизни, он неоднозначно-таки поставил под удар мою репутацию и объявил им всем разом о своих серьезных намерениях. Он же мог и умолчать о случае после Пасхи, — и, вероятно, я бы не узнала. Саша сообщил мне, что вышло, чтобы я сама решила, насколько это правильно или неправильно. Этот поступок заставил меня быстро определиться, есть ли у меня намерения в отношении кого-либо из его друзей. А таковые намерения были… поначалу теплились в потаённом закоулке души. Но после признания все иные намерения испарились.

Видимо, он думал о нашем друге Паше, и о том, что мы переписываемся. Алекс ни разу не запрещал мне писать кому-либо, не разу не говорил, что ему это неприятно. Тем более, мы все втроем с ним и Павлом прошлым летом поклялись у Камня Дружбы в нерушимости нашей дружбы. Только та клятва была, скорее, шутлива и несерьезна — похоже, никакая клятва (ни у какого, даже самого волшебного на свете камня) ничего не гарантирует. Нарушение дружбы налицо по всем трем сторонам нашего «треугольника», эта дружба треснула по всем швам. Года не прошло, как каждый из них сделал мне предложения разной степени серьезности и основательности, что в любом случае против всех законов дружбы. Кроме этого, они и между собой уже дрались. Из-за кого-то дрались, на рыбалке сломали друг другу носы. Мне до сих пор не совсем ясно, из-за кого конкретно они дрались. Из-за меня или Гузель. Или из-за того, что Паша нас сравнил и обобщил одним нехорошим словом.

Каким именно — я тоже до сих пор не знаю. В отношении девочек, девушек и женщин предполагаю (думаю и гадаю) о двух вариантах бранного слова. И у них разные значения, разный смысл. Мне жутко любопытно, что же он сказал о нас с Гузель-то? Паша должен был сам мне всё рассказать еще в январе, феврале или в марте, в конце-то концов! Но я сама уже боялась оставаться с ним один на один, и он так ничего и не рассказал.

А Саша предполагал, что Павел мне рассказал обо всем. Саша в феврале как будто и не удивился, что Павла и легко простила, и дружбу восстановила. Да, Пашу все прощают! Конечно, все равно осадок остался. Но не простить его нельзя, всё-таки он классный… все-таки, он мне как брат.

И от того, как Саша поступил в отношении моего укуса, и от того, что Павел позволил себе дерзости на мой счет — это всё оставило меня в состоянии глубокой растерянности. Кому и доверять-то, если самые близкие люди, кому доверяла, поступают так необдуманно и неосторожно.

Да и, положа руку на сердце, мне вообще Булат с самого начала больше всего нравился. Но так вышло, что он опоздал… Ну, даже если бы и хоть как-то торопился. Мы с ним друзья-однофамильцы. Брат моей подруги и друг моего парня, друг моего «духовного брата» — Паши. Можно ли считать шесть встреч в год достаточным основанием для дружбы? Нет. Это просто знакомство. Некоторые ужасные вещи, которые он делал, видимо были должны растопить холодное сердце Снегурочки. Показать мне его внимание, симпатию. Три вещи — глупые и непозволительные: дружеский легкий хлопок по лошади Наташке, чтобы та сдвинулась с места — задевший мою ногу, чайная салфетка на моем колене — когда он забыл убрать руку, а главное — уж (змея!) на моей шее… После такого я решила, что передумала любить его.

И всё-таки… хорошо, что Алекс сам принял решение! Столько радости и эмоций, столько переживаний и «краснеть удушливой волной», это самое четкое признание, и солнце над нашими головами светит на наши светлые головы, и под ногами шар земной катится куда-то, и я сама лечу в синюю-синюю бездну голубого неба, когда иду с ним или без него. С моею влюбчивостью, которая была в десятом классе, со мной по-другому и нельзя. Это мое внутреннее убеждение. А снаружи, конечно, возмущение, как неоднозначно он подставил мою репутацию. Но я простила. Наверное, слишком легко все прощаю, даже то, что другие бы не стали прощать.

Мне кажется, Паше нравится Каролина. Он так и сказал в письме, что она ему симпатична. Между прочим, Каролина очень красивая, каштановые волосы и голубые глаза. Да у меня обе лучшие подруги красивые — и Асия, и Каролина! Люди поговаривают, что якобы среди двух подруг всегда одна бывает красавица, а другая «не очень». Так это все неправда: у меня все подруги красивые! Вот если бы Гузель была у меня в подругах, то я бы, может, немножко и засомневалась в правоте этой уличной истины: Гузель очень красивая, о-очень! Идеальная, шикарная от кончиков волос до кончиков пальцев! Тут бы поговорка подтвердилась…

26 июня 1997. Моя Подозрительность

После защиты диплома Алекс вечерами сидели у меня, мы ремонтировали журналы «Приусадебное хозяйство», подклеивали обложки, складывали все по номерам и по годам. Правда, романтично?

Это не из библиотеки, это домашняя подписка — моя мама этот журнал уже много лет выписывает. Дома лежали груды журналов, бесхозно и не по номерам. Непорядок! Пора делать домашнюю инвентаризацию!

Саша пришел вечером после работы, принес два яблока: как обычно, он носит два, себе и мне.

У меня в гостях была Лина. Мы не до конца разрезали на руках оба яблока напополам — и видно было совершенно ясно, где чьи половинки. Одну половинку взяла мама, половинку второго яблока Саша, Каролина взяла себе половинку «Сашиного» яблока, и вежливо поблагодарила, глядя на него. Мне оставалась только половина маминого яблока. Вот эта маленькая, совершенно ничего не значащая деталь, проронила внутри меня зерно сомнения. Я вот тут Каролину «выгораживаю», убеждаю Сашу в том, что она никак точно не может быть влюблена. А она вот тут берет половину «его» яблока. Ну да, оба яблока были его, но это было «его-мое» яблоко.

Да, это все глупо. Со дня как мы ходили в Цирк я стала осторожно приглядываться к Каролине, подозревать и обнаруживать за нею большие чувства. Да, и этот эпизод про яблоки — самый, пожалуй, глупый безобидный. У меня есть еще несколько интересных наблюдений за моей подругой… Когда мы ходим на Каму просто погулять, она одевает капроновые колготки. Каролина стала краситься. Даже ко мне в гости красится. И так всем видно, что она красивая. Подозрительно все это.

Чужая душа потемки! Кому знать, может, снова я себе навыдумывала… Как в прошлый раз, когда Саша сказал мне «Кажется, я влюбился». Только в этот раз она ничего еще мне и не сказала!

28 июня 1997, суббота. Приезд Паши

В этот раз приезд Паши не был для нас сюрпризом. Мы вместе ждали Павла в эту субботу.

Саша пришел рано утром, потому как выходной. Принес с собой две моркови. Мама как-то странно подозрительно посмотрела на нас с этой морковкой в руках. Мы стояли в коридоре, а я бережно держала руками морковь, корешками вниз и даже понюхала их сверху — будто мне подарили розы.

— Вы сначала попробуйте. Проверьте — эта морковь ничем не хуже яблок. Она даже вкуснее, чем яблоки! — уверенно заявил Саша тоном, не терпящим возражений.

Унесла морковь на кухню, тихо «про себя» давясь от смеха, решила поскорее почистить морковь и потереть на терке.

Моя мама улыбнулась Саше, махнув на меня рукой, а он решил объяснить:

— Я так маме своей утром и сказал. Морковь — это плохая идея! А она говорит: «Смотри, у нас из совхоза этой вкусной моркови целый мешок. Она такая натуральная! Где они в июне такую попробуют»?

Саша, пока выяснялся вопрос с морковью, заметил, что у него пуговица на рубашке оторвалась.

— Это из-за тебя! — сказал он мне.

Нетрудно было догадаться, что он имел в виду. Ему с начала июня частенько приходилось расстегивать карман на рубашке и доставать мне платок.

Папа с мамой спросили, едем ли мы с ними на дачу… Папа рассчитывал, похоже, что Саша пришел к нам пораньше специально, чтобы в выходные поработать у нас на даче. Мы объяснили, что сегодня из Елабуги должен приехать наш общий друг Павел. Вот скоро и Каролина подойдет, и Паша — мы хотели бы все вместе пойти погулять по Набережным Челнам, посмотреть город… А не нашу дачу, сад-огород… Родители махнули рукой и уехали на дачу без нас.

После того, как родители уехали, Саша снял рубашку, чтобы я пришила ему пуговицу. Но пока доставала мамину шкатулку с нитками и подбирала правильный зеленый цвет ниток под его рубашку, пришел Паша.

Как я уже написала тут, мы ждали его, нашего диджея, «нашего любимого музыкального радиоведущего»… «И хотя твоя радиоволна у нас не ловит — но ты от этого не становишься менее любимым» (примерно так я неосторожно и выразилась о Паше 21 июня).

Павел в письме обещал на выходных приехать с аудиозаписями кусочков своей радиопрограммы на кассете, кроме того, привезти кое-что особенное специально для меня.

Он на нас с ним по очереди посмотрел, переводя глаза с меня на него, с него на меня. И тут он стукнул себя кулаком по ладони, и как будто сказал: «Попались!», то есть, мол, «застукал вас!». Или — «получишь от меня потом за это!». Или… не знаю, что это еще могло значить.

Я достала обслюнявленный кусок нитки изо рта и потрясла рубашкой Алекса.

— Ну что, привет, сестренка! — и он глядя на нас — подмигнул

— Привет, братишка! А… Ты не подумай. Тут пуговица с его рубашки отлетела, мы тут пуговицу пришиваем…

Тут снова звонок в дверь. Пришла Каролина. Все столпились в коридоре и смотрели друг на друга, как бы пытаясь понять, что происходит. Сашка в коридоре с голым торсом, Павел с кулаком, зажатым в ладони, Каролина с пакетом семечек и испуганным видом.

— Сейчас мигом все пришью, вы садитесь в зале. Алекс, поставь чайник! — скомандовала я и пошла к себе в комнату, прикрыв за собой дверь.

Пришивая пуговицу с четырьмя дырочками, я сидела и думала: «Вот ведь какой неловкий момент… Как-то все вышло так нескромно. Ну можно было бы пуговицу и после пришить. К тому же, если сейчас оправдываться… Что мы пуговицу только пришивали, что мы тут с Сашей друзья… Что как бы между нами ничего не было и нет, и все по-прежнему… Но ведь Саша только недавно попросил разрешения считать меня его невестой. Без объяснения в любви. И я же согласилась. Если я буду все отчаянно отрицать, — хотя что именно отрицать-то? Отрицание, напротив, наведет и Каролину, и Пашу на сомнения.» — стежки по диагонали в одну сторону закончила, и перешла к стежкам наискосок: «Тут еще немаловажная деталь, которую я никогда не принимала в расчет. То, что Саша хотел сказать мне по поводу Каролины — скорее, правда. Она влюбилась в него. А что, если Паша ездит ко мне по-прежнему не из-за того, что я ему „духовная сестра“. Что, если он по-прежнему, влюблен? Было бы здорово, если Лина стала бы встречаться с Пашей, все проблемы ушли бы сами собой».

Тут уже и пуговица была пришита. Откусила зубами нитку, зашла в комнату, старалась выглядеть скромно и естественно: незаурядная ситуация, ничего необыкновенного и не произошло. Оглядывая своих друзей, я поняла, дела обстоят обыкновенно — никто ничего не спрашивал и не подшучивал над нами.

Паша привез новые музыкальные кассеты. Это были настоящие лицензионные кассеты, и одна из них как раз одной из моих любимых групп. «Ace of Base»!

— Ну ты даёшь! «Ace of Base»! И «Эй-си/ди-си»! «Мадонна»! Ничего себе! Ну ты Вот это да! Можно я кассету перепишу и отдам тебе? А, нет… у меня магнитофон же опять сломался, он проигрывает, но не уже не записывает. Жаль…

— Я тебе могу одну кассету подарить, выбирай!

— Ого! Спасибо тебе, Пашка! Спасибо, солнце! — и я что-то расчувствовалась, от радости прыгнула ему на шею и обняла его.

Взяла себе «The Bridge» — «Ace of Base», это была их самая новая кассета. Поставила на магнитофоне, который только и умеет теперь, что проигрывать кассеты, а как радио его сложно использовать, по Сашиной технологии антенну надо проволокой куда-то привязывать. Поставили, радостные песни о счастливой и красивой жизни и удачливой любви.

От моего нежданного наваждения восторга, от тогокак горячо я бросилась его благодарить, Паша даже покраснел. А когда блондины краснеют — это становится слишком очевидно. Да и я сама такая же… Тут вовремя закипел чайник. Вспомнила, что ничего у нас нет к чаю. Печенье, хлеб, гречневая каша — всё это родители в огород с утра взяли… Я посмотрела на тертую морковь. проверила, что есть сахар и мука, и даже пара яиц в холодильнике (а по рецепту для шарлотки надо три). Решила поэкспериментировать, сделать шарлотку, взять два яйца вместо трех, морковь вместо яблок…

Всё равно пирог получился замечательный! Название пришлось наскоро придумать: «Морковная шарлотка». Саша и чай заварил сам, я его даже не успела попросить. Вообще деловой, без рубашки на кухне хозяйничает, и стулья нам рядом поставил с одного края стола… Пирог испекся минут за двадцать. Чайник пришлось ставить во второй раз.

— Смотрите какая вкусная морковь! — сказала я, улыбаясь, за чаем, показывая на пирог — это Алекс нам морковь принес.

Саша укоризненно посмотрел на меня, потому что предвидел, что… Но никто и никак не отреагировал и на это обстоятельство. Это были действительно для многих «голодные годы», особенно в Набережных Челнах, не было ничего удивительного, что человек мог прийти в гости хоть с самым дешевым нарезным батоном, хоть с луком, хоть с морковью, хоть с семечками… Но все старались, чтобы не с пустыми руками.

Как все-таки здорово, что сам Пашка с Елабуги приехал! Они сидели рядом на диване за столом с Каролиной, они щелкали семечки, складывая шелуху в одну тарелку. Это Саша их туда посадил. Мы с Сашей переглянулись, мол, «помнишь наши планы на их счет?»…

Мы снова сходили на Каму вместе почти на весь день — вчетвером, с Сашей, Каролиной и Пашей. Паша говорит, что он и так весь июнь уже учился да учился, сегодня хоть один выходной. Хотелось ему нас увидеть.

Как всегда, Паша опять влюбленный. В одном из писем я намекнула Паше о том, что якобы Каролина к нему неравнодушна. Я не понимаю, почему так сделала… Каролина и правда интересовалась однажды после приезда Павла этой весной тем, что же он думал о ней, что о ней сказал. Только я тогда не знала. Теперь видно, что Паша нравился Каролине. Сегодня увидела в её глазах неподдельный интерес к нему. И у меня от души отлегло, сердце успокоилось, прошла моя ревнивая подозрительность, будто ей тоже Саша нравится. Наконец, все мои опасения развеялись.

Мне было хорошо, весело, так счастливо… Хочется петь, хочется летать, чтобы все вокруг тоже были счастливы! Мы бросали «блинчики» по Каме, а на обратном пути Паша купил хлеб, сыр и колбасу, и мы у меня дома нарезали бутербродов, и то всего не доели. Говорю: «Возьмешь, может, с собой, колбасу-то?» А Павел возмутился: «Чего ты, Лейсан? Оставь!»

В пять часов Паша поехал на работу в «Шатлык», Саша к Марине Вячеславовне, Каролина пошла домой — так мои гости уже разошлись. Родители приехали в семь, мама открывает холодильник, чтобы положить редиску и листовой салат, а у нас там в холодильнике и четвертинка головки сыра, и половина колбасы.

— Это что это тут такое? — спросила мама.

Да, правда, мы уже давно таких продуктов не видели и не покупали, но не до такой же степени, чтобы забыть названия продуктов. Наверное, мама хотела спросить откуда.

— Это нам гостинцы из Елабуги, от Паши, которого мы ждали.

Ну вот… С голоду я не пропаду. У меня же еще и половина плитки шоколада припрятана, которой меня Рома в библиотеке подкупал. Дома на ужин ели бутерброды, пили чай с остатками морковного пирога, заодно я и шоколад достала — надо хоть делиться, не все же калории мне одной! Сижу счастливая-а!

29 июня 1997. Важный разговор с Каролиной накануне отъезда

И всё-таки… не надо лезть в чужую жизнь, в чужие отношения… Это главный вывод сегодняшнего дня. Сегодня мы с Каролиной и её кокер-спаниелем Голди прогулялись по набережной. У нас был довольно серьезный разговор.

Весь день мы были в огороде, но я заранее попросила родителей, чтобы мы вернулись пораньше: мне надо с Каролиной попрощаться. Трудилась добросовестно: полола и полола. Аж до сих пор сорняки мерещатся! Дома душ приняла, переоделась, и пошла к Лине прощаться.

Завтра Каролина с мамой и Голди уже уезжают в Электросталь к бабушке. Все вещи уже собраны. Увидимся мы только через два месяца: они возвращаются только в конце августа. Каролина предложила прогуляться с собакой, и я согласилась, хотя и так за день устала.

Каролина выпытывала у меня, что же я рассказала Павлу про нее. Сегодня утром Паша приходил к ней в гости и уехал к себе в Елабугу только незадолго до моего прихода. Он у Саши ночевал. Почему она меня спрашивает про Пашу? Однажды в письме намекнула Павлу на то, что он понравился Каролине. Описала Паше, какая она чудесная девушка: и готовит, и вышивает, и с собакой гуляет, и учится неплохо, и английским регулярно занимается. Как она догадалась, что это я дала ему эту информацию? Ну так вчера же видно было, что он ей нравится. Так он же и веселый, и интересный, и голос у него приятный, и как я обрадовалась, что они наконец-то нашли общий язык! Хотела соврать, что ничего ему про нее не говорила. Ну правда же! Я не говорила с ним о Лине. Только писала про нее.

— Не надо меня обманывать. Я знаю, ты ему говорила обо мне. У тебя всё равно не получается обманывать! Тебе тут даже никакой театральный кружок не поможет…

— Ну ладно, я написала ему, что… что он тебе нравится… Намекнула на это…

— Что-о? Мне нравится Павел? Ты вообще — совсем что ли, с дуба рухнула? С чего ты решила, что он мне нравится?

Конечно, он ей нравится. Это видно было. Только она не хочет мне признаваться. Почему она возмущена?

— Ну… Помнишь, когда ты спрашивала меня о том, что он о тебе подумал. Паша такой человек, который практически всем девчонкам без исключения нравится. Ну да, верно, по нему десятки девчонок сохнут… Не каждой с ним удается даже познакомиться. Тут такой шанс…

— Какой шанс? Стать одной из сотни? Я не хочу быть одной из сотни! Я хочу быть единственной.

— Ну, это другая сторона его жизни. Паша у нас от природы такой симпатичный и обаятельный, вряд ли он владеет таинствами «вуду», чтобы пополнять коллекцию влюбленных в него девчат… — продолжила я. — Ну ведь признайся, он тебе правда понравился?

— Хорошо, ладно. Павел мне нравится. И ничего больше. Он герой не моего романа. Ты права, мне Павел понравился. Он еще и головную боль снимать умеет, вообще волшебник. Кудесник и маг. Любую может к себе приворожить… Хорошо хоть, что послезавтра мне уезжать. Не придется искушать судьбу его «пикаперскими» ухаживаниями.

— Какие ухаживания? — переспросила я.

— Пикаперские.

— Что это такое?

— А ты не слышала о таком? У Павла же такая техника: видно, что он работает по пикаперской технике. Это такие ловеласы современные, девушек по-своему с ума сводят.

— Не слышала. А ты откуда знаешь? — заинтересовалась я.

— У меня мама много по-английски читает, и даже мне иногда дает почитать — для самообразования. Но тебе-то к чему, у тебя есть Алекс. Он совсем не такой. Подожди, ничего не говори. Ты не знаешь, как я жила весь этот год?

Это была такая страшная догадка, которую и боялась озвучить.

— Я любила Алекса. Весь этот год. А ты ничего не замечала?

Не замечала. Саша пару раз мне намекал про это, и потом однажды открыто спрашивал. Я не могла ничего сказать, чтобы передать, как что не видела, не замечала, не знала, и безумно сожалею.

— Прости меня. Я ничего не замечала. Правда — я ничего не видела.

— Подожди. Сама не хотела ничего такого тебе говорить, тем более накануне моего отъезда. Но я не могу не переживать за вас. И так долго молчать. Ты смотрела недавно серии «Девушки по имени судьба»?

Кивнула, хотя и не смотрела.

— Я оказалась в том же положении, что и Виктория, когда узнала, что Энрике с Марией любят друг друга…

— Извини, не знаю, о чем ты говоришь… Не смотрела, если честно.

— Ну ладно. Саша заходил ко мне три раза. Не бойся, мы говорили с ним только о тебе. Всё-таки, я тебя уже три года знаю. Он спрашивал о том, что тебе нравится. Кто нравится. Как ты ведешь себя в школе, есть ли у тебя кто-нибудь в школе… Как завоевать твое сердце. Как-то так.

— Да, спасибо. Надеюсь, ты дала мне хорошую рекомендацию и дала ему хороших советов…

— Не надо благодарить. Ты такая… ты такая девчонка, которую все любят. Которую все обожают. Которую они уже чуть ли не хотят взять замуж — пусть тебе только шестнадцать. Заранее! Ты везучая. Знаешь, я тоже тебя по-своему люблю, как свою лучшую и единственную подругу. С Павлом у тебя тоже сложилось интересно, по-хитрому, то есть расчетливо. Как ты с ним поступила?!

Это был, разумеется, риторический вопрос. Мы шли по Прибрежному лесу, и я то и дело спотыкалась о сосновые шишки.

— Хитренькая! Став его «духовной сестрой», ты поставила себя в разряд куда более высших отношений, ты одна такая — «названная» или «духовная сестра». А таких, которые попадаются, как рыбки на его пикаперскую удочку — сотни. И ты еще сама берешь и прямо пальцем ему показываешь: вот, вот, гляди — вот этой ты понравился, вот этой ты полюбился. Ты его наводчик, доносчик и лазутчик. Это ты их в конце прошлого года с Гузель с вашего театрального свела? Верно?

Что сказать? Правильно. Мы остановились на одном месте, стали. Голди улыбался и радостно махал хвостом, поглядывая на хозяйку: «Чего стоим? Кого ждем?»

Мы стояли молча. Вот какие они, последствия легкомысленного проникновения в чужие отношения. Вот передо мною самый проницательный человек, который всё знает! Да, в конце прошлого года, когда в театральном клубе я играла Снегурочку, Паша как раз приехал в Челны, и они познакомились. Ну да, это как бы я и познакомила их, но не нарочно же! Да, всё правда, я Паше все самое хорошее про Гузель рассказывала, получается, рекламировала её. Паша каждый день ездил к Гузель в Челны, пока где-то в середине января не расстался с нею. Но я-то их не заставляла встречаться! Это их дело.

Теперь Каролина. Опять это я, что ли, крайняя? Что она обо мне воображает? Что у меня появился готовый рецепт, что делать с теми девушками, кто положил глаз на Сашу. «Ага, надо их просто с Пашей познакомить, и все дела!». Это так пытаюсь изложить логику Каролины, после того как она последовательно размотала и исследовала нить клубка фактов и предположений о моем поведении. До этого и сама не подозревала о своем коварном вероломстве. Ах, ну да, я «хитренькая»!

Я поняла, что она все-таки «попалась». Паша и правда ей нравится, и не только нравится. Она его даже любит «в своем роде»! К сожалению, в силу чрезвычайно симпатичной внешности и любвеобильного характера Паши, любить такого парня будет непросто. Хорошо, что Лина поедет к бабушке в Электросталь, так даже лучше (это она так считает).

— А что касается Алекса, то знай. Ты меня не бойся, я тебе не конкурент и не соперница. Он тебя любит. Но помни одно: если ты вдруг бросишь Алекса: не будешь ждать его с армии, будешь в школе флиртовать с Сережей Прокофьевым, если снова будешь подавать Паше надежду и знаки внимания, будешь много воображать про других парней и так далее… Если не дождёшься его, то я тебе больше не друг. Знай: я за тобой слежу!

Да уж, вот такие дела, такие требования, вот так ультиматум… Я переживаю и сама, как я смогу пережить предстоящие два года. Всё говорят люди, мало кто сейчас может дождаться своего единственного, да мало тех кто способен прожить настоящим однолюбом всю жизнь. Теперь за мною следить будут. Так вот, все последние полгода за мною за партой сидел страж — настоящий телохранитель, разведчик и доносчик… Вот она — мой Ангел-Хранитель!

Кроме того, что бы Каролина ни говорила, ей уже не обмануть: она влюбилась… Я в смешанных чувствах: возмущение, злость, меня упрекнули в хитрости, расчете, и сводничестве… Я была такой ненаблюдательной и невнимательной, почти до последнего! Жуть, я была такой бесчувственной! И какой я друг после этого?

В конце концов в то же время весьма благородное и самопожертвенное заявление… Неожиданно это всё. И так трогательно. Сашка меня любит… И Лина тоже, по-своему.

30 июня 1997. Как морочить голову молодому человеку

У меня сегодня последний день работы в библиотеке. Сегодня Лина с утра уехала с мамой и Голди в Электросталь. Вспоминала в подробностях историю с Каролиной: как, когда и где я все упустила и не замечала, чего я видела и что нет. Разговор с ней оказал на меня ошеломляющее воздействие. Теперь мне с Алексом и поссориться нельзя, ни с другими флиртовать: «если, как в прошлый раз, будешь при нем подавать Паше надежду и знаки внимания»… Да, я подумала о своем поведении при приезде Паши. Неловко вышло, надо как-то извиниться перед Сашей, давно пора за тот день извиниться.

В Саше есть что-то яркое, лучезарное, прямое и великодушное, он такой ласковый и добрый человек, но самое важное для меня — в нем есть нечто светлое и благородное, он умеет ждать. Вернулась из библиотеки, а Саша уже сидел на лестнице и ждал у моих дверей. Днем он для работы на «КамАЗе» какую-то медкомиссию пройти успел, не для армии, а по работе. Поэтому раньше освободился. С завтрашнего дня у него работа там по-настоящему, лишь с ограничением, как до 18 лет. Мы пошли погулять. Я извинилась за то, что заставила в предпоследний Пашин приезд его ревновать. Зато то, чего я добивалась, сработало: и правда, Паша Каролине очень понравился. Хотя для него-то она совсем ребенок. Да и нам тоже не к чему торопиться…

— Ты права, может, пока мы еще можем подождать, я не хочу тебя слишком торопить. Ты прости, мы тогда, — на дороге и возле школы…

— Не знаю, что нашло… да! — и я решила уточнить: — Ты про тот «один поцелуй», да? Я думала об этом.

Да, это правда, все эти дни я только и думала про наш поцелуй, про все это… Про все то, во что переходит наша светлая и чистая дружба… про «люблю» на ладони… про то, как он на холме коснулся губ — а я потом плакала, про секундный быстрый поцелуй на дороге, и про долгий поцелуй возле школьных ворот. Постоянно думала про это! Но что я про это думала… не помню! Вот вчера Каролина озадачила меня на прощанье, и вытеснив собою все мои мысли про поцелуй….

— Да, и что ты… что ты думала об этом? — спросил меня Саша.

Признаться, тут и вспомнила: я думала, что… я счастлива!

— Я подумала про это… Что это мне очень понравилось! Тем более, что тебе восемнадцать исполнится уже совсем скоро. Мне шестнадцать. У нас осталось менее половины месяца, чтобы успеть нацеловаться. До твоего совершеннолетия. Потом до твоего отъезда в армию это будет нелегально, и возобновить получится только после армии.

Мой молодой человек был так удивлен, он пытался вычислить — всерьез я говорю, или шучу… и я, играючи осмелев, решила продолжить его удивлять.

— Уже меньше месяца до твоего совершеннолетия, так что тебе придется меня поторопить!

— Тогда это… Пошли обратно к тебе домой.

— Зачем?

— Чтобы тебя поторопить…

Я понимала, что тут дело нешуточное. Шутя, нарываюсь сама на что-то такое нежданно-негаданное. Разумеется, я говорила не всерьез… хотя это тоже не «разумеется». Пошутила. А Саша и на самом деле говорил всерьез. И его удивленные вдумчивые глаза меня напугали.

— А… Нет, а это не надо.

— Знаешь, я тоже думал, надо — не надо. Сначала ждали до марта, как минимум до твоего шестнадцатилетия, — тут уж и срок меньше, если что… Ты сама лучше реши, что ты хочешь. Если скажешь, что нам пока лучше не целоваться, пусть так и будет.

Мы продолжили уверенно идти в направлении Камы, крепко сжав руки.

Снова перешли в том же самом месте проспект Раскольникова, и перешагнули тот самый бордюр. Навстречу нам шагали шатающиеся люди, большая компания молодежи с тремя шариками, видимо, праздновали чей-то день рождения. Он сжал мне руку, а я, перешагивая, шепнула ему осторожно, повторила интонацию реплики водителя «Ауди»: «Что вы тут стоите… ммм… на проезжей части?!»… Он поднял руку к затылку, покачал головой, вдохнул и ничего не сказал.

На Каме был красивый закат, а мы сели на пригорке на его куртку. Сидели молча.

— Ничего я не понял. Ничего не понимаю. То такая тихая, такая скромная, осторожная. То вообще как вулкан нежности. То говоришь, что нельзя. Затем говоришь, что можно. Потом я сам — непонятно почему (!) — убеждаю тебя в том, что нам нельзя. Ты даже меня запутала! Чтобы у меня две такие Лейсанки в голове ужились — это же голова лопнуть должна! То ты откровенно даешь мне понять, как ты меня любишь. То даешь право другому надеяться на твою любовь.

Положила голову к ему на левое плечо. Мы сидели на холме и смотрели на закат — я почти всем телом справа оперлась на его левую сторону, а он левой рукой держал локоть правой руки. Подняла голову и шепнула ему в плечо.

— Прости меня. Пожалуйста, прости! Я сама не сразу думаю, что говорю. Не сразу понимаю, что делаю. Все девчонки по-своему немного сумасшедшие… Спасибо тебе.

Саша по-доброму посмотрел на меня в золотом свете заката, его глаза светились и были серо-голубыми, кивнул и понимающе моргнул. Мысленно сказала ему: «Ну хоть улыбнись, пожалуйста». Он посмотрел на меня и улыбнулся!

1 июля 1997. «Годовщина»…

Саша пришел с работы с букетом огромных сортовых ромашек. Первый день самой-самой настоящей работы, хотя пока ему еще семнадцать, и у него рабочий день семь часов, работает как станочник широкого профиля и токарь-универсал. Дальше — больше… Наши встречи теперь все больше напоминают свидания… И тут, совсем как на настоящем свидании, букет цветов…

— В честь чего это? В честь выхода на «КамАЗ» — что ты? Поэтому, что ли?

— Так ведь год, как мы с тобой познакомились. Ты не помнишь? А я помню!

Сказала: «А-а», поблагодарила Сашу… Подумала… говорить или не говорить? Вот в чем вопрос-то! Лучше сказать, конечно.

— Спасибо большое, Саш… А я забыла. Правда. Мы на слёте с тобой познакомились? — переспросила я.

— Да. Как раз ровно год назад.

— А знаешь, мы ведь знали друг друга гораздо раньше…

— Ну, — он пожал плечами, — Да, наверное, когда-то в прошлой жизни мы знали друг друга, я тоже так думаю.

Такой чуткий момент. «Говорить или не говорить?».

— Можно я задам тебе один вопрос. Ты помнишь, в начале мая прошлого года ты гулял по набережной. С друзьями. Прямо у того самого небольшого озера на Каме, там где напротив Птичья Рощица?

— Может быть.

— Там были Булат, Рома — тот, который занимается спортивным туризмом, Паша и ты.

— Да… Было дело.

— Вы тогда познакомились с тремя девочками. Среди которых были — кто?

— Кто? — переспросил он меня.

— Асия, Миляуша и Лейсан.

Он с полминуты подумал и озаренный догадкой, с удивлением посмотрел на меня:

— Это ты была в кепке с фотоаппаратом? Ну ты даешь? А где фотография?

— Давай я тебе её покажу. Фотография не очень-то хорошо получилась. Рука дрогнула, когда я на кнопку нажимала. Мы ведь все фотографии вместе с отцом печатаем. В прошлом году в июне её всё равно напечатали. Папа тогда мне показал, что можно «вытянуть» неудачные кадры, если уменьшить масштаб фотографии. Так что фотография вышла на 9 на 12, а 6 на 8. А у Булата еще мельче фотография — зато самого хорошего качества. Смотри!

Я достала свой фотоальбом, куда вклеивала черно-белые фотографии, сделанные как мною, напечатанные совместно отцом. В этом альбоме был конверт с фотографиями, которые я не вклеила — в специальном кармашке.

— Могу отдать тебе на память! На память о нашей первой встрече….

Мне и самой стало неловко: человек пришел с цветами, и он даже помнит день нашей первой встречи, а я тут — «а вот и неправильно помнишь!»

— Да, я видел ту фотографию. У Булата на семнадцатилетии. Храни лучше у себя… Ничего себе! Два месяца прошло, — и я тебя не узнал!

— Бывает. А вот «я всегда помню, где я когда бываю, и с кем»! — спародировала ему крылатую фразу из фильма «Операция Ы и другие приключения Шурика».

— Так Булат заходил потом к тебе?

— Нет, он сказал, что потерял мой адрес. Я тогда ему написала на листочке из блокнота. Отдала ему эту фотокарточку после.

— То есть ты с ним после этого встречалась? — осторожно переспросил он.

— Так на день рождения же я ему эту фотографию и подарила. Ну ты скажешь, «встречалась»! Он же двоюродный брат Асии, мы у нее с ним иногда видимся! Нет, не думай ты ничего такого. Мы с ним после нашего знакомства всего раз пять виделись. Сам помнишь, на его дне рождения, 1 октября, у тебя мельком, в день весеннего равноденствия да на дне рождения Асии.

Джинджер зашел в комнату, обнюхал Сашины брюки и, мурлыкая, стал тереться о них.

— Так кто нас познакомил? Так это получается, нас Булат познакомил?

— Давай лучше так: Асия считает, что это она нас с тобой познакомила, а Булат думает, что это он. Ладно, давай считать, что сегодня у нас годовщина со дня знакомства, — я тоже согласна с этим в некоторой степени. Тогда можно считать, что нас познакомил Паша. Могу принять к рассмотрению любую версию: Булат, Асия, Павел, Марат Нурбулатович…

— Ты и Марата знаешь, что ли?

Они все вчетвером присутствовали в лагере и ночевали в лагере Марата, а под конец пребывания — как Марат Нурбулатович с Булатом и Ромой уехали на сплав, уже я жила в палатке с Ириной Петровной и Рафаэлем. Похоже, Саша уже и забыл эти детали. Непромокаемую палатку Марат тогда забрал в поход, а у нас осталась «промокающая». Какой тогда мощный ливень в тот день шел! Мы все впятером сидели с Ириной Петровной, Рафаэлем, Пашей и Алексом в палатке «у Марата». Как Саша тогда сам крышу палатки затылком задел, так вода сверху ему тогда прямо за шиворот потоком просочилась. И они тогда с Пашей под дождем полиэтилен с палатки Павла к нам перестелили, на палатку Марата… «Так это тоже была палатка Марата?» — удивился он. И мама Марата неоднократно была с нами. В декабре на годовщине свадьбы моих родителей он Ирину Петровну и дядю Нурбулата видел… так и не знал, кто они…

— Кстати, на «совершеннолетии» свадьбы у нас в гостях присутствовали его родители и младший брат. Нурбулат-абый и Ирина Петровна с Рафаэлем, ты помнишь?

— Так Ирина Петровна — это, выходит, мама Марата, что ли?

— Ну конечно!

— Столько общих знакомых! Кроме этого, мы еще и на дне рождения Булата встретились. Да, я знаю, мой друг Булат — это брат твоей подруги Асии.

— Двоюродный!

— Да, брат двоюродный. Знаешь, как я узнал? В конце апреля, когда я обнаружил в своем кармане твой кошелек, вспомнил о тебе, сказал, что надо завтра к Лейсан поехать. Он и до этого говорил, что его двоюродная сестра у тебя в комплексе живет, я думал, это ты; может, он бы и передал. Сначала думал, что раз ты к нему на день рождения приезжала, и фамилии одинаковые у вас, так вы, должно быть, между собою какие-то родственники. Но в апреле он сам попросился со мной к тебе, и сказал, что как раз неподалеку от тебя будет у Асии. Что это Асия — его сестра. Не ты. Ну, я тогда ему и отказал, сказал, что пока не время.

И тут Саша решил перевести разговор:

— А вот что Ирина Петровна — мама того самого Марата, об этом я даже не догадывался! Выходит, Лейсан, тем или иным путем мы должны были бы с тобой обязательно встретиться. Рано или поздно. Странно, как я тебя сразу тогда в мае не увидел, не запомнил, не узнал?

— Я тоже не сразу тебя увидела. Честно говоря, в тот день больше на Булата смотрела, — в знак вины пожала плечами. — Мы с тобой в мае ничего не праздновали, совсем забыли. Давай считать, что годовщина сегодня, да?

Саша вздохнул, улыбнулся и утвердительно покачал головой, вроде как «да».

За этот год Сашка стал мне так дорог, так близок, он мне нравится всем-всем… Я его тоже люблю… Простит же меня мой будущий супруг, если это вдруг не Саша… Вряд ли, теперь я знаю, это точно он! Я знаю, теперь точно знаю, что это он женится на мне… если за два года в «казенном доме» не передумает… А я уж точно не поменяю своего решения!

10 июля 1997. День рождения мамы. 39 лет

Сегодня мы праздновали день рождения мамы в узком семейном кругу. Втроем. Ромашки, которые мне на годовщину знакомства подарил Саша, всё ещё стоят в маминой вазе. Не завяли. День рождения будем отмечать в выходные со всеми. Мама говорит, что это последний раз, потом уже и смысла отмечать нет, только уж там если какие юбилеи.

12 июля 1997. День рождения мамы и его разговор с моим отцом

Саша приходил к нам в эту субботу, а сходил на час с моим отцом на рынок.

Мне кажется, они вдвоем поехали на рынок не только ради того, чтобы Саша помог тащить сумки с рынка. Мы сегодня празднуем мамин День Рождения. Когда я предлагала тоже пойти вместе с ними, они оба сказали, что не надо.

Оказалось, что пока они были там, они говорили обо мне; Саша попросил моего отца, чтобы тот отпустил меня к нему 14 июля на день рождения не до десяти, а до одиннадцати часов вечера; он пригласил меня к семи вечера.

С продуктами мы все и приехали на дачу, там мы принимали гостей. Приезжали Ирина Петровна с сыновьями — за рулем был Марат Нурбулатович. У Нурбулата-абый проблемы со здоровьем, он как раз на отпуске в санатории печень чистит, сказал, чтобы передали привет. Приехали на дачу Наиль-абый и Нина Александровна и со своими ребятами. Саша помогал жарить сосиски. Со всеми тремя мальчишками, торжественно чокаясь, вместе с Сашей пили из стаканов яблочный сок, — все-таки, последние дни, пока Саше нет восемнадцати…

Мы с Сашей стояли вдвоем у кустов с жимолостью, пощипывая сине-фиолетовые созревшие ягодки с сизым налетом. Оказывается, он до этого дня ни разу ни ел жимолости!

Только начали мужики за столом серьезный политический разговор, как Тимур, Рафаэль и Данил вокруг них стали носиться и галдеть. У маленького Данила был водяной пистолет, и ребята постарше так и норовили в шутку отнять его. Стали просить нас пойти на Каму, стачала сами ребята, потом и взрослые, затем снова мальчишки. А то их одних не отпускают. Саша посадил маленького Данила (ему четыре) к себе на плечи, и мы отправились пошли на Каму. По пути на нас прохожие смотрели и оглядывались, вероятно, мы выглядели странно — как очень молодая, но уже многодетная семья: впереди Рафаэль с Тимуром, да Данил на плечах. Когда через пару часов мы вернулись с детьми, как раз начали на торте свечки зажигать. Моей маме 39. А свечек было всего девять! Как-то странно!

— Ну, это уж мы сколько нашли… Главное же — это торт!

Первостепенное решение глубочайшей важности было принято сегодня. До этого дня они с отцом не разговаривали обо мне… До этого дня мы с с отцом тоже о Саше не говорили. Удачное время Саша нашел, уже в конце праздника, после того, как четверо мужчин «уговорили» несколько бутылок водки, он подошел к моему сытому и довольному отцу с нашим принципиальным предложением. Я стояла рядом, хотя хотелось спрятаться, как Данилке, в этот момент к нему под стол залезть… Папа сказал, что сейчас-то решать, вернется с армии — там посмотрим, решение-то в целом за мной. Не знаю, что папа думает про Сашу, но теперь знаю одно: Саша будет просить моей руки, когда вернется с армии. Мой папа, вероятнее всего, не будет против. Я надеюсь.

Да, дорогая Каролина и Вера Алексеевна, вы обе на Масленицу в этом году правы оказались, назвав меня невестой. Как в воду глядели… Мне теперь «и компот не льется в рот»!⁵ Сердце замерло.

14 июля 1997. День рождения Алекса

«День взятия Бастилии» — так рекомендовал мне Саша запомнить дату его рождения, а я и без этого помню. Ему сегодня исполняется 18 лет. Пошла к нему на День рождения. Папа напомнил, чтобы в одиннадцать я уже была дома. В этот раз мне можно в одиннадцать, это Саша с моим отцом накануне договорился. И на работе, пока его переоформляют на полный рабочий день, у него есть три выходных.

Я подарила ему книгу Тургенева с красивыми акварельными иллюстрациями, там были мои самые любимые истории о любви. Утром испекла ему его любимую шарлотку.

Оказалось, что в пять часов вечера его друзья уже были у него, — и Паша, и Булат (тот, который двоюродный брат Асии), и высокий Ромка-«Турист»… И его сестра Алёна с детьми была. Но через полчаса после того, как я пришла, они все — как по команде — почему-то стали расходиться. Алёна сказала, что в 6 часов ей надо детей купать, да мужу надо ужин приготовить поесть. Рома объяснил, им с Булатом надо на финальный туристический сбор идти, завтра в поход уже 15-го июля их группа отправляется. А еще они не все вещи собрали, не всё проверили. Паша посмотрел на меня и шепнул на прощание, нагнувшись, чтобы надеть обувь: «Смотри, сестренка, будь умницей!».

Все ушли, и дома остались только мы втроем: Саша, Полина Петровна и я. Его мама, проводив гостей, села за ножную швейную машинку и застрочила на ней, ловко шила комплекты фартуков да прихваток.

— Ты не бойся. Я мечтал провести свой восемнадцатый день рождения, этот вечер с тобой.

— Ты их специально выгнал, что ли?

— Ты же видела, я никого не выгонял. Посиди со мною. Ладно? Мы же отпросились до одиннадцати часов.

В этот вечер он сам сделал мне несколько подарков. Во-первых, он вернул мне отремонтированный магнитофон, там теперь всё работало. Только быстрая перемотка кассеты назад не работала. Во-вторых, он надел на палец мне кольцо. А самое главное, он подарил мне чудесный вечер. Самый лучший из всех вечеров, о которых было только можно мечтать.

Саша сообщил, что эту новую кассету с составил и записал для нас Паша. Настоящий эксклюзив с романтическими хитами последних лет (лет, а не десятилетий, — новыми, а не по мнению составителей «Romantic Collection» тридцатилетней давности)… На кассете от руки красивым знакомым мне почерком были написаны на английском названия групп и песен.

— Давай просто посидим и послушаем? — предложил он. Саша отодвинул стул от стола и сел.

— Тут только один стул у тебя в комнате. Мне, может, на кровать тогда сесть? — с откровенным вызывающим флиртом спросила я, присев на кровать.

— Нет, давай, садись лучше сюда, ко мне на колени?

Не знаю, взяла, подошла и села — послушалась. Раз уж мне тут посоветовали добрые люди быть умницей, я буду умницей. Надо ж слушаться старших. Села, положила руку ему на плечи, и мы так мы сидели вместе долго. Мы сидели, слушали музыку да гадали, о чем эти песни, какие английские слова мы из них смогли выделить и различить. А в соседней комнате шумела швейная машинка. Мы сидели так целую вечность… Точнее, 90 минут, пока шла музыка. Это была Пашина новая кассета. Прослушав её до конца, поставили кассету по-новой, Саша сказал, у него уже «ноги затекли… под стол». Мы встали и, как он снова ноги почувствовал, стали танцевать медленные танцы. Стояли и танцевали, обнявшись.

Он наклонился ко мне и сказал:

— Ты и не можешь представить, как я хочу тебя… — он сделал паузу, и посмотрев на меня, остановился (вероятно, выглядела я весьма испуганно), затем продолжил предложение: — …поцеловать…

— Я тоже хотела тебя поцеловать, все это время. Один раз?

И он поцеловал меня очень осторожно, один раз. Дорогой дневник, не буду повторять, как это бывает, когда надо поцеловаться, но можно только один раз. Он ночью родился в половине одиннадцатого, так что мы как бы формально даже успели поцеловаться до его восемнадцатилетия, пока он еще не совсем совершеннолетний был.

Да, кстати, кольцо, которое он мне подарил, было и вправду непростое. Но и не золотое. Саша сказал, что как я и сказала — золотое кольцо — оно на свадьбу. Зато изготовил другое кольцо… Сделал сам. Да, лучший подарок — подарок сделанный собственными руками! Саше сам то ли на практике, то ли на работе в свободное время разрешили выточить в порядке эксперимента это кольцо из стали. Потом его сам отшлифовал до блеска на новом шлифовальном станке, хотя некоторые вмятины остались. Не знаю, насколько сложно это сделать, но на это нельзя не смотреть без восторга! Хотя оно не совсем идеальное. Он от скромности решил добавить, что это из остатка, и ему как раз когда нужно было на работе протестировать на точность новое станочное оборудование, разумеется, не предназначенное для изготовления именно колец… Эти детали можно было бы и опустить.

— Ты согласна быть моей девушкой? Я был бы рад, если бы ты стала моей женой. Когда я вернусь.

— Я согласна и на то, и на другое!

Кольцо это село легко и аккуратно на палец, оно было ровное по форме и достаточно гладкое, но — покрутив его я почувствовала, что оно немного великовато.

— Чтобы ты обо мне не забывала. Мы же всё равно скоро расстанемся на два года. В любом случае, — Чтобы ты помнила, что у тебя есть настоящий друг. Чтобы ты знала, что у тебя есть я…

— Так это, извини… чуть-чуть на вырост тебе. Попробуй на средний палец надеть…

На среднем пальце кольцо сидело в самый раз.

— Да, Спасибо! Это и правда, самый лучший подарок. Только это не ты должен был дарить в день рождения. Это тебе подарки надо дарить… Знаешь, теперь если ко мне кто-либо будет приставать, пока тебя не будет, я знаю, что ему показать. Вот! — я загнула только указательный палец, чтобы не получился совершенно неприличный жест, и продемонстрировала кольцо на среднем пальце.

— Угу-м, — кивнул Саша, — я и не подумал. Ладно, так и покажешь!

Потом Саша проводил меня до дома, неся в руках мой магнитофон. Мы прошли пешком наискосок через весь Новый Город. Дома я была уже в 22:30. Как раз в момент наступления его совершеннолетия. Получилось так, что с обеда ничего не ела. Странный вечер выдался, особенно, с учетом, что побывала на Дне Рождения! Я пришла домой голодная, заглянула в холодильник, нашла там вчерашнего супа в кастрюльке, и стала стоя у холодильника есть суп холодным, не разогревая.

Папа проходил мимо кухни, увидел меня, и спросил по-татарски: «Я не понял. Ты на день рождения ходила? Ты в гостях была? Там не кормили, что ли?».

У меня чуть кастрюля не выпала из рук. Пришлось быстро что-нибудь придумывать. Я ему ответила:

— Юк, эти. Бу матур былтыр төзелгән күлмәк шундый тыгыз. Шуңа күрә мин ашамыйм. Шулай булса минем корсагым күренә булачак! («Нет, мое красивое прошлогоднее платье стало таким узким, поэтому я не ем. Если поем немного, то у меня живот будет выпирать!»)

Я показала, как мой плоский живот от потребления пищи становится круглым, вдохнула воздуху и надула его.

— Гомер узган, күлмәк тузган. («Жизнь проходит, платье изнашивается»).

Папа засмеялся и погрозил пальцем.

— Ярар, сиңа яңа күлмәк сатып алырга кирәк! («Хорошо, тебе новое платье надо будет купить!»)

15 июля 1997. Разрешение на поход. предложение-загадка про пикник вдвоем

Сегодня родители подарили мне новое платье — точнее, папа дал мне денег, чтобы я купила. Он сказал, что только чтобы не короткое покупала. Съездила на рынок на ГЭС с утра, купила себе красивое длинное летнее платье, белое с синими цветочками. Первый раз, когда вещь себе сама покупаю, моя первая самостоятельная покупка в плане одежды. Рома и Булат сегодня вечером уезжают в поход.

Мы пришли к их автобусу возле «Школы Туризма» (которая, оказывается, проводится в обычной школе) попрощаться и пожелать удачи.

Все уже было готово к погрузке. Марат Нурбулатович, Булат, Рома и еще человек пятнадцать стояли и ждали, когда подойдет автобус, считали рюкзаки и располагали, в каком порядке всё складывать. Я расспрашивала Марата Нурбулатовича про то, что они берут — их снаряжение, байдарки и ПСНы (надувные плоты), сколько палаток. Марат Нурбулатович переживал, что так много вещей в этот раз набрали, некоторые даже, помимо рюкзака аж по две сумки взяли. Автобус-то небольшой, как все поместятся? К шести часам пришел автобус ПАЗ-3205 (по-народному говоря, «Пазик»), они погрузили в него все вещи. Рома Марату Нурбулатовичу накидал дельных идей в плане логистики, как грамотно можно все разместить. Саша им тоже немного помог. Все поместилось, и людям место осталось!

Сказала Саше, что тоже очень бы хотела поехать в водный поход. Наверное, это просто здорово! Булат услышал об этом, и сказал, что они с Маратом Нурбулатовичем каждый год ездят от «Школы Туризма». Саша ответил, что ему в ближайшие годы вряд ли светят походы, кроме одного продолжительного похода — служить в армию. Увидев мое расстроенное лицо, Саша перевел взгляд на Булата и улыбнулся:

— Если только Булат возьмется присмотреть там за тобой и поручится мне головой, тогда — иди!

Понятно, конечно, что Булат — лучший друг Алекса. У Булата нелегко прочитать какие-либо еэмоции, — точнее, читается лишь их полное отсутствие. Но даже Булат не ожидал такого поворота, и воспринял всё это не в шутку, а довольно серьезно.

— В следующем году Лейсан только семнадцать. Официальное разрешение на поход выдают — в первую очередь — родители. Но твое разрешение, Алекс, тоже будет принято во внимание, — произнес Булат строгим тоном юриста, глядя на Сашу исподлобья. Какой-то недоверчивый взгляд. Взгляд с вызовом: «Ты серьезно?». Булат выше ростом, но он сидел в это время на корточках у своего рюкзака, проверяя, все ли карманы застегнуты… Этот взгляд исподлобья — ну в точности как у Малдера из «Секретных материалов»…

— Спасибо! — пожал ему руку Алкекс, мы все попрощались с Булатом, Ромой и их командой.

По-моему, лучше всего с вопросом «приглядеть за ребенком» было бы обратиться напрямую к одному из организаторов похода, к Марату Нурбулатовичу. Он-то давно уже совершеннолетний, строгий и порядочный, он во всех вопросах авторитет. Но по-видимому, у Алекса к Булату доверия больше. Даже больше, чем ко мне.

Сегодня меж нами еще один разговор. Дался он мне тяжело. Возможно, спустя годы, нам его будет смешно вспоминать. Темой разговора стало то, как мы с Сашей собрались сделать пикник на двоих в лесу, думали, что бы взять с собой.

— Когда мы пойдем с тобой в лес, я хочу взять с собой такую — так скажем, — вещь… Но не знаю, как ты к этому отнесешься.

— Плохо отнесусь?

— Возможно.

— Это какая-то плохая вещь?

— Нет, это даже не совсем вещь, и не совсем плохая вещь. Я хочу, чтобы ты сама попробовала угадать.

— Не знаю. Что ты можешь взять такое, к чему я могу плохо относиться?

— Вот подумай сама, и скажи. Что может захотеть взять с собой на пикник парень в 18 лет.

— Не знаю…

— Что люди берут с собою? Вообще, что люди берут с собой на пикник.

У меня в голове была мысль: «Всё! Вот оно! Как так? Скорее всего, что еще хочет как 18-летний парень? Что он хочет, — конечно, взять презерватив, и вообще так нагло про это мне сейчас намекает… Что делать? Как быть?!»

Я почувствовала, что начинаю краснеть и негодовать, но тут включила фантазию.

На протяжении получаса я предлагала ему разные вещи взять на пикник, от «сиденьки под попу», коврика для пикника, салата, корзины и до мусорных пакетов.

— Может, ты хотел бы кого-то позвать?

— Нет, лучше, чтобы мы были только вдвоем.

— Что-то для двоих? Можешь подсказать хотя бы?

— Хорошо, я тебе подскажу так: «Запретный плод — сладок»…

После этих слов чувствовала в этом подтверждение предположения, что он хочет «продвинуть» наши отношения вперед, взять презерватив. Меня аж в пот прошибло.

— Ну давай, подумай сама, что мне уже можно, а тебе нельзя?

Теперь я уже была уверена, что он загадал, что он задумал… это! Это, ну это, что-то нехорошее. Как мне быть? Я так и думала, что этот разговор неизбежен…

— Может, взять пластиковую чашку? — не сдавалась в версиях я, хотя бы, чтобы как-то занять время, и вдруг:

— Ближе…

Какое может иметь отношение чашка к этому предмету, который я представила?

–… А что мы будем пить?

— Еще ближе.

— Ты, что ли, вино собираешься брать?

— Не-е, я тут подумал взять ли с собой одну бутылку пива. Но если ты попросишь, то могу взять и две. Хочешь?

Словно гора с плеч свалилась. Так и хотелось ответить: «Да бери хоть две!»…

— Откуда мне знать, хочу я или не хочу? Нет, наверное, пока не хочу.

— Я не знаю, может быть, ты тоже хочешь? Попробовать?

— Бери себе, одну. Я разрешаю.

— Точно не будешь?

— Нет, не буду. Но раз тебе можно… — то тебе и можно. Бери!

Теперь лишь дневнику могу поведать, что же было у меня в голове и как от страха сильно билось мое сердце. Была ли у него мысль о том, что я могу подумать и представить, когда задал мне задачу «что парень может в 18 лет захотеть взять с собой на пикник», может, он знал — или не знал, скорее всего, и не догадывался. Ух, какие вещи мне лезут в голову, аж жуть, страшно…

В итоге мы взяли с собой на пикник коврик для пикника, два салата, корзины только не было, пакет для мусора, воду, пластиковую чашку и бутылку пива. И я при этом не пила пиво. Мне Саша откуда-то раздобыл вкусный «Байкал». А целовались только на прощание — в щечку.

Вот она какая, романтика.

18 июля — 3 августа 1997. Воркута

В воскресенье 3 августа мы с мамой вернулись из Воркуты. Мы летали туда на пару недель с 18 июля по 3 августа на юбилей бабушки Натальи, да погостить. Навестили и мамину сестру Анну (она моя крестная), мою двоюродную сестру — её дочь Светлану. Ходили на кладбище, где похоронен мамин отец. На этом кладбище чаще хоронят рядом с уже существующими семейными и родственными могилами. Каждый, кому уже доводилось хоронить супруга, тут уже при жизни знает, где будет его место, когда он или она покинет этот мир. Бабушка Наталья вздыхает, говорит, что вот — тут рядом с дедом Николаем её место. Моей бабушке в конце июля только исполнилось шестьдесят, хотя выглядит она так, словно и пятидесяти еще нет. Мой дед был старше бабушки на двенадцать лет, он ушел из жизни два года назад.

Пока ходили по кладбищу, рассматривала мемориальные таблички. Раньше на кладбище, проходя мимо них, я подспудно вычисляла в уме, сколько же лет прожил человек, кто умер молодым, а кто в преклонном возрасте. А теперь, глядя на парные могилы, определяла, кто кого пережил, муж жену или жена мужа, на сколько лет. И ведь даже те жены, что остались вдовами в сорок лет — они, по-видимому, точно так же, как и бабушка Наталья, знали, где их будет место. Часто жены переживают мужей — мужчина чаще старше жены, да и умирает «сильный пол» раньше. Кто пережил мужа на пять, кто на десять, кто на двадцать лет, а кто и на сорок… И даже уйдя из жизни лет в восемьдесят-девяносто, те женщины были похоронены рядом с мужьями. Под той же фамилией.

«Вот это, пожалуй, действительно — ожидание встречи». Бабушка говорит, что она знала некоторых из их, да — достойные были женщины. «Неужели никто даже не думал выйти замуж повторно? Или в сорок — наверное, уже поздно?» — спросила я бабушку Наталью. «Это кому как, — ответила она. — В наши времена замуж выходили один раз и на всю жизнь. Сколько уж жизнь отмерит». Может показаться, теперь это звучит слишком высокопарно, но человеку, рожденному в довоенные годы, с тяжелым детством и трудовой юностью это кажется естественным. «Это любовь?» — я не могла не задать такой вопрос. «Да, это и любовь… Как там у вас нынче поется? Узелок завяжется, узелок развяжется. А любовь — она и есть: только то, что кажется!» — уклончиво ответила бабушка, а потом пояснила: «Да раньше порядки такие были. Не то что сейчас…»

Так можно и десятки лет ждать, храня верность… А я тут начала в себе сомневаться, смогу ли ждать два года? Впрочем, казалось бы, ждать в шестнадцать лет, в сорок или ждать в шестьдесят — это разные вещи. Да, физиологически разные. Но ведь что значит ждать? Это не только хранить верность, хотя и это важно. Это светлая незримая нить между людьми сквозь расстояние и время. Такая связь, которая и человека переживет. Вот это и есть любовь.

5 августа 1997. День рождения Булата

В воскресенье вечером к нам на неделю приехала моя двоюродная сестра Маша из Казани, дочка папиной сестры, она тоже школьница, в этом сентябре идет в 10-ый класс. А я в 11-ый. Саша приходит каждый день после работы. Каролина — как обычно, у бабушки в Электростали, Асия снова в деревне, уже отработала июль, сажая деревья. Как только вернулись мы из поездки, встретили Асию. Асия снова приглашала меня в деревню. Как и в прошлом году. Но в этот-то раз я знаю уже, что у Булата день рождения. Не то что в прошлом году, когда я приехала с одной лишь фотографией. И то случайно захватила.

Пишу-то я о Дне Рождения Булата на следующий день, уже 6 августа.

Паша и Рома не приехали. Паша в Казани поступал, вроде не поступил, но пока на ближайшие месяцы так в Казани и застрял. Правду говорят, столица «засасывает» людей — он приехал туда в конце июня, сразу на два месяца снял там жилье, так и живет в Казани. Примерно раз в месяц в Елабугу наведывался. Не поступил, он написал мне. Жаль. Встретился на днях с Сашей, передал через него мне и Булату кассеты. Мне записал кассету из тех самых композиций, которые я ему описывала в прошлом году, не зная ни одного названия. Булату записал свою любимую «Нирвану» — не знаю, что он в ней нашел? Булат даже обрадовался, наверное, он еще не слышал этой… музыки…

Папа нас с Машей свозил к Булату в деревню во вторник с утра перед работой. Саша приехал к Булату сам. На нас троих был один конь Эдельвейс, Булат не катался, он нам как гостям уступил. И мы катались только по кругу и по очереди. Пегая лошадь Наташка, на которой я в прошлом году в августе каталась, — она жеребая, через месяца полтора у них должно быть пополнение. У нас была заготовлена морковка с дачи — только на ту лошадь, на которой мы катались. Чтобы завоевать её расположение. Пока Маша каталась, мы с Сашей ждали её, стояли рядом с кобылой Наташкой. Мы с ним дергали траву за забором, куда лошадь не дотягивалась, скармливали этой милой серой пузатой лошади.

— О чем ты думаешь? — спросила я Сашу, глядя в чуткие и внимательные лошадиные глаза с большими серыми ресницами.

— Это ты мне или лошади? — пошутил он.

Я кивнула на него, и он стал серьезен, как никогда:

— Можно, отвечу правду? Думаю, вот, если ни разу не поцеловались, то так, пожалуй, навсегда, на всю жизнь… остались с тобой просто… друзьями! Я рад, что мы успели поцеловаться хоть один раз до моего совершеннолетия. А ты что думаешь?

— Я думаю, что это очень сильное и хорошее чувство — первая любовь… Ты прости меня за тот наш… «один поцелуй»! Необычное ощущение. Ты сам понимаешь, и я всё понимаю сама — это пока слишком рано. Для меня, конечно, рано — не для тебя. Но все-таки дружба — это может быть еще более сильное чувство. Так выходит, ты для меня сразу всё — и мой лучший друг, и моя первая любовь!

Саша взял мою руку и ею погладил лошадь, которая стояла безмолвно, моргая грустными глазами.

— Что это ты? Ты так обо мне? Это я твоя первая любовь? — он посмотрел восторженными серыми глазами, которые в этот момент стали голубыми, излучая свет восхищения, и в то же время хитрое недоверчивое удивление. Я кивнула в ответ.

— Погоди… Ты мне говорила про свою первую любовь, про два года… Постой, или три года! Что ты «влюблена в одного человека». И теперь он — это уже не первая любовь? — он неодобрительно покачал головой и, нахмурившись, улыбнулся. — Я так и предполагал! Так и знал, мне и Паша говорил, что если девушки называют тебя «первой любовью», то они напрочь забывают свою самую первую любовь.

Я стояла у забора и начала махать Маше, подавая знаки — три пальца (3 круга!). Моя очередь кататься на Эдельвейсе! Потом еще один — и указательным описала еще круг, чтобы показать ей, что её три круга уже на исходе, пора «закругляться»! Но Маша не стала останавливать лошадь, и пошла на четвертый круг. А это была моя очередь!

— Лейсан, посмотри на меня! Ты можешь не бояться сказать о том, что ты когда-то в кого-то была влюблена. Что ты кем-то раньше восхищалась. Это у всех бывает…

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но теперь я думаю по-другому. Я знаю, что ты по-настоящему моя первая любовь. Любовь — это взаимное чувство. В школе-то — там не до взаимности, вряд ли там какое особое чувство любви. А наша с тобой история — история о взаимном чувстве.

Сказала ему, что у нас-то не история про безответную любовь, не про ту, которая «в одни ворота».

— А у нас с тобой это все-таки любовь, да? — спросил он.

— Я счастлива тем, что мы с тобой вместе. Признаться, я не решила точно, что это у нас. Любовь или нет. Но в любом случае, это взаимно. Одно я точно знаю, что такого друга, как ты, у меня никогда еще не было, нет и вряд ли когда еще такой будет. Мы с тобой самые лучшие друзья.

— Ничего не понимаю. То любовь, то друзья. Любовь? Друзья? Ну конечно — друзья! Опять я ничего не понимаю, — покачал головой Саша.

Непонятно было, говорит он правду, шутит или издевается. Тут, как раз на фразе о том, что мы с ним друзья, как нельзя не догадаться, к нам подошел из-за сарая Булат, мы его в последний момент заметили. Таслима-апа позвала нас чай пить. Тут и Маша прискакала. На коне Эдельвейсе. Она была такая довольная, дико восторженная, как никогда. «Вы идите, я его распрягу, уведу и подойду», — Булат показал в сторону дома.

Вечером Булат играл на гитаре на кухне какие-то странные древние песни советских лет, которые мне и не слышать ни разу не доводилось. Нашел толстый рукописный песенник в КСП, читал тексты, и ему одна песня понравилась. Песня была наивная и пронзительно-тоскливая, об ушедшей любви, которую не воскресить, о любви как о пепле от погасшего костра. Я так понимаю, вероятно, песня была посвящена Гузель. Они пару месяцев встречались. Оказывается, Гузель поступила в медицинский университет. Булат даже после первого курса хотел перевестись в Казань, из КамПИ⁶ в КГУ. Чтобы поближе к ней быть. Но они расстались.

Булат играл на гитаре, спел нам эту песню:

А если счастье суждено кому-нибудь с тобой,

Пусть будет не костром оно, а яркою звездой!

Звездой, что всходит вновь,

И вновь горит из года в год!

Люби, и пусть твоя любовь

Тебя переживет!⁷

Вечером заехал папа, он ехал с работы, забрал маму с работы перед тем как за нами заехать. Родители собирались нас с Машей только забрать из гостей. Тут из дома вышли Таслима-апа и Рустем-абый (так называет их Асия, и я тоже вслед за ней). Они позвали и моих родителей к столу. Отказываться было неудобно, а зазывали они настоятельно. Да и после работы мои родители и так проголодались. Затем Таслима-апа еще и в баню позвала, мы уж отказались. Папа сходил с Рустемом-алый посмотреть баню — он тоже на даче баню строит. Соседи по деревне странно поглядывали, с опаской, особенно маленькая соседская девочка, тёзка хозяйки — Таслима: почему это милиционер ходит по участку, да еще и в баню заглядывает? Со всех сторон вопросительно смотрят из-за заборов, что там у вас стряслось?

Таслима-апа делала рукой маленькой Таслиме успокаивающие жесты, мол, все хорошо. Папа пошутил, мол, скажете, это капитан Хусаинов баню проверил и одобрил. Таслима-апа так удивилась, что мой отец их однофамилец, словно до этого и вовсе не была в курсе, отчего нас с их единственным сыном в шутку «поженили». То есть за стол на всех днях рождениях Асии нас все время, как нарочно, рядом сажали! Не раз раньше бывал такой прикол, чтобы кто-нибудь глянул на нас двоих и произнес: «Кара эле, Хусаиновнар!» (Смотри-ка, Хусаиновы!).

Всей компанией ели шашлык из курицы, который приготовил Рустем-абый. С деревни в Челны вернулись лишь в 11 ночи, Сашу тоже подвезли к нему домой.

Вот так прошел этот замечательный вторник, день рождения замечательного человека.

Всю ночь после этого с Машей не могли уснуть — всё шептались и смеялись до 4-х утра в моей комнате. Мы говорили о жизни, о друзьях, делились сокровенными сердечными переживаниями — обсуждали мальчиков (не без этого!), вспоминали письма друг друга… Родители мои встали, ушли, нас не будили…

7 августа 1997. Шишки. Встреча с владельцем ньюфаундленда…

Саша заезжал к нам каждый день после работы, и сегодня в пятницу вечером опять был у нас. Утром мы провожали мою двоюродную сестру Машу. Жаль, всего неделя — это мало, она уже должна была возвращаться домой в Казань. Я даже расплакалась, когда она уезжала, мы с ней так близко сдружились!

Вечером мы с Сашей решили пойти погулять по лесу. Погода была по-настоящему летняя, хорошая, за день лес прогрелся и веял сосновым запахом, хвоей и смолой. Пели птицы.

— Ты помнишь, что ты сказала на дне рождения у Булата? Что я твоя первая любовь и что мы с тобой друзья.

— Да, а что?

— Хорошо, я согласен быть первой любовью, но считать себя твоим другом я не хочу.

— Почему ты не хочешь быть другом? Ты мой самый любимый друг!

Мы шли по освещенной догорающим солнцем летней тропинке, усыпанной шишками. Розово-рыжий свет солнца сквозь лесную хвую попадал на его лицо, и казалось, будто по Саше бегают колючие тени ёжиков. Он остановился и поднял пять шишек.

— Друзья… Разумеется, друзья! С твоей стороны — «да». Есть несколько «но»… Ты думаешь, что мы просто друзья. А я так не считаю.

Он остановился перед сосной, на вершина которой была был помечена крестиком с красной краской.

— Ты думаешь, что мы просто друзья… Когда никто уже так не думает! — тут он кинул в сосну первую шишку, и она попала прямо в этот крестик.

— Разве ты до сих пор не поняла… что вот я уже за эту дружбу с тобой получил столько, сколько… Мало не покажется, — он кинул в то же место на дереве вторую шишку, и шишка ударилась ровно в ту же мишень.

Саша отошел подальше и посмотрел на меня, ожидая реакции. Но я решила стоять и не двигаться.

— У моих мамы и сестры ко мне по поводу тебя уже слишком много вопросов, — он кинул в сосну третью шишку. Сделал еще шаг назад.

Алекс обычно непоколебим, как и Булат, всегда контролирует свои эмоции. В этот раз он был взволнован, а я всегда видела его до этого только весьма спокойным и уравновешенным.

— После той истории с колготками, которые я тебе подарил, а ты решила вдруг приберечь… Блин, мне за это уже влетело от твоего отца, — он не глядя бросил четвертую шишку. — Хотя я ничего не делал!

Шишка попала в то же самое место! Но он даже не обратил на это внимания.

— Так, что становится даже… обидно. Что мы с тобою всё ещё друзья. А по поводу блюстителей девственности и порядка, — тех пацанов из твоего комплекса… Про те наши постоянные стычки с ними, которые с наступлением весны участились — ты, думаю, всё сама поняла. Ты же сама знаешь, что я 23 февраля не просто упал… Знаешь, я за только за этот март три раза по-настоящему дрался из-за тебя!

Он снова бросил шишку, и опять попал в нужное место.

В этот момент я поняла: нет, не похоже что он потерял терпение и самоконтроль. Он по-настоящему замучился меня ждать. Хотя сам сказал же, что будет ждать столько, сколько нужно… А уж что его друзья не считают нас с ним друзьями — это он сам виноват. Так я уже два месяца как стала считать себя его невестой. Но сама называю его другом. Мне слово «друг» гораздо ближе, нежели «жених».

Я подошла к нему, положила ему руку на спину. Мне резко стало понято всё его расстройство. Ни о чем из этого я не думала. Вообще. Единственная серьезная мысль, которая появилась у меня — это что я не выразила своего протеста, когда он сам показал друзьям мой укус. Но я почти ничего не знала — ни о драках, ни о разговоре с отцом, ни о том, что все остальные со стороны за нас уже решили, что у нас любовь. Каждый довод, каждая шишка — всё это было мне незнакомо, обо всем этом я и правда не думала. Он никогда. Раньше. Не говорил.

Хотелось обнять его. Я прислонилась головой к его груди.

— Прости, — ответила я. — Мне и правда всегда хотелось, чтобы мы были… друзьями. Близкими людьми! Ты такой хороший парень, каких еще поискать…

Он посмотрел на меня и поправил мне воротник платья, и заботливо застегнул верхнюю пуговицу. (Эту пуговицу даже и не нужно было застегивать, платье специально было задумано так, чтобы носить его с открытым воротником).

— Друзья. Ладно, друзья. Да, разумеется, я хороший парень. А каким мне еще быть? Я даже понятия пока не имею, каково это — быть нехорошим парнем. И всё-таки, пожалуйста, пойми меня правильно. Я хочу быть для тебя больше, чем другом. Я хочу, чтобы мы… чтобы мы жили вместе. Всегда. Чтобы ты стала моей женой. Давай подождем еще. Еще несколько лет. Я буду ждать тебя. Столько, сколько нужно.

И мы стояли на истоптанной тропинке посреди леса. Стояли тихо, я прислонилась к нему головой, и он гладил меня по волосам. Я не знала, что я могу сказать. Боялась что-либо ответить. Мне казалось, что — скажи я хоть слово, — так голос будет дрожать, и я вот-вот расплачусь. Мимо нас прошел мужчина красивой черной породистой собакой, она была такой крупной, массивной, с мощным, мускулистым корпусом.

— Какая у вас красивая собака! — вырвалось у меня.

— Это ньюф, то есть ньюфаундленд.

— Как зовут?

— Шериф.

— Такой большой! Сколько он весит? — заинтересовалась я.

— Примерно 60 килограммов… если точнее, 59… Возможно, уже больше.

— С таким и ночью не страшно ходить по городу!? — спросила я.

Мужчина лет сорока с интересом посмотрел на меня, и затем на Сашку. И тут я поняла, что я его где-то уже видела. Да это же тот самый водитель «Ауди»! Он улыбнулся.

— Да, не страшно. Но не таких собак не заводят «для охраны». Он у меня — для души! Он слишком любит людей. Но его вид и правда может отпугнуть нежелательных лиц.

— Можно погладить?

— Да, можно, погладьте. Он не кусается. Если интересно, у нас в соседнем комплексе у него породистая подружка есть. Через месяц-два он станет папой.

— Щенки таких породистых псов, должно быть, дорогие, да?

— Да, конечно. Но если очень хочется, то можно посмотреть, если кто останется… Тогда уж они отдадут и подешевле…

Я вопросительно подняла голову посмотрела на Сашу, как будто бы мы прямо-таки живем вместе. Будто бы сейчас от Саши зависит, заведем ли мы щенка ньюфаундленда или нет. И мужчина в легкой куртке тоже на него посмотрел.

— Нет, что вы, мне в этом году в армию. Мы никак не можем… — сказал он.

Владелец ньюфаундленда понимающе кивнул. Он опять посмотрел на нас, и вдруг что-то мелькнуло у него в глазах. Ой, он тоже узнал нас… Или — уж точно — меня узнал.

— Это не Вы…

— Да-да, это мы… Вы знаете… Мы с Алексом бы хотели поблагодарить вас!

— За что? — удивился, не понял он.

— Да, за то, что вы тогда машиной посигналили им.

— Кому? Где?

— Первого июня. В арке. Часов в 11.

Мужчина выглядел озадаченным, вспоминая, где и как мы могли видеться…

— А это были Вы? — догадался он.

— Да, мы…

— Нет… я не об этом хотел спросить. Это Вы — та самая владелица самого красивого балкона в нашем МЖК?

— Это мы, я и моя мама — владелицы балкона. Мой отец сам вырезал птичек из дерева. Это моя мама придумала на балконе астры сажать. А Вы в тот вечер по кабельному видели, как нам хрустальную вазу подарили?

— Да. И никогда бы не подумал, что та милая девушка, которую показывали по телевидению, и та промокшая девочка, что на всю арку кричала: «Мальчики! Мальчики»… Что это одно и то же лицо! — он почесал за ухом.

— Да. Спасибо Вам! — подтвердила я еще раз его догадку.

— Да пожалуйста. Обращайтесь, я Максим Викторович, — он первым протянул руку Саше, перекладывая поводок в левую руку.

— Александр, — пожал ему руку Саша.

Мы еще постояли минут пять или десять, а Шериф бегал вокруг нас. Максим Викторович рассказывал забавные проделки, которые вытворяет Шериф, и какие он делает трюки. Потом он достал из кармана брюк маленькую металлическую коробочку, вытащил оттуда визитку и протянул Саше.

— Если кому нужен щенок будет — обращайтесь. Всего доброго!

И Шериф гордо и величественно удалился с Максимом Викторовичем… точнее, Максим Викторович удалился со своим Шерифом. А мы с Сашей остались на стоять еще на том же самом месте, молча, тихо, осторожно поглядывая на удаляющиеся фигуры мужчины и его дружелюбного, верного и ласкового пса. Мы многозначительно переглядывались, не говоря ни слова. Он какой-то местный авторитет. Саша слышал о нем. Вспомнила вторую встречу с Максимом Викторовичем, но решила не напоминать о ней.

8 августа 1997. Пропущенное свидание

Сегодня за окном — пасмурный день. Дождь идет не переставая, все слышатся эти вкрадчивые спокойные звуки, словно скучный ритм этого дня. Плачет белое небо.

Уже почти 17 часов. И это не пустое уточнение времени…

Вчера я вернулась из Бугульмы. Сегодня стирала вещи. Мама вчера сказала, что Саша приходил вчера, оставил записку. «Лейсан, завтра я дома с 17 до 18 часов, приезжай ко мне?».

А я не пришла сегодня. Дождь льет, и я сама думаю о том, почему я решила не идти. Думаю о том, настоящая ли у меня любовь… Он мой друг, а для меня слово «друг» — оно даже ближе и глубже, чем «парень». Я знаю, что все эти «отношения» затягивают, и такими темпами я сама не замечу как…

В школе я послушная серая мышка, скромница и отличница… И, говоря откровенно, если адекватно оценивать свои внешние данные, я ведь далеко не самая писаная красавица. Я знаю много красивых и очень красивых людей. Например, Паша. Или Гузель. Они, и правда, хороши собой — только взглянешь, сразу поймешь: человек необычайно красивый! А я не очень красивая, не самая красивая. А еще и эти прыщи полезли, то на лбу, то на носу, то на подбородке. Сегодня аж пять прыщей сразу выскочило, кошмар! Такая уродина я стала с этими прыщами… Вот сижу и плачу, какая я некрасивая… Даже не знаю, с какой стати у такой, как я, может быть парень? Уже и сама себе не верю, но это точно не приснилось!

Никто, кроме нашей Веры Алексеевны и Каролины, не знает, как оно у меня на самом деле. Любой моей однокласснице покажется невероятным, что у меня есть друг. Мой парень, с которым мы встречаемся уже больше года… Такое счастье даже не у каждой записной красавицы. Он такой ответственный… а мне всего шестнадцать… Как я рада, что он есть. Одно грустно, что если его заберут в армию, нам вместе останется быть вместе всего лишь три месяца… до его возвращения.

Как здорово мы вчера гуляли с Сашей по городу и по лесу. Хотя он, конечно, лихо с шишками-то, что-то он недоволен вчера был, что я его другом своим считаю. До сих пор перед глазами, как мы вместе с ним ходили в лес, и как нас окружало живое нежное дыхание леса, шишки под ногами, запах смолы, и хруст сосновой хвои… Он дал мне самый ценный дар. Нет, не самодельное кольцо… Его дар, это то, что он дал мне понять самую важную вещь: я любима! Весь год я этого не понимала, пока мы всё не выяснили, о нашей дружбе, о нашей любви, о наших отношениях. Когда он в начале этого года сказал мне: «Кажется, я влюбился!» — тогда я даже и представить себе не могла… что это он про меня.

И я тоже его люблю.

Только сегодня я решила не идти к нему. Вот уже и 18 часов. И даже не из-за дождя. Я боюсь нашей любви. Кроме этого, и наоборот, боюсь, если он меня такую с прыщами увидит, точно разлюбит! А дождь еще не кончился, из окна видны серые дома и мокрая асфальтовая дорожка, по которой семейкой прыгают темные воробьи. Боюсь не его — себя боюсь. Ну, и своих диких гормонов тоже.

9 августа 1997. «Делайте, что хотите»… Ничего себе!

Сегодня мы приехали в 7 часов вечера с огорода. Перед домом на скамейке сидел Алекс. Он общался с папиным другом, нашим соседом. Этот сосед тоже работает в милиции. Мы шли с дачи и несли с собою ведра с зеленью, огурцами, картошкой и кабачками. Если бы я не подошла поздороваться с соседом, то прошла бы мимо Саши, даже не заметив его — всю дорогу смотрела только под ноги… Саша, увидев меня с ведрами, сразу подошел и взял мою ношу.

Саша сказал, что он уже приходил днем, нас не было — вот он догадался, что мы на даче. Спрашивал, отчего я тогда 8 августа не приходила, не из-за дождя ли. Я сказала, что мне перед Бугульмой надо было все вещи собрать и простирнуть, а стиральная наша машина не работает, вот я и не заметила, как время прошло… Да и весь день дождь шел… Он сказал, что знает, почему я не пошла. Я сразу подумала, у меня ведь прыщи еще не зажили!.. Видимо, он прочитал тень ужаса на моем лице, и кивнул, что понимает:

— Лейсан, я понимаю, вчера я слишком плохо вел себя, ведь поэтому? Я понял, это моя вина. Ты сказала тогда, что я твой любимый друг. А я тебе доказывал, что ты одна-единственная уже осталась, кто считает, что я просто твой друг.

Саша сказал, что он знает, что это его ошибка — пытаться сделать так, чтобы я называла его своим парнем, а не своим другом. Должно быть, я его поэтому и испугалась, поэтому не поехала к нему вчера. И не стоило ему меня так пугать… Так вот он что подумал! Ой, ну ладно… Пусть думает, что хочет. Он уже сам себе про меня историю сочинил, прямо не хуже меня. Все-таки, мы родственные души, одна стихия! Родители вообще сегодня подумывали остаться ночевать на даче. Но у папы пока график работы сутки через двое.

Гулять мы никуда не пошли. Остались сидеть у меня в комнате, стали строить планы, что делать завтра. Точнее, Саша сам предлагал разные вещи, чем хотелось бы заняться на выходных. А я подозревала, что завтра нам на дачу надо будет на автобусе с мамой ехать, потому как мы не всё еще там на даче сегодня закончили. Но я не хотела Сашу расстраивать и тянула время, чтобы хоть мы могли помечтать и поделиться своими планами. Он рассказал мне про ПВД (Поход Выходного Дня), на который зовет его Рома в воскресенье… А еще Саша сказал, что мне с ним нужно поехать на рынок. У Саши еще много чеков, надо отоварить. Так что — еще лучше, чем на рынок — нам надо будет вместе сходить в «КамАЗовский магазин». Саша хочет мне что-нибудь нужное купить к новому учебному году, туда должны канцтовары были уже завезти.

Решила, что надо к маме подойти, спросить, какие на завтра планы. Думала, знаю, что мама однозначно скажет… Как всегда, знаю, один ответ. Надо ехать на дачу… Тут я пожму плечами, мол, ничего не поделаешь, придется нам отказаться от наших с тобою планов, Саша. Но мама почему-то устало улыбнулась и сказала: «Делайте завтра, что хотите. Идите в свой ПВД»… Саша обрадовался, а я даже как-то не так сильно, потому как заранее настроилась на отказ.

Мы с Алексом пошли в магазин, он купил продукты для завтрашнего похода. Завтра в поход!

10 августа 1997. Поход Выходного Дня с Маратом Нурбулатовичем

Сегодня я очень устала. Главное, что удалось выяснить нам с Сашей в этом походе — это что мы использовали в прошлом году для клятвы в Дружбе совсем не тот Шильнинский Камень Дружбы. Не тот, неправильный. Вот, наверное, почему у нас эта клятва плохо работает. Нам бывалые туристы показали, где находится настоящий Камень Дружбы. Но мы что-то уже по-новой с Алексом не захотели опять там клясться. Что это был за камень, где мы клялись? «Возможно, это был камень любви» — пошутил Саша. На этот раз мы его даже не нашли. Ладно, я еще много чего узнала, и кое-чего не узнала — завтра напишу. А сейчас спать!

11 августа 1997. Поход Выходного Дня (про вчерашнее)

Пишу уже из Бугульмы. В воскресенье был большой день. Мы прошли более 30 км, это по лесу еще не считая того, что по городу.

Рома всем раздал поздно вечером туристические карточки клуба «ПВД-30» — Поход Выходного Дня, 30 км. Он сказал, что это это может пригодиться как подтверждение выносливости и способности ориентироваться на местности по карте. Чем больше таких карточек, тем выше шанс, что возьмут в водный поход. Уже даже не знаю, хочу ли я в какой-либо поход без Саши. Все-таки, он теперь мой… мой парень, жених, суженый… не знаю, как это правильно назвать. Но всем по-прежнему говорю свою официальную позицию — «мой друг». Всем тем, кто ходил вчера в поход, я так и представила его, что он мой друг. А Саша от такого представления качал головой и почесывал затылок.

В походе участвовали пятнадцать человек, включая всех Сашиных друзей: Булата, Рому и Павла. Организатором похода был Марат Нурбулатович — он к тому же сын друзей нашей семьи, на десять лет старше меня. Марат Нурбулатович догнал нас позже по пути, всего через километр. Он ездил в Казань на свадьбу друга, еле успел вернуться. Пока Марат Нурбулатович отсутствовал, организационными вопросами занимался Рома; это мы еще долго ждали, пока все придут к месту встречи.

Пока мы шли, делились планами на предстоящий учебный год. Булат и Рома уже перешли на второй курс институтов, точнее, уже университетов — за лето многое переименовать успели.

Мы шли втроем с Сашей и Павлом. Павел после сдачи экзаменов в КГМУ ездил в Челны к Дмитрию Викторовичу, у которого и Алекс носовую перегородку восстанавливал. Ирония судьбы: два молодых человека прибавили работы одному и тому же врачу.

— Как так получилось, что вы вдвоем подрались? Паша, расскажи!

— Про что рассказать?

— Про январские ваши приключения.

— Да, тебе уже, должно быть, Алекс все рассказал?

— И все-таки, хотела бы узнать, Пашка, как ты сам это расскажешь. До сих пор не знаю, что же такое было меж вами, что за спор?

— А почему, Лейсан? Ты же уже в марте все знала. Тогда, на нашем «Равноденствии», так ведь?

Паша удивился. Он, стало быть, нарочно в тот день задержался у меня в гостях, чтобы сообщить. Вероятно, я вела себя тогда именно так, словно уже знала, что он меня обозвал… И за это он просил прощения. Честно сообщила ему:

— Да я вообще ничегошеньки в марте на «Равноденствии» не знала.

— У нас была договоренность, что Паша приедет к тебе, и сам попросит прощения за свои слова.

— Так я и попросил прощения! — Пашка недоверчиво тряхнул головой, и махнул рукой так, словно отгонял муху, которая пыталась отвлечь его и сбить с нужной мысли.

— Ты сказала, что на меня и не обижалась, так ведь. И что Бог простит. И про дуб с «Войны и мира» что-то декламировала. Я так и понял, что ты хотела сказать, что я дуб! И что все там «бессмысленный обман»…

(Да, точно! Это было про князя Андрея Болконского, про дуб, весну и счастье. И что все это бессмысленный обман — нет ни весны, ни солнца, ни счастья, мол, не верю я надеждам и обманам)…

— Да, наверное, хотела. Только на тот момент я из неведения сказала тебе, что прощаю тебя. Я как дурочка, еще не знала и не понимала, за что конкретно ты просил прощения. Может, за то, что ты такой влюбчивый человек.

Мы втроем стали спорить меж собой о том, кто же из нас дурак. Точнее, так: каждый доказывал, что у него самое дурацкое положение в этой истории. Было дело, нам на КВН нужно было черную футболку, притом у меня ни одной черной футболки не было. Когда Паша приезжал, то я сама у него на время попросила его черную футболку с Куртом Кобейном. На выступлении надевала её наизнанку — важен был черный цвет. Также Паша в марте дважды помог нашему клубу со звукозаписями для КВН, первый раз передавал их через меня, а во второй Саша с Гузель к нему ездили.

— Нет, Паш, слушай. Раз ты не рассказал, я был совершенно как дурак в этой ситуации. Ну правда. Представь себе: Лейсан приходит на репетицию в твоей, Паш, черной футболке. Говорит, мол, с тобой уже поговорила вчера… Конечно, понимаю, что ты такое фантастически-гипнотическое действие на девушек оказываешь… Я сомневался, ну не до такой же степени?! А Лейсан говорит, Паша нам еще музыку обещал для КВН, минусовки. Провинился, пообещал, поможет… И потом еще ты приезжал, музыку привез. Встречался и опять ничего ей не сказал! Я был уверен что ты все сказал про нашу драку, и она тебя простила уже. Это самое дурацкое положение!

Мда, по поводу того, что мне так удачно подвернулась чужая черная футболка, пусть даже и размера на два больше, чем нужно… я ведь тогда и не подумала, какие странные мысли и ассоциации могли возникнуть у Саши. К каким умозаключениям он должен был прийти. Его друг в январе на рыбалке плохим словом назвал меня, он ему врезал там, и сдачу получил. После друг приехал все объяснить и извиниться, и… видно, что девушка приняла и извинения, и футболку… И хорошие отношения сохранила… Только Паша так со мною и поговорил о том, о чем собирался. Примерно так он и объяснил:

— У нас не получалось поговорить-то! Ну правда, как приехал, так у тебя, Лейсан, Каролина была. Потом твоя мама пришла, а ты же, скажи ведь, никуда не хотела уходить. Что мне — при родителях это все надо было рассказать? Это я, понимаешь, это я оказался совершенным дураком в этой ситуации, а не вы! Я был самый дурной и дурацкий дурак в этой истории. Мало того, что это я Лейсан обозвал, за что и получил, так еще и сам ни о чем не мог рассказать. Когда кассеты привозил, времени мало было, нам надо было на работу, я не успевал. А уж на равноденствии — тогда я понятия не имел, что ты, Лейсан, ничего не знаешь. Был уверен, что ты знаешь. Да, Лейсан, по тебе было ясно: ты знаешь всё про нашу январскую рыбалку. Раз пять на протяжении всего вечера ты делала намеки, что ты знаешь. Потом и сама пошутила, что да-да, «я всё знаю».

— Так это я думала, что про «дуб»…

(Я шутила, что всё знаю — это по школьной программе, что я даже отрывки из «Войны и мира» учила наизусть).

— Так и я думал, что это про «дуб», что ты меня с дубом сравниваешь, который во всем разочаровался. Что нет ни весны, ни счастья, и вот такой он я. Только такой дуб в этом состоянии и станет обзываться.

Так мне вчера и не удалось узнать, как меня обозвали и до какой степени я должна бы быть обижена. И насколько трудно или легко мне это простить. Но извинения уже приняла и как будто бы простила.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

ТПО «Союзгосцирк», так написано было на билете

2

У подножия этой горы теперь надпись «Яр Чаллы» (Набережные Челны).

3

Народное творчество

4

Компакт-кассеты для магнитофона — до конца 1990-х были одним из самых популярных аудионосителей. Запись производилась на магнитную ленту шириной 3,81 мм и толщиной обычно от 9 до 27 мам, на две или четыре дорожки.

5

Леонид Филатов, «Сказ про Федота-стрельца».

6

КамПИ — Камский Политехнический Институт. В 2001 г. институт сменил название на Камский государственный политехнический институт. В 2005 г. институту был присвоен статус академии. Современное название: «Камская государственная инженерно-экономическая академия» (ИНЭКА).

7

ВИА «Ива» — «Костер»