Как целует хулиган

Стася Андриевская (2023)

Вернувшись из армии, Данила знакомится с девчонкой, от которой ему с первой же их безумной ночки начисто сносит крышу. Ради неё он готов свернуть горы и даже, покончив с хулиганкой, начать новую жизнь. Однако всё летит к чёрту, когда выясняется, что эта девчонка — девушка его лучшего друга. Третий должен уйти, это факт. Вот только не понятно, кто из них троих третий…

Глава 7

Проснулся от голодных воплей Барса. В незашторенное окно уже вовсю светило солнце, на часах шесть — ноль семь. Маринка спала, уткнувшись лицом в подушку. Улыбнулся. Смешная такая. И такая красивая. До вечера теперь болеть будет — точно.

Накормил Барса, умылся. Больше всего тянуло снова завалиться к Маринке под бочок, обнять и, слушая её тихое сопение, вырубиться до обеда. Но из еды дома было только чёртово сало, огурцы и котлеты сомнительной свежести. Не, ему самому бы нормально — а вот ей…

Возле ларька, что за углом, встретил соседа деда Витю с сотоварищами. Пересчитывали копейки в трясущихся с похмелья руках и прикидывали, на что хватает. Щедро подкинув им стольник, взял минералки, печенья, паштет, свежего хлеба. Суетился, был какой-то смутный страх, что вернётся — а Маринки нет. Или, например, проснётся — а нет его, и как она тогда? Эта может и заистерить.

Торопясь домой, на ходу полез по карманам олимпийки в поисках ключей, но кроме них нашарил ещё что-то непонятное, маленькое, мягкое. Вынул… И встал. В руке лежали три дозы в пакетиках. К бабке не ходи — герыч¹.

И сразу новыми смыслами заиграла вся минувшая ночь. И забитая Шпиком стрелка, и то, что он на неё так и не явился, и нагрянувшие вдруг со шмоном менты.

Оставалось понять, в какой момент успели подкинуть. Хотя, на самом-то деле похрен. Такая подстава — это не по понятиям, вот что важно. Не по-пацански. Шпик, сука… В тот раз из-за его жадности чуть под мокрушную статью не попал — пришлось срочно линять в армию, и что теперь? Из-за пары сотен косарей готов закрыть бывшего кореша на семёру, а то и больше за наркоту? Гнида. Особенно если учесть, что бабки изначально не его, а Данилины.

Дома спустил порошок в унитаз, обмотку сжёг на балконе. Душила злость. Ослепляла.

В какой-то момент подумал даже, что, может, это Маринка подкинула — слишком уж нереальным и в то же время экстремальным было её появление в кабаке, да и всё что после — тоже. Уже одно то, что она через окно пыталась слинять… А с виду обычная девочка-пай. Острая на язык пятёрочница, блин. Что она там говорила — в ментовку ей нельзя? Чёрт…

Не включая колонку залез под душ. Холодная вода привела в чувство. Не Маринка это. У неё просто не было такой возможности. Подкинули явно до заварушки с ментами, иначе само их появление теряло смысл. Может, та тёлка с пивом? Не по-детски ведь тёрлась об него, сука…

Когда вошёл в комнату, Маринка спала, всё так же уткнувшись носом в подушку, но повернувшись на другой бок. Из-под задравшегося сарафана белели перепачканные кровью трусики. Данила смущённо отвёл взгляд: ну, здоро́во, семейная бытовуха! Прикольные они, всё-таки, эти девчонки со своими секретными заморочками…

При взгляде на неё мгновенно встал. Подлёг, обнимая, целуя шею, прижимаясь к её попке. Замыкало до дрожи. Даже злость на Шпика временно померкла. Сейчас хотелось только повторения банкета — пока девочка ещё мягкая, податливая, со сна. Сладкая…

Проснувшись от его ласк, Маринка вдруг затрепыхалась, заматываясь в простынь и отодвигаясь.

— Чшш… Не пугайся, дерзкая, это я, — наваливаясь на неё, шепнул Данила. — Доброе утро, малышка. Но ты это, спи, спи… Рано ещё, ещё даже семи нету. Я потихонечку, м? Расслабься, ну…

Но она цеплялась за сползающую с неё простынь, и ломалась:

— Не надо. Ну не надо…

Такая смешная с этой своей до сих пор размазанной по лицу косметикой. И такая милая.

— Ну чего ты, Марин? Из-за месячных что ли? Да не парься, дурочка, я не брезгливый.

Она замерла на миг и вдруг замолотила его кулаками, норовя при этом ещё и коленом в пах угодить.

— Пошёл вон, козёл!

Соскочила с дивана и её тут же шатнуло, занесло к противоположной стене. Данила рассмеялся:

— Ну куда ты подорвалась, дика́я? Ты же ещё бухая! Тебе ещё спать и спать!

Но она схватила сумочку и кинулась в коридор. Данила кинулся за ней:

— Эу, стоять, я сказал! Ты никуда не идёшь!

— Отвали, придурок!

— Так, короче… — схватил поперёк тела и поволок в комнату. Сбросил на диван, навис над нею: — Ты. Никуда. Не идёшь. Это ясно?

— Мой папа тебя уроет! — с ненавистью и страхом глядя ему в глаза, прошипела она.

— Пусть сначала найдёт! — в сердцах рыкнул Данила и пошёл на выход.

Вслед ему полетела её сумочка. Врезалась в стену, рассыпалась всякой бабской мелочёвкой. Данила перешагнул через неё и, плотно закрыв за собой комнатную дверь, ушёл в кухню. Трясло. Вот что это, нахрен, было? Что он такого сказал, что не так сделал? Психанув, смахнул со стола, всё, что купил к завтраку, зажал руками голову. Придурочная, блин…

Минут через пять тупого созерцания крышки стола, признал, что был не прав. Слишком давит на неё, надо притормозить. Она просто испугалась, видно же. В этот же миг скрипнула комнатная дверь, и Данила кинулся в коридор.

Маринка стояла перед зеркалом, и, слюнявя палец, яростно пыталась оттереть черноту под глазами. Её заметно пошатывало. На него — демонстративно ноль внимания.

— Я же сказал — не отпущу!

— А мне похрен, что ты сказал!

Снова закипая, понаблюдал, как она дерёт расчёской волосы.

— Что не так-то, Марин? Я серьёзно не понимаю! Всё же хорошо было? Нет, ну правда, ты… Ну умойся хотя бы. Позавтракаем спокойно, поговорим… Марин?

Но она игнорила, и это злило.

— Так, короче, — схватил её за локоть, — если не хочешь, чтобы я тебя связал нахрен, возвращаешься в комнату и… — замолчал.

— И что? — выдернув руку, дерзко вскинула она подбородок. — Ну, что?

А он не знал. Но связывать точно не собирался.

— Ничего. Не, ну правда, Марин, не хочешь трахаться — не будем. Просто проспись нормально.

— Сама разберусь, как мне нормально, — сунув в рот жвачку, буркнула она и наклонилась, чтобы обуться. Её пошатнуло. Устояв, заторможено уставилась на свои босоножки с отломанными каблуками и, отшвырнув их вдруг, нагло сунула ноги в Данилины резиновые шлёпанцы.

Он выскочил за ней в подъезд.

— Да погоди ты, дурная! Давай хотя бы мотор тебе возьму! Ну стой! — поймал на выходе из подъезда, зажал в тамбуре. Обхватил её лицо руками, заглядывая в глаза, лихорадочно соображая, как быть. Испугался вдруг. Капец, как испугался! Не готов был её отпустить вот так сразу и в никуда. — Хотя бы номер телефона оставь или адрес, где я смогу тебя найти?

— В магазине ищи!

— В каком ещё магазине?

— В котором прокладки продают, придурок!

Попыталась отпихнуть его, завязалась недолгая борьба, и он не стал перегибать, сдал назад. Выскочил следом за ней из подъезда, глядя, как она то и дело теряет его огромные шлёпки, поплёлся следом:

— Так ты из-за этой херни, что ли, психанула?

— Херни? — резко развернулась она. — Херни?!

— Да что тут такого-то? Ты что одна такая во всём свете? Или ты думаешь, я дебил, не понимаю…

Замолчал: возле первого подъезда, резко свистнув тормозами, остановилась чёрная тонированная девятка. Синхронно хлопнули передние двери и, едва глянув на вылезших мужиков, Данила сразу вспомнил, кто ещё и когда мог подкинуть ему наркоту.

— Да, представь себе, ты дебил! — обиженно шипела Маринка.

— Ладно, всё, проваливай, — сквозь зубы буркнул он и подтолкнул её к дорожке палисадника между домами.

Даже не обернулся ей в след. Только, перекрывая проход в палисадник, широко и пружинисто расставил ноги и сунул руки в карманы.

Эти двое остановились на расстоянии пары шагов — руки тоже в карманах, рожи на понтах. Тот, что справа — тот самый мудак, с которым Данила «обнимался» чуть не подравшись в Удаче, когда ждал Шпика, и которому, как и той сучке с пивом, вся масть была подкинуть порох², неторопливо надул жвачку.

— Ну здорова, Хулиган! Типа, с прибытием на гражданку тебя.

— Чё надо? — внутренне собрался Данила, расслабляя при этом колени и плечи и прицельно намечая точки на стоящей перед ним туше, куда будет пробивать.

Главное, чтобы не навалились разом, чтобы успеть хотя бы одного уделать. Хотя бы в нокдаун.

— По беспределу надо ответить. Бабки вернуть. Сегодня в четыре в «Якоре» на центральной набережной. Шпик по-хорошему предлагает решить, наверх пока не сообщает, поэтому не советую фуфлить.

— Не, не канает. Когда мне надо было, я к нему на стрелку пришёл. Теперь ему надо, пусть он ко мне приходит. В восемь, у памятника Пушкину на бульваре.

Бобики заржали.

— Ты не понял, Хулиган, — угрожающе хрустнул шеей тот, что справа, и сделал шаг вперёд. Данила шагнул ему навстречу, заметив, как едва уловимо дёрнулась рука в кармане второго — сработала наизготовку выкидуха³ с коротким лезвием. Прирезать такой, это навряд ли, а вот разукрасить — легко. — Пока ты там казёную кашу жрал, Шпик поднялся. Ты с ним больше не ровня. Поэтому приедешь ты. В четыре. В Якорь. А не приедешь, — медленно провёл пальцем по шее, — кирдык тебе.

— Нет, это ты не понял: в восемь, у памятника Пушкину.

— Ну-ну… — усмехнулся бобик и, сплюнув жвачку Даниле под ноги, вальяжно двинул обратно к машине.

Примечания

1

Ге́рыч (жарг.) — героин

2

Порох (жарг.) — наркотик в порошке.

3

Выкиду́ха (жарг.) — автоматический нож на кнопке с фронтальным выбросом клинка.