Исара

Стелла Аровски

Планета и всё человечество сталкиваются с катастрофой невиданного масштаба. Некая Стена разделила Землю на две части. Преодолеть её невозможно и она уничтожает всё, захватывая Землю.Михаил теряет дочь, а его родные оказываются во власти Стены.Когда личное и глобальное войдут в диссонанс, что решит Михаил?

Глава 3. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ

— Привет, я дома, — радостно хлопнув дверью, Павлик ввалился в дом, который уже по праву считал своим.

Рюкзак полетел к вешалке, куртка за вешалку, кроссовки просто и скромно остались стоять посреди порога, тело Павла брякнулось на диван.

— Сломал? — отрешённо спросил я.

— Кого?

— Дверь! Ну как в пещере, ей богу…

— Пап, в пещерах дверей не было! Есть чё пожрать?

— Поесть… На плите, — говорю я и пальцем указываю кроссовкам на их место в углу у двери… Кроссовки стоят… Надо отрепетировать испепеляющий взгляд, а то так и не уйдут с порога…

— Па-а-ап, — тренировку испепеляющего взгляда прервала Надюша, которая сегодня вымолила у мамы ночёвку у меня с твёрдым указанием, ровно в восемь утра быть на пороге школы для особенных детей. — Ну па-а-а-ап, пошли сказку читать уже…

Двигатель ВАЗ-2110 посмотрел на меня с надеждой, что я его всё-таки переберу сегодня.

Сказка, так сказка.

Примерно на семнадцатой странице, как раз там, где Василиса Премудрая должна была отрубить голову чудищу лесному, который коряво припарковал своего дракона около магазина, словно 3D звуковой эффект, хлопнула входная дверь, и, видимо, кроссовки ушли на вечерний променад. Здорово-то как! Перебирать полночи двигатель буду один.

Это был наш последний, тихий семейный вечер…

Утро не задалось. Кофе выкипел, яичница предательски подгорала, и на мой крик, что, если через пятнадцать минут все не выйдут в школу и на работу, я начну по-серьёзному раздавать «воспитание» направо и налево, Паша отказался от завтрака и выдал, что за пятнадцать минут можно было бы гуся в яблоках запечь, а не яичницу… Дочь выплыла из спальни, протирая глаза, со словами:

— А я не знаю, что такое пятнадцать минут!

–…?

Выход из дома был предсказуем — с огромным опозданием и бегом.

Машина завелась с пол-оборота, дети сели с третьего оборота вокруг машины, собак погуляли, двигатель лежал готовый в багажнике… только вот народ на нашей улице, вопреки всем принятым утренним нормам, никуда не садился, не опаздывал, не бежал. Складывалось впечатление, что именно сегодня опаздывали только мы…

Десятки человек за моим лобовым стеклом смотрели вдаль. Кто-то сидя в машине, кто-то стоя посреди улицы, из окон домов, с тротуаров и даже вприсядку — люди просто замерли…

Со всего видимого горизонта, на сколько хватало глаз, горело огромное северное сияние, не такое, как на картинках учебника географии, а гигантское… От земли и, казалось, до самой луны простиралось ОНО, разрезав собой облака и небесную твердь, как мягкое масло. Красиво было до дрожи в коленях. Сын фотографировал, дочь просто смотрела не дыша, я быстро вычислял, сколько государство мне накрутит налогов в пользу нового светильника на небе.

Тогда это казалось фантастически прекрасным и завораживающим явлением. Хотелось идти к нему навстречу, потрогать рукой, просто любоваться переливами, стоя рядом, вдохнуть запах (почему-то казалось, что запах у него есть, причём обязательно самый нежный и сладковатый).

Облака, лес, небо и земля — всё смешалось радужным светом с этим северным сиянием, и мы, как олени ей-богу, смотрели не дыша, заворожённые его размерами и красотой.

— Па-а-ап…

— Не папкай, сам в шоке и тоже не знаю, что это за фигня… Ты же у нас в одиннадцатом классе учишься, вот и расскажи, чего это… Зря я что ли за репетитора по английскому уже три года плачу.

— Аха-ха, как смешно, — съязвил Павлик, — так-то в инязе такое не изучается…

— Ладно, погнали по рабочим местам… — сказал я, не отводя взгляд от безумно красивой и сверкающей на солнце радужной стены…

Даже в такое утро, при таком удивительном событии, опаздывать окончательно не хотелось. Народ тоже стал покидать свои наблюдательные посты, плавно выруливая по своим делам.

«Гугл поможет», — подумал я и сел за руль.

Гугл не помог. На работе даже ленивый обсуждал сияние, накаляя всеобщий страх перед неизвестным. Новостная лента интернета пестрила всевозможными догадками: от правительственного эксперимента до конца света. Конец света мы могли бы пережить — не впервой, а вот что делать с экспериментами, никто не знал.

Это был мой последний рабочий день… это вообще был последний день привычных укладов и событий.

***

Правительственные умы молчали, учёные тоже… много тарахтели бабки-гадалки о проказах потустороннего мира, знахарки — о том, что это лестница в рай. Гипотезы о новом Вавилоне были нарасхват. Каждый думал, рассуждал, предполагал, предлагал свои версии о происходящих событиях на восемьдесят пятом меридиане восточной долготы.

Город Томск стал апогеем этого события, ведь тридцать один километр городских строений находились аккурат на этом меридиане.

Народ ждал любого логического объяснения от властей, но Москва молчала.

Томск и вся его правительственная шапка с бубенчиком из областной думы гробовым молчанием вторил Москве. Во всех кабинетах высшего руководящего состава и даже в подсобках туалетных уборщиков была тишина.

По данным спутников и сообщениям со всех концов света некая «стена — грань — сияние» выросло на всей протяжённости восемьдесят пятого меридиана. От северного полюса до южного по горам и океану, по ледникам и лесам. Где заканчивается «грань», не знал никто… Где она начинается — тоже. Спутники верещали, что «грань» распростёрлась и в космосе, разрушив собой станции и разогнав космический мусор на своём пути, и более того, продолжает разрушать те, которые летят своим маршрутом. Фотографии этой радужной «стены» из космоса сводили с ума своей красотой.

«Грань» стояла как вкопанная…

«И ВСЁ-ТАКИ ОНА ВЕРТИТСЯ», — сказал ещё Галилео Галилей предположительно в 1633 году н.э., спутники и орбитальные станции, ничего не подозревая, вертелись вокруг планеты, само собой встречаясь с «гранью» и исчезая в ней, словно растворяясь, фантастически и бесследно.

Вопрос, что это за штука, ответов не подразумевал.

О «штуке» простым людям за пару часов удалось собрать косвенные факты… При такой неимоверной высоте она была крайне прочная, не пропускала звук, свет прожекторов и даже громко сказанные молитвы… Однако с пропуском солнечных лучей проблем не было, как и с гафканьем собак и мычанием коров — их звуки легко проходили сквозь неё… «Грань» не реагировала на постукивания и пинки ногами, её толщина была неизвестна, но по информации отключения тех или иных спутников, встречающихся со «стеной» в космосе, а также по георасположению разбившихся об неё самолётов было понятно, что толщина крайне мала, вероятно меньше метра. Непонятно было, как она выдерживала свой вес при такой малой толщине, да и вообще, какой у неё вес при такой площади покрытия? А это покрытие или однородная структура? Почему собака и корова могут войти в «стену» и даже выйти, а человек нет?

Сообщения, поступающие от населения, разбивали все логические гипотезы.

Непал: «Когда моя собака Буба выбежала из этой „радуги“, я надел на неё ошейник и привязал к нему записку для дочери. Она, если была жива, наверное, осталась с той стороны „радуги“. Буба снова убежала в „радугу“, а вернулась без ошейника и записки. Я снова повторил свои действия с верёвочкой и запиской, но каждый раз Буба возвращалась без записок и верёвочек».

Китай: «Моя кошка вернулась из „грани“ без адресника, который висел у неё на шее».

Индия: «Все мои окольцованные голуби прилетели без колец! На кого подать в суд за пропажу столь дорогих для меня украшений?»

Россия: «„Стена“ разрезала половину моей кровати в сто тринадцатой квартире и даже отрезала собой половину кота, который спал на кровати. А потом кот встал и пошёл! Весь! А ведь не было половины! Вот вам крест! В завязке я уже двое суток!»

***

За огромными столами из краснокнижной древесины президенты многих стран вместе с разномастными учёными: ломали свои знания и все законы физики, гипотезы сыпались как из рога изобилия:

— да сто процентов разработка России (или США, или Китая, или Кореи… в зависимости от страны обсуждения);

— это новое природное явление;

— заговор спецслужб;

— отголоски наших экспериментов на большом андронном коллайдере;

— Бог всем показал, что он есть!

— реакция на солнечные вспышки;

— месть гномов.

Ну и конечно же, самой убедительной на этом фоне была версия инопланетян.

С разных точек земного шара к «грани» были направлены все, кто мог стоять, сидеть и мало-мальски думать: учёные, военные, теоретики, практики, уфологи, фантасты и сказочники.

Нахождение возле «грани» никому не причиняло неудобств. Самочувствие хромало только у мнительных старушек, они театрально хватались за голову и падали в обморок, крестясь и охая. Радио и другие волны «стена» не пропускала, дозиметр для замера уровня радиации по-партизански молчал. Температурный режим был сродни окружающей среде, магнит на неё не реагировал, сотовые телефоны никак не пробивались своим сигналом к абоненту, который гипотетически был жив и стоял на другой стороне «стены».

Город Томск на протяжении тридцати одного километра «радужная твердь» разделила на запад и восток, и пробиться на другую сторону никак не представлялось возможным. Родственники, друзья, знакомые и просто люди, ехавшие на работу ранним утром в другую часть города, отделяемую «стеной», оказались отрезанными друг от друга. Кто-то пытался объехать её, кто-то планировал перелезть, но, как доносилось из «надёжных источников», даже самолёты терпели бедствие в надежде перелететь через «стену» сверху.

Первыми жертвами стали тысячи людей, оказавшихся по стечению обстоятельств на пути «тверди». Многоэтажные дома, машины, асфальт, трубы газо-, водо-, теплоносителей были ровно распилены невидимым лезвием. Сотни людей, проживающих в «распиленных» квартирах, не выходили на связь, и их вписали в список пропавших без вести. ЖКХ и аварийные службы города тщетно пытались пробиться сквозь «грань», которая «нарисовалась — не сотрёшь» примерно в районе двадцати четырёх часов по местному времени. Вторыми жертвами стали три поезда и четыре самолёта, на пути которых встало невидимое в ночи препятствие. Самолёты просто пропали с радаров в координатах её расположения, как и поезда, которые, по словам очевидцев, въехали в неё и растворились, а она «даже не шолохнулась! Вот ей-богу правду говорю!»

Количество пропавших без вести росло в геометрической прогрессии. Всё, что могло придумать руководство Томска, так это отправить на посадку в Новосибирск новые прилетающие самолёты, а поезда — в Томск-7.

Народ начинал небезосновательную панику, а правительство изо всех сил искало решения, как остановить безумие среди населения.

Первыми испытаниями «препятствия» занялся МЧС… перфораторы, дрели, лобзики и болгарки даже не оставляли царапин. Разбившиеся о «стену» на полном ходу самолёты почему-то не брались во внимание, и никто, кроме горстки учёных, не пытался просчитать её прочность. Следующими выступили полиция и военные… автоматная очередь, танк, базуки и гранаты причинили «стене» столько же вреда, сколько пинки ногами где-то в Непале. Пули, гранаты, снаряды стукались об стену, не амортизируя, не отлетая, не рикошетя, просто стукались, прилипали к ней и растворялись, как заговорённые.

МЧС, полиция, силовики, военные, пожарные и старушки чесали в раздумьях голову, пока один паренёк не поднёс к стене одуванчик… На глазах сотен людей и специалистов по паранормальным явлениям, как пощёчина учёным, математикам и физикам, одуванчик без преград вошёл в «стену»… И вслед за движением руки мальчугана вышел… Вошёл — вышел… Вошёл — вышел… Тут мальчишке надоела эта игра, он бросил одуванчик и побежал за камушками… Дети стали весело забрасывать «грань» камнями, которые беспрепятственно влетали в неё.

Недолго думая, сразу трое военных подхватили одуванчики, и игра «Засунь одуванчик в „стену“» стала популярной среди представителей ОМОН и МЧС.

Спустя время, в Москву через Владивосток и всю Америку, а оттуда в Томск, было телеграфировано, что в одной из координат города Томска из «радужной стены» стали вылетать камни и брякаться на тротуар, предположительно, это и были те самые камни, которые милые детишки от скуки швыряли в «грань». Сиё действие породило одну из основных гипотез. Органика через препятствие движется! Эксперименты с котами, собаками и даже коровами дали тому подтверждение! Вся органика… Кроме органического гомо сапиенс.

Привязанная к собаке граната с часовым механизмом вслед за собакой через «стену» не прошла, оставшись на своей стороне «грани»; чипированная крыска Лариска, ловко юркнув в «стену», почему-то оставила свой чип неповреждённым возле «стены». Как он выпал из Лариски, осталось ещё одной загадкой, ведь чип намертво вводили крысе под кожу в районе шеи.

Попытки подкопать «твердь» были обречены на провал. Выкопав яму глубиной двенадцать метров копатели поняли: непонятное сооружение под землёй настолько же качественное, как и на поверхности. Копать дальше наспех пригнанная техника отказывалась.

И одни только стайки птиц по-прежнему весело щебетали, перелетая с одной ветки дерева на восточной части «стены» на ветки дерева с западной части, так же просто, как листья деревьев, которые щекотал ветер…

***

— Всё, закрывай рот, поправляй рубашку! — врач педиатр участковой детской поликлиники села за стол и начала заполнять карту.

— Доктор, эта сыпь опасна? — мамочке обследованного сорванца было лет двадцать, а испугу за жизнь сына в ней присутствовало на все сорок.

— Необходимо будет сдать аллергопробы.

— Может, просто выкинуть кошку?

— У вас есть кошка? — врач поправила очки.

— Да, это мужа наследство. Он её завёл себе ещё по юности, вот при свадьбе нам и досталась. Уже лет десять ей. На неё скорее всего аллергия, — по виду мамашки было понятно: кошку она планировала выбросить ещё в первую брачную ночь.

— Кошка тут ни при чём, — врач снова вернулась к карточке.

— Как это ни при чём? А на что тогда? — план по избавлению от домашней животины рушился на глазах.

— На многое может быть. Вы в период беременности в доме с этой кошкой проживали?

— КОНЕЧНО! — в глазах «яжматери» снова появилась надежда.

— Ну вот. У ребёнка уже есть иммунитет к кошачьим, он его впитал с вашим молоком и во время внутриутробного развития.

— Ма-а-ам, тай чупик, — в разговор вмешался двухлетний мальчуган.

— Потом дам, — отмахнулась девушка. — Сколько стоит анализ этот ваш?

— Давно чупики хрумкаете? — спросила врач, намеренно проигнорировав денежный вопрос анализа.

— Нет. Недавно! Просто они сладкие и на соску похожи. Вот и отучаем соску сосать.

— Ребёнок в два года сосал соску? — врач ещё раз поправила очки, закрыла карточку маленького сладкоежки и посмотрела на горе-мать.

— А что Вы предлагаете? Слушать, как он орёт по ночам? — мать была ошарашена заявлением врача.

— Чупа-чупсы больше не покупать. Анализы бесплатные. Вот направление.

— Интересные вы какие! А как делать, чтоб он не орал? — мамаша кричала, но уже не чувствовала этого.

— Можно просто и самим не кричать для начала, — спокойствию врача подходил конец. — Занимать ребёнка, играть с ним. Если он устанет за день, он будет крепко спать ночью.

— А кошку-то выбрасывать?

— Нет. Кошка в вашей аллергии не виновата, а вот чупа-чупсы скорее всего да.

Врач лёгким и привычным движением руки закрыл дверь за надоедливо-истеричной мамашей и достала из кармана сотовый телефон. Её дочь, отправленная на лето к бабушке, была недоступна, бабушка тоже, похоже, проворонила зарядку телефона, и он разрядился. Медсестра сегодня нагло опаздывала, а рабочий день становился невыносимым с самого утра. Зря она вышла вчера на сутки. Надо было домой, отоспаться и съездить к дочурке.

До конца рабочего дня оставалось восемь часов.

— Там такая «стена» в Томске! Сидите тут взаперти! Это ужа-а-а-ас! — медсестра влетела в кабинет с такими выпученными глазами, что врач очнулась от своих мыслей, убрала телефон в карман и снова поправила очки.

— Это «стена» дала разрешение на опоздание в полчаса?

— Огромная! Стеклянная! До самого неба! Анна Сергеевна, к нам, похоже, инопланетяне прилетели! Вы вообще не знаете, что в Томске творится?!

— Свет, ты какого кофе с утра выпила? Слишком энергетического?

— Да Вы послушайте! — Света включила местное радио на своём телефоне, где взахлёб обсуждали ситуацию в соседнем городе.

Анна Сергеевна медленно сползала на стул. Сердце вдруг не просто кольнуло, его буквально разрезало пополам. Там за Томском, в Новососедово, была её дочь и мама!

Света ещё что-то говорила, радио трещало голосами суперэкспертов, а врач, выходя из кабинета ватными ногами, понимала, что телефон у дочери не разрядился… эта «радужное чудо», скорее всего, и есть причина пропажи связи.

— Свет, я поехала.

— Куда?

— К мамыське и маме.

— Анна Сергеевна! Никто не может пройти через «стену»!

— Я смогу. Там моя дочь, — врач уже бежала по коридору до выхода.

— Анна Сергеевна! Халат!

— Потом, Свет. Потом.

Она достала ключи из кармана, бросила на пассажирское сидение телефон, сняла бахилы и завела свою старенькую машинку. До дочери было двести пятьдесят километров.

Глава 4. ДВИЖЕНИЕ «СТЕНЫ»

Москва всё ещё молчала… Томск тоже… Но начали выговариваться те государства, которых «грань» вообще никак не задела. Самые продвинутые в чужих бедах — США — высказались о неимоверной слабости тех единиц вооружения, которые стоят на балансе России и Китая. Япония тут же начала придумывать органического робота, который смог бы беспрепятственно войти в «стену» и разрушить её изнутри. Корея смотрела и слушала. Жители города Томска экстренно меняли место работы и детские сады со школами на те места, которые были по их сторону препятствия, потому что ездить на работу через США, всю Европу и пол-России было не очень удобно.

Томск разделился на две стороны: Наша и Не наша.

Мне было удобно. Пашкина и Надюшкина школы были недалеко от моей работы на нашей стороне, поэтому в первый день появления «стены» мы спокойно разъехались по своим местам в социуме, а через три часа оказались снова дома. Мой старый дом с женой и любимым телевизором (который при разводе остался у неё, как и всё остальное) оказались на Не нашей стороне, и дозвониться до Веры я никак не мог. На работе совсем не работалось, объявили траур по жертвам «грани», сына и дочь тоже отправили домой в связи с тем, что детей невозможно рассадить, накормить и чему-то научить, и вообще, больше половины класса просто не смогли попасть на уроки.

Надюша очень просилась погулять до волшебного северного сияния, но в кои-то времена Пашка осадил её и закрыл входную дверь на ключ. Говорят, домашние животные как-то реагируют на мировые апокалипсисы, но Стёпка и Машка жили как и прежде, вообще не ограничивая себя в поцелуях и поедании запрещённой для их желудка колбасы.

Маша покорно лежала у моих ног. Пашка почему-то относился с большим презрением к моей прихоти в виде Сидоровых, и они периодически попадали под его недоброе слово или горячую руку. Животные старались не замечать моего сына, поэтому, когда мы все собирались за столом, собаки теснились на почётном месте под моим стулом.

Чай казался невкусным. Пить хотелось несильно, но очень надо было поговорить о «стене».

— Инопланетяне. Как пить дать, — утверждал Паша.

— Зачем мы им?

— Эксперименты будут ставить.

— На нас? Да на нас клейма уже негде ставить! Не то что эксперименты, — устало выдохнул я.

— А может, им наши ресурсы нужны? — не уставал мыслить подросток.

— Какие? Я тебя умоляю! Леса вырублены! Реки отравлены! Нефть выкачали, золото распродали паре сотен людей из ближнего зарубежья. Животных как мусор воспринимаем. Столько лжи и жестокости вокруг… У нас уже ни ресурсов, ни совести нет. Ну зачем мы инопланетянам? — искренне удивилась моя сущность.

— Па-а-а-ап, а почему птички через «стену» пролетают? — Надюша влезла в наш судьбоносный разговор.

— В ПЛАНЕ? — хором удивились мы с сыном.

— Учительница в школе, из «А» — шного класса, сказала, что её… этот… который, как папа… там у «стены» был. Стрелял в «стену», пули не пролетали, а птички пролетали!

— Да ну нафиииииг! Врешь! — Паша не верил ни своим ушам, ни своей сестре.

— Пап, я не вру… врать плохо. «А» — шная учительница так сказала! — чуть не плача, Надюша отстаивала свою правду.

Мы молча переглянулись. Версия инопланетян сейчас прям самой важной стала и практически единственной. Может, и вправду ресурсы. Отделили нас и животный мир… явно ведь с какой-то целью.

Но как они её поставили? За ночь? Вот у нас бы так детские сады и школы строили.

***

Работая врачом педиатром, Анна успевала посвятить время дочери, дому, хомячкам, кошке Муське, собаке Ханке и абсолютно не могла найти время на личную жизнь, которую откладывала на потом, на завтра, на следующий отпуск. Не переодевшись, в халате и с бейджиком на груди, она выжимала всё, что есть, из двигателя своего скромненького отечественного авто.

Сейчас, пролистывая автостраду за лобовым стеклом, Анна вспоминала свою мамыську, свою любимую доченьку, своего ангелочка. Её первым словом было «мама», как и у всех детей, а вот второе — «мыська», третьим словом был симбиоз из двух первых — мамыська. Анна долго была уверена, что перевод этого третьего слова — мамочка, ан нет, как позже выяснилось, это мама и Муська вместе. Ведь именно эти две счастливые физиономии дочь видела с первого дня, как Анна принесла её с детского дома.

И вот сейчас её крошечка, её золотце было за той «стеной», свет которой она уже отчётливо видела.

До Новососедово было ещё сто тридцать восемь километров.

Бесконечные сто тридцать восемь километров…

За селом Журавлёво, почти на половине пути до дочери, Анна упёрлась в полупрозрачную бежево-розоватую «твердь».

— Привет, — сказала она ей, выйдя из машины. — Я должна пройти! Слышишь? Должна!

Спустя полчаса Анна уже била кулаками по твёрдому северному сиянию и кричала:

— Слышишь меня?

— Не слышит, — раздался позади голос мужчины. — Она до самого океана вроде идёт. Ну говорят, что даже и дальше. Ещё никто не смог обойти, ни сверху, ни снизу, ни вдоль.

— Но как попасть туда, на другую сторону? У меня там дочь! — прошептала обессиленная Анна.

— Никак. У нас там тоже, знаете ли, не чужие люди остались! — сказав это, мужчина провёл рукой по бороде, развернулся и пошёл назад.

Аня осела у «стены» и плакала, как никогда. «Как пробиться? Что сделать? Если это недоразумение до океанов, если невозможно её перелететь, то возможно получится мне облететь земной шар? — думала она, кусая ногти. Поди не девятнадцатый век — с самолётами-то не за восемьдесят дней управлюсь».

Анна вскочила с земли… дома на чёрный день лежало около четырёхсот тысяч рублей… до аэропорта часа три ходу… что для бешеной собаки сто вёрст? Да ерунда. Обратно в Кемерово!

В город она въехала уже ближе к полуночи… ближайшие рейсы в восточном направлении были не ранее семи утра, терять шесть часов на ожидание Анна не планировала, поэтому снова прыгнув в машину, заехав по пути домой и достав заначку, она махнула в Красноярск, который был обеспечен хорошим аэропортом.

Ехать пятьсот пятьдесят километров, поэтому прикупив в ближайшем фастфуде запас колы и картошки фри, Анна сразу помчалась в Красноярск так, словно за ней гнались и зомби, и привидения, и вся нечистая сила планеты.

Наверное, если бы в этот момент она включила радио в машине, то узнала бы, что за ней действительно начало двигаться нечто страшное…

***

— Как можно было соорудить такую конструкцию за ночь? Как можно было не заметить подготовительных работ? — спрашивал президент Российской Федерации губернатора Томской области. — Как можно построить за ночь то, что нарисовать за неделю не у всех получится?

Создатели Великой Китайской стены не просто перевернулись в преисподней, а даже привстали в саркофагах. Губернатор нервно пожимал плечами, крутил головой и шептал:

— Это не наши разработки… Правда!

Выражение его лица при этом было примерно таким же, как у Нади, когда она рассказывала про птичек.

Тем временем попытки пробить, свалить или хотя бы поцарапать «стену» терпели неудачу. Оставался один возможный вариант. Использование ядерного оружия.

Вопрос такого уровня губернатор решить не мог, а президент мог. Взрывать посреди Томска, само собой, не очень удачная идея, поэтому небольшая группа лиц запланировала провести этот эксперимент на Плавниковых островах, которые по велению географии тоже оказались на восемьдесят пятом меридиане, но не обладали такой народонаселённостью, как злосчастный Томск.

Экстренное совещание у президента было закончено, журналисты, так и не попав на него, пытались в замочную скважину подглядеть и подслушать хоть какую-то информацию о «грани», особенно секретную.

Приказ озвучен, боеголовка купила себе билет в один конец и плавно погрузилась в самолёт.

Пилот вырулил самолёт на взлётную полосу. Операция началась, но в эту самую секунду ни пилот самолёта, ни президент, ни уж тем более губернатор и журналисты даже не могли предположить, что «стена», поменяв свой цвет с бежево-серебристого на голубоватый, двинулась…

Пошла… Ровно в двенадцать часов ночи по местному Томскому времени… Ровно в пять утра по Гринвичу…

Поплыла, как лёгкий лепесток по летнему бризу… Сначала медленно, чуть дыша, вбирая в себя деревья, дома, машины… Поплыла равномерно… разделившись на две части, в обе стороны, одна на запад от восемьдесят пятого меридиана, другая на восток. Размеренно… и именно в этот самый момент было всё равно… на какой стороне Томска вы находитесь…

***

Никто не смог бы сказать, что произошло сначала: «стена» пошла или у некоторых людей на запястьях правой руки появились радужные голубоватые браслеты…

Они стали появляться ниоткуда, как будто часть «грани», оторвавшись от неё, как от мамки, прилипала на руку человека.

Снять браслеты не получалось: они не прилегали плотно к руке, но в то же время не болтались, как ювелирная цепочка. Ощущение, которое испытали люди от браслета, были только положительными. Даже красиво смотрелось. Тонкий, элегантный, вроде плотного сгустка воздуха вокруг запястья, который абсолютно не напоминал о себе и ничем не мешал, ну если не считать, что в темноте он слегка подсвечивал нежным радужно-голубоватым, переливающимся светом.

Браслеты появились далеко не у всех. Выборочно и, казалось бы, абсолютно непредсказуемо. От линии «стены» в радиусе примерно ста километров люди стали присылать сообщения о незапланированных украшениях.

Лично у меня браслет появился поздно вечером. Появился осторожно, как будто спрашивая разрешения. Вот я встал из-за стола, чтоб подлить Пашке кофе и достать стратегический запас печенюшек, и вот я сажусь за стол, а на руке уже нежной, прозрачной радугой светится он.

Паша вскочил из-за стола, отпрыгнул и, указывая на мою руку, выдавил из себя:

— Это что за штука?

Я посмотрел по направлению Пашкиного указательного пальца и его сумасшедшего взгляда на своё запястье и, увидев браслет, в ужасе вскочил, отпрыгнув от своей же руки:

— Твою ма-а-а-ать! Это что?

— Ты ходил к «стене»? — испуганно спросил Паша. — Трогал её руками?

— Больной что ли? — я отчаянно пытался снять браслет. — Что я около неё забыл? Я с работы забрал тебя, Над…

— Да не ври ты мне! — почти истерично закричал сын.

— Да с чего мне врать-то?! — браслет не стряхивался, нож просто проходил сквозь него, как сквозь желе, не оставляя в месте разреза даже следа.

— Ну врали же с мамой, что у вас всё прекрасно, что вы образцовая семья! Чего тебе стоит и про «стену» наврать?!

— Паша! — в этот момент и меня начала накрывать паника и страх, но они почему-то были второстепенными чувствами. Основным чувством было облегчение от чего-то… Чего-то такого, что я не мог сформулировать. Желание снять браслет уходило, я стал его рассматривать и крутить рукой, следя за переливами…

Пашка засунул свою правую руку подмышку своей левой руки и тщательно закрывал место, где, гипотетически, должен был бы появиться браслет.

— Снимай его! — требовательным голосом на повышенных тонах приказал сын.

— Он мне нравится… — ответил я почти шёпотом, снова усаживаясь за стол.

— В плане нравится? Ты наврал мне про «стену»! Ты был там! — голос сына срывался на истерику.

— Не ори, — тихо сказал я. — Надю разбудишь.

— Не разбудит, — сонно произнёс лохматый домовёнок, потирая глаза кулачками и топая к раковине. — Чё меня будить? Сама встану. Я пить хочу…

Тогда мы ещё ничего не знали о том, что «радужная твердь» начала двигаться… Что скоро исчезнут последние спутники на земной орбите и сотовые телефоны, что телевидение и радио уже перестают соединять нас всех тонкой линией надежды.