Книга 3. Без названия

Татьяна Анатольевна Денисова, 2021

Продолжение 1 и 2 частей романа. "Мне повезло в жизни. Я повстречала людей с сердцем, оголенным до крайности. У них ничего не может быть наполовину: либо все, либо ничего. Все это любовь. О ней не кричат, не дают клятву, что она вечная. Для них по-другому жить не дано. Странные – может быть. А может, нет? Доказывать, что день – это день, а ночь – это ночь, не надо. Зачем ежечасно клясться в вечной любви? По-моему, абсурд…" Герои, несмотря на испытания, остаются верными себе.

Часть 1

Артем

Когда постучали, Маша вздрогнула. Она ожидала стука, но ладони непроизвольно взмокли, между лопаток холодок. Мария одернула платье и направилась к двери. На пороге стоял мужчина за тридцать, с окладистой бородой, хвостиком на затылке, в рубашке и брюках цвета хаки, в солдатских ботинках, с рюкзаком на плечах.

— Здравствуйте, — сказал он. — Маша?

— Да. Здравствуйте. Артем?

— Да.

— Проходите, мы вас заждались, — при этих словах Маша покраснела.

— Я опоздал? — нахмурился мужчина (не в его характере опаздывать, опаздывать к женщине и детям — тем более некрасиво)

— Нет-нет, — еще больше смутилась Мария.

Как сложно!

— Полагаю, вашим мальчишкам не терпится меня увидеть и оценить? — Артем подобрал верные слова.

Маша кивнула в ответ. В комнате, куда женщина провела гостя, находилось три мальчика разного возраста.

— Привет, — сказал Артем, улыбнувшись. — Ну, что, давайте знакомиться.

— Антон, — сказал старший мальчик лет двенадцати.

Артем пожал ему руку как взрослому.

— Дима, — застеснявшись, сказал мальчик помладше, на вид лет девяти.

Артем снова пожал протянутую ладошку.

— Владимир! — отрапортовал самый младший лет шести-семи и с восторгом пожал руку взрослому человеку второй раз в жизни.

— Ну, а я Артем, или папа, или дядя Артем, или отец — кому как нравится — на любой вкус.

Ребятишки переглянулись.

— Правда, можно папой? — недоверчиво спросил Владимир.

В вопросе ребенка читалось столько удивления, что Артем на мгновение растерялся, но кивнул в знак согласия.

— Хорошо, — прошептал младший, а про себя подумал, что точно будет звать папой, и никто теперь не скажет, что он безотцовщина, вон у него какой папка.

— А я с подарками и гостинцами. Гостинцы в машине, так что начнем с подарков.

— Вау, — не сдержался Володя и прижал руки к губам, потому что мама и братья посмотрели строго, словно осуждали. Но это же папа!

— Антон, — мужчина открыл рюкзак, покопался в нем, достал маленькую коробочку, — тебе оберег из лазурита. Держи, — он протянул коробочку, — этот самоцвет считается камнем Будды. Можно ежедневно в течение нескольких минут всматриваться в камень для восстановления зрения. А еще он лечит головную боль, очищает от негатива, делает владельца милосердным.

— Митя… момент… — снова поиски в рюкзаке, — тебе оберег из серафинита. Своё название камень получил от легенды о Серафимах, окружающих престол Господа. По поверью, один из Серафимов уронил перья на землю, где и появились эти минералы с перьевидными кристаллическими включениями. Этот камень долго хранит тепло и помогает при болезнях позвоночника. Серафинит, как говорят, продлевает жизнь. Глядя на его «пёрышки», можно загадать желание. Но оно должно быть хорошим, светлым. Тогда сбудется.

— Вовка, — Артем, прищурив глаз, посмотрел на малыша, — тебе, как и братьям, тоже оберег. Он из аквамарина, частички Байкала, у него цвет морской воды. В древности существовало поверье, что, когда к владельцу аквамарина приближались враги или его одолевали мрачные мысли, камень темнел. Перед бурей кольцо с этим самоцветом тяжелело. Этот минерал имеет свойство выцветать на солнце, и он достаточно хрупкий, поэтому относиться к голубому бериллу нужно бережно. В ответ он снимет нервное напряжение и сдержит ссору.

— Обереги из Иркутского дацана — буддистского храмового комплекса, освещены ламой на благополучие в вашей жизни. Ну, и, пока вы не выдули под два метра, Нерпята, «нерпики» — забавные персонажи, надо сказать, — мужчина достал игрушки, — по убеждению знающих людей, — Артем подмигнул мальчишкам, — они готовы поселиться у своего владельца в рюкзаке и путешествовать вместе с ним по всему миру.

— Теперь маме, — Артем снова открыл рюкзак и вынул оттуда небольшую, но изящно отделанную малахитом шкатулку. — Это чароит.

Маша открыла предложенную шкатулку, в которой оказались серьги и перстень фиолетово-синего камня с уникальными натуральными узорами: на срезе явственно проступали звезды, перистые облака, струи горной реки.

— О! — вырвалось у женщины.

— Ух ты! — не сдержались мальчики.

— Серьги должны подойти под глазки! — улыбнулся мужчина.

Как он… Он не мог знать, какие у нее глаза.

— Можно я… примерю.

— Конечно, — засмеялся Артем.

Она понравилась ему еще там, на пороге: столько искренности и восхищения.

— Это, наверное, драгоценные камни? — спросил, расхрабрившись, Вовка.

— Нет, всего лишь минералы…

Он умолчал, что чароит встречается только в России, что его добывают на границе Иркутской области с Республикой Саха, причем, как утверждают специалисты, месторождения уже почти выработаны. А также то, что за чароитом охотятся ювелиры и частные коллекционеры со всего мира.

Маша повернулась от зеркала к мужчинам — вон их сколько теперь в ее семье. Мальчишки выразили восторг, Артем, присвистнув про себя, подумал, что не мешало бы побриться…

— Так, теперь пора за гостинцами. Мужики, за мной, мама пусть полюбуется собой.

Они сидели за маленьким столом — Вовку Артем забрал к себе на колени, от чего мальчик пришел в восторг. Как мало нужно в детстве! На столе к нехитрому угощению Маши прибавились гостинцы Артема: рыба, вяленое мясо, грибы, орехи, мед, варенье, медовуха, сок. Артем рассказывал, что это за рыба, где поймал, как охотился на косулю, чье мясо теперь на тарелке, как свалился с дерева, собирая орехи, потому что сук обломился, как пытался обмануть пчел, чтобы забрать из ульев соты с медом… Его рассказы были интересными, Вовка то и дело задавал вопросы: на что ловится такая громадная рыба, быстро ли бегают косули, как он добрался до дома со сломанной ногой, а пчелы больно кусаются, медовуха от слова «мед»?.. Разговор длился больше трех часов, но никто не заметил, что прошло много времени. Маша внимательно слушала, не перебивая, не задавая вопросов, и неуверенно улыбалась. Ей показалось, что от медовухи, впрочем, она попробовала самую малость, закружилась голова — нехорошо, что он подумает о ней.

— Так, молодежь, пора и честь знать, — перебил ее мысли мужчина (от его внимания не ускользнуло, что Маша почти ничего не съела, как и не выпила, но все равно не мешало бы сменить обстановку) и встал, ссаживая с колен младшего. — Показывайте дом.

Дом оказался старым, деревянным, приземистым. Они сидели в первой комнате — горнице пятистенника под образами, в красном углу. Следующая комната была больше на одно окно — трехстенник. Чтобы у ребятишек был свой угол, сделали перегородки по слепой (без окон) стене. В одной такой комнатушке обитали Антон с Димой, во второй Вовка с мамой. В общей комнате стоял диван, который не так давно занимала бабушка, теперь нет. В маленьких комнатках места хватало на две кровати и тумбочку. Шкаф и сервант находились в общей, как и стол, за которым ребятишки выполняли уроки. В углу на тумбочке стоял телевизор. Маша ломала голову по поводу теперешнего переустройства, где она, вернее, они с Артемом будут…

— Мам, — Антон дотронулся до ее руки.

— Что?

— Я вроде как из сеней видел дверь во вторую половину, — Артем ждал ответа.

— Да, но та половина совсем старая, хотели ее сломать, но руки не дошли.

— Покажете?

Вышли в сени с четырьмя дверьми: две на улицу (вход с улицы и со двора, одна в пятистенник, одна в старую половину). Чтобы войти в эту часть дома, пришлось нагнуться, ступени шли вниз. Если бы не печь, Артем принял бы эту клетушку за мазанку (сложена из камня). Потолок ничем не обшит, струганные доски с лампочкой посередине и окно одно. Да и хлама хватало.

— Ладно, пойдет. Немного разберем, почистим, — Артем щелкнул выключателем, — да тут свет имеется… и можно жить. Меня устраивает.

Мужчина похлопал рукой по печке, придется ею заняться, а то зимой беда. Маша посмотрела на Артема в недоумении.

— Я вообще-то не отказался бы от помощи, — сказал он. — Куда можно убрать лишнее?

Лишнее? Так они раньше все лишнее убирали сюда. Нет, не пойдет. Может, сарай какой есть? Есть, но в нем Борька с Зинкой. Кто это? Борька — поросенок, Зинка — коза, а еще куры. Артем почесал затылок. Может, просто на улицу, Маша неуверенно смотрела на мужчину. Это все хлам, вон даже ножки от поломанного стула. Она собиралась заняться, кое-что пустить на дрова, чтобы зимой топиться.

— Хорошо, сделаем так. Мама идет убирается на кухне, а мы, мужики, все, что абсолютно ненужное, выносим на улицу, на задний двор. Что можно пустить на дрова, в одну сторону, что нет — в другую, — подвел итог Артем.

— Я чур первый! — при этих словах Вовка потянул ножку стула на себя. Ножка оказалась в его руках, а содержимое, лежавшее на ней, рассыпалось, подняв столп пыли.

— Отставить, — скомандовал Артем. — Во-первых, не мешало бы переодеться в… одежду, более подходящую для пыли, грязи и мусора, во-вторых, надо определить оба места, куда будет все складываться, в-третьих, браться и складываться, а не выхватываться и бросаться. Задача ясна?

— Да, — Антон ответил за всех.

— Отлично. А вы, молодой человек, положите ножку стула пока на пол, она никуда не убежит, обещаю, — улыбался Артем.

Спустя два часа в этом помещении стало наблюдаться подобие порядка. Оставалось несколько мелочей: вымыть окно, подмести пол, заменить матрац на железной кровати, сдвинуть дубовый сундук в угол, приспособить что-то под стол. Маша предложила занести сюда стол из горницы, но тогда не на чем будет есть. Ладно, стол не первая необходимость, можно смастерить, на худой конец. Еще через полтора часа комната предстала перед взорами удивленных обитателей дома, они до сего дня не догадывались о ее существовании. «Это Выручай-комната, как в Хогвардсе», — заметил Артем.

— Вау! — трое мальчишек обменялись взглядами.

— Думаю, пока пол будет сохнуть, вам стоит умыться, — Артем посмотрел на младшего, — хотя, некоторым «умыться» не поможет, скорее уж отправиться на замачивание в корыте или ванне.

Все рассмеялись. Вовка стоял довольный, несмотря на то, что был грязный с головы до ног без всякого переносного смысла.

— Идем отмываться! — Маша взяла его за руку и направилась к выходу.

— Дим, ты второй, а я пока к Борьке с Зинкой. — Антон тоже пошел к выходу, оглядываясь на комнату: классно получилось!

Дети, устав, легли и заснули сразу. Маша тоже устала, но не подавала виду. После ужина она убрала посуду, застелила чистым кровать Артема, огляделась по сторонам: кто бы мог подумать. Надо разыскать его, он вроде к речке направился. Нет, сидит за двором, уже искупался. Как ни странно, он единственный, кто оказался относительно чистым, несмотря на мусор, пыль, грязь, перенесенные узлы, обломки поломанной мебели и другой рухляди. Теперь мужчина, переодетый в чистые солдатские брюки и такую же рубашку, набивал трубку табаком. Он курит? Вот незадача. Да еще трубку. Это, наверное, чтобы бороду не подпалить.

— Привет! — Маша улыбнулась мужчине. — Можно? — она указала на лавку, на которой сидел Артем.

— Конечно, — он зажег длинную спичку и затянулся.

Маша села, не зная, что сказать. Надо бы, но так не хотелось начинать трудный разговор.

— Тебе завтра на работу? — спросил Артем.

— Да.

— Как добираешься?

— Туда с автобусом, оттуда с перекладными.

— Мы завтра встретим. В восемь заканчиваешь?

— Да.

— Маша, полагаю, ты хочешь ясности. Давай так. В силу обстоятельств, мы оказались женатыми,.. фиктивно. У ребят моя фамилия и отчество, бумаги на столе. Что касается нас. Не будем торопиться, сегодня утром мы еще не были знакомы. У каждого из нас не просто…

— У меня как раз все очень просто — не везло с мужчинами…

— Маша, — резко перебил ее Артем. — Я, помимо того, что военный разведчик, биолог-генетик и в состоянии определить, какие черты ребенок унаследовал от отца, а какие от матери. Твоих черт ни в одном из мальчишек нет, так что не стоит заливать про «не везло с мужчинами»… Работаешь няней в родильном отделении?

Маша опустила голову, чтобы он не видел ее испуга, расслышав вопрос, прошептала пересохшими губами:

— Да.

— Для меня не важно, кто их настоящие родители, куда важнее, смогу ли я стать достойным отцом. Первый раз у меня не получилось: жену и сыновей не сберег — погибли. Вот так. Ритус не случайно предложил тебе в мужья именно меня. Я после смерти семьи ушел от мира, обосновался в глуши, чтобы никого не видеть, не слышать, чтобы никаких связей. Считай, с чистого листа начинаю. Как ухаживать за девушкой, точно забыл, так что не обессудь, если что не так… Ты устала, был трудный день, а завтра у тебя работа, Маш, иди отдыхай.

— А ты?

— А я еще посижу.

Артем встал рано, по привычке. Распахнул, вернее, выставил окно из своей половины (чуть надавил — оно и вывалилось), открыл двери — пусть проветрится его обиталище. С чего начать? Пожалуй, следует познакомиться с остальными жильцами. Как их там? Ага, Борис. Ничего поросеночек, не мешало бы только подкормить — тощеват. Зинка покосилась на незнакомца, проблеяла что-то невразумительное — чего с нее взять — коза, одним словом. Артем вычистил хлев, задал корму, обитальцы подобрели: Борька захрюкал от удовольствия, Зинка разрешила себя подоить. Цыкнув на собравшегося загорланить петуха, Артем осмотрел огород. Ковыряли по мере сил, а сил маловато — не беда.

Артем тихо вошел в дом, прошел в чулан, осмотрелся в поисках цидилки — ага, вот она — марлевая тряпочка в несколько слоев, процедил молоко. Услышав зевок за спиной, сказал:

— Доброе утро.

— Доброе… — Маша перестала зевать.

Она спросонья не рассмотрела, что кто-то есть в чулане. Теперь остановилась в дверях, растрепанная, в ситцевом халате нараспашку, из-под которого виднелась такая же ночная рубашка. Артем сполоснул кастрюльку под рукомойником, повесил на гвоздик, с которого снял ее незадолго до этого.

— Чего встала так рано? — спросил Артем, поворачиваясь к Маше.

— Так пора. Вечером ребята управляются, утром я, — Маша запахнула халат, поправила волосы.

— Теперь управляться — моя забота: и утром, и вечером. Молока хочешь?

Маша поначалу опасалась, что жизнь снова подставит подножку, но вроде нет, тьфу-тьфу, не сглазить, все стало налаживаться. Оказывается, вот что значит взрослые мужские руки по хозяйству. Ребятишки старались изо всех сил, но они, во-первых, дети, во-вторых, не очень здоровые. Артем поправил обе печки, заменил прогнившие половицы во всем доме, окна в своей половине и в пятистенке. Разобрал и сделал настоящий хлев, в котором животные не замерзнут зимой. Крыльцо новое поставил. Окосил вокруг дома, поставил ограду. Всего, пожалуй, не перечислить…

Сегодня мальчишки быстро сделали уроки: задали не очень много. Теперь они рассматривали в микроскоп минералы. Класс! Вовка по привычке задавал множество вопросов — папа, Артем, отвечал на все — как у него только терпения хватало.

— Митя, тебя пятно беспокоит? — отец обратил внимание, что мальчик несколько раз сегодня морщился, приподнимая плечо к уху.

— Пустяки, — ответил мальчик.

Застенчивый от природы, он никогда не заговаривал первым. Лишь по глазам можно догадаться, как хотел узнать о… чем угодно — любознательный человечек. Артема стеснялся до сих пор.

— Иди-ка сюда, сынок, — позвал его Артем.

Мальчик подошел.

— Давай посмотрим. Сними рубашку.

Мальчик послушно снял. Артем чертыхнулся про себя — дубина, ведь знал же, что у него проблема.

— Антон, принеси медицинский саквояж из моей комнаты, — сказал он, вставая, чтобы пододвинуть стул для Мити. — Садись спиной к свету. Придется потерпеть, у тебя рана на плече. Чего не сказал?

— Думал, пройдет, — пожал плечами Митя.

— Не пройдет, если так оставить.

Пока Артем накладывал повязку на рану Мити, Вовка стоял рядом и морщился, будто ему, а не брату было больно. Митя не проронил ни звука.

— Антон, дай какую-нибудь свою рубашку — будет свободнее… Надевай осторожнее, сначала больное плечо, теперь здоровое. Не подбирай под брюки — так свободнее. Завтра в школу не пойдешь: свитер, куртка, лямка от рюкзака — не пойдет.

— Но у нас…

— Не обсуждается. Сейчас возьму кровь на анализ, если мне что-то не понравится, поедем в больницу.

Ветер пытался сорвать крышу, вырвать дом с корнем. Дождь неистово стегал по окнам, пытаясь пробить стекла. Артем прервал свои исследования, направился к детям. Обычно в это время они играют, но сегодня сбились на диване, Вовка даже ноги под себя подобрал, и притихли.

— Я думал, вы тут войнушку устроили и теперь прикинулись мертвыми на поле боя, — попробовал пошутить Артем. — Ну-ка, дайте место старику.

Артем, забрав Вовку к себе на колени, устроился между Антоном и Митей. Так-то лучше. А давайте-ка рассказывать истории. Артем рассказал, как повстречался с медведем — встреча, надо сказать, оставила следы на нем, вернее, его теле. Показывая искалеченную ногу, поморщился — к непогоде всегда болит. Антон, оказывается, четыре года назад чуть в реке не утонул — Димка вытащил. Вовка так вообще в колодец провалился. Ну, тут такая история…

Это сейчас колодец обит досками в виде домика с дверцей, которая закрывается на замок — как раз после того случая. Тогда нет. Вовка же с рождения всех расспросами донимал, как только научился говорить, а научился он этому чрезвычайно рано. Однажды так бабушку донял расспросами про кикимору, что та в сердцах сказала: «В колодце она живет, иди сам посмотри». Ну, он и пошел. Подставил скамеечку, заглянул в колодец, позвал кикимору (он же тогда не знал, что она в болоте обитает), ответа нет. Залез в ведро и ухнул вниз. Димка увидел, как ведро сорвалось со сруба, как мелькнула голова брата — кинулся к колодцу, поймал крутящуюся ручку и держал, пока бабушка не прибежала на крик.

Артем погладил Митю по голове и улыбнулся: непростой мальчонка. За разговорами стало не так страшно. Артем между тем взглянул на часы: за Машей сегодня пораньше надо, в такую непогодь не разгонишься.

— Так, молодежь, пора за мамой. Ну, чего застыли. Поедете со мной — мне так спокойнее будет, вдруг наш любознательный куда-нибудь решит отправиться.

Мальчики обрадовались. Теперь по вечерам они редко ездили встречать маму, но сегодня не хотелось оставаться одним дома. Артем догадался, что они напуганы, им сейчас покойнее рядом с ним.

Хорошо, что выехали с запасом времени. На дороге две аварии, пришлось ждать. В другое время Артем вылез бы из машины, пошел помогать — не сегодня: дети важнее. Этот урок он запомнил не только на эту — на все последующие жизни!

На пропускном пункте его машину уже знали. Сегодня дежурный даже поднял шлагбаум, чтобы можно было подъехать ближе ко входу. Маша, выйдя из двери больницы, быстро юркнула в машину.

— Ужас, а не погода, — сказала она, смахивая капли дождя с лица, — прошла два шага — все равно вымокла. Как тебя пропустили сюда?

— Просто подняли шлагбаум.

— Поехали быстрее домой: ребятам страшно.

— Вообще-то, мама, мы все здесь, — сказал Вовка и просунул ручонку, чтобы погладить маму по щеке.

— Тогда хорошо.

Когда въехали в поселок, поняли: света нет ни у кого. Темень — глаз выколи. Дома нашли свечи, даже керосиновую лампу. Зимой часто света не бывает, но чтоб… Маша вздрогнула от удара молнии. Разве может быть дождь со снегом и гром? Это же аномалия!

После ужина Артем пошел проведать животных в хлеву, зашел к себе за мазью и трубкой с табаком. Ночевать сегодня будет на диване, а Маша перейдет к Вовке. Когда он сказал об этом, все с облегчением вздохнули. Лампа будет гореть всю ночь на столе. Артем отнавесил на дверях занавески. Всем видно свет. Машка, не ерунди, не надо ничего перестилать — брысь отсюда. Митька, чего на больном плече лежишь? Антон, поменяйся с братом местами. Вовка, ей богу, голову оторвать мало: куда трубка исчезла? Нечего на нее смотреть: она для взрослых больных озабоченных мужчин. Замечательно, что ничего не понял! Марш в постель! Когда, наконец, все улеглись, Артем отошел к окну и закурил трубку — не стал никуда уходить: отвечает за них головой. Он не боялся непогоды на улице, бывало и хуже. Сегодня он под крышей, в тепле. Бывали времена, что в такую жуть оказывался не под крышей и не в тепле… Он долго стоял у окна, уже и трубка выкурена, и молитва за упокой по каждому прочитана, и… Артем зашел к мальчишкам, поправил одеяла — уснули. К Вовке не пошел — перед Машей неудобно. Диван скрипнул, когда мужчина опустился на него. Теперь намазать рану и постараться заснуть. Он лег на ее подушку, под ее одеяло — хорошо.

Всех разбудил громкий стук. Маша в испуге выглянула в зал, ребятишки вскочили со своих кроватей. В тусклом отблеске лампы все пытались рассмотреть Артема на диване. Но… увидели поднятую руку, застывшую в воздухе. О-о-о!

— Все в порядке, — донеслось с пола. — Это я… и рука тоже моя.

Артем опустил руку и зажмурил глаза: такой классный сон и так неуклюже прервался на самом интересном месте, не просто интересном, а…

— Ты не пострадал? — Маша наклонилась над его головой.

Вот только ее сейчас не хватало.

— Нет. Пострадало только мое самолюбие, я в порядке.

— А чего глаза не открываешь? — спросила Маша.

Чего-чего! Ничего! Какое ее дело! Шла бы спать!

— Перевариваю сон, — хрипло ответил Артем и, подобрав одеяло, сел на диван.

— Пап, а чего тебе приснилось, что ты так шандарахнулся? — Вовка как всегда был главным дознавателем.

— И ничего я не шандарахнулся, — смутился Артем, поправляя одеяло на своих чреслах.

— Еще как! — Вовка расплылся в улыбке. — Мы думали, гром долбанул прямо в диван. Глядим, а тебя на диване нет, — Вовка развел руками и пожал плечами, передавая крайнее удивление произошедшему.

— Нечего думать и глядеть, а также отлынивать ото сна. Марш в постель. Это, кстати, всех касается.

С этими словами Артем лег на диван. Ребятишки залезли в свои кровати, и Маша тоже. Лучше бы, конечно, к нему… Черт! Вымыть бы язык мылом и щеткой, а лучше мозги… Артем, недовольный собой, взбил подушку, словно повинную в его мыслях, подложил кулак под щеку и накрылся одеялом по самые глаза.

Утром он отвез ребят в школу (по такой погоде сидеть бы им дома, но Маша сказала: нечего прогуливать, раз не больны, чтобы не получать выговора от администрации по поводу нерадивого воспитания детей) и теперь растапливал печку в большой половине. У себя позже растопит. Проспали сегодня, света не было, вставать никому не хотелось, у Маши выходной.

— Мне интересно, как дети заниматься будут, если нет света во всем селе? — сказал он Маше, которая потягивалась перед зеркалом умывальника.

Артем закладывал дрова в печку, мельком поглядывая на сонную Машу.

— Как-нибудь, а может, никак. Главное, мальчишки на занятиях.

Она попробовала воду — холодная, умываться расхотелось.

Артем улыбнулся, но промолчал. Между тем Маша снова открыла кран, помочила пальчик, а потом им один глаз, еще раз — второй глаз, взяла полотенце и вытерла глаза — умылась, повесила его на место и повернулась. Артем смотрел на нее и улыбался. О-о-о!

— Проснулась?

Маша кивнула.

— Тогда доброе утро.

Она снова кивнула и собралась исчезнуть из маленького чулана, но все-таки спросила.

— Что тебе приснилось, раз слетел с дивана?

— Ты.

Маша в недоумении уставилась на мужчину.

— Мы были вместе, — скупо уточнил Артем.

Из скупого пояснения не очень разумная девушка не поняла ни слова, поэтому все также смотрела недоумевающим взглядом. Где они были вместе? Артем подошел к ней вплотную, взял за плечи — его подбородок касался ее лба.

— Мы любили друг друга, — прошептал мужчина, втягивая в себя запах женских волос.

Она замерла, он тоже. Хорошо стоять с закрытыми глазами около теплой печки, вдыхать аромат близкого человека. И не важно, что за окном бушует непогода. Мир, может, и рушится, но он там, а они здесь и сейчас…

— У тебя красивые волосы, — мужчина нарушил тишину.

— Обычные.

Маша по-прежнему стояла не шевелясь.

— Прости, — Артем выпустил ее плечи и отстранился. — Я тороплю события. Прости, если напугал.

— Нет, не напугал, — Маша покраснела, пытаясь найти подходящие слова, но они не находились.

Как расскажешь в нескольких словах о своей неудачной жизни. Когда-то юной соплячкой, она думала, что самая красивая, что самая умная — нос воротила ото всего, что не по ней. В школе дружила не с кем-то, а с самым завидным женихом, только он уехал, не попрощавшись, зато ославил ее на всю Ивановскую и это несмотря на то, что ничего не было: потому и ославил. Поехала поступать не куда-то, а в столицу, наивно полагая, что муж сестры устроит в университет, где преподавал сам. На предложение Иогана подготовить к поступлению громко фыркнула и так же громко хлопнула дверью, обидевшись на сестру. В университет, разумеется, провалилась с недобором не двух-трех баллов, а намного-намного больше. Поджав хвост и опустив нос, вернулась домой.

Устроилась в больницу санитаркой, как по наивности казалось, на год — по жизни — на годы. Если бы не Владимир Иванович, главный врач больницы, неизвестно, как бы вообще сложилась ее непутевая жизнь. Владимир Иванович был другом отца, хорошим другом, не на словах — на деле. Отца Маша не помнила: он погиб, а мама не простила его.

Владимир Иванович не осуждал Клавдию, мать Маши, потому что любила она Димку без памяти, поэтому никак не могла ни простить его гибели, ни оправиться после. Пробовала найти замену Димке, да разве такого заменишь, пробовала утопить горе в вине — горе через край, вот и махнула рукой на девчонок. Катя, уехав из дома, нашла приют, а вот Маше не повезло.

Репутация матери бумерангом ударила по беззащитной девчонке, такой доброй, что в доброте забывала о себе. Всех-то ей жалко. Как можно отказаться от родного ребенка? Владимир Иванович качал головой: мир жесток, Машутка, и он тебя раздавит, но девушка не слушала. Отказаться от ребенка! Он же не виноват. Он не просил, чтобы его приводили в этот мир. Если мир жесток, то как беззащитное дитя, без матери, без отца, сможет в нем выжить? Несправедливо! Не бывать этому. Университет? Да Бог с ним, с университетом. Вы посмотрите, как он улыбается, а как тянется! Вот он вырастет и поступит в университет, а она… ничего… нянечкой побудет: университеты многие заканчивают, а вот нянечек вечно не хватает. Качал головой Владимир Иванович: Димким характер. Всем хочет помочь за одним исключением — себе.

Когда Маша усыновила Димку, с матерью случился первый инфаркт. Снова Владимир Иванович: лечение помогло Клавдии, но теперь жить предстояло в строгих ограничениях, а жить-то она как раз не хотела. Владимир Иванович в последний вечер перед выпиской Клавдии долго беседовал с ней. Может, пора о девчонках подумать? Где Катя? Что с ней? А Маша — простая душа? Клавдия не спорила, но и не соглашалась. Владимир Иванович понял это по глазам: ушел, а ее оставил в этом подлом мире… пусть бы в Ад, лишь бы с ним…

Когда речь зашла о Вовке, Владимир Иванович и слышать ничего не хотел. Решила стать Матерью Терезой? Со всего мира будешь втихаря усыновлять и выдавать за своих брошенных детей? Что значит, не поможете, выкраду?! Ну, знаешь! Своих-то когда собираешься родить? Они и есть свои! Замечательно! Мать больная на руках, тетка с дядькой уже умерли, сестра неизвестно где. Маша, трудно быть одной… Не одна — с детьми… Владимир Иванович сдался.

Последний год, когда Клавдия оказалась лежачей после инсульта, сам взялся за поиски родственников Маши. Даже попросил записную книжку матери. Маша, пожав плечами, принесла и отдала — нет там ничего, только знакомые мамы. Владимир Иванович убедился в этом сам — знакомые мужчины. Лишь один телефон недоступен. Не утерпел, задействовал связи — абонент больше не пользуется этим номером. Чей номер-то? Екатерины Дмитриевны Бланки. Спросил на следующий день Машу номер Кати. Так он недоступен, наверное, симку поменяла — вот и весь сказ. Ну, а двоюродные братья? Так не знает она их телефоны, они вовсе не общались после смерти папы, а она и папу не помнит…

Владимир Иванович развел руками: что же делать? В день смерти Клавдии позвонили с номера Кати, но звонил мужчина. Кто разыскивает Екатерину Дмитриевну и по какому вопросу. Владимир Иванович сообщил о смерти Клавдии. В ответ длительная тишина. Он уже подумал, что скинули — ошибся. Когда похороны? Он… не знает. Там Машка одна… Его перебили, не извинившись: понятно и отключились. Владимир Иванович смотрел на потухший экран своего телефона. Ну, и как это прикажете понимать?!

Он же не был знаком с Ритусом Бланки. Звонил Владимиру Ивановичу именно он, потому что ему передали, что кто-то интересуется старым номером Кати. Через два часа Ритус стоял около дома Маши. Он организовал похороны, узнал, что теперь, скорее всего, Машу лишат родительских прав, потому что… ну, не умеет она разговаривать с нужными людьми, как нужно, да и кто они, эти нужные люди, тоже не очень понимает. По своей глупости подала бумаги как малоимущая, так к ней проверка нагрянула. Мать-одиночка, дети часто болеют, так у них врожденные болячки. Антошке операцию сделали, а вот Димке пока никак… еще мама лежачая. Проверка нагрянула, когда Маша после ночной смены приехала, только-только мать начала обихаживать… В общем, тетенька выскочила из дома с зажатым носом: дети в условиях антисанитарии. У них чисто, пусть не все есть, но что есть… Маша от усталости покачнулась, хорошо, Ритус стул подставил. Его вина: недосмотрел. Одним «прости» не обойтись. Замужество? Какое замужество? А, ее? Маша устало улыбнулась. Кому она нужна? И махнула рукой. Однако на звонок Ритуса на следующий день после его отъезда по поводу замужества уже даже не улыбалась — молчала. Ритус сказал, что расценивает молчание как знак согласия и сообщил, что, в таком случае, ее муж, а заодно отец всех троих детей, приедет через пять дней. Так появился Артем.

Время — неумолимая категория. Со стороны кажется, оно бежит, идет, ползет, в зависимости от нужд человека в нем, но оно не зависит ни от кого и не от чего ни в одном из миров.

Для пятерых, собравшихся сейчас вокруг стола, время замерло на месте. Можно было бы, вот так и сидели. Покойно на душе, тепло, рядом близкие люди. Вовка как обычно вертелся на коленях у Артема, но взрослый не делал замечаний. Антон и Митя держали поделку, чтобы маме было удобнее плести забор. Артем перед этим приклеил спички (столбы забора), теперь очередь Маши. Поделки получились красивые, даже жалко относить в школу такую красоту. Может, их забракуют и после конкурса вернут? Вовка в очередной раз погладил свой сундучок (делал его, разумеется, папа, но он тоже помогал: крышку красил и замочек повесил). Это же настоящий сундук для сокровищ, на стенках вон сколько разных узоров — они все заговоренные (так папа сказал). Артем погладил Вовку по голове: как мало надо в детстве (придется еще сделать — весь вечер от поделки глаз не отрывает). Мите сделали композицию с елкой, избушкой, оградкой около избушки, даже колодец соорудили. Вместо снега — вата. Елочка вышла очень нарядная. Избушка наполовину занесена снегом, но в окне на столе — лампа, и она горит. Митя спросил, как долго будет светиться диод, что впаял Артем. Достаточно долго. Антону сделали композицию из игрушечных зверей вокруг елки. Елку и зверей вылепили из пластилина, затем нарядили зеленую красавицу (теперь она переливалась на свету), всех зверят Маша одела в нарядные шарфики и шапочки, а маленьких бельчат даже в варежки. Поделки вышли великолепные. Маше всегда нравилось перед Новым годом что-то мастерить — любила этот праздник больше всего. Ой, как засиделись! Время-то! Марш в постель, марш! Артем ссадил с колен Вовку — чистить зубы и по кроватям. Слышал, что мама сказала: марш в постель. Дети со вздохом расходились. Маша попросила Артема подержать поделку. Осталось вот здесь, еще вот там чуть-чуть и…

Артем держал там, где просила Маша, подавал, что ей требовалось, и улыбался, потому что у него имелась возможность рассмотреть девушку вблизи и в подробностях. Ему нравилось увиденное, оттого и улыбался. В какой-то момент почувствовал на себе взгляд (Антон с кровати замечательно видел маму, но еще лучше отчима), но не прервал своего занятия: с какой стати. Он не делает ничего дурного — держит, нет, передает ножницы. Вот! Маша в очередной раз закусила нижнюю губу и наклонилась к поделке. Волосок в очередной раз упал на поделку. Артем заправил его за ушко: у нее руки заняты, а он здесь как раз, чтобы помогать. Спасибо! Вот, еще и спасибо получил! Какой молодец!

На следующий день Артем как обычно после обеда сидел у себя. Дети в это время делали уроки, поэтому он им не мешал, а они ему. У Маши не было привычки делать уроки с детьми: проверить, помочь в чем-то — другое дело, но без фанатизма. Артему такая тактика более чем понравилась: пусть приучаются к самостоятельности, заодно слушают на уроках, что и как выполнять, чтобы потом родителей не заставлять мозговыносительством заниматься. Мальчишки смышленые, даже Вовка (одна беда — егоза, за что систематически переписывал домашнее задание). Когда постучали в дверь, Артем сказал: «Да» и продолжил свое занятие. Антон сел рядом со столом на табурет.

— Что делаешь? — спросил мальчик.

— Лезвие для ножа.

Артем рассматривал под лампой заготовку для ножа. На столе лежало несколько деревянных заготовок.

— А это для чего? — снова спросил Антон.

— А это будущая рукоятка. Ну-ка, попробуй, какая больше понравится.

Антон по очереди подержал все пять деревяшек. Дерево разное, это он понял. Какое-то оказалось тяжелее, несмотря на то, что по размеру были одинаковыми.

— А нож будет большим?

— Нет, средним.

Артем подал мальчику заготовку. Антон взял ее осторожно, будто острый нож, подержал на ладони, потом по очереди приложил деревяшки, взвешивая на руке.

— Может, эта? — спросил он.

— Может.

Артем забрал и заготовку, и брусок: молодец.

— Ты по делу или посидеть? — взрослый не стал юлить, знал, что придет, потому что старший.

— Я хотел кое о чем спросить. Можно?

Артем, отложив все в сторону, повернулся к Антону:

— О маме?

— Да.

— Спрашивай.

— Вчера… — Антон откашлялся, чтобы не хрипеть, — ты так смотрел на маму, — и замолчал.

— Вчера я смотрел на маму — это констатация факта. Ты собирался задавать вопрос. Задавай. — Артем понимал, что силы не равны, что перед ним всего лишь ребенок, но для того, чтобы выжить, надо отвечать за слова и поступки.

— Почему ты так смотрел?

— Вот. Теперь я услышал конкретный вопрос. Ответ: потому что мне нравится твоя — ваша — мама, — после паузы Артем добавил, — я не против поухаживать за ней, да не знаю, с чего начать. Элементарного о ней не знаю: какие фильмы и музыка ей нравятся, какие цветы любит, любимый цвет, о чем мечтает. Она все время занята, редко бывает отвлечена интересным занятием, не считая вчерашнего случая.

— Она хорошая, и добрая… — Антон опустил глаза и замолчал.

— Антон, — Артем нахмурился, — в чем дело?

Мальчик помотал головой: ни в чем.

— Ну-ка, выкладывай, — приказал Артем.

— Мама очень хорошая, только из-за своей доброты… из-за нас… не смогла устроиться в жизни.

Артем не стал уточнять, но ждал продолжения. Антон набрался храбрости и сказал:

— Я знаю.

— О чем?

Мальчик поднял глаза:

— О том, что все мы усыновленные, а не родные.

О как! Так! И как реагировать на такое признание?! Артем потянулся за трубкой, долго выбивал ее — и так чистая — долго набивал табаком, долго раскуривал. Наконец, спросил:

— Давно?

— Полтора года.

— Откуда?

— От бабушки.

— А мальчишки?

— Вовка точно нет, Димка — не знаю. Я не спрашивал.

Артем докурил трубку, выбил пепел.

— Жизнь, порой, закручивает в такой переплет… У тебя нет родителей — у меня были дети — два сына, а сидим мы с тобой тут и сейчас: ты — мой сын, я — твой отец. Вот так!.. А мама у тебя замечательная…

— Да чтоб тебе!

Разговор прервался самым необычным способом. Артем с Антоном переглянулись и направились в коридор, посреди которого Маша ругалась со стиральной машинкой, потому что «Малютка» отказывалась стирать белье. С точки зрения техники, за продолжительные годы неимоверно тяжелого труда она заслужила выхода на пенсию и по выслуге, и по старости, и по износу, и отдыха, а лучше — забвения где-нибудь в сараюшке.

— Ну, как это понимать? Выплескивает воду и все.

С этими слова Маша в сердцах бросила половую тряпку на пол. Она вытирала его перед этим дважды. Первый раз подумала, что воды плеснула больше, чем обычно. Второй раз — может, заложила белья на такое количество воды много, но теперь-то что? Артем посмотрел на кучу грязного белья — вот незадача: Маше два дня с восьми до восьми.

— Маша, я, конечно, посмотрю старушку, но не ожидай чуда. Давай сделаем так. Завтра отвезу тебя на работу, куплю новую машинку и все выстираю. Хорошо?

— Нет. — Маша резко разогнулась, чтобы отжать тряпку в ведро, заодно дунуть на волосы — чего выбились. — А ты чего на мокром? — она только увидела, что Вовка стоит как раз в луже.

Артем под мышки поднял младшего: с носков капало. Самому бы не утонуть — переступил на сухие половицы.

— Замечательно, еще и в погреб натекло! — Маша быстро собирала воду, но все услышали, как капает вода с половиц в подвал: полы так себе.

— Антон, помоги, — Артем показал на ноги Вовки — снимай носки. — Теперь…

Потом общими усилиями остановлен, машинка оставлена в покое (Артем разобрал ее, но собирать не стал — чинить там нечего, один износ в прямом смысле, странно, что она вообще работала). Теперь Артем переставлял банки в подвале — ерунда, а вот картошка — плохо. Наверху Маша стирала вручную. На предложение Артема оставить до завтра так зыркнула, что он молча отправился в подвал. Спустился Антон с газетами: мама сказала застелить картошку, газеты частично впитают влагу, а завтра их собрать. Хорошо.

— Ты не передумал? — спросил Антон перед тем как покинуть подвал.

Артем понял: ухаживать, почесал бороду, улыбнулся — нет, сынок.

Чертова машинка! А все Антонина Ивановна! Ей богу, это все она! Ведь до разговора с ней машинка работала исправно, ну, иногда, кулачком по мотору стукнешь — и работает себе. Маша встала, как, впрочем, и легла, накануне, в отвратительном настроении. Ехала молча. Артем не стал спрашивать ее разрешения отвезти на работу, попутно купить стиральную машинку, просто завел машину и открыл дверь, когда девушка вышла из дома. Что он подумает? Ну, Антонина Ивановна!

А все потому, что в последнее свое дежурство Маша попала со старой санитаркой Антониной Ивановной, дремучей пенсионеркой, но работающей — жить-то хочется, а на минималку никак! Антонина Ивановна была словоохотливой старушкой, Маша ей нравилась, поэтому считала своим долгом иногда учить уму-разуму девушку.

— Ох, Машка, простая ты душа! — говорила она в тот вечер. — Да будь ты немного поумнее, похитрее. Жизнь-то неизвестно какая впереди ждет. Подвернулся мужик — хорошо, но ты, раз мужик-то в доме, поимей с него чего-нибудь. Знаешь, так лаской, все лаской, вроде играючи, а сама на черный день хоть тысчонку, а то поболе. В другой раз, чего из одежонки. В следующий, чего из техники: холодильник, телевизор, машинку стиральную… Оно, глядишь, не с голым задом останешься… Они, Маша, мужики-то все одинаковы. Как им баба приестся, так другую подавай. Ты девка красивая, мозговитая — одна беда — дурочка. Сколько баб глупее тебя тобой помыкают? А все почему? Они с образованием. Да ты лучше их всех вместе взятых знаешь, как дитя отходить, по виду диагноз поставишь, но в карточку пишут другие, а ты вон… Эх, так и с мужиками. Ночью-то поласковей будь. Понятно, устаешь, понятно, дети — дом маленький — при них не разбежишься, ну, придумай, когда да где…

Маша, как и в тот раз, снова густо покраснела. Не сказала она Антонине Ивановне, что у них фиктивный брак — никому не сказала, даже Владимиру Ивановичу. Артем заметил пунцовые щеки Маши — скорее всего, кто-то что-то на работе… Спросить, все ли в порядке и получить положительный ответ. Артем ударил по тормозам, Маша ойкнула, подалась вперед.

— Давай-ка выясним один момент. Что бы кто бы тебе не сказал, не посоветовал, не предложил, не… одним словом, я… никуда не денусь. Это, во-первых. Я отвечаю за тебя. Это, во-вторых. Я отвечаю за детей. Это, в-третьих. Уяснила?

— Отвечаешь перед кем?

— Перед своими погибшими женой и детьми.

Помолчав Маша, ответила:

— Уяснила.

— Отлично! Впрочем, румяные щечки тебе к лицу…

Вовка все еще рассматривал, чего бы вкусненького ему съесть. Насытившийся животик, впрочем, протестовал, он уже ничего не хотел, разве что полежать. Антон с Димкой весело посматривали на младшего брата, но молчали. Мама убирала лишнюю посуду — на праздничном столе по-прежнему много разных вкусностей. Артем жонглировал мандаринами — у него классно получалось. По телевизору шел концерт, новогодний огонек, но никто не прислушивался: скорее, для фона.

Маша сегодня выглядела нарядной, веселой и… красивой, потому что глаза улыбались. Артем тоже ничего: рубашку нормальную надел и брюки, а не как обычно: свитер, жилетку и защитные штаны, заправленные в шерстяные носки, бороду подстриг — помолодел. Маша в очередной раз осмотрела стол: все ли на месте — до полуночи есть немного времени. Артем, жонглируя, по очереди раздал детям мандарины: будет, чем заняться. Отлично — то, что надо: приличная песня. Артем повернулся к Маше — грешно не потанцевать под такую музыку. Она с удовольствием. Мальчики поначалу посматривали на родителей вполглаза, но интерес пересилил — повернулись. Артем, оказывается, отлично танцует. А! На последних аккордах мужчина привлек к себе девушку и без зазрения совести поцеловал. Музыка смолкла, а поцелуй все длился. О-о-о! Мальчишки онемели, Вовка вовсе сидел с открытым ртом. Нет, они, разумеется, видели в кино, как целуются, но чтобы мама с папой вот так рядом… Артем отпустил Машу: щечки порозовели, но не более того, осмотрел парней: какие-то проблемы? Нет? Отлично.

— Артем, — Маша пальцем вытерла остатки помады на его губах и бороде.

Мужчина облизал губы и снова улыбнулся: замечательно.

До Нового года всего ничего. Антон, чего застыл? Шампанское открывай. Мальчик взялся за бутылку — никогда прежде не открывал. Пора учиться. Взрослые выпили шампанское с градусами, дети — без. Каждый под бой курантов загадал желание: пусть исполнится. Вот! Очередной Новый год! Ура! Вовка кричал громче всех. Теперь время фейерверков! Все на улицу! За окнами вовсю слышалась пальба. Гурьбой высыпали из дома. Хлопки раздавались со всех сторон: неужели бабульки стали настолько продвинутыми? Артем из гарнизона привез настоящий салют — специально ездил, чтобы порадовать детей и… удивить Машу. Получилось: и радости, и удивления было много. Ну, слава Богу, а то она в последнее время стала какая-то… непонятная.

Артем снова вспомнил их перебранку некоторое время тому назад. Впрочем, «перебранка» — сильно сказано — «перемолвка». Маша с утра свернула высохшее белье и теперь штопала, что требовало починки. Артем по привычке забрал свою стопку и отнес к себе, но, раскладывая вещи, не нашел футболки. Он взрослый дядя — сам зашьет, если потребуется. С этими мыслями отправился к Маше. Она сидела спиной к двери и не видела, как он вошел, вообще не ожидала, что он придет — в это время обычно он занимался своими делами — какими именно — Маша не спрашивала. Поэтому девушка с чистой совестью зашивала свое нижнее белье.

— Гм, — раздалось над ее головой, когда она отгрызала нитку от узелка на трусиках — дырочка ликвидирована.

Маша подняла голову и посмотрела вверх — нитка оторвалась.

— Можно узнать, где моя футболка? — Артем сделал вид, что не замечает шелковых кремовых трусиков в ее руке.

— Я ее пыталась зашить. Впрочем, одним швом больше — одним меньше — ей уже не страшно.

— Я сам в состоянии зашить дырку на любимой футболке.

— Ну, если любимая, то, конечно… — Маша нашла в стопе починенных вещей нужное и подала Артему.

— Да, любимая. Что плохого? У тебя ведь есть любимая вещь — полагаю, они, — Артем указал на трусики, спрятавшиеся в Машином кулачке.

Маша начала краснеть, но передумала: чего уж — все равно на веревке видел все ее белье, поэтому аккуратно свернула трусики и положила в общую стопу. Артем растерялся: не так, не с того… ох!

— Прости, не хотел…

А чего хотел? Артем почесал бороду.

— Спасибо, — и пошел к двери, но остановился. — Маша, я не знаю, как по-умному сказать, но… если что надо… — и ушел.

По-умному? Маша снова вспомнила слова Антонины Ивановны. Содержанкой не будет. Деньги, что дает Артем, не тратит — так и лежат в столе — он знает… У него, видно, тоже не густо: двое брюк с рубашками — форма, два свитера, три футболки, пара трусов да носков, жилетка… Не в этом дело…

Вернулись в дом. Вовка еще в коридоре спросил, сейчас уже первое января? Класс! Это значит, что можно подарки открывать: мама сказала ждать первого января. Вовка во все глаза смотрел на маму. Он сегодня весь день от елочки не отходил, потому что под ней пакеты с подарками. Нет, в Деда Мороза он не верил — взрослый уже. Он понимал, что подарки от мамы, от папы, от братьев — простые, своими руками (по секрету, он тоже всем подарки сделал), но это ПОДАРКИ от самых близких людей. Артем переглянулся с Машей: да, уже первое января — время искать под елочкой пакет или сверток со своим именем. Вовку тут же сдуло торнадо. Елочке пришлось отпрянуть от натиска богатыря Владимира, хорошо, что на ней только небьющиеся игрушки, сделанные своими руками в прошлых и, в основном, в этом году (Артем отлично вырезал игрушки из дерева).

Мальчик достал все четыре свертка со своим именем. В маленькой коробочке леска, грузила и перо (Антон запомнил, что Вовка хотел научиться ловить рыбу), в красивой упаковочной бумаге рисунок Димки в рамочке — портрет Вовки карандашом (классно рисует брат), в пакете с Дедом Морозом — свитер и шапка от мамы — класс, в последнем — подарок от папы. Ух, ты! Это же сундучок для желаний! Он сказочный! Стоит загадать желание, только сильно-пресильно, написать его на листочке и опустить в сундучок — оно сбудется! Правда-правда! Так во всех книжках написано!

Вслед за Вовкой не удержались Антон с Митей. Антон получил от Вовки пластилинового розового слона, свой портрет в рамке от Мити, свитер и шарф от мамы и нож, заготовку которого когда-то выбирал сам, от Артема. Класс!

Митя получил от братьев настоящие краски и кисти, от мамы — свитер и носочки, а от Артема… он сначала глазам не поверил. Это, правда, настоящий мольберт? В ответ прочитал в глазах Артема: учись, сынок.

Взрослые тоже получили подарки от детей, а Артем — от Маши свитер с носками. Когда только успела, а главное — где? А вот Маша получила только три подарка — от детей. Вовка в недоумении посмотрел на папу: не понял! Артем огладил бороду, взглянул на Антона: помоги. Чем? Да, действительно, чем.

— Маша, я не стал класть свой подарок под елку… Он с продолжением, я бы так сказал… — Артем достал из кармана брюк коробочку и протянул Маше.

— О!

Маша начала краснеть, приложила руки к щекам, потом подумала, что она дуреха, там могут оказаться дешевые сережки или цепочка, а она выдумала невесть что, поэтому еще больше покраснела. Наконец, девушка просто закрыла глаза, так и стояла с прижатыми к щекам руками и закрытыми глазами. А ему что прикажете делать? Артем зажмурился и спросил:

— Ты выйдешь за меня замуж?

Тишина уселась за праздничный стол и не спеша рассматривала всех присутствующих. Вовка мысленно написал записку и опустил в ящик для желаний. Антон думал: мама, пожалуйста, открой глаза. Митя знал, что за подарок приготовил маме Артем, потому что помогал выбирать колечко (на прошлой неделе ездили с папой в гарнизон в больницу на осмотр, и не только на осмотр), теперь надо помочь. Он коснулся руки Артема — тот открыл глаза, руки мамы — она тоже открыла глаза. Артем открыл коробочку и, вставая на колено, протянул кольцо.

— Ты выйдешь за меня замуж? — снова повторил мужчина.

— Да.

Все вздохнули с облегчением. Артем надел кольцо на палец, встал и поцеловал Машу крепко, но не жадно.

— Ух, ты! Ура! — Вовка захлопал в ладоши.

Артем оторвался от Маши, взял на руки Вовку и поцеловал в голову, мальчишка тут же обнял его в ответ. Когда папа поставил его на ноги, Вовка обнял маму за пояс, так и застыл. Артем по очереди притянул к себе Антона, потом Митю, шепнув: «Спасибо, сынок».

Сейчас бы чего-нибудь крепенького! Артем погладил бороду: ох!

Ребята разошлись по комнатам, Маша убирала продукты в чулане: что в холодильник, что Борьке с Зинкой. Артем занес последние тарелки.

— Мыть буду завтра, — сказала Маша, складывая посуду в раковину.

— Ты хочешь сказать, сегодня, — уточнил Артем.

— Какой ты дотошный. Если следовать твоей дотошности, то я замужем, кстати, за тобой, так что твое предложение выйти…

— Маша, — Артем подошел ближе. — Ты понимаешь, что я хотел и хочу сказать. Мне это было необходимо, тебе тоже, и мальчишкам…

— Я испугалась, — призналась Маша.

— А я-то как… Машунь, чулан не лучшее место для признаний, но я… как увидел тебя на пороге, так и влюбился. Ты… какая-то домашняя, без выкрутасов дурацких — просто девчонка, которую я люблю… Не умею подбирать слова… прости…

— Ты подобрал… — Маша закусила губу.

— Что тебя волнует? — спросил Артем, видя ее растерянность.

— Ну, много чего… Пол холодный, к примеру… а…

— Иди-ка, Машенька, спать. Печку я сейчас растоплю, чтобы чуть свет не вставать.

— Хорошо… а… куда? — и снова закусила губу.

— Забыла, где диван находится? Проводить?

— Нет, диван найду сама, а…

Артем понял и, не давая возможности договорить, привлек к себе. Целовал долго, жадно, растрепал волосы, распахнул ворот платья: черт! хорошо!

— А теперь исчезни, — Артем оторвался от сладких женских прелестей.

Она исчезла, а он еще стоял, опершись о притолоку чулана. Нельзя так с девчонкой — она заслуживает большего, да и он тоже…