Воры, вандалы и идиоты. Криминальная история русского искусства

Софья Багдасарова, 2019

Глупость, надежда на авось и пьянство – вот то, что отличает русские преступления в сфере искусства: – Отковырять 602 бриллианта от икон и три дня прятаться за иконостасом, чтобы потом изнемочь от голода и жажды, и в буквальном смысле свалиться на голову полицейским. – Средь бела дня зайти в Эрмитаж и вырезать холст из рамы, сложить его в несколько раз… А потом подбросить картину видному политику. – На глазах у публики вынуть картину из рамы, оставить на брошенной раме свои отпечатки пальцев, потом спрятать картину на стройке. И быть арестованным на следующее утро. – Разбить по пьяни камнем окно музея, выпить еще, забыться сном на антикварной мебели. И быть взятым с поличным – с единственной бронзовой статуэткой. В новой книге Софьи Багдасаровой, автора бестселлера «Омерзительное искусство» (номинант премии «Просветитель-2018») вы узнаете все о том, как совершаются преступления в российских музеях и кто обычно бывает преступниками. Все описанные в книге кражи, аферы и акты вандализма – совершенно реальные исторические события, и именно поэтому они особенно удивительны. Они абсурдны – и поэтому книга наполнена особенным, абсурдным юмором. Ведь иначе об этих преступлениях с национальным русским колоритом и не напишешь. Помимо увлекательных криминально-юмористических рассказов в книгу включены нормальные журналистские статьи про абсолютно дикие российские преступления, а также инсайдерские интервью от представителей современного арт-рынка, которые пожелали остаться анонимными, но зато раскрыли потрясающие подробности теневого антикварного бизнеса.

Байка № 1

(которая несколько выбивается из общего ряда, однако задает единый настрой, демонстрируя, что вся эта рубрика будет просто трепом), рассказанная в 1990-е годы одним очень-очень жизнерадостным пластическим хирургом в маленьком коттедже в московском поселке Сокол, где подпольно собирали компьютеры силами сотрудников исторического факультета

Моя мама — тоже врач, только она работала патологоанатомом. Она была еще более жизнерадостной, чем я. Приходит, бывало, со смены, руками всплескивает и щебечет восторженно: «Ах, я только что такой трупик препарировала! Ну, весь в червях, прямо весь в червях!» Папа тоже был человеком позитивным. Сам он блокадник, был в голодном Ленинграде, но из всех историй о выживании там предпочитал рассказывать одну историю, оптимистичную.

Наверняка это выдумка, семейная легенда, но расскажу.

Все это было в самом начале, когда детей еще не успели вывезти, и у них еще были силы на шалости. Так вот, статую Медного всадника на Сенатской площади, которую невозможно было эвакуировать, чтобы уберечь от авианалетов, сплошь обложили мешками с песком, а поверх — обшили досками. Эти мешки образовывали настоящую гору, которая покрывала памятник с головой.

Отец мой с другими пацанами тайком, пользуясь ситуацией, вытащил несколько мешков и проделал внутрь этой горы лаз. Оказалось, что, скорее, эти мешки стоит назвать не горой, а шатром — под животом жеребца образовалось пространство, достаточное, чтобы дети могли туда забираться и сидеть.

Просто так мальчики, разумеется, сидеть там не могли, дурная голова рукам покоя не дает. Нетрудно догадаться, что их внимание привлекли гигантские гениталии императорского коня. Несколько недель дети занимались тем, что лазили под брюхо Медного всадника и отпиливали ему «хозяйство». По семейной легенде, отпилили, а то, что можно увидеть на памятнике сейчас, — результат тайной послевоенной реставрации. Но доказательств тому я не имею, кому медный трофей из блокадных ребят достался — не знаю.

Вообще в Петербурге рассказывают и о других случаях с Медным всадником: будто бы отпиливали их и позже несколько раз, как голову у копенгагенской «Русалочки». Но все эти россказни связаны с циничным брежневским периодом, а отцовская история мне кажется самой правдоподобной — потому что он с друзьями мог действовать незаметно и долго. Все-таки в мирное время пилить приходилось бы на глазах у всех, пусть даже и ночью. А советский милиционер наверняка бдил!

Жан-Леон Жером. «Бассейн в гареме». 1875. Эрмитаж