Жарким кровавым летом

Стивен Хантер, 2000

Герой Второй мировой войны морской пехотинец Эрл Свэггер возвращается домой к мирной жизни. Ему делают заманчивое предложение: стать одним из лидеров спецотряда, набранного из молодых полицейских и призванного навести порядок в Хот-Спрингсе, небольшом провинциальном городке, где правит балом местная мафия. Все вроде бы складывается удачно, однако после очередного рейда руководство отряда вынуждено расстаться с Френчи Шортом – самым способным в отряде, но честолюбивым и не желающим подчиняться приказам. Желая отомстить, Френчи рассказывает мафии о спецотряде. В результате отряд разгромлен, живыми остаются лишь трое, включая Свэггера. Эрла снимают с должности и приказывают покинуть город. Но не такой он человек, чтобы опустить руки и не отомстить за гибель товарищей.

Часть 2

Дневная жара Август 1946 года

Глава 9

В первое утро Эрл вывел группу молодых полицейских на спортивное поле, находившееся в центре городка, из недавно опустевших казарм на территории армейских складов в Ред-Ривер, обнесенной несколькими милями колючей проволоки. Безжалостно жгло техасское солнце. Все были одеты в шорты и спортивные туфли. Он гнал их нещадно. Гнал непрерывно. Гнал вперед и вперед. Никто не выбыл. Но никто не мог сравняться с ним. Чтобы задать им ритм, он громко напевал бессмысленные песенки, которые были в ходу у морских пехотинцев:

Я не знал, но мне сказали: Эскимо вкусней едва ли. Ты бежишь, Раз-два, Словно мышь, Три-четыре.

Их было двенадцать, молодых людей, имевших хорошую репутацию и приличную подготовку. За время многолетних странствий в джунглях закона Ди-Эй завел знакомства с множеством полицейских начальников. Получив это назначение, он встретился с некоторыми из них и попросил одолжить ему самых способных молодых полицейских, мечтавших о большой карьере и желавших послужить во временном подразделении, которое будет проводить рейды под руководством живой легенды ФБР, согласно новейшим тактическим разработкам. Платит штат Арканзас; места откомандированных считаются вакантными до тех пор, пока те не вернутся в свои отделы с новым опытом, который, в свою очередь, смогут передать коллегам. Таким образом, выиграют все. Благодаря репутации Ди-Эй недостатка в добровольцах не наблюдалось.

Мальчишкам было от двадцати до двадцати шести лет; несформировавшиеся юнцы с чистыми лицами и волосами, закрывавшими глаза. Кое-кто изрядно напоминал Микки Руни, которого Эрл видел в Хот-Спрингсе, но ни в одном не было и тени светского лоска киноактера. Эти серьезные дети куда больше походили на молодых морских пехотинцев — сколько же их было! — которых Эрлу довелось видеть живыми и мертвыми.

После шести миль он позволил им остановиться, вытереть пот со лбов, выжать промокшие насквозь от пота майки и отдышаться. Сам он лишь слегка запыхался.

— Что ж, парни, у вас неплохо получается, — громко сказал он, сделал паузу и добавил: — Для гражданских.

Ответом стал дружный стон.

Затем наступило время для очередной хитрости. Эрл знал, что он должен истребить в этих мальчишках чувство страха, сомнения, осознание собственной индивидуальности и в самый короткий срок слепить из них подобие единой команды. В 1930 году на Пэррис-Айленде для этого требовалось двенадцать изматывающих тяжелых недель; правда, за время войны этот период смогли сократить до шести недель. Но Эрл изобрел одну хитрость, которая почти безотказно действовала в каждом взводе, где он служил или был командиром, и не сомневался, что здесь эта штука тоже сработает.

Он даст им новые имена.

— Ты, — сказал он, — как тебя звать?

Помимо всего прочего, Эрл в совершенстве овладел искусством принимать угрожающий вид. При желании его взгляд становился пронизывающим и холодным, а сам он, как казалось подчиненному, невероятным образом увеличивался в размерах, пока не заслонял собой горизонт. Вот и этот молодой человек попятился от него, от его мощи, его мужественности, его командирства.

— Э-э… Шорт, сэр. Уолтер Эф, — ответил двадцатилетний юноша, не отличавшийся от остальных ничем, кроме темных волос и напряженного выражения лица.

— Шорт, готов держать пари, что тебя всю жизнь звали Шорти^[15]. Я прав?

— Да, сэр.

— И опять же могу побиться об заклад, что тебе это чертовски не нравилось.

— Да, сэр.

— Хм… — Эрл демонстративно закатил глаза, как будто глубоко задумался о чем-то. — Ты бывал во Франции, Шорт?

— Нет, сэр.

— Ладно, с этого момента твое имя будет Френчи. Просто потому, что я так решил. Френчи Шорт. Как тебе нравится?

— Ну ладно…

— Вот и прекрасно. Рад, что тебе понравилось. Так, а теперь слушайте все! Сейчас вы все во весь голос крикнете: «Здорово, Френчи!»

— Здорово, Френчи! — загремели успевшие отдохнуть парни.

— Так, Шорт, теперь ты Френчи. Понял?

— Я…

Не дослушав, Эрл перешел к следующему, долговязому, неуклюжему с виду мальчишке с всклокоченными белобрысыми волосами и веснушчатым лицом; его тело почему-то казалось чересчур длинным.

— Ты?

— Хендерсон, сэр. Си-Ди Хендерсон, Талса, Оклахома.

— Ну вот, с тобой уже начинаются проблемы, Хендерсон. Нашего босса, как вы все знаете, зовут Ди-Эй, так что нам нельзя злоупотреблять инициалами, а то мы сразу запутаемся. Что значит «Си»?

— «Карл».

— «Карл»? Что-то мне не очень нравится.

— Мне и самому не нравится, сэр.

— Хм… Как же тебе помочь? Вот что мы сделаем: прибавим к твоему имени букву «о». А «эс» прибавлять не будем. Будешь Карло. Не Карлос, а Карло. Карло Хендерсон. Нравится?

— Э-э… Я…

— Парни, поздоровайтесь с Карло.

— Привет, Карло!

Так он переименовал всех. В группе появился коренастый Тощий, банальный Длинный, который, однако, был чуть ниже среднего роста, Ник, умудрившийся сильно порезаться, пока брил почти незаметную щетину, Тэрри, читавший книгу «Тэрри и пираты», щупленький и низкорослый Медведь, крупный Орешек, флегматичный Шустрик. Утратив наконец вдохновение, Эрл закончил процедуру, переименовав Джимми в Джеймса и Билли Боба в Боба Билли, Джефферсон же сделался не Джеффом, а Эффом.

— Итак, тех людей, какими вы были прежде, больше не существует. А что же существует? То, чем вы стали теперь, то, что вам предстоит сделать, и то, чему вас будет учить мистер Ди-Эй Паркер собственной персоной, героический федеральный агент, прикончивший Младенца Нельсона и уложивший в гробы банду Баркера. Вам очень повезло, что вы будете учиться у такого замечательного человека. Теперь вам не придется слушать легенды, он самый настоящий. Вы встретитесь с ним завтра и получите возможность впитать частицу его мудрости. Вопросы?

Вопросы, вероятно, были, и много, но никто не набрался смелости и не задал их.

Когда Ди-Эй наконец-то показался своим людям — это случилось на одном из обширных стрельбищ старого военного городка, — он мало походил на живую легенду. Вероятно, молодежь рассчитывала увидеть такого же вояку, как Эрл, — натренированного, энергичного, резкого, с бычьей шеей, желваками на щеках и громоподобным голосом, — но парней ожидало разочарование. Перед ними появился довольно крупный, но уже старый человек в мешковатом костюме, стоптанных ботинках и мягкой фетровой шляпе с обвисшими полями. Казалось, он только что слез с трактора на каком-нибудь поле в Оклахоме, так как постоянно отплевывался от пыли.

Это произошло после утренней пробежки, когда молодые успели переодеться в свою обычную повседневную одежду, то есть в костюмы и галстуки, и уже начали проклинать жару.

Старик не стал отдавать никаких приказов вообще, сразу дав понять, что намерен пользоваться не властью, а мудростью. Начал он с того, что предложил подчиненным сесть. Затем он громко посетовал на жару и посоветовал снять пиджаки. Когда пиджаки были сняты, он прошелся среди своих курсантов и осмотрел их личное оружие, по большей части современные «Смиты» и «Кольты» «спешел» тридцать восьмого калибра в наплечных кобурах, как и подобает полицейским в штатском. У одного оказался даже старый «Бисли» калибра.44–40.

— Это серьезное оружие, молодой человек.

— Да, сэр. Мой дедушка носил его, когда был шерифом в округе Чикасо, перед Первой мировой.

— Понимаю, понимаю. Беда в том, что оно заряжается чересчур медленно для наших целей. Не поймите меня превратно. «Кольт» одинарного действия — прекрасное оружие. Равно как и «Смит-Вессон» двойного действия. Но сейчас тысяча девятьсот сорок шестой год, и времена успели измениться. Значит, нам придется учиться тому, как действовать в условиях нового времени.

— Да, сэр, — отозвался юноша. — Именно поэтому я сюда и прибыл.

— Хороший мальчик. Далее. Я предполагаю, что все вы отличные стрелки. Даже готов держать пари: каждый стреляет так, что остается только позавидовать. Давайте-ка посмотрим, сколько у вас таких. Поднимите руки.

Двенадцать рук взлетело в воздух, извещая о молодой непоколебимой самоуверенности их хозяев.

— Все. Эрл, только посмотрите! Они все мастера.

Эрл, стоявший в стороне со сложенными на груди руками и недовольным выражением, которое редко сходит с лица хорошего сержанта, молча кивнул.

— Да, сэр. Мне и самому доводилось использовать «Смит», — сказал Ди-Эй.

Он поднял полу пиджака и явил свету то, что ему не удавалось полностью спрятать: свой собственный «Смит-Вессон хеви дьюти» калибра.38/44 с белыми роговыми накладками на рукояти, покоившийся в хитроумной мексиканской кобуре, которая висела на особой портупее, ниже брючного ремня.

— Да, сэр, прекрасное оружие. А теперь скажите, кто сможет сделать вот это?

Он сунул руку в карман и извлек серебряный доллар. Затем отвернулся от курсантов и подбросил монету в воздух. Блестящий кружок взлетел вверх, на мгновение завис и начал падать. А старик молниеносным движением, за которым невозможно было уследить, вскинул руку и выстрелил не целясь, настолько быстро и внезапно, что, казалось, движение вообще не заняло времени. Монетка звякнула и отлетела футов на тридцать.

— Вы. — Ди-Эй указал на самого младшего из полицейских. — Не могли бы принести ее старику?

— Конечно, сэр, — отозвался парнишка, которому Эрл накануне дал имя Френчи.

Шорт сбегал и принес упавшую монетку.

— Подержите ее, — сказал Ди-Эй.

Молодой полицейский вытянул руку, в которой держал монету, пробитую пулей тридцать восьмого калибра точно по центру. Сквозь дыру бил луч яркого техасского солнца.

Молодежь возбужденно зашепталась.

— Ну вот, — сказал Ди-Эй, — думаете, что это высший класс, да? Если честно, это промах. Потому что я попал точно в центр. Обычно, когда я развлекаю детей такими фокусами, я стараюсь попадать поближе к краю, чтобы было удобнее вешать монетку на цепочку и носить на шее. Кто из вас может сделать так же?

Не поднялась ни одна рука.

— Мистер Эрл, как по-вашему, вы сможете? — спросил старик.

Эрл был очень хорошим стрелком, но знал, что такой трюк ему не по зубам.

— Нет, сэр, — признался он.

— Говоря по правде, — сказал Ди-Эй, — в мире найдется всего четыре-пять человек, которые могут с уверенностью сделать такой выстрел. Пара техасских рейнджеров. Мой старый приятель Эд Макгиверн, цирковой стрелок. Возможно, один pistolero^[16] из Айдахо, некий Элмер Кит. Видите ли, тому, что умею я, что умеют те парни, которых я вам назвал, вы научиться не сможете. Для этого нужен особый талант. Способность мозга за доли секунды рассчитать движение мишени и скоординировать с ним движения собственной руки и глаза. Вот и все. Это всего лишь дар природы.

Он повернулся к слушателям.

— Я показываю это вам, потому что хочу, чтобы вы увидели и забыли. Мне повезло. Мне очень сильно повезло. Вам — нет. Вы обычные люди. Вы не сможете сделать этого. Никто в ФБР не мог сделать это. Поэтому я хочу научить вас, как может уцелеть и победить в перестрелке обычный человек, не такой, как я. Вы видели быструю и довольно зрелищную стрельбу; теперь забудьте об этом. Быстро и зрелищно — не решение проблемы. Решение — это уверенность и точность. Теперь отнесите револьверы в ваши шкафы и заприте их там. Вы больше не будете использовать их, не будете стрелять одной рукой и не будете доверять своим рефлексам. Вот наш рабочий инструмент.

Он снял пиджак и показал всем автоматический пистолет калибра.45, висевший у него под мышкой слева в сложной кожаной сбруе.

— Мы пользуемся вот такими автоматическими пистолетами сорок пятого калибра. Носим их взведенными и поставленными на предохранитель. Вынимаем пистолет одной рукой, подхватываем второй и крепко держим, сосредоточившись на прицеле. Локти ставим так, чтобы получился треугольник. У нас есть треугольник, образованный руками, между нашим телом и оружием, и треугольник, образованный ногами, между нашим телом и землей. Треугольник — единственная жесткая фигура, существующая в природе. Немного приседаем, именно так тело хочет сделать, когда нам страшно. Мы не полагаемся на способность нашего сознания производить сложные расчеты в условиях высочайшего напряжения и волнения и не рассчитываем на то, что пальцы будут совершать сложные движения, когда они хотят только согнуться. Каждая из всех этих чертовых вещей делается очень естественно, просто и уверенно. Наши движения просты и естественны. Самое главное: мушка, мушка и еще раз мушка. Все зависит от тренировки. Если вы видите мушку, то победите и выживете, если не видите, то умрете. Я слышал смех? Я слышал, как кто-то захихикал? Конечно слышал. Вы хотите сказать, что мужчина стреляет одной рукой. Для стрельбы по мишеням и полицейских игр со стрельбой нужна одна рука. Старые ковбои стреляли с одной руки, все звезды кино пользуются одной рукой. Вы не хотите пользоваться двумя руками, потому что это девчачья стрельба. Вы — большие сильные мужики. Вы обойдетесь и одной рукой. Такие мысли наверняка приведут вас в могилу.

Он вынул из кармана еще один серебряный доллар, повернулся и подбросил монету. Пистолет превратился в расплывчатое пятно, невероятно быстро заняв место в вершине треугольника, образованного руками, и из этого расплывчатого пятна трижды полыхнуло огнем. Монета подскочила в воздухе три раза и отлетела заметно дальше, чем первая. Шорт снова сбегал за ней и поднял на вытянутой руке. Доллар не годился на сувенир. Он был искорежен до полной неузнаваемости.

— Вот видите, парни. Двумя руками можно сделать все так же быстро, как и одной.

В первый день они работали с незаряженными стандартными армейскими пистолетами сорок пятого калибра. Быстро выдернуть из лоуренсовской кожаной кобуры, носимой на поясном ремне над бедром, прицелиться, произвести холостой выстрел. Затем взвести курок, поставить на предохранитель и убрать в кобуру. Такова была система Ди-Эй — носить пистолет взведенным и поставленным на предохранитель: когда ты его вынимаешь, большой палец попадает прямо на предохранитель и сдвигает его, оружие тем временем обращается дулом к цели, другая рука обхватывает рукоять, и ты подаешься всем корпусом вперед, опуская голову и поднимая оружие, пока не увидишь перед собой крошечный выступ мушки, накладывающийся на нечеткий черный силуэт.

Раз!

— Вы должны научиться медленно делать верное движение, прежде чем начнете выполнять его безошибочно и быстро, — повторял Ди-Эй. — Приготовьтесь и… вынуть… целься… огонь!

Северотехасский ветер унес дюжину щелчков.

— Теперь повторить, — приказал старик. — И думайте о нажиме на спусковой крючок. Контролируйте его. Палец движется прямо назад. Нажим на спусковой крючок должен быть ровным, верно направленным и вообще идеальным.

Упражнение повторялось снова и снова, пока кожа на пальцах курсантов не растрескалась до крови. Даже Эрл безостановочно выхватывал и направлял в цель свой пистолет, отлично понимая, что не имеет права ни пожаловаться, ни отказаться выполнять упражнение. Но кое-что во всем этом серьезно беспокоило его.

В конце концов вверх поднялась рука.

— Сэр, а вы уверены насчет всего этого? Я могу гораздо быстрее действовать своим «Офишл полис». Мне бы не хотелось отказываться от своего револьвера.

— Есть еще вопросы?

В первый момент воцарилась тишина, но затем поднялась одна рука. Потом другая. И третья.

— Мушка очень маленькая, намного меньше, чем у моего «Смит-Вессона». Я и не вижу ее толком.

— Я слышал, что автоматические пистолеты отказывают гораздо чаще, чем барабан револьвера. Это меня сильно беспокоит.

— Мне кажется, я чувствовал бы себя лучше, если бы носил пистолет на полувзводе и взводил бы до конца большим пальцем, когда нужно его вынуть, как делал это с моим старым однозарядным.

Робким сомнениям не было конца.

И даже у Эрла были сомнения. Ему не нравилось ходить с пистолетом, поставленным на предохранитель. Чтобы выстрелить, нужно было нащупать этот маленький рифленый выступ и нажать на него, причем в напряженной и даже, возможно, очень напряженной ситуации. Его сильно раздражала мысль о том, что он может навести оружие на кого-то, намереваясь его убить, нажать на спуск — а выстрела не последует.

— Эрл, а как ваше мнение?

— Мистер Ди-Эй, вы здесь босс.

— Вот, молодежь, посмотрите на Эрла. Он хороший морской пехотинец и поддерживает старика до последнего, независимо от того, насколько сильно тот спятил. Но, Эрл, что вы сказали бы, если бы я не был боссом? Валяйте, Эрл, скажите этим ребятишкам правду.

— Хорошо, сэр, — ответил Эрл, — раз вы так хотите, я скажу. Меня немного тревожит то, что придется носить пушки на предохранителе. Возможно, что возня с ним помешает быстро выстрелить, а я знаю по островам, что очень часто приходится быстро стрелять, иначе умрешь. В бою никакое оружие не держат на предохранителе. Может просто не хватить времени, чтобы его снять.

— Очень полезное замечание, Эрл. И все остальные вопросы тоже были очень полезными. Поэтому сейчас перейдем к другим занятиям. Вы должны понять, какая разница между тем, что работает по-настоящему хорошо, и тем, что работает хуже. Давайте вернемся в помещение.

Группа толпой двинулась к зданию, предназначенному для демонтажа взрывных устройств, где была устроена классная комната. Там у стены стояла картонная почтовая коробка примерно два на два фута, старательно упакованная в плотную бумагу и залепленная ярлыками. Взглянув на ярлык, Эрл увидел, что посылка пришла из конторы «Гриффин энд Хоув», находившейся в Нью-Йорке. Порывшись в памяти, он попытался определить, откуда знает это название, но так и не вспомнил, хотя ощущение, будто оно где-то встречалось, не проходило.

— Так, ребята, пусть двое из вас поставят эту штуку на стол, — распорядился Ди-Эй.

Двое молодых полицейских поспешно повиновались. Судя по тому, как они напряглись, в коробке содержалось изрядное количество стали.

— Эрл, откройте, пожалуйста, коробку.

Вынув перочинный нож, Эрл разрезал упаковочную бумагу и картонные стенки с трех сторон. Подняв крышку, он увидел внутри несколько небольших — приблизительно восемь на шесть дюймов — коробок с надписями «„Кольт“, Хартфорд, Коннектикут», эмблемой «Кольта» — жеребенок, поднявшийся на дыбы, — и еще одной надписью: «Модель, утвержденная национальным правительством».

— Я долго работал на «Кольт» и договорился с ними об этом оружии. Его переправили через фирму «Гриффин энд Хоув», это известные нью-йоркские торговцы оружием. Эрл, выньте один, пожалуйста, и покажите его всем.

Эрл извлек одну коробку и сорвал с нее крышку. Внутри лежал отливавший глянцевой чернотой «Кольт» правительственной модели, но Эрл сразу обратил внимание на то, что боковина в одном месте заметно выпирала, будто лежавший в ней предмет был больше того, для которого предназначалась коробка. Он достал пистолет.

— Ну и что там у вас? — спросил Ди-Эй. — Объясните им, Эрл.

— Прицел заметно крупнее, — не задумываясь сказал Эрл.

Действительно, вместо регулируемого прицела здесь стоял фиксированный, более крупный — широкая полоса с прорезанным точно по центру углублением. А на конце дула вместо маленького, похожего на узелок выступа торчало большое квадратное широкое лезвие.

— Нестандартная задняя часть. Мушка системы «Патридж». Что еще, Эрл?

Эрл взял пистолет за рукоять, ухватился поудобнее, и большой палец самым естественным образом уперся в предохранитель, который тоже оказался заметно больше: рычажок с приваренной пластинкой. Подушечка большого пальца удобно легла на предохранитель, и было ясно, что не попасть на него нельзя даже в самой большой спешке.

— Теперь продемонстрируйте выстрел, — сказал старик.

Эрл послушно повернулся в безопасном направлении, взвел курок и отпустил предохранитель. Когда он надавил на него, усилие на большом пальце не превышало двух унций, а затем рычажок с четким щелчком сдвинулся. Эрл нажал на спусковой крючок, который сработал под усилием в четыре фунта — ровно и плавно.

— Это боевой пистолет, — пояснил старик. — Лучший из всего, что у них есть. Совершенно безопасный, если носить взведенным и на предохранителе. Рама обработана и отполирована, все движется легко, как язычок котенка, лакающего молоко. Четко фиксированный ход крючка. Пистолет семизарядный, перезарядка занимает две секунды, а то и меньше. Патроны сорок пятого калибра с остроконечными пулями обладают самой большой останавливающей способностью, если, конечно, вы не решите перейти на «Магнум» калибра триста пятьдесят семь, обращению с которым вам придется учиться в лучшем случае года два. И наконец, самое короткое в мире, безошибочно выверенное движение спускового механизма. Джентльмены, это оружие, которое вы будете носить с собой, из которого вы будете стрелять, с которым вы будете жить. Оружие, которое вы будете чистить два раза в день. Оружие, с которым вы выиграете любой поединок, если будете хорошо за ним ухаживать. Должен сказать вам, что его изобрел гений. Не я, ни в коем разе. Нет, это именно то, что Младенец сделал со своим сорок пятым. Он был убийцей и, как утверждали некоторые, даже сумасшедшим, но по части оружия соображал лучше любого другого, не исключая, пожалуй, и самого старого Джона Браунинга.

Вынуть, целься, огонь.

Вынуть, целься, огонь.

Держим двумя руками, предохранитель сдвигается большим пальцем в тот самый момент, когда пальцы второй руки охватывают первую руку, сжимающую рукоять, и надвигают мушку на цель.

— Не надо точно совмещать все три точки прицела, — объяснял старик. — Надо одно — мгновенно сориентироваться. Вы должны знать, что оружие направлено в нужную сторону, вы не должны тратить время на совмещение мушки с прорезью прицельной рамки. Вы ориентируетесь по мушке. Видите, что мушка совместилась с целью, и стреляете.

Вынуть, целься, огонь.

Вынуть, целься, огонь.

Эрл удивился тому, как хорошо все стало получаться, стоило обрести некоторый навык. Немало помогали очень сильные и быстрые руки, зато вся его огромная практика яростной боевой стрельбы и спокойной учебной стрельбы по мишеням теперь не значила почти ничего. Впрочем, у него, несомненно, имелась толика того дарования, которое в избытке имел Ди-Эй: пистолет моментально вылетал из кобуры, дуло устремлялось к цели, и — БАМ! — пуля почти всегда оставляла пробоину в центре мишени.

— Забудьте о голове, забудьте о сердце, — поучал старик. — Цельтесь в самое широкое место и палите, пока враг не упадет. Стреляйте в центр. Точно в середину. Если он не хочет валиться и все еще идет на вас, стреляйте в таз, перебейте тазовые кости. Это поставит его на место. Чтобы свалить с ног кое-кого из этих громил, нужна чуть ли не коробка патронов. Именно поэтому вы должны стрелять быстро, метко и много. Обычно тот, кто выпустил больше пуль, уходит на собственных ногах.

Ди-Эй наблюдал за своей командой, прищурив глаза, и его взгляд был настолько пристальным, что не упускал ни одной мелочи. Этот мальчик, тот мальчик, снова этот, и снова он же: небольшие недостатки в технике, слишком резкие движения, недостаток концентрации, палец неудобно лежит на спусковом крючке, так и норовит дернуться, или, что хуже всего, заметна неспособность к скучной работе — повторению движения, которое одно может вбить эти идеи в голову. Но Ди-Эй был терпелив, добр и никогда не раздражался.

— Шорт, должен отметить, что вы действуете очень хорошо и достаточно быстро, — похвалил он молодого парня из Пенсильвании, который действительно очень быстро учился и был лучшим из всех.

Шорт и впрямь двигался быстро. Не так быстро, как Эрл или сам Ди-Эй (чуть погодя старик уверился в том, что никто не может двигаться быстрее Эрла), но быстро. Паренек уловил верное движение с первого раза и с тех пор выполнял его правильно.

Хендерсон из Оклахомы был далеко не таким неловким. Высокий и белокурый, со слишком длинными руками и чересчур большими кистями, он словно путался в собственных конечностях и совершал лишние движения. Он не имел тех же способностей, что Шорт и еще некоторые курсанты. Но, боже, как же он работал! Он вставал раньше всех и практиковался в имитации выстрелов, а после занятий уделял этому упражнению еще немало времени.

— Ты настоящий труженик, сынок, — похвалил его Ди-Эй.

— Да, сэр, — согласился Хендерсон. — Мои старики сумели меня этому научить.

Он сражался против воображаемых преступников до тех пор, пока на его пальцах не появлялись кровавые мозоли.

— А вот это, — сказал Эрл через несколько дней, — отличная штука.

Он держал в руках автомат «Томпсон» сорок пятого калибра, модель 1928 года, с отлично обработанным деревянным цевьем, компенсатором, вертикальной рукояткой и идеально регулируемым прицелом системы Лаймана.

Еще пять новеньких, лоснящихся от масла экземпляров такого же оружия лежали перед ним на столе.

— Мистер Ди-Эй немало поработал в Мэне, поэтому на всех пушках стоит клеймо «Полиция штата Мэн». Они будут нашим главным наступательным оружием, не только из-за огневой мощи, но и из-за психологического эффекта. Если ты очутишься рядом с таким оружием со стороны дула, возникнет мысль, что, пожалуй, хватит воевать. Правда, это не слишком-то помогало, когда мы имели дело с японцами, но должно сработать с горцами из Хот-Спрингса.

Курсанты впились взглядами в оружие, которое сержант держал перед собой на вытянутых руках.

— Это полностью автоматическое оружие с полусвободным затвором, — продолжил Эрл. — Слово «полусвободный» очень важно, оно означает, что оружие может стрелять только с отведенным назад затвором. Если забыл взвести затвор, считай, что тебе сильно не повезло. Если не приставишь магазина, он не будет стрелять, разве что ты собственными руками вложишь патрон в патронник, а потом взведешь затвор. Правда, я никогда не слышал, чтобы хоть кто-нибудь это делал, но моя теория говорит, что, если существует хоть какая-то возможность что-то испортить, всегда найдется новичок, который сумеет это сделать, как бы ему ни было трудно. Никогда не досылайте патрон в патронник, потому что любой будет уверен, что он пуст, и именно так происходят несчастные случаи при обучении. У вас будет множество возможностей пролить кровь в Хот-Спрингсе, делать это здесь ни к чему. Сегодня вечером я научу вас разбирать автомат, чистить его и собирать. Вы будете разбирать, чистить и собирать оружие каждый раз, когда будете им пользоваться, причина — та, которую я уже называл: хорошо ухаживайте за оружием, и оно отблагодарит вас. А теперь — кто знает, как стрелять из этого оружия?

Поднялось несколько рук, принадлежавших в основном курсантам постарше, которые пришли из полиции своих штатов.

Френчи тоже поднял руку.

— Френчи Шорт, ты тоже? Что ж, молодой человек, выйди сюда. Где ты научился стрелять из «Томми»?

Френчи встал с места и подошел к сержанту:

— Моя мать была знакома с шефом полиции нашего города. Она договорилась, чтобы мне на пятнадцатый день рождения дали пострелять из всех видов оружия.

— Вот так подарок! Будь я проклят, это дорогого стоит. Ну что ж, Френчи, покажи ребятам, как это делается.

Френчи вышел на линию огня, приставил коробчатый магазин, вскинул оружие и подался вперед.

В двадцати пяти ярдах красовалась силуэтная полицейская мишень в виде мужчины, который стоял в полный рост, положив руку на бедро.

— Приготовились, парни! — скомандовал Эрл.

Френчи переступил с ноги на ногу и нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло. Он вспомнил о затворе и потянул за рукоять — послышался глухой щелчок хорошо смазанного металла, — снова встал в позу для стрельбы и нажал на спуск. И опять безрезультатно.

— Дерьмо! — пробормотал он.

— Предохранитель, — напомнил Эрл.

Френчи наугад сдвинул какой-то рычажок.

Снова вскинул автомат к плечу.

Прозвучал одиночный выстрел. Магазин упал на землю.

— Дерьмо!

— Теперь послушайте меня. Френчи решил, что уже все знает. Не стал ждать, пока научится. Он был уверен, что знает, и хотел похвастаться. На этой работе нет места хвастовству, потому что хвастовство наверняка погубит вас. Поняли? Здесь командная работа, а не «Эй, посмотрите, какой я молодец!». А еще, — Эрл подмигнул Френчи, — когда приставляешь магазин, нужно хорошенько шлепнуть его по дну и убедиться, что замок защелкнулся. Иногда он не запирается полностью, но пружина держит магазин на месте, а тебе кажется, что все, полный бибоп. На самом деле никакого бибопа нет, а есть только боп — один-единственный боп. Френчи не знал, что магазин у него в автомате держится на не очень-то честном слове. И что он теперь скажет Младенцу Нельсону, который бежит на него с обрезом? Нужно сильно ударить по магазину снизу и услышать, как замок защелкнется.

Эрл вставил магазин в гнездо, сильно хлопнул по нему снизу ладонью, отжал рукоять затвора, выпрямился и приложил приклад к плечу.

— Теперь, ребята, заткните уши, но широко откройте глаза. Я буду стрелять трассирующими, чтобы вы могли проследить за полетом пуль.

Он нагнул голову, приняв классическую стрелковую стойку, рекомендованную ФБР, и выпустил сразу полмагазина. Не обращая внимания на застарелую боль в левом запястье, он очень крепко стиснул цевье, не позволяя дулу смещаться, куда ему захочется. В этом была вся штука. Оружие дергалось, затвор скакал взад-вперед, пустые гильзы градом летели вбок, дуло норовило уползти в сторону под действием вспышек огня, выброса пороховых газов и, конечно, огня трассеров. Грохот пуль, летевших к мишени, сливался в один оглушительный рев. Со среза дула срывалось такое яркое пламя, что отдельных вспышек, конечно же, нельзя было разглядеть — в отличие от огненных струй, бивших из хвостовой части каждой пули. Они вспыхивали на невообразимо короткие доли секунды, обозначая траекторию полета. Струи как бы существовали и в то же время нет: иллюзорные бело-голубоватые полосы, похожие на электрические разряды, более прямые, чем можно сделать при помощи лучшей линейки, тянувшиеся без единого отклонения от дульного среза к мишени. Пули Эрла моментально проделали в центре силуэта, стоявшего в двадцати пяти ярдах, отверстие с неровными краями.

— Что, впечатляет? А теперь скажу вам, что все это совершенно неправильно. Никогда не стреляйте очередями длиннее, чем по три патрона. В кино все время строчат точно так же, как я сейчас, но у них прямо за камерами сидит толпа всяких помощников с горой таких вот «Томми», и они готовы в любой момент прибежать и перезарядить пушку, когда камеры остановятся и звезда усядется выкурить свой «Кэмел». А вам придется самим таскать свой боезапас, и никому, конечно же, не захочется просадить его впустую. Если только ты не гений, каждый чертов выстрел после третьего пойдет в молоко. Так уж получилось, что я гений. Возможно, Френчи тоже. А вот все остальные, кажется, нет. Теперь смотрите, как мы должны стрелять.

Он снова повернулся к мишени, вскинул оружие к плечу и выпустил три короткие очереди по три патрона. Каждая очередь угодила в голову мишени, каждую сопровождал огненный шлейф. А от головы мишени не осталось почти ничего, только разлохмаченный картон.

На протяжении нескольких дней они с утра упражнялись с пистолетами, а ближе к вечеру — с автоматами. Они упорно трудились, одни овладевали оружием быстрее других, но под конец каждый достиг определенных успехов. Благодаря использованию трассирующих пуль — старому приему, который в ФБР давно применяли для обучения своих агентов, — было значительно легче замечать ошибки и вовремя указывать стрелку, что дуло его автомата ушло в сторону и пули ложатся не туда, куда нужно. Но Эрл сразу предупредил, что трассирующие пули можно использовать только при обучении и никогда — в бою: во-первых, они сразу выдают положение стрелка, а во-вторых, пылающий состав при попадании пули, скажем, в сухой деревянный дом, сено, листву или мусор почти наверняка вызовет пожар. На таких островах, как Иводзима, подобная проблема не вставала, зато в городе вроде Хот-Спрингса, где большинство казино находилось в старых деревянных зданиях, об этом необходимо было помнить.

На пятый день Эрл показал курсантам автоматическую винтовку «Браунинг».

— Это оружие можно смело назвать убийцей японцев. Оно стреляет большими стандартными правительственными пулями тридцатого калибра, которые несутся со скоростью около двух тысяч трехсот футов в секунду и пробивают все, во что попадают. Если надо достать парня, стоящего за мягким прикрытием, пуля пробьет защиту и попадет в него. Против автомобилей или легких грузовиков не придумано ничего лучшего. Магазин на двадцать патронов, дальность прицельной стрельбы — тысяча ярдов, отвод газов из канала ствола с запиранием, удобно переносить, но весит изрядно — около шестнадцати фунтов. Они идут в комплекте с сошками, но сошки сразу же выбрасывают. Здесь сошек уже нет. Каждый взвод морской или простой пехоты имел хотя бы одну такую винтовку, они составляли основу огневой мощи при прикрытии всех маневров отряда и использовались для подавления стрельбы противника с дальнего расстояния. Мы будем использовать это оружие очень избирательно. Оно может пробить три стены и прикончить человека, который в своей квартире идет в ванную. Но вы должны уметь владеть им хотя бы на тот случай, если мы нарвемся на действительно отчаянных парней, сидящих в надежном укрытии и намеренных биться до последнего. Вот тогда-то и понадобится «Браунинг». Для Джона Уэйна он не годится. Из него нельзя палить очередями во все стороны, как в кино. Слишком мощное оружие для этого.

Однако для молодежи оказалось гораздо проще стрелять из «Браунинга», чем из «Томми»: винтовки были заметно тяжелее и лучше гасили отдачу, а кроме того, оказалось, что длинные стандартные патроны тридцатого калибра намного легче заряжать в магазин, чем короткие для «Томпсона». Курсанты стреляли с расстояния в сто ярдов и быстро научились кучно всаживать пять пуль в центр силуэтной мишени.

Половина времени была потрачена на оружие, которое следовало знать, хотя и не предполагалось использовать: дробовики «Винчестер-97» и карабины M-l. А потом наступил выходной, и большинство учащихся отправились в Тексаркану, чтобы посмотреть кино или развлечься еще как-нибудь. А Эрл и Ди-Эй составляли график. Все знали, что должно было последовать потом.

Настоящая потеха.

Глава 10

Оуни никогда не устраивал встреч в одном месте два раза. Эта привычка осталась у него с былых времен. Нельзя действовать шаблонно, потому что шаблон очень быстро погубит тебя. Если ты выжил после охоты, которую вел на тебя Колл Бешеный Пес, то обязательно приобрел элементарные навыки выживания, остающиеся на всю жизнь.

Таким образом, когда Оуни созывал совещание, приходилось разыскивать по всему городу большинство Грамли высшего ранга: управляющих казино, главных букмекеров, заведующего телефонной и телеграфной связью, адвоката Ф. Гарри Херста — в общем, тех, кто управлял другими людьми, которые, в свою очередь, управляли бесчисленным количеством рядовых агентов, и так далее, и так далее.

Никто не знал заранее, когда последует вызов и куда придется направляться. Поэтому в тот день сбор был обычным, то есть не более необычным, чем любой другой. Оуни назначил встречу в водолечебнице «Фордайс» на Сентрал-авеню. Ради этого случая заведение временно закрыли для посетителей.

Все разделись, завернулись в простыни и теперь сидели под многоцветной витражной стеклянной крышей, разукрашенной цветочным орнаментом. Можно было подумать, что собравшиеся восседают среди цветов. Дело происходило днем, как и полагается, если речь идет о деловом совещании. Сквозь стеклянный потолок лился солнечный свет сине-лилового оттенка. Каждый искупался в воде, которую природа нагрела до ста сорока градусов по Фаренгейту, и почувствовал себя распаренным, как вываренный изюм. Затем все прошли через игольчатый душ, промывший поры. Теперь они сидели в парной и походили бы на облаченных в тоги римских сенаторов, если бы не плавающие по помещению клубы пара. Снаружи патрулировали Грамли, исключая малейшую возможность того, что поблизости окажутся шпионы или случайные наблюдатели. В женскую половину водолечебницы направили нескольких девочек Грамли с целью удостовериться, что ни одна леди не сделала попытки спрятаться там.

Встреча проходила в деловой обстановке, и Оуни вовсе не выглядел космополитом, любезным хозяином, который с величайшим тактом принимал важных гостей из других мест и говорил со светским британским акцентом, усвоенным благодаря его актерским способностям, а не врожденной памяти. В своем святилище, где его власть была абсолютной а престиж — непререкаемым, Оуни разговаривал, как обитатель манхэттенского Ист-Сайда, где он жил с тринадцати до сорока трех лет.

— Ничего, — повторил он, разжевывая незажженную сигару, великолепную гавану. — Только время профукали!

— Ни даже самого поганого хвостика, — подтвердил Флем Грамли, сделавшийся старшим Грамли после того, как Папаша Грамли месяц назад забузил и ушел на покой, заявив, что устал и с него хватит. Флем, закаленный в бутлегерских войнах двадцатых годов, говорил на арканзасском диалекте, с сильнейшим сельским акцентом, и для того, чтобы начать понимать его, требовался не один год знакомства. — Мы прочесали весь город от сих до сих и обратно. Эти проклятые фраера смылись, как ветром сдуло. Чертова Богом проклятая штука, будь она проклята.

Оуни впился зубами в сигару так, что чуть не откусил от нее кусок.

— Только, — добавил Флем, чуть помолчав, — малость попозже братан Слайдел, тот, пацан Уилла Слайдела, а не Джада, не Боба, не…

— Да, да, — сказал Оуни, не желая выслушивать перечень тех, кто мог и кто не мог быть отцом Слайдела Грамли.

— А, ну да, сэр, так вот этот Слайдел, он чего сделал? Проверил один мотель за Уошито, «Лучший туристский». И ему сдалось, что какие-то фраера там подсняли нумерки на недельку. Один старый, такой навроде грустный. А второй помладше и такой навроде сильно крутой, такое вот дело, значит.

— Получается, их было двое? — заметил Оуни.

— Угу, сэр, очень даже может быть. Менеджер говорит, что они куда-то свалили посередь недели. И так и не приперлись до хаты. Уиллов Слайдел взял ключ, проверил обе комнатенки. Ничего полезного. Нижнее белье, зубные щетки, да порошок, да газета из Литл-Рока. Ни оружия, ничего вообще толкового. Эти парни катаются налегке, уж не знаю, те они, кого мы ищем, или не те.

— Мне плевать на все это дерьмо, — громче, чем стоило бы, заявил Оуни. — Если бы эти говнюки были ни при чем, они, мать их, не стали бы бросать в мотеле свои подштанники. Они могли свалить из города, но не до проверки. Эти парни, они знали, что я буду их искать. Этот чертов ковбой, попортивший ребра Сайджелу, он знал меня. Он посмотрел на меня и сказал… — Оуни довольно убедительно воспроизвел убийственно-язвительную реплику Эрла: — «Может быть, вы или кто-то из ваших парней хотите помериться со мною силами, мистер Мэддокс? Прошу». Этот раздолбай знал меня. Откуда он меня знает? Я его не знаю. Откуда, черт вас возьми, он меня знает?

Оуни вгляделся в плававшие по комнате клубы пара, будто надеялся отыскать в них решение и этой новой проблемы, и всех остальных. У парня с вокзала были лучшие руки, какие ему приходилось видеть.

— Этот долбаный тип, у него есть удар. Я не один год содержал боксеров. Просто здоровый болван не мог так ударить. Я-то знаю, что такое бокс, так вот, парень был нокаутером!

— Это могли быть нью-йоркские парни? Или чикагские парни?

— Может, и чикагские парни, — согласился Оуни. — Багси из Нью-Йорка, и я уверен, что его там каждая собака знает. Если бы они были из Нью-Йорка, я знал бы о них. Нет, но как же он врезал этому еврею!

— А если копы? — решил поумничать кто-то.

— Вы проверяли полицейских? — спросил Оуни Флема Грамли.

— Ага, сэр, а как же. Шеф говорит, что это не был никто из егойных парней. И никаких новых он не нанимал. Он звонил в Литл-Рок своему другу из ФБР, так тот говорит, что это никакие не федеральные типы. И не из акцизного департамента или еще какого-нибудь дерьма в этом роде. Вы уж поверьте мне, я этих акцизников знаю от и до, так вот, эти фраера никакие не налоговики. Ни один акцизник не сумеет так врезать.

— А вдруг они работают на нового окружного прокурора? — спросил кто-то. — Рядом с Беккером у нас нет никаких источников.

Флем ответил не задумываясь:

— Этот мальчишка так напугался, когда Руфус бросил ему на лужайку дохлую собаку, что его с тех пор даже в городе не видно. Даже в своем офисе почти не бывает!

Ответом ему был дружный смех.

С этим вопросом покончили. Было много и других важных дел, касавшихся старого бизнеса: новая китайская прачечная около Оуклона задерживала платежи, и ее хозяев нужно было приучить к аккуратности; пивоваренный завод «Джакс» из Нового Орлеана поставил слишком много пива, но Грамли убедил водителя грузовика не сообщать об этом; колесо рулетки в «Подкове» заедало, что позволяло с немалым успехом угадывать выигрышные поля, оно поддавалось ремонту, но лучше было бы заменить стол целиком; начинался сезон скачек в Хайалиа, и Оуни предстояло подумать над отправкой в центральную контору еще одного-двух человек — во время сезона в Хайалиа сведения оттуда передавали так часто, что провода, казалось, дымились от перегрузки.

Но после окончания совещания менеджер «Золотого солнца», заведения, расположенного около оуклонского ипподрома, отвел Оуни в сторону:

— Оуни, я кое-что слышал.

— И что же, Джок?

— Может быть, это ничего не значит, но вы в любом случае должны знать.

— Ну так валяйте.

— Мой шурин из Лос-Анджелеса частенько открывает заведение во внеурочный час для Микки Коэна. Так уж случилось, что он служил в игорном доме на пароходе, который они держали за пределами двенадцатимильной зоны.

— И что?

— Так вот, после того как пароход прикрыли, дела у них идут паршиво. Но Микки сказал моему шурину, что скоро наступят хорошие времена.

Оуни слушал внимательно. Микки Коэн был правой рукой Багси.

— И что же это значит?

— Он говорит, что скоро найдется много работы для настоящих профессионалов игорного дела.

— То есть? Багси попытается получить этот пароход обратно?

— Нет, Оуни. Задумка куда крупнее. Похоже, он купил большой кусок пустыни возле границы с Невадой. Азартная игра в Неваде не запрещена. Туда никто не ездит, но там это вполне законное дело.

— Я все еще не…

— У него большой план. Он собирается выстроить город. Большой город. И вложить сколько-то там нью-йоркских денег. План считается совершенно секретным. В общем, он собирается выстроить в пустыне город, где будет идти игра на деньги. Выстроить Хот-Спрингс в пустыне. Лично я думаю, что это дерьмо. Кому нужно переться в гребаную пустыню и проигрывать там свои денежки?

Однако Оуни уже понял смысл визита Багси и увидел в нем серьезную угрозу своему будущему. Значит, Багси затеял собственную игру. Но Хот-Спрингс мог быть только один. Он мог находиться либо здесь, в Арканзасе, где был создан и где, по всем понятиям, было его место, или в гребаной невадской пустыне, куда этот Багси, жидовская рожа, вознамерился его перенести.

В двух местах он существовать не мог.

Кому-то предстояло умереть.

Глава 11

Ди-Эй продумал все очень тщательно — разбил команду на огневые группы по два человека и сформировал два отделения, по три группы в каждом. Одно предназначалось для проникновения с парадного входа, а второе — с черного.

Пришло время отрабатывать операции с разряженным оружием, но в остальном снаряжение было полным, включая тяжелые бронежилеты, которые все ненавидели лютой ненавистью.

Конечно, молодой Карло Хендерсон оказался в одной группе с еще более молодым Френчи Шортом, полным всяческих соображений, слишком важных, чтобы хранить их при себе. Эти соображения были одной из причин того, что никто другой не хотел работать с Френчи.

— Посуди сам, — говорил Френчи, — с какой стати я буду пользоваться дробовиками и карабинами? Это тебе не двадцатые годы. «Томпсоны» придуманы для войны в окопах. Для стрельбы очередями. Попадаешь в помещение, поливаешь его очередью и…

— Да ведь тебе же все время твердят: не стреляй длинными очередями, — ответил рассудительный Карло. — Мистер Эрл прямо так и сказал: стреляйте по три выстрела.

— Что ты говоришь? Да ведь эти болваны просто свихнутся, если в них стрелять. Они разнесут в клочки все, что хоть немного движется. И превратят свои драгоценные казино в дома из швейцарского сыра.

— Ты бы лучше делал то, что тебе говорят.

— А-а, — протянул Френчи, — значит, ты тоже один из них? Тебе, наверное, нравится все это дерьмо. И этот громила, мистер Эрл, который шляется здесь с таким видом, будто он Бог, или Джон Уэйн, или кто-то еще в этом роде.

— Да он, по-моему, нормальный мужик. Я слышал, на войне он был большим героем.

— Ну и что он с этого поимел? Строит из себя сержанта и готовится высаживать двери казино в арканзасской дыре, в Хот-Спрингсе. Дерьмо все это. Неужели он не мог нажить со своей медали ничего большего?

— А ты-то что здесь делаешь, если все это такое дерьмо?

— Э-э-э…

— Ну?

— Ты никому не скажешь?

— Конечно нет. Ты мой напарник. Я должен прикрывать тебя.

— Меня вышибли из Принстона. Дружище, у моего старика аж задница покраснела от злости! Он судья, большая шишка, вот и пристроил меня в департамент полиции. Но чего я на самом деле хочу, так это пробиться в ФБР. Однако без бумажки из колледжа — нет, сэр! Зато если я покажу себя хорошим копом…

— За что тебя выгнали?

— Длинная история, — ответил Френчи; его взгляд вдруг сделался жестким, и глаза вспыхнули фанатичным огнем. — Совершенная туфта, можешь мне поверить. Меня обвинили в том, чего я вовсе не делал! Как бы там ни было, если мне удастся попасть в ФБР, то оттуда можно будет перебраться в УСС. Ты хоть знаешь, что это такое?

— И что?

— Что, что! Хендерсон, да ты еще тупее, чем кажешься. Это Управление стратегических служб. Знаешь, дружище, там я был бы как раз на месте! Работа в разных странах, в чужеземных странах, а у меня настоящий талант к языкам и акцентам. Да все парни, которых собрали сюда, искренне верят, что я вылез из какого-то жабьего болота в Джорджии! А уж в УСС можно вдоволь повалять дурака. Во время войны они взрывали поезда, убивали нацистских генералов, перерезали провода и подслушивали разговоры дипломатов. Мой дядя занимался всем этим.

— Ладно, — сказал Хендерсон, — но пока лучше тебе забыть обо всем этом и сосредоточиться на том, что нам предстоит делать через несколько минут.

— Ладно, только я возьму «Томпсон», договорились?

— Мне казалось, что тебе не нравится «Томпсон».

— Я не говорил, что он мне не нравится. Я сказал, что им нужно пользоваться не так. Но я хочу ходить с «Томпсоном».

— Вот и прекрасно. Я пойду первым.

— Нет, первым пойду я. Сам посуди, я намного быстрее, чем ты, я лучше стреляю, я ловчее, я умнее, я…

— Ты не можешь идти первым и нести автомат. Это против правил.

— Правила! — огрызнулся Френчи с таким видом, будто только и делал, что боролся с правилами. — Будь они прокляты, эти правила! Да подавись ты своими правилами!

В качестве учебного объекта выбрали строение 3-3-2, одну из множества пустых казарм, построенных в безжизненной техасской степи. Эта ничем не отличалась от остальных: неухоженное, чуть покосившееся здание из рассохшегося дерева, выкрашенное облупившейся желто-коричневой краской. Несколько оконных рам, оставленных открытыми, скрипели и раскачивались под ударами всепроникающего ветра.

Строение 3-3-2 было целью. Двенадцать полицейских заняли позиции в третьей от объекта казарме, провели рекогносцировку, изучили объект атаки и выработали план. Длинный, самый старший из всех (ему было уже двадцать шесть), дорожный патрульный из Орегона, назначенный номинальным командиром, вел себя рассудительно и даже мудро, отлично понимая, что простота действий — залог успеха. Он был уверен, что все пройдет легко, если, конечно, все будут действовать по плану и поддерживать друг друга.

Однако ему почти сразу же начал мешать Френчи. Френчи все знал лучше всех. Френчи все рассчитал. Френчи, обаятельный, разговорчивый, своенравный, продолжал утверждать:

— Я лучше всех стреляю и поэтому должен идти впереди. В самом деле, почему лучшему стрелку не позволяют идти первым?

— Шорт, а ты не хочешь дать попробовать кому-нибудь другому?

— Я просто говорю, что правильнее всего использовать лучших людей впереди. Я очень хорошо стреляю. Никто не может стрелять так, как я. Разве я не прав? Если я не прав, поправьте меня. А раз так, я должен входить первым.

У него совсем не было совести, и на все доводы он просто плевал. В конце концов, чтобы отвязаться от него и продолжить работу над планом, Длинный дал Френчи добро на то, чтобы он, в паре со своим партнером, пошел передовым в группе, штурмующей задний вход.

Затем он разъяснил остальным их обязанности; курсанты надели поверх пиджаков жилеты с вшитыми в них тяжелыми броневыми пластинами и нахлобучили шляпы. Все уселись в три автомобиля — два старых черных «форда» дорожного патруля и «де сото», некогда принадлежавший подразделению по контролю над торговлей спиртным, — покатили по пустынным улочкам казарменного городка и вскоре с разных сторон подъехали к строению 3-3-2.

Длинный посмотрел на часы.

— Всем группам, — скомандовал он в микрофон карманной рации. — Начать развертывание!

Автомобили остановились. Люди высыпали наружу. Один сразу же споткнулся и упал, уткнув дуло автомата в техасский суглинок и забив компенсатор сухой землей. Второй умудрился на бегу удариться коленом о нижнюю кромку своего бронежилета — толстенную пуленепробиваемую пластину, — упал, скорчившись от боли, и больше не участвовал в операции.

Но Френчи, первым выскочивший из заднего автомобиля, успел первым и к двери. Он держал автомат наперевес. Карло, не такой ловкий и хуже приноровившийся к броне, замешкался позади.

Френчи пнул дверь.

Та даже не пошевелилась.

— Дерьмо! — разозлился он.

— Черт возьми, ведь ты же по плану должен дождаться меня! — сказал Карло, подбежав к двери с остальными четырьмя членами их группы.

— Гребаная дверь забита.

Френчи пнул ее снова, без всякого результата.

— Мы должны…

Но Френчи не мог ждать. Он стянул через голову тяжеленный бронежилет, разбил стекло в окне, головой вперед нырнул в темноту, очень удачно упал и сразу же вскочил на ноги.

— Служба окружного прокурора, — заорал он во весь голос. — Облава! Руки вверх!

— Подожди меня, черт возьми! — тщетно взывал несчастный Хендерсон, все еще остававшийся по ту сторону двери.

Френчи услышал, как отставшие колотили в дверь. Впрочем, ему даже не пришло в голову отпереть ее. Он не собирался никого ждать и бросился по длинному коридору в темноту, дразнившую своей неизвестностью. Тело, освободившееся от двадцати фунтов брони, казалось очень легким. Коридор вывел Шорта в более просторное помещение, и он мгновенно навел свой незаряженный автомат на угрожающе-громоздкие тени: как он понял через секунду, то были всего лишь старые столы и стулья. А в следующий момент помещение заполнилось дымом. Дымовое облако сразу разошлось, полностью дезориентировав его. Шорт закашлялся, побежал дальше — все еще в полном одиночестве — и оказался в более просторном месте, где дым был не таким густым. Все предметы вокруг казались сломанными. Затем он увидел перед собой контуры, напоминавшие человеческие фигуры. Ни о чем не думая, он опустился на колено, привычным движением навел на них мушку «Томми» и нажал на спуск. Затвор громко лязгнул.

Он передернул затвор, понимая, что в реальной обстановке убил бы несколько человек, и внезапно прямо перед ним появилась еще одна фигура.

Ба-бах! Он выстрелил снова и в следующую секунду узнал изумленное лицо Карло Хендерсона, которого только что «убил». Он метнулся налево, в сторону лестничной клетки, пинком распахнул дверь и выбежал.

— Шорт!

Он обернулся. Позади стоял Эрл, нацелив свой пистолет сорок пятого калибра прямо ему в лицо. Громко клацнул спусковой крючок.

— Прими мои поздравления, Шорт, — сказал Эрл. — Ты только что убил трех человек из своей команды и своего напарника, а еще погиб сам. А теперь подумай о том, что ты мог бы натворить, если бы добрался до второго этажа!

Ди-Эй собрал курсантов прямо на грунтовой дороге, проходившей перед строением 3-3-2. Он предложил им освободиться от бронежилетов, положить оружие, снять шляпы и пиджаки и слегка распустить галстуки, а курящим разрешил курить. День, по обыкновению, выдался жарким, и у большинства молодых полицейских одежда промокла от пота. Вид у всех был довольно печальный и удрученный.

— Что ж, друзья, — начал Паркер, — если бы я сказал, что вы хорошо поработали, это была бы беззастенчивая ложь. Скажу честно: толпа голодных енотов, запертых в подвале с десятью фунтами сырого мяса, пожалуй, действовала бы более согласованно. По большей части то, что я видел, представляло собой ошибки, помноженные на ошибки. Я не понимаю, что случилось с вашей системой взаимодействия. Команда переднего входа, по крайней мере, держалась вместе, но, к великому сожалению, ее перебила команда черного входа. В который уже раз повторяю вам: половина успеха заключается в том, что обе команды входят одновременно. Это принципиально важно. Вы должны появиться сразу с двух сторон и поразить находящихся внутри своей мощью. Они должны понять, что у них нет шансов на победу и сопротивление бесполезно. Сознаюсь, что мы устроили вам несколько сюрпризов. Мистер Эрл бросил дымовую гранату, только чтобы сбить вас с толку. Я сказал бы, что это удалось ему в высшей степени. Кто-нибудь со мной не согласен? Черный ход был заперт. Хоть кому-нибудь пришло в голову посмотреть на притолоке? А ведь именно там и лежал ключ. Вместо этого команда заднего входа сразу же раскололась. Согласовывала ли она свои действия по рации со второй командой, у главного входа? Нет. Я сидел на втором этаже и контролировал радиосвязь. Вы не поддерживали связь, а когда связи нет, нужно ожидать самых неприятных сюрпризов. И наконец, друзья мои, ни в коем случае нельзя слишком возбуждаться. Мы имеем неудачный опыт: один член команды отделился от остальных и повел себя чересчур агрессивно. Предполагалось, что он находится в группе прикрытия, а он вместо этого помчался вперед, открыл огонь по своей же второй группе, затем застрелил напарника, выбежал на лестничную клетку, даже не подумав проконтролировать зону позади себя, и был без труда застрелен мистером Эрлом. Друзья, нужно научиться сохранять спокойствие. Если вы станете действовать под влиянием эмоций, то будете представлять опасность для своих же товарищей. Мы должны работать в команде, помните об этом. Взаимодействие, связь, хорошее умение стрелять, контролируемая агрессивность, разумная тактика. Вот основа нашего искусства. Хотите что-нибудь добавить, Эрл?

— Только одно. Мне это знание дорого досталось. Бой получится таким, каким получится. Вы должны быть готовыми вступать в бой, идти туда, куда он вас приведет, и побеждать. Помните: всегда обманывайте противника — и всегда будете побеждать.

Стрельба и движение.

Это был самый необходимый элемент обучения и самый опасный.

— Я отложил это напоследок, — объяснил Ди-Эй, — потому что вы должны отработать навыки обращения с оружием и самодисциплину, прежде чем сможете хотя бы подумать об этом. В таких делах если вы оплошаете, то наверняка убьете своего товарища или случайного прохожего.

Учебный курс, который лично разработал Ди-Эй, преподавался в бывшем административном корпусе (естественно, временном, как и все постройки этого городка), откуда осуществлялось управление всей округой, когда здесь хранилось армейское имущество. Теперь здание было предназначено к сносу, оставалось ждать лишь появления в бюджете необходимых средств. С ним можно было делать все что угодно, и Ди-Эй разрешил стрелять по всем стенам, кроме переднего фасада. Это дало сектор обстрела в добрых двести семьдесят градусов.

— Вы проходите по помещениям командами по два человека, как во время настоящего рейда. Идущий справа берет на себя цели справа. Тот, что слева, соответственно, цели слева. Короткие контролируемые очереди. Помните: напарнику нужно верить, как самому себе. И ради бога, держитесь вместе!

Это говорил Эрл. Ему надлежало идти по пятам за каждой парой и обеспечивать безопасность во время выполнения упражнения.

Пока очередная пара проходила по зданию, остальные курсанты ждали своей очереди. Изнутри доносились только быстрый стрекот «Томми» и отрывистый лай пистолетов, говорившие о том, что команда расправляется со своими мишенями. Потом появлялись возбужденные невредимые парни, и Эрл вызывал следующую пару.

Наконец настала очередь Карло и Френчи.

— Ладно, парни. Главное, не волнуйтесь. Шорт, сегодня ты намерен выполнять правила?

— Да, сэр.

— Прекрасно. Так, у кого будет большая пушка?

Напарники не обсудили это заблаговременно и теперь уставились друг на друга.

— Хендерсон, ты покрупнее. Поэтому возьмешь автомат. Шорт, ты чертовски ловко обращаешься с пистолетом. Вот и будешь им пользоваться. Помните: соблюдайте скорость движения, внимательно следите за своими мишенями, не отходите от напарника. Постоянно знайте, где он, тогда никто не пострадает.

— Понял, — заявил Френчи.

Два молодых офицера под наблюдением Эрла зарядили и поставили на предохранители свое оружие, а потом облачились в тяжелые бронежилеты.

— Так, — сказал он, — теперь держите дула на нужной высоте, идите плечом к плечу. Никуда не торопимся, внимательно смотрим по сторонам, чтобы не пропустить цели. Стреляете только по черным мишеням. По мишеням с белым крестом не стреляете. Они обозначают гражданских лиц. Хендерсон, помни: очереди по три выстрела в самый центр мишени. Ты, Шорт, контролируешь левую сторону, а ты, Хендерсон, правую. Держите оружие не напрягаясь. Ладно, парни, я иду прямо за вами. Готовы?

Оба согласно кивнули.

— Давайте постараемся сделать все хорошо, — добавил Эрл.

Френчи пнул дверь, которая на сей раз легко распахнулась. Почти соприкасаясь плечами, они шли по длинному коридору. Через несколько шагов Эрл быстро щелкнул прикрепленным к стене выключателем, и перед полицейскими возникли две мишени. Френчи — его пистолет был очень, очень быстрым! — всадил две пули в грудь своей. Долей секунды позже Хендерсон короткой экономной очередью проделал в правом силуэте дыру, как раз там, где у человека находится сердце.

— Хорошо, отлично, — похвалил Эрл. — Теперь двигайтесь дальше, не мешайте друг другу, не останавливайтесь, чтобы полюбоваться собой, сохраняйте предельное внимание.

Они дошли до угла. Френчи отскочил к стене, его оружие, поддерживаемое треугольником рук, опирающимся на треугольник ног, грозно метнулось в поиске целей. Мгновением позже из-за угла выскочил Карло и опустился, приняв позу для стрельбы с колена. Перед ними были две мишени, и Эрл почти физически почувствовал, как мальчишки напряглись, наводя на них оружие; впрочем, они тут же расслабились, заметив, что мишени помечены белыми крестами.

— Все чисто, — пропел Френчи.

— У меня тоже, — отозвался его напарник.

— Хорошее решение, — сказал Эрл. — Идите дальше.

Пара двинулась к лестничной клетке.

— Помните прошлый раз? — спросил Эрл.

Это был намек. Френчи выскочил на площадку, оборачиваясь в прыжке к тому месту, которого не было видно из-за дверного проема, а Карло присел возле дальней стены, нацелив свой «Томпсон» вверх по лестнице. Оба мгновенно увидели свои мишени. Пистолет Френчи рявкнул дважды, продырявив два силуэта с расстояния в два фута, а Карло выпустил семь или восемь коротких очередей и разнес в клочки два силуэта, возникшие на верхней лестничной площадке.

— Чисто.

— Чисто.

Пороховой дым заполнил небольшое помещение. Под ногами хрустели стреляные гильзы.

— Хорошая работа, — одобрил Эрл.

Френчи быстро вынул из пистолета полупустой магазин и вставил новый.

— Прекрасно, Шорт. Никто, кроме тебя, не додумался перезарядить, а некоторые даже побежали наверх с пустыми пистолетами. Хорошо мыслишь, сынок.

Френчи не мог сдержать довольной улыбки.

Все трое, крадучись, двинулись вверх по лестнице.

Им пришлось еще раз отскочить к противоположным стенам, когда они поднялись наверх и перед ними возник еще один пустой коридор. По обеим сторонам тянулись ряды дверей.

— Теперь нужно очистить комнаты, — подсказал Эрл.

Пара врывалась в комнату за комнатой. Работа оказалась напряженной: они распахивали двери, мгновенно просматривали помещения, обнаруживали цели, которые следовало расстрелять, и цели, которые следовало пропустить. Огонь был быстрым и точным, и ни один из двоих ни разу не ошибся. Ни один невинный не погиб, ни один плохой парень не уцелел.

В конце концов осталась одна комната, последняя.

Напарники переглянулись. Френчи кивнул, набрал полную грудь воздуха, пинком распахнул дверь, ворвался в комнату и повернул голову, глядя, нет ли цели слева. На один шаг сзади него, чуть правее, двигался Карло, который увидел три силуэта, отделенные от входа столом, вскинул «Томми» к плечу, поймал взглядом мушку и нажал на…

Френчи на мгновение обалдел, почувствовав, что вроде бы не должен никуда двигаться, но внезапно явившееся ощущение свободы и скорости сорвало его с места. Дело было в бронежилете: ремень лопнул, и жилет скособочился, мгновенно изменив распределение веса и лишив Шорта возможности управлять своим телом. Затем оборвался второй ремень, и обе части жилета, одна за другой, свалились на пол, но Френчи уже успел потерять равновесие. Его кинуло вперед, а когда он переставил ноги, они разъехались — на полу так некстати валялись пустые гильзы.

Происходившее казалось ему совершенно нереальным. Время почти остановилось. Грохот «Томпсона» сделался оглушительным и полностью вытеснил из действительности все остальное. Даже падая, Шорт чуял запах порохового дыма, ощущал исходивший из дула жар. Его качнуло в сторону огня, что бил из ствола, и он испытал моментальный приступ ужаса, ясно осознав, что умрет, так как в следующий миг пересечет линию, по которой летят пули, а Карло совершенно не ожидает подобного, и это будет концом.

«Вот дерьмо!» — успел подумать он, ныряя под струю пуль.

Однако он как-то умудрился не попасть под свинцовый град и упал на землю невредимым, хотя из глаз посыпались искры, а затем кто-то тяжело рухнул на него и он услышал голоса, показавшиеся ему приглушенными.

— Господи помилуй! — воскликнул Карло.

— Ты жив? — спросил Эрл.

Эрл лежал на полу в не очень естественной позе. Впрочем, он тут же вскочил на ноги.

— Ты живой? — повторил он. — Цел?

— Черт возьми все это! — пробормотал Карло.

— Шорт, ты ранен?

— Э-э… Нет, я… Что случилось?

— Я чуть не убил тебя, вот что случилось, — ответил Карло; его голос явственно дрожал. — Ты упал прямо на мою линию огня, я не успел убрать…

— Все хорошо, что хорошо кончается, — перебил его Эрл. — Ну-ка, успокойтесь!

— Что за чертовщина с тобой приключилась? Как ты там очутился?

— Жилет развалился, и я упал вперед, а ноги разъехались на поганых гильзах.

— Ты везучий сукин сын, Шорт. Знаешь, что мистер Эрл отвернул ствол моего автомата в сторону, наверное, за десятую долю секунды до того, как тебя должно было прошить? Он подскочил, схватил автомат за ствол и оттолкнул его!

— Боже, — выдавил из себя Френчи, чувствуя, как на него накатывает волна запоздалого страха.

— Ну как, парни, с вами все в порядке? — спросил Эрл.

— Боже, — повторил Френчи и согнулся в приступе рвоты.

— Ничего страшного, такое часто бывает после пережитой опасности. А теперь соберитесь — и пошли отсюда.

— Вы спасли мне…

— Да, да, а заодно спас и самого себя от трех недель дурацкой писанины. Шевелитесь, парни, пора уже и отдохнуть. Нет никаких причин сходить с ума из-за всякой ерунды. Только одно, Шорт: в следующий раз проверь ремни. Возьми за правило проверять снаряжение всякий раз, когда отправляешься в рейд. Понял?

— Я никогда…

— Вот это «никогда», Шорт, и могло тебя прикончить.

Но, сказав это, он подмигнул, и Френчи почувствовал себя немного лучше.

Поблизости не было никакого офицерского клуба, куда Эрл и Ди-Эй могли бы пойти в этот вечер. Возможно, это было даже хорошо, поскольку ни один, ни другой не пили. Но Ди-Эй пригласил Эрла на обед. Они отыскали в Тексаркане, около железнодорожной станции, заведение, где готовили барбекю, и заказали жареное мясо на ребрышках и много холодной колы.

Мясо оказалось хорошим, в помещении было полутемно и прохладно, музыкальный автомат играл какой-то негритянский блюз, и скачущий ритм бибопа помог обоим отвлечься от текущих дел. Потом они довольно долго сидели и курили, допивая последнюю колу, но Эрл уже достаточно хорошо знал старого агента и понимал, что следует быть готовым к неожиданности. К тому же у него имелся собственный сюрприз, который он намеревался рано или поздно преподнести Ди-Эй, и сегодняшний вечер подходил для этого ничуть не меньше, чем любое другое время.

— Ну, Эрл, вы проделали прекрасную работу. Уверен, что вы — лучший из всех сержантов, которые когда-либо служили в морской пехоте. Вы смогли сделать из них подобие людей в немыслимо короткий срок.

— Да, сэр, — ответил Эрл, — дела у мальчишек действительно идут неплохо. Жаль, что у нас нет лишней пары месяцев на подготовку. Но это серьезные, дисциплинированные молодые люди, они упорно трудятся, прислушиваются к тому, что им говорят, и, возможно, смогут справиться с работой.

— Кто вас беспокоит?

— Конечно же, этот Шорт. Есть в нем то, что не позволяет мне до конца поверить в него. Он хочет делать все как можно лучше и в определенных обстоятельствах может принять глубоко неверное решение. Спору нет, он быстро учится и ловко обращается с пистолетом. Но все равно, пока не полетят пули, ни о ком нельзя сказать ничего определенного.

— Я согласен с вами насчет Шорта. Чуть ли не единственный янки во всей группе, а по разговору — такой южанин, какого не найдешь от истока до самого устья Суони.

— Я тоже это заметил. Не могу даже предположить, откуда это в нем. Может быть, примесь южной крови?

— Ничего подобного. Он сказал мне, что у него есть дар усваивать диалекты. Может быть, он и сам не замечает, как это у него выходит.

— Может быть. Хотя лично я не встречал ничего подобного за все пятнадцать лет службы в морской пехоте.

— Я спрашиваю вас об этом потому, что получил кое-какие новости.

— Я в этом не сомневался.

— Мистер Беккер очень волнуется. Его здорово донимают анонимными телефонными угрозами и тому подобными штуками, а жители города уже смеются: дескать, когда же он начнет хоть что-нибудь делать, а не просто сидеть у себя в офисе за закрытыми дверями, ни с кем не разговаривая. За его женой, куда бы она ни направилась, в открытую шляются по пятам парни Грамли. А ведь нас нанимали именно для того, чтобы покончить со всем этим. Скоро придет пора выступать. Как по-вашему, мы готовы?

— Если серьезно, то полностью готовым быть вообще нельзя. Но можно сказать, что мы готовы, при одном условии.

— Я думаю, что знаю, каково это условие, Эрл, — сказал старик, насупив брови.

— Как и моя жена. Она говорит, что таков уж мой характер.

— Она знает вас, Эрл. И я вас тоже знаю, хотя впервые увидел вас в лицо недели три тому назад. Вы, черт возьми, герой. И я никогда не пойму, как вам удалось дожить до конца этой войны.

— Как бы то ни было, я должен быть там. Мальчишки привыкли ко мне, и им станет страшно, если меня не окажется рядом.

— Они преодолеют страх.

— Мистер Паркер, я должен быть там. Вы сами это знаете, и я тоже. Им нужна твердая рука, а вы будете слишком заняты подготовкой рейдов вместе с Беккером, и, кроме того, придется разбираться с полицией, а потом и с прессой.

— Эрл, если вы нарветесь на пулю, я себе никогда этого не прощу.

— А если один из этих юнцов нарвется на пулю, когда я буду сидеть где-нибудь за тридевять земель и попивать кока-колу, то я себе этого никогда не прощу.

— Да, вы твердый орешек для любого босса.

— Я знаю, что правильно и что неправильно. Плюс к тому ни один из этих чертовых горцев с дробовиками со мной не справится.

— Эрл, нельзя недооценивать врага. Вы должны были накрепко заучить это на войне. Оуни Мэддокс в Нью-Йорке был известен под кличкой Мокрушник. Согласно данным управления нью-йоркского окружного прокурора, он в свое время убил более двадцати человек. А когда начнется это дерьмо, он пустит против нас бандитов, которые давно уже научились нажимать на спусковой крючок. Не надо ребячиться, Эрл. Против нас будут крутые парни. На это нужно настроиться.

— Значит, вы разрешаете мне идти с вами?

— Черт возьми! Да, Эрл, вы пойдете. Я вижу это так же ясно, как свой нос в зеркале во время бритья. Но я хочу, чтобы вы сначала поехали домой и поговорили со своей женой. Слышите меня? Чтобы вы поговорили с нею как мужчина. Чтобы она все знала. А вы скажете ей, что любите ее и что все будет прекрасно. И послушаете, как в животе у нее шевелится малыш. Вот, смотрите, здесь двадцать пять долларов. Пригласите ее на хороший обед в самый прекрасный ресторан Форт-Смита.

— В Форт-Смите нет прекрасных ресторанов.

— Тогда наймите повара.

— Да, сэр.

— А потом мы с вами встретимся во вторник в Хот-Спрингсе.

— Во вторник?

— Именно так, Эрл. Наше первое задание. В двадцать два ноль-ноль мы разнесем «Подкову». Во вторник ночью. Мы сразу зайдем с козырей.

Глава 12

Эрл вернулся домой в пятницу, уже под утро. Поселок ветеранов мирно спал, и он не сразу нашел свою хижину. Низенькие строения из рифленого алюминия так мало отличались друг от друга, что большинство женщин пытались украсить их цветниками, кустами, вьющимися растениями и другими подобными глупостями. Но все равно лачуги оставались тем, чем были, — поваленными набок бочками, наполовину врытыми в землю и используемыми под жилье. В конце концов он сумел сориентироваться — менее опытный человек мог бы блуждать здесь много часов, причем даже днем, настолько каждая улочка была похожа на любую другую, — и отыскал Пятую улицу, на которой жил в доме номер семнадцать. Эрл постучал, но не услышал ответа. Она, конечно же, спала. Он открыл дверь — Джун даже не подумала ее запереть. Эрл услышал дыхание жены из клетушки, носившей громкое название спальни; в действительности это был всего лишь закуток, образованный хлипкой стенкой, не достававшей до полукруглой крыши из тонкой жести. Женщина дышала ровно, глубоко, будто за двоих. Эрл не хотел пугать ее и поэтому не пошел в спальню, бесшумно устроившись в большой комнате.

Он поставил маленькую настольную лампу так, чтобы свет не попадал в спальню, включил ее и начал раздеваться, оглядываясь по сторонам. Помещение выглядело изрядно запущенным. Вся мебель была сильно подержанной, выпуклые стены, казалось, промялись внутрь, словно старались сделать жизнь здесь совсем невозможной. Джун приложила много сил для того, чтобы приукрасить жилище как снаружи, так и внутри, замаскировать его казенный облик, бросавшийся в глаза. Она красила стены, вешала репродукции картин и занавески, ставила безделушки. Но все попытки были заранее обречены на неудачу из-за неистребимого запаха алюминия и непрочности досок пола, прогибавшихся при каждом шаге.

Оборудован домик был самым примитивным образом: печка с плитой да маленький холодильник. Это место совершенно не подходило для того, чтобы растить ребенка.

Эрл пошел в кухню, вернее, в угол, где размещалась кухонная утварь, и открыл холодильник, надеясь найти молоко или что-нибудь другое, хотя бы бутылку кока-колы. Но Джун не ожидала его, и потому холодильник был почти пуст. Движимый каким-то инстинктом, очевидно близким к воровскому, он открыл какой-то шкафчик и действительно обнаружил там, по подсказке воспоминания, полупустую бутылку бурбона «Бун каунти».

Эрлу потребовалось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не выпить его. Ему совсем не хотелось отказываться от бурбона, потому что, проделав долгий путь до западного края Арканзаса по 71-му шоссе, он, по сути, проехал через родные места. Дорога — две извилистые полосы с хорошо укатанным щебеночным покрытием — проходила через округ Полк, где его отец был когда-то шерифом и большим человеком. Около полуночи трасса вывела Эрла прямиком в Блу-Ай, центр округа, лежащий в горах Уошито, лишь кое-где пересеченных дорогами. Он не был здесь уже много лет. По сторонам главной улицы, тянувшейся параллельно железнодорожной линии, к западу от нее, стояли невысокие здания. Эрл не стал тормозить, чтобы взглянуть на контору шерифа, которая столько лет была конторой его отца, не стал и делать крюк по Восьмому арканзасскому шоссе в сторону Борд-Кемпа, где лежали давно заброшенные земли фермы, унаследованной им, последним живым Свэггером. Он видел свои владения однажды, во время краткосрочного отпуска, и с него было достаточно.

Казалось, его окружают призраки. Неужели они выбрали эту ночь вместо Хеллоуина? Нет, призраки были воспоминаниями, частью счастливыми, частью грустными, просто яркими картинками из детства, воспоминаниями о парадах, и экскурсиях, и выездах на охоту — отец был страстным охотником, причем превосходным, и одна стена в доме была увешана его трофеями, — и о всяких других вещах, заполнявших жизнь мальчика из американской глубинки в двадцатые годы. Но он постоянно ощущал гигантский масштаб личности отца, весомость его натуры, его неподдельную серьезность в отношении к жизни и то опасливое почтение, которое все окружающие испытывали к Чарльзу Свэггеру, шерифу округа Полк.

Эрл попытался не думать об отце, но не мог и дальше запрещать это своему разуму, как не мог запретить своим легким дышать. Мысли об отце навалились на него всей тяжестью, он отчетливо осознавал, что в ближайшее время не сможет думать ни о чем другом, и образ отца, как это не раз бывало, опять перевесит все, что происходило и происходит в действительности.

Отец, настоящий щеголь, всегда ходил в черных костюмах и белых льняных сорочках, выписанных по каталогу «Сирс и Робак». Его черные галстуки-бабочки всегда были повязаны идеально; он каждое утро уделял этому немало времени. Изборожденное морщинами лицо, неизменно серьезное, искажалось гримасой гнева в случае малейшего неповиновения отцовской воле. Он точно знал, что такое добро и зло, обо всем этом говорилось в баптистской Библии. Справа на поясе висел «Кольт-миротворец», в заднем кармане лежала обтянутая кожей дубинка, при каждом его шаге раздавалось позвякивание ключей, наручников и других важных предметов. Он носил с собой также «оружие Иисуса» — удерживаемый под левой манжетой при помощи специальной подвязки, крохотный «Смит-Вессон» тридцать второго калибра с патронами кругового воспламенения. Такая предусмотрительность спасла ему жизнь в 1923 году, когда случилась перестрелка с тремя отчаянными парнями: он убил всех троих и стал большим героем.

Чарльз Свэггер также имел способность пугать окружающих своим видом. Причиной этого отчасти были его внушительные габариты, но в большей степени — суровая стойкость. Он открыто вставал на защиту того, что находил правильным, и в каком-то смысле олицетворял собой Америку. Бросить ему вызов означало бросить вызов Америке, и он ни на мгновение не задумывался, если нужно было пресечь неповиновение. Люди любили его или боялись, но все отдавали ему должное. Этот сильный человек умел править своим маленьким королевством. Он был лично знаком со всеми врачами, священниками и адвокатами; конечно, он знал и мэра, и всех членов окружного совета, и всех видных собственников. Он знал всех, все знали его и могли доверять ему. Он поддерживал мир везде, кроме собственного дома, где вел себя вызывающе.

Чарльз пил не каждый вечер, а только через два дня на третий. Он пил бурбон — лишь для того, чтобы считать себя тем самым мужчиной, каким его считали все окружающие, и чтобы избыть страхи, которые, вероятно, крепко засели в нем. В пьяном виде он становился еще более могущественным, более героическим и более непреклонным. Непреклонность усиливалась и становилась стихийным бедствием. Сомнения напрочь покидали его, а самоуверенность взлетала до небес. Он в который раз пересказывал события минувшего дня, сообщал о том, как разрешил все проблемы, что сказал множеству людей, которых следовало поставить на место. Но, оглядываясь вокруг, он видел, что члены его собственной семьи испытывают слишком мало почтения к человеку таких выдающихся качеств и такого благородного происхождения, как он, и это задевало его до глубины души. Он принимался исправлять многочисленные ошибки, которые якобы делала жена, и попутно напоминал ей, что ее родственники — меньше, чем ничто, по сравнению с его родней. Он замечал недостатки в поведении сыновей и порой — чем старше он становился, тем чаще это случалось — принимался воспитывать старшего, либо снимая с гвоздя ремень для правки бритв, либо вынимая поясной ремень из брюк. Мальчишка вызывал глубочайшее разочарование. Полное ничтожество. Следовало ожидать, что у такого выдающегося человека, как Чарльз Свэггер, родится замечательный сын, но нет, у него был всего лишь никчемный Эрл и еще более жалкий Бобби Ли, его младший брат, который все еще мочился в постель. Чарльз так упорно внушал своему первенцу, что тот ни на что не годен, словно был глубоко уверен в неспособности мальчика понять это, хотя на самом деле сын все понимал очень хорошо.

«Он ни к чему не способен! — орал Чарльз на свою жену. — Ни к чему! Ему давно пора найти работу, но он слишком ленив для того, чтобы работать! Он жалкое ничтожество и всегда останется жалким ничтожеством, но я вобью в него страх Божий, пусть даже это будет последним, что я сделаю в своей жизни».

Эти воспоминания мальчика, давно уже ставшего мужчиной и одиноко сидевшего сейчас в своем собственном доме, вновь пробудили в нем тягу к бутылке. Бутылка была проклятием и проявлением трусости, но также спасением от тени отца. Она манила к себе. Она предлагала себя как спасение, как спокойная музыка, как ощущение размытости, неясности и смягчения всего, что существовало в жизни. Но на следующее утро всегда приходилось просыпаться с поганым вкусом во рту и смутными воспоминаниями о том, что ты говорил и слышал недопустимое.

Эрл открыл бутылку и вылил бурбон в помойное ведро. После этого он отнюдь не почувствовал себя лучше, но, по крайней мере, переборол искушение, и в ближайшие часы ему не угрожала опасность снова запить. Он улегся на кушетку, стал лежать в темноте, слушая, как его жена дышит за двоих, и в конце концов тоже погрузился в поверхностный и неспокойный сон.

На следующее утро Джун выглядела невероятно счастливой. Муж был дома, и больше ей ровно ничего не требовалось. Эрл слушал, как жена пересказывает слова доктора, и по ее просьбе прикасался к ее животу, чтобы почувствовать, как в нем шевелится ребенок.

— Доктор говорит, что все идет прекрасно, — сказала Джун.

— Да, черт возьми, — протянул Эрл, не зная, что на это ответить. — Это здорово!

— Ты уже придумал имя? — совершенно неожиданно для него спросила Джун.

Нет. Имени он не придумал. Это вообще не приходило ему в голову. Он понял, что жена, вероятно, считала, что его мысли, как и ее собственные, сосредоточены на будущем ребенке. Но это было не так. Он лишь притворялся, что ребенок интересует его. На самом деле то, что она носила в себе, страшило его, как ничто иное. Думая о содержимом ее живота, он испытывал страх, и только.

— Я не знаю, — сказал он. — Может, назовем его в честь твоего отца?

— Мой отец был идиотом. А когда напивался — еще хуже, — ответила Джун и рассмеялась.

— Ну а мой отец был ублюдком. А когда он напивался, то делался хуже некуда.

И они рассмеялись уже вдвоем.

— Тогда в честь твоего брата.

— Хм… — протянул Эрл.

Его брата? И чего ради ей понадобилось вспоминать о нем?

— Ладно, может быть, — ответил он. — В конце концов, у нас еще масса времени. Почему бы не взять что-нибудь новенькое? Скажем, имя кинозвезды. Назовем его Хэмфри, или Джон, или Корнелл, или Джозеф, или как-нибудь еще.

— А вдруг будет девочка? — заметила Джун. — В таком случае мы могли бы назвать ее в честь твоей мамы.

— А почему бы не начать все сначала? — предложил Эрл. — Может, не стоит так цепляться за прошлое, милая?

Беременность Джун уже была заметна с первого взгляда. Ее лицо немного расплылось, и все равно она оставалось самой прекрасной из всех женщин, каких он когда-либо видел. Тяжесть, которую ей приходилось таскать на своих плечах, а вернее, в животе, нисколько не портила ее.

— Милая, я ничего не понимаю в именах. Назови ребенка сама. Ты его носишь, тебе и придумывать имя. Справедливо, правда?

— Ну как же, Эрл, ты тоже должен участвовать.

— Я просто не знаю! — Против своего желания он повысил тон и потому тут же добавил: — Прости меня. Я вовсе не хотел грубить. Ты получила деньги, да? С этим все нормально? Как ты, родная? Все без проблем? Черт возьми, ты же знаешь, каким злобным старым ублюдком я иногда бываю.

Джун через силу улыбнулась. Могло показаться, что маленькое недоразумение уже забыто, но он-то знал, что это не так.

Тем же вечером Эрл повел ее в ресторан отеля «Уорд», славившийся лучшей кухней во всем Форт-Смите.

Ее муж был очень хорош собой. Костюм прекрасно сидел на нем. Загорелый, вежливый, Эрл даже казался счастливым — таким он не был ни разу с самого окончания войны. У Джун потеплело на душе.

— Что ж, — сказала она, — похоже, дела действительно идут на лад. Ты завел автомобиль. И мы даже выбрались в такое прекрасное место, как это.

— Верно, — согласился он. — Все идет на лад. Знаешь, ты, пожалуй, могла бы снять квартиру в городе и выехать из этого поселка. Сейчас повсюду строят новое жилье.

— Но мне кажется, что это просто глупо. Зачем переезжать куда-то сейчас, когда вот-вот придется снова сниматься с места и перебираться в Хот-Спрингс? Я полагаю, что когда-нибудь все же отправлюсь в Хот-Спрингс.

— Ну, в общем, я думаю, все будет именно так, — бессмысленно промямлил он.

На его лицо набежала тень. Эта отдаленность Эрла была поистине ужасной. Иногда он как бы исчезал, словно что-то забирало все мысли из его головы и вкладывало на их место воспоминания о войне или что-нибудь в этом роде. Порой Джун чувствовала себя сродни тем женщинам, малозаметным персонажам «Илиады», женам греческих воинов, которые были богатырями, но за время войны потеряли слишком много крови, слишком часто оказывались на пороге смерти и вернулись домой с ее нестираемым клеймом. Ей на память пришло выражение, услышанное еще в детстве: «Черный, как граф смерти»^[17]. Жители холмов частенько употребляли его, и когда ее отец, врач, брал ее с собой в объезды по миссурийским просторам, она слышала эти слова: «Черный, как граф смерти» — и хорошо понимала тон, с которым они произносились. Так или иначе, это был ее собственный Эрл, и она пребывала в уверенности, что должна спасти его от наваждения.

Подошел официант и предложил коктейли. Эрл взял лишь кока-колу, но своей жене предложил не стесняться, и Джун заказала «Мимозу», которая оказалась смесью апельсинового сока с шампанским.

— Откуда ты узнала, что в него входит?

— Прочитала в журнале «Редбук».

— Он, кажется, издается в очень большом городе.

— В Лос-Анджелесе. Очень популярный журнал. Там пишут, что теперь, когда война окончена, Калифорния превращается в край неограниченных возможностей.

— Что ж, может быть, мы переедем туда, когда все это закончится.

Но его лицо снова заволокла тень, будто мысль о Калифорнии вызвала неприятные ассоциации.

— Но я не смогу оставить мать, — поспешно проговорила Джун. — И когда я жду ребенка…

— Да я же не всерьез. Я просто не представляю, что можно делать в Лос-Анджелесе. Черт возьми, я толком не понимаю даже, что делать в Хот-Спрингсе.

— О, Эрл…

Обед получился действительно прекрасным. Они заказали жареных цыплят и ростбиф. Было по-настоящему восхитительно не просто видеть Эрла, но видеть его в цивилизованном месте и самой находиться в таком уютном помещении, заполненном другими хорошо одетыми людьми. Официанты носили смокинги, какой-то мужчина играл на пианино, все было очень парадно и приятно.

— А теперь, дорогая… — сказал он через некоторое время.

На этот раз тень омрачила ее лицо. Она прекрасно знала этот тон: он означал, что следовало ждать чего-то ужасного.

— Что это значит, Эрл? Я догадывалась, что здесь не все чисто.

— Ну, это просто мелочи.

— Что-то насчет твоей работы?

— Да, мэм.

— Хорошо. Расскажи мне.

— Пустяки. Мистер Паркер… Он решил, что мне нужно съездить сюда и устроить тебе праздничный обед и все такое. Он прекрасный человек. Надеюсь познакомить вас, когда представится случай. Он ничуть не хуже тех офицеров, с которыми мне приходилось иметь дело в корпусе, включая Чести Пуллера. Он думает о работе, но притом заботится и о своих людях, а такое встречается очень редко.

— Эрл? Что это значит?

— Ладно, милая. Помнишь, я говорил об этих рейдах и сказал, что не буду в них участвовать? По казино и букмекерским лавкам. Так вот, эта молодежь занималась как проклятая и за короткое время действительно добилась серьезных успехов. Но две недели… Черт возьми, чтобы стать хорошим морским пехотинцем, требуется два года. Как бы то ни было, эти ребята, они…

Он беспомощно умолк, потому что никак не мог найти подходящих слов.

— Что они?

— О, просто они еще недостаточно знают.

— Недостаточно для чего?

— Для того, чтобы этим заниматься.

— Я не…

— Вот я и сказал мистеру Паркеру, что должен остаться с ними. На первых порах. Просто чтобы убедиться. Приглядеть, вот и все. Я собирался с тобой об этом поговорить. Тогда я сказал тебе, что буду только учить их. А теперь я пойду вместе с ними. Только и всего. Я хотел сказать тебе прямо.

Джун смотрела на него.

— Опять оружие и стрельба? Эти рейды будут силовыми?

— Вероятно, нет.

Она видела его насквозь.

— Нет. Это именно такая работа. Вам придется иметь дело с вооруженными преступниками, которые не захотят покорно сдаваться. Поэтому, что бы ты ни говорил, это будут силовые операции.

— Мы знаем, что делать в случае сопротивления. Если, конечно, оно будет. Именно этому и было посвящено обучение. Вдобавок мы носим тяжелые пуленепробиваемые жилеты.

Некоторое время она сидела молча. Потом сказала:

— Но что будет со мной и с ребенком, которого я ношу? Предположим, ты погибнешь. Тогда…

— Я вовсе не собираюсь умирать. Там деревенские старики с ржавыми дробовиками, которые…

— Там гангстеры с автоматами. Я читаю газеты. Я читаю «Сатердей ивнинг пост». Я знаю, что происходит в стране. Предположим, тебя убьют. Я должна буду одна растить нашего ребенка? Он даже не увидит своего отца? И ради чего? Чтобы спасти город, разлагающийся от грязи и коррупции целых сто лет? Предположим, ты умрешь и они возьмут верх. Значит, все это впустую? Что я тогда должна буду сказать своему мальчику? Твой папа умер, чтобы помешать дуракам выбрасывать деньги при помощи маленьких белых кубиков? Он отдал жизнь не за страну, не за семью, не за то, что ему дорого, а только за то, чтобы дуракам было труднее играть в азартные игры. И если вам удастся очистить Хот-Спрингс, те же самые дураки просто отправятся в другое место. Ты не сможешь положить конец греху, Эрл. Ты можешь только защитить от него себя и свою семью.

— Да, мэм, но сейчас я дал слово, и от меня зависят эти мальчишки. И, говоря по правде, я счастлив. Впервые с тех пор, как кончилась война, я счастлив. Я делаю что-то хорошее. Не очень много, но все же что-то делаю. Я могу помочь этим мальчишкам.

— Эрл, ты самый настоящий дурак. Ты храбрый, красивый, благородный человек, но ты дурак. И все-таки спасибо за то, что ты рассказал мне об этом.

— Давай возьмем что-нибудь на десерт.

— Нет. Я хочу, чтобы ты сейчас пошел домой и обнял меня, любил меня. Если ты все-таки умрешь, пусть у меня останется воспоминание об этом. И я смогу улыбаться, рассказывая об этом нашему сыну.

— Да, мэм, — сказал он.

Он чувствовал себя так, будто услышал лучший приказ из всех, какие получал за всю жизнь.

Глава 13

Два яйца вкрутую, подсушенный тост, свежевыжатый апельсиновый сок. Затем он три часа просматривал счета и сделал несколько телефонных звонков. На завтрак он отправился в «Кой» и съел там филе. Потом ему приспичило завернуть в устричный бар на Сентрал-авеню, где он взял дюжину свежайших крупных моллюсков, только что доставленных из Луизианы, и к ним — несколько бокалов холодного пива «Джакс». Потом он вернулся домой и вздремнул. В 15:00 пришла девочка от «Максина», и он, как обычно, хорошо провел время. В 16:00 он встретился с судьей Леграндом в гольф-клубе, и они быстро прошли девять лунок. Он набрал пятьдесят два очка, лучший результат за неделю. Эта проклятая игра всерьез увлекала его. В 18:00 он отправился в «Фордайс», принял ванну, посидел в парной и получил массаж. В 19:00 он пообедал в ресторане «Роман тэйбл» с доктором Джеймсом, главным хирургом больницы, и Клинтоном, хозяином агентства «Бьюик». Оба входили в правления местного клуба, больницы, местного отделения «Киванис» и «Славных парней». В 21:00 он отправился в «Южный», немного посмотрел шоу Ксавьера Кугата, которое, впрочем, видел уже десяток раз, затем поговорил со своими дежурными менеджерами, распорядителями и надсмотрщиками, желая лишний раз удостовериться, что о Кугате и его мальчиках хорошо заботятся. В 23:00 он вернулся в здание «Медикал арт», поднялся к себе на лифте, переоделся в халат и расположился в патио с мартини и утренним номером «Нью-Йорк миррор», который только что доставили из Литл-Рока. Ах этот Уинчелл! Кто знал, что он окажется таким уродом.

Перед тем как отправиться в постель, Оуни минутку постоял на балконе. Он прошел длинный путь. В отличие от большинства представителей своей профессии, он обладал внутренним миром. Он жил не только физиологическими потребностями. Он знал, что существует, знал, что мыслит.

Этот день был таким хорошим, таким изумительным и все же таким обычным, что он получил от него совсем немного удовольствия: от того, какую тяжелую борьбу он вел, какой жестокой она была и как красиво все получилось. Столько народу полегло, например Голландец, болтавший что-то на никому не понятном языке, пока жизнь вытекала из него вместе с кровью, или Бешеный Пес, пробитый множеством автоматных пуль и засыпанный разбитым стеклом в будке телефона-автомата, или Кид Твист, взлетевший на воздух после того, как вызвался продать парней. Некоторые сходили с ума, как Капоне, безвылазно сидевший в своем флоридском особняке: рассказывали, что он совершенно спятил и был так безнадежно изувечен сифилисом в умственном и физическом отношении, что никто не хотел навещать его.

Оуни хорошо помнил Капоне, пухлого сластолюбца с короткими, словно у римского императора, пальцами и фалангой легионеров, повсюду охранявших его; помнил, как тот поселялся в номере «Аполлон» «Арлингтон-отеля», потому что там было два входа или, как предпочитал думать Альфонс, два выхода. А в углу всегда стоял вошедший в легенду «Томми» — на случай, если у Аля или его помощника внезапно возникнет проблема, которую сможет решить только сотня-другая пуль сорок пятого калибра.

«Аль, здесь совершенно безопасно. В этом вся суть: тихо и безопасно. Вы можете спокойно приехать сюда поездом и наслаждаться. Человек такого положения, Аль, должен иметь возможность хоть немного расслабиться».

Аль подозрительно рассматривал его, и только; паранойя уже начала разъедать его разум, превращая глаза в маленькие черные точки. Говорил он мало, зато укладывался в кровать с девками самое меньшее три раза в день. Ходили слухи, что мужской орган у Аля был даже больше, чем у Диллинджера. По-настоящему его интересовали только киски, и киски в конце концов сгубили его. Он боялся уколов и приехал в Хот-Спрингс, поверив в то, что водные процедуры его вылечат. Это, конечно же, было заблуждением. Воды могли лишь притормозить развитие болезни. Он долго сидел в воде с температурой сто сорок один градус по Фаренгейту, но это подарило Меченой Роже лишь несколько дополнительных часов пребывания в здравом уме.

Оуни допил свой мартини, повернулся, чтобы проверить, есть ли корм у голубей, убедился, что корытца полны, и шагнул в комнату, где его, к великому удивлению, остановил Ральф, слуга-негр.

— Сэр, пришел мистер Грамли.

— Флем?

— Нет, сэр. Другой Грамли. Тот, которого называют Папашей. Он покинул свою постель.

Это известие сразу взбодрило Оуни, что само по себе значило немало.

Он быстро прошел в холл и обнаружил там бледного, как призрак, Папашу Грамли, которого поддерживали под руки двое младших кузенов, или сыновей, или еще каких-то родственников.

— Что случилось, Папаша? — спросил Оуни.

— Грамли шлепнули, — сказал старый бутлегер, битый и тертый подонок, сражавшийся против закона без малого шесть десятков лет и, по слухам, носивший в себе добрую дюжину пуль.

— Кто? Неужели наехали беспредельщики?

— Все куда хуже, мистер Мэддокс.

— Что вы хотите сказать?

— В вашем заведении устроили облаву.

Оуни никак не мог понять, что же произошло на самом деле. За год в одном-двух из его заведений и правда устраивали облаву, но облавой эта акция была только на бумаге и проводилась для улучшения полицейской отчетности. Обычно к нему приходили самое меньшее за неделю до намеченного срока. Он говорил полицейским, какое казино или публичный дом в этот раз можно побеспокоить и когда это лучше сделать. Муниципального судью заранее предупреждали, что этой ночью нельзя напиваться — он должен был без неуместной задержки освободить под подписку всех задержанных; персонал казино было необходимо поставить в известность, чтобы никто не удивился, не напугался и не натворил глупостей; в газеты Литл-Рока заблаговременно сообщали, чтобы оттуда могли прислать репортеров и фотографов, да и мэра тоже следовало проинформировать, чтобы он оделся для фотосъемок. Обычно такие вещи происходили, когда в Литл-Роке какой-нибудь политикан произносил в законодательном собрании штата речь о преступности.

— Я не…

— Они ворвались туда с кучей оружия и в пуленепробиваемых жилетах. И один из них пристрелил Грамли. Это был мальчик Джеда, Гарнет, туповатый такой. Умер на месте. Мы отвезли его в морг, и…

— Кто устроил облаву?

— Они сказали, что работают на окружного прокурора.

— Беккера?

— Да, сэр. И этот Беккер, он был там. И с ним еще десять-двенадцать человек, все при оружии. Они ворвались внутрь, и один из них убил Гарнета, когда Гарнет достал свой дробовик. Мистер Мэддокс, вам следовало сообщить нам, что готовится облава. Что я теперь скажу Джеду и Эми?

— Где это случилось?

— В «Подкове». Всего час назад. А потом они поломали все столы и оси у колес и расстреляли из «Томми» все игровые автоматы.

— Что?!

— Да, сэр. Искрошили из автоматов более тридцати ваших машин. Стрельба была — чистый ад! Весь пол несчастного заведения усыпан монетами. Хоть в ведра собирай.

— Они работали на Беккера?

— Да, сэр. Он был там, как я вам уже сказал. Но боссом был незнакомый парень, здоровенный, очень крутой с виду. Тоже все громил. Он-то и застрелил Гарнета. Говорят, никто еще не видел, чтобы у человека так быстро двигались руки. Он вынул пушку и убил бедного мальчика меньше чем за полсекунды. Опломбировал ему тикалку в груди. Гарнет отошел в мир иной, даже не успев свалиться на пол.

Ковбой! Ковбой вернулся!

Когда он добрался до «Подковы», там уже толпились репортеры и фотографы. Они сразу же окружили Оуни, который всегда славился своим колоритным языком; газеты с превеликим удовольствием публиковали его англицизмы. Было даже несколько парней из Литл-Рока.

Но Оуни совсем не хотел делать тонких замечаний. Он отмахнулся от журналистов и подозвал к себе Грамли:

— Отбери у них пленки. Мы не хотим, чтобы об этом деле стало широко известно, пока сами в нем не разберемся. Отправь всех по домам. И скажи им, пусть не сочиняют истории, пока мы не растолкуем, что это было.

— Хорошо, сэр, — ответил Грамли. — Но им уже выдали пресс-релиз.

Он передал Оуни лист бумаги. Там было напечатано следующее:

Хот-Спрингс, 3 августа 1946 г.

Офицеры управления окружного прокурора Гарленда сегодня совершили рейд и закрыли игорный дом в западной части Хот-Спрингса, уничтожив при этом 35 автоматов и большое количество запрещенного законом оборудования для азартных игр.

Во время рейда в казино «Подкова», 2345, Уошито-авеню, была также конфискована незаконная выручка от азартных игр на сумму около 32 000 долларов.

«Это первая из наших инициатив, направленных на избавление Хот-Спрингса от незаконных притонов для азартных игр, — заявил окружной прокурор Фред К. Беккер, лично руководивший рейдом. — Мы ясно даем понять гангстерам и акулам игорного бизнеса, что их вольготная жизнь в Хот-Спрингсе закончилась. Законы будут исполняться, и мы будем бороться за их исполнение до тех пор, пока азартные игры и связанная с ними коррупция не будут полностью изгнаны из нашего города».

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

15

Shorty — коротышка (англ.).

16

Стрелок (исп.).

17

«Black as the earl of death». Имя Эрл (Earl) по-английски означает «граф».