Сюжет для жизни

Татьяна Бершадская

О чём этот роман? О тайнах женской души, о сложных характерах и непредсказуемых отношениях? Да! Об удивительных повседневных событиях и великих незаметных переменах? Конечно! О любви и дружбе, верности и совести, о радости и горе? Несомненно! Но главное – он о тех незримых колдовских нитях, которые соединяют близкие души и притягивают дальние. Назовите их симпатией, назовите их влечением, назовите их любовью, привлеките их в свою жизнь – и вы безусловно будете правы. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 1

Темно. Будильник далеко, а чтобы его заткнуть, надо встать. Если встать сейчас, можно не спеша собраться на работу. И на кофе с сигареткой времени хватит. Вставать, однако, не хотелось, а будильник просто разрывался от звона. Ладно, пусть… А все — таки, гад, достал… О работе думать тошно. С утра у нее всегда такое настроение — себя жалко до соплей. И вообще, не пошли бы вы все!..

А вот и телефон. Она схватила трубку: «Критическое время, — сказали оттуда, — критическое время, критическое время», — попугайский голос не унимался.

— Шщщё пт мнут, — пробормотала она. Ровно через пять минут беспощадный попугай сообщил, что время вышло.

Вот тогда она вскочила, как из-под плётки, заметалась, разрушая порядок в шкафу, выдергивая одежду из аккуратных стопок.

— Всегда одно и то же, — подумала. — Всё в последнюю минуту. А… потому что в башке порядка нет и вокруг тоже. Всё от замусоренной головы. Надо попросить Данку звонить на десять минут раньше. Если это поможет… Или… раньше ложиться — всё это лихорадочно проносилось в голове. И уже, понятно, времени на кофе не оставалось, не говоря о сигарете. Где свитер? Чёрт! Бойлер надо выключить. Или включить? Какой бардак! Господи, никогда времени не хватает! Ни на что!

Наконец, она выскочила из дому и сразу успокоилась: ритуал соблюдён — только так она и умела начинать день. Ну, не получалось у нее по-другому. Она про себя всё знала; ей, вроде, что-то хорошее само в руки падает, а они вечно растопырены от спешки или недоумения, ну и валится всё мимо. А ещё она подозревала, что окружающие воспринимают её совсем иначе, чем она себя — лучше, что ли… А она для себя пальцем не шевельнет от лени. «Обойдусь», — это её словечко страшно бесит некоторых близких и не очень. Она всерьез считает, что без многого вполне можно обойтись. И обходится, и не утверждает, что это хорошо. Это, может быть, и вовсе плохо. Но парадокс состоит в том, что правильное отношение к реальному течению жизни в ней прекрасно уживается с непобедимой ленью по отношению к себе. Ну, не так, чтоб она уж вообще отказывалась от разнообразных благ, но… Если их надо добиваться, то лучше — нет, я в сторонке тут покурю покуда… Так и с деньгами — больших денег у нее нет. И не будет никогда. Они чувствуют, кто их любит, к тому и идут.

«А я, как ворона с сыром — даже то, что есть удержать не могу. А уж приумножить…»

Она стояла на светофоре и мрачно думала, что вот сейчас стУпит на дорогу, а тут машина вывернет, откуда ни возьмись. И всё… Или автобус, которым она ездит на работу, взорвется с очередным шахидом-камикадзе, а заодно и со всеми пассажирами. Никто не знает, как его жизнью там, наверху, распорядятся.

«Ну, ты идиотка! — сказала она себе. — Из-за твоих кретинских фантазий всё у тебя вкривь и вкось. Дура, ну просто дура полоумная»!

Пора уже представить эту заполошную дамочку: зовут её Маня.

«Это имя — твоя суть», — утверждает Манина подруга Дана. А Дана знает, что говорит.

Несколько лет назад она забрела в Манин книжный магазин, в поисках то ли анатомического атласа, то ли книг по компьютерам. Такой стати и красоты женщина давно Мане не встречалась, и она обомлела. Тут, в окрестностях, всё больше юркие, смуглые, мелкие или наоборот — тучные, громкие, бесцеремонные аборигенки. А если и разбавлены «русскими», то они тоже косят под местных или уж так отличаются, будто никуда не уезжали со своих малых рОдин, и так и ходят в ядовитых расцветок кримпленах, сверкая золотом и железом искусственных зубов и вышагивая по плавящемуся асфальту в лаковых туфлях на подламывающихся каблуках. Маня понимала, что её кто-то тоже видит глазами соотечественника, советского, разумеется, и безошибочно угадывает в ней эту родственность, навязанную по факту рождения. Но ей это было «до фиолетовой звезды» — как и что о ней думают. Она для себя самой была одной из функций собственного организма — рабочей. Вот так себя и позиционировала — «рабочая лошадь».

И правильно она себя определяла, потому что был сын-подросток с его учёбой, а больше неучёбой, шалопайством, добрым и доверчивым, но по-бараньи упертым характером, муж-алкоголик с постоянной проблемой работы, потому что его запои ни один наниматель терпеть не собирался. Его гнали отовсюду и он, в гордыне и обиде на несправедливость мира лично к нему, прочно укладывался на диван и предоставлял Мане эксклюзивное право на труд, а равно и на обихаживание себя, люмпена, отвергаемого бездушным миром капитала.

Так она и крутилась. Она растолстела и ходила, как утка, переваливаясь. Так когда — то ходила ее одесская бабушка, а Маня над ней смеялась в глаза и говорила: «Утя-утя-утя… Бабуль, ходи ровно, а то упадешь»! Бабушка от этих слов на секунду выпрямлялась, но ей было очень трудно держать спину, и она снова начинала раскачиваться, а Маню это страшно раздражало. Жестокая она была девочка, сарказм и некоторый цинизм всегда были наготове для тех, кто попадался под руку. А сейчас — толстая тётка в чём-то невнятно сером, сама стала похожа на свою 65-летнюю бабушку. Надо было что-то делать, возвращать себя прежнюю — лёгкую и быструю. Но… лень для себя. Нужен был мощный стимул, чтобы закрутилось быстрее колесо её жизни и перестало, наконец, скрипеть.

Искать приключения на свою голову, в робкой надежде наткнуться случайно на мужчину-мечту? Так ведь сама ни для кого давно уже не мечта.