Волны Русского океана

Станислав Федотов, 2018

В 1867 году Россия утратила Аляску, чуть раньше – Калифорнию и легендарный Форт-Росс, а о Гавайях, чей король просился в российское подданство, никто и не вспоминал. И все это были действия (или бездействия) конкретных лиц, которые, наверное, даже не подозревали о том, что творят иной мир, нежели тот, который мог бы быть. А какие действия тех же (или иных) лиц могли создать условия, при которых северная часть Тихого океана стала бы внутренним Русским океаном, а его берега – русскими берегами?

Глава 11

1810 год

Тимофей Тараканов вернулся в Ново-Архангельск весной с промышленными алеутами, юной женой и восьмимесячным сыном Алексеем. Полтора года пробыл он с партовщиками на орегонском берегу. Доставил их на Ситку бриг «Лидия» под командованием шкипера-бостонца^[18] Томаса Брауна, который проходил вдоль побережья на север, к проливу Жуан-де-Фука, и случайно обнаружил на дотоле пустынном побережье новый форт. Крепость состояла из двух рубленых домов — один двухэтажный, комендантский, второй служил казармой, — окруженных частоколом с двумя башнями; построили ее, как оказалось, русские на купленной у индейцев земле, и называлась крепость-фактория Александровской, в честь российского императора Александра. Об этом Томасу Брауну поведал за обедом комендант крепости Николай Булыгин. Разговор, в котором принимал участие помощник коменданта Тараканов, велся на английском языке, русские им владели вполне сносно.

— Где вы так научились английскому языку? — поинтересовался Томас Браун, закуривая свою традиционную послеобеденную трубку.

— В нашем гарнизоне есть англичанин, Джон Вильямс, с ним мы и практикуемся, — ответил комендант.

— А жены ваши, как я вижу, языком не владеют? — кивнул шкипер вслед уходящим двум молодым красивым женщинам, креолке и индеанке, которые в молчании провели весь обед.

— Вашим — нет, — коротко ответил плечистый русобородый помощник коменданта.

— А вашим? — с чуть заметной иронией поинтересовался Браун.

— Мы хорошо понимаем друг друга. Лучше, чем вы нас, а мы вас.

— Я вижу, тут у вас много индейцев, выше по склону горы — целая деревня вигвамов, — уклонился от сарказма британец.

— Да, это столичная деревня трех объединившихся племен — мака, квилеутов и якима, резиденция их верховного вождя Ютрамаки, — пояснил Булыгин. — Жена моего помощника — дочь вождя.

— Да-а, похоже, вы, русские, хорошо тут зацепились, — пыхнул трубкой шкипер. — Только знайте: индейцы коварны, им нельзя доверять.

— А мне говорили, что англичане коварны и вам нельзя доверять, — усмехнулся Булыгин. — Так что давайте оставим эти разговоры, мистер Браун. Вы лучше скажите, куда идете. Мне надо отправить на Ситку, в Ново-Архангельск, несколько человек.

— Нет проблем! Хоть весь гарнизон форта! Он у вас, как я вижу, не больше двадцати человек.

— У вас хорошее зрение, мистер. Но вы не можете видеть все… — комендант на секунду запнулся и закончил: — …и всех.

Возвратившись в Ново-Архангельск, Тимофей Никитич первым делом крестил жену и сына, с новокрещеной Еленой Юрьевной тут же и обвенчался, благо отец Герман, последний из валаамских монахов-миссионеров, пребывал в это время на Ситке. Затем, по указанию Баранова, засел за подробный отчет об экспедиции. Трудился в поте лица целую неделю, исписал стопу бумаги, а вывод был краткий: чтобы закрепляться на новой территории и расширять ее по мере необходимости, надо увеличивать количество людей, в первую очередь россиян. Александр Андреевич, внимательно изучив отчет, написал и отправил председателю Главного правления Российско-американской компании Михаилу Матвеевичу Булдакову обстоятельное письмо, а тот, в свою очередь, не промедлив ни дня, обратился с прошением к императору Александру Павловичу как покровителю РАК и получил высочайшую аудиенцию.

Государь принял главу Компании, акционерами которой был он сам и члены его семьи, в рабочем кабинете, на первом этаже левого крыла Зимнего дворца. На встречу пригласил графа Румянцева, канцлера и министра иностранных дел, недавно назначенного председателем Государственного совета. Значит, придает соответствующее значение моим предложениям, подумал Михаил Матвеевич, склоняя голову перед молодым царем. А предложения были предельно конкретными: во-первых, расширить в Русской Америке кораблестроение, в том числе и военное — для борьбы с морскими браконьерами и возможными посягательствами на российские владения на тихоокеанских берегах; во-вторых, разрешить Компании приобретение новых территорий для устройства на них торговых факторий и продовольственных хозяйств, дабы свести к минимуму снабжение Русской Америки из России; в-третьих, позволить Компании создавать за свой счет отряды военных волонтеров для защиты вновь приобретаемых территорий и помощи, при нужде, дружественным соседям; в-четвертых, для успешного выполнения предыдущих задач содействовать увеличению в Америке количества россиян за счет ссыльнопоселенцев и свободных добровольцев. Разумеется, все это потребует вложения значительных денежных средств, коих ни у Компании, ни у казны государственной нет, поэтому, в-пятых, необходимо привлечь деньги населения, для чего создать банк и выпустить в продажу облигации…

Белокурый стройный император рядом с седовласым министром казался еще более юным, чем был на самом деле, понимал это и недовольно хмурил рыжеватые брови, слушая доклад директора самой крупной российской компании. Он не сел во главе длинного стола для заседаний, а ходил по кабинету, останавливаясь у каждого из четырех открытых по случаю теплого вечера окон и на мгновение принимая выразительные позы, вероятно, для гуляющих по Дворцовой площади. Похоже, он еще не насладился в полной мере самодержавной властью и потому пользовался каждой минутой, чтобы показать свое величие.

Бедный мальчик, думал Михаил Матвеевич (в то время как язык механически проговаривал выученный наизусть текст), всего девятый год на троне, а уже четыре войны, гора реформ во благо народа и тут, нате вам, я со своими прожектами — какую голову надо иметь, какой ум, чтобы все это охватить и вовремя принять нужное решение! Ну да на то он и помазанник Божий, не нам, поди-ка, чета!

— Что скажете, граф? — обратился Александр Павлович к Румянцеву, когда председатель Главного правления РАК закончил свою речь, растянувшуюся на целых восемнадцать минут (Михаил Матвеевич заметил это по часам, стоявшим в углу кабинета). — А вы, Булдаков, садитесь.

Грузный Михаил Матвеевич с облегчением присел на край стула с мягким сиденьем. Румянцев приподнялся было, чтобы говорить стоя, но император небрежным жестом опустил его на место.

— Ну что я могу сказать, государь… — протянул граф. — Я еще двадцать лет назад поддерживал основателя Компании Григория Ивановича Шелихова в его стремлении закрепить Россию на американских берегах Восточного океана, пока там не объявились конкуренты, а именно Англия, Франция и Соединенные Штаты. Сегодня обстановка усложняется: над Российско-американской компанией нависает угроза со стороны английской Компании Гудзонова залива и Штатов, граница которых весьма приблизилась к океану после покупки у Франции Луизианы…

— Насколько я помню, — прервал министра император, — Штаты хотели купить лишь Новый Орлеан, и у них в Конгрессе многие были против покупки Луизианы. Тем более что Франция сама только-только получила Луизиану от Испании.

— Да, государь, вы совершенно правы. Но одно дело — хотеть, и совсем другое — сделать. Наполеон хотел создать в Америке новую французскую империю, поэтому и заставил Испанию уступить ему Луизиану, этот роскошный праздничный пирог, да вот роток на этот пирог оказался маловат: откусить откусил, а проглотить силенок не хватило, потому и продал его за сущие копейки — по три су за акр. А Штаты не хотели, не хотели, а потом хапнули кусок в два раза больше, чем они сами, и не поперхнулись. Боюсь, у них от такой удачи только аппетит разгорится, и начнут у Испании оттяпывать ломтик за ломтиком, вплоть до Тихого океана. Это ж такой соблазн — развернуть страну аж на два теплых океана! Не то что у России — кругом сплошные льды и снега, болота да тайга!

— Испания, Ваше Величество, там и сопротивляться не сможет, — вставил Булдаков. — Позвольте мне процитировать слова из письма покойного камергера Резанова, коего вы, государь, посылали с особой миссией в те края? — Император согласно кивнул, и Михаил Матвеевич выхватил из папки лист бумаги. — Вот что он писал: «Гишпанцы весьма слабы в краю сем, и ежели б в 1798 году, когда гишпанскому двору война объявлена была, находилась компания наша в соответственных занятиях ее силам, то легко бы частию Калифорнии по тридцать первый градус северной широты до миссии Санта-Барбара воспользоваться можно было и навсегда за собою удержать лоскут сей потому, что из Мексики по самому положению природы никакой бы помощи сухим путем подать им не можно. Гишпанцы при всей плодоносной почве земли сей не пользуются ею ни мало, а подались к северу только для того, чтобы далее обеспечить границы свои…» И вот еще, Ваше Величество, писано им уже по возвращении из Калифорнии: «Были бы люди и способы, то без всяких важных для казны пожертвований весь этот край навсегда России упрочится может… Ежели б ранее мыслило правительство о сей части света, ежели б уважало ее как должно, ежели б беспрерывно следовало прозорливым видам Петра Великого… то утвердительно сказать можно, что Новая Калифорния никогда бы не была гишпанскою принадлежностию, ибо с 1760 года только обратили они внимание свое и предприимчивостью одних миссионеров сей лучший кряж земли навсегда себе упрочили».

— Весьма, весьма патриотично, — заметил Румянцев. — Но что было, то прошло…

— Пройти-то прошло, ваше сиятельство, однако именно прошлое нас учит прежних ошибок не делать, на те же грабли не наступать. Баранов сегодня пишет: солдат у испанцев мало, а местное население их не поддерживает.

— Вот как? Да, в этом что-то есть, — задумчиво произнес граф, — что-то есть…

— Между прочим, испанский король и мне предлагал обменять Калифорнию, Колорадо и оставшиеся части Нью-Мексико и Техаса на два новых линейных корабля, — вдруг произнес император и внушительно посмотрел на министра.

Тот не замедлил откликнуться:

— И что вы решили, государь? — И оглянулся на Булдакова, поймав в глазах председателя отчаянную надежду. Однако ответ Александра Павловича принес ему полное разочарование.

— Меня смутила неравнозначность обмена. Появилось ощущение какого-то подвоха. Возьмут и заявят на весь мир, что Россия вынудила Испанию. Зачем нам с ними ссориться? Корабли мы им и так можем продать.

— А мы и не будем ссориться. — Глаза графа блеснули хитрецой. — В конституции Соединенных Штатов нет положения о приобретении новых территорий, а Конгресс, тем не менее, санкционировал президенту Джефферсону покупку Луизианы. У нас же ни конституции нет, ни Конгресса — все в ваших руках, Ваше Величество, но даже и вам не придется объясняться с Испанией, потому что приобретать земли будет частная компания и защищать их от чьих-либо поползновений будет тоже она. Вон английская Ост-Индская компания покупает и захватывает земли — в той же Индии, — ведет свои войны, и никто пикнуть не смеет против самой Англии. Вам же, государь, нужно сделать лишь несколько распоряжений, причем секретных, по предложениям господина Булдакова…

— Меня смущает пункт об увеличении количества россиян в Русской Америке, — поразмыслив, сказал Александр Павлович. — В отношении ссыльнопоселенцев возражений нет, можно и каторжан туда отправить, а вот «свободные добровольцы» — это кто такие?

— Осмелюсь заметить, Ваше Величество, — подался вперед Михаил Матвеевич, — каторжан туда нельзя ни в коем разе: они же убийцы и разбойники, креста на них нету, сразу же испортят наши отношения с аборигенами, да и попросту сбегут. Нам это надо?

Император в очередной раз остановился у окна, сложил руки на груди и пожевал губами.

— Пожалуй, вы правы. Каторжан отставим. А «свободные добровольцы»?

— Это люди среднего сословия, государь, — купцы, мещане, ремесленники, вольные хлебопашцы…

— А ну как все побегут в Америку?

— Все не побегут, государь. Дорога длинная, тяжелая, пешком не пройдешь, на колесах да по воде — денежки нужны. А денежки подъемные может дать одна лишь наша Компания — так что мы будем брать только тех, кто там пригодится.

— Помнится, батюшка говорил, что ему что-то подобное провидец Авель советовал, да он поостерегся, отложил на будущее. Возможно, это будущее уже подошло… Кстати, о денежках, — оживился император. — Вы, Булдаков, полагаете, что в России найдется много желающих купить облигации вашего банка?

— Опыт европейских банков показывает, Ваше Величество, что желающих будет много. Мы выпустим облигации разного достоинства, чтобы всяк, имеющий хотя бы полтину свободных денег, мог обзавестись облигацией, чтобы получить свой процент.

Чистое белое лицо императора омрачилось.

— Вы собираетесь оплачивать проценты по облигациям из прибылей Компании? А как же акционеры? Они потеряют свои дивиденды!

— Что вы, Ваше Величество! Как можно! Если вы утвердите наши предложения, это позволит значительно увеличить прибыли Компании — и по добыче пушнины, и по сохранению ее, и по прямой торговле. Мы сможем остановить хищническое уничтожение морского зверя, которого становится все меньше и меньше. Все меры вкупе принесут двести, а то и триста процентов к тому, что имеем сегодня, и часть этих средств, причем не сразу, а года через два-три, можно будет пустить на выплаты по облигациям…

— Ну, хорошо, хорошо, я понял, — раздражаясь от обилия экономических подробностей, остановил Михаила Матвеевича император. — Что вам еще нужно помимо уже сказанного? Ведь вам наверняка что-то нужно еще?

— Им нужно то, чего они не смогут сами произвести в тех краях, — ответил за Булдакова граф Румянцев. — По крайней мере, пока не могут. В первую очередь оружие: пушки, ружья, пистолеты, ну и, разумеется, порох, ядра, свинец для пуль. Далее — станки и инструменты: пилы там, топоры всякие разные… Железо, стекло… Это надо доставлять отсюда на кораблях.

— Да, — подхватил глава Компании, — наши кругосветники, Крузенштерн и Лисянский, доставили кое-что необходимое, спасибо им!

— Это нам с графом спасибо, — брюзгливо сказал Александр Павлович. — Это мы оплатили их кругосветное плавание: я — «Надежду» Крузенштерна, а граф Румянцев — «Неву» Лисянского.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

18

С событий в Бостоне (штат Массачусетс) началась Американская революция, приведшая к образованию США. К тому же Бостон в начале XIX века был крупнейшим портом Северной Америки. Поэтому штатовских шкиперов нередко называли бостонцами.