Помечтай еще мне!

Тарас Шира

Главный герой – молодой коллектор, живущий от зарплаты до зарплаты. Никаких планов и надежд.Разве что подольше протянуть на новой работе, заплатить за кредит и справиться с растущей зависимостью.А если останется время – то немного помечтать.Основано на реальных историях, попавших на страницы интернет-издания «Батенька, да вы трансформер». Книга содержит нецензурную брань.

Глава 1

1.

MDMA. Молли. Адам.

Экстази.

Знаешь, для чего придумали экстази? Эта штука позволит побывать тебе там, где ты никогда не будешь.

Вспомни все свои ощущения, приводящие тебя в экстаз: первая поездка на американских горках, первая пятерка в школе, первая прогулка с девушкой, от которой ты без ума. Первый поцелуй, первый секс. Первая зарплата, на которую ты купил те самые кроссовки, о которых мечтал последние полгода.

А теперь возьми все эти эмоции и хорошенько перемешай. Процеди и слей всю тревогу, неуверенность и все свои комплексы, которые ты старательно собираешь лет с 14. Пей получившийся коктейль небольшими глотками.

Не пойми меня неправильно, но наш организм — это фабрика по страданиям. Все хорошее дается через усилия и боль, не так ли? По крайней мере, нас учили этому всю жизнь. Отдыхать у нас не принято. Даже когда тебе звонят, и на вопрос «что ты делаешь?» как-то неловко отвечать «ничего». Как будто в безделье есть что-то постыдное.

Учись, чтобы найти работу. Работай, чтобы найти работу получше. А потом — женись.

Нет, я не хочу, чтобы мои слова были похожи на слова Марка Рентона из фильма «На игле». Ну, вот эти его «выбери жизнь, выбери недвижимость и стиральную машину», когда он уходит в закат под трек Born Slippy. Да и тем более, речь там шла о героине. При слове «героин» меня неприятно передергивает — я даже и не представляю насколько надо себя ненавидеть, чтобы тыкать себе в вену иглой.

Но экстази — это совсем другое.

Наш организм нас ненавидит. Он разговаривает с нами на языке больных суставов, ноющих поясниц и пульпидов, появляющихся вдруг в воскресенье вечером. А серотонин он выдает с ужимистостью старухи-процентщицы.

Вот видите, я читал Достоевского. А значит, заработал пару очков вашего доверия. Наркоманы же не читают книжки, ведь так?

Я лежал на земле и смотрел на звездное небо. На расстоянии вытянутых рук образовались две ямки — это я сгребал руками песок вместе с галькой. Чуть разжимая кулак, я давал песку тонкой струйкой сбежать по моему предплечью Вы знаете, что у песка даже есть свой запах? Он пахнет моллюсками и горячей бумагой. Сейчас я мог бы рассказать вам о запахе все. Больше, чем любая девочка из Иль де Ботэ. Да какой, в жопу, Иль де Ботэ — я бы обскакал Жан Батист Гренуя.

Да, вторая таблетка через полтора часа после первой сделала свое дело.

Наверное, со стороны я выглядел ничтожеством — молодой 26-летний парень в рубашке и брюках, валяюсь в песке и скалюсь в небо.

Вряд ли таким меня хотел видеть моя мама.

Я с детства боялся наркотиков. Даже травку не курил. Мне почему-то казалось, что от нее у меня обязательно остановится сердце. Не спрашивай, почему. Параноики меня поймут.

Я так себе это и представлял: сидим мы, значит, в компании из 10 человек. Курим. И с утра все как ни в чем не бывало идут на работу. А меня забирает катафалк. Рядом топчутся ревущие родители.

Или так: патологоанатом поднимает простыню и моя бабушка, закрыв руками рот, начинает реветь. Патологоанатом понимает все без слов и возвращает простыню на место.

Есть благородные смерти. Например, спасти детей из горящего автобуса и задохнуться от угарного газа.

Есть просто глупые — идти в наушниках и не услышать истошно гудящий трамвай.

Я же в своем воображении погибал нисколько не романтично — в собственной блевотине и с обоссаными штанами.

В ушах стоял гул от летящего где-то вдали самолета. Звук как будто бы шел от земли.

Первый раз, когда я попробовал экстази, я испугался. Первая мысль — нужен адсорбент. Я съел активированного угля, а потом — несколько кусков пиццы. Запил все это дело я литром яблочного сока.

Эйфория обошла меня стороной.

Но когда я увидел кайфующих друзей, я даже немного пожалел. Я понял: что-то очень важное прошло мимо меня.

С тех пор прошел год.

Сегодня я был негласным ментором — я следил за тем, чтобы всем было хорошо и никто не словил бэд трип. Точнее, бэд трип ты не словишь. Первый признак прихода — полное исчезновение чувства тревоги. Наоборот, ты можешь даже захотеть залезть на какую-то верхотуру, даже если боишься высоты. В принципе, в этом и заключается единственная опасность экстази.

Кстати, можете меня поздравить. Сегодня у меня День Рождения. Обычно я его не отмечаю. Зачем?

Нам почему-то всегда нужны какие-то даты и поводы.

Родительский день, чтобы съездить на кладбище и посигналить другим таким же умникам, отпросившимся с работы на час раньше.

Новый год, чтобы бросить тлеющую бумажку в бокал шампанского.

День ребенка, чтобы извиниться перед своими детьми за то, что вы их били в детстве.

Кстати, насчет Дня Рождения. Мама уже лет пять не дарит мне подарки. Взамен она прощает мне часть моих долгов. По-моему, это справедливо.

На празднике я был не знаком только с одной семейной парой — они с самого приезда держались за руки, как будто приехали не ко мне на День Рождения, а шли через вечерний парк в день ВДВ.

Они сидели в сторонке, нога к ноге. Но от экстази не отказались.

Я немного поболтал с ними. Он — врач-терапевт, она — учительница начальных классов.

Я отпустил какую-то банальщину про маленькую зарплату врачей и учителей.

— Раньше всех выгорают порноактеры, врачи и учителя, — сказал я. — Разница в том, что у первых — секс, а у вторых — самая настоящая ебля. А вообще, не знаю, как там нынешнее поколение, но пацаны из моего класса оживились на уроках лишь дважды: в первый раз, когда на физике натирали эбонитовую палочку, а во-второй — когда химии рассказали про ученого по имени Гей-Люссак.

Впервые за весь вечер они нерешительно похихикали.

Ну да ладно. Вернемся к моему празднику.

Как правило, меня начинает вставлять первым.

Я не ем за 8—10 часов до употребления экстази. Желательно, чтобы желудок был пустым. Если мучает чувство голода — не страшно. Следующие 12—16 часов вы вряд ли захотите есть.

Я посоветовал всем приехать голодными. Вряд ли они меня послушались, хотя это их проблемы. Просто мне хочется, чтобы сегодня все оказались счастливы. Это было что-то вроде синдрома Бога: я знал, что смогу сегодня всем даровать эйфорию независимо от пола, возраста, политических взглядов и вероисповедания. Как-то так.

Надеюсь, я не оскорбил ничьи «чувства верующих». А то сегодня и шагу нельзя ступить, чтоб не оскорбить каких-нибудь толстух, верующих или феминисток.

Наутро хозяйка удивится, что мясо и купаты так и остались на столе, как и запечатанная пачка с углями. Мы даже мангал не разожгли. Она решит, что мы перессорились и разошлись по домам. Это единственное рациональное объяснение, к которому она придет.

Что ж, пусть и дальше так считает.

Но это будет утром.

А у нас впереди вся ночь.

2.

Мы налили по стакану пива и я созвал всех в круг. Мы обнялись, как в каком-то пьяном хороводе.

— Друзья, — сказал я. — Эта ночь запомнится всем. Завтра — суббота.

Я снял руку с чьего-то плеча и посмотрел на часы.

— Суббота уже через полчаса. А потом — воскресенье. А потом, сука, понедельник. Но до этого понедельника — еще целая вечность. А мы здесь. За три пизды от города. И давайте сделаем так, чтобы этот момент остался в нашей памяти!

Когда ты съел экстази, ты уже не можешь заниматься обычными делами. Ты ведешь себя как школьник, который спер у отца сигарету и ждет, когда тот уйдет на работу.

Ты постоянно смотришь на часы, начинаешь шутить и ржать над всем, хоть палец тебе покажи.

Серьезно, тебе даже покажется остроумными анекдоты на последней странице Комсомольской правды. Вот она, сила предвкушения.

— Что-то мне нехорошо, — сказала училка.

— Успокойся, — говорю. Ты съела ее минуту назад.

Ее дружок — врач был тут как тут и потрепал ее по плечу. Какая, блин, милота.

Через 15—20 минут я уже увидел, кто из ребят перешел на новую ступень.

Нет, звучит как-то по-наркошски. Давайте скажу проще и понятнее — я почувствовал, кого вставило.

Люди в этот момент выглядит так, как, наверное, выглядит слепой, который вдруг обрел зрение. Они судорожно мотают головой, трогают свою одежду и с шумом вдыхают воздух, как будто до этого всю ночь провели в противогазе.

Еще через 20 минут приход случился у всех.

Мы дружно обнялись о прорычали что-то нечленораздельное. Обнимались, как регбисты — у меня даже швы на футболке затрещали. Все дружно заорали, стукнулись лбами и расцепились. Чей-то покатый лоб угодил мне прямо в глаз, и я на секунду поймал разноцветные узоры.

Мы разбрелись по компаниям по 2—3 человека. Были и те, кто воодушевленно бродили в одиночку. Тут негде было упасть, провалиться или заблудиться, так что я был за всех спокоен.

Я шел по пляжу. Отовсюду доносились восторженные возгласы. Я снял туфли, носки и отшвырнул их в кусты. Найду их с утра. А сейчас я хотел пройтись голыми ногами по еще теплому песку — днем было +32.

Я подсаживался к беседующим, и, если они не несли ахинею, поддерживал с ними беседу.

Двое пацанов — не буду грузить вас обилием имен, тем более, многих из них вы больше не встретите, говорили про баб — и, честно говоря, я не особо хотело вникать. Для того, чтобы говорить о бабах, была придумана водка и слабоалкогольные коктейли. Да чего уж там, мы и трезвыми постоянно о них говорим. Тратить на это бесценные минуты трипа — верх глупости.

Еще трое танцевали под песню ATL

…на дне ящика лежал самый модный манекен

Заработаешь деньжат — проебутся кореша

Но мы танцуем как снежинки в самом пекле кутежа…

Я подошел поближе и сел.

Какой-то парень флексил у костра. Он был в черных трениках и чистых белых кроссовках на платформе. Типа как у Элджея или всяких там столичных модников. Надо же было надеть такие на пляж.

Он нацепил старую женскую шубу, которая висела в домике, что я снял на сутки. В ней он был похож на сутенера из комедии начала двухтысячных.

Я залип, глядя на его танец.

Мнут через 5 я встал, отряхнул песок и пошел дальше.

— А представь, что все мужчины станут асексуальными?

Бля, куда я попал. Знаю я эти разговоры. Скорее всего, этому пацану долго не давали.

— Ну, к примеру, все мужское либидо в мире мира снизится на 80 процентов.

— Почему именно на 80? — переспросил Денис.

Денис — мой сосед, живет на 3 этажа выше. Он тут единственный из моей компании. Он немного туповат. Причем туповат в плане житейском. Например, он сдал на права с первого раза и спокойно поступил на бюджет. Но все что касается иронии, сарказма или экивоков — полный провал. Даже анекдоты ему приходилось растолковывать.

От такого вопроса оратор слегка растерялся.

— Ну, я условно, — продолжил он. — Представь, как они заволнуются.

— Кто, «они»? — не унимался Денис.

— Девушки.

Слово «девушки» этот парень произнес с таким пиететом, с каким его произносят только обиженки и подкаблучники. Всё ясно.

— Представь, что мы обесценим сексуальность. Весь этот феминизм — не наша история. У нас и так всегда был матриархат. Нас всех воспитывали мамаши, пока отцы были на работах. А возьмите бодипозитив. Он был всегда! Серьезно, вспомните всех этих жирух в этих черных леггинсах цвета полиэтиленового пакета.

— Согласен! — сказал я, — если я еще раз услышу слово феминизм, я, блин, нахер выкину ноут и уйду в монастырь. В 2020 году кто-то обижается на феминитивы? Вы, блин, серьезно?

Денис слабо улыбнулся и посмотрел на меня. Наверное, он сейчас думал, всерьез ли я про монастырь.

При всей своей тупости Денис стремился поучаствовать в любом разговоре — он был вездесущ, как Авиасейлс со своей рекламой.

Вот еще одно преимущество экстази — в обычном состоянии от тупости Дениса я хочу хорошенько ему втащить. Сейчас же мне его непонятливость кажется даже немного милой.

Меня понемногу начало отпускать.

Я начал дышать полной грудью и ушел к понтону, чтобы побыть одному. Надо успеть урвать от этого мира как можно больше, прежде чем я вернусь в мир настоящий.

На понтоне что-то темнело — я подошел ближе, и понял, что это та самая училка, которая приехала с парнем — врачом. Почему-то издалека я принял ее за кресло.

Стоп. Какое, нахер, кресло может быть на понтоне?!

Видок у нее был так себе.

— Я сейчас сблюю, — сказал она.

— Не сблюешь, — ответил я. А где твой спутник?

— Там, — она показала на кусты.

Я пошел туда.

Ее дружок-терапевт был уже готовенький. Он сидел и блаженно нюхал листья лопуха. Перед ним лежали сорванные ветки. Для стороннего наблюдателя он мог бы сойти за умственно отсталого.

В песке лежал телефон. Оттуда голосила Билли Айлиш. Песня — When the party is over. Хороший выбор. Сам как-то под нее очень неплохо трипанул. При виде меня его глаза заблестели от восторга. Его щеки были мокрые от слез.

Я понимающе улыбнулся и вышел из кустов.

— Именинник, подь сюды! — голос Даниила разрезал ночное небо.

Он был на другом конце понтона.

— Бегу, родной! — крикнул я.

По спине побежали мурашки.

Даниил — спонсор сегодняшней эйфории. Именно он открыл для меня экстази, за что я ему бесконечно благодарен. Он стал моим проводником в новый мир.

Он был со своими тараканами — гиперактивный, слегка мнительный и неуравновешенный.

Все свою цивилизованность Даниил давил с усердием дошкольника, нашедшего муравейник. Своими выходками и русыми кудрями он иногда напоминал мне располневшего Тарзана, которого одели в человеческие одежды, но не предупредили, что не надо вскарабкиваться на фонарные столбы.

Но если подумать, все мы не подарки, ведь так?

— А давай под нашу песню! — крикнул я. — Умоляю, скажи, что ты взял с собой телефон!

— Обижаешь, братишка. Сейчас включу.

Он склонился над телефоном. Его лицо озарилось голубоватым светом.

— Сейчас, тут интернет тупой.

Я стоял, как напружиненный. Все внутрь взрывалось. Я еще мог продлить свой трип любимой песней.

И тут с конца понтона донеслось

— Небо на ладонииии…

Миллионы. Нет, миллиарды мурашек побежали по моему телу.

— В платье БЕЛОСНЕЖНОМ! — заорал я.

— Небо на ладони — подхватил Даниил.

— Ты несла МНЕ НЕЖНО!!

Помните этот избитый киношный прием, когда двое в замедленной съемке несутся друг к другу через пшеничное поле? Наверное, со стороны это выглядело так же. Но в том состоянии мне было абсолютно насрать, кто и что подумает.

Мы встретились на середине понтона и крепко обнялись.

— Давай еще по одной?

Я непонимающе посмотрел на него.

— Как по одной?

— А ты думал, я к братану своему приеду без сюрприза? Это мой маленький подарок. Ну, разумеется, основной ждет тебя, как мы вернемся. Я…

Я не дал Даниилу договорить и обнял его. Точнее, я буквально бросился к нему на шею.

— Давай, пока никто не видит, — он достал из кармана спичечный коробок.

И вот теперь, возвращаемся к началу. Я лежу на песке и смотрю в небо. Вернее, сначала я шел, но потом ноги перестали меня слушаться. Я обмяк и очутился на земле.

Скорее всего, я лежал в какой-то скрюченной позе — но какая в этом разница. Я лежал и смотрел на звезды.

Мир — не такой, как мы хотим.

Средняя зарплата в моем городе — 25 тысяч рублей. У меня три пустых кредитных карты и три просроченных ежемесячных платежа.

Журналисту могут подбросить наркотики, а протестующему дать 3 года колонии, за то что он кинул в мента пластиковый стаканчик.

Наша страна катится в тартары, в интернете все ждут третью мировую, а Грета Тунберг — человек, блядь, года по версии журнала Таймс.

Куда катится этот мир?

Но сейчас это не имело никакого значения.

Сейчас я был счастлив.

Даниил подошел и рухнул рядом.

— Братан, спасибо тебе за День рождения!

Я промычал что-то нечленораздельно — одобрительное.

Он повернулся ко мне.

— Слушай, это лучший день в моей жизни.

— И мой.

Ага, пока ты нас всех не подставишь.

Хотя, всему свое время.