Эхо Миштар. Север и юг

Софья Ролдугина, 2023

Первый роман дилогии «Эхо Миштар» от автора популярной книги «Тимьян и клевер» Софьи Ролдугиной. «Эхо Миштар. Север и юг» – ориентальное фэнтези в редком жанре эфирпанка. Две сюжетные линии: киморта Алара, который потерял память и силы, и его юной ученицы Фог, которая бежит из столицы на поиски учителя. Множество авторских деталей, продуманных Софьей Ролдугиной и делающих мир объемным и живым. Контрабандисты, дирижабли, вольный север и знойный юг – дух настоящих приключений! Издание дополнено иллюстрациями художницы HAIME и картой на форзаце от художницы Aaerynn. Драматические повороты и испытания на прочность для героев… и сердитый летающий сундук, которы всегда придёт на помощь!

2. Южный ветер

Фогарта Сой-рон, Шимра, столица Ишмирата

Фог сдалась на четвёртый день, когда умерла Ора.

До этого ещё можно было обманывать себя, уговаривать, что Алаойш просто сорвался в путешествие, не сказав ни слова ученице, как уже случалось раньше. Или что из дворца пришел вызов по делу величайшей секретности. Или что Дёран, лёгкая душа, зазвал старого приятеля в пьяный дом, а ласковые хозяйки не хотят отпускать сладкоречивого сказителя и красавца киморта слишком быстро…

— Тише, Ора. Тише. Скоро всё закончится, — прошептала Фог, поглаживая обессилевшую собаку по голове.

За какие-то несколько часов Ора отощала так, словно не ела целое десятидневье. Шкура присохла к рёбрам, шерсть выцвела и свалялась клоками, а умные жёлтые глаза густо затянуло белёсой мутью. Сначала собака ходила кругами по дому, натыкаясь на углы, не понимая, что творится с ней, а потом легла в закутке, неловко вывернув шею, и стала тихонечко поскуливать. Фог пыталась сделать хоть что-то, влить в неё жизнь, заменить силу учителя своей, но не выходило.

— Тише…

Ора сунулась в ладонь сухим шершавым носом — и лизнула её. Фог зажмурилась, чувствуя, как перехватывает горло, точно железным обручем.

«Плохо, совсем плохо. Если он её больше держать не может, значит, либо сам при смерти, либо… либо… сброс».

Почему-то это пугало даже больше вероятной гибели.

«…наверно, я слишком верю в то, что он не может умереть».

Фог хотелось вскочить и побежать куда-то — безразлично куда, лишь бы на месте не сидеть, лишь бы занять руки делом, в лаборатории ли, в кабинете, лишь бы не чувствовать, как с последним вздохом старой собаки уходит и отчаянная надежда.

Дышать Ора перестала к вечеру.

Ещё некоторое время Фогарта сидела неподвижно: долгое и мучительное ожидание вытянуло силы. Потом медленно поднялась на ноги — в мышцы тут же словно впились тысячи тонких иголочек, ступни обожгло холодом. Ора, превратившаяся в туго обтянутый шкурой скелет, лежала в углу, и побелевшие глаза влажно блестели. Фог отвернулась и вслепую махнула рукой, щедро черпая морт из текущих сквозь дом потоков. Знакомая схема «мысль-стремление-энергия» казалась сейчас невыносимо сложной. Фогарта уже тысячу раз избавлялась от неудачных результатов эксперимента, от мусора во дворе после осенних бурь, но сделать то же самое с Орой, ещё недавно живой, тёплой, ласковой, было выше её сил.

— Я смогу.

Она сжала зубы почти до хруста и наконец вложила в морт нужную мысль и стремление.

Иссохшее собачье тельце вспыхнуло бездымным фиолетовым пламенем и рассыпалось мелкой золой. Давя всхлипы в груди, Фог шевельнула пальцами, сворачивая из края хисты круглый сосуд и придавая ему с помощью морт стеклянную твердость и прозрачность, а затем перенесла туда прах Оры и запечатала наглухо.

— Вот и всё, — прошептала Фогарта, вешая сосуд с прахом к себе на пояс. — Я развею тебя где-нибудь над лугом. Тебе бы понравилось.

Потом она спустилась в купальню и села на край бассейна, опустив ноги в тёплую воду. Небрежно подоткнутая хиста намокла, но Фог было всё равно. Хотелось опрокинуться в бассейн, нырнуть на самое дно и пролежать там несколько часов, дыша только морт, но время поджимало.

Если Алаойш не умер, а действительно достиг точки сброса, то оставалось всего восемь дней на то, чтобы отыскать его по следу спутника — так гласили записи таинственного киморта по имени Миштар.

В лабораторию Фог так и пошла — босая, в намокшей хисте, небрежно подоткнутой под пояс. В доме пахло чем-то горьким — то ли увядшими цветами чийны, то ли дымом.

«Я должна справиться. Должна».

В собственные силы не очень-то верилось. В последние месяцы у Фог всё шло наперекосяк. Морт не желала сворачиваться на ладонях послушными упругими жгутами, а утекала сквозь пальцы, как песок; приборы на мирците барахлили; злополучный хронометр вообще взорвался, стоило прикоснуться к нему. Алаойш, правда, только посмеивался и говорил:

— Ты просто научилась удерживать в себе куда больше морт, чем можешь контролировать, только и всего. Упражняйся чаще и будь осторожна.

Сейчас Фог надеялась на правоту учителя, как никогда прежде.

На втором ярусе лаборатории всё осталось таким же, как и в день исчезновения учителя. Покоились на подставках под стеклянными колпаками незавершённые механизмы — заказы на починку от мастеров Шимры. Заполошно тикал восстановленный немалыми трудами хронометр, и золотистые песчинки быстро-быстро летели по изогнутой трубке от одного сосуда к другому, но уже вхолостую — вряд ли хозяин вернулся бы, чтоб завершить эксперимент. Вдоль стены, в укреплённом шкафу, стояли наглухо запаянные коробки с мирцитом, заряженным и готовым к отправке на ярмарки.

Нужный механизм лежал в нижнем ящике, под рабочим столом. Фог аккуратно извлекла детали, завёрнутые в промасленную ткань, и начала собирать — скупыми движениями, выдающими давнюю привычку. Простые заказы на поиск людей всегда доставались не мастеру, а ученице — почитай с самого начала. Но никогда Фогарта не думала, что однажды ей придется искать самого Алаойша.

Закрепив на подставке штатив, она осторожно закрепила на штанге маятник и движущий механизм. Затем вставила на положенное место капсулу с мирцитом-пустышкой, проверила ограничители, выставила масштаб на линейке штатива — и только потом положила под маятником карту на медном листе с инкрустацией на месте естественных очагов морт и крупных городов. Стрелка вживлённого в край компаса тут же начала мелко подрагивать, откликаясь на энергию Фог.

«Сейчас».

Морт начала тоненькой струйкой вливаться в капсулу-пустышку, впитывая из дрожащих ладоней Фог образ Алаойша. Зажужжал, вращаясь быстрей и быстрей, движущий механизм, и маятник начал раскачиваться, выписывая ровные восьмёрки. Невидимый их центр постепенно смещался по карте.

«Север… это совершенно точно север».

Но тут, словно дойдя до невидимой границы, маятник резко дёрнулся в обратную сторону — к югу — и повис неподвижно.

— Дура безрукая, — забормотала Фог, по привычке глотая крепкие северные ругательства, хотя отчитать за них её теперь было некому. — Мало морт.

В следующий раз маятник раскачался слишком сильно, и сработали ограничители. Лиловатый туман прыснул в стороны, вхолостую рассеиваясь над картой. Фог с досады пнула стол, отбила палец и похромала вверх по лестнице — остужать ушиб в холодной воде и прикладывать лечебную мазь. Подумав, не стала сразу возвращаться в лабораторию и сперва заварила сбор из степных трав и цветов, для бодрости и успокоения. Напиток немного горчил, цедить его приходилось мелкими глоточками, зато и ненужное волнение ушло.

За ночь Фог сделала ещё с два десятка попыток найти Алаойша, но что-то по-прежнему мешало. Маятник, доходя до условной точки, вдруг шарахался в сторону, точно его кто-то щелчком отводил. Такое случалось, если объект поиска бывал окутан плотной, искусственно сконцентрированной морт — это под силу киморту, не желающему, чтоб его нашли, но не новоиспечённому эстре. Четыре раза маятник указывал на север, дважды — на восток, один раз его занесло к югу, и каждую отметку Фогарта аккуратно перенесла на карту. Однако чаще всего он начинал очерчивать ровные, бессмысленные круги — или срабатывали ограничители.

Промаявшись почти до утра, Фог наконец отправилась спать — голова после бессонной ночи стала точно свинцовая.

— Завтра… завтра пойду за помощью в цех, к кимортам, — пообещала Фог неизвестно кому, закутавшись в тонкое одеяло. — Они меня не оставят. Не оставят…

Утром стало полегче — дышалось свободней и верилось в чудо.

Фог ещё раз попробовала сладить со строптивым механизмом, не слишком надеясь на успех. Сперва маятник сонно покружил над северными землями, едва ли не залезая в вечномёрзлые болота, а потом запоздало сработали ограничители. Капсула-пустышка лопнула, а мирцитовый сердечник взорвался облаком ржавой пыли.

— Хорошо, что не в глаза, — пробормотала Фог, отряхивая хисту. — Хороша была бы, слепая спасительница. Значит, так или иначе придётся просить помощи. Вопрос — у кого.

Кимортов в столице было, пожалуй, столько же, сколько во всём остальном Ишмирате. Две сотни, не меньше, и почти у каждого свой дом и дело. Некоторые числились приписанными к цеху, особенно молодые, и выполняли ту работу, которую им поручали старшие, в свою очередь принимавшие заказы от представителей гильдий или даже двора. Ещё около сотни кимортов находились в Шимре проездом, предпочитая вольную жизнь странников, не связанную никакими обязательствами ни перед ишмой, ни перед старшими… Кажется, обращайся к любому — помогут не по доброте, так за плату.

Беда была в том, что Фогарта пока не окончила ученичества.

Алаойш исчез в самое неприятное время. Она уже научилась обращаться с морт и выполнять несложные заказы, взялась за первое самостоятельное исследование, но в цехе наставник представить её не успел. И, значит, после смерти или сброса Алаойша Фогарту бы передали другому учителю, а тот вряд ли отпустил бы её раньше, чем через пять-шесть лет.

«Значит, надо обращаться к тому, кто не выдаст — и сразу бежать».

Само появление Фог в цехе никого бы не насторожило: Алаойш нередко посылал воспитанницу с мелкими поручениями. Но имена тех, с кем его связывала дружба, а не прохладные деловые отношения, можно было по пальцам пересчитать. А уж тех, кто спокойно принял бы известие о сбросе…

— У меня только один шанс, — пробормотала Фогарта, сжимая сквозь складки хисты сосуд с прахом Оры. — Если я ошибусь… Если ошибусь, то не смогу найти его никогда.

После сброса, поговаривали, иногда и лицо менялось до неузнаваемости.

Стараясь не думать о дурном, чтобы не отчаяться раньше времени, Фог наскоро причесалась, уложила в сундук смену платья, сгребла туда же с полки все собственноручно собранные механизмы, две коробки мирцита, набор капсул-пустышек и два слитка, золотой и серебряный, те, что должны были пойти на опыты как материал. Отдельно и очень аккуратно упаковала деньги, отложенные за последние шесть лет с простых заказов, подарки Дёрана — пахучее мыло и масла со всех уголков света. И наконец — величайшую драгоценность, копии дневников киморта по имени Миштар.

— Ну вот, — нервно улыбнулась Фог отражению в зеркале, поправляя суму на плече. — Теперь у меня разве что на лбу не написано, что я сбежать собираюсь. А, отобьюсь!

Подумав, она прихватила из лаборатории два готовых механизма, которые Алаойш так и не успел отправить в цех. Если прийти и не сразу кинуться к его друзьям, а сперва отнести к старшим исполненные заказы, то в цехе наверняка решат, что наставник просто переложил на неё часть своей работы, а в сундуке тоже механизмы на продажу. Такое не одобряли, но помалкивали, особенно если заказы шли не от двора самого ишмы, а от горожан.

…На пороге привычно и протяжно скрипнула проваленная ступенька. Фог плотно прикрыла за собой дверь и влила немного морт в спящие охранные контуры. Вот и всё — теперь можно было не бояться, что шустрые столичные воришки разнесут дом по камешку, пока хозяева отсутствуют.

— Надеюсь, мы вернёмся сюда вдвоём, — прошептала Фог, проводя ладонью по ярко-синей штукатурке. Вдруг стало смешно — вспомнилось, как хохотал Алаойш, когда незадачливая ученица решила освежить дом снаружи, но не сумела вложить правильное стремление в морт, и вместо того, чтоб почистить, перекрасила стены под цвет весеннего неба — да так надёжно, что двое друзей наставника, гостивших в тот вечер, не смогли вернуть прежний цвет.

Отвернувшись, она вздёрнула подбородок, оправила строгую чёрную хисту и вышла на дорогу, ведя за собой, как на невидимом поводке, парящий в воздухе сундук.

«Пусть воля морт будет со мной».

У своенравной Шимры есть один вечный закон — никогда и ничему не удивляться. Охотник ли, дичащийся городов, или торговец с юга, или мальчишка-подмастерье, только что прибывший из далёкого поселения, или наивная невеста-иноземка, привезённая в столицу женихом, — словом, новички ещё могут проводить изумлённым взглядом особенно затейливую самоходную машину или засмотреться на сияющий в ночи разноцветным пламенем дом какого-нибудь киморта-зазнайки. Но истинный шимри, родившийся и выросший в этом шумном городе, себе никогда такого не позволит. А если и натолкнётся случайно на какую-нибудь диковинку вроде летучего сундука, то не восхитится, а прикрикнет возмущённо:

— Эй, куда прёшь, не видишь, что ли? Или глаз нету?

Фог только и успевала раскланиваться на все стороны и бесконечно извиняться. Конечно, будь на её месте солидный киморт или вельможа с вереницей слуг, никто бы не посмел высказать недовольство. А люди, сбитые с ног процессией Светлейшего ишмы, и вовсе, говорят, похвалялись этим и выдавали синяки за знак благоволения удачи.

Впрочем, проехать или пройти через центр города и никого не задеть само по себе было бы уже небольшим чудом.

Близились летние праздники, а значит, и ярмарки. Не такие шумные, как осенью, но все же многолюдные. Торговцы и странники, мастера и просто зеваки стекались в Шимру из отдалённых провинций, из Лоргинариума и даже из Земли злых чудес прибывали караваны. Хозяева постоялых дворов довольно жмурились, пересчитывая тройную выручку. А на центральных улицах и близ торговых рядов было не протолкнуться — многие спешили осмотреть город до начала ярмарки или договориться о выгодном местечке для своего прилавка. Чтобы добраться до цеха кимортов, понадобилось бы пересечь бурлящие улицы торговых кварталов — или идти кругом, огибая их по широкой дуге.

А Фог спешила — толкалась, спотыкалась, терпела ругань и неприязненные взгляды. И когда шумные ряды закончились и толпы вдруг поредели — даже сама себе не поверила:

— Наконец-то!

Она проверила сундук, нащупала кошель в сумке — не украли, не срезали? — и только потом нырнула в видимую лишь кимортам арку среди колючих аргастовых лоз. Так «свои» могли срезать дорогу с чёрного хода; посетителям же, любого сословия и ранга, приходилось сперва миновать длинный лабиринт, ведущий к парадному крыльцу.

Цех кимортов по размерам не уступал, пожалуй, и дворцу ишмы. Правда, отделан был не так богато — ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней, словом, ничего, что может накапливать в себе морт. Стены и перекрытия — белое, тонкое дерево, крыша — полупрозрачная розоватая черепица. Всё на взгляд невозможно хрупкое, невесомо-лёгкое, однако же на деле способное выдержать одновременный залп из сотни пушек. Постоянно в цехе находилось около тридцати кимортов, и обязательно — четверо старших.

Заказы надлежало отдавать именно им.

При мысли об этом у Фог по спине вновь пробежал холодок. Старшие сами были уже близки к сбросу — и наверняка они знали об истинном возрасте Алаойша, в отличие от непутёвой ученицы. А значит, и её незамысловатые планы могли раскрыть с той же лёгкостью, с какой диктовали цену на заряженный мирцит торговым гильдиям.

— Фогарта?

На секунду в груди всё смёрзлось в ледяной комок. Голос Фог узнала, но его обладательница не относилась к тем из друзей учителя, к кому можно было без сомнений обратиться за помощью. Дуэса часто заходила в гости, но никогда не оставалась надолго. Алаойш принимал её радушно — впрочем, как почти всех, — но никогда не приглашал остаться на ночь, даже когда беседа затягивалась допоздна. И, больше того, иногда, игнорируя долг хозяина дома, отправлял вместо себя ученицу провожать гостью.

В детстве Фогарте очень нравилась эта дивная красавица с жёлтыми, как мёд, глазами… Но то было в детстве.

— Приветствую вас, Дуэса Шин-раг. Да будут долгими ваши дни!

— Ну, зачем же так холодно и формально, — засмеялась Дуэса, слегка откидывая голову назад, так, что чёрные как смоль волосы расплескались по золотистой хисте тяжёлой волной. И тут же посерьёзнела: — Фогарта, девочка моя, что с твоими глазами? Ты плакала?

И взгляд у неё стал таким тёплым, таким добрым и тревожным, что Фог сама не поняла, как прошептала:

— Да.

Морт вокруг Дуэсы была странного оттенка — не лиловатая лёгкая дымка, а нежно-розовая, как облака на рассвете, и очень плотная. Фог почудился сладкий запах леденцов, и захотелось облизнуть пересохшие губы.

— Аше-аше, бедная девочка, — тихо сказала Дуэса и шагнула вперёд, укрывая плечи Фогарты широким рукавом — как птица защищает птенцов. — Кажется, я знаю, что за беда случилась. Идём со мной. Мы поговорим, но не здесь. У старших слишком острый слух.

Фог кивнула. В голове у неё слегка звенело, как после целой пиалы ойги, было душно и томно. Чужая морт тыкалась в щёки, в шею, обвивалась вокруг пояса и щиколоток, а рука Дуэсы на плечах казалась горячей даже сквозь плотный шёлк.

«Теперь ясно, почему Алаойш её избегал».

Сундук занесло на повороте, и треск ломающихся веток привёл Фог в чувство.

— Ой, простите! Сейчас, подхвачу его, — смущённо пробормотала она, натягивая невидимый поводок. — Наверно, морт мало вложила. У меня то перебор, то недобор в последнее время, хоть в лепёшку расшибись.

— Пока не надо расшибаться, — ответила Дуэса без улыбки, и её красивое лицо стало немного пугающим. — Алаойш огорчится. Ты ему очень дорога… Вот, пришли, — и она указала на небольшую беседку из некрашеного дерева чуть поодаль от цеха, в тени старых, рассохшихся от возраста эрисей. — Там и поговорить можем. Алаойш ведь?..

Выглядела она так, словно ответа ей не требовалось.

— Да, — всё же кивнула Фог.

Горло опять как невидимой рукой сжало.

— И давно?

— Несколько дней назад. Я сначала думала, что он в цех ушёл. Или с Дёраном гуляет, они вдвоём иногда на целое десятидневье пропадали, а потом он приходил и от похмелья лечился, — ответила Фогарта и вспыхнула, сообразив, что в запале сказала лишнего. — Но потом Ора умерла, и я догадалась.

— Ора?

— Собака. Алаойш её уже двадцатый год от смерти удерживал, лечил.

Дуэса дождалась, пока Фогарта сядет на деревянный пол в беседке, пока сундук вплывёт и станет в угол, а потом повела рукой — и проёмы затянуло розоватой пеленой. Сразу стало намного более душно, и появился тот же леденцовый привкус на языке.

— Это от чужих ушей, — пояснила Дуэса и нахмурилась. У неё было странное выражение лица: брови насуплены, в глазах тревога, а уголки губ дёргаются, словно вот-вот появится улыбка. — Значит, всё же сброс. Давно пора, ему триста лет ещё в позапрошлом году исполнилось. Он только своей волей и держался… Ты теперь одна осталась? Хочешь ко мне в ученицы попроситься? У меня нет никого — я хоть завтра тебя взять могу. Хочешь?

— Нет! — Фог вскочила, едва не запутавшись в полах одеяния. — То есть… Дуэса Шин-раг, я безмерно польщена вашим предложением… Правда, спасибо огромное! — всё-таки не выдержала она и сбилась с размеренных, предписанных этикетом фраз. — Но я не могу. Мне надо найти его, быстрее, пока не истекло время… Ещё восемь дней. Пожалуйста, помогите мне!

Дуэса замерла, вглядываясь в неё. Морт, окутавшая беседку, сгустилась и потемнела.

— Ты любишь его?

Фог опустила взгляд и вспыхнула.

— Да.

Лгать Дуэсе было невозможно, даже сама мысль об этом казалась невыносимой; на языке таял приторно-сладкий вкус леденцов, а след от прикосновения белой руки горел, как ожог.

— Ты готова на всё ради него?

— Да!

— Бедная девочка, — лицо Дуэсы исказилось. Она шагнула, заключая Фогарту в крепкие объятия, обволакивая золотистым шёлком, душными потоками морт, щекоча скулу прохладными прядями волос, и выдохнула на ухо: — Бедная девочка, прости меня…

— За что?

Онемевшие губы едва шевелились. Грудь кололо, как от нехватки воздуха высоко в горах.

— За всё, — шепнула Дуэса и отстранилась, глядя на Фог потемневшими глазами. — Конечно, я помогу тебе. Чего ты хочешь?

— Помогите мне найти его! — Фогарта дрожащими руками распахнула сундук, достала карту и маятник, потянулась к сумке за капсулой-пустышкой. — Я… не могу рассчитать силу, и поиск прерывается каждый раз. Найдите учителя, пожалуйста! Вы ведь учёная и киморт, вам это легче лёгкого сделать, да?

— Конечно, — медово улыбнулась она. — Оставь маятник здесь и выйди на воздух. Я вижу, что тебе дурно. Это от волнения, наверно. Ночь не спала, плакала о нём?

— Не плакала, — склонила голову Фог и добавила тихо: — Я думала вчера, что сойду с ума. Спасибо вам, Дуэса.

Ресницы у неё дрогнули.

— Не благодари пока, милое дитя. Кто знает — возможно, скоро ты станешь меня проклинать. Мир переменчив, и люди переменчивы.

— Никогда! Клянусь, я… я всегда буду вам благодарна!

Дуэса собирала маятник почти не глядя, словно делала это тысячу раз. Но перед тем, как зарядить капсулу, она сжала её в руке и закрыла глаза.

— Выйди, прошу тебя. Это ненадолго. Ты ещё сама не представляешь, сколько в тебе силы. Твоя морт сбивает тонкую настройку, одна я справлюсь быстрее.

— Хорошо, — подчинилась Фог без возражений. Дуэса водила ладонью над картой, изредка касаясь мирцитовых инкрустаций кончиками длинных ногтей. — Я пойду и умоюсь. Лицо щиплет.

Дуэса улыбнулась

— О, это от соли.

Снаружи действительно стало полегче. Наскоро ополоснув лицо, Фог легла на траву и закатала хисту до колен. Хотелось ещё скинуть сандалии, но Дуэса могла выйти в любой момент. Подсохшие стебельки царапали шею и затылок; облака в небе летели с ужасающей скоростью и словно бы необычайно низко, казалось, ещё немного — и они зацепят шпили цеха. Ветер перебирал ветви эрисей, настолько старых, что они уже даже не цвели по весне.

«Алаойш был куда старше этих деревьев, — вдруг подумала Фогарта, щурясь на солнце, мелькающее в разрывах облаков. — Интересно, он цвёл… любил? Дуэса такая красивая, но она ему не нравилась. Или он любил кого-то другого и был верен той, единственной? А ей не говорил, потому что знал, что скоро будет сброс… Получается, если так, то для меня хорошо, что он стал эстрой, потому что теперь он может полюбить меня?»

Фог села так резко, что в висках застучали молоточки.

— Нет, — хрипло прошептала она. — Мне не нужен чужой эстра и его любовь. Я хочу вернуть Алаойша. Я его верну.

Морт вокруг беседки рассеялась.

— Готово, — прозвучал негромкий голос Дуэсы. Она стояла на ступенях, бледная, с потемневшими глазами. — Иди сюда, я покажу тебе на карте.

Чувствуя, как разгораются щёки, Фог одёрнула хисту, вскочила и побежала к ступеням. Дуэса отступила, пропуская её внутрь.

— Он на юге, Фогарта. Где-то на Земле злых чудес, — произнесла Дуэса ровно, избегая взгляда глаза в глаза. — Ничего удивительного, ведь морт всегда притягивает эстру туда, где он нужен…

— Так вот почему у меня поиск не получался, — выдохнула с облегчением Фог. — Там же хаотические скопления морт, любые манипуляции затруднены… Ой, простите, я вас перебила, кажется…

— Ничего, — улыбнулась Дуэса и успокаивающе погладила её по руке. — Ты хорошо держишься. Времени, увы, уже почти не осталось — впрочем, я знаю, как помочь тебе. На закате от Серебряного Шпиля отлетает грузовой дирижабль. Капитан — мой хороший друг по имени Сидше Джай-рон. Подойдёшь к нему и скажешь, что ты от меня. Ах, и это кольцо покажешь, — добавила Дуэса, медленно снимая с пальца перстень с голубым камнем. — Сидше отвезёт тебя до города Шуду. А оттуда — девять дней пути до того места, на которое указал маятник.

Дуэса поскребла ногтем по карте, делая отметку. Фог сощурилась, всматриваясь.

— Что здесь?

— Пустоши, — пожала плечами красавица. — Но рядом есть город. Смотри — вот тут.

— Дабур? — нахмурилась Фог. Название было знакомым. Совсем недавно Дёран говорил что-то о Дабуре — вспомнить бы что… Нечто плохое — это точно.

— Да. Попробуй поспрашивать там. На юге мы бываем редко, потому что морт там словно сошла с ума. Значит, появление одного из нас, даже эстры, не останется незамеченным. А я пока попробую помочь тебе отсюда. Скажу старшим, что вы вдвоём с Алаойшем отправились в путешествие. И заказы твои раздам — это же они у тебя в сундуке, да?

— Ох, Дуэса, спасибо вам! — Фог поклонилась так низко, что едва не стукнулась лбом об пол. — Я вас никогда не забуду, обещаю! Почему вы всё это делаете?

Уголки губ у Дуэсы дёрнулись.

— Наверно, потому что я тоже люблю Алаойша. Не так, как ты.

— Тогда вы меня понимаете, — улыбнулась Фогарта так, как в последний раз улыбалась только с учителем. — Вы удивительная. Простите, что я не верила вам!

Дуэса опустила взгляд.

— Беги уже, девочка моя. До Серебряного Шпиля ещё добраться надо, да и капитана ты наверняка не сразу найдёшь. Что ж, удачи тебе!

Фог вновь поклонилась и принялась собираться. В душе у неё словно птицы пели, и оттого всё получалось легко. Даже сундук слушался малейшей мысли и больше не таранил ни углы, ни кусты… Только одно вызывало смутное, невнятное беспокойство.

Леденцовая сладость исчезла, а на языке был привкус меди и соли. И Дуэса больше не улыбалась.

Дирижабль покорил Фог с первого взгляда.

Он был огромным — наверное, с Торговую палату величиной, а может, и больше. Баллон, обшитый тонкими листами металла, переливался на солнце всеми оттенками синего и голубого. Гондолу словно только вчера выкрасили в белый — ни пятнышка, ни потёртости, ни даже царапинки на трапе. Матово-серебристые лопасти замерли в обманчиво безопасной неподвижности, но легко представлялось, как они с пугающе-низким звуком взрезают упругий воздух, направляя колоссальный механизм в согласии с желанием капитана.

Но прекрасней всего были потоки морт.

Сердце дирижабля — двигатель; пока он спал, и потоки энергии медленно текли по проводящим серебряным жилам, опутывающим и баллон, и гондолу, и рулевой механизм, и лопасти, и выпуклые линзы навигаторов… Морт скапливалась в мирцитовых капсулах ключевых узлов, мерно пульсировала, и казалось, что весь дирижабль — это фантасмагорическое существо, дышащее, мыслящее, живое.

— Госпоже нравится «Штерра»?

— Нравится. Так его зовут? Дирижабль? — порывисто оглянулась Фог. В двух шагах позади неё стоял, сложив руки на груди, мужчина в возрасте полудня, облачённый в широкие брюки, на южный манер стянутые у щиколоток, и в короткую хисту с разрезами по бокам — наряд не степенного горожанина, но путешественника.

— Её, — лукаво уточнил незнакомец и склонил голову набок. — У «Штерры» душа капризной танцовщицы.

— Она ревнует к женщинам на борту?

— Иногда, особенно к таким красавицам, как госпожа. Впрочем, в нынешний рейс мы пассажиров не берём… Но я могу шепнуть словечко кому-нибудь из друзей. Куда желает отправиться госпожа?

— Мне нужно встретиться с капитаном Сидше Джай-роном для короткого разговора о некоторых общих знакомых, — склонила голову Фогарта, начиная понимать, кто этот скользкий мужчина, посматривающий на дирижабль как на ветреную, но бесконечно драгоценную любовницу.

Кольцо Дуэсы тускло сверкнуло в ржавеющих солнечных лучах — и снова скрылось под ниспадающим рукавом, но незнакомец успел разглядеть достаточно.

— Что ж, это другое дело. Я, капитан Сидше Джай-рон, прошу не отказать мне в любезности обсудить общих знакомых за пиалой травяного чая. Как ваше имя, госпожа?

— Фогарта Сой-рон, — сказала она. И, поколебавшись, добавила: — Киморт-учёная.

— Вижу, что киморт, — улыбнулся капитан, искоса глянув на парящий над брусчаткой сундук. — Прошу, следуйте за мной.

Вопреки ожиданиям, отправился он не к дирижаблю, а к питейному дому. Фог поморщилась, предвкушая погружение в отвратительную мешанину запахов и звуков, но внутри оказалось на удивление тихо, чисто и безлюдно. Молодой хозяин, продолжая составлять сухой букет из ягод и листьев, кивнул капитану, точно давнему приятелю, а Фогарту не удостоил и взгляда. Сидше невозмутимо проследовал в самый тёмный угол зала, к низкому столику с жаровней. Там на углях томился латунный чайник. Капитан любезно указал Фог на подушки и сам сел напротив.

— Выпейте сперва чаю, — улыбаясь, предложил Сидше. — И отведайте цукатов. Думаю, вам это пойдёт на пользу. Я могу на глаз отличить сытого человека от того, у кого во рту и крошки с утра не было. Вы же в лучшем случае позавтракали, а солнце теперь склонилось к горизонту.

— Благодарю за угощение.

Фог покраснела и опустила взгляд. Капитан некоторое время наблюдал за ней молча, время от времени приглаживая и без того безупречную причёску. Вот уж кто был истинным, чистокровным ишмиратцем — на бесчисленное множество поколений назад. Он даже немного напоминал драгоценных фарфоровых кукол: тёмные раскосые глаза без возраста, бледная в синеву кожа, обветренная от работы на свежем воздухе, чёрные, блестящие как зеркало волосы, сами собой распадающиеся на прямой пробор. Кончики их были подстрижены в ровную линию и на пол-ладони не доставали до плеч.

— Итак, вам нужно на юг, — заговорил наконец Сидше. — В какой город?

— В Шуду.

Раскрывать сразу все карты не хотелось.

— Я направляюсь дальше, в оазис Кашим, но перед этим обязательно остановлюсь в Шуду. Путь займет семь-двенадцать дней — зависит от ветра. Вам подходит такой срок?

— У меня нет выбора, — созналась Фог и прикусила кислый цукат, чтобы не сболтнуть лишнего. — По некоторым причинам я не могу обратиться в цех за переносом.

— Деньги или другое?

— Другое.

— Надеюсь, я не беру на борт преступницу или девицу, бегущую от ненавистного брака со знатным вельможей?

— Нет!

Фог сама не поняла, какое предположение оскорбило её больше. А черноглазый капитан рассмеялся:

— Что ж, уже хорошо. Вы знаете, что означает это кольцо?

— Нет… то есть знаю, что если я покажу его вам, то вы возьмете меня на борт. Так сказала Дуэса Шин-раг.

— Шин-раг в пустыне назвали бы огненной змеёй, — загадочно вздохнул Сидше. — И были бы правы. Кольцо всего лишь означает, что вам можно доверять. Предположим, я беру вас на борт, Фогарта. Чем вы готовы заплатить?

Она задумалась. В словах капитана чудился подвох, но вот какой именно? В полумраке душной комнаты, отделанной тёмно-красными и чёрными панелями, в густом запахе специй и чего-то сладковато-лекарственного, после двух пиал крепкого травяного чая в голове слегка помутилось.

— У меня есть ишмиратские монеты. Ещё золото и серебро, в слитках. И несколько драгоценных камней, но их я хочу оставить для приборов, однако если вы…

— Мне не нужны ни металлы, ни камни, — покачал головой Сидше и наконец сам пригубил из пиалы чай, ставший уже густо-коричневым. — Я достаточно богат. Кроме того, все ваши ценности вряд ли окупят и полусотенную часть моего груза, коим мне придётся рискнуть, взяв на борт чужака. Что ещё вы можете предложить, Фогарта?

— Сложный вопрос, — нахмурилась она. Капитан вызывал странное чувство — лукавый, но одновременно надёжный, чем-то похожий на старинные головоломки: их невозможно разгадать, но сами попытки раскрыть секрет доставляют удовольствие. — Я киморт и могу предложить услуги киморта. Опыта у меня немного, но я наверняка сумею с ходу разобраться почти в любом несложном механизме… Дирижабль — несложный механизм.

— Значит, услуга, — произнёс нараспев Сидше и прикрыл глаза. — Мне это подойдёт. Природу услуги мы оговорим после перелёта. Могу только обещать, что она не будет ни оскорбительной, ни обременительной для вас. К слову, Фогарта, знаете, сколько бы дали за вас на невольничьем рынке?

Он вдруг перегнулся через столик и коснулся её щеки пальцами, слегка влажными и горячими из-за пиалы. И не просто коснулся — провел вдоль скулы, к виску, затем к губам, словно лаская.

— Киморты не продаются, — ответила Фог, чувствуя себя стеклянной статуэткой.

— Продав на рынке юную красавицу-киморта, я получу сумму, дважды превосходящую по стоимости товары на моём дирижабле, — по-прежнему не открывая глаза, сказал Сидше. — Есть способы и пленить киморта, и удержать. Вам не страшно, Фогарта?

Фог заставила себя глубоко вздохнуть, чтобы унять сумасшедшее сердцебиение.

— Я осведомлена об этих способах. Учитель считал, что я должна испытать на себе действие некоторых веществ, чтобы потом узнавать их даже по запаху… Не знаю, что подмешано в мой чай, но это не то, чего мне стоит бояться.

Сидше наконец отвел руку и засмеялся, и смеялся так долго, что даже хозяин питейного дома оглянулся с любопытством.

— В чай заварены ягоды одного пустынного кустарника, развязывающие язык даже лжецам. Отдаю должное вашей наблюдательности, госпожа, и спрашиваю снова: хотите ли вы лететь со мною на «Штерре» даже теперь, после всего, что было сказано и выпито?

Она ни секунды не колебалась.

— Да.

— А если я скажу, что спать придется в моей каюте? — спокойно предположил Сидше, склоняя голову к плечу. — На «Штерре» нет места для пассажиров.

— Тогда я попрошу прощения за то, что мне придется стеснить вас, — смиренно поклонилась Фог. — Но не беспокойтесь, я киморт, а мы можем спать не только на полу, но даже на стене или на потолке.

Капитан поднялся.

— Тогда добро пожаловать на «Штерру». Надеюсь, что вы подружитесь с ней.

Через час, на закате, в питейном доме появились трое рослых, жилистых мужчин, одетых почти так же, как капитан. Поклонившись и выслушав короткий приказ Сидше, они попытались приподнять сундук, чтобы отнести его на дирижабль. Фог, задремавшая было, тут же вскочила:

— Нет-нет, не надо! Вы не сможете, там же сплошной металл, да ещё и сам сундук укреплённый!

— Они потомственные носильщики, — усмехнулся Сидше, удерживая Фог за локоть. — Не торопитесь, госпожа. Пусть попробуют.

Фог было жутковато смотреть, как тужатся носильщики, как вздуваются жилы на мощных шеях и на ногах, как краснеют от натуги лица… А капитан, кажется, наблюдал не за своими подчинёнными, а только за ней.

— В чём секрет? — спросил он тихо, наклонившись к ней. — Дело не в одной тяжести.

— Он прикручен потоками морт к полу, — так же тихо созналась Фог. — Чтобы не украли и не открыли. Не то чтобы там были какие-то особые ценности, просто больше у меня ничего нет. Вообще.

Капитан снова развеселился, но спустя несколько минут всё же попросил Фог поднять сундук. Носильщики, взмокшие от усилий, ни единым взглядом не дали понять, что они сердятся или недовольны.

«Наверно, Сидше не в первый раз их так испытывает».

Подняться по трапу на «Штерру» капитан помог ей сам. В двух шагах позади него следовали носильщики, а последним плыл сундук. Заведя Фог в небольшое помещение прямо рядом с выходом, капитан хлопнул в ладоши, созывая команду. Откликнулись шесть человек; дождавшись, пока все соберутся вместе, Сидше громко произнёс, положив руку на плечо Фогарте:

— Эта госпожа киморт — моя личная гостья. Она путешествует с нами до Шуду. Будьте почтительны и молчаливы. А теперь ступайте и готовьтесь к взлёту.

После этого капитан поводил её по дирижаблю, показав, где располагается отсек с двигателем, провёл к каютам экипажа и его собственной, продемонстрировал склад и настрого запретил ходить в помещения для товара, занимающие большую часть гондолы, а затем сопроводил к навигаторской. В основном её занимали приборы — и огромное, укреплённое стекло, через которое было видно площадь и заходящее солнце.

— Вечером потоки воздуха наиболее благоприятны, — пояснил он негромко. — В полёте «Штеррой» управляют два пилота, но за взлёт и посадку всегда отвечаю только я или старший пилот. Вы можете уйти в мою каюту и пока прилечь — а можете остаться тут и посмотреть. Вид очень красивый.

— Я останусь, — ответила Фог. Голова у неё по-прежнему кружилась от странного травяного чая.

— Хорошо, — довольно кивнул Сидше. — Присядьте вон там.

Затем в навигаторскую вошёл старший пилот — мужчина с выбритой головой и подрисованными краской бровями, по возрасту вполне годящийся капитану в отцы. Не обращая внимания на Фог, он занял своё место. Сидше потянул за рычаг, и по гондоле разнёсся пронзительный звон. Дирижабль загудел, его охватила мелкая дрожь, словно живое существо…

…а потом взлетел.

Фог смотрела за стекло и едва могла дышать. А «Штерра» всё поднималась и поднималась, сперва вдоль шпиля, а затем свободно, очень долго, пока город внизу не превратился в подобие сшитого из цветных обрезков платка. Мягко сиял в наступающих сумерках цех кимортов — тем тёплым молочно-розоватым светом, само воспоминание о котором вызывает чувство покоя и уюта.

— Нравится? — спросил вполголоса Сидше, остановившись за плечом у Фог. Она вздрогнула — подошёл капитан совершенно беззвучно, и было неясно, когда его успел сменить за приборами второй пилот.

— Очень красиво. Я никогда не уезжала из Шимры, — призналась шёпотом Фог.

Капитан улыбнулся, легонько приглаживая волосы, выбившиеся из безупречной причёски.

— А теперь вы улетаете — тайком, на дирижабле контрабандиста и рабовладельца. Вам по-прежнему не страшно?

Фог закрыла глаза, вспоминая Алаойша, и зябко обхватила себя руками.

— Нет. Ни капли.

— Юность беспечна, — осуждающе цокнул языком капитан. — А теперь вернёмся в каюту. Расскажете мне честно, зачем убегаете из Шимры, — понизил он голос и ненавязчиво обнял её за талию. — В конце концов, я рискую грузом, не так ли?

— Вы ничем не рискуете, — поспешила заверить его Фог. — Меня никто не будет искать… Ой!

Она сама сообразила, что сказала не то, но было уже поздно.

— Очень удобно, — пугающе задумчивым голосом протянул Сидше. — Вы искушаете меня, Фогарта, а ведь я человек слабый. Знаете, как говорят на юге? Молчаливость — сестра ума и мать долгой жизни.

Фог бросило в холод. Ощущение беспомощности, подспудно дремлющее в груди, ожило, и сердце стало биться гулко и болезненно.

«Я справлюсь?»

Как совладать с порогом морт, как вернуть память Алаойшу, если даже капитан-контрабандист вертит ею как пожелает, безо всяких зелий легко заставляя говорить то, о чём она хотела умолчать?

«Не могу не справиться».

— Вы что-то побледнели.

— А вам весело.

— Вы спрашиваете?

— Нет.

— Чудесно, — коротко хохотнул он и слегка подтолкнул её вперёд. — Прошу. Располагайтесь, где и как вам угодно.

В каюте Фог сразу отошла в сторону, присела на свой сундук, по-мужски подогнув под себя ноги, и только потом огляделась. Жилище Сидше было на удивление скромным для удачливого контрабандиста — ни украшений, ни трофеев; по стенам — тонкие тёмно-синие гобелены с серым орнаментом, едва прикрывающие обшивку, на полу — в три слоя ковры с коротким ворсом. К одной из стен крепился винтами ящик, с потолка свисал дешёвый шар-светлячок с мирцитовой капсулой, иллюминатор наполовину прикрывала шторка, а ложе представляло собой два тонких одеяла и продолговатый валик-подголовник.

— Что у вас в сундуке, Фогарта?

— А что у вас вон в том ящике?

— Разные бумаги, — ничуть не смутился Сидше и уселся на пол напротив неё, глядя снизу вверх. Фог только сейчас заметила, что глаза у него слегка подведены по верхнему веку. — Одежда. Книги. Чуть-чуть того, чуть-чуть этого.

— Разные механизмы, — тщательно подражая его тону, ответила Фог. — Одежда. Специи. Набор для умывания… Чуть-чуть того, чуть-чуть этого.

— Набор для побега, для путешествия или для поисков?

— Для поисков.

— Человека или вещи?

Капитан был мягок, но настойчив, как морской прибой, обтачивающий даже гранитные скалы.

— Человека, — осторожно сказала Фог. — Больше не спрашивайте, хорошо?

Сидше улыбнулся и в который раз за вечер пригладил волосы.

— Пока не буду. К слову, искать его вы собираетесь случайно не на Кашимском невольничьем рынке?

Фогарта нахмурилась, вспоминая карту. Оазис, упомянутый капитаном, находился к юго-западу от Шуду, в глубине пустыни, а город Дабур — строго к западу, ближе к горной гряде. Могли ли эстру, оказавшегося сразу после сброса в Земле злых чудес, схватить работорговцы? В Ишмирате или Лоргинариуме это даже звучало немыслимо, но после того, как Сидше рассказал о торговле «юными красавицами» из кимортов, она ни в чём не была уверена.

Сердце точно ледяная рука стиснула. Фог зажмурилась и потрясла головой, отгоняя ненужные мысли.

«Нельзя бояться. Главное — очертить круг поисков, а уже там можно расспросить людей об эстре-бродяге. Алаойш не из тех, кто проходит, не оставив следов. Его будут помнить долго».

— Нет. Не там. А зачем вам лететь в Кашим?

— За прилавком присмотреть, а то что-то мне письма управителя не нравятся, — недобро усмехнулся Сидше. — Люди от денег портятся. Не глядите так сердито, красавица, в Кашиме не только рабами торгуют. Туда всё редкое, всё запретное везут. Не желаете взглянуть одним глазком?

— Не желаю, — терпеливо улыбнулась Фог. Она уже начала привыкать к лукавым манерам капитана; это немного походило на ученичество у Алаойша. Только теперь вместо хитрых, постоянно удивляющих трюков с морт были слова. — Я тороплюсь.

— Сильно?

— На дирижабле успею.

— Ой-ой, не загадывайте, — нарочито серьёзно покачал головой Сидше. — Лучше скажите, вам цукатов довольно было? Или не откажетесь разделить со мною трапезу, а потом скоротать время… скажем, за игрой в на-джи?

— Поужинать я не против, — честно созналась Фог. — Но потом хотела бы почитать кое-какие записи. Мне нужно для дела.

— Ну что ж, сыграть и в другой раз можно, — пожал плечами Сидше, ничуть не огорчаясь. — Пойду принесу что-нибудь. А вы бы спустились пока на ковёр, красавица. Или брезгуете рядом со мною сидеть?

Фог глубоко вздохнула, понимая, что её цепляют на крючок, как ту рыбку, но всё равно слезла с надёжного сундука.

Ковры у Сидше оказались очень мягкими.

За ужином приходилось следить за каждым словом — и действием. Вспомнив, как с помощью морт распознавать состав незнакомых препаратов, Фог сперва тщательно изучила жаркое, затем — тонкие чёрствые лепёшки, крупно нарезанную ригму и травяной настой в чайнике. Оказалось, что два куска мяса из тех, что лежали ближе к её краю блюда, и часть фруктов были напитаны незнакомыми снадобьями. В первом случае Фогарта с горем пополам распознала снотворное, рискнув и капнув немного мясного сока на язык. А вот отраву в ригме, как ни терзала тонкие ломтики силой морт, не определила.

Сидше довольно жмурился и улыбался, неторопливо кроша лепёшку.

— Что там? — наконец сдалась Фогарта, чувствуя себя зверюшкой в балагане.

— Любовное зелье, пробуждающее страсть, — с удовольствием пояснил Сидше. — Не сильное. Но действует забавно.

— А в мясе — снотворное.

— Рассказать, какое именно?

В редких снадобьях он разбирался, как оказалось, не хуже Алаойша. А то и лучше — если учесть, что над морт власти не имел, зато мог различать тончайшие оттенки вкуса и запаха, помнил, какие яды темнеют от солёной воды, какие — шипят от вина, какие можно вывести без вреда для тела и через час, а какие лучше и не нюхать… Фог слушала как заворожённая и думать забыла о том, чтобы почитать перед сном записи об эхе Миштар.

Потом Сидше отвёл её в умывальную комнату и отправился в обход по дирижаблю. Наскоро ополоснув лицо и руки, Фогарта вернулась в каюту. Веки смыкались сами по себе; капитан же не сказал ни слова о том, когда вернётся. Засыпать же на ковре в углу после будоражащего воображение ужина не хотелось совершенно.

— Да уж, — пробормотала она, раскрывая сундук. — Правда, что ли, на потолке себе постелить?

В багаже отыскался и утеплённый плащ, который сошёл за одеяло, и запасная хиста, чтоб свернуть её и положить под голову.

Приспособить механизм прилипания «неподъёмного» сундука к полу для сна на потолке оказалось минутным делом. Поворочавшись немного, Фогарта убедилась, что морт держит крепко и ночью на капитана не свалится ничего — и никто — и только тогда укрылась с головой. Неяркое сияние от шарика-светлячка спать не мешало, а тихий, едва различимый гул, исходящий от дирижабля, ещё и убаюкивал.

Что именно Сидше подумал о дремлющей на потолке гостье, Фог так и не узнала.

Но снился ей почему-то мягкий, искренний смех.

«…Затея с камнем памяти неудачна, стоит уже это признать.

Полтора года ушло у меня на то, чтобы создать бледное подобие сего легендарного предмета, но он совершенно бесполезен. Вновь приживлённые воспоминания вызывают у эстры не больше чувств, чем у любого другого чужака. Даже я, кажется, чувствую к дочери Д. больше любви и сострадания, чем он сам.

Не понимаю, говорит Д., почему я должен быть рядом с нею. Разве она не может заработать себе на хлеб? Я хочу странствовать, не держи меня.

Я спрашиваю: ты помнишь её?

Д. отвечает: да, и что с того?

Что сказать ему на это, я не знаю и не могу удерживать его боле.

Он сказал, что уйдёт через три дня, и оставил камень на столе в лаборатории. Может, что-то не так с расчётами и воспоминания недостаточно живые, но, сдается мне, дело не в этом. Сама по себе память — картина, вырванный из книги лист. Если задуматься, то заключение в камень воспоминаний ничем не отличается от подробных дневников. Да и я, читая среди ученических тетрадей заметки на полях о своей любви к Н., уже не чувствую того жаркого томления… Желания истёрлись о время и превратились в выцветшие буквы.

Или то перемены во мне?

А как сильно эстра отличается от киморта, которым был? Так же, как я теперь от того неискушённого ребёнка, жившего почти триста лет назад? Или ещё сильнее?

Право, я впадаю в отчаяние и всё больше думаю о том, что эта ноша непосильна.

Д., уходя, обнял меня и сказал, что, когда настанет мой срок, мне тоже станет всё равно…»

Фог захлопнула тетрадь, чувствуя, что щёки уже мокры от слёз.

— Чем занимается красавица? — вкрадчиво поинтересовался Сидше, не отвлекаясь от кипы бумаг на низком столике.

— Перевожу с мёртвого языка. Один из северных диалектов, лоргин, — украдкой вытерла она лицо краем хисты. — Ничего важного, просто упражнение.

— Ах, понимаю, — со скучающей интонацией ответил он. — Ну, если ничего важного, не согласитесь ли вы прогуляться немного и познакомиться с нашим мастером?

— У вас и мастер есть? — удивилась Фог и тихо шмыгнула носом.

Возвращаться к дневникам Миштар — Миштара? — пока не хотелось.

— Есть. Скверный, правда, да тут уж выбирать не приходится — на какого денег хватило, такого и купил, — пожал плечами Сидше. — Он мне вчера сказал, что дирижабль что-то дрожать стал, да и я сам чувствую. Тут надо, по уму, приземляться и смотреть, где неполадки, но время терять не хочется. Остановка у нас завтра будет, а сейчас бы хоть издалека взглянуть…

— Вы желаете, чтобы я проверила исправность систем дирижабля? — в лоб спросила Фогарта. — Проходимость каналов, цельность капсул, погрешность утечки морт?

— Киморту виднее, что проверять, — улыбнулся в рукав Сидше.

— Я посмотрю, — со вздохом согласилась Фог.

Перейти из жилого отсека гондолы в технический можно было только по шаткой трубе, рассчитанной то ли на горбуна, то ли на карлика. Вибрация здесь чувствовалась отчётливей. Тонкие стенки слабо защищали от холода, и Фог куталась в хисту, остро жалея, что не догадалась накинуть сверху что-нибудь потеплее.

— Она только выглядит ненадёжной, — заметил Сидше, постучав по стенке пальцами. — Но и обручи, и поперечные полосы из металла, и обшивка — всё очень прочное.

— Я же говорила, что не боюсь!

— А разве я спрашивал об этом?

Фог не увидела — по голосу угадала улыбку и залилась румянцем.

— А давно проводили полный осмотр дирижабля? — громко спросила она, чтобы замять неловкость.

— У кимортов — ни разу. А вольный мастер мою «Штерру» обследовал… — Сидше задумался, — … пожалуй, два с половиной года назад уже.

«Плохо», — подумала Фог, а вслух продолжила:

— А капсулы целиком уже заменяли или только подзаряжали?

— Не меняли, — покачал он головой. — А следовало бы?

— Пока не знаю, — созналась Фог. — Посмотреть надо. Если оболочку для капсулы делают из плохого сплава, то морт со временем начинает подтекать. А если утечки есть, то и баланс нарушается. Значит, и дрожь может появиться. А долго вы на «Штерре» летаете? Давно её собрали?

— Двадцать два года уже. Считай, с первого большого дела и купил. В долги тогда влез — ой, вспомнить страшно, — засмеялся Сидше и, прокрутив рычаг, распахнул люк: — Прошу, красавица. Ступайте первой.

В техническом отсеке оказалось ненамного теплее, чем в трубе-переходе.

— Обогрева здесь нет?

— Он тут без надобности — зачем из капсул энергию зря оттягивать? Машинам холод на пользу, а мастер с техником и приодеться могут.

Полное отсутствие обогрева на другой половине гондолы показалось Фог странным. Обычно приборы, основанные на силе морт, строились по принципу строгой симметрии. Чтоб в одной части капсул было ровно столько же, сколько и в другой, и чтоб работали они от одного двигателя. Отступление от схемы грозило разными бедами — от нарушения баланса и до возникновения резонанса, когда мирцитовые «жилы» просто-напросто разрывало от перепадов энергии.

— Вот мы и на месте, — вкрадчиво произнёс тем временем Сидше. — Госпожа Фогарта, это наш мастер, Калум. К сожалению, он нем — какие-то изверги вырезали ему на базаре язык перед продажей. Наверно, не стерпели потока хулы, ведь Калум у нас человек горячего нрава. Правда ведь? — засмеялся он, похлопав мастера по плечу.

Калум оказался настоящим южным великаном.

Кожа его была цвета жжёного сахара. Худой и немного сутулый, он возвышался бы над любой толпой на целых две головы. Мышцы словно иссушило дыхание пустыни, и они даже на вид стали жёсткими и прочными, как шёлковые жгуты. На правой руке у Калума не хватало безымянного пальца. На левой — мизинца. Проследив за взглядом Фогарты, Сидше охотно пояснил:

— Говорят, золотые кольца не снимались, вот ему пальцы перед торгами и укоротили. Зря, конечно, жадность не одного торговца сгубила. Руки мастера — главное его достояние после головы.

«Значит, его не продать хотели, а погубить. Мстили?» — подумала Фог, но вслух спросить не отважилась — тёмно-карие глаза у Калума и без того пылали, как уголья. Вместо этого она отвесила глубокий, почтительный поклон:

— Рада знакомству с вами, мастер Калум. Я киморт, путешествую к югу, — осторожно представилась она, не называя имени. — Капитан Сидше сказал, что в благодарность за его… — чуть не сказала «услуги», но вовремя поправилась: — … за его доброту я могла бы осмотреть двигатель, проводящие жилы и капсулы. С вашего позволения, разумеется, мастер.

Взгляд Калума немного смягчился. Дождавшись разрешающего кивка Сидше, мастер повёл Фог к двигателю. Сам капитан за ними не пошёл — остался в маленькой проходной комнатке прямо за переходом, в которой было чуть потеплее.

Рядом с механизмом Фогарта почувствовала себя увереннее. Даже руки зачесались — поскорее прикоснуться к холодному металлу, послушному каждому вздоху морт.

— Вы давно на корабле?

Калум показал на пальцах: «семнадцать». Лет ли, месяцев ли — не уточнил.

— Двигатель не перебирали? Капсулы не заменяли? — Получая каждый раз отрицательный ответ, Фогарта всё больше хмурилась. — А дрожание давно началось?

«Пять», — показал Калум.

— Пять дней назад? — Он покачал головой. — Месяцев? Гм… А на какой высоте обычно летаете? Понятно… А вы не поднимались выше обычного за некоторое время до того, как началась тряска?

Калум надолго задумался, вспоминая. Потом, частью объясняясь на пальцах, частью — беззвучно шевеля губами, он рассказал, что примерно полгода назад дирижабль едва не попал в сильную грозу и капитан дал приказ пересечь её поверху. Попадания молний в корпус тогда удалось избежать, но «Штерра» едва дотянула до города — двигатель работал с натугой, а энергии поступало в три раза меньше, чем обычно.

Позже, на земле, всё пришло в норму само собой.

Всерьёз заинтересовавшись, Фогарта едва ли не пальцами ощупала каждую деталь, чуть не лишившись при этом руки, но источник неполадок так и не нашла. Мирцит в «сердечной» капсуле уже порядком истощился, но его бы хватило ещё на месяц-другой бесперебойной работы. Никаких сточенных, прокручивающихся шестерней тоже не обнаружилось. Фог испугалась поначалу, что дело в самом баллоне, а не в технике, но потом заметила, что в проводящей жиле, которая тянулась к жилой части гондолы, давление почему-то куда меньше.

— Нет, одними глазами тут толком ничего не рассмотришь, — досадливо признала она, отряхивая пыль с коленей. — Окулюс нужен. Подождите здесь, я мигом!

В этот раз Фог даже и не заметила, как преодолела шаткую, тесную трубу-переход. Нужный прибор отыскался на самом дне сундука — две линзы в медной оправе, между которыми находилась сгущённая морт, наделённая особым стремлением — отсекать некоторые участки спектра. Линзы можно было сводить ближе или разводить, чтобы изменять масштаб. Крепилась на голове вся конструкция с помощью кожаных ремней.

Когда Сидше увидел Фогарту с таким «украшением», то подавился цукатом и закашлялся.

— Ну-ка, ну-ка, вот теперь взглянем, — промурлыкала она, влетая в отсек с двигателем. — Вот, другое дело ведь! Мастер Калум, посмотрите сюда! Вот здесь, — Фог постучала ногтем по металлической жиле, — энергия почему-то скапливается. Если обратить внимание на вектор потока, то можно заметить, что он здесь неправильный. Должно идти так… — Она чиркнула ногтем вдоль невидимой прямой линии. — Потом от распределяющей капсулы — в ту и в ту стороны, под прямым углом. А поток здесь закручивается и начинает течь обратно. Да ещё эта спайка мне не нравится… Думаю, тут была капсула, которую потом удалили. Наверняка от неё отходила жила, предназначенная для обогрева технических отсеков, но и её тоже убрали, и потоки сместились. Некоторое время это было незаметно, потому что морт подтекала из места неудачной спайки. Понимаете? Та энергия, что раньше шла на обогрев, теперь просто сочилась в пространство. Но когда потребовались все ресурсы двигателя… Во время грозы, когда капитан приказал подниматься выше… Словом, наверно, тогда и скорость увеличили, так? Морт стало слишком много, а ведь она обладает своей волей. В слабом месте конструкции, к тому же несущем отпечаток мастера или киморта, она скапливается, густеет. Отсюда и завихрения в потоках, и дрожь. Наверняка ещё несколько таких же «сгустков» есть — на местах, где раньше капсулы были. Кто вам, интересно, умудрился дирижабль «улучшить»? Руки…

«…руки бы ему оторвать», — подумала Фог, но вовремя прикусила язык.

— Вольный мастер, — хмуро пояснил Сидше, не отходя от дверей. — Два с половиной года назад. Сказал, что нерабочие капсулы удалил и заодно, для баланса, отопление убрал. То, что он сделал, опасно?

— Если опять в грозу попадёте и придётся на полной скорости удирать — ничего хорошего не выйдет, — призналась Фог, отстёгивая окулюс. — Тот мастер, наверно, хотел подзаработать, вот и снял исправные капсулы, чтобы продать их потом втридорога. У вас очень хорошие механизмы на дирижабле — ясно, что их киморт делал, а не простой человек. Сплавы все качественные, ни одна из видимых капсул в замене не нуждается — а ведь двадцать два года прошло! Обычно-то через пять-шесть лет часть заменять приходится, у нас дома половина заказов была на замену.

— Плохо, — вздохнул Сидше. — Ремонт дорого встанет?

— Гм, — задумалась Фогарта. — Если бы я делала, то взяла бы за полную переделку пару чистых сапфиров — вот такого размера, как у вас на цепочке, капитан. Это за работу. А за материалы — сорок две серебряные монеты за типовые капсулы. Если под заказ — то восемьдесят пять. Я навскидку говорю, — спохватилась она. — Точно скажу, когда подсчитаю, сколько именно капсул нужно.

— Что ж, значит, будем в оазисе мастера искать. Или киморта, — подытожил Сидше невесело. — Как ты это проглядел, Калум? Впрочем, с тобой я после поговорю. Ступайте за мной, красавица — самое время для обеда.

Перед тем как выйти, Фог снова раскланялась с мастером, заметив, что Сидше это не понравилось. За обедом она спросила, почему он так насмешливо обращается с Калумом.

— Не жалейте его, прекрасная госпожа, — усмехнулся капитан, ягоду за ягодой отщипывая от тяжёлой грозди. — Вы знаете, за что его продали как раба? Он снасильничал дочь своего учителя, когда ходил в подмастерьях.

Фог бросило в холод.

— Интересно, — только и смогла произнести она, чувствуя озноб. — А много у вас на корабле свободных?

— Оба пилота и телохранитель, — ни на секунду не задумался Сидше. — Телохранитель — вообще человек особый, я в своё время его мать нашёл и выкупил из рабства. С тех пор вернее человека нет. Пилотов я тоже из больших долгов выручил и всему обучил… А прочим не верьте — облик обманчив.

— Значит, остальные как Калум?

— Да.

— И каково вам путешествовать с людьми, которые вас ненавидят?

Фог правда не хотела этого говорить — само вырвалось. Но Сидше только рассмеялся:

— Нескучно, красавица. Нескучно.

Через два дня дирижабль достиг цепи озёр. Стоянку устроили в пятичасовом переходе от города, между холмов. Капитан уверял, что это импровизация, но Фогарта не верила — слишком сноровисто работала команда, используя вместо причальной мачты оголённое до самой вершины дерево. Полностью опускать на землю «Штерру» не стали — закрепили тросы и сбросили две верёвочные лестницы. Сидше велел носильщикам доставить вниз несколько плотно увязанных тюков, а затем вместе с телохранителем, голубоглазым северянином-исполином, отправился к опушке леса, милостиво разрешив Фог погулять по округе часок-другой.

— Только далеко не уходите, красавица, — зубоскалил он. — А то вдруг «Штерру» ветром унесёт, а вас тут позабудут?

Фогарта это запомнила; впрочем, углубляться в южные леса ей и не хотелось.

Первым делом она развеяла прах Оры с холма над лугом — и наконец отпустила её из своего сердца. Потом пришлось вспомнить и о насущных нуждах. Фог отыскала неподалёку от места стоянки заводь почище, искупалась и постирала кое-что из одежды. Затем расстелила на берегу одеяло, спустила с дирижабля маятник и снова взялась за поиски Алаойша.

Получалось из рук вон плохо.

Сначала маятник, как намагниченный, тянулся к одной и той же точке на севере, между Восточным и Южным Лоргинариумом, но потом начинал с жутким скрипом сползать к югу — к Дабуру. Это повторялось из раза в раз, словно его вела чья-то рука. Фог решила перебрать механизм или вовсе сложить новый, как только появится минутка, и принялась изучать уже готовые пометки на карте, чтобы выявить хоть какую-то общую закономерность.

Тогда-то и явился Сидше.

— Прекрасная госпожа отдыхает?

— Работает, — весело откликнулась Фогарта, не отвлекаясь от карты. — И сушит волосы.

— И платье, — расхохотался капитан, потянув за краешек ярко-малинового шёлка, трепещущего на низко склонённой ветке. — Все киморты так охочи до чистоты?

— По-разному бывает. Мне просто вода нравится, так бы и плавала. Учитель шутил, что у меня в предках или рыбы, или пираты, — улыбнулась Фог.

Сидше присел рядом и бесцеремонно разворошил её вещи, продолжая зубоскалить:

— Пираты? Что ж, очень может быть. Ах, эти грозные очи! Даже мой верный телохранитель спросил, нет ли у вас, красавица, северной крови. О, что это? Какой занятный цвет!

Капитан вытащил со дна сумки продолговатый ярко-зелёный брусок и осторожно принюхался к нему. Смешно выгнул одну бровь, фыркнул, ковырнул ногтем восковатую поверхность, снимая длинную стружку…

— Это мыло, — охотно объяснила Фогарта. — Мне подарил его Дёран, друг учителя — и мой друг тоже, впрочем. Он часто приносит разные интересные штуки из путешествий. Учителю обычно дарит… дарил книги или механизмы, а вот меня баловал разными сластями — и запахами. Я ведь почти нигде не бывала, а он говорит — для того, чтобы чужой край узнать, нужно почувствовать его вкус и аромат. Вот это мыло смешано с маслом каких-то восточных плодов, их Дёран тоже в тот раз притащил, целую сумку. Они круглые, в зелёной кожуре, а внутри у них дольки. А на вкус мякоть кислая, немного щипучая и свежая. Алаойш из этих зелёных шариков пристрастился сок отжимать и холодный напиток делать, тогда такое лето жаркое было!

— Я видел схожие плоды в оазисах, только оранжевые и сладкие, — мечтательно улыбнулся Сидше и спросил: — Можно это мыло опробовать? Я люблю редкости.

— Можно, — щедро разрешила Фог и снова уткнулась в маятник, остро жалея о том, что забыла двойную линзу на дирижабле. — Но предупреждаю, оно холодит немного… Ой, что это вы делаете?! — пискнула она до позорного по-детски.

Сидше смешно выгнул брови:

— Как — что? Раздеваюсь. Кто же купается в хисте, красавица?

Разоблачался капитан так непринуждённо, словно был один — и не глядела на него, пунцовея от смущения, Фог, не стерёг безмолвно чуть в отдалении, за деревьями, телохранитель… Соскользнула с плеч синяя хиста, за ней — рубашка тонкого полотна, размотался будто сам собою пояс и завязки у щиколоток, и вот Сидше уже остался нагим — фарфорово-белое тело в ярком полуденном солнце и в узорчатой, изменчивой тени древесных крон.

Фогарта смотрела во все глаза. По-юношески поджарая фигура, сильные ноги, шрам вдоль поясницы, и другой — от шеи и до лопаток, и татуировка — рой мотыльков, спиралью обвивающий грудь, спину, спускаясь по животу ниже и ниже…

Сидше стоял вполоборота, перебрасывая мыло из руки в руку, и улыбался, как восточная кукла.

— Я налюбовалась, — серьёзно сказала Фог, чувствуя, что ещё немного — и от её щёк можно будет солому на растопку поджигать. — Можете идти купаться.

— Вы раните моё самолюбие, прекрасная госпожа, — делано вздохнул Сидше и шагнул в озерцо, разом погрузившись в воду до колен.

Краем глаза наблюдая, как он плещется в озере, взбивая из зелёного мыла густую пену, Фогарта думала о том, где и при каких обстоятельствах можно получить шрам между лопаток…

…и выжил ли тот, кто когда-то ударил Сидше в доверчиво подставленную спину.

Следующая остановка была через три дня, а последняя — ещё через два, в степи, у самых границ пустынных земель. Фог спускалась из дирижабля совсем ненадолго, только чтоб искупаться и размять ноги, и дни напролет просиживала за переводом дневников Миштара или за обследованием проводящих жил. Опасных сгустков морт оказалось куда больше, чем она предположила сначала. Кое-где жилы, кажется, нарочно кто-то повредил. Калум, получивший от капитана хороший нагоняй, зверем смотрел на Фог и изображал не только немого, но и глухого и слабоумного одновременно.

На починку маятника, как назло, времени совсем не оставалось.

— Далеко осталось до Шуду?

— Как сказать, — прищурился Сидше. Сегодня он сам сел за штурвал вместо первого пилота. — Если ветер сохранится такой же благоприятный, то два — два с половиной дня лёту.

— Понятно, — обрадовалась Фог. — Кольцо Дуэсы, наверное, вам отдать надо, да?

— В Шуду и отдашь, когда одну услугу мне окажешь, — отмахнулся капитан. По лицу его пробежала тень. — Не нравятся мне те облака. Март, сходи к телескопу. Рассмотришь их хорошенько и мне доложишь. Да и к Калуму загляни, узнай, что барометр показывает.

Светловолосый телохранитель молча поклонился и вышел, а Фогарта уставилась на тучи поверх плеча Сидше.

— Что-то не похоже на грозу. Цвет не тот… Хотя я не очень-то разбираюсь в атмосферных явлениях, — призналась она.

— Дело не в том, как выглядят облака, а в том, откуда они пришли. Эти, судя по ветру, родились в степи. Погода в здешних местах чаще ясная, а если и появляются тучи, то они наползают или с севера, из края озёр. Или с гор — с запада. Впрочем, позабудьте об этом, красавица, — улыбнулся вдруг Сидше беспечно, не отводя взгляда от горизонта. — Моё дело — доставить вас до города, ваше — расплатиться со мною, вот на том и остановимся. Чирре, бери выше, — бросил он пилоту.

— Сколько?

— Да триста для начала…

Фогарта поняла, что сейчас капитану не до неё, и покинула рубку.

С самого утра голова была какая-то тяжёлая, а теперь, после короткого и странного разговора — и вовсе разболелась. Не вышло ни отвлечься переводом, ни подремать. В конце концов не осталось иного выхода, как выпить лекарство — порошок бурого цвета, давным-давно привезённый Дёраном откуда-то с востока. Действовало оно постепенно, и в ожидании эффекта Фогарта начала разбирать маятник.

Замена цепочки, капсулы, ограничители — всё это было в полном порядке. Фог принялась неторопливо раскручивать движущий механизм, то и дело подменяя металлические инструменты силой морт. Детали аккуратно ложились на белый платок. Дирижабль немного потряхивало — Фогарта решила, что от скоростного подъёма, и поэтому шестерёнки и капсулы то и дело норовили разбежаться.

А потом она заметила, что каждый раз детали убегают в одну и ту же сторону — к карте.

— Странно, — пробормотала Фог, переворачивая тонкий металлический лист. — Вроде бы обычная карта. Может, одна из встроенных капсул намагнитилась?

Пришлось снова доставать окулюс из сундука.

Поначалу, при маленьком увеличении, карта по-прежнему выглядела исправной. Но затем Фог перевернула её и, развесив по комнате побольше светильников, подкрутила окулюс.

На оборотной стороне начал проступать тончайший узор.

По невесомой паутине, туго натянутой на металлическую пластину, сочилась морт — до того жидкая, что даже цвет сменился с фиолетового на бледно-розовый. Вооружившись стальной иглой, Фогарта аккуратно поддела одну из нитей. Та сразу же лопнула с неприятным, дребезжащим звуком.

— Ничего не понимаю, — нахмурилась Фог, разглядывая нить через окулюс. — Это что… волос человеческий?

Напитанные морт волосы располагались на карте хаотически. И Фогарта только-только начала их распутывать, когда дирижабль тряхнуло так сильно, что это уже никак не получалось игнорировать. За иллюминатором было темным-темно, как ночью.

— Капитан, что случилось? — выпалила она, влетая в рубку. — Могу я… — и осеклась.

Красивые, похожие на горы взбитых сливок облака на горизонте превратились в жуткие, вздыбленные горы чёрно-фиолетового цвета. Нижний край был прошит молниями, как обрывистый берег — древесными корнями. Вниз от него тянулся хобот-воронка — почти до самой земли, казавшейся отсюда штопаной шалью, небрежно сброшенной какой-нибудь богиней.

Сидше уступил место первому пилоту и наблюдал теперь за приближающейся грозой со странным спокойствием.

— Это не обычная туча, — негромко сказал он, а потом коротко приказал: — Госпожа, подайте вашу руку. Ту, на которой кольцо Дуэсы.

Но Фог уже и сама поняла.

— Сейчас, — хрипло выдохнула она, снова надвигая окулюс на левый глаз. — Тут есть источник света поярче? Или поближе…

Вместо ответа Сидше сорвал с потолка шар-светлячок и поднёс его к руке Фогарты.

— Видите что-нибудь?

Грудь стиснуло, словно легкие превратились в кусок льда.

— Вижу.

Камень в первый раз показался с виду ярко-голубым, потом — переливался радугой в лучах закатного солнца; но теперь он стал гнилостно-розовым, как открытая язва, и Фог мерещился почему-то приторный запах леденцов.

— Снять можете? — Сидше сунул руку за отворот хисты.

Фог повертела кольцо.

— Туго. Странно, только недавно оно едва ли не падало, а сейчас — как приросло.

Молния прошила тучу совсем близко, на мгновение ослепив.

— Ну что ж, — сказал капитан, переждав удар грома. — Придется рубить.

За отворотом хисты у него оказался нож.

Фогарте стало дурно.

— Ну уж нет! Что за… что за… — Она не могла даже нужное слово подобрать, а потом вдруг рассердилась, как никогда в жизни. Разом на всех — на капитана с его ножом, на притворщицу Дуэсу, на законы морт, на свою собственную глупость. — Что за дилетантство! Дремучее невежество! Сидше, какой же вы дурак! — вырвалось у неё, и сразу стало легче. — Только бы травить, пугать, смущать и резать! — Фог взмахнула левой рукой, скручивая всю доступную морт в тугой жгут, потянула ещё и ещё. — Я сейчас сама аккуратно… потихоньку… — Морт сгущалась и сгущалась, пока не обрела форму и плотность кристалла, а Фог всё продолжала её нагнетать. — …потихоньку раздавлю его, к пёсьей матери! А, чтоб тебя! — всхлипнула она и из последних сил шарахнула сгустком морт по камню. — За что? Что я тебе сделала-то?

Камень брызнул в стороны цветными осколками. Фог молча плюхнулась на колени и сгребла крошку на ладонь.

Сидше рассмеялся.

— Что ж, можно и так, — кивнул он и убрал нож. — Март, возьми осколки и кольцо, выбросишь через люк для мусора. Понял?

— Слушаюсь.

— Фогарта, вы успокоились? — Сидше наклонился и положил ей руку на плечо, несильно стискивая пальцы.

— Нет. — Грудь ходуном ходила, так что дышать было почти больно. — Гроза не развеется. Даже если кольцо её притянуло, теперь она уже существует сама по себе. Ваш дирижабль выдержит?

— «Штерра»? Не думаю. Но ничего страшного. Просто уйдём выше, как и хотели. Чирре, ещё пятьсот. Курс прежний.

Натужно скрипя, словно рассохшаяся повозка, «Штерра» стала набирать высоту. Фогарта, так и не сумев подняться, отползла в сторону и прислонилась к стенке. Звуки доносились как из кувшина, гулко и невнятно. Сидше говорил что-то о гребне грозы, через который будто бы надо перевалить, и тогда худшее останется позади. Бледный и взмокший от напряжения Чирре называл страшные цифры: две тысячи, две с половиной, три… На четырёх с половиной тысячах бурлящая серость за бортом схлынула, и глаза резанул солнечный свет, такой яркий и холодный, что выступили слёзы.

–…ещё триста, — приказал Сидше, прищуриваясь.

Первый пилот сгорбился и заговорил, впервые за всё время:

— Нельзя. Ветер, вы же видите.

— Если пойдём на этой высоте — рухнем обратно в облака, — покачал головой Сидше. — Дай сигнал Калуму, пусть увеличит мощность.

— Исполняю.

— Нельзя, — вмешалась Фог, преодолевая дурноту. Всеми позабытый светильник катался по полу из угла в угол, как детская погремушка. — Не выдержит система. В проводящих жилах — сгустки морт, и если увеличить напор, то либо жила разорвётся, либо двигатель остановится, и…

— Придется рискнуть, — мягко перебил её Сидше. — А сейчас, госпожа, прошу вас помолчать. Пока я капитан «Штерры», и я принимаю решения.

Фогарта согнула ноги и уткнулась в колени лбом.

Под сомкнутыми плотно, до боли, веками плясали разноцветные круги — и, сплетаясь, складывались в слова. Цепкая память киморта, хранившая всё, от первых образов детства до запутанных схем грандиозных механизмов, обернулась теперь изысканной ловушкой. Переведённые утром отрывки из дневника проносились перед мысленным взглядом и отравляли кровь ядом безнадёжности.

«…решительно против меня, точно сама воля морт противится этому желанию.

Попытки найти Д. ни к чему не привели. Дочь его, избежавшая нашего проклятия, не понимает меня и просит отступиться от отца. Да, он был прав — то уже не беспомощная девица, а взрослая женщина, искусный мастер, жена и мать… Ей незачем бежать за Д., ибо у неё своя жизнь.

А я, погрязая глубже и глубже в трясине бессмысленного бунта, затеянного первым воеводой лорги, постепенно разуверяюсь в своих силах — и намерениях. Стоит мне всерьёз обратиться к какой-либо теории, то либо на моём пути возникают неодолимые препятствия, либо теория оказывается мертворождённой химерой грёз.

И вот сейчас — снова.

Только окрепло моё решение следовать за Д. всюду, куда он только ни отправится, чтобы вернуть его прежнего, как лорга обратился ко мне за помощью. И я разбираюсь с последствиями бунта, пытаясь затянуть раны на истерзанной земле. А Д. утекает из моих ладоней, словно песок сквозь пальцы. Друзья рассказывают, как видели его в северных городах, в сомнительном обществе бродячего лекаря и молодого книжника из Митвы… Прежде он никогда не интересовался врачеванием или историей, а теперь его словно подменили.

И думаю всё чаще: не гонюсь ли я за тенью? И не пытается ли морт уберечь меня от бесцельной траты драгоценных лет, оставшихся до порога, и уделить время своим детям, покуда я их ещё помню?..»

Погрузившись в воспоминания, Фог словно выстыла, изнутри и снаружи. И пальцы, коснувшиеся её плеча, показались обжигающе горячими.

— Очнитесь, красавица. Сейчас нельзя на полу сидеть.

— Почему?

Она едва разлепила обветренные губы. Уши ныли от ставшего уже привычным шума — чего-то среднего между свистом и треском.

— Швырять нас будет, как пёрышко по волнам, — с недобрым весельем ответил Сидше, скорее угадав вопрос, чем услышав, и отступил. — Возвращайтесь в каюту и ступайте в угол, на мою постель. Под ковром найдёте ремень — он вделан в стену. Обвяжетесь и сядете на мягкое — может, без ушибов обойдётся.

— Ах, это, — улыбнулась Фог слабо. — Для этого мне не нужно идти в каюту. Прикреплю себя тут к полу морт, как во время сна, и никакая качка не сдвинет. А что случилось?

— Ветер, — коротко ответил капитан.

— Да вроде бы ничего такого…

Она не успела договорить — под ложечкой вдруг засосало, и дирижабль ухнул вниз, а потом дёрнулся вправо. Голову мотнуло, и Фог едва успела сгустить клубы морт, чтобы смягчить удар. Сидше — и тот не устоял на ногах, но упал как-то по-хитрому, перекатившись, и почти сразу поднялся.

— Я же говорил! — крикнул он зло. Глаза блестели от азарта. — А, ладно. Поступайте как знаете.

Встав за спиной у пилота, капитан взялся за свисающий с потолка гибкий ремень, на котором раньше крепился шар-светлячок, и посмотрел на приборы. Фог со своего места ничего не видела, но по выражению лица догадалась, что дело плохо.

— Мощность падает? — прокричала она, но Сидше не ответил.

Дирижабль снова тряхнуло, да так, что послышался скрежет. Тощего рыжего Чирре мотнуло в кресле, как щепку.

— Двести пятьдесят вниз. Уходим на юго-юго-восток, угол… — Снова что-то грохотнуло, и Фог пропустила окончание фразы, но первый пилот прекрасно всё расслышал. На некоторое время движение выровнялось — а потом капсулы с мирцитом, впаянные в стены, разом мигнули и потускнели.

«Двигатель», — пронеслось в голове у Фог, и горло мгновенно пересохло.

–…сносит на запад! Расхождение с намеченным курсом — двенадцать градусов!

–…восходящие потоки…

–…Калум передаёт — основная капсула распаялась!

Слова Марта, только-только вернувшегося из технического отсека, стали последней каплей.

Фог не выдержала.

— А ну стоять!

Сидше с места не сдвинулся — только знак подал Марту, и северянин перехватил Фогарту в дверях. Хватка у него оказалась как тиски — ещё чуть-чуть, и рёбра треснут.

— Пустите!

— Куда? — рявкнул капитан, впервые повышая голос не для того, чтоб перекричать грохот, а от злости.

— Вас спасать! — заорала Фог, словно заразившись злостью. Кровь уже кипела.

— А знаешь как?

— Да! Дирижабль — простой механизм! Спаять капсулу на ходу, потом…

— Эдер, курс на тебе, — перебил её капитан, хлопнув по плечу старшего пилота. — Ну, красавица, бегом!

Никогда Фог не было так страшно.

Дирижабль, оставшийся без направляющей силы, мотало, как лодку в бурю. В горле ком стоял — от перепадов высоты началась тошнота. Бежать по коридору, налетая на стены, было ещё терпимо, но вот по трубе… Обшивка скрипела и скрежетала, снаружи трещало что-то — то ли электрические разряды, то ли размотавшиеся тросы, хлещущие по гондоле. Сидше крепко держал Фог за талию одной рукой, умудряясь сохранять равновесие и без помощи морт, и упрямо тащился вперёд, цепляясь за скобы и выступы на стене. А ледяной воздух обжигал горло на каждом вдохе — система отопления окончательно отказала.

Калум трясся в углу, вцепившись в ремни, позеленевший от холода и ужаса.

— Действуй! — прикрикнул Сидше и подтолкнул Фогарту в спину, прямо к остывающему двигателю.

Мирцитовая крошка хрустела под ногами.

«Алаойш объяснял мне, что делать, — набатом звучало в голове. — Объяснял. Я даже паяла мелкие капсулы. Осталось только вспомнить и…»

…и собрать все силы, надеясь, что их будет достаточно, — это Фог боялась даже мысленно произнести.

Основа любой манипуляции морт предельно проста. Сначала — сконцентрировать энергию; затем поместить в неё мысль; затем наделить стремлением, вектором развития. Все три действия может совершить лишь киморт, никакой мастер, даже обладающий самыми совершенными механизмами и приспособлениями, никогда не сумеет ни зачерпнуть морт из пространства, ни сотворить из неё нечто иное.

Но и у силы киморта есть границы.

Каждый следующий раз можно единовременно зачерпнуть больше морт, чем в предыдущий — от использования к использованию незримый «черпак» растягивается, растёт. Чтобы вложить мысль, нужно точно представлять себе результат — нельзя собрать из осколков кувшин, не зная, как он выглядел целым. А стремление… Со стремлением сложней всего. Киморт редко сам контролирует процесс от и до — только если дело касается простейших действий, однако он должен безукоризненно задать направление развития.

Фог прежде никогда не нуждалась в таком количестве морт разом, дирижабли раньше видела только на схемах, и единственное, что представляла себе ясно и чётко, — стремление.

«Значит, буду собирать энергию частями».

Намертво прилепив себя к полу, чтобы не отвлекаться на качку, Фогарта начала неторопливо стягивать энергию к себе и уплотнять её. Когда пальцы начало саднить от напряжения — остановилась, чтоб отдохнуть.

— Много времени прошло?

Собственный голос показался ей слишком низким для девушки.

— Четыре минуты, — крикнул Сидше.

Фог прикрыла глаза.

Ей чудилось, что позади уже часы работы.

Набрать вторую порцию было легче и одновременно сложнее. Легче — потому что освежился в памяти навык работы с большим количеством морт; сложнее — потому что навалилась усталость, как после подъёма на главную причальную мачту Шимры, задевающую шпилем облака.

Третий заход, четвёртый, пятый… После шестого Сидше спросил, всё ли в порядке, и пожаловался, что стало трудно дышать. Морт в техническом отсеке скопилось так много, что, кажется, брось шёлковый платок — и он в воздухе повиснет, увязнув в плотных потоках.

Тогда Фогарта села на пол и прижала ладони к сердечной проводящей жиле, закрыла глаза и попыталась прочувствовать весь дирижабль одновременно — и целиком. Не только двигатель и системы, но каждый изъян конструкции, каждое движение людей на борту, каждый порыв ветра или клочок тумана, лижущий обшивку. И, когда расслышала, наконец, за грохотом, скрежетом и свистом заполошный стук сердца Чирре, испуганного мальчишки, верящего в целом мире только своему капитану, — отпустила мысль, отпечатывая её в морт.

«Будь целым».

Взвилась в воздух мирцитовая стружка; потянулись друг к другу края капсулы, смыкаясь, точно отяжелевшие веки; потекла по проводящим жилам густая, наполненная стремлением морт, растворяя застарелые пробки, выпрямляя пути. На месте пустых гнёзд из-под мирцитовых капсул прямо из стены прорастали металлические цветы фантасмагорических форм, отдалённо похожие на природные розетки кристаллов. Когда наконец заработал двигатель, Фогарта отстранилась, наблюдая точно сквозь пелену, как мерно выплёскивается энергия в жилы.

Дирижабль постепенно выравнивал ход.

— Фогарта?

— Мне плохо, — прошептала она, даже не уверенная, что её услышат. — Слишком потратилась, надорвалась. Хочу пить и… и… тепла.

Кажется, Фог цеплялась за чьи-то руки и одежды. Ей мерещился голос Алаойша и запах, а потом накатывали воспоминания — предательство Дуэсы, кольцо, усмешка на губах Сидше и его опасная откровенность. Губы смочил горьковатый и тёплый травяной настой с едва заметным солёным привкусом. Фог пила жадно и недовольно ворчала, когда чашку отнимали, чтоб наполнить вновь. У Сидше были жёсткие колени и настойчивые горячие руки; он пытался укрыть её одеялом, не отпуская от себя, а Фог начинала плакать, сама толком не понимая отчего.

— Пожалуйста, — расслышала она, точно со стороны, собственный голос. — Пожалуйста, отвези меня на юг. Я знаю, что ты не собирался, иначе не рассказал бы столько… не показал. Клянусь, я никому не расскажу о тебе, только пожалуйста… прошу, отвези меня к учителю!

Сидше гладил её по волосам — и соглашался.

Фогарта очнулась только через сутки, всё ещё чувствуя себя разбитой и больной. Дирижабль прекрасно держался в воздухе и, по словам капитана, стал даже быстрее, чем раньше. Команда при встрече кланялась Фогарте, но заговаривать никто не спешил. Да и сам Сидше был поразительно скуп на слова, исполняя, тем не менее, любое желание гостьи. Свою каюту он полностью отдал ей на откуп, предпочитая ночевать где-то в другом месте.

Только однажды, уже перед самой посадкой, произошла короткая и странная беседа. Фог тогда пыталась собрать из разлетевшихся частей маятник, но получалось не очень.

— Вы по-прежнему намерены идти в Шуду, а затем в Дабур? — спросил Сидше. Никаких «красавица» или «прелестная госпожа», никаких полуулыбок. Он словно размышлял напряжённо о чём-то перед тем, как принять нелёгкое решение.

— Да, — растерянно кивнула Фог. — Знаю, что туда меня хотела отправить Дуэса, если я выживу после пробуждения кольца, и наверняка с дурными намерениями, но… Кстати, вряд ли она хотела убить нас — просто задержать или отвлечь.

— И я думаю так, — кивнул Сидше, присаживаясь рядом с ней на ковёр. Густо подведённые глаза казались стеклянными. — И всё же почему именно Дабур?

Фогарта запнулась.

— Тот, кого я ищу, может быть где угодно. А маятник уже не поможет в поисках, время вышло. Так почему бы не начать с юга? К тому же… — она сомневалась, стоит ли говорить это, но потом решилась: — К тому же меня тянет туда. В Дабур. Ещё с первой секунды, как я заметила название на карте. Сейчас мне кажется, что это воля морт. Словом, загляну туда, а уже потом буду думать, куда отправляться дальше.

— Понимаю, — кивнул Сидше, а затем поднялся и вышел, а вернулся лишь к ужину, с подносом в руках.

Фог тогда привычно изучила пищу с помощью морт, отложила на край наполненные снотворным фрукты и спокойно поела.

Капитан наблюдал за её трапезой с улыбкой.

Прощались они через несколько дней; Фогарта до последнего не верила, что Сидше так просто отпустит столь дорогую добычу, но он отпустил. И даже дал два полезных совета: подсказал, где купить хорошую одежду в дорогу, и познакомил с караванщиком, отправляющимся в Дабур с несколькими купцами и странниками через несколько дней.

— А как же плата? — растерялась Фог.

— Потом сочтёмся, — пообещал Сидше, погладив её по щеке, и засмеялся: — Хорошо ведь киморта в должниках иметь, да? Вот увидимся, и я что-нибудь попрошу.

— А когда?

— Когда судьба позволит, — уклончиво ответил он.

«Это за дирижабль», — догадалась Фог, а на прощание поклонилась — глубоко, как учителю.

Сидше махнул рукой и поднялся по трапу обратно на борт «Штерры».

Фогарта запрокинула голову.

Солнце пылало, точно кипящая сталь — слепяще-белое посреди блёклого неба. Бормотал на разные голоса южный базар, темнели глиняные крыши вдали, яркими пятнами плыли в жарком мареве купола походных шатров.

Пустыня пахла солью, высохшей землёй и немного — дымом.

Ветер дул с юга.