Хамелеон и бабочка

Татьяна Александровна Грачева, 2021

Максим очарователен, изворотлив и фантастически удачлив. Он прирожденный лицедей и талантливый актер, чья сцена – сама жизнь. Он станет для вас кем угодно: верным другом, искусным любовником или просто приятным собеседником. Да, он излишне самоуверен, порой бесцеремонен до грубости, но он может себе это позволить, ведь именно ему по силам изменить будущее. Ваше будущее.

4 Глава. Открытка «Торт»

Перспектива знакомства с бабушкой вызвала в Дине полярные чувства, и скрыть их она не смогла. Радость и страх. Максим всегда умел тонко чувствовать эмоции и легко считывал их с лиц даже незнакомых людей, а Дина была настолько безыскусной, что её он читал не просто как книгу, а как комиксы с намеренно утрированными изображениями охов и ахов.

Он притянул Дину вплотную, зарылся носом в её короткие волосы и попытался успокоить.

— Малыш, баб Маша у меня добрейшей души человек. С ней легко найти общий язык, а тебя она ждёт как пришествия Иисуса Христа и любит уже заранее.

Дина неуверенно хмыкнула и повела плечом.

— Макс, умеешь же ты преувеличивать, — она доверчиво прижалась щекой к его груди. — Я волнуюсь. Меня никогда ещё с родными не знакомили.

— Меня тоже, кстати, — намекнул Максим. — Бабушка у меня простая, ей легко понравиться. Правда, она, как бы это помягче сказать, верит во всякую чертовщину и приметы. Это даже плюс: по гороскопу ты мне идеально подходишь, она уже проверила.

Дину это точно не успокоило.

— А мама твоя приедет?

Максим вымученно улыбнулся.

— Нет. Мы только по телефону общаемся, а теперь ещё и по скайпу.

Дина хотела сказать, что это очень странно и как-то ненормально, но промолчала. Максим явно дал понять, что тема ему неприятна, и не захотел обсуждать свои отношения с мамой.

Ещё час Дина потратила на макияж и ревизию гардероба. Никак не могла подобрать подходящее платье, достаточно скромное и при этом элегантное, может, даже немножко ветреное, подчёркивающее её юность. Иногда рядом с Максимом она ощущала себя великовозрастной дамой, хоть и была младше его на одиннадцать лет, что стало для неё шокирующим открытием. Она не задумывалась о его возрасте, надеялась, что Максиму около тридцати, очень уж у него хобби несерьёзные, к тому же машине он часто предпочитал велосипед. Слишком много в нём было непосредственности и дурашливости, несвойственной его ровесникам.

Не так Дина представляла себе тридцатипятилетних мужчин. Уже узнав возраст, она стала присматриваться к Максиму внимательнее, заметила редкие седые волоски в тёмной шевелюре и лучи смеющихся морщинок вокруг глаз.

Максим не был инфантильным и поверхностным, но подчас казался слишком уж увлекающимся и лёгким на подъём. Когда звонили друзья, а их у Максима было множество во всех сферах, и предлагали очередную поездку среди ночи или незапланированное приключение, он, не раздумывая, соглашался на любую авантюру. Легко давал взаймы, одалживал автомобиль или пускал к себе в квартиру дальних родственников. То, что восхищало в нём как в человеке, совершенно не годилось для семейной жизни. Дина начала задумываться о том, что, если их ждёт совместное будущее, стоит подкорректировать некоторые привычки Максима, иначе «долго и счастливо» не состоится.

Прежде чем отправиться в гости, они заехали в магазин, где Максим накупил всякой всячины вроде порошка, гречки и туалетной бумаги. Он никогда не обсуждал с бабушкой денежные вопросы, и так прекрасно зная, что пенсии ни на что не хватает. Молча закупался, запомнив в предыдущее посещение, что закончилось или на грани этого.

Краснодар оборвался неожиданно, только минуту назад небо подпирали высотки, а теперь вокруг расстилались домики в классическом сельском стиле, хотя на заднем плане виднелись всё те же многоэтажки. Слева строилась новая деревня из одинаковых тёмно-коричневых финских домиков. Из деревенского в ней было только название. Этакий кусочек Европы, телепортированный под Краснодар.

Раньше посёлок, в котором вырос Максим, словно пуповиной, соединялся с городом трассой, его окружали поля и виноградники. Теперь же молодёжь разъехалась, а старики убывали естественным путём. Такими темпами скоро от посёлка не останется и следа, его поглотит стремительно расползающийся город или сожрёт европейская деревня.

Бабушка встречала их, сидя на скамейке у ворот и поглаживая разомлевшую на коленях кошку. Улыбалась загадочно, глядела пытливо и пристально, пытаясь рассмотреть пассажирку сквозь стекло.

Припарковав машину у забора, Максим выбрался из салона и подал Дине руку. От волнения её пальцы слегка подрагивали.

— Привет, ба, — он слегка подтолкнул девушку вперёд и обнял сзади. — Это моя Дина.

— Котя весь день намывалась, гостей ждала. Вот и приехали, голубчики.

Из калитки показалась седая морда старой собаки, для порядка она чуть оскалилась и пару раз тявкнула.

Дина от неожиданности вздрогнула, оглянулась.

— Она не привязана, укусит ещё.

Максим топнул ногой.

— Тяпа, не щерься, свои. Кусать ей уже нечем. Древняя она. Димон, кстати, её внук.

Кошка спрыгнула с тёплого насеста и, игриво обхватываясь хвостом, принялась тереться о ноги Максима. Дина с удивлением отметила, что даже кошачьи самки обожают его, да и собаки охотно слушаются. Под его обаяние безропотно и с наслаждением попадали все существа женского пола.

Максим помог бабушке подняться, подал палку. Старушка нехотя взяла ненавистную клюку, напоминающую о её немощи, и повернулась к Дине.

— Меня кличут Мария Павловна, можно баб Маша.

Дина кивнула и смущённо улыбнулась.

— Очень приятно познакомиться.

— Проходьте, я стол пид яблонями накрыла.

Подворье оказалось небольшим, но уютным, ухоженным старательной хозяйкой. Стволы деревьев радовали глаз свежей побелкой. На прошлых выходных Максим как раз этим и занимался.

Стараясь не выглядеть слишком уж удивлённой, Дина бегло осмотрела двор. Под ажурными окнами низенького домика в рядок вытянулись алые тюльпаны, большую часть территории занимала сочная трава и старенькие скрюченные яблони, цветущие пышно и самозабвенно, будто в последний раз. Над входной дверью висела подкова, стену подпирал веник, перевёрнутый прутьями вверх. На крыльце стоял глиняный пустой кувшин, рядом с ним лежал букетик повядших анютиных глазок.

Видя в её глазах вопрос, Максим нехотя пояснил:

— Это бабушка дождь призывает. Примета такая есть. Даже две.

Дина медленно кивнула, она не разбиралась в приметах, не была суеверной, но в пожилых людях чудачества воспринимала как должное. Её бабушка каждый день разговаривала с кристаллом на цепочке и советовалась с ним, как с дипломированным астрологом.

Круглый стол сиял белой накрахмаленной скатертью, в центре возвышался пирог на блюде, накрытый полотенцем, вокруг пестрела россыпь тарелок, также спрятанных от мух и, видимо, вездесущей Коти.

Мария Павловна опустилась на стул и указала на соседний.

— Сидай, детка. Какая ж ты красоточка, ну просто куколка. Максимка везунчик.

Дина растерялась, но было видно, как приятно ей получить такой искренний и неожиданный комплимент.

— Спасибо.

Максим хотел уже сесть, но Мария Павловна отпихнула его стул клюкой.

— Поди курам кукурузы порушь, тильке немного, а мы пока побалакаем с Диночкой. И воды дай. А будешь вертаться, захвати запеканку из духовки.

Максим поймал взволнованный взгляд Дины, ободряюще ей улыбнулся и поцеловал в макушку.

— Я быстро, не скучайте.

За домом начинались грядки, в последние годы сильно поредевшие и укоротившиеся. У Марии Павловны не хватало сил на весь огород, пришлось оставить половину в дар сорнякам. Максим регулярно косил траву, корячиться в этой части участка не позволял, угрожал, что в обратном случае забетонирует.

В конце участка за сетчатым ограждением важно расхаживали лохматые куры и несколько петухов. Максим неосознанно обратил внимание, что некоторые птицы становятся на одну ногу, значит, бабуля не только осадков дождётся, но и похолодания. Он приостановился у большой корзины, взяв несколько початков кукурузы, открыл дверь загородки.

Его никогда не напрягали хозяйственные обязанности, он не стремился убежать в город. С бабушкой ему было уютно и тепло, в школе — весело и интересно. Как-то так получалось, что он добивался всего играючи и умел ценить то, что имел. С одноклассниками в основном дружил. Будучи лидером, даже с ботаниками находил общий язык.

Со школьным товарищем Толиком до сих пор регулярно отправлялся в походы и стрелялся на пейнтболе. А с большинством старых знакомых сохранил тёплые отношения, по большим праздникам до сих пор созванивался с некоторыми учителями.

Максим закончил первый початок, откинул пустую кочерыжку и взялся за другой. Мысли снова вернулись в школьное время, к первой влюблённости, а потом и к первой счастливой открытке.

В тот день мама собиралась в город. Сидела перед зеркалом и расчёсывала волосы, перекидывая их то на одно плечо, то на другое. Максим наблюдал за ней с нескрываемым восхищением. В детстве он собирался жениться на маме, ревновал её к постоянным ухажёрам, с большим удовольствием и выдумкой строил им мелкие пакости.

В пятнадцать он уже, естественно, понимал, что на родственницах не женятся, но восхищался мамой ещё больше. Какая же она была яркая, эффектная, заметная. От неё невозможно было отвести глаз, хотелось рассматривать, наблюдать за плавными движениями, вслушиваться в мелодичный голос. Вот она взяла тюбик помады, аккуратно и неспешно накрасила губы алым (других цветов мама не признавала, никаких бледных и натуральных), затем — флакон духов, распыляя облако сладкого аромата.

Он приблизился со спины, обнял и вдохнул медово-пудровый воздух, окутавший плечи туманом.

— Мам, ты такая красивая.

— Я знаю.

Ольга слегка повернулась, сохраняя королевскую осанку, и откинула волосы.

— Ты у меня тоже растёшь красавчиком. Жаль только, нос позволил покалечить. Нос — это важно. Он делает лицо красивым или уродливым. Он в первую очередь и определяет внешность. Не глаза, не волосы, а нос. Ну и зубы, конечно. Никто не заметит красивые глаза за вульгарным шнобелем.

Максиму тоже было жаль. Боксом он увлекался всего полгода, но успел заполучить перелом и небольшое сотрясение. Синяки только недавно сошли, нос пока ещё выглядел живописно.

Мама упорхнула в город в ярко-оранжевом платье, преподав очередной урок красоты и оставив после себя шлейф приторного аромата. Максим проводил такси взглядом и обернулся к дому. Утром он забрал из почтового ящика газету и оставил его пустым, но сейчас в проржавевшую прорезь проглядывал белый уголок открытки. Максима тут же накрыло странное томление, переходящее в нетерпеливый зуд. В нём угадывалось радостное предощущение, приправленное приятным дурманом.

Он достал открытку и сел на скамейку у забора, прочитал её тут же несколько раз. Предстояло интересное приключение и посещение праздника. От Максима требовалось загадочное действо — проследить за тем, чтобы именинник задул на торте все свечи и поверил в исполнение своего желания, а если вдруг не задует, помочь.

Адрес был Максиму знаком, в этом доме жила его одноклассница Светка Золотарёва, а торжество нынче было у ее младшего брата. Это облегчало задачу. С самим именинником он не общался, но в гости вполне мог нагрянуть, например, за домашним заданием. А ещё он нравился Светке и знал это наверняка после валентинки, полученной в феврале.

С тортом и свечами вышло гладко, никто и не заподозрил подвоха или наигранности. Максим словно в шутку предложил Игорю набрать побольше воздуха и потренироваться, а ещё запастить дующими помощниками. Свечи гасили всей компанией, весело и радостно, а потом Максим добавил на всякий случай:

— При такой поддержке любое желание исполнится. Обязательно!

Увидел, как глаза мальчишки радостно вспыхнули. Тот поверил, что всё возможно, что быть ему олимпийским чемпионом и прославлять страну на международном уровне. Такое нехитрое действие, как задувание свечей на торте, вселило в него надежду.

Максим ушёл с праздника довольный собой: за столом получил кусок торта, за сараем украл страстный поцелуй Светки и домой принёс ощущение собственной значимости.

Мама вернулась из города только утром, чуть пьяная и удивительно весёлая. Обняла Максима, обволакивая истлевшим ароматом духов, и пустилась танцевать под мелодию, звучащую в её голове. Полосы прозрачно-янтарного света ласкались, пронзая её силуэт светящимися лучами. Красная помада немного смазалась, оставив след на щеке, а платье помялось. Такой счастливой Максим её больше никогда не видел.

Словно в ответ на его мысли о маме раздался телефонный звонок. Максим поднёс к уху пустую кочерыжку, чертыхнулся, бросил её через забор и достал сотовый.

— Привет, мам.

— Привет, Макс. Как у тебя дела. Всё нормально? — голос звучал взволнованно и напряжённо. — Вчера весь день не могла до тебя дозвониться.

— Телефон разрядился, а я был в городе. Ничего страшного не произошло. — Максим невольно нахмурился. Он до сих пор с горечью вспоминал отъезд мамы. Казалось, давно простил, но всё равно горло сковывало спазмом. — Как у тебя дела?

— Весело, — тут же отозвался родной и до боли знакомый голос. У неё всегда всё было весело. — Собираюсь в Карелию посетить Рускеалу и водопады Ахвенкоски. Там, говорят, творятся чудеса.

— Пришлёшь фотки?

— Конечно, пришлю! А ты мне Дину обещал показать, — напомнила она.

— Приезжай и посмотри, — не сдержался Максим.

На несколько секунд повисла тишина. Ольга вздохнула.

— Обязательно как-нибудь приеду. Пока некогда. Но фотки присылай.

— Хорошо, — привычно согласился Максим.

— Всё, я побежала. Пока.

— Пока, мам, — ответил он пустоте, уже раздался щелчок разъединения, и мама, как обычно, улетела в свою яркую праздничную жизнь.

Минуту Максим таращился на экран телефона. После таких звонков ему требовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Хоть и прошло почти двадцать лет, он до сих пор скучал.

Она уехала сразу после смерти дедушки, с тем самым мужчиной, измявшим её оранжевое платье. Так и не вернулась. Порхала по миру, заводила новые знакомства, меняла увлечения и места работы. Регулярно присылала деньги и звонила, но больше Максим её не видел, разве что на экране телефона или ноутбука. Она так и осталась суетливой райской птичкой, не позволившей себя поймать и окольцевать.

Максим сорвал веточку мяты, растёр пальцами, положил немного на язык и разжевал. Постоял в задумчивости и нарвал целую жменю терпких свежих листочков. К столу вернулся не сразу, залил водой горсть пахучей мяты и вынул из духовки запеканку.

Под яблонями шла оживлённая беседа. В основном говорила бабушка. Она громко рассуждала о кулинарном мастерстве и таланте повара, которые признала в Максиме только недавно, когда услышала, что у него появилась собственная страшненькая кастрюлька для варки свёклы и алюминиевая чеснокодавилка. Раньше она считала его кондитерские замашки блажью и временным помешательством. Чем угодно, но не источником дохода и призванием. Она настолько привыкла к его увлекающейся натуре, что ждала, когда он охладеет к кухне и займётся чем-нибудь мужским. Максим успел сменить десятки увлечений, но свою кондитерскую не бросил. В последнее время начал ненавязчиво раздавать советы, и Мария Павловна не могла не признать: он знает в этом толк и явно обладает чутьём.

Благодаря бабушке, Максим полюбил кулинарное чародейство, научился у неё готовить по семейным рецептам, освоил маленькие хитрости, а потом начал экспериментировать. Любил сочетать несочетаемое, выискивать экзотические блюда и не боялся пробовать что-то новое. Бабушка же была почитательницей классических, проверенных годами поваренных книг и побаивалась необычных творений, родившихся на кухне Максима.

А тот решил не спорить с бабушкой, как обычно, отшутился и напомнил, как они делали печенье «картошка» в то время, как мама сидела на кефирной диете и считала калории в огурцах.

Дина неожиданно встала на сторону Марии Павловны, как повара Максима она не представляла, как хозяина пекарни — вполне. Тем более теперь, когда узнала, что ему тридцать пять и намерения у него, кажется, самые серьёзные.

Максим сделал глоток чая, задумчиво проговорил:

— Помнишь, ты рассказывала, что в тот день, когда мама уехала, тебе священник встретился?

Мария Павловна веско кивнула.

— А ещё я верталась в хату да в зеркало не глянула, — она присмотрелась к Максиму. — Оля звонила, что ли?

— Звонила.

Мария Павловна печально вздохнула. Каждый раз, когда Максим вспоминал маму, ей становилось горько. Она видела на его лице и слышала в голосе непроходящую обиду. Плохо жить с таким камнем на сердце, тяжело. Со временем старушка сама уверовала в Ольгино объяснение и не преминула его повторить — уже в который раз:

— На твоей мамке сглаз был, да не обычный. Проклятье. Потому она и уехала, всем нам худо было бы подле неё. Не серчай на неё шибко, о тебе же и заботится. Она тебя любит.

Бабушка и мама верили в сглаз, но на всякий случай не ограничились собственными догадками, а сходили к местной знахарке. Та подтвердила, что все напасти, которые посыпались на их семью — это следствие чёрного проклятия. Подохшие от неизвестной болезни куры, отравленная кошка, несчастный случай с дедушкой — всё началось с чьей-то зависти и грозило извести весь их род.

Максим встряхнулся, взлохматил волосы, прогоняя неприятные мысли. Такие беседы могли напугать Дину, да и бабушку выставляли не в выгодном свете. Рассорить их не входило в его планы. Он широко улыбнулся, оглядел праздничный стол.

— Так что тут у вас? О, овсяное печенье, моё любимое. Я его, правда, с вишней делаю и орехами. По маминому рецепту, почти диетическому.

Он взял печенье и потянулся к вазочке с вареньем. Заметил две торчащие оттуда ложки и перевёл взгляд на бабушку.

— Ба?

— Что такое?

— Ты теперь сама приметы создаёшь?

Мария Павловна лукаво усмехнулась.

— Разве что маленько.

Дина непонимающе переводила взгляд с Максима на бабушку и обратно.

— И что это значит?

Мария Павловна нарочно молчала, ждала, что Максим сам объяснит.

— Две ложки в варенье — к свадьбе. Ба, ты ещё яблоко со стола урони или муху в чае утопи, а то намёк слишком прозрачный.

Дина неожиданно зарделась, как и все светловолосые и бледнокожие от природы девушки, сделала это ярко и заметно.

— Мы ещё не загадывали так далеко.

Мария Павловна пожала плечами. Намекнуть получилось, а дальше пусть молодые сами думают.

После чаепития Максим поправил покосившуюся загородку и починил уличный кран. К вечеру засобирались в город. Знакомство с Марией Павловной прошло гладко, но Дине всё равно не терпелось уйти из-под её внимательного взгляда. Хотелось остаться с Максимом наедине, а ещё обдумать странности в семье Любомирских, раз уж ей предстояло носить эту красивую фамилию.

Когда автомобиль уже отъезжал от двора, Максим бросил взгляд на старый почтовый ящик, положивший начало его тайной миссии. Несколько лет подряд он вынимал оттуда открытки и следовал указаниям неведомого отправителя. Как только переезжал, корреспонденция находила его на новом месте жительства с небольшим опозданием. Но именно этот ящик, старый, поржавевший и жутко скрипучий, стал для него напоминанием о зыбкости будущего, его иллюзорности и вариативности. Сколько раз он вмешивался в судьбы людей? Совершал что-то, на первый взгляд, незначительное, сущий пустяк, но будущее поворачивало на другую дорогу, рождалась новая реальность.

На угол ящика села бабочка, белая, невзрачная, почти незаметная. Сложив крылья, замерла, став частью стремительно отдаляющегося пейзажа. Максим смутно припомнил, что появление белой бабочки приносит неожиданные встречи со старыми знакомыми. Встреча так встреча, знать бы с кем.

Фрагмент из записной книжки Максима «Путь к сердцу женщины». Овсяное печенье.

Просушите на сковороде овсяные хлопья (они должны хрустеть и крошиться), добавьте нежное сливочное масло, яйца, сахар, немного овсяной муки. В получившуюся массу положите промытую сушёную вишню и орехи. Сформируйте шайбы и разложите на пергаменте для выпечки. Печенье расплющится, учтите это и раскладывайте его на расстоянии не меньше двух сантиметров. Иначе приготовите овсяноблин. Это, конечно, вкусно, но неудобно.

Выпекайте в предварительно разогретой духовке при 180-190 ºС 30-35 минут. Зависит от размера печенек.

Это печенье девушки любят за эпитет «диетическое». Можно их порадовать и проявить заботу о фигуре (внимательность и нежность порой привязывают лучше хорошего секса).