Маяк Птичьего острова. Хроники земли Фимбульветер

Татьяна Авлошенко

Скучно жить в тихом университетском городе. Хочется приключений. Звон шпаг, корабли-призраки, тайны одиноких островов – все это бывает только в книжках? Или же нет? Оказаться в бурю на необитаемом острове, сразиться со старыми врагами, найти рукопись начала времен – вот что предстоит Ларсу, Герде, капитану Свану и Вестри. Оружие к бою, девчонок и собак в середину! И нужно еще зажечь маяк.Третья книга цикла «Хроники земли Фимбульветер».

Заметки на полях

Далеко, в такой дали, что и подумать-то чудно, за доспешным поясом пограничных замков, в самом центре земель кочевников лежит озеро. Чистый, белый снег устилает берега его, и такой же — на льду. Ни единого следа вокруг, только чернеет посреди озера круглая ровная полынья. Говорят, что если добраться до того озера, подойти к полынье и посмотреть в студеные темные воды, увидишь всю свою жизнь. Будешь знать, как беды избежать, чем от судьбы откупиться. Только страшно это, не всякий решится, потому как, явив жизнь, покажет колдовская полынья и чью-то неизбежную смерть.

Кто-то идет следом. Шур… Шур… Герда обернулась. Нет, никого, только ее следы, неглубокие овальные ямки, заметает ветер сухим мелким снегом. Одна ты здесь, девочка. Судьбу узнавать толпой не ходят.

Еще три шага, и Герда увидела полынью.

Распахнулась, словно злобный насмешливый глаз притаившегося чудовища, уверенного, что жертва от него не уйдет. Маленькая бездна, заполненная черной непрозрачной водой. И рука Ларса, медленно, обреченно скользящая с ледяного края. Вздох — и нет ничего. Только блеснуло на пальце тонкое серебряное кольцо.

Это сон! Сон! Мерзкий лживый сон! Злые натлинги морочат, пугают, чтобы вдоволь полакомиться отчаянием и страхом. Соскочив с кровати, Герда плеснула на ладонь воды из кружки, умыла лицо, а остаток стряхнула с руки, поворачиваясь по ходу солнца. Плетущие злые сны сырости не любят, сразу разбегаются, унося с собой нехорошие творения.

Чуф, чуф, куда ночь, туда сон, куда сон, туда страх.

Сразу ложиться спать нельзя, нечисть может вернуться. Завернувшись в одеяло, Герда уселась на подоконник.

Час до рассвета, глухое время. Темно на улице, неприглядно. Только фонарь напротив окна горит уютным желтым светом. Как тогда…

Возле фонаря и встретились. Вообще-то она по дневному уговору должна была ждать дома, пока соберется вся семья — милость Драконов, дом, семья! — чтобы решить, как дальше жить и что делать бывшей приютской девчонке, бывшей жрице, особо угодной Девятерым, отринувшей великую честь служения. Сама она, растерянная, испуганная всем случившимся, а особенно как с неба свалившейся славой и почестями, хотела только убежать, спрятаться, чтобы не нашли. Кто не нашел? Все. Но Ларс…

Двадцать раз за два часа подумав и передумав, не усидела дома, выбежала встречать Ларса, а, увидев его в конце улицы, замерла под фонарем, разом растеряв все слова да и решимость их сказать тоже.

А Ларс подошел спокойно, взял ее за руку и отвел в храм Хустри. У Золотистого покровителя любви, семьи и брака вечером тихо, людей нет. Под пристальным взглядом топазовых глаз Дракона вдели друг другу пальцы в бронзовые кольца. Долго стояли молча, обнявшись. Уткнувшись носом Ларсу в грудь, слушая, как бьется его сердце, думала, что сейчас полагалось бы плакать от счастья, но ни одной слезинки нет. Только казалась самой себе расколдованной принцессой из сказки, и таяли, исчезали навсегда сковывающие прежде ледяные цепи. Ни страха, ни тревоги. Жизнь будет хорошая.

Дома их ждали.

А жизнь и вправду была хорошая. Настолько все ладно, что останавливалась иногда, зажмурившись — действительно ли со мной? Не сон ли? Такое счастье — и мне?

Но накатывал иногда страх. Не прежний, за себя. За Ларса.

Судьба хрониста. Хельга рассказала еще в первую зиму, когда ждали своих из Белого Поля. Про хронистов говорят, что они все время ходят под когтями Багряного Дода. Они должны быть свидетелями всему, что могут увидеть. И писать правду, чтобы сохранилась в летописях. Поэтому хронисты погибают. От случайной пули, от клинка захватчика, от заразного воздуха поветрий, от удара ножом в кабацкой драке, от кнута и каленого железа в пыточной подвале.

Редко бывают у хронистов семьи. Какая девушка согласится выйти замуж, зная, что в любой час может овдоветь. И тебя, если захочешь уйти, никто не осудит. В жизни устроиться поможем, не пропадешь. Только уходи сейчас.

Ох, как же она ревела! Не от страха и не от отчаяния, а от жгучей обиды, что Хельга могла подумать, будто она, Герда, способна так предать Ларса.

Хельга, обхватив себя руками за плечи — до чего ж похожа на брата, только волосы и глаза светлее, настоящая Ледяная Дева из сказок, — молча смотрела куда-то в темный угол комнаты, а потом тряхнула головой так, что из волос, заколотых «розой», вылетела шпилька, и сказала, что вот же две дуры, сами себе напридумывают и сами слезы льют. Уже четверть века как король Улаф Мудрый специальным указом запретил хронистам в одиночку разъезжать по Белому Полю и без приглашения лезть в замки вурдов, Гехт — спокойный университетский город, кочевников под стенами которого в последний раз видели во времена Смуты, а свои подснежники хронистов не бьют, почитая тех кем-то вроде юродивых, которых обижать недостойно.

Смеялись над собственной глупостью, а потом полезли под стол искать Хельгину шпильку и стукнулись лбами, и тут уже зашлись в таком хохоте, что Гудрун прибежала выяснить, что случилось, а Вестри не знал, кого из двух сидящих на полу хозяек охранять, и на всякий случай попытался влезть на руки сразу обеим.

И снова жизнь стала хорошая, милая. Вот только снились изредка дурные сны. Да еще вспоминали иногда в семье Торгрима Тильда, учителя Ларса, бывшего хрониста города Гехта. Сгинувшего два года назад.