Прости, но я скучаю

Сьюзи Кроуз, 2020

Три женщины. У каждой есть сокровенный вопрос. Одно письмо – в нем все ответы. Кому оно достанется? Ларри получил в наследство особняк, но, чтобы в нем жить, нужно соблюдать кучу странных правил. Например, не слушать современную музыку или не сажать поблизости цветы. Поскольку у Ларри и так полно проблем, он решает сдать дом. Его занимают три женщины, Мод, Сунна и Маккензи. Вскоре выясняется, что у каждой из них в жизни был человек, который пропал без объяснения причин. Поэтому, когда в почтовом ящике они находят потрепанное письмо, где ясно лишь одно – с кем-то хотят встретиться в кофейне, – каждая надеется увидеть «призрака» из прежней жизни. А вот Ларри это не интересует, у него полно других забот, а еще он убежден, что призраки, причем реальные, поселились на чердаке. Да и вообще, в их обычно тихом городе творится неладное. Кто-то угрожает разнести в пух и крах галерею, в которой он работает. Здесь уж точно не до мистики! Романтичная, яркая, забавная и трогательная история о необычной дружбе и силе надежды. Тысячи отзывов на Goodreads и Amazon c высокими оценками. Книга о силе людских уз во всем их многообразии. Бестселлер, переведенный на десяток языков. «Причудливая, оригинальная история о необычной дружбе и силе надежды. "Прости, но я скучаю" – это жемчужина». – Федра Патрик «Энергичная, очень приятная книга о призраках прошлого и о важности дружбы между людьми». – Kirkus Reviews

Жильцы Монреаль-стрит 2139 получают письмо

Сунна

Сунну перевели на работу в другой город, и она изо всех сил пыталась не принимать это как личное оскорбление. Не то чтобы она хотела остаться — наоборот, больше всего на свете ей хотелось уехать, но ей не нравилось, что ее оправляют как будто в ссылку. Отъезд должен был стать исключительно ее инициативой, так, чтоб остальные умоляли ее не уходить.

Но сеть «Огненный фитнес» расширялась, появились новые филиалы в Альберте и Саскачеване, и с точки зрения логистики наиболее разумным было отправить туда Сунну. Так что Сунне приходилось делать вид, что ей грустно (не хочется уезжать), но не слишком грустно (чтобы не передумали и не послали кого-то другого); на самом деле она чувствовала только облегчение. Она должна была уехать из этого города, где все знали Бретт, но не знали Сунну, где лицо Бретт улыбалось с рекламных щитов и вывесок в метро и украшало собой модные мероприятия и благотворительные ужины, куда ее наперебой приглашали. Город принадлежал Бретт; Сунне давно не хотелось здесь жить, но до сих пор у нее не было повода уехать.

Теперь Сунна летела на запад и почти всю дорогу размышляла обо всем, что обычно беспокоит тех, кто снимается с насиженного места. Бежала ли она «прочь» от старого или «навстречу» новому? Потерпела неудачу или переросла свое окружение? Был ли ее переезд глупо импульсивным или волнующе спонтанным? Наконец самолет приземлился в городе, где ей отныне предстояло жить. Реджайна, Саскачеван. Город королевы. Динамичная столица Большого Зажопья. Сунна успела прийти к самым нелестным для себя выводам. Она бежала прочь — от Бретт. Она потерпела неудачу во всем, за что когда-либо бралась, и ее согласие на переезд — большая ошибка, вызванная страхом и вечными промахами.

Но, даже совершив ошибку, можно ее исправить. Обратный рейс стоит несколько сотен долларов, а такси из аэропорта до отеля — всего пятнадцать. И может быть, в этом крошечном городе она найдет свое счастье. И найти его будет нетрудно: здесь так мало места, что ему попросту негде прятаться.

Несколько дней спустя она нашла более или менее постоянное жилье и приняла ключи от дома от тощего парня, одетого, как четырнадцатилетний подросток. Он боялся посмотреть ей в глаза, но без умолку болтал о ключах, почтовых ящиках и других жильцах, живущих выше и ниже нее. Совсем не таким она представляла себе владельца этого великолепного особняка.

А еще неделей позже, когда она достала из ящика письмо, ей и в голову не пришло, что оно могло предназначаться ей. Ее друзья не пользовались черепашьей почтой. И, если честно, у нее не было друзей.

Перед отъездом из Торонто несколько человек, которых она когда-то называла друзьями, устроили ей прощальную вечеринку. Они делали грустные лица и обещали поддерживать связь, но Сунна этого не ждала, и ее совершенно не беспокоило, получит ли она от них известия. Ее отъезд не то что обрывал все эти связи, но был явным и подобающим поводом больше не общаться. Как будто она начала таять в воздухе уже во время отвальной, но никто ничего не замечал, пока голос с как будто пустого стула не произнес: «Ну, мне, пожалуй, пора».

Стало быть, это письмо не ей, а кому-то из жильцов. Домовладелец говорил, что в ближайшее время установит отдельные почтовые ящики и дверные звонки для каждой квартиры, и ах как жаль, что он не подумал об этом раньше. И извинялся без конца. Ее бесило, когда люди извинялись, ища себе оправдания.

Она полезла в почтовый ящик, приподняв плечо, чтобы сумочка не свалилась на крыльцо. Конверт вместе с парой рекламных листков наполовину утонул в луже ржавой воды.

— Фу, какая гадость, — сказала Сунна, подцепив грязные бумажки кончиками акриловых ногтей. Позади нее кто-то цокнул языком.

— Жуткий ящик. Надо поговорить об этом с Ларри. Каждый раз, когда идет дождь, он наполняется, как ванна, и мои купоны портятся.

Сунна подняла глаза. Рядом стояла пожилая женщина, качала головой и, словно младенца, баюкала в руках хозяйственную сумку. На шее — очки на бисерной цепочке, на голове — нелепая коктейльная шляпа в стиле «дерби в Кентукки», украшенная сбоку букетом из перьев и цветов в натуральную величину. Шляпа выглядела бы нарядной, не будь она целиком черной, из-за чего казалось, что перья выдернуты из хвоста вороны, а цветы прибыли прямиком из эпизода похорон в фильме Тима Бертона. За исключением этой странной готической шляпы все в женщине было резким и деловитым, от носа и ключиц до складок на брюках.

— С Ларри?

— С хозяином, — сказала женщина. Голос у нее тоже был резким.

— А, ну да. Верно, Ларри, — смущенно сказала Сунна.

— Меня зовут Мод, — сказала женщина. — Я живу этажом выше. — Ее тон, казалось, говорил: «Я во всех отношениях этажом выше».

— Ясно. Я живу на первом этаже. Я — Сунна.

— Хм. — Рот женщины презрительно скривился, как будто ей не нравились имена, отсутствовавшие в самых старых телефонных книгах Канады.

Сунна посмотрела на мусор, который держала в руке так, чтобы ржавая вода из почтового ящика не капала ей на туфли.

— Вообще-то вы правы. Это… ох. Какого…

— Э-э? — произнесла Мод, глядя Сунне прямо в глаза. Ветер шевелил перья на ее шляпе, и они двигались, как призрачные черные пальцы.

— Только посмотрите, — сказала Сунна. Она выудила размокший конверт из складок рекламных листков и подняла его так, чтобы было лучше видно. — Половина оторвана начисто. А второй половины не разобрать. Что бы это…

— Представления не имею, — сказала Мод.

— Может быть, собака? — пробормотала Сунна.

— Ну, ясное дело, — сказала Мод, которая всего секунду назад думать не думала ни о каких собаках. Она выхватила из рук Сунны рекламный проспект супермаркета, оставив без внимания письмо. Открыв страницу с купонами, Мод нахмурилась.

— Нет, вы только посмотрите, — Она подняла проспект повыше, и Сунна увидела, что его постигла та же участь, что и письмо. — Нужно обязательно поговорить об этом с Ларри. Невозможно сканировать купоны после того, как они провели ночь в воде, или когда штрих-код вот так оборван. И так почти каждую неделю! Мне несколько раз пришлось платить полную цену за товары, на которые у меня были скидки. Пусть Ларри возмещает мне убытки!

— Не уверена, что он… — Сунна осеклась. Все это ее не касалось и, как она чувствовала, не должно было касаться. Она помахала промокшим письмом. — Вот. Наверное, это письмо вам или кому-то еще из жильцов. Это не мне.

— Почему вы так уверены, что не вам? Потому что оно испачкано? Разорвано?

— Нет. Просто я никогда не получаю писем.

— Кому оно адресовано? — спросила Мод.

— Никому. Видите? Половина оторвана. Наверное, вместе с адресом.

— Почему тогда почтальон решил бросить его в наш ящик?

— Наверное… наверное, оно разорвалось уже в ящике. — Нет, это какой-то бред. Не могла же собака залезть в почтовый ящик, испортить его содержимое и положить остатки обратно. Может быть, сумасшедший сосед? Или несносные подростки с их идиотской манерой развлекаться?

— О, — сказала Мод. — Ну что ж…

— Вот именно, — произнесла Сунна, чувствуя, будто она выиграла какую-то безмолвную схватку.

Мод, хмурясь, перевела взгляд с Сунны на ясень и на небо. Сзади подъехала машина, в которой гремело радио. Автомобиль остановился, Сунна повернулась и тоже нахмурилась. Из машины выскользнула коротко стриженная девица. Похоже, сначала она удивилась, увидев, что на крыльце кто-то есть, потом заволновалась. Она подбежала к ним по тротуару и резко остановилась на ступеньках крыльца. Она была высокая и широкоплечая, спортивная, но застенчивая, энергичная, но ее энергия казалась нервической. Девушка сделала странный короткий жест, будто хотела помахать рукой, и улыбнулась, не замечая, что обстановка на крыльце несколько напряженная.

— Привет, — сказала она. — Я — Маккензи Саймонс. А вы мои соседки? Ужасно рада познакомиться, я все гадала, кто еще здесь живет. Странно ведь не знать, кто живет с тобой в одном доме, правда? Это… неправильно… — Маккензи постепенно замолчала, и ее улыбка слегка дрогнула.

Сунна улыбнулась в ответ, пытаясь стряхнуть с себя раздражение, которое вызывала у нее Мод.

— Привет, Маккензи. Меня зовут Сунна. Я живу на первом этаже. Это Мод — она наверху.

Мод кивнула.

— Меня тоже интересовало, увижу ли я когда-нибудь кого-нибудь из вас, и вот наконец мы все встретились. — Она говорила так, будто давно ждала этого момента, чтобы облегчить душу. — Очень хорошо. Я хотела поговорить с вами обеими о вашем распорядке.

— О нашем…

Улыбка Маккензи не померкла, даже когда Мод перебила ее:

— Да, о времени. Вы уходите и приходите в очень странное время. Двери в доме громко хлопают. Вы ими хлопаете, а меня это будит. — Говоря, Мод выразительно кивала, как будто подчеркивала кивками самые главные слова.

Сунна открыла рот, чтобы возразить. Она пробыла здесь всего неделю и никуда не выходила, разве что в магазин или на работу. Правда, на работу она уходила очень рано. Занятия в спортзале начинались уже в пять утра, но разве это так уж неслыханно? Многие уходят на работу ни свет ни заря. И она никогда не хлопала дверью и вообще не шумела. Она, конечно, не из тех, кто ходит на цыпочках, но все же не такая она эгоистка.

Однако Маккензи принялась извиняться всерьез.

— Ох, это, наверное, из-за меня! — сказала она. — Извините, пожалуйста! Занятия начинаются очень рано, а с работы я прихожу поздно. Мне так…

— Ничего страшного, — вмешалась Сунна. — Так всегда бывает, когда не располагаешь собственным домом и снимаешь квартиру. Ты не шумишь и, как и все мы, имеешь полное право закрывать двери, когда тебе захочется. Ты ведь тоже платишь за проживание здесь.

Мод разинула рот, и Сунна почувствовала, что снова выиграла.

— Вообще-то, — продолжала Сунна, — мы как раз говорили об этом. — Она подняла вверх мокрое письмо, которое все еще держала кончиками ногтей. — Нашла его в почтовом ящике; половина оторвалась. Странно, правда? Вряд ли это мне, и, прежде чем его читать, я хотела бы знать, не ждет ли письма кто-нибудь из вас.

— Хм. — Маккензи отреагировала вежливо, но равнодушно. — Я не жду, честно говоря, даже не представляю, кто стал бы мне писать. Скорее всего, это не мне. — Обе посмотрели на Мод. Вероятно, обе думали одно и то же: старики все еще пишут письма на бумаге.

Мод снова поцокала языком.

— Ну и не мне. Почему бы вам просто не прочитать письмо? Тогда мы узнаем, кому оно.

— Хорошо, — согласилась Сунна, разворачивая промокшую бумагу.

— Ну? — поторопила Мод.

Сунна нахмурилась.

— Коротко и мило, — сказала она. — Правда, слишком коротко, потому что половины не хватает. Видите? — Она протянула письмо. — Чернила с правой стороны расплылись, так что буквы едва различимы, а левая часть письма отсутствует вовсе. Не могу прочитать все, что там написано. — Сунна поднесла письмо к самым глазам.

— Читайте, — скомандовала Мод. — Вслух.

— Я в буквальном смысле не могу прочитать, — сказала Сунна.

— Я хочу сказать, — стальным голосом произнесла Мод, — читайте то, что можете разобрать. Вы сказали, что в буквальном смысле не можете прочитать все, что там написано. Это буквально означает, что вы можете прочитать часть того, что там написано. Может быть даже большую часть. Если мы говорим в буквальном смысле.

Женщины обменялись уничтожающими взглядами, а Маккензи полностью сосредоточилась на сломанном ногте своего большого пальца.

— Прекрасно, — сказала Сунна, стараясь, чтобы ее голос звучал беспечно. — Половины не хватает, но… — Она прокашлялась, поднесла бумагу к самым глазам и демонстративно сощурилась. — Итак, в письме, вернее, в том, что от него осталось, говорится…

— Обращение? Приветствие? — перебила Мод.

— Я делаю все, что могу, Мод, — стиснув зубы, сказала Сунна. У нее начало ломить затылок. — Нет тут никакого приветствия. Оно было бы здесь. — Она ткнула в воздух, где должна была быть левая сторона письма.

— Досадно, — сказала Мод.

— Итак, Мод, я собираюсь прочитать это.

— Да, хорошо, — сказала Мод, как будто не понимая, зачем Сунне понадобилось это предисловие. — Давайте.

— Сейчас, — сказала Сунна, пытаясь сбросить вдруг охватившее ее напряжение. — Вот, слушайте:

прощения, так хотелось повидаться — жаль,

что не

по пути. Прошло уже столько времени, и за

это тоже изви

что застану дома, но глупо было рассчитывать.

Может

стаканчику сегодня днем? У аэропорта.

Если найдется

Сунна умолкла. Внизу письма вместо подписи стояла крошечная буква Б. Может быть, это все-таки ей? Она вспомнила, как несколько месяцев после исчезновения из ее жизни Бретт у нее екало в животе при каждом телефонном звонке: это была смесь надежды, упреждающего разочарования и гнева. Сунна отчетливо вспомнила это чувство, потому что впервые за долгое время снова испытала его.

— Ну, дальше, — потребовала Мод. В ее голосе внезапно послышалось волнение.

— Не могу. Дальше нету.

— Не может же все письмо стать нечитаемым из-за нескольких капель воды, — упрямилась Мод. — Точно ничего больше нет?

— Нет, — сказала Сунна. Возбуждение Мод взбесило ее еще сильнее. — Слушайте, Мод. Не хватает половины письма. Совсем.

Выражение лица Маккензи было точно таким же взволнованным, как у Мод.

— Можно посмотреть? — спросила Маккензи.

Но прежде, чем Сунна успела передать ей письмо, Мод протянула руку и сцапала его, чуть не уронив на землю сумку с продуктами. Оторвался еще кусочек бумаги, такой мокрой, что не раздалось даже треска.

— Подозреваю, что это предназначалось мне, — благоговейным шепотом сказала Мод. Она двинулась к двери и стала нашаривать ключи, локтем прижимая письмо к боку; на пальто расплывалось влажное пятно.

— Мод, я собиралась дать его Маккензи.

Маккензи с благодарностью улыбнулась.

— Но оно не для Маккензи, — сказала Мод. — Это мне. И я точно знаю, кто его написал.

— Вам кажется, что вы знаете, кто его написал, — поправила Сунна. — Но может быть, Маккензи тоже знает. Нельзя просто так заявить, что это ваше, не дав ей даже взглянуть.

Мод пристально посмотрела на Сунну. Потом с ног до головы оглядела Маккензи. И наконец вздохнула.

— Ну хорошо, заходите. Здесь слишком холодно.

Общая прихожая представляла собой небольшой закуток с тремя запертыми дверями: за одной находилась квартира Сунны, за двумя другими — лестницы, которые вели к Мод и Маккензи. Мод отперла дверь справа и затопала вверх по лестнице, сжимая письмо; Маккензи и Сунна следовали за ней на безопасном расстоянии, как будто Мод была бомбой. На верхней площадке оказалась еще одна дверь, а за ней — гостиная с большими незашторенными окнами и блестящим деревянным полом. Цоканье квадратных каблуков Мод эхом разнеслось по комнате. У дальней стены стоял сине-белый диван в цветочек; он выглядел потрепанным и нелепым. На одной из подушек неподвижно, как изваяние, сидела кошка и созерцала гостей. На полу стоял телевизор с видеомагнитофоном, по обе стороны — шаткие стопки видеокассет. И больше ничего, даже пыли.

— Вы еще не въехали? — поинтересовалась Маккензи.

Мод, казалось, не слышала вопроса. Она уже скрылась на кухне. Сунна и Маккензи стояли на верхней площадке лестницы, не зная, идти ли им следом.

— Сюда! — рявкнула Мод, ее голос эхом отразился от стен, и девушки поспешили за ней. Кухня, как и гостиная, казалась пустой и нежилой. Пахло отбеливателем и лимонами. Кухонные приборы и шкафчики несколько оживляли пространство, но столешницы блестели, как новые, а на открытых полках не было ничего, кроме пластикового набора для соли и перца и пары тарелок. Еще в кухне имелся обеденный стол с четырьмя разномастными деревянными стульями, а сумка с продуктами, которую принесла Мод, теперь стояла на полу у холодильника. Мод уже сидела за столом, письмо лежало перед ней; подсохнув, оно сморщилось под стать державшим его рукам.

— Садись, — велела она Маккензи. Сгорбленная над обеденным столом, в своей черной блузке и с острым подбородком, она напоминала Сунне стервятника. — А вы что здесь делаете?

Вопрос был обращен к Сунне.

— Вы позвали.

— Я позвала Маккензи. А вас это не касается.

Сунна демонстративно уселась.

— Это и мой почтовый ящик. Может быть, и письмо мое.

Мод нахмурилась, но не стала настаивать на своем. Она положила письмо перед собой и уставилась на Маккензи.

— Мне нужно убрать продукты — не дай бог, разморозятся прямо здесь, но сначала мы должны разобраться с этой глупостью. Прочтите-ка еще раз.

Сунна взяла письмо.

— Я уже прочла, что могла…

— Так прочтите еще раз.

— Замолчите, и я прочту. — Мод, похоже, обиделась, но Сунна вовсе не ощущала вины. Она откашлялась, оттягивая момент, но тут заметила выражение лица Маккензи — не то что нетерпеливое, но как будто умоляющее ее поторопиться, и наконец почувствовала себя виноватой. Она еще раз прочитала, что смогла, и добавила:

— А внизу стоит буква «Б».

Мод так и подскочила на стуле.

— «Б»? Вы об этом ничего не говорили.

— Так говорю сейчас. Разве я не сказала об этом? Ну, извините.

— Слишком важная деталь, чтобы ее упустить. — Мод снова взяла письмо и стала искать букву «Б».

— Вот она, — показала Сунна. — «Б» значит «Бретт».

— Можно? — Маккензи протянула руку, и Мод неохотно отдала ей письмо.

— По-моему, это не «Б». Это сердечко. Только кособокое, — возбужденно заговорила Маккензи. — Похоже, писала женщина. Очень красивый почерк.

— У мужчин тоже бывает красивый почерк, — сказала Мод, глядя мимо Маккензи на часы, висевшие за ее спиной на стенке. — Я знала одного с великолепным почерком. — Мод выхватила письмо из рук Маккензи и, сощурившись, стала его рассматривать. — Вот такой. Именно такой. Я почти уверена… — Вдруг ее тон изменился. Она вернула письмо Маккензи. — У тебя глаза помоложе, чем у Сьюзен. Может быть, это буква «Р»? Буква «Р» бывает похожей на «Б» или на сердечко, разве нет?

Сунна хотела поправить Мод, но тут же передумала. Пусть Мод называет ее как угодно. Вряд ли они будут много общаться после сегодняшнего, так стоит ли сейчас заводить лишние разговоры только ради того, чтобы сказать, что ее зовут не Сьюзен.

Маккензи пожала плечами.

— Мне так жаль, Мод. Я бы тоже хотела прочитать побольше. Но того, чего там нет, просто… нет.

Мод сжала губы и приподняла то место на лбу, где, по-видимому, когда-то были брови.

— Ладно. Что ж делать.

Сунна снова взяла письмо.

— На самом деле не совсем так. В смысле что нет того, чего нет. Здесь достаточно текста, чтобы предположить, каких именно слов не хватает, верно?

— Верно, — сказала Маккензи, наклоняясь поближе. — О! Вот смотрите, «стаканчик» — это «Бумажный стаканчик». Кофейня. Как раз у аэропорта. По другую сторону от Леввана^[3]. Очень симпатичная, кстати. Там вкусная выпечка. Вот о чем речь.

Сунна кивнула.

— Вот именно. Я слишком плохо знакома с городом, чтобы знать такие вещи. Мод, у вас есть ручка? И бумага?

Мод скорчила суровую мину и покачала головой.

— Ничего страшного. Я просто собиралась… неважно. Ничего. Кто-то хочет встретиться с кем-то днем в «Бумажном стаканчике». Дата неизвестна. А имя этого человека начинается на «Б», — сказала Сунна.

— А может быть, это сердечко, — сказала Маккензи.

— Или «Р», — сказала Мод.

— И это, — Сунна сложила письмо и положила его на середину стола, — это все. Я буквально, — она посмотрела прямо в глаза Мод, — не могу прочесть ни слова больше.

— Вы забыли главное, — сказала Маккензи.

— Что же?

— Тот, с кем хотят повидаться, — это либо я, либо Мод.

— Либо я, — сказала Сунна.

Мод нахмурилась.

— С чего бы это?

— Это вполне возможно, — сказала Сунна. — Почему бы и нет?

— Потому что вы сами сказали, что это не вам.

— Ничего подобного. Я просто не говорила, что это мне. Я сказала, что хочу посмотреть.

— Вы сказали, что ваши знакомые не пользуются почтой.

— Да, но потом я его прочитала. Там написано «по пути». Значит, человек сам бросил письмо в ящик, а это совсем другое дело. — Сунна отчаянно металась от одной надежды (что письмо от Бретт) к другой (что оно не от Бретт), не останавливаясь посередине. Бретт много путешествовала; вполне можно было предположить, что она узнала адрес Сунны от общих знакомых и решила зайти. Так хотелось повидаться… Стала бы Бретт просить прощения? Это самая большая натяжка.

— В любом случае, — сказала Сунна, вставая, — думаю, мы никогда этого не узнаем. Очень жаль. — Было ли ей действительно жаль?

— Тогда, думаю, с этим покончено, — сказала Мод. С таким же успехом она могла выгнать их из квартиры метлой, при ее-то тактичности. Кошка запрыгнула к ней на колени, Мод взяла ее на руки и встала. Парочка единым фронтом уставилась на незваных гостей.

Маккензи нагнулась над столом, как будто была готова вцепиться в него и держаться, если кто-то попытается ее выгнать.

— Ну ладно, — сказала она. — Единственное, чего мы не знаем, — это дата, точное время и кто с кем встречается. Так что… давайте разберемся с этим. Пойдем все вместе.

— Что? — Сунна ничего не поняла. — Куда пойдем?

— В «Бумажный стаканчик». Начнем ходить завтра же. С двенадцати дня до закрытия, чтобы не пропустить. Каждый день, пока не объявится чей-нибудь человек.

Мод снова села, и стул под ней заскрипел. Она положила руки на спину кошке, но кошку это не успокоило.

— Чей-нибудь человек? Что это значит?

— У всех нас на уме по меньшей мере один человек, да? — Маккензи перевела взгляд с Мод на Сунну и обратно. Ни одна из них не возразила. — Не сомневаюсь. Кто-то очень важный. Верно?

Мод кивнула в знак согласия.

— А почему с двенадцати до закрытия? — Она подозрительно посмотрела на Маккензи, как будто та нашла в письме что-то такое, что скрывала от них. Маккензи пожала плечами, все еще улыбаясь; если она и злилась, то никак этого не показывала.

— Там было написано «днем». Меня это вполне устраивает — утром у меня занятия, вечером — работа, а днем я все равно пишу и занимаюсь. А это можно делать и в «Бумажном стаканчике».

— О-о, — сказала Мод. — Ну, тогда это подходит и мне — я на пенсии.

Сунна отодвинулась от стола. Она тоже могла бы ходить, будь у нее охота. Она, как ей всегда хотелось, отрабатывала в «Огненном фитнесе» утреннюю смену, так что ее рабочий день заканчивался до полудня (одно из преимуществ начальства в том, что оно само составляет себе рабочий график). Чем спать подольше, она предпочла освободить себе дни, и это для нее дорогого стоило. И она не собиралась тратить эти свободные дни на посиделки за кофе с мисс Мод Стервятник.

— Нет, спасибо.

— Но почему?

— Потому что это грандиозная трата времени.

— Ничего подобного! Это же… интересно. — Похоже, Маккензи видела в этом замечательное приключение. — И потом, если мы с Мод будем ходить, а письмо написано вам, как мы узнаем, что можно уже перестать ходить?

— Не знаю… Ну, извините! Я просто не могу. Не хочу. — В кухне, пропахшей отбеливателем и лимонами, теперь явственно чувствовался запах табачного дыма и уксуса. От смеси никотина и чистящих средств Сунну начало подташнивать.

— Ну, а я пойду, — сказала Маккензи, тараща серьезные глаза. — Я представляю, кто мог бы написать мне это письмо, и не хочу пропустить этого человека, если он появятся.

Сунна попыталась подавить раздражение.

— Так позвони ему или напиши по электронной почте. Сейчас не 1997 год. Спроси, не оставлял ли он письмо в нашем почтовом ящике. А заодно напомни и ему, что сейчас не 1997 год.

При этих словах взгляд Маккензи застыл, но она продолжала улыбаться.

— Если бы я только могла…

Сунна поняла, что была бестактна, но не знала, как это исправить. В любом случае, она лицемерила: она-то точно не собиралась звонить Бретт и спрашивать, не ее ли это письмо. Она посмотрела на свои руки, потом — на Мод: та кивала так яростно, что Сунна представила, как ее голова скатывается с плеч и падает под стол.

— Я тоже пойду с тобой. Ты — умница. Я, конечно, не собираюсь звонить первой… — Мод осеклась и закашлялась. — В общем, я тоже иду.

Сунна призадумалась. Допустим, Бретт приехала в город по работе, ну и что? Почему бы ей просто не позвонить, как делают нормальные люди? Или, еще лучше, не держаться подальше? И вообще, кого это волнует? Такова взрослая жизнь, и Сунна уже давно это усвоила. Иногда это проходит, чаще — нет. Если сидеть и тосковать, ожидая, когда станет легче, можно впасть в отчаяние. Многие ее знакомые в Торонто всегда были готовы обсуждать свои стародавние чувства. Им вечно хотелось заново пережить расставания, встретиться с друзьями, которые перестали быть друзьями, понять, можно ли что-нибудь спасти.

— Ну ладно, — сказала она. — Делайте, что хотите. А у меня своя жизнь.

Это была неправда, но произнося эти слова, она посмотрела на Мод и улыбнулась.

Примечания

3

Название аэропорта в Саскачеване.