Станцуй со мной танго

Татьяна Абалова, 2018

В жизни Скворцова было несколько любимых женщин. С одной научился целоваться, с другой на практике изучил Камасутру и был благодарен своей учительнице, когда сумел поразить первую, третья чуть не стала женой, но автомобильная авария сделала из него неинтересного жениха, и невеста сбежала, четвертая за один вечер вытащила из депрессии и могла бы стать единственной, но вот незадача: Леонид не знает, как ее зовут, и даже не представляет, как она выглядит. Запах терпких духов, рыжие волосы и чарующие звуки танго – вот и все, что он помнит о полном страсти вечере.

Глава 4. Губит людей не пиво

Лифт, спустивший своего пассажира на подземную стоянку, пришел одновременно со служебным, на котором приехал помощник директора Марк Дриз. По возрасту он был ровесником Леонида, но во всем остальном — полной его противоположностью. Укороченное пальто и брюки до щиколотки делали субтильную фигуру Марка еще более тонкой. Светлые волосы, выбритые у висков, были тщательно уложены. Из-под косой челки на мир с невинностью олененка Бэмби смотрели голубые глаза. Сложенные в ироничную улыбку губы и длинные пальцы, которые, как догадывались многие, умели нечто эдакое творить с женщинами, заставляли слабый пол сдаваться по первому требованию, стоило Марку с каким-нибудь документом появиться в дверях. У дам возраста «баба-ягодка» при виде эльфа просыпался материнский инстинкт: им хотелось прижать светлую голову к большой (или маленькой, смотря в какой отдел попадет) груди, что позволяло помощнику легко и быстро решить тот вопрос, на котором Скворцов с его прямолинейным директорским напором пробуксовывал.

Верно подметила заведующая лабораторией Агута Марина Станиславовна, когда описывала Глафире столь непохожих мужчин, как директор и его помощник: Скворцов — это мощный внедорожник, а Дриз — юркий велосипед, который проскочит там, где и танки не пройдут. «Правда, велосипед тот с новомодными блестящими рамами, а у внедорожника вместо резины шипы, которые любого зазевавшегося размолотят в фарш».

— Не хотела бы я быть сбита таким внедорожником, — заметила тогда Глаша, оценивая и директорские широкие плечи, и уверенную поступь, и взгляд, вычленяющий самое важное, но пропускающий такие мелочи, как новенькая «химичка» в белом халате с бейджиком на нагрудном кармане. Зато Дриз не прошел мимо — наклонившись следом за боссом к микроскопу, успел шепнуть в порозовевшее ушко Глафиры: «Классные духи».

Если сердце женщины, находящейся в поле зрения рабочего тандема «директор и его помощник», не разбивал уверенный и спокойный Леонид, то дело с блеском (той самой велосипедной рамы) завершал Марк. Те два года, когда Скворцова скрутила любовь к модели, за обоих отдувался Дриз.

Известие об аварии, в которой директор получил травму спины, опечалило заводской коллектив, правда, последующее сообщение, что босс стал одинок, поскольку моделька сбежала, дало надежду женской части и эту темноволосую голову прижать к большой или малой груди, смотря на какую тот положит глаз. И никого не смущала разница в возрасте или семейный статус — всем хотелось приголубить «несчастного босса».

Однако несчастный не торопился пользоваться добросердечностью коллектива. После аварии он вообще не появлялся на заводе, офисные дела решались через Марка и главного бухгалтера. А когда Леонид показался, все без исключения отметили, что домашняя отсидка пошла ему на пользу — он посвежел-постройнел, и в его глазах появился тот азартный блеск, который помнили только старожилы.

— Садись за руль, — скомандовал Скворцов, направляясь к своей машине.

— Но тут же рядом…

Букет в руках помощника напомнил, что нужно поздравить очередную именинницу.

— Я выпил. Заскочим на минуту, потом отвезешь меня на Петипа. Еще раз напомни, как зовут новенькую?

— Не такая уже она и новенькая, — укладывая букет на сиденье, пробурчал Марк, понимая, что надежды повеселиться на дне рождения тают с каждой минутой. Сначала Петипа, потом подожди пару часов, потом давай заскочим поужинать. — Глафира Степановна почти год замом работает.

Вновь услышав старомодное имя, Леонид представил «химичку» как старую деву в очках с толстыми линзами и родинкой на подбородке, из которой растут волосы.

Выезд из гаража загородила красная машина, которую Леонид безошибочно узнал.

— Откладывается Петипа, — сказал он Марку, распахивая дверь внедорожника. — Ты сам поздравь Глафиру Степановну. Ах, да, вот конверт.

И не оглядываясь, пошел вперед. Привычно открыл дверь и сел в Ягуар, который когда-то на стадии цветочно-романтичных отношений подарил Ольге. Тот резко тронулся с места, словно боялся, что пассажир передумает.

Марк выдохнул и улыбнулся сам себе.

— Ну что, Глаша? Погуляем?

***

В кафе веселье шло по-цыгански безудержно. Песни и пляски исполнялись с усердием агитбригад, в кои при Союзе входила добрая половина коллектива. Пенсионеров и приближенных к ним по возрасту работников Леонид жаловал, поскольку это те самые специалисты, которые с умом пережили девяностые. «Антикризисная команда» не раз выручала его. Когда Ленька, еще учась на втором курсе политеха, узнал, что стал наследником большого хозяйства, именно они подставили ему плечо и не дали наделать глупых ошибок.

— Как же я люблю все это! — Марк широко развел руки и вдохнул пьяный воздух. Поискал глазами именинницу, чье красное платье еще с утра разглядел под белым халатом, и широко ей улыбнулся. — Иди сюда красавица! Целовать буду!

Та со смехом подлетела и попала в тесные объятия, отяжеленные букетом роз.

— А где директор? — поинтересовалась словно невзначай.

— Тебе меня не хватит?

— Не выгоден ты мне один, — со вздохом ответила Глаша. — Так бы я в два раза больше поцелуев отхватила.

***

Огни фонарей за окном сливались в одну линию.

Светофор тревожно переключал свет.

Красный резал глаза.

— Куда мы едем? — Леонид, наконец, прервал затянувшееся молчание.

Ольга ответила не сразу.

— Домой.

— К кому?

— К нам.

— Нас уже нет.

Остановилась у его подъезда. Открыла дверь, впустив холодный осенний воздух.

— Нужно поговорить, — зябко подтянула к лицу ворот меховой шубки. Тоже его подарок.

В лифте ехали молча.

Ольга переступила порог, втянула носом воздух, находя в нем запахи свежего ремонта и дорогой мебели.

— Красиво.

Села на диван, как умела только она — словно в нескольких метрах от нее застыл фотограф. Погладила узкой ладонью белую кожу обшивки, небрежно скинула лодочки и подтянула ноги к подбородку, оплетя их ухоженными руками.

Леонид помнил, как любил гладить эти узкие коленки, проводить рукой по точеным икрам, целовать каждый палец, слыша вздох-стон, полный предвкушения.

Ольга, понимая, что все еще волнует бывшего любовника, откинулась на подушку и призывно посмотрела.

— Чего хотела? — Леонид стоял напротив дивана, засунув руки в карманы. Пиджак был сброшен на кресло.

— А ты стал жестче, — поднялась, понимая, что прежние уловки не работают. Не получив ответа, поинтересовалась: — Как твоя спина? — и, не дав открыть рот, быстро заговорила. Видимо заранее готовила оправдание. — Ты прости, что так все получилось. Знаешь, как я запаниковала? Ведь я даже женой твоей не была, а потому, как вдова ничего не получила бы. А твоя мама…

— Чего ты хочешь?

— Опять быть вместе. Мы же хорошо жили, помнишь?

— Нет, — Леонид со скукой в глазах посмотрел в темное окно, где отражалась напряженная фигура его бывшей любовницы. Почти жены. — Уходи.

— Ну почему? Я же вижу, что ты еще любишь меня. И я…

— Я едва сдерживаюсь, чтобы не выкинуть тебя с двадцатого этажа.

— Но…

— Считаю до трех. Раз.

На три хлопнула входная дверь.

— Сука.

***

— Сука, сука, сука!

Почти час он метался по квартире, как по клетке. Наливая коньяк, уронил бутылку, разбил пузатый фужер. В баре на глаза попалась водка. Снял пробку и глотнул прямо из горлышка. Обжегшись, закашлялся.

— Сука.

В очередной раз стукнувшись о стену, понял, что ему не хватает места. Двести квадратов квартиры были тесны, как школьный пиджак в конце учебного года.

Чтобы потушить бушующий в нем огонь, он нуждался в свободе, холодном воздухе и… женщине.

Милонга? Нет. Туда не пойдет. Там пьяному делать нечего.

Выскакивая из подъезда, на ходу запахивая пальто, прокричал, махая рукой проезжающей машине:

— Такси!

В кафе гремела музыка, слышался смех и вой Марка, который перехватив микрофон у начальника цеха, пытался петь «Как упоительны в России вечера».

Леонид, швырнув пальто в руки изумленной гардеробщице, никогда не видевшей директора завода в таком состоянии, обернулся через плечо, провожая глазами женщину в красном.

«Женщина в красном, помоги несчастным…»

— Куда? Там женский туалет! — встрепенулась гардеробщица, и даже открыла перекладину, чтобы кинуться следом, но вовремя рассудила, что начальству видней, и вновь вернулась к своему вязанию.

«Женщина в синем, пойдем, покеросиним…»

Она красила губы. Невероятно красивые, чувственные. Будь Леонид потрезвей, различил бы и ясные глаза, умело подкрашенные тушью, и красиво уложенные волосы, но он видел лишь красные губы. Ну и платье, которое обтягивало круглую попу.

Незнакомка не успела оглянуться, как была прижата к стене. Тюбик с красной помадой с шумом покатился по кафельному полу.

«Боже, все повторяется!» — только и успела подумать Глаша, когда ее губы смял поцелуй.

Она хоть и нахлебалась до макушки шампанским, что заботливо подливал Марк, имея виды на продолжение банкета, директора узнала сразу и по пьяной глупости решила, что он пришел поздравить ее с днем рождения и подарить тот самый поцелуй, каким одаривал всех именинниц, вручая им конверты с деньгами. Даже вахтерша баба Катя, хихикая в кулачок, поделилась, что поцелуй Леонида Сергеевича, ох, как хорош. Пенсионерка по такому случаю даже заказала к юбилею новую вставную челюсть. «Врала, наверное», — пронеслось в голове, когда язык директора ворвался в рот.

«Наверное, я нарушаю регламент», — засомневалась Глаша, самозабвенно отвечая на поцелуй, и попыталась остановить натиск поздравителя, оттолкнув его. Он не позволил. Перехватил сначала одну руку, потом, когда Глафира вспомнила, что их две, вторую.

«Боже, какая привычная поза! — еще раз успела подумать Глазунова, когда обе ее руки впечатались над ее головой в стену, а тяжелое мужское тело заставило развести ноги. — Только третьеклашек не хватает».

Почувствовав холод кафеля на ягодицах, поняла, что узкое платье задралось до пупка и до «тех красивых ямочек на копчике», и теперь она, Глафира Степановна, должно быть, светит колготками, под которыми ничего нет. Тонкий трикотаж платья не позволил надеть трусы.

«Но кто же знал, что на моей попе окажется рука Скворцова?» — сняла с себя все обвинения Глазунова.

Виновник беспорядка в Глашином белье между тем пытался потрогать сокровенное, но никак не мог сообразить, что же ему мешает.

«Какие хорошие колготки. Надо бы купить еще парочку», — хозяйственная часть Глаши продолжала работать, несмотря на хмельное состояние.

— Простите, а у вас есть презерватив? — решила поинтересоваться она, прежде чем позволить рвать колготки. «Незачем зря добро портить».

Директор что-то промычал и перестал двигаться. Он просто лежал на ней, придавив к стене.

«Я как препарированная лягушка», — вспомнив занятия по биологии, хмыкнула Глазунова и встретилась с большими глазами Марка.

— О, привет! — сказала ему Глаша и мило улыбнулась. — А я тут все-таки отхватила свой поцелуй.

***

Леонид проснулся, когда на улице еще не светили фонари. В окно стучался и сыпал ледяной крупкой ветер. Осень сопротивлялась зиме дождливыми днями, но та упорно отвоевывала позиции и превращала лужи в катки.

Под одеялом было тепло, но как-то неуютно. В чем состоит это неудобство, Леонид понял, стоило ему потянуть за край пододеяльника: брюки, носки и даже туфли ночевали вместе со своим хозяином. И только рубашка валялась на полу, раскинув рукава, словно она чайка, готовая взлететь.

Стон вырвался из груди Леонида. Ладонь закрыла бесстыжие глаза.

Директор завода «Стройдом» все вспомнил. И ярость, обуявшую после встречи с Ольгой, и желание развеяться, и женские губы, что приманили, словно мотылька на свет лампы.

Скворцов вспомнил все, кроме лица женщины и момента расставания.

— Я трахнул ее или нет?

Нет худшего состояния, когда невозможно понять, получил ты удовольствие или обломилось.

И у женщины не спросишь. Во-первых, нужно еще выяснить, кто она такая, а во-вторых, может и такое случиться, что «потерпевшая» (если контакт все-таки состоялся) уже сидит в полиции и пишет на насильника заявление. Неизвестно на что нарвешься.

Надо бы действовать аккуратно.

«Угу. Я так умею, — Леониду было бы смешно, если бы не мерзкая жаба, которая сидела во рту и просила пить. — И вообще, как я попал домой?»

Батарейка сотового, лежащего тут же, в кармане брюк, сдохла, а потому Скворцову пришлось подняться и, превозмогая похмельный синдром, тянущий распластаться на полу, плестись по квартире в поисках трубки городского телефона. Путь «болящего», словно хлебные крошки Ганзеля и Гретель, усеивали брошенные вещи — галстук, туфли и носки, которые, по-хорошему, нужно было снять еще вчера.

Трубка нашлась на кухне. Там же, где лежала бутылка с ледяной минералкой — в холодильнике. Леонид, отпивая по глоточку, посмотрел историю и узнал, что перед сном звонил двум абонентам: Марку и… Ольге. С Дризом разговор был короткий, всего семь секунд, а вот с Ольгой…

— Я не буду думать об этом в свой единственный выходной день. Не хочу его портить.

Марк ответил со второго звонка.

— Босс, сейчас всего шесть утра. Мы расстались совсем недавно.

— Кончай скулить. Коротко и ясно, к кому я вчера залез в трусы?

Дриз напряг память. «У Глафиры трусов точно не было. Одни колготки. Но не про них сейчас спрашивает Скворцов. Раз сказано отвечать коротко и ясно, так и сделаем».

— Никак нет, — рявкнул в трубку, заставив Леонида поморщиться. — В трусы вы ни к кому не лазили.

— Уф, — выдохнули с той стороны. Но тут же голос окрасился ноткой… нет, нотищей беспокойства. — А почему у меня ширинка расстегнута?

— Ну, босс, вам видней, — хмыкнул Марк. — Отлить, может, ходили.

«Мог. Резонно. Засчитывается», — немного успокоился Леонид. И помолчав, дал команду: — К десяти утра составить список всех женщин, пришедших в кафе в красном.

— Босс, но воскресенье…

— И желательно подтвердить фото.