Авторитетный опекун. Присвоение строптивой

Стася Андриевская (2024)

— На тебе долги отца, Лина. Ты теперь собственность мафии, и они уже объявили на тебя охоту. Но… — тёмные глаза новоявленного опекуна хищно щурятся, — я могу защитить тебя, если ты станешь моей.Я в ужасе пячусь. Он смеётся:– Да, конечно, обдумай как следует. Кстати, забыл уточнить: твой папаша остался должен и мне тоже…__Лина: Очень влиятельный человек хочет сделать меня своей любовницей, но я не собираюсь становиться его очередной подстилкой! И у меня осталась всего неделя, чтобы притвориться покорной… и сбежать.__Глеб: Она будет моей — и точка. И не за долги отца, а просто я так хочу. И я даже дал ей целую неделю, чтобы тоже захотеть меня. Добровольно./Остросюжетный любовный роман с пикантным эротическим перчиком/

Глава 2

В машине я сижу тихо, забившись в угол заднего сиденья, буквально срастаясь с накрепко заблокированной дверью.

И хотя на мне наручники, а щиколотки стянуты скотчем, я невольно радуюсь, что не задыхаюсь в багажнике, например. Потому что, когда меня «упаковывали» казалось, что именно сзади, где-нибудь рядом с запасным колесом, я и поеду.

Спереди сидят люди похитителя, а сам он восседает за водителем, небрежно опираясь о массивный подлокотник между нами. Иногда поглядывает на часы на запястье, но чаще просто непроницаемо смотрит в лобовое, задумчиво постукивая по губам пальцем.

Кто он такой? Почему не только персонал пансионата, но даже и мой отец не смел ему перечить? Ответа нет. Нет даже догадок.

Я изредка бросаю взгляды на его профиль: выразительный нос, рельефные скулы и сосредоточенно нахмуренные брови, и не могу понять сколько ему лет. Есть ощущение, что моложе моего отца, но точного возраста угадать не могу. Может, холёная короткая борода тому виной, а может, властная хмурая аура, от которой мне страшно даже дышать в полную силу?

Украдкой шевелю затёкшим коленом и морщусь: в коридоре на лестнице я почти сумела вырваться из лап негодяя, но лишь ударилась голенью об кованные перила, и теперь там ощутимо саднит.

— Сигма, что у неё с ногой? — нарушает молчание похититель, и я вздрагиваю от неожиданности. Вот уж не думала, что он следит за мной так же внимательно, как я за ним!

— Ерунда, — отвечает с переднего пассажирского Сигма, — за неделю зарастёт, даже следов не останется.

— Вызвони Абрека.

— Уже.

— Хорошо.

И снова едем молча. Мелькают загородные пейзажи, и у меня не укладывается в голове, что происходящее — не сон и не дурной розыгрыш.

— Это правда? — набравшись смелости, поворачиваюсь я прямо к похитителю. — Про папу?

Он не отвечает, и я разрываюсь, не зная, что и думать. С одной стороны, директриса сама, без дула у виска, представила мне его как опекуна и искренне выражала соболезнования о папиной кончине, а с другой — всё закончилось банальным похищением, совершенно не похожим на долгожданный выпуск из пансионата.

— Куда вы меня везёте?

На ответ, честно сказать, снова не надеюсь, но палец похитителя замирает вдруг, прекратив постукивать по губам, словно вопрос попал в точку, и именно об этом негодяй и думает всю дорогу: «куда же теперь её девать?»

— К себе. — Наконец переводит он взгляд на меня, медленно, с прищуром, ощупывает с головы до голых коленей и обратно. — Так будет… удобнее.

Я ёжусь. Под его взглядом вообще невозможно чувствовать себя хоть сколько-нибудь нормально, он словно опаляет изнутри, заставляя сердце замирать. Но главное не это, а то, что у меня, вдруг, появляется надежда.

— То есть, папа всё-таки жив, да? — Уверенность в этом крепнет с каждой секундой, и я уже буквально ликую. — И вы вернёте меня ему, как только получите выкуп?

На этот раз похититель снова не удостаивает ответом, а вот водитель хмыкает и на мгновенье находит взглядом моё отражение в зеркале. Ему словно и любопытно, и забавно одновременно. И от этого мне снова становится хуже.

Едва мы въезжаем в город, как перед нами выскакивает наглухо тонированный чёрный BMW и, виляя задом, нагло маячит перед бампером, заставляя притормаживать.

— Дави на газ! — то ли шутит, то ли всерьёз зловеще командует водителю Сигма. — Давно пора малышу жопу на череп натянуть!

Водитель усмехается, явно оценив юмор, но всё же слегка вскидывает голову в немом вопросе.

— Останови, — велит хозяин. — Похоже, он уже в курсе.

BMW лихо тормозит перед нами, и с водительского тут же выскакивает крепкий мужчина лет тридцати пяти, при взгляде на которого, несмотря на приятное лицо, у меня в голове возникает лишь одно слово — «бандит», причём, в самом негативном смысле: от гопстопа до вооружённых разборок.

Ну да, можно подумать, сама я еду в компании ангелов-хранителей!

Но живот всё равно тут же начинает крутить от нового, какого-то чисто физического страха. Хочется банально вжать голову в плечи и спрятаться, чтобы опасный тип просто прошёл мимо и не заметил.

Но что удивительно — появляется вдруг ощущение, что на этот раз мой проклятый похититель скорее защищает меня от новой неведомой опасности. И это дико, конечно, но сейчас я даже почти рада, что он рядом.

Стекло с его стороны опускается ровно в тот момент, когда подходит «бандит» и, слегка склонившись, нагло вглядывается в меня сквозь полумрак салона. Кивает:

— И что, действительно целка?

— Пока не проверял, — спокойно отвечает похититель.

Страх в моём животе резко усиливается, превращаясь в тошноту.

— Так может, я и проверю?

— Может и ты.

— Ну вот это уже другой разговор, Глыба! — Довольно хмыкает бандит и вдруг подмигивает мне: — До встречи, киса.

Я вздрагиваю. Ладони мгновенно покрываются противной липкой испариной.

— А что, у него реально есть полномочия? — спрашивает Сигма, до тех пор провожая внимательным взглядом бандита, который провожает взглядом нас, пока мы не отъезжаем на приличное расстояние.

— Конечно. — Похититель спокоен, словно речь идёт о праве выбрать вино к ужину, а не о том, кто будет «проверять» мою девственность. — Именно он этим всегда и занимается.

— Мм… То есть, в этот раз нам всё-таки следует ожидать проблем?

Похититель возвращается в свою излюбленную вальяжную позу и довольно долго молчит, задумчиво постукивая пальцем по губам. Наконец отмирает:

— А знаешь, ты прав. Набери ему, скажи, сейчас подвезём девчонку.

Так, как в следующие минуты, я не истерила, даже когда этот Дьявол тащил меня из пансионата. Кажется, весь мир окончательно и безнадёжно проваливается в бездну, и хуже уже точно быть не может.

Я даже бесстрашно кидаюсь на ненавистного гада с кулаками — пропадать, так хоть не за грош! Но он скручивает меня в два счёта и прижимает к себе так крепко, что рёбра трещат, пока Сигма намертво приматывает мои руки и колени к спинке своего кресла. Ну и заклеивает рот скотчем, конечно.

Теперь я сижу молча, в жутко неудобной позе, но зато и проклятый похититель нет-нет да и промакивает чёрным носовым платком сочную царапину на своей скуле. А я наконец знаю точно, что он всё-таки тоже из плоти и крови.

Но Боже, как же мне страшно! Новое, чудовищное осознание накрывает так остро, что становится нечем дышать — это всё по-настоящему! И нет тут деления на хороших и плохих бандитов, потому что все они одинаковые, и никто из них не собирается меня друг от друга защищать. И когда отец передаст им выкуп, они в лучшем случае вернут меня ему изнасилованную. В худшем — не вернут вовсе.

Когда мы заезжаем за массивные откатные ворота на заднем дворе какого-то малоприметного заведения, и навстречу нам с самодовольной ухмылочкой выходит тот бандит из тонированного BMW — я снова начинаю кричать и метаться, но получается лишь приглушённое мычание и конвульсии.

На оголившееся бедро вдруг тяжело ложится большая ладонь похитителя. Я обмираю, начиная заметно дрожать, он склоняется к моему уху:

— Я давал твоему папаше время. И хотя он воспользовался им через задницу, в ближайшие три дня ты всё равно можешь ничего не бояться. — Отстраняется и, уже выходя машины, красноречиво касается царапины на скуле: — Если, конечно, сама не напросишься.

Пока он, стоя в паре метров от машины, обговаривает что-то со вторым бандитом, Сигма отвязывает меня от сиденья и выволакивает на воздух. Кричать я не могу — рот по-прежнему залеплен скотчем, но извиваться, рискуя быть уроненной на мелкий щебень устилающий двор — запросто.

Должно быть со стороны это смотрится забавно: бандит из BMW взирает на мои потуги с ухмылочкой, буквально изучая по сантиметру каждый изгиб моего тела.

Похититель же на меня не смотрит вовсе, словно ему больше нет до меня дела. Но стоит только ему, почти не разжимая губ коротко сказать что-то своему собеседнику, как ухмылочка у того резко сменяется злостью, даже морда багровеет.

И хотя он заметно кипятится: набычено поводит шеей, расправляет плечи и сжимает кулаки, словно с радостью кинулся бы в драку… Но так не смеет ответить даже просто словами. И от этого бесится ещё больше.

Так и не удостоив меня больше взглядом, похититель возвращается в машину. И когда за мной закрывается железная дверь здания, чёрный внедорожник как раз выезжает за массивные ворота территории.

И на меня вдруг накатывает такое отчаяние, словно я утопающий, у которого забрали последнюю соломинку.

Дура. Ну какая же дура! Здесь нет хороших, нет защитников и гарантов безопасности, а только враги, одинаково опасные и циничные, и всё что я действительно сейчас могу — это взять себя в руки и не терять надежды!

Я-то знаю, что настоящая власть в этом городе только у моего отца! Он политик, ему подчиняются все и всё. И нет сомнений, что прямо в эти секунды над проклятыми бандитами уже сгущаются такие тучи, что они потом ещё долго будут вспоминать и…

И тут взгляду моему открывается то, что напрочь убивает любые попытки взять себя в руки.

Это подвал, здесь нет ни единого окна, но само помещение довольно просторное и светлое за счёт отделки белым мрамором, белых драпировок и подсвеченного лазурно-голубого потолка, имитирующего небо. Воздух тоже свежий и прохладный. По центру залы — круглый бассейн, по его периметру — приземистые топчаны в античном стиле.

…И на этих топчанах стоят на четвереньках девицы в греческих сандалиях, подпоясанные лишь тонкими золотыми ремешками на голое тело, и ритмично прогибают спины «кошечкой»

— И раз, и два, и три, и четы-ы-ыре! — в такт музыке похлопывая по ладони прутиком, командует худощавый тип с козлиной бородкой. — И раз, и два… — И вдруг резко шлёпает прутом по заднице одной из девушек: — Гнись, Лола! Гнись, или выгоню тебя к чёрту назад, к дешёвым давалкам в бордель!…И два, и три, и четыре. Переворот! И-и-и раз, и два…

Теперь девушки, опираясь о топчаны локтями, практически сидят на полу на поперечных шпагатах, совершенно бесстыдно подмахивая бёдрами в такт счёту:

— И три, и четы-ы-ыре…

У меня от ужаса шевелятся волосы на затылке, и сами собою зажмуриваются от стыда глаза.

А у барной стойки, без особого интереса поглядывая на девиц, пьют кофе два мужика бандитского вида, с оружием под правой и левой руками. Здесь же невозмутимо натирает беломраморный пол уборщица, а другая ручным пылесосом собирает пыль с драпировок на стенах.

— Стой-стой-стой, — заметив нас, отвлекается от счёта «хореограф» — Это что? Что это, я вас спрашиваю? — Всплеснув руками, жеманно закатывает глаза: — Ребята, ну я же просил брюнетку! Мне, вашу мать, нужна брюнетка на замену Медее! Вот придёт к нам девятнадцатый, скажет, хочу брюнетку — мне что, свою задницу ему подставлять?

Его не смущает то, что у меня скованы руки и заклеен рот, и меня небрежно, словно куль с мукой, волокут явно против моей воли.

Девушки вокруг бассейна тоже поглядывают на меня без особого интереса, им сейчас гораздо важнее, что выдалась минутка отдохнуть от занятия. И только бандиты у стойки оживляются:

— Залётная или из местных?

— Да хрен её знает, — пыхтит волокущий меня громила. — Младший пока не распорядился на её счёт. Но подвёз лично Глыба. Может, для себя и придержит.

— Это навряд ли. Он, вроде, необъезженных не жалует.

— А ты ему, типа, свечку каждый раз держишь?..

Получив новую, увлекательную тему для разговора, бандиты остаются пить свой кофе, а громила проносит меня сквозь античную залу и выходит в скудно освещённый коридор.

Здесь нет лоска, стены обшарпанные, протёкший потолок пестреет пятнами всех оттенков, форм и размеров. Пахнет сыростью.

Отсюда мы попадаем в полутёмную залу, обитую бордовым бархатом. По центру её подиум, к нему прикручен шест. На подиуме, привалившись к шесту спиной и сложив ноги «по-турецки», залипает в телефоне девушка в стрингах и с голой грудью. При нашем появлении, она поймано вскакивает, но разглядев кто пожаловал, тут же теряет интерес и продолжает лениво листать ленту.

Из этой комнаты мы попадаем в коридор — уже холёный, со свежим кондиционированным воздухом и в целом похожий на жилое крыло в моём пансионате: с комнатами по правую и левую руку.

Всё это я замечаю на автомате, а в голове в это время словно закручивается тугая спираль отчаяния: очевидно, что это подпольный бордель с номерами, и здесь никому нет дела до насильно привезённых пленниц. И, судя по количеству вооружённой охраны, сама я отсюда точно не выберусь!

Всплывает в памяти оценивающий взгляд, которым рассматривал меня похититель, и сердце замирает от ужаса.

— В ноль-семь её, — приказывает кто-то, и через пару мгновений меня небрежно скидывают на кровать в одной из комнат.

Паника, удушье! Суетливо отползаю в дальний угол кровати, сжимаюсь в комок, пытаясь за длинными взлохмаченными волосами укрыться от очередного за сегодняшний день оценивающего взгляда.

А бандит, тот самый, из тонированной BMW, подходит, и хозяйски задрав моё лицо, слегка поворачивает его вправо-влево, разглядывая.

— Глаза свои или линзы?

Я молчу.

— Ладно, разберёмся, — отвечает он сам себе и одним пальцем беспардонно оттягивает вырез сарафана. — Ну тут точно своё. И даже неплохо.

В комнату заглядывает женщина:

— Богдан, ты звал?

— Да, Мариэль, зайди. Глыба с тобой уже связывался?

— Глеб? — оживляется она. — А он что, в городе?

Богдан недовольно кривится. Кивает на меня:

— Что скажешь?

— Новенькая? — как и все не удивляясь заклеенному рту и наручникам, предполагает она. — Сто раз уже говорила, что пора полностью переходить на тех, которые сами хотят. Их ведь дохрена, Младший. Вот прям дохренища! Можно копаться, выбирая лучшее из лучшего. А этих — мало того, что ломать долго, так ещё и не всегда сразу поймёшь в чём брак всплывёт. — Она недовольно качает головой и приблизившись, рассматривает меня внимательнее. — Ну так, на первый взгляд, ничего, довольно товарный типаж, особенно для арабов. Целка?

— Не знаю, не проверял ещё. Ждём Абрека.

— Господи, этот-то тут зачем? Неужели нельзя своего…

— Глыба хочет, чтобы это был именно Абрек, — перебивает Богдан. — У него своя паранойя, ты же знаешь. Скажи лучше, реально ли успеть подготовить этот цветочек к Арабской ночи?

Они говорят обо мне так, словно меня здесь нет, или я просто мебель. В глубине души меня это возмущает, но сил и смелости огрызнуться конечно же нет.

— Ну-у-у, судя по тому, что я вижу, цветочек выдран прямо из парника, — смеётся Мариэль. — Угадала?

Богдан кивает, она разводит руками:

— Тогда не реально. Будет хорошо, если вообще не загнётся. Поэтому я и гово…

— Надо, чтобы не загнулась, — прибивает Богдан.

— Тогда минимум пару месяцев. А лучше вообще без сроков. Она чья, кстати? Искать будут?

— Это тебя не касается. Твоя задача подготовить её как следует. Начнёшь через три дня.

В комнату заглядывает амбал:

— Богдан Борисович, там Абрек подъехал.

— У-у-у, — театрально обмахивая себя ладошками, закатывает глазки Мариэль. — Я, тогда, пожалуй, побегу.

Вслед за ней выходит Богдан, а через минуту на пороге появляется Абрек.

То, что это именно он, я понимаю сразу: такое огромное, жуткого вида, с лицом, едва не до самых глаз покрытым чёрной бородой существо просто не может зваться другим именем.

Он запирает за собой дверь изнутри и, отойдя в дальний угол комнаты, начинает стягивать с себя футболку.