Анхен и Мари. Выжженное сердце

Станислава Бер, 2020

Всё бы ничего, но непоседа Анхен не хочет больше учить гимназисток рисованию. Как бы сестра-близнец Мари её не отговаривала – там душегубы, казнокрады и проходимцы, куда ты?! Ты ведь – барышня! – она всё же поступает на службу полицейским художником. В первый же день Анхен выезжает на дело. Убит директор той самой гимназии, где они с сестрой работали. Подозреваемых немного – жена и сын убитого. Мотив есть у каждого. Каждый что-то скрывает. Не стоит забывать, что Анхен из рода Ростоцких, и у неё дар видеть то, что другие не в силах. Художница под давлением сестры пытается помочь главной подозреваемой, чем вызывает неудовольствие дознавателя-карьериста. Но не на ту напали! Будьте уверены, она докопается до истины.

Дачный поселок Хитряево

— Bonjour, Анна Николаевна!

Едва она вошла в кабинет сыскарей на следующее утро, к ней подлетел делопроизводитель Самолётов — ровный пробор в идеальном состоянии, волосы прилизаны.

— Доброе утро, — ответила Анхен.

Сегодня она надела строгий серый костюм и добавила к нему аксессуаров — красные перчатки, красная брошь и любимые рубиновые серьги.

— Похвально, что без опозданий, барышня. Похвально, — заметил господин Громыкин в неизменном сером костюме в жёлтую клетку, надевая шляпу. — Ах, впрочем, не до реверансов. Едем!

Они вышли из здания полицейского управления, уселись в экипаж и отправились на вызов.

— Ночью произошло убийство в дачном посёлке Хитряево, — сообщил в дороге господин Самолётов, склоняясь к Анхен.

— Убит кто? — поинтересовалась она.

— Директор гимназии. Некто господин Колбинский.

— Иван Дмитриевич? — удивилась Ростоцкая.

— Вы с ним были знакомы? — в свою очередь удивился делопроизводитель.

— Ещё вчера я видела его, — сказала Анхен.

— Как тесен мир, однако!

Господин Громыкин тоже заинтересовался.

— Так что Вы знаете об убиенном? Что?

— Да не так чтобы очень много знаю я о нём. Служил по военной части он где-то, потом поступил естествознания учителем в гимназию женскую. Как раз с сестрою мы учились там. А потом директором назначили его в оном заведении. Умен, красноречив, властен, — сказала Анхен и добавила. — Был.

— А Вы всегда стихами говорите? — спросил господин Самолётов с высокомерной улыбкой на пухлых губах.

— Иначе не умею я, — ответила госпожа Ростоцкая, слегка задрав подбородок. — А что такое? Вам неприятно сие?

— Ни в коем разе. Интересуюсь, — стушевался делопроизводитель.

— Да что же ты так везёшь-то, окаянный, будто дрова, ей Богу! Будто дрова, — закричал дознаватель городовому на козлах возницы.

Экипаж подбросило на ухабе так, что делопроизводитель и Анхен подпрыгнули.

— Виноват, Ваше высокоблагородие, — буркнул служака.

Госпожа Ростоцкая склонилась к господину Самолётову.

— Мне кажется сие, или начальство гневается? — спросила Анхен у молодого сыщика, сильно понизив голос.

— Будешь тут… гневаться. Утром вернулся от господина Орловского цветом… вот как Ваши серьги. Может даже краснее рубина.

— Чем неугоден теперь стал Фёдор Осипович кавалеристу нашему?

— Не то чтобы совсем уж неугоден. Это у господина Орловского метода такая. Заранее наорать, чтобы проворней работалось. Дело-то нешуточное, убийство. Газетчики уже откуда-то узнали. Ох, тяжко нам придётся, доложу я Вам, а дознавателю вообще не позавидуешь.

Анхен посмотрела на господина Громыкина с сочувствием. Тот же справился с сиюминутным порывом и обратился к делопроизводителю.

— Теперь Ваша очередь докладывать, господин Самолётов. Ваша очередь, — попросил-приказал дознаватель, приглаживая рыжую бороду.

— Значит так. Господин Колбинский Иван Дмитриевич, пятидесяти трёх лет отроду. Закончил физико-математический факультет Санкт-Петербургского Императорского университета с отличием. Разряд естественно-испытательный. Высоко характеризовался профессорами и после университета пошёл по научной части и на службу в армию. Далее его судьба малоизвестна, ибо военное ведомство не соизволило предоставить сведения. Projet special, top secret.

— Ну что же. Похвально, молодой человек. Эк вы ловко за час раздобыли всю подноготную жертвы. Похвально.

Господин Самолётов приподнял край шляпы, но тут возница опять не справился, и экипаж подбросило на ухабе. Лес внезапно расступился в стороны, и перед глазами открылся пасторальный пейзаж — округлый мостик перекинулся через извилистую речку, на том берегу коровы щипали зелёную траву, гуси, важно переваливаясь, вереницей шли на водопой — гусыня загоготала — Не отставать! Поодаль стояла деревня, откуда, видимо, и пришла сия живность. Вдоль берега высились деревянные дачи, белые беседки, просто скамейки для любования природой.

— Эх, живут же люди, — вздохнул господин Громыкин, округляя глазки-пуговки. — А у нас в городе толкотня, смрад и миазмы. Ещё вон жуликов лови да душегубцев.

— В посёлке сим проживают, в основном, профессоры, философы и художники, — уточнил делопроизводитель. — Немного купцов. Из нуворишей.

— А Вы почём знаете? — заинтересовался дознаватель.

— Узнал до того, как мы сюда отправились.

— Подождите, а господин Колбинский причём? Ни к одному из сословий не относится он, — удивилась Анхен.

— Не ведомо мне сие. Купил, вероятно, — пожал плечами господин Самолётов.

— Откуда столько деньжищ, я не постесняюсь спросить? Не постесняюсь, — возмутился господин Громыкин. — Вы себе представляете, сколько катенек здесь дача сто́ит? Я вам без ворожеи доложу, что директорского жалованья на сию покупку не хватит. Не хватит.

Ростоцкая уже заметила странную привычку дознавателя повторять некоторые избранные им слова в конце предложения. Это было странно, впрочем, и она не без греха.

— Будем допытываться, откуда, — заверил его делопроизводитель.

— Вы знаете что, барышня, Вы не стесняйтесь, рисуйте, как можно больше рисуйте. Ясно Вам? — наставлял её Фёдор Осипович.

— Что именно надобно мне рисовать? — на всякий случай уточнила она.

— А всё — жертву, место обнаружения трупа в деталях, свидетелей, допрашиваемых. Всех, кто Вам на глаза попадётся, всех и рисуйте. Это может пригодиться в расследовании.

Карета остановилась у заросшего палисадника. Ростоцкая вышла из неё — господин Самолётов любезно предложил ей руку, и увидела просторный деревянный дом в русском стиле — с мансардой, балконом, резными карнизами, причелинами и вычурными наличниками. Высокие окна заканчивались полукругом. У резного же крыльца стояла заплаканная женщина в простом голубом платье, поддерживаемая служанкой в белом переднике.

— Жена директора это, — шепнула Анхен делопроизводителю.

Госпожа Ростоцкая вытащила блокнот и карандаш. Она должна запечатлеть такую красоту — петербургская дача, утопающая в зелени.

— Разрешите Вас приветствовать. Чиновник для исполнения поручений сыскной полиции Громыкин Фёдор Осипович, — важно представился дознаватель. — Чиновник.

— Ольга Колбинская, — кивнула заплаканная женщина. — Анна Николаевна, Вы здесь как?

— На службе в полиции теперь я состою, — ответила ей госпожа Ростоцкая.

Жену директора гимназии с легкостью можно было назвать русской красавицей — ей было около тридцати лет, однако свежесть и девическая стать в ней сохранились прекрасно. Дополняли эту прелестную картину синие глаза и толстая русая коса. Даже слёзы ей были к лицу. Такая красавица.

— А, доктор, и Вы здесь?! — подошёл делопроизводитель Самолётов к мужчине в хорошем костюме изумрудного цвета. — А мы уже за Вами послали городового. Сами видите, без Вас тут никак не обойтись.

Доктор поправил широкий пояс, расшитый фиолетовыми и лазурными нитями.

— Цинкевич, — представился он, приподнимая странную шапочку — тоже в фиолетовых оттенках, напоминающую среднеазиатский головной убор тюбетейку. — Яков Тимофеевич. Ха-ха!

— Не удивляйтесь, Анна Николаевна, доктор у нас десять лет жил в Индонезии, — тихонько пояснил делопроизводитель, указывая на необычный наряд доктора. — И любит посмеяться в самом неуместном случае. Но умница, я Вам доложу, редкая. Genie! Использует новейшие методы медицины, химии, в Европе про такие ещё не знают, а у нас в управлении пожалуйста.

Конец ознакомительного фрагмента.