Другая женщина

Сэнди Джонс, 2018

Молодые люди Адам и Эмили любят друг друга, планируют создать семью и жить долго и счастливо. Они проводят вместе все свободное время, но Адам не торопится знакомить девушку с членами своей семьи. Эмили настаивает. День, когда Адам приводит ее на обед к своей маме, становится для Эмили началом настоящего кошмара.

11

«С днем рожденья, милый Адам, с днем рожденья тебя!»

Хоровое пение сменилось аплодисментами и криками «Речь, речь!», разнесшимися, казалось, по всему регбийному клубу.

Адам поднял руки (словно говоря: «Сдаюсь, сдаюсь») и прошел по танцполу к микрофону:

— Ладно, ладно. Ш-ш, потише вы. Спасибо. Спасибо.

— Давай к делу! — выкрикнул Майк, лучший друг Адама и тоже, как и он, нападающий первой линии. — Черт возьми, он говорит в таком же темпе, в каком играет. Ме-е-е-е-едленно.

Все эти регбисты радостно завопили и принялись хлопать друг друга по спине. Словно какие-нибудь неандертальцы, собравшиеся вокруг костра в пещере.

Я улыбалась вместе с ними, но вместе с другими подружками спортсменов, пришедшими сюда, ощущала своего рода покорность судьбе: все мы знали, что наступит момент, когда наши парни, все без исключения, спустят штаны и трусы — и, прихлебывая пиво, начнут горланить традиционную «Приди, приди, о колесница»^[8]. До этого я всего трижды побывала в этом клубе, и всякий раз Адам охотно обнажался. Я покосилась на Эми, девушку Майка, и мы обе сделали большие глаза. Мы с ней встречались перед этим один или два раза, но я впервые видела ее такой разодетой. Она старательно откидывала назад свои длинные каштановые волосы, демонстрируя грудь, которая так и норовила вырваться из тесных пределов черного платья, чьи треугольные чашечки явно с огромным трудом справлялись с задачей. Бретелькам, тоненьким, как макаронины, тоже приходилось нелегко. Я не знала, чего мне больше хочется: чтобы они наконец лопнули, показав ее прелести во всей красе, или все-таки оставались на месте (а не то всех самцов, собравшихся в этом помещении, хватит инфаркт, подумала я).

— У твоей мамы небольшой прилив крови к голове, — шепнула мне Пиппа на ухо, прерывая мои ревнивые мысли. — Ничего, если я открою какое-нибудь окно?

Я нашла глазами столик, за которым сидели мои — в самом темном углу. Казалось, они вполне довольны, что притаились там вдали от разбушевавшихся масс. Папа нежно сжимал пинту горького — вторую и последнюю (я слышала, как мама ему об этом напоминает), а она сидела рядом с серебряным ведерком, где охлаждалась во льду бутылка просекко. Казалось, она ее охраняет.

— В честь того, что мы наконец-то встретились, — объявил Адам, когда вручал ей эту бутылку, роскошь которой как-то не вязалась с простонародной обстановкой клуба.

Я смотрела, как непринужденно он держится, и недоумевала, почему потребовалось столько времени, чтобы познакомить его с моими родителями. Мы и раньше трижды пытались что-то такое устроить, но два раза Адама срочно вызывали на работу, а один раз ему пришлось ехать к матери из-за ее очередного каприза.

— Эм, это я, — задыхаясь, сказал он в трубку, когда я уже сидела в блэкхитском баре Côte Brasserie^[9]. Мама с папой уже выехали.

— Привет. — Я улыбнулась. — Ты где?

— Прости, детка, но я, похоже, не смогу.

Я думала, он шутит. Он знал, как мне хотелось познакомить его с моими родителями. Я была уверена, что это очередной его розыгрыш. Но внутри у меня все равно екнуло.

— Тут просто мама в таком состоянии, знаешь…

— Мне очень жаль. — Я отчаянно пыталась удержаться и не показать, как я разозлилась. Все это время я улыбалась сквозь стиснутые зубы.

— Ну да. Извини уж.

— Что значит — «она в таком состоянии»? — Мой возмущенный голос заставил вздрогнуть пару за соседним столиком. Они посмотрели сначала на меня, а потом друг на друга. Удивленно подняв брови.

— Она страшно разволновалась из-за письма, которое ей прислали из муниципалитета.

Тут я вспомнила, что вчера вечером подслушала, как он рассказывает Памми по телефону о наших с ним планах.

— Ты что, издеваешься? — прошипела я.

— Э-э… нет. И было бы неплохо, если бы ты немного сбавила тон.

Я понизила голос:

— Ты можешь разобраться с ее проклятым муниципальным письмом завтра. Сегодня вечером ты мне нужен здесь.

— Я уже въезжаю в Севенокс, — сообщил он. — Загляну к вам, если рано освобожусь.

Я разъединилась, не сказав ни слова. Ах, он уже там? Как он вообще мог к ней отправиться, он же знал, что я его жду? Что мы его ждем?

С тех пор прошел месяц. И вот я смотрела, как он ловко обнимает мою мать одной рукой, являя собой воплощенное очарование.

— О-о, мне он так нравится, — с энтузиазмом заявила мама, алея щеками. — Вот истинный джентльмен.

— Ведь правда? — выпалила я. — Тебе и в самом деле так кажется?

— О, за такого надо держаться покрепче, это уж точно.

Маме сравнительно легко угодить. А вот с папой всякому моему потенциальному поклоннику приходилось куда труднее.

— Ну, какого ты о нем мнения? — спросила я отца, как только Адам удалился за пределы слышимости.

— Ему надо еще многое сделать, чтобы доказать, что он чего-то стоит, — проворчал папа.

— Гляжу, он его сразу заобожал, — язвительно заметил Себ, сидевший рядом с ним.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

8

Swing Low, Sweet Chariot — спиричуэл американских темнокожих рабов, ставший традиционной регбийной песней.

9

«Пивной берег» (фр.).