Путешествие белой медведицы

Сьюзан Флетчер, 2018

Однажды в далёком Средневековье король Норвегии решил подарить королю Англии белую медведицу. Ей предстояло отправиться в долгий путь по морю, но, запертая в клетке, она не подпускала к себе никого из матросов, не хотела есть и пить, рычала и скалилась, стоило кому-то приблизиться. И только мальчик Артур сумел успокоить её своими песнями. Вместе с медведицей он отправился в Лондон и со временем понял, как тоскливо ей, рождённой плавать в бурных водах, в тесной клетке на ладье. Желание оказаться на воле так ему знакомо… Смогут ли они когда-нибудь снова стать свободными?

Часть II

Северное море

Глава 11

Навоз

Итак, мы отчалили ясным ветреным утром в начале июня. Большой квадратный парус в золотую и багряную полоску наполнился ветром. Моряки карабкались по выбленкам^[9] вверх-вниз, переговаривались и подбадривали себя песнями. Ветер трепал мою одежду и волосы, солёный воздух вытеснил из головы тяжёлые мысли, и во мне неожиданно проснулись надежда и радость жизни. Я испытал то особенное чувство, которое появляется, когда отправляешься в большое приключение. Мир казался мне огромным и полным возможностей, и я начинал верить, что даже невезучий пасынок землевладельца может навсегда уплыть в другое королевство и там биться плечом к плечу с благородными принцами. Я бродил по палубе, время от времени мешаясь у матросов под ногами, и не без зависти наблюдал за их работой: я понимал, что мне не стать одним из них. Я оставался обычным мальчиком, которого взяли на борт, чтобы ухаживать за медведицей.

И вскоре это стало очевидно для всех.

— Мальчишка!

Навстречу мне шёл крепкий как бочка и такой же толстый моряк. Его загорелое лицо было испещрено морщинами, а в длинной тугой косе виднелись седые пряди. Он сунул мне в руки лопату с длинным черенком и ведро, а затем указал в сторону медвежьей клетки.

— Пора зарабатывать свой хлеб.

* * *

Навоз был довольно жидким и растекался, как студень, остывающий на блюде, — как дюжина студней, сваленных в огромную дымящуюся кучу. Он отличался от лошадиного или овечьего, который мне не раз приходилось убирать до этого. Его было больше. Он был чернее. Мокрее. Но хуже всего другое: когда корабль качало, огромная куча вздрагивала и ползла по полу медвежьей клетки, как гигантский моллюск, и оставляла за собой широкую коричневую липкую дорожку. Он вонял. Я старался дышать ртом, чтобы не чувствовать этот запах, но он обжигал мне горло и разъедал глаза. Я бросил взгляд на медведицу, которая растянулась в дальнем углу клетки. Она дремала, но один её глаз был приоткрыт, и мне казалось, медведица наблюдает за мной. Я взялся за лопату и просунул её между железными прутьями, чтобы достать до навозной кучи.

Корабль накренился. Я схватился за клетку, пытаясь удержаться на ногах. Навозная куча сдвинулась с места и переместилась на другой конец клетки. Теперь её было не достать.

— Давай там пошустрее! — крикнул один из моряков. — Воняет невыносимо!

Я восстановил равновесие, взял лопату в одну руку, грабли — в другую и обошёл клетку, чтобы выгрести навоз с другой стороны. Я опустил грабли, снова просунул лопату в клетку, почти подцепил кучу, но тут корабль снова покачнулся. Я прижал лопатой кусок навоза и удержал его, но оставшаяся — бо́льшая — часть (то есть девять или десять студней) заскользила в направлении от меня.

Поддев навоз лопатой, я вытащил его из клетки, обернулся, чтобы взять ведро, но, как оказалось, оно укатилось в сторону. Потянувшись за ним, я уронил лопату. Корабль снова накренился; чтобы не потерять равновесие, я взмахнул руками и вляпался прямо в медвежий навоз, а, поскользнувшись, упал и забрызгал навозом всю палубу.

Моряки в носовой части корабля загоготали.

— Неуклюжий болван, — сказал кто-то из них.

Голос показался мне знакомым, и я поднял глаза.

Хаук.

— Заморыш! — добавил другой.

— Ты воняешь на весь корабль.

— Шевелись, навозный мальчишка!

Снова Хаук.

— Навозный мальчишка! — подхватил Оттар, худой матрос, которого я раньше видел с Хауком.

Моё лицо горело; внезапно жар разлился по всему телу. Я схватился за прутья клетки и встал на ноги. Осталась последняя куча. Быстро взяв в руки лопату, пока она не ускользнула от меня, я попытался снова, и с первого раза ничего не получилось. Со второго тоже. Но я уже знал, чего ждать, и ловко прихлопнул скользкую кучу лопатой.

Попалась!

Я аккуратно поволок лопату в сторону ведра, но тут медведица, всё это время дремавшая в углу, зевнула, лениво поднялась и начала пи́сать. По полу клетки побежала вонючая мерзкая жижа. Струя попала прямо в навозную кучу, намочив её, потекла дальше по палубе и остановилась у моих ног.

Раздался взрыв хохота.

— Навозный мальчишка!

— Ненавижу тебя, медведица, — буркнул я. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Глава 12

Всё же не лошадь

Позже, после того как я помыл пол клетки и ополоснул его несколькими вёдрами солёной воды; после того как выдраил запачканную часть палубы, принёс из трюма полную корзину рыбы и по одной штуке скормил медведице; после того как отмыл навоз с плаща и туники, постирал носки, помыл и спрятал ботинки (я решил, что будет разумнее ходить босиком, как все остальные)… после всего этого ко мне подошёл старый моряк, который сказал, что мне «пора зарабатывать свой хлеб». Он велел мне взять ложку из кладовой и повёл в носовую часть корабля, где кок раздавал морской сухарь и тушёную треску. Кок поприветствовал старого моряка, назвав по имени — Торвальд, — и протянул ему деревянную миску для меня.

— Ешь на здоровье, — сказал Торвальд.

Он взял ещё одну порцию для себя и занял место среди шести молодых моряков, которые сидели на палубе, скрестив ноги.

Хаук посмотрел на меня с недоброй улыбкой, что была хорошо мне знакома: мои сводные братья улыбались так же, когда замышляли что-то против меня.

— Навозный мальчишка, — пробормотал он, и несколько моряков засмеялись.

Торвальд окинул их суровым взглядом, и матросы отвернулись. Каждый занялся своим делом — кто-то продолжил трапезу, кто-то играл в карты или кости, а один из них — приспешник Хаука, тощий Оттар — обстругивал палку.

Я взял ложку и принялся за еду. Вскоре вокруг начались разговоры: сплетничали о незнакомых мне людях. Когда речь зашла о докторе, я навострил уши. Со слов моряков, раньше он был лекарем короля Хокона, но потом сделал неудачную операцию любимой племяннице Его Величества и оставил на её лице уродливый шрам. Король был в гневе и немедля отправил доктора в отставку, а в качестве дополнительного наказания поручил ему сопровождать медведицу в Лондон. Если она заболеет или получит травму в дороге… никто не мог сказать наверняка, какая участь ожидает доктора. Можно не сомневаться в одном: кара будет суровой.

Кто-то позвал Торвальда, и тот медленно встал и направился в сторону юта, где находилась каюта капитана.

— Навозный мальчишка, — повторил Хаук.

Матросы захихикали.

— Хаук, когда мы перевозили лошадей, это было твоей обязанностью, но никто почему-то тебя не обзывал, — заметил рыжеволосый моряк.

— Я навоз просто убирал, Кетил, а не бегал за ним по всей палубе.

Оттар прыснул, отвлёкшись от работы.

— Это всё же не лошадь, не так ли? — возразил моряк. — Вспомни, что этот зверь сделал с доктором. Я видел его руку сразу после происшествия. Прогрыз до кости, отвечаю.

Матросы сразу помрачнели. Один перекрестился, другой пробормотал что-то себе под нос и покачал головой.

— По мне, так то же самое, — отмахнулся Хаук. — А вчера он, между прочим, стащил мой ужин, так что…

Он потянулся к моей миске, подцепил ножом последний кусочек трески и, глядя мне прямо в глаза, надкусил рыбу и с нескрываемым злорадством проглотил её.

Боковым зрением я видел, как остальные начали тревожно переглядываться. Оттар нервно усмехнулся; другие матросы отвели глаза.

Я знал, что должен отвоевать свою еду, но Хаук был больше и сильнее меня, а я слишком устал, чтобы дать достойный отпор.

Глава 13

Те же самые звёзды

Ночью я укрылся овчиной, которую дал мне Торвальд, и свернулся калачиком на палубе среди моряков, прислушиваясь к новым звукам: монотонному шелесту моря, поскрипыванию мачты, треску и шёпоту паруса. Глухому стуку и шуршанию груза в трюме.

Рядом кто-то храпел. Кто-то бормотал во сне. А чуть вдалеке отчётливо слышался другой звук, который я ни с чем бы не спутал. Бум. Бум. Бум. Медвежьи шаги.

Она никак не могла уснуть.

Я натянул на голову плащ, чтобы заглушить этот звук, но всё не мог стереть из памяти хриплый жалобный стон медведицы, когда она ударилась о палубу, упав вместе с клеткой.

Бум. Бум. Бум.

Я откинул плащ, перевернулся на спину, посмотрел на звёзды, сияющие в тусклом молочном свете луны, и тут подумал: а вдруг мама смотрит сейчас на эти же звёзды? Может быть, она тоже не спит этой ночью и гадает, где я. Интересно, они искали меня? Проверяли ли сарай, домик лодочника, пещеры в горах? Спрашивали в соседних поместьях? Просили посмотреть в хлевах?

Сожалели, что я ушёл? Думали, что могли быть добрее ко мне?

Мама…

Интересно, она скучает по мне?

Прямо сейчас?

И какой же я сын, если оставил свою любимую маму, не сказав ей ни слова?

Меня охватила невероятная печаль. Что я здесь делаю? Зачем я оставил маму и ушёл из дома? Неужели они действительно были так плохи, мои сводные братья? Насмешливые и грубые, они никогда не причиняли мне настоящего вреда. Это просто… такие злые игры. Просто у них такой характер. А теперь меня обзывают навозным мальчишкой

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

9

Выбленки — тонкие тросы, ввязанные горизонтально между вантами, параллельно друг другу.