Егорка из детского дома

Софья Орех (2024)

Детский дом — государство в государстве со своим правилами и со своим кодексом чести. Дети — жители этого государства, взрослые — их воспитатели и охранники. День за днём протекает жизнь обитателей и сотрудников детского дома. Иногда спокойная, иногда — бурная. Как живётся шестилетнему детдомовцу Егорке после того как он оказывается в детском доме? Как живётся другим детям, проживающим вместе с ним? Как протекает жизнь сотрудников, работающим в этом учреждении? Ответ на эти вопросы есть в книге « Егорка из детского дома».

ГЛАВА 6

Майское утреннее солнце весело светило в окно спальни. В комнате стояли четыре кровати, столько же потемневших от времени тумбочек и маленьких деревянных стульчиков с потёртыми переводными картинками на спинках.

Дети спали под тёплыми байковыми одеялами.

Егорка ворочался на мокрой простыне и никак не мог найти удобную позу. Мокрые трусы и майка прилипали к его телу, и Егорке было холодно. Ему снился какой-то тёмный, заброшенный, холодный пруд заросший кустарниками и камышом. Со свинцового неба в пруд капали крупные — с вишню — капли дождя и на его поверхности качались уже тысячи дождевых пузырей. Они отливали серебристым цветом и долго не лопались…Вот один из пузырей начал на глазах раздуваться, увеличиваясь в объёме. Он беззвучно увеличивался в размерах, покачиваясь на мелкой ряби воды и Егорка вдруг с ужасом стал различать в внутри пузыря до боли знакомые черты… Когда пузырь стал размером с футбольный мяч Егорка понял, что это не мяч и не пузырь. Это покачивалась на воде голова его мамы. Открытые глаза мамы смотрели куда-то в разные стороны, а рот беззвучно открывался и закрывался. Егорка попытался закричать изо всех сил: «Мама, мама! Я здесь!» Но с изумлением осознал, что не может издать и звука и от бессилия начал плакать…

— Подъём! Дети, подъём! — неожиданно голос ночной няни Татьяны Васильевны ворвался в сознание Егорки. Он понемногу стал понимать, что пруд и пузырь с головой мамы — это всего лишь сон и ему стало легче от этого понимания. Тут Егор автоматически провёл рукой по животу и ощутил влажность трусиков и майки. Мокрая простыня также липла к его ногам. Он понял, что опять обдулся и что никак не успевает спрятать следы своего преступления. Егорка знал, что сейчас начнётся и внутренне приготовился к предстоящим унижениям… Он съёжился под одеялом и зажмурил глаза. В тот же момент воспитательница сдёрнула с него одеяло:

— А-а-а, Ванжус! Ну, что же ты за ссыкун такой!!! — возмущённый голос Татьяна Васильевны зазвенел на всю группу. — Я же тебя, скотина такая, ночью три раза поднимала, сажала на горшок! Ты же, гадёныш, ни разу на горшок не ходил! Посмотри как ты весь матрас-то опять уделал. Ты же уже и сам весь провонял и комната из-за тебя вся провоняла… — она больно схватила его за руку и сдёрнула на пол. — Давай, засранец такой, сам снимай простыню, майку и трусы и топай в ванную комнату голяком. Сейчас будешь сам всё стирать за собой… Что стоишь, скотина такая?! Нечего на меня смотреть такими глазами! Я тебя ещё тогда предупредила, что ты у меня будешь всё сам стирать за собой. Живо давай!

Разозлённая женщина насильно стащила с Егорки одежду, стянула с постели мокрую простыню и наволочку и, сунув в руки мальчишке, больно подтолкнула его в спину: — Чеши давай в умывальню, ссыкун, и начинай стирать.

Стоявшие у своих кроваток взлохмаченные спросонья малыши по-разному реагировали на происходящее. Те, кто сам имел несчастье иногда писаться в постель, молча, с сочувствием смотрели на пунцового от стыда Егорку. Некоторые хихикали и, показывая на него пальцем, издевательски тянули за воспитательницей: « Ха-а… Егорка — ссы-ы-кун…опять обоссался-я-я…»

— Чо, дураки что ли?! Замолчите Болдырева и Трофимов! Сами-то тоже иногда писаетесь! — заступилась в очередной раз за Егорку русоволосая, сероглазая Олечка Ефимова. Она стояла в маечке и в трусиках около своей постели и пыталась аккуратно застелить поверх неё своё одеяло.

Егорка с силой стиснул зубы и с опущенной головой зашлёпал босыми ногами по обшарпанному деревянному полу.

— Куда пошёл без тапочек, ирод?! — взвизгнула ночная нянька и, подхватив с пола шлёпанцы Ванжуса, метко попала ими прямо в спину мальчишки. От боли Егорка вскрикнул и, уткнувшись лицом в ворох белья, неожиданно замер на месте.

— А ну, надень тапочки, скотина! Надень, кому сказала, а то сейчас ещё хуже будет! Вот ведь привели в группу такую тварь… — заорала было уже на всю группу, сунув руки в боки, ночная нянька, но увидев лицо обернувшегося мальчишки, неожиданно поперхнулась.

— Я убью тебя, когда вырасту! — негромко, но чётко произнёс Егорка дрожащими губами, с трудом разжимая сведённые судорогой челюсти. Бледный как полотно, он часто дышал и не сводил с няньки непривычно немигающих, ненавидящих глаз.

Той стало не по себе от такого взгляда, и она взбесилась ещё больше:

— Что?! Что ты сказал, подонок малолетний?! Да я тебя сейчас по стенке размажу! — взвизгнула она и, не помня себя, наотмашь ударила по спине пытавшегося увернуться от удара Егорку. Мальчишка буквально улетел к дверям умывальни и вскрикнул от боли, ударившись плечом об деревянный косяк.

В этот момент открылась входная дверь в группу и на пороге показалась дневная воспитательница Ольга Афанасьевна.

— Что у вас тут происходит, Татьяна Васильевна? Вас прямо в начале коридора слышно, — встревожено произнесла она.

— А что у нас может происходить? — сбавив тон, но также раздражённо ответила та, подойдя к съежившемуся у косяка Егорке и резко поднимая его за плечо. — У нас же теперь одно и тоже каждый раз. Как мой дежурство, так этот гадёныш Ванжус весь уделывается по уши! Специально что ли он это делает?!

— Ну, так не только он же писается. Другие тоже иногда. Вы же знаете, кого нужно ночью высадить пару раз на горшок. А ругаете всё время только Ванжуса, — надевая белый халат, недовольно произнесла Ольга Афанасьевна.

— Я свои обязанности хорошо знаю. Нечего меня учить — молода ещё! Вот своих заведёшь, тогда и будешь старших учить! — донёсся из комнаты персонала голос Татьяны Васильевны. Она собиралась уходить домой. — Я его — гада, этой ночью три раза высаживала, так он ни разу не поссал в горшок. А под утро взял и обдул всю постель. И нечего мне тут его защищать, раз такой гнилой уродился!

— Так вы же, Татьяна Васильевна, знаете, что у него хроническое заболевание почек! И вот так в голом виде вы его отправляете в ванную комнату, где открыта форточка! — Ольга Афанасьевна с полотенцем в руках пошла в ванную комнату, закрыла форточку и пустила теплую воду. Потом подхватила под мышки продрогшего мальчишку и поставила его в ванну. — Иди сюда, дружочек. Быстренько сполоснёмся и сейчас наденем всё сухое и тёплое. Что же ты, Егорушка, не пописал ночью в горшок? Татьяна Васильевна вон говорит, что три раза тебя высаживала…

— Я не…знаю…не помню… — мальчишку душили слёзы от обиды и жалости к самому себе. Он глубоко задышал, чувствуя, как теплые, почти горячие струйки воды омывают его тело, а такие мягкие прикосновения и добрые слова Ольги Афанасьевны отогревают душу. Егора с благодарностью обнял её за плечи, когда она, укутав его в старенькое махровое полотенце, бережно достала из ванны и, поставив на мягкий коврик, начала быстро насухо вытирать этим самым полотенцем. В тот момент, когда воспитательница стала помогать ему надевать тёплую фланелевую рубашку, он несмело потянулся к ней и чмокнул влажными губами в щёку прямо около уха:

— Вы такая хорошая, Ольга Фанасьевна… прямо как моя мама…

— И ты хороший, Егорушка. Ты очень хороший, умный мальчик, только иногда непослушный, да? — Ольга Афанасьевна пощекотала его под мышками. Егорка ещё теснее прижался к молодой девушке.

— И я хорошая, правда же, Ольга Фанасьевна? — прижалась к бедру воспитательницы сероглазая Олечка. — И я вас очень люблю, Ольга Фанасьевна…

— И я люблю…и я… и я… — послышались звонкие детские голоса со всех сторон. Малыши как цыплята облепили со всех сторон воспитательницу, заглядывая ей в глаза, отталкивая друг друга и ловя каждое её слово и ласку.

— И я вас всех очень люблю, мои хорошие, — Ольга Афанасьевна постаралась каждого погладить по стриженой голове и прижать к себе. — Ну, всё, дети! Теперь вставайте парами и идём на завтрак. Не торопимся и по ступенькам аккуратно спускаемся и не галдим.

В кабинете директора вкусно пахло только что испечёнными ватрушками с творогом. У окна на небольшой тумбочке возилась Лариса Ивановна. Она налила из большого китайского термоса в два бокала кипятка и поставила их на директорский стол, уголок которого был покрыт цветным хэбэшным полотенчиком:

— Вот, Лидия Фёдоровна, пора вам и перекусить. А то всё работаете не покладая рук, — заботливо произнесла она, кинув сквозь линзы очков насмешливый взгляд на директрису.

— Да-да, вы правы, Лариса Ивановна — пора и перерывчик сделать, а то в животе уже бурчать начинает, — кивнула та и, отодвинув от себя кипу бумаг, с удовольствием потянулась всем телом: — Как вкусно пахнет! Вы же все мои привычки, Лариса Ивановна, изучили. И помогаете всегда по делу. О лучшем помощнике я и не мечтала!

— Ой, смотрите, не перехвалите меня, — с коротким смешком заместительница директора села на стул напротив и из чайника стала доливать в бокалы заварку из белого фарфорового чайника в красный горошек. — Хотела спросить у вас, Лидия Фёдоровна, вы же ещё по премиям списки не составляли?

— Так я вас ждала, — воскликнула та, откусывая от тёплой румяной ватрушки приличный кусок и запивая его горячим чаем. — Я же пока не всех сотрудников хорошо знаю. Как в прошлый раз подскажите мне — кто из них и как проработал в этом месяце.

— Надо подумать, — заместительница директора подняла глаза к потолку и изобразила крайнюю степень умственной деятельности.

Через пятнадцать минут готовый список премированных сотрудников ушёл к секретарше Милане на перепечатку.

— Лариса Ивановна, я вот что хочу узнать у вас, — директриса озабоченно свела брови к переносице. — По поводу того мальчика…Ванжус кажется. Как его смогли найти и вернуть в детдом после того страшного нападения на родственника Фёдора Силантьевича?

— Так вам же, вроде, наши всё рассказали? — удивлённо посмотрела на неё Лариса Ивановна.

— Да рассказали как-то мельком. А я всё понять хочу — почему его сюда-то опять вернули? Почему не в детскую колонию? — озабоченно покачала головой её собеседница.

— Так признали же по суду, что он защищался и всё это совершил в состоянии аффекта, — пожала плечами заместительница директора и, взяв с блюдечка продолговатый кусочек сахара-рафинада, стала пить чай вприкуску. — Прокурорские рассказывала, что ночью после нападения он убежал в город и сам кинулся к первым попавшимся прохожим. Те увидели, что у него на руках и на одежде была кровь. Тут же позвонили из телефона-автомата и вызвали милицию. После этого всё и понеслось. Милиционеры приехали в детский дом вместе с Ванжусом. Он им всё показал. Родственничек Фёдора Силантьевича ещё дышал и его по «скорой» отправили в ближайшую больницу. Понаехали прокурорские, из опеки… Как вспомню те дни, так вздрагиваю каждый раз. Едва успели всё барахло перенести в гаражи…

— Какое барахло? — автоматически спросила директриса, усиленно думая о чём-то своём.

Лариса Ивановна поняла, что сболтнула лишнее и с сомнением посмотрела на свою собеседницу: — стоит ли всё ей рассказывать или ещё погодить. Решив, что пока не стоит, вздохнула: — Да там от шефов наших из совхоза продуктов привезли — так нужно было на склад всё унести, а повара чего-то замешкались. А прокурорские сами знаете какие — такой штраф влепили бы за ненадлежащее хранение! Почище любой санэпидстанции! Во и пришлось скорее всё в гаражи перенести.

— А это правильно, — согласилась директриса и вновь озабоченно посмотрела на свою заместительницу: — Как вы думаете, Лариса Ивановна? Вот, если этот Ванжус опять впадёт в буйство. Ну, что-то там ему не понравится. Может он опять накинуться на кого-нибудь из сотрудников?

— Может-то он может. Да только кто же ему даст это сделать?! Он сейчас в группе у Татьяны Васильевны. А она умеет с ними обращаться — быстро шёлковым станет, — уверенно усмехнулась Лариса Ивановна.

— Надеюсь, без рукоприкладства? — неуверенно посмотрела на неё директриса.

— Что вы, Лидия Фёдоровна?! — искренне поразилась заместительница директора. — Какое рукоприкладство?! Ну, а простой шлепок по заднице вы и сами, наверное, своим детям отвешивали? — она со снисходительной улыбкой посмотрела на директрису.

— Что было, то было, — вздохнула та и добавила: — Да и ремнём пару раз старшего осаживала, когда у его подростковые заморочки начались.

— Вот видите, — усмехнулась Лариса Ивановна. — Они же иногда по-хорошему плохо понимают. А Ванжус…. У него оба родителя алкашами были. Чего там могло хорошего родиться? Конечно, психика неуравновешенная. Да и говорят, что папашка его свою жену прямо на глазах у Егорки зверски убил.

— А как? — с жадным интересом спросила директриса.

— Голову отрезал.

— Прямо на глазах?! У живой? — глаза директрисы расширились до размеров пятака.

— Вот этого я не знаю, — пожала плечами Лариса Ивановна и поднялась с места. — Я сейчас Миланку пришлю — она уберёт здесь всё со стола. А сама пройдусь по детдому — проверю как дела.

— Хотите, я с вами схожу? — с готовностью приподнялась с кресла директриса.

— Да что вы, Лидия Фёдоровна! Не царское это дело по вонючим коридорам и туалетам лазить. Вы уж своё дело — директорское — делайте. Вон сколько у вас ещё не читанных и не подписанных документов, — махнула рукой в сторону кипы бумаг заместительница и, понизив голос, спросила: — Вам в пакетик как в прошлый раз говядинки побольше или свининки?

— Ой, у меня завтра гости будут. Опять родственнички с Алтая приезжают. Думала пельмени им накрутить.

— Тогда и того и другого, — понятливо кивнула Лариса Ивановна. — И скажу, чтобы ещё к праздничному столу что-нибудь там положили.

— Лариса Ивановна! Какая же вы! — довольно воскликнула зарумянившиеся директриса. — Только пусть незаметно в багажник машины всё положат. Не хочу лишних разговоров.

— И не беспокойтесь даже, Лидия Фёдоровна. Не в первый раз, — холодно блеснула очками заместительница директора и вышла из кабинета.

ГЛАВА 7

Спустя несколько дней заместитель директора Лариса Ивановна, проводила вечером нового директора до машины и, проследив, чтобы та поудобнее села рядом с водителем, напомнила, чтобы она не забыла все скоропортящиеся продукты из багажника сразу положить в холодильник.

— Ах, не переживайте так, Лариса Ивановна, конечно же я сразу всё уберу, — торопливо ответила та, указывая глазами на крупного телосложения мужчину за рулём, молча, улыбавшегося понимающей улыбкой.

— Не волнуйтесь, Лидия Фёдоровна, — снисходительно качнула та головой, — Алексей — наш человек и в накладе не останется. Он всё знает и сам поможет вам донести сумки до двери.

— А-а, ну хорошо, если так, — протянула, чуть смутившись, директриса и неловко улыбнулась. — Тогда поехали, Алексей, а то мне ещё родственников встречать на вокзале.

Водитель удивлённо посмотрел на Ларису Ивановну. Та заговорщицки подмигнула ему и кивнула. Водитель вздохнул и повернул ключ зажигания. Лариса Ивановна проводила взглядом уехавшую машину и вновь направилась в здание детского дома. Там уже готовились к ужину, и воспитатели вели детей по группам в столовую. Лариса Ивановна по дороге привычно отчитала кого-то из взрослых и детей, и направилась к своему кабинету. Там около двери уже топталась ладно сложенная мужская фигура.

— Ты, Яшечка, в следующий раз особо у моей двери не мельтеши, а сразу заходи, да жди меня там, — назидательным тоном произнесла Лариса Ивановна, впуская в кабинет физкультурника, суетливо потряхивавшего красной авоськой с чем-то тяжёлым, завёрнутым во вчерашнюю газету.

— Да я это… я думал, что дверь-то закрыта, — не переставая суетиться, зашуршал газетным свёртком тот. С довольной улыбкой физкультурник поставил на стол бутылку советского шампанского: — Вот! Для дамского удовольствия!

Лариса Ивановна кинула взгляд на бутылку и снисходительно усмехнулась:

— Ты, Яшечка, запомни, что ко мне в кабинет без спроса ни одна собака не зайдёт. А, если вдруг зайдёт, то очень быстро с работы вылетит. Поэтому мне нет никакого резона дверь эту здесь закрывать. А ты заходи сразу и запирайся. Не нужно, чтобы нас лишний раз вместе видели. И бутылку унеси домой. Я эту кислятину не уважаю. Мог бы и заметить в тот вечер, когда отмечали назначение нового директора, что пью я только коньяк и только очень хороший.

— Понял, Лариса Ивановна! Учту на будущее, — с готовностью воскликнул физкультурник, тщательно завернув бутылку опять в газету, положил её в авоську.

— Мне сегодня домой пораньше нужно, дочь к олимпиаде по русскому языку готовится. Поэтому давай, Яшечка, по-быстрому, но только так как в прошлый раз — тогда ты меня прямо чуть ли не с полуоборота завёл. Давно меня такого умельца по этой части не было.

— Это я с превеликим удовольствием, — самодовольно усмехнулся мужчина и стал торопливо стягивать с себя брюки.

Практичная Лариса Ивановна достала из шкафа новый комплект белоснежного белья и быстро расстелила его на своём чёрном кожаном диване: — Ты, это… Яшечка, давай со мной…ну, пожёстче что ли. Хочу, чтобы рядом настоящий мужик чувствовался. Но это только во время развлечений, — сразу предупредила она физкультурника, заметив, как у того загорелись глаза. Физкультурник смущённо хмыкнул и пожал плечами: — Как скажете, Лариса Ивановна.

— Ну, Яшечка, мы же договорились, — с капризной интонацией в голосе протянула заместитель директора, стягивая с себя нейлоновые чулки.

— Я сам, — решительно подошёл к ней Яков и, опрокинув на диван, попытался одним рывком сдёрнуть с неё чулки. В ответ раздался треск рвущегося нейлона.

У физкультурника от ужаса побелело лицо: — Простите меня, Лариса Ивановна! Я обязательно куплю вам такие же. Вот получу зарплату и сразу же куплю у барыг.

— Иди же сюда, глупенький, — снисходительно рассмеялась та. — У меня этих чулков дома целый чемодан. Парой больше, парой меньше.

— Правда?! — недоверчиво переспросил Яков. — А то моя все свои чулки штопает, потому что достать их сложно. Дефицит! А ваши вон какие мягкие, да шелковистые. Сразу видно, что импортные.

— Французские. У меня хорошая знакомая в «Берёзке» завскладом работает. Так мы с ней… Да, ладно, зачем тебе бабские проблемы. Давай, Яшечка, начнём уж и пожёстче, пожёстче со мной. Так меня это заводит…

Спустя полчаса они, тяжело дыша, отвалились друг от друга.

— Хорош, очень хорош, — искренне похвалила физкультурника Лариса Ивановна и сев на диване, потянулась за полотенцем.

— Я старался, — прозвучал в сумерках комнаты довольный голос Якова.

В этот момент в комнате кто-то чихнул… Лариса Ивановна и Яков вытаращили глаза друг на друга, затем, молча, одновременно повернули голову в сторону окна, откуда раздался чих. Там висели тяжёлые портьеры.

— Кто там? Выходи, — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, произнесла Лариса Ивановна, не спуская с портьер, сузившихся от гнева глаз. В ответ им была тишина. Тогда заместительница директора обвернула вокруг себя простыню и, подойдя решительным шагом к окну, резко отдёрнула портьеру: — Ванжус?! Сукин сын! Какого чёрта ты здесь делаешь?! Кто тебе разрешил сюда войти?!

— А чо? А я ничё… — заканючил мальчишка, прикрывая на всякий случай руками голову. — У меня… У нас там сахар кончился… Дети сказали, что у начальников всегда сахар есть в шкафчиках… вот я и пошёл. А вы у нас самый главный начальник! — воскликнул Егорка и уверенно добавил: — Значит, у вас точно сахар есть. И конфетки я вон там в шкафу видел. Нам такие в группу не давали.

Лариса Ивановна сдвинув брови, села на стул и стала усиленно думать. На диване, почти не шевелясь, застыл под простынёй ошеломлённый голый физкультурник. У подоконника стоял Егорка и виновато ковырял в носу.

— И что ты видел здесь сейчас? — негромко спросила заместительница директора, не сводя с мальчишки тяжёлого взгляда.

— Всё, — пожал плечами тот. — Я такое и раньше видел… Я всегда за мамкой с папкой смотрел, когда они меня не видели. Они точно также друг на дружке валялись. Только у меня папка ещё мамку по заднице громко хлопал и просил у него член сосать.

— Мда-а-а… И ты всё это видел? Почему же они тебя в другой комнате не закрывали? — наморщила лоб Лариса Ивановна, продолжая о чём-то усиленно думать.

— А у нас одна комната есть. Других нет, — развёл руками мальчишка.

— Понятно, Ванжус. Тебя ведь Егором зовут? — чуть напряжённым голосом спросила женщина.

— Ну, да. А чо?

— А ничо, — в тон ему ответила ему Лариса Ивановна. — Давай уж тогда договариваться, Егор.

— Давайте. А про что? — вскинул на неё удивлённый взгляд мальчишка.

— Ты никому и никогда не расскажешь про то, что сейчас видел здесь. А я за это подарю тебе велосипед.

— Ух ты! Настоящий велосипед?! — подскочил на месте Егорка.

— Да, настоящий. Как у старшеклассников, — вкрадчиво произнесла Лариса Ивановна, не сводя пристального взгляда с мальчишки.

— А велосипед будет только мой?! — взволнованно продолжил Егорка.

— Только твой, — уверенно кивнула заместительница директора. — Но ты должен сдержать своё обещание, а то я отберу у тебя велосипед и так накажу тебя, что несдобровать.

— Вы прямо как мой папка сейчас сказали, — неуверенно рассмеялся мальчишка.

— А что там говорил твой папка? — поинтересовалась женщина и, потянувшись за своей одеждой, добавила: — Отвернись, Егорка, к окну и не поворачивайся, пока я не скажу. Мне нужно одеться. Так что там говорил папка?

— Он когда меня за ширевом посылал к одному барыге, то всегда говорил, чтобы я милиции на глаза не попадался, а то мне потом было бы несдобровать, — ответил Егорка, послушно повернувшись лицом к окну.

Лариса Ивановна махнула рукой физкультурнику, и они быстро и молча, стали одеваться. Потом женщина рывком открыла дверь и, Яков без слов молниеносно проскользнул в неё, утирая на ходу холодный лоб со лба.

Лариса Ивановна прикрыла за ним дверь и повернулась к мальчишке, послушно стоявшему лицом к окну:

— Ну, что, Ванжус, сдержишь своё обещание? Никому не скажешь?

— А можно мне уже повернуться?

— Повернись, — кивнула женщина и, подойдя к стенке, щёлкнула выключателем на стене. Комната тут же залилась ярким светом. Егорка зажмурил глаза и помахал головой.

— Так как, Ванжус?

— Да, я никому не скажу. А когда вы мне велосипед отдадите?

— Вот новую партию привезут шефы, тогда я тебе сразу и выдам.

— Нет, я завтра хочу, — неожиданно заявил мальчишка и посмотрел прямо в глаза Ларисе Ивановне.

— Во-о-от как, — протянула та и как-то по-новому посмотрела на него. — Хорошо, Ванжус, будет тебе завтра велосипед. Но ты теперь должен всегда помнить о своём обещании.

— Буду помнить, — кивнул Егорка и махнул рукой в сторону двери. — Можно мне уже идти, а то ребята там ждут сахар к чаю. У вас ведь есть сахар?

Через две минуты Егорка, что-то напевая себе под нос, бодро поскакал по ступенькам наверх, в группу, держа в руках мешочек с сахаром и пакет конфет «Мишка на Севере».

ГЛАВА 8

Не успел Егорка шагнуть на порог группы, как тут же получил сильнейший тычок в спину и, полетев, ударился боком об угол невысокого стол, стоявшего у шкафчика для раздевания. Он громко вскрикнул от боли и, обернувшись со слезами на глазах, увидел ненавистную ночную няньку Татьяну Васильевну. Та с раскрасневшимся лицом стояла у двери руки в боки и с ненавистью смотрела на него. Мешочек с сахаром вылетел из его рук и при ударе об пол лопнул, продолговатые кусочки сахара разлетелись по всем углам. Пакет с конфетами постигла та же участь.

— Ты где это был, ссыкун?! Кто тебе разрешил выходить из группы и гулять по всему детдому?! — заорала нянька и, указав рукой на сахар и конфеты, ещё больше взъярилась: — Где ты это взял, гадёныш?! У кого своровал, признавайся!

И больно схватив Егорку за ухо, подняла его с пола.

— Я не воровал! — сквозь слёзы в ответ заорал Егорка и тут же получил сильную затрещину.

— Ещё и врать мне будешь дальше! Где взял — говори, скотина! Уголовник малолетний, ворюга! — ночная нянька, распалившись, сняла с ноги шлёпанец и, склонившись над мальчишкой уже размахнулась для удара, как забежавшая в холл воспитательница Ольга Афанасьевна, перехватила её за руку и оттолкнула в сторону: — Что вы делаете, Татьяна Васильевна?! Вы же убьёте его!

— А туда ему и дорога, этому ссыкуну! Опять всю ночь его караулить, чтобы постель не обдул! — та попыталась вырвать у неё свою руку с шлёпанцем. — Пусти меня, Ольга! Слышишь?! Всё-равно я ему покоя не дам. Мне такой ссыкун здесь не нужен. Ходит сам себе, где захочет, вон стащил уже где-то конфеты. Прямо готовый вор-рецидивист!

— Да не сам по себе он пошёл! — воскликнула Ольга Афанасьевна. — Это я сказала ему сходить в соседнюю группу и сахару попросить. У нас здесь свой закончился. А дети чай с печеньками собирались пить.

— Ты?! Ты же знаешь, что им нельзя одним ходить по детскому дому. Только в сопровождении взрослого, — ехидно подбоченилась ночная нянька. — А потом ещё мне указываешь на мои ошибки. Сама за собой вначале последи, потом старшим указывай. Соплячка ещё, чтобы мне замечания делать.

— Соплячка, не соплячка, а мне не нравится, что вы так с детьми обращаетесь, — твёрдо заявила Ольга Афанасьевна. — Вон как Егорку ударили. У него же перелом рёбер мог быть.

— С этим гадёнышем ничего не будет. У алкашей детей, наверное, сам чёрт бережёт. Ничего с ними не случается — ни в мороз, ни в жару, — хмуро парировала ночная нянька, доставая из шкафчика железный совок и веник, и добавила: — Ты, Ольга, домой собиралась? Вот и иди. А я здесь сама со всем разберусь. Он мне сейчас быстро расскажет, откуда у него такие конфеты. А потом весь сахар с пола языком вылижет.

— Я вам ещё раз говорю, что это я его отпустила, — повторила Ольга Афанасьевна и подойдя к Егорке, подняла майку и увидела багровую ссадину на боку: — Больно тебе, Егор?

Тот кивнул и прижался к ней, исподлобья, с ненавистью глядя на ночную няньку.

— Что волком-то уставился, гадёныш? Попробуй мне только сегодня ночью в постель нассы — я тебе тогда устрою чаепитие! Ему, вообще, с обеда нужно прекращать давать пить, чтобы ночью не ссался, — ночная нянька погрозила ему увесистым кулаком. — А ну говори, ворюга, у кого конфеты стырил?

— Ничего я не тырил! Она сама мне дала! Это правда, Ольга Фанасьевна, — Егорка, напуганный перспективой остаться один на один с обозлившейся ночной нянькой умоляюще, со слезами на глазах, посмотрел на воспитательницу.

— Кто же тебе дал эти конфеты, Егорушка? — с надеждой в голосе спросила Ольга Афанасьевна, опустившись перед ним на одно колено.

— Мне она сама дала, сама! — воскликнул мальчишка.

— Да кто дал-то тебе?!

— Лариса Ивановна дала, сама дала! — торопливо повторил Егорка. Он прекрасно понимал, что не сможет дать сдачи этой злющей няньке. Пока не сможет. Вот вырастет — обязательно отомстит ей. А сейчас…сейчас…

— Сама Лариса Ивановна тебе дала?! — сложив руки на груди, ехидно переспросила Татьяна Васильевна. — Ну, ну… А она-то знает, что дала тебе такие конфеты?

— Знает, знает! — взволнованно воскликнул Егорка.

— А давай к ней сейчас сходим! И спросим — за какие такие заслуги она вдруг тебе дорогие конфеты подарила, — произнесла с издёвкой ночная нянька.

— Давайте, сходим! — закивал Егорка и умоляюще посмотрел на воспитательницу: — Ольга Фанасьевна, миленькая, пожалуйста, давайте спросим у неё. Пусть она ей скажет, что сама дала мне эти конфеты.

— Так она вправду сама тебе дала?! — глядя ему в глаза, изумилась воспитательница.

— Вправду, вправду, — закивал Егорка и потянул воспитательницу за рукав к двери.

— Э-э-э, нет — шалите! Знаю я вас! — погрозила им указательным пальцем ночная нянька. — Со мной пойдёшь. И пусть она прямо при мне скажет, что сама тебе вдруг ни с того, ни с сего подарила эти конфеты. Пошли! — Татьяна Васильевна сама схватила мальчишку за руку и потащила к двери. Трясущийся от пережитого Егорка, торопливо зашагал рядом с ней, стараясь не отставать.

Заместитель директора Лариса Ивановна уже закрыла дверь своего кабинета на ключ и повернулась к выходу, когда на весь холл коридора вдруг раздался пронзительный детский крик: — Лариса Иванна! Это я — Егорка! Скажите ей, что вы сами дали мне те конфеты!

Опешившая Лариса Ивановна быстро повернула голову и, увидев крупную женскую фигуру в белом халате в конце коридора, чуть поморщилась. Она сразу признала в ней ночную няньку младшей группы Татьяну Васильевну. Та буквально тащила за собой семилетнего Егорку Ванжуса.

— Что это значит, Татьяна Васильевна? — холодно спросила Лариса Ивановна, прищурив глаза. В стёклах её очков отражались огоньки люстр, горевших в коридоре.

— Да, вот этот ссыкун Ванжус украл где-то конфеты «Мишка на Севере», а нам с Ольгой соврал, что это вы ему подарили, Лариса Ивановна, — неожиданно заискивающим голосом произнесла ночная нянька.

— Это же вы мне подарили, вы! — воскликнул Егорка и взволновано добавил: — Пожалуйста, скажите ей, что это вы мне подарили, а то она опять меня опять изобьет.

— Изобьёт?! — удивлённо подняла брови Лариса Ивановна.

— Да, она меня так сильно толкнула после того как я в группу вернулся, что теперь бок болит, — торопливо пожаловался Егорка.

— Да, какое там — ударила, — захихикала Татьяна Васильевна. — Так, ненароком получилось. Чуть поддала по заднице, а он на ногах не удержался и влетел боком в угол стола.

— Покажи, — Лариса Ивановна сквозь очки строго посмотрела на Егорку. Тот послушно приподнял рубаху — на боку отчётливо багровел большой кровоподтек.

— Что ещё он вам сказал? — заместительница директора впилась взглядом в лицо ночной няньки.

— Да ничего, — пожала та плечами. — Только и талдычил, что вы сами ему те дорогие конфеты дали.

— Понятно, — вздохнула Лариса Ивановна и посмотрела на Егорку. — Ты, Ванжус, отойди-ка вон к тому стенду с медалями и подожди там. Сейчас я два слова скажу Татьяне Васильевне, и потом вместе сходите к медикам, пусть тебе там ушиб обработают.

Она проследила за тем, как Егорка отошёл к указанному стенду, и затем повернулась к ночной няньке:

— Ты в тюрьму захотела, Танька?

— А чо сразу в тюрьму-то? — вытаращила та свои бесцветные, навыкате глаза. — Подумаешь, шлёпнула разок. Говорю же — он сам не удержался и упал на стол.

— Ты мне ваньку-то здесь не валяй! Я тебя как облупленную знаю, — негромко процедила сквозь зубы Лариса Ивановна. — Тебе напомнить, что за этим мальчишкой после тех событий особый прокурорский надзор идёт? Если хоть одна зараза сейчас сообщит им о том, что у него появился такой синяк, ты первая пойдешь на допрос, идиотка. И нас из-за тебя опять таскать начнут.

— Ну, я… ну, да… чо-то я не подумала про это… — неожиданно упавшим голосом произнесла ночная нянька. — Я прямо сейчас его в медкабинет отведу и строго накажу девчонкам, чтобы побыстрее у него этот синяк вывели. Я поняла, Лариса Ивановна.

— То-то же! — зло сверкнула на неё очками заместительница директора.

— А как же с конфетами?

— Никак не угомонишься, Танька?! Всё тебе знать надо? Ну, я дала ему эти конфеты, я! Довольна теперь.

— Так за что?! — поразилась та.

— Нравится он мне, понятно? Шефство я над ним взяла. И, если ты, садистка, хоть пальцем его ещё раз тронешь, имей ввиду — очень сильно потом пожалеешь. Ты меня, Танька, знаешь! — произнесла с угрозой в голосе Лариса Ивановна

— Так я чо? Я ничо. Я всё поняла, — растерянно пробормотала ночная нянька, стараясь не смотреть в глаза своей собеседнице. — Шефство, так шефство. Каждый развлекается, как может…

— Что ты там сказала? — свела брови Лариса Ивановна.

— Я говорю, что всё поняла, — угодливо склонила перед ней шею Татьяна Васильевна. — Нам уже можно в медкабинет идти?

— Идите, и смотри у меня, Танька! Я тебя предупредила, — бросила напоследок Лариса Ивановна и, громко стуча каблуками югославских туфель, двинулась к выходу.

Ошеломлённая Татьяна Васильевна махнула рукой, стоявшему поодаль Егорке: — Хватит уже там стенку подпирать, Ванжус. Пошли в медкабинет.

ГЛАВА 9

— Ну, чё, Егорка, давай, делись теперь конфетами со всеми детишками, — с усмешкой посмотрела на него ночная нянька Татьяна Васильевна. Дежурная медсестра наложила Егорке повязку с мазью на место ушиба, и он, под конвоем обозлившейся на него няньки, вернулся в группу. Там их с тревогой ждала воспитательница Ольга Афанасьевна. Она уже успела собрать с пола все конфеты и рассыпавшийся сахар и, налив детям чай в большие кружки, села читать им « Приключения Буратино».

— Ой, а я уже раздала ребятам по конфетке! — воскликнула она, переводя внимательный взгляд с мальчишки на ночную няньку и наоборот, и добавила: — Так это всё-таки Лариса Ивановна сама дала ему эти конфеты?

— Да сама, сама, — неохотно призналась Татьяна Васильевна и хмуро покачала головой: — Что-то здесь нечисто. Хотя, конечно, после той истории с Пушком, они сейчас этого ссыкуна будут охранять не хуже папы римского. — Ну, что встал тут, Егорка?! Иди в спальню и ложись спать. Тебе точно я не разрешу на ночь чай пить. И не забудь сходить в туалет. Попробуй у меня только обдуйся ночью. Лупить тебя не стану, а вот кое-какие другие воспитательные методы у меня ещё есть в запасе.

— А где мои конфеты? — нахмурившись, спросил Егорка. Он с сожалением посмотрел на цветные фантики, валявшиеся на низких столиках, за которыми сидели остальные дети, и пили чай с печеньками.

— Тю-тю, твои конфеты, ссыкун, — злорадно рассмеялась ночная нянька. — Вон, Ольге Афанасьевне своей любимой спасибо скажи. Она твои конфетки всем раздала, а тебе не оставила.

— Да, что вы такое говорите, Татьяна Васильевна! — возмутилась та и протянула Егорке одну конфетку. — Вот, Егорушка, я тебе оставила одну и Татьяне Васильевне тоже оставила.

— А давай её сюда, Ольга. Хоть у меня этого добра дома и навалом в серванте, а свой кусочек я никому не отдам, — та цепко выхватила у воспитательницы конфету и, демонстративно, развернув фантик, целиком закинула шоколадный кусочек себе в рот.

Егорка побледнел, нижняя губа его затряслась, и он возмущённо посмотрел на Ольгу Афанасьевну:

— Почему вы отдали им мои конфеты?! Это же были мои конфеты! Их же дали только мне!

— Так мы всегда здесь делимся, Егорушка, — растерялась Ольга Афанасьевна. — Ты же сам любишь, когда с тобой делятся чем-нибудь.

— Во-во, видала Ольга Афанасьевна, как заговорил этот ссыкун, как только у него что-то своё отобрали, — вновь злорадно расхохоталась ночная нянька. — И это только начало! Дальше ещё хлеще будет — помяни моё слово. Не зря в народе говорят, что из осинок не родятся апельсинки. Вот и этот ссыкун от своих родителей-алкашей недалеко уйдёт.

— Зря вы так, Татьяна Афанасьевна, — расстроенная словами Егорки, стала собираться на выход Ольга Афанасьевна. — Больные дети и у здоровых родителей иногда рождаются. Вон ваш младшенький…

— А что мой младшенький?! — подскочила на месте Татьяна Васильевна и с вмиг побагровевшим лицом, завизжала: — Ты про моих детей и не заикайся. С ними у меня, слава богу, всё в порядке. Мы ещё посмотрим, что у тебя у самой родится!

— Да я же и не думала вас обидеть, Татьяна Васильевна, — виновато попробовала оправдать свои слова воспитательница, но ночную няньку уже было не остановить. И Ольга Афанасьевна в слезах вскочила за дверь.

На следующий день, сияющий от счастья, Егорка водил по двору подержанный, но ещё крепкий велосипед «Орлёнок». Он никак не мог поверить, что стал обладателем лучшего велосипеда Советского Союза для школьников. И ничего, что руль находился, чуть ли не на высоте его плеч. Главное, что это был именно « Орлёнок», а не какой-то там задрипанный «Школьник». И ничего, что он пока не умеет на нём кататься. Он — Егорка — очень настойчивый и обязательно скоро будет рассекать по двору детского дома на зависть всем ребятам. А дети из младших групп уже сейчас с горящими от зависти глазами ходили за счастливчиком гурьбой и норовили потрогать рукой блестящие детали замечательной машины. Старшеклассники же, уже раскатывавшие по двору на таких же великах, кидали на салагу снисходительные взгляды и понимающе переглядывались: « Это же Егорка, чуть не убивший взрослого мужика» и не возмущались.

— Эй, пацан, дай велик покататься, — неожиданно крикнул ему какой-то среднеклассник. — Ты же всё-равно на нём не умеешь ездить и ещё долго не научишся. Он же большой для тебя…

— Не дам! Он — мой! И через три дня я буду здесь кататься вместе со старшаками, — с вызовом крикнул ему Егорка, крепко вцепившись в руль блестящего велосипеда.

— У-у, жадина-говядина — турецкий барабан. Кто на нём играет, тот рыжий таракан! — раздосадовано ответил ему мальчишка.

— Сам ты рыжий таракан! А через три дня я сам буду здесь кататься на моём велосипеде! — решительно заявил Егорка и любовно погладил велосипед по блестящему рулю…

И действительно, спустя три дня Егорка уверенно нарезал круги на своём железном коне по асфальту вокруг основного, четырёхэтажного здания детского дома. Гордый и счастливый, он без устали катался по двору, представляя себя лихим индейцем по имени Виннету на гнедом скакуне. И ничего, что из-за роста он ещё не мог кататься, сидя на коричневом сиденье. Лихо перебирая ногами, он накручивал километр за километром, распугивая по дороге других воспитанников.

Лариса Ивановна встала с дивана и начала надевать телесного цвета бюстгальтер.

— Застегни, — она подошла к дивану и повернулась спиной. Физкультурник с готовностью присел и, протянув руки вверх, зацепил чёрными крючками за петли концы хлопчатобумажного бюстгальтера. Затем Лариса Ивановна, сунула руки в рукава розовой гипюровой блузки и, застёгивая на груди пуговицы, подошла к окну, завешанному немецкой тюлью. Последняя была хороша тем, что отлично скрывала, всё, что было в комнате и через неё же неплохо было видно всё, что творилось на улице. Глянув на проезжавшего в очередной раз мимо окна довольного Егорку, она негромко произнесла:

— А Ванжус-то быстро научился кататься на велосипеде. Шустрый малый какой оказался.

— Не то слово, — усмехнулся Яков и, потянувшись за ситцевыми, семейными трусами в горошек, добавил: — Я ведь в тот вечер, когда он за шторкой чихнул, чуть сам не обделался. Думал, что всё — кранты нам!

Он легко поднялся с дивана и, подойдя к стоявшей у окна заместительнице директора, приобнял её за плечи: — Как думаешь, Ларисочка, не проговорится он?

— Думаю, что нет, — задумчиво глядя в окно, ответила та. — Ванжус не дурак и хорошо понимает, что пока он молчит — будет получать всякие поблажки.

— Так ведь он может скоро начать наглеть, такое запросит, — натягивая на себя белую майку, проговорил физкультурник, увидев промелькнувшего в окне Егорку верхом на велосипеде.

— Пусть попробует, — негромко, но с угрозой в голосе ответила Лариса Ивановна, надевая модные туфли. — Вмиг укорот получит.

— Это как же?

— Очень просто. Для начала предупредительная беседа, а потом, если не поймёт — психбольница! У нас здесь с этим быстро вопрос решается, — жёстко заявила заместительница директора.

— А… а почему… а вот почему его нельзя было сразу же…ну, в тот же день отправить его сразу же в психушку? — запинаясь, спросил физкультурник и более уверенно добавил: — Тогда можно было бы и не бояться того, что он там наплетёт.

— Ты дурак что ли, Яша?! Забыл, что за этим Ванжусом до сих пор прокурорский надзор после того случая в подвале? — изумлённо посмотрела на него женщина.

— А-а… — протянул физкультурник и кивнул: — Тогда конечно. Придётся пока учитывать его просьбы.

— Думаешь, я не мечтаю поскорее засадить этого засранца в психушку, — хмуро произнесла Лариса Ивановна, стоя перед висевшим на стене круглым зеркалом и размазывая по губам модную помаду «Ланком». Затем она достала из сумки флакончик духов «Пани Валевска» и подушечкой правого указательного пальца нанесла два мазка за ушами. — Сами дураки, что всего не предусмотрели. Теперь я, конечно, закрываю дверь в свой кабинет. Но, увы, уже поздно. Придётся пока терпеть мальчишку, а там — время покажет.

Она поправила воротник надевшему на себя спортивный костюм физкультурнику и снисходительно потрепала его по щеке: — Не переживай так, Яшечка, всё будет хорошо. И не забудь вон там, в углу забрать с собой свои авоськи. Я сказала Машке, чтобы положила тебе побольше мяса и пару курочек. Там же яйца, сахар и сосиски. А во второй кое-что из новой одежонки для твоей дочки. Шефы из швейной фабрики прислали джинсовые костюмы. Ещё Прохоровна должна была положить туда же майки и трусики… У неё же пока тот же самый размер?

— Да-да, у Маришки пока те же размеры. Спасибо вам большое, Лариса Ивановна…ой, спасибо, Ларочка! — радостно поправился физкультурник, поймав недовольный взгляд своей собеседницы. — Чтобы я делал без тебя?! Так меня выручаешь с этой едой. Хоть в очереди не стоять часами.

— Вот и держись меня, не подводи. Много чего хорошего я могу сделать для приятного мне человека, — назидательно произнесла женщина, вновь потрепав по щеке Якова.

ГЛАВА 10

— Ну и как? Что она сказала? — с нескрываемым любопытством спросила старшая медсестра Дарья, когда врач Людмила Алексеевна вошла в кабинет, стряхивая остатки капель дождя с зонтика.

— Как обычно, — безрадостно пожала плечами та и, открыв зонтик, поставила его в пустой угол комнаты сушиться. — Срок — восемь недель.

— Как?! — поразилась Дарья. — Мы же за всеми следим. Мы не могли пропустить! Вот, зараза такая — когда успела?!

— А помнишь, они ездили в турпоход куда-то на неделю. Вот там, говорит, всё и случилось, — Людмила Алексеевна сполоснула руки под краном и, вытерев их об белое вафельное полотенце, возмущённо пожала плечами. — И идёт ещё смеется, как ни в чём не бывало, идиотка!

— А что вы хотели, Людмила Алексеевна? Яблоко от яблоньки недалеко падает. Говорят, что мамашка её опять беременная ходит. Родит и снова в дом грудника сдаст — государство вырастит, — уже с привычной презрительной интонацией в голосе, произнесла старшая медсестра Дарья, заваривая в большом белом в красный горошек чайник крепкий чай. — Садитесь, Людмила Алексеевна, спокойно попьём горячего чайку, пока никого нет.

Она достала из холодильника «Мир» тарелку с свежеиспечёнными сырниками.

— О, сырники! — с удовольствием воскликнула её собеседница. — Значит, вот-вот Ванжус сюда заявится. Его же прямо трясёт при виде творога. Там съедает свою порцию и сюда бежит за добавкой.

— Знает, что отказа ему не будет, — нахмурилась Дарья. — Избаловали вы его, Людмила Алексеевна. — Вот он и повадился сюда, как к себе домой захаживать, да ещё и угощения требует каждый раз.

— Ладно, Даш, не переживай. Так-то он хоть на глазах всё время. А то мало ли что ещё выкинет. Кстати, надо посмотреть, что у него там по анализам. Сразу забрала его результаты в поликлинике, — она полезла рукой в модный, черный «дипломат».

— А насчёт Ивасюк-то как с гинекологом договорились? Когда на аборт? — медсестра Дарья, потянулась за следующим творожным сырником.

— Как обычно — напишешь сегодня направления на все анализы и в следующую среду повезёшь на абразию.

В этот момент в медицинский кабинет заглянула заместительница директора Лариса Ивановна. Она сквозь стёкла очков окинула неприязненным взглядом врача и медсестру:

— Чаи распиваете? Ну-ну… Что там с Ивасюк?

— Всё подтвердилась — беременность восемь недель, — с готовностью соскочила со стула Людмила Алексеевна и сделала приглашающий жест: — Присаживайтесь с нами, Лариса Ивановна, пока сырники ещё тёплые.

— Нет, я уже у себя попила, — поморщилась та и недовольно воскликнула: — Вот ведь, шалава! Это уже который по счёту у неё аборт?

— Второй в этом году, Лариса Ивановна, — с готовностью выпалила медсестра Дарья. Она тоже вскочила со своего места и не сводила преданных глаз с вошедшей женщины.

— А может всё-таки можно ей спираль поставить? Ты, Людмила Алексеевна, говорила с гинекологом? — с надеждой посмотрела заместительница директора на врача.

— Нельзя ещё по возрасту, — отрицательно покачала головой та.

— Вот ведь зараза такая! Ну, ладно, когда опять её на аборт везёте?

— В следующую среду, — опять с готовностью ответила медсестра.

— И с кем это она на этот раз развлеклась?

— Говорит, что с Мансуром?

— И этот красавчик польстился на неё? — брови Ларисы Ивановны удивленно подскочили вверх.

— Кто её знает, — вздохнула Лариса Ивановна. — Она же врёт, как дышит. Да сам Мансур тоже не промах — ко всем более-менее симпатичным девкам клеится.

— Ну, да, это он может, — кивнула Лариса Ивановна. — Кровь татарская, горячая. Года через три бабы хороводом будут около него кружиться. Ты, Людмила Алексеевна, проследи там, в столовой, чтобы бром не забывал в компот подсыпать. Надо же этот подростковый пыл гасить, а то наши шалавы из абортария вылазить не будут.

В это момент на столе у Людмилы Алексеевны зазвонил телефон и она, виновато глянув на заместительницу директора, подняла трубку и поднесла её к уху: — Да, Миланочка. Что? Да, хорошо, сейчас передам.

— Что там? Меня? — блеснула очками Лариса Ивановна

— Угу, к директору, — кивнула врач.

— Передай — иду, — отрывисто отозвалась заместительница директора и пробормотав себе под нос: — « Что этой курице понадобилось», — шагнула за дверь.

Медики многозначительно переглянулись, облегчённо выдохнули и опять сели за стол пить подстывший чай

Лариса Ивановна дошла до приёмной директора и, молча, вопросительно глянула на сидевшую за столом секретаршу Милану. Та, тряхнув кудрявой от химической завивки головой и, пожав плечами, прошептала: — Что-то не в духе. Запросила документы по складу и теперь требует вас.

— Ну, раз требует — значит получит, — мрачно усмехнулась Лариса Ивановна и тут же изобразив на лице радушную улыбку, без стука вошла в кабинет директора: — Здравствуйте, Лидия Фёдоровна! С утра ещё никак не получилось до вас добраться. Всё дела-дела. Милана сказала, что вы искали меня. Что-то случилось?

— Да, здравствуйте, Лариса Ивановна, присаживайтесь. Такой дождь на улице — просто ужас! — кивнула та. — А я вот тут решила основательно разобраться в своём хозяйстве. А без вас и без главного бухгалтера мне пока многое непонятно. Маргариты Петровны нет — она в главк уехала. А вы, как я уже поняла, здесь знаете всё, помогите мне, пожалуйста, понять, как у нас идёт учёт шефской помощи. Хочется знать точно: что, когда и как поступало, учитывалось и распределялось.

Лариса Ивановна поджала губы и, холодно посмотрев сквозь стёкла очков на грузную, темноволосую директрису, негромко произнесла:

— Так это же шефская помощь! Её никак не учтёшь, да и положений таких нет, чтобы шефскую помощь учитывать. Как учесть шефские концерты, походы в театры, поездки в лагеря?

— Но есть же и материальные ценности! — искренне воскликнула директор Лидия Фёдоровна. — Уже при мне привозили какие-то дефицитные книги, обувь, коробки с продуктами. Как их принимали? Как распределили, куда, кому?

— Ну, сумки с продуктами я вам сама собираю и в машину к Алексею отношу. А книги, обувь — скажите, что вам нужно и я вам сразу буду откладывать, как только, что-то будет поступать, — негромко и терпеливо ответила Лариса Ивановна.

— Да-да, это здорово и спасибо вам за заботу, Лариса Ивановна, — неожиданно широко улыбнулась Лидия Фёдоровна. — Но я сейчас другом говорю. Понимаете, здесь я — директор, и как директор, я должна быть в курсе всего, что происходит в моём хозяйстве. А без полного учёта и контроля это невозможно. Поэтому я хочу, чтобы с сегодняшнего дня вся шефская помощь учитывалась. А вас я попрошу взять этот процесс под свой контроль и каждый день мне теперь с утра докладывать: что привезли, сколько и кто привёз. А там я сама буду решать — как это распределить между детьми.

Лицо Ларисы Ивановны стало каменным, и желваки заходили на скулах.

— Зачем вам эта головная боль, Лидия Фёдоровна? — почти спокойным голосом спросила она, постукивая кончиком ручки себе по большому пальцу левой руки. — У нас уже всё отлажено и продумано. Никто не в обиде: ни дети, не сотрудники, всем хватает. Давайте, я вам расскажу, как у нас заведено с этим делом, и вы спокойно будете получать столько, сколько положено директору.

— Нет, Лариса Ивановна, вы меня не поняли, — с упрямой интонацией в голосе возразила ей директриса уже чуть раздражённым тоном. — Я хочу сама контролировать все поступления и буду это делать. Если вам сложно мне помочь в этой ситуации, то я попрошу кого-нибудь другого. Хотя вы-то как раз мне всегда во всём помогали.

— Так я и не отказываюсь. С удовольствием помогу вам, Лидия Фёдоровна, — кивнула заместительница директора.

— Вот и отлично! — радостно воскликнула та. — Прямо завтра и начнём. И напомните мне, пожалуйста, а когда у нас была последний раз аудиторская проверка?

— Так они же приезжали вместе с прокурорской, когда вашего предшественника снимали. Ну, после того дела с Ванжусом и родственником бывшего директора, — с удивлением посмотрела на неё Лариса Ивановна.

— Ах, ну да, ну да! — всплеснула короткими ручками директриса. — Что-о у меня совсем с памятью стало. Вы свободны, Лариса Ивановна. Передайте, пожалуйста, Милане, пусть мне кофеёк сделает, да принесёт чего-нибудь печёного из столовой. Что-то в животе разбурчалось.

Лариса Ивановна кинула на неё быстрый, озабоченный взгляд и вышла за дверь:

— Кофе и булочки её величеству, — кивнула она секретарше и вполголоса продолжила: — Чувствую я, что в ближайшее время придётся нам и этой особой заняться.

— Всё так плохо? — оглянулась на неё секретарша, насыпая в высокий бокал две чайные ложки индийского кофе из круглой, жестяной банки.

— Решила взять всё по контроль. Позже, после обеда, с Риткой у Прохоровны соберёмся в кандейке и будем думать, — холодно свернула очками Лариса Ивановна и добавила: — Передай им, как увидишь, чтобы ничего не планировали на после обеда.

Она вышла из приёмной директора и пошла по длинному, тихому коридору. Шли уроки на верхних этажах, и поэтому детей не было видно.

« Ну, что же, дорогая ты наша, Лидия Фёдоровна. Раз появилось у тебя желание взять здесь всё в свои руки, то я тебе это самое желание быстро отобью», — подумала она про себя и, мрачно усмехнувшись, направилась наверх по ступенькам, для проверки работы учителей и дисциплины воспитанников в классах.

ГЛАВА 11

Наутро Егорка, умывшись и почистив зубы под присмотром дебелой, спокойной как удав ночной няньки Дарьи Петровны, уже в половине восьмого стоял вместе с другими детьми у входных дверей в группу, в ожидании своей любимой воспитательницы Ольги Афанасьевны.

Ночная нянька начинала понемногу нервничать, посматривая на часы. В этот момент дверь в группу приоткрылась и в проёме показалась старушечья голова с седым пробором волос под неярким ситцевым платочком. На её лице появилась приветливая улыбка:

— Здравствуйте, ребятишки! А я вот пришла за вами. Кушать сейчас поведу вас.

— Привет, Фёдоровна! А Ольга-то где? — вскинула брови, обрадовавшись известию, ночная нянька.

— Позвонила на вахту и сказала, что утром у неё дома кран сорвало и сейчас она там всё в порядок приводит после слесарей. Сказала, что часа через два прибежит, — почему-то виновато улыбаясь, произнесла старушка. — Вот меня и прислали пока заместо неё.

— Ну, и, слава богу! Всё, я тогда побежала, — Дарья Петровна подхватила авоську с вещами и, зацепившись за какой-то гвоздик стоявшего тут же шкафчика, рванула её — на пол посыпались квадратные пачки вафель «Артек», пара красно-белых треугольных пакетов с молоком, мешочек с печеньками.

— О-о, а мы вчера чай пили с такими же печеньками и вафлями! — радостно вскрикнула коротко-стриженная шестилетняя Оля. Дети загалдели, с вожделением глядя на рассыпанные на полу сладости. Пунцовая от досады ночная нянька, молча, стала быстро собирать их обратно в авоську и, не сказав ни слова, шагнула за дверь.

Дети зашумели, обсуждая произошедшее.

— Всё, всё, ребятушки, становитесь по парам, и идёмте завтракать, — попыталась угомонить их маленькая, улыбчивая Фёдоровна. Но те её и не слышали, стараясь перекричать друг друга:

— Ага, это наши печеньки были! — прокричал темноволосый крепыш Алёша. — Я сам видел, как она их из шкафчика достала.

— А я видела, как в холодильнике молоко было-было, а теперь уже, наверное, нету, — развела руками шестилетняя крупная черноволосая Томочка.

— А я…а мне… а у меня вчера Вовка яблоко хотел отобрать, только воспитательница Елена Павловна дала ему по шее и отдала мне моё яблоко, — неожиданно заявила рыжеволосая, кудрявая Ксюша.

Фёдоровна замахала руками: — Всё, детки, вставайте парами скорее, а то завтрак ваш остынет и станет невкусным.

Этого Егорка никак не мог допустить.

— А ну все быстро встали по парам! Кому там в лоб дать?! Кто хочет в тёмный чулан без обеда?! — крикнул он, выпучив глаза и надув щёки.

В группе тут же наступила тишина, и дети моментально построились парами.

— Сейчас все идут за мной и Фёдоровной и молчат! Всем держаться за руки, или потом будете сидеть в группе на стульях без прогулки, — явно подражай кому-то, крикнул он под конец и, подойдя к Фёдоровне, взял её за тёплую, сухую ладошку: — Я — Егорка. Помнишь меня?

— Конечно, помню, Егорушка, — удивлённо покачала головой та и улыбнулась: — Как ты их грозно сынок, приструнил. Прямо командир.

— Ничего, Фёдоровна, они у меня будут как шёлковые. А ты добрая очень — они тебя не станут слушаться, — с серьёзным выражением лица пояснил ей Егорка, и, повернув голову в сторону притихших детей, грозным голосом скомандовал: — Шагом марш все за нами и чтобы молчать у меня!

Сам он пошёл рядом с маленькой старушкой, крепко держа её за руку: — А где ты была так долго, Фёдоровна? Я тебя искал, думал, что ты совсем ушла.

— А я, Егорушка, ездила к себе в деревню. Маму надо было хоронить. А потом по хозяйству пришлось повозиться, — охотно пояснила та, не забывая приглядывать за шедшими за ними детьми.

— Хоронят ведь, когда кто-то умер? — с любопытством спросил Егорка.

— Правильно, сынок.

— Так ты, Фёдоровна, сама старая. И у тебя есть мама?! — удивился мальчишка.

— Мама есть у каждого человека, Егорушка.

— И даже у старых старушек и стариков?

— Даже у них, — усмехнулась Фёдоровна, и лучики морщинок сильнее обозначились в уголках её светившихся добротой глаз. — А знаешь почему?

— Почему? — послушно спросил Егорка.

— Потому что все старики и старушки тоже когда-то были детьми.

— Да ну! — воскликнул поражённый мальчишка. — Ты была маленькой девочкой?!

— Была, Егорушка, была. И даже заметить не успела, как превратилась в бабушку, — вздохнула Фёдоровна. — Когда-нибудь и ты, сынок, постареешь и превратишся в дедушку.

Егор недоверчиво посмотрел на неё ещё раз, но промолчал. В душе-то он точно знал, что никогда не станет стариком. Просто потому что он не хочет этого.

— А ты ведь теперь никуда больше не уйдёшь, Фёдоровна? — с надеждой посмотрел на неё мальчишка.

— Нет, сынок, не уйду, пока меня отсюда не выгонят. Я ведь без дела-то сидеть не могу. Да и денежка лишняя всегда пригодиться. Давайте, ребятки, садитесь по своим местам, — махнула она детям и те, косясь на нахмурившегося Егорку, беспрекословно подчинились.

— Я к тебе буду приходить, Фёдоровна, — с серьёзным выражением лица пообещал он и, опять повторяя чью-то интонацию, хитро улыбнулся и, неожиданно похлопав её по плечу, произнёс: — Глядишь, когда и чайком побалуемся.

— Побалуемся, Егорушка, обязательно побалуемся, — заливисто рассмеялась Фёдоровна. — Ой, уморил, сынок! С тобой не соскучишься.

Егорка довольно улыбнулся и. сев на своё место, по-хозяйски придвинул к себе тарелку с нарезанными кусочками хлеба.

Вечерело. Солнце уже садилось, когда в дверь кабинета заместительницы директора — Ларисы Ивановны, кто-то осторожно постучал.

— Кто там? — она недовольно подняла глаза от стопки бумаг, лежавших на столе.

Дверь тихонько приоткрылась, и в проёме показался темноволосый симпатичный подросток и озабоченно произнёс:

— Я это…пришёл сказать… а чо с ним делать-то?

— С кем, Мансур?

— Да с этим… физкультурником нашим — Яковом Викторовичем?

— А что с ним случилось?! Где он? — вскочила со своего чёрного кожаного кресла заместительница директора.

— Да он там… в нашей раздевалке в спортзале пьяный лежит. Пришёл к нам, поорал что-то и упал… Спит и мы его разбудить не смогли. Ребята вот к вам послали.

— Зайди сюда и дверь закрой за собой, — скомандовала поражённая Лариса Ивановна: — Говоришь, пьяный лежит в вашей раздевалке?!

— Ну, да, — шмыгнул носом подросток. — В тот раз-то мы его довели до комнатки, где все учителя по физкультуре находятся, а вот в этот раз…

— В прошлый раз?! — брови женщины подпрыгнули вверх. — Так это уже не первый случай?

— Не-а, третий, кажись. Только он просил никому не говорить и…

Заместительница директора пытливо посмотрела ему в глаза:

— Ну-ну, давай продолжай, Мансур. И что же он давал вам в обмен на молчание? Деньги?

Подросток не ответил.

— Понятно, — тяжело вздохнула женщина и внимательно посмотрела на собеседника: — Без лишнего шума оттащи его вместе со своим приятелем Руденко в учительскую раздевалку и идите гулять на улицу.

— А как же тренировки?

— Какие тебе тренировки?! Сам же всё видел! Завтра он с вами проведёт занятие, — жёстко произнесла Лариса Ивановна и очки её холодно блеснули в отсвете предзакатных лучей солнца. — Иди уже, сделайте, что я сказала. Я сама сейчас подойду туда и переговорю с ним. А вы держите языки за зубами. Учитель он хороший, а ошибиться любой может. Не нужно пока портить ему репутацию. Понял?

— Да, понял, — кивнул Мансур и исчез за дверью.

— Этого ещё не хватало! — покачала головой Ларис Ивановна и, переодев легкие тапочки на стильные туфли на высоком каблуке, с прямой спиной направилась в сторону спортивного зала. Встречавшиеся ей на пути воспитатели и воспитанники, предупредительно желали ей доброго вечера, и расступались, освобождая проход. Она же с мрачным выражением лица, едва кивала и уверенным шагом шествовала в нужном ей направлении.

Вход в учительскую раздевалку, располагался прямо в самом спортивном зале и оттуда доносился храп. Лариса Ивановна поморщилась, ощутив винные пары, но прошла вовнутрь и уставилась на физкультурника Якова Викторовича. Последний валялся на спине, прямо на полу и громко храпел, некрасиво раззявив рот. Струйка слюны блестела из уголка губы вниз по щеке. Ноги и руки были раскинуты в разные стороны — видимо как его подростки тащили, так и оставили на полу в учительской раздевалке.

Лариса Ивановна, потёрла кончиками пальцев по вискам, пытаясь сообразить — как же дальше быть. Затем она взяла ведро, стоявшее в углу, и набрала в него холодной воды. Взяв с холодной батареи, находившейся прямо под окном, чистую тряпицу, намочила её в воде, отжала и, опустившись рядом со спящим на колени, стала бережно смачивать ему лоб, виски, шею… Физкультурник застонал, пытаясь увернуться от холодной тряпки, что-то забормотал.

— Ну-ну, не дёргайся! — чуть прикрикнула она на него. — Давай уже приходи в себя, Яшечка! Что же ты напиваешся-то до такого состояния?! Да ещё и на работе! Говорили мне, что частенько попахивает от тебя. Я же тебя предупреждала, что у нас здесь с этим строго… Как домой сегодня доберешься?

Яков, не слыша ни слова, продолжал пьяно мотать головой и отмахиваться руками от мокрой, холодной тряпки. Но он ещё не знал, кто с ним связался и ровно через час, уже в сумерках он сидел на полу, прислонившись к крашенной светлой масляной краской стене и тяжело вздыхая, бормотал извинения: — Ну, всё-всё, Ларочка! Прости дурака, не рассчитал сегодня дозу. Да и Анатолий всё подзуживал, что, мол, не выпью я бутылку водяры за три минуты.

— Я завтра этому Анатолию устрою головомойку! — в сердцах воскликнула заместительница директора. — Мало того, что директриса сегодня учудила, ещё и он мне тебя взялся спаивать. А у тебя своей головы что-ли на плечах нет, чтобы отказаться от такого дурацкого пари?!

— А я и извиняюсь перед тобой, Ларочка, — пьяно развёл руками физкультурник и покаянно сложил их на груди: — Сам дурак, что согласился на этот спор. Теперь точно знаю, что бутылка на голодный желудок — это много для меня. Даже очень много…

— Ты, Яков, давай прекращай такие загулы. Ты же, вроде, не запойный? — полуутвердительно спросил она, хмуро глядя на собеседника.

— Да, вроде, нет, — неловко развёл он руками и гордо добавил: — Жена не жалуется и…

— Мне всё-равно, что там думает твоя жена, — сухо оборвала его директриса. — Мне важно, чтобы ты здесь держал себя в руках. Я вот сейчас пока тебя тут в чувство приводила, всё любовалась тобой — какой же ты видный мужик. А сейчас на полу валялся как последний алкаш. Мне это не нравится. Я не говорю, что нужно вовсе бросать пить. Я и сама люблю рюмочку-другую пропустить. Но всё должно быть в меру…

— Права, очень права, Ларочка! Прости дурака, а? — он криво улыбнулся и полез к ней целоваться. — Клянусь тебе, что брошу. Ей-богу брошу! А давай сейчас, а?

— И рада бы, да некогда, — сменив гнев на милость, улыбнулась женщина. — Благоверный дома с дочками заждался. Обещала сегодня пораньше быть, а из-за тебя вон на сколько задержалась.

— А он…это… ну, не догадывается ни о чём? — чуть смутившись, спросил Яков. — Я бы вот своей такой разнос устроил бы, если бы она на работе начала задерживаться!

Лариса Ивановна внимательно посмотрела на него, хотела что-то сказать, но промолчала и поднялась с колен. Физкультурник, попытался сделать то ж самое, но не удержался на неверных ногах и завалился набок.

Заместительница директора снисходительно улыбнулась: — Я пошла. А ты, давай, вызови такси и поезжай домой. А завтра, чтоб как огурчик был здесь — помытый, побритый и чтобы пахло от тебя теми английскими духами, что я тебе подарила месяц назад.

— Будет сделано, моя королева! — физкультурник, сидя на полу, взял под воображаемый козырёк. — Завтра я обязательно оправдаю твои надежды, Ларочка.

— Ну-ну, вот завтра посмотрим, жеребец, — многообещающе улыбнулась ему женщина и вышла из раздевалки.

ГЛАВА 12

— Олька, а хочешь на моём велосипеде покататься? — неожиданно спросил Егорка, лихо, затормозив возле тут же шарахнувшейся от него светловолосой, короткостриженной девчонки.

— Чо, дурак что ли, Егорка?! — с возмущением крикнула она на него. — Ты же мог задавить меня!

— А ну, что там у вас? Что за крики? — подняла голову от журнала «Работница» вторая сменная воспитательница — двадцатипятилетняя Елена Леонидовна. Очки в коричневой оправе плотно сидели на крупном, ноздреватом носу. Короткая стрижка оттеняла одутловатое лицо, на котором выделялись коричневые пятна. Уже хорошо заметный живот облегало синее платье из тонкого трикотина.

— Да, ничего. Всё хорошо, хорошо! — торопливо воскликнула Оля, и прошептала Егорке. — Я же не умею кататься на велике.

— Тогда давай я тебя покатаю, — он услужливо похлопал ладонью по блестящему рулю.

— Ага, счас! Чтобы ты меня уронил! — возмущённо тряхнула светлой головой девочка.

— Вот ещё! — возмутился Егорка. — Я сильный и на велике катаюсь уже как старшаки. Вот, сама посмотри!

Егор поставил одну ногу на педаль и, с силой надавив на неё вниз, тут же второй упёрся в другую педаль и быстро сделал круг.

— Ну как? — хвастливо спросил он.

— Чётко! — похвалила Ольга и помотала головой: — Я всё-равно боюсь и не стану с тобой кататься.

В это момент, стоявший чуть в сторонке черноволосый Алёшка, с завистью в голосе произнёс:

— А дай мне покататься. Ты ещё никому не давал кататься.

— И не дам! — как отрезал Егорка. — Это мой велик.

–А у нас тут всё общее. И я тоже хочу кататься! — Алёшка вцепился обеими руками за правый руль и начал трясти велосипед, чтобы скинуть с него Егорку.

— Дурак! Что ты делаешь?! — завопил тот и ногой стукнул соперника прямо по коленке. Алёшка вскрикнул от боли, но руль не выпустил и, покраснев от натуги, буквально прорычал: — Вот завтра придёт мой папка, и я ему скажу, что ты не даёшь мне кататься. Он тебе наподдаст, как следует.

Ошеломлённый нападением на его собственность, Егорка побледнел и в ответ ещё раз стукнул своим проверенным способом Алёшку по коленке и воскликнул:

— Твой папка?! Да он алкаш — твой папка!

— А твой, вообще, в тюрьме сидит! Он твою мамку убил и теперь будет долго в тюрьме сидеть! — парировал Алёшка и в этот же момент Егорка слетел с велосипеда и кинулся на него с кулаками. Присутствовавшие поблизости старшеклассники оживились и, громко комментируя происходящее, быстро окружили дравшихся мальчишек.

Воспитательница Елена Леонидовна, услышав шум, вновь подняла голову и, увидев столпившихся галдящих детей и подростков, громко и визгливо крикнула: — Ну-ка, что там происходит?!

— Там Егорка Ванжус с Лёшкой махаются, — успевая ковырять в носу, возбуждённо крикнула ей шестилетняя, упитанная Томочка и побежала к толпе.

— Вот засранцы! — Елена Леонидовна с усилием поднялась со стула и решительно двинулась в обратную от дравшихся мальчишек сторону. Она дошла до дворника, сидевшего на вахте у центрального входа: — Михеич, там Ванжус с кем-то дерётся. Иди, разними их, да веди в корпус. Пусть новый директор сама разбирается с ними.

— А чо сама-то не привела их? — нахмурился тот, неохотно отрывая от уха транзистор — там как раз шла прямая радиотрансляция футбольной игры сборной СССР с турками.

— Ну, ты даёшь! Откуда я знаю, что этот мелкий уголовник ещё выкинет. А я — сам видишь — в положении. Мне беречься нужно, — усмехнулась молодая женщина и заковыляла вслед за ним.

— Беречься ей нужно, — с ехидцей пробормотал под нос Михеич, почёсывая себя по седой, редкой щетине на щеке. — Раньше нужно было беречься, дурында.

— Что ты там бормочешь, Михеич? — поинтересовалась Елена Леонидовна.

— Да, ничего. Погода, говорю, хорошая, — не поворачиваясь к ней, откликнулся тот.

Через несколько минут Михеич провёл обоих драчунов по длинному коридору прямо к кабинету директора, крепко вцепившись в ухо каждого кривыми, коричневыми пальцами. Мальчишки корчились от боли и поскуливали при каждом шаге. Секретарша Милана глянула на подошедшую к ней делегацию, и невозмутимо нажала на кнопку коммутатора: — Лидия Фёдоровна, тут к вам Михеич с мальчишками. Опять чего-то натворили, похоже.

— Ну, что произошло? Рассказывайте, — директриса сложила руки под подбородком и участливо посмотрела на взлохмаченных, грязных мальчишек. — Чего не поделили-то?

— А он не даёт мне велосипед покататься! — Алёшка указал пальцем на задохнувшегося от возмущения Егорку.

— И всё?! Егорушка, дай мальчику покататься. Было бы из-за чего ссориться, — недоумённо пожала плечами директриса и посмотрела на Елену Леонидовну: — Вы уж в следующий раз не беспокойте меня по такой ерунде. Улаживайте сразу на месте такие пустяки…

— Это мой велосипед!!! И только мой! Только я буду на нём кататься! — пронзительный крик Егорки оглушил всех находившихся в комнате.

— Ты, что, Егор, себе позволяешь?! — подпрыгнула от неожиданности на месте Лидия Фёдоровна. — Иди, Алёша и смело катайся на велосипеде. Я тебе разрешаю. А ты, Егор, возвращайся немедленно в группу и встань там в угол до обеда и подумай хорошенько над своим плохим поведением. И запомни, что в детском доме у всех детей всё общее. Отведите его в группу, Елена Леонидовна, и скажите нянечке, пусть присмотрит за ним.

— Нет! Нет! Я никуда не пойду! Это мой велосипед! Мой! Сама Ларисаванна так сказала! А она здесь важнее, чем ты! Иди к чёрту, дура! Дура! — завизжал раскрасневшийся Егор и кинулся к двери. Но, стоявший начеку, Михеич, цепко перехватил мальчишку и попытался утихомирить его.

— А-а-а! — закричал ополоумевший Егорка; с силой пнул мужчину задником сандалии прямо по голени и, укусив за морщинистую руку, вырвался и, рванул было к двери, но тут же замер на месте. Там, в проёме двери темнела сухощавая фигура Ларисы Ивановны. Она шагнула в комнату и окинула всех мрачным взглядом:

— Что здесь происходит? Миланка пришла ко мне и сказала, чтобы я поспешила к вам, Лидия Фёдоровна.

— Да это… этот… Ванжус ваш устроил здесь истерику, — с нервическим смешком, почему-то смущённо произнесла директриса. — Я смотрю, этот мальчишка совсем распоясался — решил, что может кататься на общем велосипеде и никому его не давать…Меня вон дурой обозвал. Дворника пнул по ноге и укусил его как собака какая-то. И, главное, заявил, что вы здесь главнее меня?! — фальцетом воскликнула она и возмущённо уставилась на Ларису Ивановну.

У той в глазах запрыгали чёртики.

— Я думаю, что нужно его сегодня же показать нашему психиатру и как можно быстрее поместить в психбольницу для его же блага, — продолжила возмущённо директриса. — Вы только посмотрите, как он на меня смотрит!

И действительно, раскрасневшийся Егорка исподлобья, молча, смотрел на женщину ненавидящим, испепеляющим взглядом. Потом он перевёл взгляд на Ларису Ивановну и тихо произнёс: — Вы же сказали, что это будет только мой велосипед…

— Хорошо, Лидия Фёдоровна, я сама разберусь с этой ситуацией и буквально через десять минут доложу вам, — вздохнула та и показала крепкий кулак дворнику и беременной воспитательнице: — И не сметь больше по таким вопросам беспокоить директора! Если что — сразу приводите ко мне всех смутьянов и хулиганов, а у директора и без вас хватает забот. Ясно?! Ясно, я вас спрашиваю?!

— Да, Лариса Ивановна, конечно, Лариса Ивановна… — растерянно переглянулись те и попятились к входной двери.

— Всё, Лидия Фёдоровна, работайте, пожалуйста. Я загляну к вам через десять минут, и всё будет улажено, — улыбнулась одними губами заместительница директора и кивнула остальным: — А вы все марш ко мне в кабинет.

Дворник, воспитательница и двое мальчишек гуськом направились в сторону её кабинета.

— Михеич, ты всё понял? — окликнула Лариса Ивановна дворника. — Я от тебя не ожидала такого. В следующий раз всё через меня, понял?

–Да, Лариса Ивановна, я понял, — тот подобострастно закивал.

— Иди, свободен, ты мне больше пока не нужен, — Лариса Ивановна махнула ему рукой и тот послушно ретировался.

— А ты, Елена Леонидовна, подожди за дверью, — она открыла дверь кабинета и завела туда обоих мальчишек: — Слушай меня, мальчик, — обратилась она к растерявшемуся Алёше. — Этот велосипед будет только у Егора, понятно?

— А почему только у него? Я тоже хочу на нём кататься, — несмело попытался возразить тот.

— Ты умеешь кататься на таком большом велосипеде?

— Нет, но я научусь. Егорка же научился.

— И зачем тебе мучиться — долго учиться? Сейчас вам в группу дадут два новых велосипеда на трёх колёсах, на которых можно будет кататься всем, даже девочкам. И не нужно никому долго учиться — сели и поехали. Хорошо? — спокойно произнесла Лариса Ивановна, глядя на Алёшу холодным взглядом из-под очков.

— Ладно… — нерешительно ответил тот и, покосившись на молчавшего рядом Егора, вдруг оживлённо воскликнул: — Прямо сразу сейчас можно будет мне кататься?!

— Минут через десять. Иди пока погуляй с детьми, а я скажу пару слов Ванжусу и потом вашей воспитательнице. Вот она и принесёт вам сейчас оба велосипеда. Всё, мальчик, иди-иди, давай к своим, — директриса аккуратно повернула его за плечо к выходу и, вставив из кабинета, плотно прикрыла за ним дверь.

— Ну, что, Егорка, велосипед только твой, — негромко констатировала она, внимательно глядя на мальчишку. — Стоило из-за этого драться?

— А я не из-за этого стал с ним драться! — запальчиво воскликнул мальчишка. — Он сказал, что мой папка в тюрьме и его долго не будет…

— Твой папка и вправду в тюрьме и его, действительно, долго не будет, — с досадой в голосе произнесла Лариса Ивановна. Она не сводила с мальчишки внимательного взгляда.

— Я и сам знаю, что он мамку убил, — неожиданно всхлипнул Егорка. — Он ей голову отрезал, а потом сказал, что ей уже не больно, раз башки нет…Я так скучаю по мамке и папке, — разревелся вконец мальчишка.

Лариса Ивановна подошла к нему, присела на корточки и обняла. Егорка крепко обхватил её руками за шею, и его детское тельце забилось в рыданиях.

— Ну-ну, успокойся, мальчик мой. Папа обязательно придёт за тобой, когда его отпустят, — поглаживая мальчишку по коротко стриженной голове, произнесла женщина и добавила: — А пока ты поживёшь здесь, и я сама посмотрю, чтобы тебя никто не обижал. Но только и ты уж меня не подводи — не лезь во всякие истории. И, если что-то случается — сам ко мне приходи — вместе сразу во всём разберёмся. Хорошо, Егорка?

— Да, Ларисванна, — успокаиваясь, зашмыгал носом мальчишка и добавил: — Я же ей правду сказал, что здесь вы — самая главная, а она кричать стала.

— Забудь про это, Егорка. Только мы с тобой будем знать про то, кто здесь на самом деле самый главный, хорошо? — невольно улыбнулась Лариса Ивановна.

— Хорошо, Ларисванна, — размазывая слёзы по щекам, кивнул тот.

— Всё, тогда иди и катайся на своём велосипеде, а я сейчас с вашей воспитательницей переговорю, — нахмурилась заместительница директора.

— А можно мне ещё тех конфет? — уже подходя к двери, вспомнил вдруг Егорка. — У меня тогда конфеты Ольга Афанасьевна всем детям раздала. Мне только одна досталась, — и, увидев озадаченный взгляд Ларисы Ивановны, торопливо добавил: — Никто и не увидит. Я их под рубашку сейчас спрячу и бегом в группу — в свой ящичек положу. Оттуда никто не посмеет взять.

Заместительница директора только хмыкнула и протянула Егорке полиэтиленовый пакетик с конфетами «Мишка на Севере». Егорка ловко сунул их под рубашку, благодарно улыбнулся и выскочил за дверь.

— Елена Леонидовна, зайди-ка ко мне, — в голосе Ларисы Ивановны прозвучали металлические нотки. — И дверь за собой закрой покрепче и садись.

Она подождала, пока та всё это сделала и, подойдя, нависла над ней:

— Ты, дура набитая! Ты что это вытворяешь?!

— А что я такого сделала?! Я только…

— Тебе напомнить, идиотка, что ты такого наделала?! Шалава! — страшным шёпотом осадила её заместительница директора. — Напомнить, благодаря кому, ты сейчас сидишь здесь, а не в тюрьме?!

— Да, нет, Лариса Ивановна, не надо. Я всё хорошо помню… — заныла та и губы её затряслись.

— Ну, а, если всё хорошо помнишь, то какого лешего ты потащилась к директору?! Забыла, кто здесь всё решает?!

— Ну, я же не знала, что вы ещё здесь… А этот Ванжус уже всех достал своими выходками. Вот я и сказала, чтобы его вели к директору.

— Ванжуса оставь в покое и другим это передай. Поняла?! — холодным металлическим блеском сверкнули дужки очков заместительницы директора.

— Поняла, поняла, — закивала покрывшаяся красными пятнами воспитательница.

— Сейчас возьмёшь у Прохоровны на складе два трёхколёсных велосипеда и оставишь у себя в группе. Чтобы прямо сейчас же дети начали на них кататься, ясно? Ванжуса и его вещи трогать всем запрещаю, — и, поймав непонимающий взгляд Елены Леонидовны, сверкнула на неё очками: — Я так хочу! Ясно тебе?!

— Да-да, Лариса Ивановна, как скажете, — торопливо кивнул та.

— И никогда не забывай, что это я тебя от тюрьмы спасла, когда у тебя хватило ума залететь от нашего шестнадцатилетнего воспитанника. И только я смогла отправить его от греха подальше в соседнюю область, чтобы у тебя, дуры такой, даже и в мыслях не было желания продолжить с ним якшаться, пока не дошло до прокурорских ушей. Мне здесь такая слава не нужна. А сейчас пошла вон и не смей больше вытворять ничего подобного, а то я тебе быстро покажу, где в Москве Матросская тишина находится, а то ещё и мордовские лагеря поедешь обживать, идиотка. И ребёнок прямой дорогой в Дом грудника загремит. Хочешь так?

— Н-н-нет, Лариса Ивановна, я же понимаю, что обязана вам по гроб жизни. Всё сделаю, как скажете, — зашмыгала носом молодая женщина и, попятившись спиной к двери, споткнулась о порог.

— Не упади, идиотка! Ещё не хватало мне здесь производственного травматизма! — крикнула ей вслед заместительница директора и, выдохнув, села в своё кресло. Она закрыла глаза и потёрла кончиками пальцев виски. Потом взглянула на часы, встала и направилась в кабинет директора. Вопросительно глянула на секретаршу. Та, усмехнувшись, молча, пожала плечами. Лариса Ивановна кивнула и без стука вошла в кабинет директора:

— Мне удалось всё уладить, Лидия Фёдоровна. Детям сейчас выдадут дополнительно велосипеды и все будут довольны.

— Это, конечно, хорошо, — с недовольной интонацией в голосе произнесла директриса и требовательно посмотрела на свою заместительницу: — А вот с Ванжусом нужно что-то делать. Такое поведение просто недопустимо. И я настаиваю, чтобы наш психиатр всё-таки ещё раз внимательно осмотрела его и решила вопрос о срочной госпитализации в детское отделение психиатрической больницы. Вы же сами видели, как он на меня смотрел! Такой может и из-за угла ножом пырнуть.

— Вы думаете, что пребывание в психушке пойдёт ему на пользу? — спокойно спросила Лариса Ивановна.

— Несомненно! По крайней мере, поспокойнее станет, — с апломбом заявила директриса.

— Хорошо, я скажу нашей Алле Михайловне, чтобы она его осмотрела в ближайшее время, — кивнула Лариса Ивановна и неожиданно широко улыбнулась: — Лидия Фёдоровна, тут у нашей Миланочки день рождения послезавтра намечается. Вы не против посидеть с нами, чайку попить, именинницу поздравить?

— Ну, это же после работы будет? — оживилась директриса.

— Конечно, мы же все это понимаем. Отмечаем только после работы, в тесном кругу, чтобы потом пересудов не было. Единственное, вы же не против, если с нами наши мужчины посидят?

— Ну, а они же свои?…разговоров же потом не будет? — полуутвердительно спросила Лидия Фёдоровна.

— Конечно, только проверенные люди! Мы же не станем сами себя подводить, — вновь широко улыбнулась Лариса Ивановна.

— Это здорово! Я люблю хорошую компанию. В тот раз как мы душевно посидели, — восторженно закатила глаза директриса.

— Вот и отлично! Тогда послезавтра в семь ждём вас там, в подвале, в кандейке у Прохоровны.

— А что это в подвале-то? Давайте, здесь у меня, как в прошлый раз, — Лидия Фёдоровна радушно обвела руками вокруг себя. — Места много, и дверь двойная. Приёмную на ключ закроем и посидим, как следует.

— Какая же вы молодец, Лидия Фёдоровна! Всё так здорово придумали! У нас такого умного и компанейского начальника никогда не было, — вновь широко улыбнулась её заместительница.

— Ой, да ладно уж, Лариса Ивановна! Совсем меня захвалили! — кокетливо замахала короткими ручками директриса. — Ну, всё, договорились, послезавтра, в семь. По поводу подарка — скажите по сколько скидываться?

— Да подарок ей мы уже купили. Вы, главное, сами приходите, Лидия Фёдоровна, а то без вас нам скучно будет, — кивнула Лариса Ивановна и, продолжая улыбаться, вышла из кабинета.

Глава 13

— Ну, что, девки, надо подумать, кого из наших мужиков под неё подложить. Тьфу, наоборот — её под кого из них подложить, — Лариса Ивановна прищурившись, посмотрела в низкое окно полуподвального помещения, заставленного большими картонными коробками, набитыми всякой всячиной: новенькие чайные сервизы, обеденные и десертные тарелки, кружки. По углам большой комнаты высились холодильники в заводской упаковке, рядом стояли коробки с новенькими телевизорами и радиоприёмниками. Метровыми рулонами на стульях была навалена немецкая, оконная тюль. Она поблескивала металлической нитью в лучах заходящего солнца. На стеллажах громоздились коробки и пакеты с канцтоварами, тетрадями, моющими средствами прочими столь необходимыми в домашнем обиходе вещами. Наступили сумерки, из полураскрытого окна потянуло вечерней прохладой… За длинным, обшарпанным, с остатками тёмно-коричневой полировки столом сидели завхоз Прохоровна, секретарша Милана и главный бухгалтер Маргарита Петровна. Перед ними стояла наполовину пустая бутылка водки, открытая банка рижских шпрот, кусочки чёрного хлеба; от нарезанной на кружочки копченой колбасы потрясающе пахло на всю комнату.

Лариса Ивановна отошла от окна и села на своё место за столом. Окинула взглядом товарок — те сидели молча.

— А чо — по другому никак нельзя? — первой не выдержала Прохоровна. Она здесь проработала вместе с Ларисой Ивановной с самого основания этого детского дома и поэтому считала, что имеет преимущественное право голоса.

— Помолчи, Прохоровна, — отмахнулась от неё худая, русоволосая Маргарита Петровна. Главбуху было около тридцати пяти, но она ещё сохраняла остатки былой привлекательности. Её красивые, светлые глаза под химическими кудряшками, тревожно глянули на остальных: — Ларка знает, что говорит.

— Так может лучше её тоже просто выжить? А со следующим директором потом проще будет общий язык найти, — опять безаппеляционно заявила завхозиха. В свои сорок она ещё была ничего и, несмотря на полноту, пользовалась бешеным успехом у противоположного пола.

Восемнадцатилетняя секретарша Милана сидела, молча, и внимательно слушала своих соседок по столу.

— Проходили уже, ничего хорошего из этого не выходит, — вздохнула заместительница директора и, взяв со стола полупустую бутылку водки, умело разлила её по небольшим хрустальным рюмочкам: — Что-то вы, подружки мои, слишком быстро подзабыли, какая в прошлом году была проверка из КРУ после того как Фёдора Силантьевича сняли! Спасибо люди добрые предупредили, и мы успели все наши запасы отсюда вывезти да по собственным гаражам растолкать. Три ночи на машинах вывозили! Забыли?! Хорошо, что в тот раз так прошло. А, если без предупреждения нагрянут?! Сколько тогда дадут за расхищение социалистической собственности?! Так, что, дорогие мои, давайте ещё по одной и будем расходиться по домам. Итак уже сколько времени потеряли…

— Третий вечер уже собираемся из-за этой идиотки, — недовольно кивнула Маргарита.

— Вот и я говорю — пора на сегодня заканчивать. Вообщем, Ритка, скажи своему Лёхе, пусть завтра с утра ко мне зайдёт, и я ему всё объясню, что нужно будет сделать, — Лариса Ивановна привычно опрокинула рюмку и быстро поднесла к носу кружок пахучей колбаски. В комнатушке неожиданно установилась звенящая тишина.

— А п-почему м-мой Алёша? — запинаясь, с ошеломлённым видом спросила Маргарита Петровна.

— А потому что больше некому! — сказала, как отрезала заместительница директора. Остальные дамы дипломатично замолчали и, опустив глаза к тарелкам, стали ждать развязки спора.

— Так есть же ещё и физкультурник. Он недавно в нашей компании — вот пусть и отрабатывает, — бухгалтерша уставилась прямо в глаза Ларисе Ивановне. Но, не выдержав вмиг потемневшего взгляда заместительницы директора, отвернулась и с искренней обидой заявила: — Мы, вроде, все тут равные, а делать нужно только то, что она говорит.

— Дура ты, Ритка! — безаппеляционно заявила вдруг Прохоровна. — Ты со своим восьмиклассным образованием сидишь здесь главным бухгалтером и в ус не дуешь. Лариска тебя вон перед каждой проверкой выручает…

— Я курсы бухгалтерские закончила, а не просто так с улицы пришла, — продолжая дуться, парировала та.

— Именно, что курсы, — кивнула завхозиха. — Вот сиди и молчи тогда.

— А что молчать-то?! А, если бы твоего мужика вот так под каждую бабу стали подкладывать?! Тебе тоже это сильно не понравилось бы, Прохоровна!

— Мой мужик у меня дома, под боком сидит. Это вам, озабоченным, собственных мужей не хватает. И твой мужик, кстати, у тебя тоже дома сидит, щи варит, пока ты отсюда всё домой таскаешь. И у Лёшки своя курица дома имеется, сказочкам его верит, облизывает с ног до головы, — усмехнулась Прохоровна.

Бухгалтерша возмущённо вскинула голову:

— А у Ларки тоже свой мужик дома имеется! И тоже не добытчик, а подкаблучник…

— Всё, довольно! — неожиданно хлопнула ладонью по столу Лариса Ивановна и озабоченно потёрла указательным пальцем переносицу: — Нам нужно пока во чтобы то ни стало приручить именно эту Лидку. Баба она хоть и упрямая, но сговорчивая и на развлечения падкая. Если зацепим её нашим мужиком, то через него сможем спокойно управлять ею.

— Вот и поручи это физкультурнику своему, — упрямо повторила бухгалтерша, отведя взгляд в сторону.

— Зря ты злишься, Ритка, — беззлобно вздохнула Лариса Ивановна. — Яков — человек новый, всего третий месяц у нас работает, и я его ещё до конца не раскусила. Видела вчера в стельку пьяного, причём на рабочем месте. Болтает много, когда пьяный. Нельзя ему такие вещи доверять. Проговориться где-нибудь, сам того не понимая и закончиться тогда наша привольная жизнь, которую мы здесь столько лет создавали и берегли. Понимаешь теперь, дурында? Или хочешь в конторку в каком-нибудь НИИ главбухом за шестьдесят рублей в месяц корячиться?

— Брось, Ритка, кочевряжиться! Ларка права. Не убудет от твоего Алексея. Зато приберём к рукам эту новую директрису. Лёшка парень видный — она сразу растает, когда он к ней подкатит, — стала увещевать пунцовую от переживаний бухгалтершу Прохоровна.

— А, если он сам не захочет? — не унималась та, начиная понимать, что отстоять своего фаворита навряд ли ей удастся.

— Новый холодильник дадим ему, сразу согласиться, — усмехнулась заместительница директора, понимая, что неуступчивость Маргариты Петровны дала трещину.

— Ого — холодильник! — воскликнула поражённая завхозиха. — За холодильник я сама под неё лягу! Хотя нет — за холодильник не лягу.

— У тебя дома их уже пять штук стоит новеньких, — неожиданно вступила в разговор секретарша. — Куда тебе ещё?

— А это не твоё секретарское дело, Миланка! Запас карман не тянет, — рассмеялась завхозиха и окинула взглядом присутствующих: — Ну, что? Всё? Совет в Филях закончен?

Бухгалтерша, молча, поднялась с места и вышла за дверь.

— Обиделась, ну и чёрт с ней. Сладко жрать привыкла — потерпит. Ничего у её Алёшки не отвалится, если он чуть эту директрису потискает. Зато холодильник новый без всякой записи получит, — ухмыльнулась Прохоровна и вопросительно посмотрела на озабоченную Ларису Ивановну: — А ты и вправду своего Яшку пьяным в драбадан видела?

— Видела.

— Хорошо, что своими глазами в этом убедилась. Мне-то он ещё в первый месяц пару раз днём хорошо поддатый на глаза попадался. Но я тогда не знала, что ты на него глаз положила. Потому ничего тебе и не говорила — у нас же физкультурников не хватало. А этот с детьми быстро общий язык нашёл. Они его любят. И мужик он видный, фактурный.

— Ясно, давайте уже все по домам. Завтра и начнём окучивать Лидку, — в свою очередь поднялась со скрипучей табуретки хмурая Лариса Ивановна и тоже вышла за дверь.

Глава 14

Во всех комнатах младшей группы детского дома свет был потушен и только из-под двери туалета пробивался лучик света, служивший своего рода маячком для ребятишек, которые ночью вдруг захотели бы сходить по маленькой или большой нужде. Но в самих комнатах, несмотря на позднюю ночь, было довольно светло из-за мягкого, рассеянного лунного света, буквально лившегося в окна.

— Егор, Егорка… — послышался шёпот у двери в комнату, где стояли четыре детские кроватки.

— Чо тебе, Томка? — недовольно ответил уже засыпавший Егорка. Он лежал на животе, подложив руки под голову.

— Егорк-а-а… а дай конфетку «Мишка на Севере»… У тебя же есть, я знаю… — шёпотом заныла та. — Чо тебе, жалко, что ли?

— Он не даст. Это его конфеты, — неожиданно раздался шёпот с соседней кроватки. Это подал голос семилетний Алеша. — Когда мой папка мне конфетки приносил, я тоже не хотел их раздавать. Только Татьяна Васильевна заставляла раздавать вам всем. Ненавижу её за это!

— Ну, Егорка! Ну, дай «Мишку на Севере». Нам здесь такие конфетки только на Новый год дают. А они вкуснющие! Дай, а? — продолжила канючить продрогшая от ночной прохлады маленькая Тамарка.

— Егор, а пусть она тебе за это свою пипиську покажет, — неожиданно придушенно предложил Алёша.

В комнате наступила тишина.

— Зачем мне нужна её пиписька?! — озадаченно произнёс Егорка.

— А у них, у девчонок пиписьки другие, — заговорщицки понизил голос Алёша.

— Я знаю. У них краника нету. И чё — я должен ей за это конфетку давать?! Так на всех конфет не хватит. Не дам! Всё, я спать хочу.

Егорка отвернулся к стенке. Маленькая Тамарка, поняв, что конфеты ей не дождаться, пошмыгала носом, вздохнула и поплелась, шлёпая босыми ногами по крашеному полу, в свою комнату. Наступила тишина, и было слышно только, как в большом зале похрапывает на диванчике ночная нянька Татьяна Васильевна.

— Егорка, а у тебя твой краник большой? — теперь уже Алёша потревожил засыпавшего Егорку.

— Не знаю…мне всё-равно… — пробормотал тот. — Чё ты мне спать-то не даешь, Алёшка?

— А я слышал, как старшаки говорили, что самый чёткий тот, у кого краник толще и длиннее, — возбуждённо прошептал мальчишка. — Давай, посмотрим.

— Дурак что ли?! — послышался заинтересованный голос Егорки. — Как ты мерять собираешься?

— Линейкой. Счас там, в шкафчике, возьму линейку, и померяем, — Алёшка бесшумно сполз с кроватки и на цыпочках пошёл в большую комнату. Через пару минут он вернулся с деревянной линейкой в руках.

Мальчишки подошли к окну, и спустили трусишки. Как назло в этот момент луна зашла за облака, и в комнате сразу стало темно.

— Ничего не видно, — недовольно пробормотал Алёшка, прилаживая своё хозяйство вдоль линейки, и пытаясь разглядеть на последней цифры.

— А пошли тогда в туалет, — предложил окончательно проснувшийся Егорка. — Там свет горит и всё будет видно.

И мальчишки, затаив дыхание, на цыпочках двинулись в сторону светлой полоски, светившейся под дверью в туалет.

Они вновь скинули трусишки, и, принявшись манипулировать линейкой, не заметили, как прекратился храп в большой комнате.

Через несколько мгновений дверь в туалет неожиданно распахнулась и на пороге возникла разъярённая ночная нянька Татьяна Васильевна: — Это чем вы тут занимаетесь, паршивцы, а?!

Мальчишки как испуганные воробушки замерли на месте с линейкой и своим хозяйством в руках. В их глазах застыл ужас.

— А-а, писюнами меряетесь, засранцы?! Все хорошие дети по ночам спят, а эти мерзавцы устроили мне тут чёрти что! Вот я вам щас покажу! — пунцовая от гнева нянька стащила с ноги тапок и с размаху больно шлёпнула Алёшку по голой заднице. Та у него сразу покраснела, а сам мальчишка завизжал и завертелся от боли как волчок.

— И ты иди сюда, Ванжус! Сейчас и тебе достанется! — бросилась она вслед за метнувшимся в сторону Егоркой. Но тут мальчишка внезапно остановился и, глядя ей прямо в глаза, выкрикнул: — Я завтра всё Ларисеванне скажу! Скажу, что ты била меня! А она за меня!

Татьяна Васильевна от неожиданности замахнулась было на него, но, встретив ненавидящий взгляд прищуренных глаз Егорки, остановилась и медленно, опуская руку, растерянно усмехнулась: — Ишь, ты, какой стукач нашёлся мне тут! Я тебе быстро рот-то закрою…

— Я всё-равно завтра Ларисеванне всё расскажу! — упрямо повторил Егорка, не спуская глаз с ночной няньки. Он понял, что его слова возымели некое действие, и что грозная Татьяна Васильевна сама чего-то испугалась и теперь даже не смеет ударить его. Возбудившись от осознания своей неприкосновенности для самой страшной среди детей няньки — Татьяны Васильевны, Егор вдруг испытал необыкновенно-острое чувство наслаждения. Губы его стали кривиться в странной улыбке, а в глазах появился мрачный злорадный огонёк.

— А ну, марш спать оба! — спохватилась после секундного замешательства ночная нянька и выпроваживающим жестом показала им на выход. Мальчишки кинулись к двери и Егорка, на мгновение, обернувшись, вновь кинул на Татьяну Васильевну странный, обжигающий взгляд. У той вдруг мороз пошёл по коже:

— Вот ведь, дьяволёнок! — прошептала она. — Такому и впрямь ничего не стоит отвёрткой в бок ткнуть. И по малолетке ему ничего не будет. Зараза такая на мою голову! Придётся пока быть с ним поласковей. А там война план покажет.

Утром, сдав вахту Ольге Афанасьевне, ночная нянька Татьяна Васильевна дошла до дверей заместителя директора по воспитательной работе и аккуратно постучала костяшками пальцев по деревянной двери.

— Да, заходите, — послышался глуховатый голос Ларисы Ивановны. Увидев вошедшую, она приподняла брови: — Ну, чего тебе?

— Да я пришла рассказать вам, Лариса Ивановна, чего учудил ваш Ванжус, — с ехидцей усмехнулась ночная нянька. — Я даже шлёпать его за это не стала, раз вы запретили пальцем трогать. А вот психиатру нашему показать его не мешало бы.

— Запомни, Татьяна Васильевна, во-первых, он — не мой, а во-вторых, давай быстро рассказывай, чего он там опять натворил, а то у меня и без тебя забот сегодня хватает, — нахмурилась заместительница директора и исподлобья уставилась на Татьяну Васильевну, не приглашая её даже присесть.

— Ну, короче, мало того, что он опять сегодня ночью обдулся — я уже про это молчу. Так, они, засранцы такие, вчера ночью вместе с Алёшкой Житковым в туалете своими писюнами мерялись! — воскликнула ночная нянька, встав с видом победительницы в позу руки в боки.

— И?

— Что — и? Говорю же, что они мерили свои писюны с линейкой в руках! — недоумённо посмотрела на Ларису Ивановну ночная нянька.

Лариса Ивановна откинулась на спинку кресла и, вытянув руку, раздражённо забарабанила наманикюренными ногтями по столу:

— Вроде ты, Танька не дура. А ведёшь себя иногда так, как-будто дура и есть, — негромко, с недовольством в голосе произнесла она. — Что ты ко мне со всякой ерундой тащишся?! Время только отнимаешь. Никогда не слышала, что и взрослые мужики в армии и в банях своими кукурузинами меряются?

— Ну, слышала, конечно, — теряя свой запал, растерянно пожала плечами Татьяна Васильевна. — Но это же маленькие мальчишки!

— Дважды дура, — сухо констатировала Лариса Ивановна и холодно посмотрела на неё из-под очков. — У тебя у самой двое сыновей и спроси у них, когда они стали мерять свои…гм… Ну, короче, ты поняла меня. Всё, иди и больше ко мне с этой белибердой не суйся!

Татьяна Васильевна недоумённо пожала плечами и вышла за дверь: — Вот ведь зараза какая! Давно ли заместительницей стала! А форсу прямо как у английской королевы. Ну, ничего, я человек терпеливый — дождусь, когда и на моей улице будет праздник.

— Да-да! Давай ещё-ещё! А…а…а, — выгнула спину Лариса Ивановна и с силой сжала бёдра. — Ой, мамочки…ой хорошо-то как! А-а, кобелина, что же ты со мной делаешь?! Ну, почему, почему ты мне раньше не встретился?! — воскликнула она, с упоительным восторгом ощущая, как сладострастные судороги сводят всё её тело.

— Так хорошо, хоть сейчас…встретились… — задыхаясь от напряжения, буквально прорычал Яков и, содрогнувшись всем телом, замер на месте и глухо застонал.

Спустя пару минут они оба, тяжело дыша, отвалились друг от друга.

— Словно приворожил ты меня, Яшечка. Всё время только о тебе и думаю, — разрумянившаяся Лариса Ивановна склонилась над ним и нежно погладила физкультурника по мускулистому плечу. Потом обвила руками его шею и прошептала: — Никому тебя не отдам, никому!

Лицо физкультурника слегка вытянулось, и он растерянно заморгал глазами: — Так это… семья же у меня уже есть…дочке пять лет…

— Одно другому не мешает. Правда же, Яшечка? Семья — дело святое. И у меня есть муж и две девки. И пусть себе будут. А здесь мы с тобой свою семью организуем, и будем наслаждаться друг с другом. Если ты, конечно, не против? — спросила заместительница директора, не сводя со своего любовника испытующего взгляда.

— Да нет, я не против, — тот пожал плечами и озадаченно почесал себя по затылку. — Только ты же сама говорила, что никто не должен знать о том, что мы…что я с тобою.

— Чем меньше будут знать, тем лучше. Кому надо — тот уже знает, — многозначительно произнесла Лариса Ивановна, но, поймав недоумённый взгляд Якова, пояснила: — Ты же уже понял, что я и несколько наших людей держимся вместе. Это как бы наш такой клуб…

— Клуб по интересам, — автоматически эхом отозвался физкультурник.

— Пусть так, — согласилась его собеседница. — Так вот, те, кто входят в этот, так называемый, клуб знают друг о друге всё или почти всё и никогда не рассказывают об этом остальным. Только проверенные люди, потому что, управляя такой большой организацией, приходится иногда идти на некоторые нарушения. Или могут быть какие-то ошибочные решения, поступки о которых посторонним лучше не знать. Понимаешь о чём я?

— Да, вроде, не дурак пока, Ларочка, — усмехнулся Яков и хитро посмотрел на женщину: — А я уже есть в этом клубе?

Заместительница директора пристально посмотрела на него: — А тебе хочется?

— Ну-у… не знаю…наверное, хочется, — неопределённо протянул Яков. — А что нужно для этого? Ну, я имею ввиду — что от меня-то нужно?

Лариса Ивановна стала одеваться: — Первое — не бегать от меня на сторону. Узнаю — вмиг всего лишишься и с волчьим билетом на паперть пойдёшь. Второе — пить, но знать меру. В нашем кругу пьянство одного может плохо закончится для всех остальных…

— В третьих… — продолжил за неё Яков.

— В третьих — держать язык за зубами и всегда думать, прежде чем говорить. Это очень важно, потому, что тебе станут известны некоторые вещи, о которых не говорят в открытую. В четвёртых — пойти учиться на водительские права.

— Так у меня же нет машины! — пожал плечами физкультурник.

— Я знаю. Поэтому и говорю, что должен пойти учиться на права, — бесстрастно повторила Лариса Ивановна, поправляя волосы перед зеркалом и доставая губную помаду из кожаной сумочки. — На следующий месяц в детдом придёт «Москвич» по разнарядке. Думаю отдать его тебе.

— Мне — «Москвич»?! — у физкультурника пропал дар речи. Потом он откашлялся и развёл руками: — Ларочка, у меня нет таких денег и никогда не было. Я не смогу купить его, хотя всю жизнь мечтаю о машине.

— Я дам тебе денег взаймы. Будешь отдавать по частям. Но взамен ещё кое-что от тебя потребую, — заместительница директора подошла к Якову, завязывавшему шнурки на кедах, и погладила его по спине.

Физкультурник выпрямился и, обняв собеседницу, возбуждённо прижал к себе: — Если это правда, и ты поможешь мне купить автомобиль, то я готов для тебя на всё. Это была моя самая несбыточная мечта. Я никогда не смог бы накопить на машину со своей зарплаты.

— Сладкий мой, — снисходительно рассмеялась Лариса Ивановна и провела рукой по его чуть заросшей щетиной щеке: — Как же вы, мужики, легко продаётесь!

— Ну, почему — продаётесь?! — возмущённо свёл брови Яков. — Ты сама предложила. Я до этого момента и знать не знал, что на детдом скоро придёт автомобиль. И потом, разве не директор распределяет всё, что приходит сюда: что от государства, что от шефов? Разве ты можешь повлиять на её решение?

— Вот о директоре-то как раз и пойдёт у нас с тобой разговор, но только после того, как ты напишешь мне письменную расписку о своём согласии по всем пунктам, что я тебе назвала.

В комнате наступила тишина. Яков как-то растерянно посмотрел на свою собеседницу и тихо, но внятно произнёс: — Ты страшный человек, Ларочка.

— Не страшный, а предусмотрительный, — спокойно поправила физкультурника та, и вопросительно уставилась на него: — Ну, как? Готов вступить в наш клуб по интересам?

— Всегда готов! — не раздумывая, воскликнул тот и вскинул руку в пионерском приветствии.

— Тогда сейчас слушай меня внимательно. Дело касается нашего нового директора…

Глава 15

Утром следующего дня, сразу после завтрака, Егорка встретил в общем коридоре Фёдоровну. Старушка в неизменном светлом платочке на голове шваброй намывала скрипучие деревянные полы, выкрашенные густо-коричневой краской.

— Привет, Фёдоровна, — радостно улыбнулся он ей.

— Здравствуй-здравствуй, Егорушка! — приветливо улыбнулась в ответ старушка и, подперев концом швабры остренький подбородок, спросила: — Ну, что, сынок? Хорошо покушал?

— Хорошо! — Егорка показал ей большой палец и стал перечислять: — Кашка манная как я люблю — без комочков. Сыр — аж три куска мне досталось, пока Томка ушами хлопала. Хлеба с маслом я тоже три съел с творожком. Два стакана какао. Вон, какое пузо у меня! — рассмеялся Егорка и сам себя погладил по животу.

— Правильно, надо побольше кушать, — похвалила мальчишку Фёдоровна. — Тебе нужно расти большим сильным, чтобы потом в армию пойти, нас защищать. Только вот у Томочки сыр не нужно было забирать. Она ведь девочка, а девочки слабее мальчишек — их защищать нужно.

— Это Томка слабее мальчишек?! — возмущённо воскликнул Егорка. — Да она больше и сильнее меня в два раза. Я сам иногда боюсь у неё что-нибудь попросить. И сыр ей потом Ольга Афанасьевна ещё дала.

— Всё-равно, Егорушка, — покачала головой старушка. — Чужое брать — большой грех и боженька потом тебя накажет.

— А кто это тебе, Фёдоровна, сказал, что Ванжуса в армию возьмут? — ехидно бросила на ходу нянька Татьяна Васильевна, уходя с ночного дежурства домой. — Он же ссыкун, а туда таких не берут. Вся казарма провоняет, если Ванжус вдруг там окажется.

Фёдоровна заметила, как сжался Егорка при этих словах и с какой ненавистью посмотрел он вслед начинавшей полнеть Татьяне Васильевне. Старушка прислонила швабру к стене и, приблизившись к Егорке, обняла его за плечи: — Не слушай её, Егорушка. Злой она человек, у самой младшенький больной, вот она и отыгрывается на других. А тебя обязательно в армию возьмут. Вот увидишь. Людмила Алексеевна тебя вылечит и всё будет хорошо.

Егорка прижался к ней всем телом и поднял доверчивый взгляд: — Ты и правду думаешь, что меня вылечат от… от этого…

— Обязательно вылечат, Егорушка. Я не знаю ни одного взрослого мужика, который бы по ночам с постели сам не вставал, чтобы в туалет сходить.

Егорка вздохнул глубоко и кинул взгляд на пол: — А ты, Фёдоровна, ещё будешь полы мыть?

Та весело улыбнулась: — Нет, сынок. Здесь я уже всё помыла. А сейчас тоже схожу к себе в кандейку, чайку попью.

— Можно я с тобой пойду. Я ещё ни разу у тебя не был в кандейке, — Егорка подошёл к ведру с водой и потянул его. — Давай помогу.

— Нет-нет, Егорушка! Ведро я сама понесу, ты ещё мал для него. А вот швабру можешь взять. Только в закутке моём места мало, да и темновато там.

— Ничего. В тесноте, да не обиде, — явно повторяя за кем-то, деловито нахмурил брови мальчишка.

Кандейкой старушки Фёдоровны оказался небольшой закуток в подвале, где по углам стояли жестяные вёдра, тазы и швабры. Хорошо отжатые половые тряпки сушились на этих самых вёдрах и тазах. У одной стены располагался старый письменный стол, накрытый чистой клеёнкой. На столе стояла небольшая одноконфорочная электрическая плитка. Рядом, на деревянной подставке красовался эмалированный красный в белый горошек чайник. Тут же отсвечивала от лампочки небольшая стеклянная банка, наполовину заполненная сахарным песком. Прямо у стены лежала початая пачка обыкновенного чая.

— Садись, Егорушка, в ногах правды нет, — Фёдоровна пододвинула к мальчишке поближе старый, колченогий табурет, а сама достала из стоявшей рядом и потемневшей от времени маленькой тумбочки заварочный чайник. — Я тут утра уже чайку заварила, он и настоялся, пока ходила коридорчик мыть.

— А где твой завтрак? — Егорка с любопытством окинул взглядом покрытый клеёнкой стол.

— А он у меня здесь, — Фёдоровна достала из той же тумбочки небольшой свёрток, завёрнутый в газету. — Только уж ты не обессудь, сынок. Особых разносолов у меня нет. Но как говориться — чем богаты, тем и рады.

И она развернула кулёк. На газете лежали три толстых куска чёрного хлеба намазанных чем-то очень белым и две большие отварные картофелины.

— Маргарин? — полуутвердительно спросил Егорка, указывая пальцем на это что-то белое.

— Да, маргарин, — кивнула Фёдоровна и чуть смущённо добавила: — Пенсия у меня маленькая, сынок, да и здесь платят немного. А на другую работу меня уже не возьмут — старая я. Вот мы с моим дедушкой и покупаем, что по карману… Если бы не сынок мой непутёвый, то можно было бы и повкуснее и побольше покупать. Да только что тебе об этом говорить? Зачем тебе, маленькому, чужие беды? А про маргарин-то откуда знаешь, Егорушка? Пробовать доводилось?

— Мамка всегда покупала, — кивнул Егорка. — Папка все деньги на водку, да на ширево тратил. Она когда успевала у него, пока он спал, деньги-то из кармана вытащить, то сразу бежала в магазин — еду покупать. А он, когда просыпался и видел, что она еды купила на его деньги — сразу лез к ней драться.

— Да уж, смотрю я, пришлось тебе, сынок, всякого пережить, — сокрушённо покачала старая нянька головой. — А что такое «ширево», сынок?

— Не знаю, Фёдоровна, — о чём-то усиленно раздумывая, ответил невпопад Егорка. — Что-то в спичечном коробке. Потом папка это в ложку клал и держал над газом. Какая-то чёрная водичка получалась, и он её себе в руку колол. Так уксусом всегда воняло. Он и мамке в руку тогда уколол, а потом ей голову в ванной отрезал.

— Свят, свят, свят! — быстро перекрестилась три раза Фёдоровна и протянула Егорке кусок хлеба с маргарином и белую фаянсовую кружку с трещинкой на боку со сладким чаем: — Угощайся, сынок, не побрезгуй. Ничего другого пока дать не могу. Куда же ты, Егорушка?!

— Я сейчас, Фёдоровна! Я быстро! — соскочил со стула Егорка и исчез за дверью маленькой комнатушки. Вернулся он довольно быстро, придерживая рукой оттопырившуюся рубашку. Сунув под неё руку, достал пакет с конфетами «Мишка на севере» и, надорвав его, отсыпал на стол половину: — Вот, Фёдоровна, ешь!

— Да не надо ничего, сынок! — растерялась старая нянька и, взяв одну конфету в руку, встревожено воскликнула: — Где же ты взял это, Егорушка? Это же очень дорогие конфеты! Не украл ли часом у кого-нибудь из взрослых?

— Не-е, не бойся, Фёдоровна! — протянул Егорка и хвастливо улыбнулся: — Это мне Ларисаванна сама дала.

— Точно — сама дала? — Фёдоровна серьёзно посмотрела на мальчишку.

— Да, точно, точно! Не веришь — иди — сама у неё спроси. Все знают, что она за меня. Я потом ещё у неё спрошу и опять тебе принесу, — прихлёбывая чай, кивнул Егорка. Хлеб он есть не стал. А вот одну конфетку развернул и с удовольствием съел. Остальные вновь спрятал под рубашку и пошёл на занятия.

Старая нянька Фёдоровна с умилением посмотрела ему вслед и тихонько перекрестила. Потом несмело дотронулась до конфет, осторожно собрала их в кулёк и спрятала в свою чёрную, потёртую от времени кожаную сумку, которую её недавно отдала за ненадобностью бухгалтерша Маргарита Петровна.

Заместительница директора Лариса Ивановна сидела у себя в кабинете и, постукивая кончиком ручки по стеклянному листу на тёмном, полированном столе, задумчиво смотрела в окно. Там по большому внутреннему двору детского дома по асфальтовой дорожке носились на велосипедах мальчишки и девчонки, несколько человек окружили зелёный стол для настольного тенниса, за которым яро сражались старшеклассник Мансур и физкультурник Яков Викторович. Болельщики громко, со смехом комментировали удачные броски игроков и сочувственно охали при каких-то неудачных ударах.

— А-а, я победил! Учись, салага, пока я живой! — радостно воскликнул физкультурник, победно размахивая у себя над головой потёртой, оранжевой ракеткой.

— Это я просто поддался вам, — смущённо пожав плечами, улыбнулся подросток.

Взгляд Ларисы Ивановны потеплел, и она против воли улыбнулась, не сводя глаз с торжествовавшего как мальчишка, физкультурника.

В этот момент кто-то постучал в дверь.

— Войдите, — с вмиг посерьёзневшим лицом, отвернулась от окна заместительница директора. — Что у вас, Алла Михайловна?

— Да вот меня сейчас к себе Лидия Фёдоровна приглашала. Сказала, чтобы я госпитализировала Ванжуса в психбольницу. Зашла узнать, что вы скажете по этому поводу.

— Правильно зашла, — кивнула Лариса Ивановна, но присесть посетительнице не предложила. — Посмотри хорошенько мальчишку, потом всё мне расскажешь. А новый директор пока детей не очень хорошо знает и может принять ошибочное решение. Наше дело — помочь её избежать таких ошибок.

— С ним-то что с делать — с Ванжусом? Класть в больницу или пока нет? — нетерпеливо перебила её психиатр Алла Михайловна.

— Что ты такая нетерпеливая? — недовольно сузила глаза заместительница директора. — Никогда не дослушиваешь человека, с кем говоришь.

— Извините, Лариса Ивановна, — хрипловатым голосом извинилась та и преданно посмотрела собеседнице в глаза.

— То-то же. Короче, про мальчишку всё мне расскажешь. А у Лидии Фёдоровны и без него дел хватает. Поэтому скажешь, что мальчишка, конечно, с характером, но в психбольнице пока не нуждается. Ясно? Тогда всё — иди.

Закивав головой как китайский болванчик, психиатр быстро исчезла за дверью. В этот же момент на столе у Ларисы Ивановны зазвонил телефон:

— Идите, Лариса Ивановна, сама вас вызывает, — прошептала трубка голосом секретарши Миланочки.

— Иду, — коротко ответила та и, не торопясь поднялась со своего чёрного, кожаного кресла. Взяла со стола несколько исписанных листков бумаги и вышла из кабинета, закрыв его на ключ. « Ну, что же, Лидия Фёдоровна, похоже, что сегодняшний вечерний сабантуйчик, не даёт тебе покоя. Миланка уже утром донесла, что ты проявляешь к нему сильный интерес. А это очень хорошо, моя дорогая! И уж, какой сюрприз тебя ждёт! Тебе он обязательно понравится», — подумала Лариса Ивановна пока шла к кабинет директора и, войдя в приёмную, кинула заговорщицкий взгляд на секретаршу. Перед самой дверью она едва слышно усмехнулась и, коротко постучавшись, вошла:

— Доброго утречка, Лидия Фёдоровна, — широко улыбнулась она, холодно сверкнув стеклами своих очков.

— Да-да, Лариса Ивановна, проходите, садитесь, — указала та правой рукой, левой придерживая исписанный лист бумаги. — Сейчас только закончу читать новый приказ из Минобразования. Тоже потом ознакомитесь.

— Хорошо, — кивнула та, успев прочитать этот самый приказ ещё вчера вечером. У заместительницы директора было жёсткое правило — со всеми важными документами она ознакамливалась первой. Поэтому всю приходящую корреспонденцию секретарша Милана придерживала для неё.

— Вы принесли мне отчёт по шефской помощи? — спросила Лидия Фёдоровна, не отрывая глаз от приказа.

— Да, как всегда. Вот, — Лариса Ивановна положила на стол исписанные листы бумаги, что захватила из своего кабинета. Она презрительно посмотрела из-под своих очков на директрису, но та ничего не заметила.

— И по поводу сегодняшнего дня рождения, Миланочки. Я точно ничего не должна добавить к той суме, что вы потратили на подарок для неё, — Лидия Фёдоровна оторвала-таки взгляд от приказа и пытливо посмотрела на свою заместительницу.

— Что вы, Лидия Фёдоровна! — искренне улыбнулась та. — Вы же не знали, что она будет отмечать. А мы-то подарок ей заранее уже приготовили. Поэтому от вас ничего не нужно в этот раз. А в следующий — обязательно возьмём и с вас денюжку.

— Ах, ну тогда ладно, если так. Только уж в следующий раз обязательно включайте меня в список участников. Я очень люблю, конечно, такие посиделки, но не хочу быть никому должна, — с чуть нравоучительной интонацией произнесла директриса.

Глава 16

Сбор по поводу дня рождения секретарши был объявлен на шесть вечера в кабинете директрисы. В пять часов Лариса Ивановна направилась в спортивный зал, примыкавший к левой половине основного корпуса. Уже от двери её кабинета были слышны звонкие детские голоса. В унисон им глухим эхом отдавался под потолком мужской голос, усиленный мегафоном.

Заместительница директора прошла мимо детских раздевалок, где при её появлении воспитанники засмущались и, стараясь быстро поздороваться, прошмыгивали мимо в спортзал, где вовсю шли соревнования по баскетболу между преподавателями и детдомовскими подростками. Лариса Ивановна пробралась сквозь ряды возбуждённых детей, отчаянно болевших за своих приятелей, и кучками взрослых, поддерживавших своих коллег.

— Какой счёт? — спросила она у потеснившейся в сторонку преподавательницы по русскому языку Алевтины Сергеевны.

— Двадцать на шестнадцать. Вон на табло написано, — кивнула женщина в сторону висевшего на стене светового табло.

— В чью пользу?

— Как ни странно — в пользу ребятишек, — улыбнулась Алевтина Михайловна.

— Нисколько ни странно, — бесстрастно заметила Лариса Ивановна. — Вон, какие откормленные на наших харчах, и добавила: — Нет ничего слаще детской победы.

Она перевела взгляд на Якова, умело ведшего оранжевый мяч под кольцо соперника, и невольно залюбовалась его крепким, мускулистым телом. Физкультурник на ходу сделал хитрый финт и метким броском отправил мяч прямо в кольцо. Зрители в зале восторженно закричали и зааплодировали.

В этот момент объявили трёхминутный перерыв, и Лариса Ивановна, кивнув Якову, зашла в преподавательскую раздевалку. Тот что-то быстро бросил на бегу одному из судей и поспешил за ней.

— Отличный был бросок, Яков Викторович! — похвалила она физкультурника официальным тоном, кинув взгляд на находившихся тут же парочку преподавателей — игроков команды. Те, тяжело дыша, жадно пили остывший чай из железных кружек и оттирали пот с лица.

— Спасибо, Лариса Ивановна, — в тон ей ответил тот и тоже пригубил кружку с чаем. — Жалко, что вы с самого начала игру не видели. Так они играть начали — только держись! Хорошая смена растёт!

— Ничего, в следующий раз посмотрю, — Лариса Ивановна проследила взглядом за тем, как преподаватели вышли из раздевалки и негромко произнесла: — Не забудь, Яков Викторович — сбор у шефа в шесть. Душ прими и носки поменяй.

— Да-да, я помню. Даже костюм с собой прихватил. Буду как штык! — белозубо улыбнулся физкультурник и распахнул перед женщиной дверь.

Спустя полчаса в кабинете директора началась суета: именинница Милана открыла холодильник и стала выкладывать на покрытые цветной клеёнкой столы, завёрнутую в фольгу и полиэтиленовые мешки разнообразную еду. Прохоровна притащила из столовой только что испечённые поварами пироги с мясом, рыбой и капустой. Директриса и Лариса Ивановна в четыре руки строгали сыр и колбасы.

— Как у вас ловко получается, — похвалила свою заместительницу Лидия Фёдоровна.

— Опыт большой, — усмехнулась та и, раскладывая вкусно пахнущие кружочки колбасы по кругу на большой белой тарелке, как бы ненароком спросила: — А вы, Лидия Фёдоровна, только водочку предпочитаете? Или ещё что-то нравится?

— А как же! Очень я «Токайское самородное» люблю! — радостно откликнулась та, нарезая прозрачными пластинами сыр. — У меня есть знакомая. Её сестра в магазине «Балатон» работает. Достаёт мне иногда пару-другую бутылочек этого божественного напитка.

— Да, и мне нравится «Токайское», — улыбнулась Лариса Ивановна, не переносившая это дефицитное венгерское вино из-за очень сладкого вкуса.

В приёмной появился водитель Алексей. Светловолосый, крупный — он сразу заполнил собой почти всю приёмную. В сером костюме, накрахмаленной белой рубашке и начищенных ваксой чёрных ботинках, он смотрелся гоголем, но чувствовалось, что был чем-то смущён.

— Давай, Лёша, начинай понемногу приучать к себе директрису. Холодильник «Саратов» ждёт тебя, — почти шёпотом произнесла Лариса Ивановна, пронося мимо него тарелки полные всякого деликатеса.

— Да, Лариса Ивановна, я сейчас, — неловко улыбнулся тот и метнулся к директрисе: — Лидия Фёдоровна, помочь чем?

— Ой, Алексей! Как вам костюм идёт! Прямо красавец фестивальный! — всплеснула руками та, поражённая столь ярким внешним преображением водителя. Тот смущённо улыбнулся: — Да вы сами, Лидия Фёдоровна, выглядите роскошно.

— Ишь, какие комплименты вы умеете говорить! — вскинула брови директриса и с интересом посмотрела на водителя Алексея.

— Да уж, не лыком шит, — довольно кивнул тот и, подскочив к ней, подхватил пару тарелок. — Всё-таки помогу вам.

В начале седьмого Прохоровна скомандовала всем садиться за стол и вежливо улыбнулась директрисе: — Прошу вас, Лидия Фёдоровна, в центр стола.

Та с явным удовольствием заняла указанное место. По правую руку от неё тут же сел водитель Алексей. По левую — главный бухгалтер Маргарита Петровна. Напротив директрисы посадили именинницу — секретаршу Миланку. В этот момент в двери приёмной показался физкультурник Яков.

— Ого! — воскликнула Прохоровна. — Я даже и не признала поначалу тебя, Яков. Надо же, как человека меняет одежда!

— Да уж, да уж! — не скрывая восхищения, протянула Лидия Фёдоровна, окидывая с головы до ног статную фигуру вошедшего. У Ларисы Ивановны, что говорится, отвисла челюсть. Зачёсанные назад волнистые волосы, правильные черты загорелого лица на котором выделялись светло-голубые глаза, красивой формы рот, широкие плечи, строгий костюм тёмно-синего цвета и белый воротничок вокруг крепкой шеи с чёрным галстуком — Яков был хорош как киноартист.

Физкультурник засмущался от столь явного внимания женской половины собравшихся, и вопросительно посмотрел на Ларису Ивановну.

— А проходите сюда, Яков Викторович, — та, оправившись от шока, быстро указала ему на место рядом с собой. Прохоровна кинула на неё быстрый взгляд и едва слышно хмыкнула. Директриса, чуть прищурившись, проследила за тем, как Яков с готовностью кинулся на указанное ему место. Наступила неловкая тишина, которую тут же поспешила прервать завхозиха Прохоровна:

— Ну, вот наконец-то все собрались! Дорогая наша, Миланочка! — обратилась она к заулыбавшейся имениннице и жестом фокусника достала из-за спины букет из алых роз. — Мы вот тут всем нашим дружным коллективом хотим поздравить тебя с твоим Днём рождения! Желаем от души крепчайшего здоровья, верного друга рядом и достатка в дом. Скорее выходи замуж за своего Тимоху и нарожай ему кучу сыновей. А теперь я передаю слово нашей дорогой Лидии Фёдоровне. А ты, Алёха, давай ухаживай-ухаживай за своей соседкой. Рюмки-то наполняйте, мужики!

Опомнившиеся Яков с Алексеем стали торопливо разливать по рюмкам и фужерам спиртные напитки. Женщины застучали металлическими ложками и вилками, раскладывая по тарелкам закуски.

Директриса, подняв правую руку с полной рюмкой, встала со своего места и провозгласила тост за именинницу. Собравшиеся её дружно поддержали и быстро выпив по первой рюмке, тут же разлили по новой.

— Как говорится — между первой и второй перерывчик небольшой, — весело приговаривая, старался Алексей, умильно заглядывая в глаза своей соседке. Та тоже вежливо улыбалась ему, но внимание всем сидящим за столом уделяла одинаково. Постепенно за столом обстановка становилась всё раскрепощённей. Ударивший в головы собравшихся алкоголь развязал им языки и дал волю ранее скрываемым эмоциям.

— Как же мне нравится, что я здесь, с вами! — с раскрасневшимся лицом воскликнула директриса, в очередной раз окидывая взглядом улыбавшиеся вокруг неё лица. — Так мне повезло с новым коллективом!

— А как нам-то повезло с вами, Лидия Фёдоровна! — в унисон ей восклицали те и кивали головами в знак согласия.

— Ты, Яков Викторович, особо на водку-то не нажимай, — Лариса Ивановна, пихнула коленом сидевшего рядом физкультурника. Тот пьяненко ухмыльнулся и покачал указательным пальцем: — Ни-ни, Лариса Ивановна, я свою норму знаю. Не беспокойтесь, не подведу и…

— А давайте-ка потанцуем! — неожиданно воскликнула та и кивнула секретарше: — Давай, Миланка, включи нам магнитофончик и найди чего-нибудь душевненькое.

Та быстро вскочила с места и кинулась за портативным магнитофоном, на передней панели которого темнели две бобины с намотанной на них коричневой магнитофонной лентой.

— Дамы приглашают кавалеров! — продолжила нарочито весело Лариса Ивановна и протянула руку физкультурнику. — Не откажите, Яков Викторович, станцуйте со мной.

Тот с готовностью подхватил её под локоток и повёл на свободный от мебели пятачок.

— А можно мне Алексея пригласить на правах именинницы? — простодушно спросила Миланка и тут же получила под столом чувствительный тычок от Прохоровны. Та яростно сверкнула на неё глазами, и чуть кивнула в сторону директрисы. Последняя, посмеиваясь, качала головой и не торопилась приглашать водителя на танец. Она периодически кидала заинтересованные взгляды на свою заместительницу, явно что-то выговаривавшую на ухо физкультурнику. Тот, нахмурив брови и покраснев лицом, невпопад выделывал неуклюжие па. Лицо же самой заместительницы хотя и улыбалось, но улыбка была какая-то напряжённая и фальшивая.

Наконец, песня закончилась. Физкультурник поспешил к столу, а Лариса Ивановна направилась к выходу.

— Вы куда, Лариса Ивановна? — тут же громко окликнула её директриса.

— Да я пойду, носик попудрю, — быстро ответила та.

— Ой, подождите меня! Мне тоже нужно носик попудрить! — пьяно рассмеялась директриса и неуклюже выбралась из-за стола.

Недовольство быстро пробежало по лицу заместительницы директора, но она осталась послушно ждать свою начальницу.

Выйдя из приёмной, женщины направились в сторону туалетной комнаты, представлявшей собой небольшое помещение с тремя умывальниками и двумя дверьми в туалетные кабинки. Директриса быстро забежала в одну из кабинок, и почти сразу же оттуда послышалось журчание.

— Послушайте, Лариса Ивановна, — прямо из-за двери кабинки раздался оживлённый голос Лидии Фёдоровны. — А у нашего водителя — Алексея — есть семья?

— Вроде есть, — осторожно ответила ей собеседница. — А что? Что-то не так?

— Да мне просто сейчас, на вечеринке показалось, что он имеет на меня определённые виды. Ха-ха-ах, — директриса вышла из кабинки, поправляя шёлковый подъюбник и, возбуждённо сверкая маленькими глазками, рассмеялась. — И я всё-таки надеюсь, что мне это только показалось. А иначе мне придётся с ним расстаться и подыскать себе другого персонального водителя.

— И что же с ним не так? — широко улыбнулась Лариса Ивановна, перегораживая ей выход из туалетной комнаты. Стёкла очков скрывали мрачный взгляд своей хозяйки.

— Так это же моветон! — возмущённо пожала плечами пьяненькая директриса. — Я и какой-то водитель! Что он о себе возомнил?!

— То есть, водитель вам не подходит? — опять же осторожно уточнила взбешённая Лариса Ивановна.

— Никогда! — гордо вскинула голову директриса и повернулась к зеркалу, поправляя причёску. — Я что — себя на помойке нашла?! У него хоть среднее образование есть?

— У него высшее медицинское образование, — негромко ответила заместительница директора.

— Что-о?! — резко обернулась Лидия Фёдоровна. — Высшее медицинское?! Он — врач?!

— Хирург, — уточнила её заместительница и, желая предупредить следующий вопрос своей собеседницы, продолжила: — После того как его обвинили в смерти больного по неосторожности и дали условный срок, он ушёл из медицины и работает простым водителем. Так ему спокойней. Так что с образованием у него всё в порядке.

— Вот оно что! — оторопело отозвалась директриса и покачала головой: — В любом случае — это не мой типаж. Слишком рыхлый. Мне вот, например, больше понравился Яков Викторович. Я за ним как-то понаблюдала, когда наши преподаватели играли в баскетбол с преподавателями другого детского дома. Шикарный экземпляр! — при этих словах она кинула на Ларису Ивановну полупьяный хитрый взгляд. — Но тут мне на днях шепнули на ушко, что у вас с ним шуры-муры.

Если бы сейчас над ними сверкнула молния, и грянул гром, Лариса Ивановна была бы менее поражена.

— Слухи, всего лишь слухи, — стараясь изо всех сил казаться спокойной, пожала она плечами. — Бабский коллектив. Что вы хотите? И вам скоро тоже начнут приписывать какие-нибудь пакости.

— Как вы побледнели, однако, — как бы вскользь заметила директриса и вздохнула: — Я, кстати, категорически против служебных романов. У меня есть любимый муж и мне его вполне хватает. У вас, по-моему, тоже. А то, что вы сказали про бабский коллектив, к сожалению, правда. Я уже начала подумывать о том, что не мешало бы привлечь нам сюда побольше специалистов мужского пола. Как вы на это смотрите, Лариса Ивановна?

Та уже полностью взяла себя в руки и обыденно кивнула: — Совершенно согласна с вами, Лидия Фёдоровна.

— Вот и отлично! — улыбнулась директриса и взялась за ручку двери. — Пойдёмте, дорогая моя, боюсь, что нас уже заждались.

Они направились обратно. Лариса Ивановна пропустил директрису вперёд, и тут заметила Егорку, отчаянно махавшего ей из-за угла. Она прикрыла дверь и подошла к нему: — Чего тебе, Ванжус?

Тот поднял на неё умоляющий взгляд и, указав на дверь приёмной, громко прошептал: — Оттуда так вкусно пахнет. Можно мне немножко вашей еды?

Лариса Ивановна пристально посмотрела на него, вздохнула и, бросив: « Жди здесь», — направилась в приёмную. Через несколько минут она вынесла небольшой, увесистый газетный кулёк и сунула его Егорке: — Держи и иди быстро где-нибудь один сеешь. В группу не вздумай носить.

— Спасибо, Ларисаванна, — благодарно закивал головой Егорка и, громко сглотнув слюну, метнулся куда-то под лестницу.

Заместительница директора ещё раз вздохнула и, напряжённо о чём-то думая, направилась обратно в приёмную.

Глава 16

Утром следующего дня Прохоровна без стука зашла в кабинет Ларисы Ивановны и кинула на неё озабоченный взгляд:

— Ну что? Не складывается у нас пока с Лидкой-то?

— Сама всю ночь не спала, — как-то заторможено ответила та. — Кто же знал, что эта тварь окажется такой принципиальной семьянинкой! Знаешь, что она предложила вчера, когда мы её до дома довезли?

— И что же? — оживилась Прохоровна.

— А давайте, говорит, в следующий раз соберёмся вместе с мужьями. А то, говорит, мне перед своим Павликом неудобно за ночные опоздания. Ещё, говорит, подумает чего-нибудь не то, — зло бросила ей заместительница директора и добавила: — Так что напрасно Леша вчера выплясывал перед ней.

— Зато Ритка ходит довольная. Пусть говорит теперь Ларка своего физкультурника ей попробует подложить, раз мой Алёшка для новой директрисы рылом не вышел.

— Ритка так сказала?! Дура! Того не понимает, что не сегодня-завтра узнает Лидка про её восьмиклассное образование и турнёт куда подальше. А на освободившееся место свою племянницу поставит.

— А что — уже Лидкина племянница собирается на место Ритки?! — глаза завхозихи округлились.

— Да я это пока просто так, к слову сказала. Но либо племянницу, либо сестру, либо подругу детства — да просто своего человека — ей захочется на это рыбное место поставить и всё! — кончится у Ритки красивая жизнь. И Лёшка её навряд ли тогда захочет с ней страстную любовь изображать… Тоже, небось, уже привык сладко кушать, да на халяву дефицит всякий получать.

— Да, Ларка, ты права. Она же так может любого из нас выставить за дверь, — оторопело произнесла Прохоровна, которая только что окончательно осознала всю серьёзность ситуации.

Лариса Ивановна посмотрела в окно, за которым виднелось футбольное поле, на котором, страдая от похмелья, проводил урок физкультуры Яков Викторович.

— А я сейчас к ней заходила, к Лидке-то. Так она очень даже хорошо себя чувствует, — пожала плечами завхозиха. — Когда, говорит, у нас следующее мероприятие будет? Так, говорит, мне нравится ваш радушный коллектив.

Лариса Ивановна замерла на месте: — Что она спросила?! Когда у нас следующее мероприятие?

— Да, Ларочка. А что? — обеспокоенно спросила Прохоровна.

На лице Ларисы Ивановны появилось странное выражение: — Кажется, я знаю, чём мы её добьём. Только дело это небыстрое. Придётся потерпеть какое-то время, да и ещё кое-что подготовить.

— Ты сейчас это о чём? — удивлённо посмотрела на неё завхозиха.

Заместительница директора откинулась на спинку кресла, и заговорщицки подмигнула:

— Не дрейфь, Прохоровна, где наша не пропадала, — она прищурила глаза и устремила взгляд куда-то вдаль: — Есть у меня одна задумка. Только скажу позже, когда проверю кое-что. А сейчас напомни мне, Ирка, твоя племяшка-то Настёна в театральном ведь учиться?

— Да. А что? — вновь забеспокоилась завхозиха

— После обеда съездим к ней. Переговорить надо, — усмехнулась заместительница директора. — Не бойся, Прохоровна, просто мне её помощь возможно понадобится.

Вечером учитель физкультуры Яков Викторович трясся в троллейбусе и страдал от чувства жажды и тошноты, мучивших его с самого утра. Он мысленно проклинал себя за то, что вчера вечером вновь не смог удержаться и напился так, что почти и не помнил, как его довезли до дома. В памяти остались только обрывочные воспоминания об уже надоевших стенаниях жены, плаче дочери за дверью спальни, и скользкий от рвотной жижи потрескавшийся унитаз. Он зашёл в гастроном и, переложив из руки в руку, полученную от Ларисы Ивановны тяжёлую авоську с завёрнутыми в газету продуктами, схватил с прилавка коричневую бутылку с пивом и тут же, у входа в магазин, с наслаждением её выпил. Чувствуя, что мир вокруг начинает приобретать более приятные и внятные очертания, он уверенно зашагал к серой пятиэтажке, вокруг которой теснились самодельные гаражи.

— Ой, мужчина, не могли бы вы мне помочь? — неожиданно услышал он приятный женский голосок. Яков без особого энтузиазма оглянулся и увидел стройную как тростинка русоволосую девушку в синих джинсах и белом батнике. Она смотрела на него жалобными глазами и указывала рукой на стоявшее тут же дерево:

— Мой котёнок туда забрался. А я не могу его достать.

Физкультурник, по привычке окинул оценивающим взглядом девушку и нехотя двинулся в её сторону: — Сразу предупреждаю, что, если он высоко забрался, то я не полезу.

— Пожалуйста, пожалуйста, — она умоляюще сложила руки лодочкой. — Мне его вчера только подарили, и он ещё ко мне не привык и поэтому не идёт. Я его звала-звала…

Яков ещё раз взглянул на миловидную девицу, но дальше этого у него не пошло — слишком ещё сказывались на его организме вчерашние алкогольные возлияния.

К счастью, рыжий котёнок не успел высоко забраться и Яков спокойно достал его, хотя немного и ободрал руки об шершавый ствол дерева.

— Ой, спасибо вам громадное! — кокетливо улыбнулась девушка и тряхнула длинными русыми волосами, схваченными чёрной резинкой в конский хвост. Она прижала испуганного котёнка к себе и в свою очередь окинула статную фигуру физкультурника восхищённым взором:

— А вам говорили, что вы — очень интересный мужчина?

— Да ну! Неужто? — усмехнулся польщённый Яков. Девица явно клеилась к нему, но сейчас ему точно было не до неё.

— А вы не хотите взять у меня номер телефона? — она не сводила с него настойчивого взгляда серых глаз.

— Надо же! — вновь усмехнулся физкультурник и, прищурившись, покачал головой: — До чего дошли наши бабы — сами уже на улице вешаются на шею женатым мужикам.

— А вы женаты? — не очень удивилась девушка. — Но ничего — как говорится в народе: жена — не стена, можно и пододвинуть.

— Нашлась тут двигательница, — неожиданно нахмурился Яков. — Иди, давай…со своим котёнком…

Девушка странно захихикала и, не сказав ни слова, тут же развернулась и поспешила в сторону остановки.

Яков растерянно посмотрел ей вслед, пожал плечами и вновь направился в сторону дома.

На следующий день Егорку вызвала к себе психиатр Алла Михайловна.

— Ну, Егор, давай нарисуй мне дом и посели в этот дом всех кого ты любишь, — она положила перед мальчишкой чистый лист бумаги и коробку с остро отточенными цветными карандашами. Голос её звучал хрипловато и чуть надтреснуто.

— А зачем?

— Это такой тест. Я посмотрю на твой рисунок и сразу скажу, кого ты любишь, а кого — нет.

— Я сам знаю, кого люблю, а кого нет, — недовольно буркнул Егорка и волком посмотрел на свою собеседницу. Эта врачиха выдернула его из четвёртого класса с урока географии — единственного предмета, который был Егорке интересен и на который он ходил самостоятельно. Ходил с удовольствием, несмотря на то, что из-за этого пропускал подготовительные занятия в группе. А эта сейчас заставляет его рисовать какие-то домики. А он так хочет послушать про дальние страны и известных путешественников.

— Отпустите меня к Петру Петровичу, — неожиданно попросился он. — Я не хочу рисовать эти дурацкие домики. Я потом их нарисую. Можно?

— Нет, Егор, нельзя! — твёрдо заявила Алла Михайловна. — Мне уже скоро нужно бежать в другое место. Я ведь не только здесь работаю. Так что давай, быстренько нарисуй, а потом я отпущу тебя в группу. Или на урок, если уж Пётр Петрович разрешает тебе сидеть на его занятиях. И не вздумай сейчас бузить! — быстро предупредила она мальчишку, заметив, что тот начал пыхтеть. — А то быстро в психушку сейчас отправлю.

Егор, уже успевший наслушаться от старших воспитанников о болючих уколах в психбольнице и о смирительных рубашках для особо шустрых, метнул на врачиху исподлобья ненавидящий взгляд, но промолчал и, схватив карандаш, стал резкими движениями рисовать этот чёртов дом.

— А крыша есть у твоего дома? Молодец! А крыльцо будет? Молодец! — стала приговаривать Алла Михайловна, внимательно следя за мальчишкой. — А кого ты поселишь в этот дом вместе с собой? Папу? Интересно. А маму?

— Мама на небесах. Она не сможет теперь жить с нами, — буркнул Егорка.

Алла Михайловна удовлетворённо кивнула: — А кого из ребят ты поселишь с собой? А воспитателей?

— Фёдоровну я поселю с собой, — неожиданно для себя увлёкся Егор. — И Ольгу Фанасьевну, и маленькую Ольгу, и друга Алёшку…

Минут через сорок врач-психиатр Алла Михайловна, войдя в приёмную, кивнула секретарше и постучала в дверь кабинета директора.

— Войдите, — услышала она и шагнула вовнутрь кабинета.

— Слушаю вас, Алла Михайловна, присаживайтесь, — директриса радушным жестом пригласила вошедшую присесть. — Посмотрели Ванжуса? Что скажете?

— Ничего особенного, Лидия Фёдоровна, — пожала плечами та. — Девиантное поведение, не более. Понятно, что у таких родителей не мог родиться великий математик, но у Ванжуса достаточно хороший умственный потенциал.

— Но он же вон какой агрессивный! — недовольно нахмурилась директриса.

— Бывают худшие варианты. А Ванжуса ещё можно контролировать.

— А то, что он страдает энурезом?! — упрямо парировала директриса.

— Ну, это скорее к неврологу, чем ко мне. Да и наши медики говорят, что после обследования стали думать о врождённой патологии почек. Когда рентген пару месяцев назад ему сделали, то вроде как нашли удвоение почки справа.

— Да-да, припоминаю, что Людмила Алексеевна говорила о чём-то подобном, — устремив взгляд в окно, машинально постучала карандашом по столу директриса и вздохнула: — Что же получается — что его никак в психбольницу нельзя положить?

— Пока нет никаких показаний, — пожала плечами Алла Михайловна и спросила: — Я свободна?

— Ну, хоть какие-нибудь успокаивающие препараты вы ему можете выписать? — чуть растерянно спросила директриса.

— Это можно. Прямо сейчас и напишу девочкам на посту, — кивнула та и вышла за дверь.

Директриса озабоченно потёрла виски и пробормотала: — Ох уж этот Ванжус!

Сам Егорка, просидев на последнем уроке у географа Петра Петровича до самого конца, выбежал из класса и понёсся к железному гаражу, где хранились детские велосипеды, санки, лыжи и прочий спортивный инвентарь. Быстро выкатив своего «Орлёнка», он тут же оседлал его и с гордым видом покатил в сторону общей площадки, где уже гуляли ребята постарше. Сделав пару кругов вокруг основного корпуса детского дома, он почувствовал жажду и решил забежать с задней двери кухни, примыкавшей к большой столовой. Там он увидел, как в багажник директорской машины водитель Алексей закинул пару поддонов с куриными тушками. В самом багажнике уже стояли коробки с молоком, маслом, ещё с чем-то.

— Ну, всё, я поехал, — крикнул он кому-то в открытую дверь кухни и, не обращая внимания на Егорку, сел за руль и тут же уехал. Мучимый жаждой Егорка тихонько поднялся по нескольким ступенькам, шаря глазами по сторонам в поисках кружки и крана с водой. Он неслышно прошёл вовнутрь помещения.

— А ну положи! Положи, кому я сказала! — вдруг раздался истошный женский крик, и Егорки чуть не описался от страха. Он сумашедше завертел головой, но никого не увидел. Зато услышал, как другой женский голос с сарказмом ответил:

— Ага, счас! Эти значит, будут коробками себе курей домой тащить, а я и одной курицы не могу взять, чтобы своих детей прокормить.

Егор узнал по голосу медсестру Веру Васильевну.

— Тебе ли, Верка, жаловаться! У тебя дом — полная чаша. Муж такие деньжищи зарабатывает! — воскликнул первый голос. — Положи курицу на место, я тебе сказала! Чем я завтра ребят буду кормить? У меня осталось ровно на завтрашний суп им на обед, да на ужин порционно раздать.

— Ничего, выкрутишься! Не в первый раз, — ехидно ответила медсестра Вера Васильевна. — Если не хватает — достань и отдай им тех курей, что для себя приготовила.

— Ах, ты ж тварь ты такая, Верка! — крикнул первый женский голос, и Егорка услышал глухой удар, чьи-то восклицания, какой-то шум.

Движимый любопытством, он тихонько прокрался вперёд и, заглянув за угол, замер — прямо у большого разделочного стола, сцепившись в жарком поединке, пыхтели раскрасневшись от напряжения повариха и медсестра Вера Васильевна. Первая изо всех сил тянулась за куриной тушкой, которую прямо над головой держала полная, крашенная гидропиритом медсестра. Она, тяжело дыша, отталкивала от себя повариху, норовя откинуть её подальше от себя. Наконец ей это удалось, и тоже не худенькая повариха Антонина Семёновна с глухим воплем рухнула на каменный пол.

— И смотри у меня, Тонька! Держи язык за зубами! А иначе я тебе тут такие проверки начну устраивать по санэпидрежиму, что потом сама станешь мне пакеты с курями домой привозить, — победоносно размахивая курицей, медсестра направилась к выходу. Здесь она ловко завернула тушку в полотенце и, сунув её под мышку, с невозмутимым видом пошла в сторону медицинского кабинета.

— Чтоб тебя разорвало, тварь такую! — с усилием поднимаясь с пола, выкрикнула ей вслед повариха и, растирая ушибленное бедро, захромала к холодильнику. Там она сунула руку за агрегат и, достав из-за него туго набитую полотняную сумку, с явным сожалением вынула оттуда куриную тушку.

Завхоз Ирина Прохоровна прошла по двору, где на перемене шумела детвора и крикнула кому-то из громко перекрикивавшихся подростков: — А ну, вы там — потише! У Ларисы Ивановны голова сильно болит, ей покой нужен.

— Так у неё же окно кабинета во-о-он где! А мы здесь шумим, — удивлённо посмотрел на неё один из подростков. Но его ответ мало интересовал женщину. Она боковым зрением заметила, как при первой фразе обернулся на её голос физкультурник Яков и с каким беспокойством он заторопился в корпус. Прохоровна усмехнулась и не спеша направилась к себе в подвал.

Яков Викторович аккуратно постучал в дверь и, тут же приоткрыв её, заглянул вовнутрь. Лариса Ивановна сидела за своим столом, стиснув ладонями виски.

— Можно, Лариса Ивановна? — почему-то громким шёпотом спросил он. Не дождавшись ответа, физкультурник плотно прикрыл за собой дверь и, заперев её на ключ, кинулся к женщине: — Лариса Ивановна, Ларочка! Что случилось?! Я случайно услышал от Ирины Прохоровны, что у тебя голова болит. Сильно болит, Ларочка?! Давай я «скорую» вызову.

— Не надо «скорую», — с усилием произнесла та и, подняв голову, внимательно посмотрела на мужчину. Тот стоял перед ней на коленях и с искренним беспокойством смотрел ей в лицо.

— Может лекарства какие нужно? Ты только скажи, я мигом сгоняю.

— У меня в сумке достань цитрамон, — сквозь зубы произнесла заместительница директора и проследила за тем, как Яков тут же кинулся к её сумке и в поисках лекарства нечаянно уронил её. Из сумки посыпались зелёные трешки, синенькие пятёрки, красные десятки и фиолетовые двадцатипятирублёвки.

— Ох, ты, сколько денег! — машинально воскликнул Яков и, отодвинув их чуть в сторону, продолжил судорожно искать лекарство. Найдя, наконец-то, светло-жёлтый прямоугольник с отпечатанными буквами, он радостно воскликнул: « Нашёл, нашёл!», — и подскочил к столу, где продолжала сидеть и наблюдать за ним заместительница директора. Она по-прежнему сжимала ладонями виски. Яков тут же достал одну таблетку и, налив в бокал воды поднёс его Ларисе Ивановне: — На-ка, Ларочка, девочка моя, выпей быстренько таблеточку и всё пройдёт.

— Как ты меня назвал?! — изумлённо подняла на него глаза заместительница директора.

— Девочка моя… — растерянно повторил физкультурник. — А что? Что-то не так?!

— Спасибо тебе, Яшечка! Ещё никто так меня не называл, и я буду счастлива слышать это от тебя, милый, — растроганно ответила та и как-то смущённо покачала головой: — Как хорошо, что я не ошиблась в тебе, Яков Викторович.

Физкультурник, собиравший в этот момент выпавшие из сумки Ларисы Ивановны вещи и деньги, удивлённо поднял голову: — Этот ты сейчас о чём, Ларочка? В чём ты не ошиблась?

— Да ни в чём. Не бери в голову, — почему-то радостно усмехнулась Лариса Ивановна и, закинув таблетку цитрамона в рот, запила её водой из бокала. Она сидела за своим столом и с плохо скрываемым удовольствием наблюдала, как у её ног копошился этот красивый, статный мужчина.

Спустя короткое время она поблагодарила Якова за помощь и, сказав, что у неё всё хорошо, пошла в подвал к Прохоровне. Та сидела у себя одна и заполняла какие-то бланки. Заслышав шаги, она подняла голову и, увидев Ларису Ивановну, хитро ухмыльнулась: — Ну, что! Всё прошло как надо?

Заместительница директора довольно кивнула головой и плотно прикрыла за собой дверь.

— А ты в нём сомневалась, — укорила её завхозиха.

— Любая бы засомневалась на моём месте. Я ведь человек объективный и прекрасно знаю цену своей внешности, — продолжая улыбаться, села на стоявший тут же стул её собеседница. — Он с честью прошёл все мои нехитрые проверки.

— И что теперь?

— А теперь, Ирка, я эти ночи думала-думала и надумала, что лучше всего будет, если директором этого детского дома станет наш человек, — уверенно произнесла Лариса Ивановна.

— Ты?!

— Нет, не я. Ты же знаешь, что меня никогда не поставят на это место.

— Тогда… тогда кто?

— Яков Викторович.

— Наш физкультурник Яшка?! — ошеломлённо прошептала Прохоровна и придушенным голосом добавила: — Но почему он?

Лариса Ивановна снисходительно посмотрела на неё и с любовью в голосе произнесла: — А ты помнишь, Ирка, каким красавчиком он был вчера в том костюме. Из него получится шикарный директор!

Оглушённая сообщением завхозиха раскраснелась от возбуждения: — А он-то сам уже знает? Он хочет быть директором?

— Нет. Скажу сама ему сегодня вечером. А ты пока молчи. Потому что пока мы сдвинем с места Лидию Фёдоровну, пройдёт какое-то время. А Яков за это время должен будет немного поднатаскаться у неё да себя показать. Иначе его кандидатуру даже рассматривать не станут.

— А как же его там назначат? — Прохоровна заговорщицки показала указательным пальцем куда-то в потолок.

— Будем работать на упреждение. Есть у меня один человечек в их системе. Очень подарки да деньги любит. Вот его и попросим о помощи. Придётся, конечно, и дальше его подмазывать, но оно того стоит, — устало улыбнулась Лариса Ивановна.

— Ну, а, если всё-таки твой Яков иногда станет на сторону посматривать? — Прохоровна аж склонилась к своей собеседнице.

— Та пожала плечами: — Ну, подъеб…я с ним любая сможет, а возвратиться он, всё-равно, ко мне.

Прохоровна встала из-за стола и восхищённо развела руками: — Ну, Ларка, ну — голова! Тебе бы в правительстве где-нибудь работать!

Та довольно улыбнулась.

— Лар, но он же простой физкультурник! Сама понимаешь, кто там учится. У них же даже времени на развитие нет, — тут же озабоченно воскликнула завхозиха.

— А я на что?! Всегда буду рядом с ним, и где что нужно будет — всё подскажу. Ну и на заочку его отправим в институт какой-нибудь. По профилю. Ничего, Прохоровна, всё у нас получится! — уверенно воскликнула Лариса Ивановна и многозначительно улыбнулась.

Глава 17

После семи часов вечера Лариса Ивановна вышла из своего кабинета и направилась в сторону спортивного зала, где должны были закончиться тренировки у баскетболистов. Команды мальчиков и девочек от десяти до пятнадцати лет с увлечением гонялись за большим оранжевым мячом. Звонкие детские крики гулким эхом отдавались под высоким сводом большого спортивного зала. На чёрном табло, что висело на стене, зеленели какие-то цифры. Вместе с ребятнёй по залу носились поджарые преподаватели физкультуры со свистками на верёвочках, болтавшихся у них на шее.

Заместительница директора встала в проёме двери и стала наблюдать за исходом поединка.

— Со счётом 46 на 56 победила команда девочек! — громко выкрикнул Яков Викторович и махнул рукой в сторону завизжавших от восторга девчонок. Последние вначале запрыгали на месте от радости, потом кинулись обниматься между собой. Проигравшие мальчишки, презрительно посматривая на победительниц и негромко переговариваясь между собой, понуро покинули спортивный зал.

— Как переживают-то мальчишки, — громко усмехнулась Лариса Ивановна. — Прямо как-будто корову проиграли.

Физкультурники поспешили к ней:

— Жалко, что вы с самого начала не видели, как девчонки взяли в оборот пацанов. Можно сказать — сразу взяли всё в свои руки, — подобострастно улыбаясь, произнёс темноволосый физкультурник Олег Васильевич. Он выжидательно посмотрел на Ларису Ивановну, но, увидев, что та не обращает на него никакого внимания, стушевался и постарался незаметно пройти в преподавательскую раздевалку.

— Подожди, Олежек, — неожиданно окликнул его Яков Викторович, оттирая тыльной стороной правой ладони пот со лба и, широко улыбнулся Ларисе Ивановне: — Хорошо, что вы сами заглянули к нам, Лариса Ивановна. Просьба у нас есть к вам небольшая, и нас это здорово бы выручило.

Заместительница директора вопросительно посмотрела на него: — Ну?

— Олежек, давай сам расскажи. Ты придумал — тебе и карты в руки, — Яков Викторович кивнул своему напарнику.

Тот с жаром стал рассказывать о том, что у них много мячей и велосипедных шин, которые периодически нужно надувать. И да, для этого они используют велосипедные насосы. Но это достаточно долго и трудоёмко…

— Короче, что вы хотите? — нетерпеливо прервала его Лариса Ивановна, у которой было, по её мнению, более срочное и важное дело к самому Якову.

— Там, в кладовке у Ирины Прохоровны стоит старый холодильник, которым давно уже никто не пользуется. Отдайте его нам, пожалуйста, — оба физкультурника просительно посмотрели на женщину.

— Холодильник? — на лице Ларисы Ивановны появилось удивлённое выражение. — А какая связь между мячами и холодильником?

— Самая прямая! — горячо воскликнул Олег Васильевич. От возбуждения глаза его загорелись, а голос стал прерывистым. — Нам, собственно, нужен не сам холодильник, а только компрессор от него. Мы приделаем к нему шланг с иглой от велосипедного насоса и компрессор, нагнетая воздух, будет справляться с этой задачей гораздо быстрее и лучше.

В зале повисла тишина. Заместительница директора нахмурилась и посмотрела на Якова Викторовича: — А ты что скажешь? Вам это, действительно, нужно?

— Не поверите, Лариса Ивановна, но все наши преподаватели физкультуры будут вам очень благодарны за это, а другие школы и интернаты станут нам просто завидовать.

— Ну-ну, — как-то недоверчиво произнесла женщина и пожала плечами: — Ну, раз говорите, что дело нужное, то так и быть — забирайте тот холодильник. Скажу Прохоровне, чтобы отдала вам его завтра же. Только, ты, Олег Васильевич, потом сам же мне и покажешь это сказочное устройство.

— Обязательно, Лариса Ивановна, — радостно откликнулся тот, продолжая преданно заглядывать ей в глаза.

— А ты, Яков Викторович, зайди ко мне, дело есть, — бросила напоследок Лариса Ивановна и, развернувшись, важно прошествовала по длинному, большому холлу, изредка кивая пробегавшим мимо ночным нянькам и подзадержавшимся воспитателям.

— Да, Лариса Ивановна! Я мигом — только душ быстренько приму, а то набегались сейчас…

Спустя короткое время физкультурник Яков, оглядевшись по сторонам, быстро просочился в кабинет заместительницы директора. Та стояла у окна и, услышав скрип двери, оглянулась: — Проходи, Яшечка, и дверь за собой закрой на ключ. Разговор у меня к тебе есть серьёзный.

— Что-то случилось? — упавшим голосом спросил Яков, которому очень не понравилась незнакомая интонация в голосе своей начальницы. — Я что-то не так сделал? Или с машиной не получается?

— Погоди, не тренди, Яков. Сядь-ка лучше сюда и на тебе стакан воды, — женщина пододвинула в его сторону граненый стакан с холодной водой.

— Всё так плохо? — побледнел физкультурник и, с сокрушённым видом опустившись на предложенный стул, тихо спросил: — Меня увольняют? За что?

Лариса Ивановна покачала головой:

— Да никто тебя не собирается увольнять…

— Тогда значит, ты… то есть.. значит вы даёте мне… вы даёте мне от ворот поворот, — наконец выдавил из себя Яков и с обречённым видом поднял на неё повлажневшие глаза.

Заместительница директора обхватила лицо руками и затряслась в беззвучном смехе. Потом, раскрасневшаяся, она отняла руки от лица:

— Боже мой! Какой же ты ещё дурачок, Яшечка!

Физкультурник недоумённо развёл руками:

— А что прикажете думать? В кабинет завели, присесть предложили и стакан воды впридачу. Сразу мысли всякие в голову и полезли. А что всё-таки происходит, Ларочка?

— Ты прав, Яшечка, — происходит. И очень серьёзная вещь сейчас происходит, — Лариса Ивановна пытливо уставилась ему в глаза.

— Ты беременна? — вдруг придушенно прошептал физкультурник и замер в ожидании ответа.

— Кх-х, — аж подавилась слюной заместительница директора и сильно закашлялась.

Физкультурник тут же подскочил к ней и стал изо всех сил лупить её ладонью по спине.

— Стой, стой, дурак! Не бей так! Больно же! — продолжая кашлять, попыталась увернуться от его ударов женщина.

Проходившая в этот момент мимо кабинета заместителя директора ночная нянька Татьяна Васильевна, заслышав непонятный шум и крики, вначале замерла на месте, а затем, быстро оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто её не видит, на цыпочках подошла к двери и прижалась к нему ухом.

— Так ты же подавилась, Ларочка. Вот я и решил тебе помочь, — растерянно отступил от неё взволнованный физкультурник. — Так это правда или нет? Ты…

В этот момент он увидел, как заместительница директора, продолжая откашливаться, неожиданно уставилась в сторону входной двери и тут же быстро приложила указательный палец к губам, призывая его замолчать. Затем обескураженный физкультурник увидел, как Лариса Ивановна, подавив кашель, ловко и бесшумно поднялась со своего места и, на цыпочках подойдя к дверному проёму, молниеносно повернула ключ в замочной скважине и распахнула дверь. Вместе с дверью в комнату, вскрикнув от неожиданности, тяжело ввалилась и рухнула на пол ночная нянька Татьяна Васильевна.

— Что, Танька, никак не угомонишься? — нависла над ней, грозно сверкая стёклами очков, заместительница директора.

— А я что? Я крики какие-то услышала…думала — вдруг убивают, — ловко поднимаясь с пола, попыталась оправдаться раздосадованная и смущённая произошедшим ночная нянька. — У нас же здесь проходной двор. Мало ли кто забредёт. А я, можно сказать, Лариса Ивановна, вашу жизнь сберечь хотела.

— Как же — хотела жизнь мою сберечь! — с сарказмом в голосе передразнила её та. — Пошла вон отсюда! Ещё раз застану тебя за подобным увлекательным занятием — сразу вылетишь отсюда с чёрной меткой. Ясно тебе?!

— Да ясно, ясно, — недовольно пробормотала та, шустро выметаясь из кабинета.

Ошарашенный физкультурник растерянно развёл руками:

— Как ты узнала, что она подслушивала за дверью?

Заместительница директора усмехнулась и кивнула на дверь: — Видишь под дверью щель? Я случайно заметила, что там мелькнула какая-то тень и сразу поняла, что кто-то подслушивает. А нам сейчас лишние уши совсем ни к чему.

— А почему… то есть я хотел спросить — а ты как-то накажешь эту няньку? Ну, за то, что она подслушивала? — с живым интересом неожиданно поинтересовался Яков.

— Накажу обязательно — лишу очередной премии.

— А если её сразу уволить? Она же всё-время тебя раздражает.

— Уволить?! А в ночь с этими засранцами ты останешься работать? У неё же младшая группа. Станешь им задницы вытирать, да сопли утирать? То-то же! Вот и не говори о том, о чём сам не понимаешь.

Лариса Ивановна села на край старого, обтянутого потёртой кожей дивана и похлопала рукой по нему прямо рядом с собой: — Сядь-ка сюда, Яков Викторович, и слушай меня внимательно.

Тот быстро присел рядом и весь обратился во внимание.

— Ты уже, наверное, заметил, что у нас не очень складываются отношения с новой директрисой, — начала издалека заместительница директора.

— Ну-у-у… наверное… — неопределённо пожал плечами её собеседник. — Я ведь, Ларочка, не очень разбираюсь в этих ваших бабских штучках. Поэтому поверю тебе на слово. И что?

— А то, что если мы так и не сможем найти возможность изменить эту ситуацию, то все очень сильно рискуем остаться у разбитого корыта, — негромко пояснила Лариса Ивановна и продолжила: — Тебе же уже начали перепадать дефицитные продукты и вещи из нашего котла и, вроде бы, тебе это понравилось.

— А кому же не понравиться, когда такие вещи достаются задарма! — радостно подтвердил тот. — А что нужно сделать, чтобы изменить эту ситуацию? Ты же, вроде, говорила, что хочешь приручить эту Лидию Фёдоровну.

— Говорила, — согласно кивнула женщина. — Но, похоже, что на это у нас может уйти слишком много времени и сил. Поэтому я решила, что мы, как говорится, пойдём другим путём.

— Интересно — каким?

— Нам нужен свой директор. Иначе говоря, нужно, чтобы директором стал кто-то из наших, проверенных людей, — заместительница директора повернулась лицом к своему собеседнику и в упор уставилась на него.

— Да, я тоже согласен, что лучшего директора, чем ты, Ларочка, нам не найти, — тут же торопливо подхватил физкультурник.

— Нет, Яков, я никогда не смогу быть директором и на это есть причина. Когда-нибудь, возможно, я тебе расскажу — почему, но не сейчас, — нахмурилась Лариса Ивановна. Но тут же взгляд её просветлел, и она загадочно улыбнулась:

— Поэтому мы подумали и решили, что директором нашего детского дома должен стать ты, Яков Викторович.

В комнате наступила звенящая тишина. Побледневший физкультурник медленно поднял на свою собеседницу стеклянный взгляд.

— Не переживай так, Яшечка, — поспешила успокоить остолбеневшего мужчину заместительница директора и покровительственно похлопала его по плечу: — Не боги горшки обжигали и у тебя всё получится. Я всегда буду рядом с тобой и это главное условие твоего назначения на должность директора.

Физкультурник как-то потерянно покачал головой и едва выдохнул: — Ты же пошутила, Ларочка?!

— Нет, это не шутка, Яков Викторович. Ты, действительно, должен стать нашим директором, — с напором произнесла Лариса Ивановна.

— Ну, какой из меня директор?! — жалко улыбнулся Яков и растерянно огляделся по сторонам, словно ища у кого-то поддержки. Но они были в комнате вдвоём и, ему ничего не оставалось, как вновь устремить свой взгляд на собеседницу.

— Машину хочешь?

— Хочу, конечно, но…

— Так у тебя же будет служебная машина и не одна. Сможешь ездить на какой захочешь. А потом купишь себе любую, которая придёт по распределению в детский дом. Будешь, как сыр в масле кататься. Жена, дочь тебе только благодарны будут — обеспечишь их на всю оставшуюся жизнь. Ты понимаешь, что когда ты станешь здесь директором, то мы с тобой таких дел наворотить сможем. Озолотимся на всю оставшуюся жизнь! Ну, решайся!

— Заманчиво, конечно, — всё ещё растерянно протянул Яков. — У меня прямо в голове не укладывается, что такое со мной вообще может быть.

Увидев, что в глазах собеседника загорелся интерес, и голос его стал увереннее, Лариса Ивановна поняла, что цель достигнута — физкультурник уже начал примерять на себя роль директора детского дома. Теперь наступил момент истины и она, взяв его двумя пальцами за подбородок, повернула лицом к себе: — Но ты должен прямо сейчас уяснить для себя одну оч-чень важную вещь.

— Говори, Ларочка! Для тебя всё что угодно, — с сияющими от возбуждения глазами, отозвался тот.

— Этим назначением ты будешь обязан только мне. И только я буду твоей правой рукой всё время, что ты будешь на этой должности. Тогда в моих интересах будет делать всё, чтобы ты как можно дольше оставался директором этого детского дома.

— Я согласен, Ларочка, — прошептал Яков. Ему продолжало казаться, что всё это происходит во сне.

— И запомни: тот день, когда ты вдруг решишься предать меня или от меня избавиться — станет твоим последним днём пребывания здесь, — голос Ларисы Ивановны не сулил ничего хорошего. — Как там у Тараса Бульбы: « Я тебя породил — я тебя и убью».

— Звучит страшно, — нервно усмехнулся физкультурник: — Но я постараюсь никогда не предавать или бросать тебя, Ларочка. Только одно не пойму — как же я смогу стать директором, пока в том кабинете сидит Лидия Фёдоровна.

— А я и не говорила, что тебя прямо завтра назначат на её место, — вздохнула Лариса Ивановна. — Нам тоже, конечно, не выгодно, терять столько времени, но спешка, сам знаешь, хороша только в одном случае.

— А когда же тогда? — чуть расстроенным голосом спросил Яков.

— Думаю, что через пару-тройку месяцев мы с ней распрощаемся. Только сделать это всё нужно по-умному. А ты за это время всё-таки закончи водительские курсы. Да ходи теперь и подмечай всё за директрисой — как и что почём.

Физкультурник пожал плечами:

— Как подмечать-то?? Я же не могу всё время за ней ходить. У меня пока своя работа есть.

— И то правда, — согласилась Лариса Ивановна. — Ладно, не переживай, всё утрясётся. Тем более, что я всегда буду рядом с тобой и подскажу при случае — что и как делать.

— А как же ты собираешься её…кхм… ну, убрать с этого места, — глаза Якова уже горели нетерпением и ожиданием грядущих кардинальных перемен в его жизни.

— Самым надёжным старинным русским способом, — загадочно улыбнулась заместительница директора и похлопала физкультурника по плечу: — Не дрейфь, Яшечка! Всё будет хорошо. Где наша не пропадала!

Глава 18

Воспитательница Елена Леонидовна тяжело поднялась со стула и, переваливаясь с ноги на ногу, зашагала в сторону детского туалета:

— Всё? Все сделали свои дела? — обратилась она к сидевшим на больших эмалированных горшках детям. Девочки были отгорожены от мальчиков старой, потрёпанной, когда-то белой ширмой.

— Да-да, — закричали те и тут же затихли — в этот момент в туалетную комнату заглянула ночная нянька Татьяна Васильевна. Судя по всему, на работу в это раз она пришла без настроения. Она окинула тяжёлым взглядом детей и недовольно поинтересовалась: — А чё ты их, Ленка, на горшки-то высаживаешь? Пусть на унитазы залазят, да смывают хорошенько за собой.

— Да высокие же унитазы, для взрослых. Изгваздают всё, да и сами же видите, что на всех этих самых унитазов не хватит, — попробовала возразить ей та. — А тут они дружно сделают свои большие дела, да и в унитаз всё сами и смоют.

— И горшки пусть за собой сами вымоют. Нечего мне лишней работы добавлять, — хмуро заявила Татьяна Васильевна и пошла переодеваться в рабочую одежду.

Дети, молча, переглянулись. В комнате наступила тягостная тишина.

— Сволочь такая! — подражая чьей-то интонации, не выдержал Егорка. Он встал с горшка, вытер задницу смятым газетным обрывком и быстро натянул трусы. Затем взял тяжёлый горшок и, вылив содержимое в унитаз, быстро сполоснул его под краном. — Всё, я пошёл в группу.

— А ну, стой, Ванжус! — неожиданно в проёме двери вновь появилась фигура ночной няньки. Она уже переоделась во фланелевое, просторное платье и накинула на себя пожелтевший от времени медицинский халат. — Ты, засранец, кого тут сейчас сволочил? Уж не меня ли?

Егорка настороженно посмотрел на женщину.

— Чего молчишь, а?! А горшок-то свой ты за собой вымыл? — она подошла к фанерному шкафчику с отделами для горшков и коротким взмахом руки скинула эмалированный горшок на пол из тёмно-красной метлахской плитки. Раздались оглушительный металлический звон и дребезжание, и дети машинально вскрикнули, зажав ладонями уши. — Смотрите все — какой грязный! А ну, взял его быстро и вымыл при мне хорошенько!

— Я уже помыл его хорошенько, — дрожащими от волнения губами ответил Егорка, глядя с ненавистью прямо ей в глаза.

— Что ты там сказал, щенок?! — прищурила глаза Татьяна Васильевна и, встав в позу — руки в боки — заорала: — Быстро я кому сказала! А то ты у меня сейчас своим поганым языком этот горшок вылижешь до блеска!

— Не стану я ничего вылизывать! — фальцетом воскликнул Егорка. — Сама лижи, если тебе так надо, дура!

— Ой! — воскликнула испуганная происходящим маленькая Оля и руками обхватила свои щёки. — Нельзя, Егорка, так старшим говорить.

— А чё она?! Чё она сказала, чтобы я вылизывал этот чёртов горшок? — возмущённо посмотрел на девочку Егорка и в этот же момент он, получив, звонкую пощёчину, улетел прямо к окну. Вскрикнув от боли, он схватился за плечо и, увидев, как на него устрашающе надвигается ощерившаяся от бешенства ночная нянька, вскочил на подоконник: — Не подходи ко мне, дура! А то я сейчас выброшусь из окна!

Мальчишка быстро повернул нижний шпингалет и, приоткрыв створку окна, одной ногой шагнул на жестяной, с остатками облупленной белой краски, карниз.

— А-ха-ха! — залилась в злорадном хохоте Татьяна Васильевна. — Нет, ты, Ленка, это видела?! Решил меня напугать! Да, прыгай-прыгай давай, гадёныш! Хоть воздух чище станет, если ты там убьёшся. Только вот со второго этажа убиться насмерть трудно, а вот инвалидом точно станешь.

— Вы бы с ним поаккуратнее, Татьяна Васильевна! — забеспокоилась воспитательница Елена Леонидовна. Находясь на предпоследнем месяце беременности, она встала в проёме двери, придерживая рукой большой как дирижабль живот. — Сами же знаете, что это за фрукт. Не дай Бог кинется с ножом потом из-за угла.

— А ты каркай побольше, Ленка, — неожиданно опомнилась ночная нянька и протянула руку к Егорке: — Всё, Ванжус, побуянил и хватит. Иди, сполосни свой горшок и бегом в спальню. Останешься сегодня без булочки в наказание.

— Я же сказал, что не стану второй раз мыть этот чёртов горшок! — увереннее заявил тот, глядя на свою мучительницу странным холодным взглядом. Затем Егорка, вцепившись рукой в створку окна, переступил с ноги на ногу. Неожиданно карниз заскрежетал под его ногой и поехал вниз. Глаза Егорки расширились и он, судорожно цепляясь вдруг взмокшей ладонью за крашенную масляной краской оконную раму, тоненько запищал: — Помогите, падаю!

Последнее, что увидели обомлевшие от ужаса женщины и дети — это выпученные от ужаса глаза Егорки.

— А-а-а, — послышался короткий вскрик мальчишки, затем почти сразу же раздался глухой звук падения чего-то тяжёлого на асфальт и тишина…

— Эт-т-о ч-чё он?… Эт-то з-зачем же он? — одними губами прошептала беременная Елена Леонидовна и тут же схватилась за низ живота: — Ой, мамочки! Что это?!

Бледная как мел Татьяна Васильевна тут же опомнилась и кинулась к окну. Она бросила быстрый взгляд на лежавшего без движения на асфальте Егорку и огляделась по сторонам — уже темнело, и на улице почти никого не было. Только пара мальчишек промчалась за сплошным, бетонным забором на велосипедах, да какая-то женщина завернула за угол соседнего дома.

— Всем молчать! — крикнула она и выбежала из группы. Растерянные и испуганные дети сбились в один угол и с ужасом смотрели на корчившуюся на полу воспитательницу Елену Леонидовну.

— Олечка! — простонала та. — Беги в соседнюю группу и позови сюда кого-нибудь из взрослых.

Девочка быстро закивала и двинулась бочком-бочком вдоль стенки к выходу. Там она с силой распахнула входную дверь и побежала по коридору в соседнюю группу, но на повороте с размаху упёрлась в мягкий живот шедшей ей навстречу директрисы Лидии Фёдоровны.

Та охнула и, схватившись за живот, только и спросила: — Ты куда так бежишь, Шумская? Поосторожнее надо бегать и смотреть по сторонам…

— Там…там… — запыхавшись и указывая пальцем куда-то в противоположный конец коридора, возбуждённо затараторила Олечка.

— Что — там? — обеспокоенно спросила директриса.

— Там воспитательница Елена Ленидовна помирает…и…и… и Егорка убился из второго этажа… — торопясь и путаясь, сверкала глазами девочка, буквально подпрыгивая на месте.

— Кто умирает?! Почему — умирает? И что значит — Егорка убился? — опешила Лидия Фёдоровна и, схватив девчонку за руку, потащила её обратно в группу. Та и сама с готовностью побежала рядом с ней во всю прыть.

В этот момент на ступеньках боковой лестницы показалась плотная фигура Татьяны Васильевны. На руках она тащила безжизненное тело Егорки. Из ушей мальчишки прямо на бетонные ступеньки капала тёмно-бордовая кровь. Увидев директрису и девочку, ночная нянька резко побледнела и замерла на месте.

— Что случилось, Татьяна Васильевна?! — вскрикнула от неожиданности директриса и кинулась к мальчишке. — Что с ним?

— Он с окна упал, — негромко произнесла Олечка, заворожено следя за тем, как капают на пол капли крови.

— Так надо же «скорую» быстрее вызвать! Как он мог у вас упасть?! Куда вы смотрели?! — схватилась за голову Лидия фёдоровна.

В этот момент из-за дверей группы послышался пронзительный женский крик: — А-а-а…помогите кто-нибудь!.. Вызовите «скорую»!..

— А это ещё что? — тихо спросила ошалевшая от увиденного и услышанного директриса.

— Ленка, похоже, рожает, — ответила ей Татьяна Васильевна, и вновь зашагала по лестнице, держа на руках находившегося в бесчувственном состоянии Егорку. Она дошла до двери и, обернувшись тихо, но со значением произнесла: — «Скорую» только Ленке нужно вызвать. А этому не нужно.

— Почему ему не нужно? — опешила директриса. — Он же весь в крови и без сознания.

— Ему не нужно! — с упором повторила ночная нянька. — Иначе потом пострадают все. А вы-то, Лидия Юрьевна, в первую очередь. Я его сейчас занесу в дальнюю спальню и сбегаю за Ларисой Ивановной. Она знает, что нужно делать. И «скорую» для Ленки сейчас вызову. Только вы уж, Лидия Фёдоровна, присмотрите пока за мальчишкой. Я быстро!

Вконец растерявшаяся директриса послушно пошла за ней в дальнюю спальню: — Вы сказали, что Лариса Ивановна точно знает, что делать в таких случаях?

— Да точно, точно! Что — в первый раз что ли! — сквозь зубы процедила ночная нянька. — Помогите вон лучше клеёнку с той кушетки сюда на пол постелить.

Лидия Фёдоровна вмиг постелила на деревянный пол клеёнку и, увидев, что Татьяна Васильевна стала осторожно укладывать мальчишку на пол, невольно спросила: — А почему на пол-то?

— Потому что всю постель сейчас своей кровью перепачкает. Кто потом всё это станет застирывать?! — хмуро отмахнулась от неё ночная нянька и исчезла за дверью. Стоны и вопли рожающей Елены Леонидовны участились. Директриса схватилась за голову: — Боже мой, что же это за напасть?!

Лариса Ивановна уже полностью привела себя в порядок. С довольной миной она стала наблюдать за тем как начал одеваться физкультурник Яков. Тот делал это без спешки, позволяя женщине любоваться своим спортивным накаченным торсом. Он белозубо улыбнулся ей и подмигнул правым глазом:

— Надеюсь, что сегодня я не подкачал, Ларочка?

— Нет, Яшечка, сегодня ты был в ударе прямо, — усмехнулась женщина и довольно потянулась всем телом: — Эх, можно было бы, конечно, и повторить, но….

В этот момент её дверь буквально затряслась от бешенного стука:

— Лариса Ивановна, откройте скорее! Я знаю, что вы там. У нас беда! Без вас никак! — послышался отчаянный голос Татьяны Васильевны.

Заместительница директора и физкультурник буквально подпрыгнули на месте от такого грохота и вопля. Лариса Ивановна указала взглядом физкультурнику на платяной шкаф, стоявший в углу, и мужчина понятливо моментально скрылся в нём.

Женщина быстро распахнула дверь и буквально втащила ночную няньку Татьяну Васильевну: — Что случилось?! Быстро говори!

Та упала перед ней на колени, сложив на груди руки лодочкой: — Спаси, Лариса Ивановна. Что хочешь потом для тебя сделаю! Только скорее, пока эта дура не вызвала «скорую» и милицию.

— Что — опять?! — побледнела заместительница директора. — Говори толком — что случилось и где?

— Ванжус выпал из окна группы. Сейчас лежит в палате без сознания…. — Татьяна Васильевна с отчаяньем посмотрела на нависшую над ней заместительницу директора.

— Ванжус выпал?! Сам или помогла ему? — сквозь зубы прорычала Лариса Ивановна и дёрнула её за плечо: — Вставай, пошли быстро! Хотя, погоди….

Она быстро набрала номер на своём белом телефоне, стоявшем на столе, и приложила трубку к уху: — Людмила Алексеевна? Хорошо, что ты дома. Давай бегом сюда… Что?! Да — опять! Бегом сюда, в пятую группу и рот на замке! Живо!

Через короткое время прибежала врач Людмила Алексеевна и стала внимательно осматривать Ванжуса. Последний пришёл в себя, но продолжал лежать на полу в комнате и тихонько стонал.

Тем временем врачи со «Скорой» стали грузить подвывавшую и корчившуюся в схватках воспитательницу Елену Леонидовну.

Дети из пятой группы были уложены спать нянькой из соседней группы.

А в комнате для персонала закрылись трое: директриса, её заместительница и ночная нянька.

— А-а-а, пожалуйста, помогите, Лариса Ивановна-а, — продолжала подвывать последняя, размазывая слёзы по нечистому от угрей лицу. — Я сама завтра же напишу заявление об уходе. Только не передавайте дело в милицию. Вы же знаете, что у меня двое детей. У меня же младшенький Славка — инвалид с детства. Как же он будет, если меня в тюрьму посадят?! А-а-а….

— Да замолчи ты уже, Танька! — прикрикнула на неё заместительница директора и, хмуро вновь посмотрела на свою начальницу: — Лидия Фёдоровна, послушайте меня — не нужно пока никого вызывать: ни милицию, ни «скорую».

— Но как же?! Это же безобразие! За это точно нужно в тюрьму сажать! Вам, Татьяна Васильевна, детей, оказывается совсем нельзя доверять! Вы их так всех угробите. Завтра же пишите заявление!

— Да-да, напишу-напишу, — закивала та и опустилась перед ними на колени: — Только не доводите дело до суда. Христом-богом умоляю вас!

— Нет, я этого так не оставлю! — упрямо воскликнула директриса. — Как это может быть — такой образцовый детский дом! И такой ужас — дети из окон выпадают! Где ваша совесть, Татьяна Васильевна?! А сами всё бегали ко мне — жаловались на других!

Лариса Ивановна кинула на Татьяну Васильевну испытующий взгляд и тихо приказала: — Пошла вон отсюда, Танька! Брысь! Я потом с тобой поговорю.

Ночная нянька мигом подхватилась и исчезла за дверью.

— Зачем вы её отправили?! — возмутилась директриса и всплеснула руками: — Всё-равно я этого дела так просто не оставлю! У меня никогда не было и не будет любимчиков!

— Ещё как оставишь! — неожиданно с тихой угрозой в голосе произнесла Лариса Ивановна.

— Что вы себе позволяете?! Как вы со мной разговариваете?! — чуть не захлебнулась слюной от возмущения директриса.

— Как надо — так и разговариваю! Слушай меня внимательно, Лидия Фёдоровна. А я тебе сейчас быстренько расскажу, что здесь завтра начнётся, если ты сегодня не послушаешься меня, — Лариса Ивановна встала в проёме двери и сложила руки на груди. Взгляд её не предвещал ничего хорошего. В этот момент в дверь тихонько постучали. Заместительница директора приоткрыла её и впустила озабоченную Людмилу Алексеевну.

— Что там, Людмила Алексеевна? — глядя на неё в упор, тихо спросила Лариса Ивановна.

— Ну, сотрясение мозга само собой есть, но, похоже, некритичное, — обстоятельно произнесла та. — С этим мы, скорее всего, справимся. Меня больше беспокоит правая нога — сильный ушиб. Как-бы не перелом.

— Шину сама наложишь?

— Да, сделаю. И сегодня-завтра за ним нужно постоянное наблюдение. Егорке, конечно, повезло, что кусты сирени под окнами самортизировали и смягчили ему падение. Сейчас главное — не пропустить внутреннее кровотечение. Если оно подтвердиться — тогда по-любому придётся везти мальчишку в больницу.

— Понятно, вот и забери его сейчас к себе в изолятор — наши мужчины помогут донести, и сама уж понаблюдай. При хорошем раскладе выпишу тебе приличную премию, — с признательностью в голосе произнесла заместительница директора.

Лидия Фёдоровна стояла в углу комнаты и не спускала с них глаз, слушая весь разговор. Она переводила взгляд с одной на другую, и неожиданно странная улыбка появилась на её губах. Она полуутвердительно спросила: — Судя по тому, как вы привычно обсуждаете произошедшее можно сделать вывод, что у вас подобные ситуации уже происходили раньше?

— Всё, Людмила Алексеевна, иди, займись Ванжусом, — негромко скомандовала Лариса Ивановна и, плотно прикрыв за врачихой дверь, обернулась к своей начальнице: — Да, Лидия Фёдоровна, конечно случались. И похлеще бывало. Тем не менее наш детский дом считается одним из образцовых именно потому, что мы почти никогда не выносим сор из избы. Стараемся все дела решать сами.

— И даже такие ситуации вы спускали виновникам? Не докладывали о них куда следует?! — возмущённо подняла брови директриса произнесла

Лариса Ивановна пристально посмотрела ей в глаза и тихим голосом стала пояснять:

— Как только вы, Лидия Фёдоровна, сейчас вдруг позвоните в милицию, так с этого момента закончится ваша спокойная жизнь. И наша, кстати, тоже. Каждое утро вас станут вызывать на допросы. Сюда понаедут с десяток следователей, которые начнут опрашивать всех детей на предмет жестокого обращения с ними. И поверьте мне, что наши дети — ещё те фантазёры. В отместку за какие-то мелкие обиды они такого наговорят.

— Так с Ванжусом же уже всё это было! Все были: и милиция, и прокуратура, и опека! — воскликнула та.

— Вот именно! С Ванжусом всё это случилось потому что ситуация вышла из-под контроля. Если бы он не убежал в город и не привёл сам милицию то, скорее всего никто и никогда не узнал бы об этом. Сами бы всё решили, — Лариса Ивановна вздохнула и с проникновенной интонацией в голосе продолжила: — А результатом прошлого посещения детского дома этими структурами, как вы помните, стало позорное увольнение Фёдора Силантьевича. И где он сейчас? Преподаёт историю в третьеразрядной коррекционной школе. Вы этого хотите, Лидия Фёдоровна?

— Н-нет, я к-конечно не хочу этого, — как-то неуверенно ответила та и свела брови: — Так я же не виновата ни в чём. Меня же здесь не было, когда всё это случилось.

— Фёдора Силантьевича тоже не было в том подвале в тот момент. Тем не менее, с него, как с руководителя детского дома был самый строгий спрос. Никто и не посмотрел на его прошлые заслуги и долгий стаж работы, — Лариса Ивановна, чуть прищурив левый глаз, внимательно следила за женщиной. Было очевидно, что та находится в глубоких сомнениях.

— Н-ну, хорошо, Лариса Ивановна. Похоже, что вы убедили меня, — директриса подняла нерешительный взгляд на свою заместительницу. — И, похоже, что вы прямо сейчас помогаете мне избегнуть участи Фёдора Силантьевича. Я вам очень признательна.

— Всегда рада помочь вам, Лидия Фёдоровна. И не беспокойтесь — я сама за всем прослежу и вас обязательно буду держать в курсе, — с серьёзным выражением лица произнесла Лариса Ивановна.

— Хорошо, Лариса Ивановна, держите меня в курсе дела. И да, кстати, Вы

в этот раз почему-то не принесли мне информацию по последним поступлениям шефской помощи. Я видела сегодня, как на заднем дворе разгружали фуру с очередной гуманитаркой.

ГЛАВА 19

Егорка пришёл в себя почти сразу же после того как его перенесли в изолятор. В голове у него шумело. Перед глазами всё кружилось и расплывалось. И главное — невыносимо болела нога.

— Мама, мамочка… — застонал, заметался он и потянулся рукой к затылку, чувствуя и там сильную боль.

— Егорушка, я тебе сейчас укол сделаю и нога меньше будет болеть, — над мальчишкой склонилась врач Людмила Алексеевна со стеклянным шприцем в руке и попыталась повернуть его на бок.

– — Больно, ой, как больно! — громко взвизгнул Егорка и нечаянно оттолкнул руку врачихи. Шприц выскользнув, упал на пол и разбившись, разлетелся на мелкие осколки.

– — Что ты сделал, Егор?! — всплеснула руками женщина и,закусив губу, достала из холодного железного стерилизатора второй стеклянный шприц.

В этот момент в изолятор зашла заместительница директора. Она с озабоченным лицом склонилась над мальчишкой:

— Ну, как ты, Егорка? Очень больно?

— Очень-очень больно, — проскулил тот, беспокойно ёрзая руками по постели.

— Давай, быстрее делай ему анальгину и димедрола добавь побольше, — бросила Лариса Ивановна врачихе и погладила Егорку по голове: — Потерпи, заяц, сейчас после укола тебе лучше станет.

— А нога будет меньше болеть? — по лицу мальчишки градом текли слёзы.

— Обязательно перестанет болеть. Только сегодня потерпи, а завтра уже станет легче, — успокаивающе произнесла женщина и спросила: — А ты, Егор, помнишь, как упал из окна? Почему ты оказался на подоконнике?

— Эт-то всё она… Сказала, чтобы я горшок стал вылизывать… — поскуливая от боли, ответил Егорка.

У заместительницы директора потемнело лицо:

— Это Татьяна Васильевна тебе так сказала?

— И ещё она сказала, чтобы я прыгнул из окна и убился… что воздух будет чище… ай! — воскликнул Егорка, почувствовав как ему в правую ягодицу впилось что-то острое. — А-а, больно-больно!

— Этот анальгин такой колючей укол, — виновато улыбнулась Ларисе Ивановне врачиха. — Подержите его ещё пару минут, Лариса Ивановна, а я сейчас ему димедрольчик уколю. Может, поспит немного. И это… Я хотела сказать, Лариса Ивановна, что мне не нравится его нога. Как бы не перелом. Рентген нужно сделать.

— Рентген говоришь… — задумчиво произнесла озабоченная заместительница директора. — Твой однокурсник в травмпункте ещё работает? Ну, тот, что помог нам тогда с Максимом Воронцовым…

Врачиха положила шприц в белую пластиковую коробочку и, залив его дезинфицирующим раствором, повернулась к своей собеседнице:

— Да, он работает и к нему можно будет подъехать. Ну, разумеется на тех же условиях. Только где столько денег взять?

— Тогда звони ему и скажи, что через пару часов подъедешь с мальчишкой. С деньгами я сейчас решу вопрос.

Лариса Ивановна решительным шагом вышла из изолятора и направилась по коридору в сторону своего кабинета. Как она и ожидала, ночная нянька Татьяна Васильевна находилась рядом с ним. Она сидела на корточках, опершись спиной о холодную бетонную стену и обхватив лицо руками. Заслышав шаги, женщина встрепенулась, вскочила на ноги и жадно уставилась в хмурое лицо Ларисы Ивановны.

Та, молча, подошла к своему кабинету и, распахнув дверь, отрывисто бросила: — Заходи.

Ночная нянька с готовностью шагнула за ней и аккуратно прикрыла за собой дверь.

Лариса Ивановна прошла к своему столу и, опершись об него ладонями, исподлобья уставилась на женщину: — Ну, что, допрыгалась, Танька?! Новая директриса этого тебе точно не спустит. Так что можешь начинать сушить сухари…

— Ой, нет!!! Только не в тюрьму!! — повалилась перед ней на колени Татьяна Васильевна. — Помогите, Лариса Ивановна, миленькая!! Заставьте бога молить! Век в должницах ваших буду…

Лариса Ивановна, прищурившись, презрительно посмотрела на заламывавшую от отчаянья руки ночную няньку. Затем отодвинула стул от громоздкого полированного письменного стола и, сев на него, нетерпеливо застучала костяшками пальцев по тёмно-коричневой полированной поверхности:

— Даже и не знаю, что и ответить тебе на это, Татьяна Васильевна. Одно не пойму: у тебя у самой двое родных детей. Какого чёрта ты этим убогим не даёшь спокойно жить? Ты, вообще, зачем сюда пришла работать? Шла бы туда, где нет детей. В интернаты для престарелых, например. Или боишся, что взрослые пациенты могут и по морде ответно съездить?

Что ты руки-то свои распускаешь где надо и где не надо?!

— Да я и не знаю… само собой как-то получается, — заливаясь слезами, пролепетала та. — Словно находит на меня что-то и не могу остановиться, пока не шлёпну как следует. Простите меня, Лариса Ивановна, пожалуйста, простите. Я постараюсь больше и пальцем никого не тронуть. Если, конечно, позволите мне остаться здесь работать и дальше.

— Ну ты и наглая, Танька! — изумилась и покачала головой заместительница директора. — Тебе реальный срок светит, а ты о работе здесь продолжаешь говорить.

— Ой, это я нечаянно! Я же прямо сейчас могу заявление об уходе написать, — с готовностью кинулась к столу ночная нянька. — Только помогите мне, умоляю!

— Дорого тебе эта помощь обойдётся, — негромко произнесла Лариса Ивановна, не сводя пристального взгляда с рыдающей собеседницы.

Та ещё раз всхлипнула и замолчала, осмысливая услышанное. Затем подняла глаза на заместительницу директора: — Я готова. Сколько?

Та откинулась на спинку кресластула и усмехнулась: — Давай посчитаем вместе: первое — мальчишку срочно нужно везти к травматологу и стоит эта конфендициальность недёшево; далее — молчание нашей директрисы влетит тоже в копеечку; посещение начальницы опеки…

— А ей-то зачем?! Никого из опеки не было при происшествии, — неожиданно оживилась ночная нянька.

— А это для того, идиотка, чтобы им не вздумалось в течении хотя бы месяца навестить Ванжуса. Чтобы они пока забыли о нём. А там уже никто ничего не докажет, — устало заключила Лариса Ивановна и пожала плечами: — Ну и мне за хлопоты и молчание. Итого — две тысячи рубликов.

— Сколько?! — опешила Татьяна Васильевна. — М-мне к-кажется, ч-что это чересчур.

— Ну, что же — дело хозяйское. Жди повестки из прокуратуры. Мне забот меньше. Не придётся директрису уламывать молчать о твоих издевательствах над детьми, — усмехнулась Лариса Ивановна.

— Так она же сама тоже пострадает, если не станет молчать, — со скрытой угрозой в голосе заявила ночная нянька.

Лариса Ивановна внимательно посмотрела на неё и вздохнула: — Какая же ты, Танька, дура недальновидная. Вроде все законы и выгоды из них для себя понимаешь, а тут никак просчитать не можешь, что она-то может и лишится своего места, да только жить будет после того на воле. А ты станешь тюремную баланду хлебать. А сколько лет — тебе на заседании суда объявят. Всё, иди. Мне домой пора, к своей семье. Молись чтобы Егорка жив остался, а то припаяют тебе срок похлеще.

Она поднялась с кресла и потянулась за кожаной сумкой, стоявшей на подоконнике.

— Хорошо, я согласна, — выдавила из себя ночная нянька. — Когда деньги нужны?

— Сейчас. Ты же недалеко живёшь. Вот и беги, доставай из заначки. Сейчас мальчишку Людмила Алексеевна к знакомому в травмпункт повезёт. Вот деньги и понадобятся. И ещё, — Лариса Ивановна ещё раз внимательно посмотрела на поникшую ночную няньку: — С этого момента ты, Татьяна Васильевна — моя должница. Будешь выполнять всё, что я тебе скажу. Выполнять и молчать. А я тебе за это обещаю молчание и кое-какие поблажки.

— Так я же вам и так денег даю за молчание, — растерянно посмотрела на неё та, но увидев, как нахмурилась заместительница директора, тут же торопливо добавила: — Всё-всё, я всё поняла. Можно я сейчас часть денег принесу. Остальные завтра с книжки сниму и донесу…

— Хорошо. Беги скорее.

Спустя три часа в процедурной комнате травмпункта засыпавшему от введённого димедрола Егорке шустрый травматолог аккуратно наложил на ногу гипсовую повязку. Сунув в карман халата небольшой свёрток с деньгами, он дал уставшей от ночного бдения врачу Людмиле Алексеевне последние указания по уходу за мальчиком и проводил их до дверей. Водитель Алексей аккуратно донёс Егорку до машины и передал на руки врачихе. В четыре утра мальчишку положили на кровать в изоляторе. Людмила Алексеевна прилегла на пустую соседнюю кровать и забылась тревожным, поверхностным сном.

ГЛАВА 20

Невыспавшийся водитель Алексей, прищурив глаза, следил за дорогой, периодически поглядывая на сидевшую на заднем сиденье « Волги» директора Лидию Фёдоровну. Последняя, молча, смотрела в окно машины на пролетавшие мимо улицы Москвы и усиленно над чем-то размышляла. Губы её были поджаты, брови сдвинуты к переносице.

— Алексей, а как давно вы работаете в этом детском доме? — неожиданно спросила она, переведя взгляд с улиц на затылок водителя.

— Почти десять лет. А что? — спокойно ответил тот и посмотрел на директрису в зеркало заднего вида висевшее перед ним.

Та встретилась с ним взглядом и слегка смутилась: — Да ничего особенного. Просто… просто меня не то чтобы удивляет, но… я вот в который раз смотрю как быстро справляется с любой проблемой Лариса Ивановна. Похоже, что она здесь незаменимый человек…

В ответ ей было молчание и директриса почувствовала себя неловко. Она пожалела, что затеяла этот разговор с Алексеем и подумала, что нужно поискать себе другого персонального водителя, а этого пересадить на старенький « Жигуль», обслуживавший остальной персонал учреждения. К тому же она ещё не забыла, что в первый же вечер этот странный водила с образованием хирурга попытался за ней приударить, что на её взгляд, было плохой идеей.

Она ещё раз случайно глянула в зеркало заднего вида и столкнувшись с, как ей показалось, недобрым взглядом мужчины, ещё больше укрепилась в своём решении.

« И секретаршу нужно будет поменять. Перетащу сюда свою Маринку, а эту Миланку можно куда-нибудь в архив спровадить, если не захочет уйти по собственному желанию», — продолжила мысленно решать кадровую политику в вверенном ей детском доме директриса, проходя через приёмную в свой кабинет. — « А то вон сидит здесь как квашня пергидрольная». Она почему-то с нескрываемым неудовольствием посмотрела на секретаршу Милану, просматривавшую на своём столе поступившую с утра корреспонденцию. Та откинула со лба обесцвеченный локон и деловито поздоровалась с директором: — Доброе утро, Лидия Фёдоровна! Документы на подпись сейчас занести или сначала сделать вам чашку чая?»

— Давайте, Миланочка, и то и другое, — озабоченно кивнула ей та и направилась к своему большому полированному письменному столу. Из стоявшего на подоконнике пожелтевшего от времени радиоприёмника послышались короткие сигналы, объявившие о начале рабочего дня.

В этот момент в проёме двери показалась заместительница директора — Лариса Ивановна: — Здравствуйте, Лидия Фёдоровна! Хочу доложить, что состояние Егор Ванжуса терпимое. Ночь проспал беспокойно, но сейчас ждёт завтрака и просит поставить к нему в палату телевизор.

— Телевизор?! — округлились глаза директрисы. — А мотоцикл «Яву» ещё не просил подогнать?

Лариса Ивановна присела на один из стоявших у стены стульев и внимательно посмотрела на неё: — Что-то не так, Лидия Фёдоровна? Я понимаю, что вчерашнее событие произвело на вас сильное впечатление, но поверьте моему опыту — это был не самый тяжёлый случай из того, что происходило здесь. Самое главное в такой момент — не теряться, не спешить и принять обдуманное решение. Я уже говорила вам вчера, что именно и поэтому тоже наш детский дом всегда в первой тройке по Москве…

— Всё-то у вас получается, всегда находите решение любой проблемы, — почему-то с лёгкой досадой ответила директриса.

— Вас что-то не устраивает? — прищурилась её заместительница.

— Нет-нет, здорово, когда есть кто-то, кому удаётся так быстро и просто решать разные вопросы — замялась директриса.

— Не сказала бы, что всё так просто, — заметила озадаченная необычными выпадами директрисы её заместительница Лариса Ивановна.

— Да-да, конечно, но телевизор Ванжусу всё-равно не положен, — твёрдо заявила Лидия Фёдоровна. — Тем более, что ему сейчас нужен отдых.

Лариса Ивановна кинула на неё быстрый испытующий взгляд, встала со стула: — Как скажете, Лидия Фёдоровна. И ещё хотела сказать, что сегодня вечером у нас небольшой сабантуйчик. Как обычно — в подвале у Прохоровны.

— О-о, хоть одна приятная новость! — с облегчением воскликнула директриса. — Только у меня будет одна просьба, Лариса Ивановна.

— Да, конечно.

— Попросите, пожалуйста, именинника или именинницу купить пару-тройку бутылок « Токайского». Очень уж я его люблю, — просительно улыбнулась директриса.

В этот момент в кабинет директора зашла секретарша с подносом в руках: — Вот ваш чай со сливками, Лидия Фёдоровна. А печенье у вас как всегда в шкафу на нижней полке.

Заместительница директора кинула быстрый взгляд на секретаршу и тут же перевела его на директрису:

— Обязательно передам, Лидия Фёдоровна. Только у нас не день рождения сегодня…

— Да без разницы, что за повод, — махнула рукой та и осторожно пригубила большой белый бокал с дымящимся крепким чаем.

Лариса Ивановна вышла из кабинета, следом за ней шагнула из кабинета и секретарша Милана. Последняя плотно прикрыла за собой дверь и вопросительно глянула на Ларису Ивановну: — Как она? — почти шёпотом спросила Миланка.

Та только многозначительно хмыкнула и едва слышно произнесла: — Я пошла к Прохоровне. Смотри за ней и всё слушай и запоминай — после расскажешь.

Секретарша понимающе кивнула головой и села за старую печатную машинку. Заместительница директора с озабоченным лицом пошла в сторону подвала. Заведующая складом Ирина Прохоровна сосредоточено пересчитывала новые наволочки и складывала их в аккуратные стопки, когда в проёме двери показалась недовольная Лариса Ивановна и, бросив короткое: « Привет!», села на свободную табуретку.

Та бросила на неё внимательный взгляд и неожиданно спросила: — Ты Яшку-то своего уже видела?

— Нет. А что?! — насторожилась заместительница директора.

— Да, опять, похоже, с перепоя пришёл. Разит от него за версту, да и на ногах едва держится, — Прохоровна положила последнюю стопку наволочек на полку и повернулась к собеседнице: — Не поторопилась ли ты, Лариса, назначив его в новые директоры? Ненадёжный, сама видишь. Под пьяную лавочку сболтнёт чего лишнего — никаким колуном потом не отмашешся.

Конец ознакомительного фрагмента.