Серебро ночи. Примум. Книга 3

Татьяна Герцик, 2022

Последняя книга саги. Южаки продолжают наступать на Терминус, уничтожая все живое на своем пути. Пытаясь спасти страну, принявший корону Феррун объезжает столицы королевств, когда-то вошедшие в Терминус, в надежде найти и разбудить дракона, ибо, как сказано в найденном им свитке, только дракон способен спасти страну от гибели. Прорвавшись через заваленный тоннель и горящее болото, в Терминус приходит Торрен со своим войском, стремясь во что бы то ни стало вернуть Амирель. Удастся ли Сильверу отстоять свою любовь, а королю изгнать захватчиков?

Глава третья

Беллатор сидел в своем любимом кресле, устало вытянув длинные ноги, и мрачно смотрел в окно на медленно плывущие по небу грозовые тучи. На душе у него царил беспросветный мрак. Ему было страшно и за своего маленького сына, и за сестру, и за братьев, да и вообще за всех жителей Терминуса. Он даже был немного рад, что его дорогая супруга скончалась и не видит гибели страны.

В последнее время его мучили страшные сны, в которых он видел смерть всех своих близких от рук захватчиков. Если днем долг и здравый смысл еще заставляли его как-то держаться и не показывать своей угнетенности окружающим, то ночи были полны кошмаров и спал он урывками, каждый раз боясь провалиться в новые и новые ужасающие подробности. Кровь, боль и смерть. Неужели это все сбудется?

Да еще и придворные стали вести себя особенно развязно, откровенно пренебрегая его просьбами. Конечно, такое случалось и прежде, но не так явно. Почему? Почуяли безнаказанность? Ведь все дворяне, что могли призвать их к порядку, ушли к южным границам.

Все замечавшая Мартита изо всех сил пыталась помочь брату, но сил у нее было мало. Да и что она могла? Погладить его по плечу или просто сказать, что любит? Этого было мало, катастрофически мало. Она и сама чувствовала, как смыкается вокруг ее родины кольцо врага. Оставался свободным только север, юг почти весь был под властью южаков, или, как они называли себя, уйманам, по остальным, пока еще свободным землям то и дело проносились, кружа и убивая все живое, прорывающиеся сквозь малочисленные заслоны орды врагов.

Их уничтожали, но на их месте тут же появлялись новые, и конца этому не было. В столицу под прикрытие надежных стен стекалось все больше и больше беженцев, бросавших свои дома и пажити, чтоб спасти себя и своих детей. Приезжали они с пустыми руками, и всех нужно было как-то одеть и накормить. Вот от всего этого и болела душа и у наместника, и у его сестры.

Денег не хватало даже на самое необходимое, но придворные, назначенные на свои синекуры стародавним указом короля, требовали выдавать им положенное жалование, не обращая внимания на бедственное положение родной страны.

Как же Беллатору хотелось разогнать эту жадную стаю, но он ничего не мог поделать. Вот и теперь приближался срок очередной выплаты обнаглевшим бездельникам, а королевская казна давно уже была пуста. Полгода он выдавал деньги приписанным к дворцовой свите аристократам из собственного состояния, но оно было не бездонным, и вот-вот наступит день, когда опустеет и оно. И тогда придется, нарушив королевский указ, распустить всех, кто жирует при дворце, пользуясь привилегиями своего положения, по их имениям.

Беллатор поморщился. Скандал неминуем, но это ерунда. Вот как бы помочь тем, кто обороняет страну, теряя при этом все? И тем, кто прибегнул к нему в надежде на спасение?

Сильно стукнув дверью, в его кабинет с грохотом ворвался Рубен. За последнее время брат сильно вытянулся, сшитые пару месяцев назад штаны стали коротки, из рукавов рубахи выглядывали длинные руки, камзол был весь в пыли, и выглядел подросток одетым с чужого плеча оборванцем.

За ним опасливо вошел привезенный Амирель прихрамывающий Клит. В отличие от и не думавшего соблюдать приличия Рубена он поклонился, опасливо поглядывая на наместника.

Рубен, не здороваясь, сердито заявил:

— Беллатор, почему ты не пускаешь меня спасать Терминус? Мне не дают ни коня, ни оружие без твоего разрешения, а я хочу мчаться на выручку Сильверу!

Наместник тихонько вздохнул. Брат был точной копией своей матери Зинеллы, смахивая на нее даже в мелочах. Такой же вспыльчивый, нетерпимый и самоуверенный. Но хотя бы лисьей хитрости, что отличала бывшую фаворитку отца, в нем не было. Рубен, по мнению старших братьев, был бесцеремонен и прямолинеен. И, к сожалению, как многие люди такого типа, откровенно глуп.

— Скоро война будет и здесь. Если ты уедешь, кто будет защищать столицу? — дипломатично спросил Беллатор, чуть сдвинув брови.

Стоявшая подле него Мартита укоризненно посмотрела на младшего брата, но мирно подтвердила слова старшего:

— Да, Рубен, ты должен остаться. — О том, что он слишком молод для сражений, говорить и не думала, прекрасно зная, что этим только настроит брата на еще более воинственный лад. — Ты же понимаешь, что воинов в столице почти не осталось. Я думаю, тебе стоит записаться в городские стражники и объезжать город по ночам. Это очень опасно, нам постоянно поступают донесения о ночных грабежах и нападениях, поэтому можешь и отказаться.

Как она и ожидала, при слове «опасность» Рубен горделиво вскинулся, как старый вояка при звуках трубы, и хвастливо заявил:

— Я ничего не боюсь! — «я всех сильнее» не прозвучало, и старшие брат с сестрой довольно переглянулись. Неужто их самонадеянный братец хоть немного поумнел и повзрослел? Но его следующие слова развеяли их надежду напрочь: — Я хочу получить в подчинение сотню!

Беллатор укоризненно покачал головой.

— Не выдумывай! Ты не король, чтоб командовать. Ты пойдешь или рядовым, или не пойдешь вовсе.

Рубен по-детски надулся. Почитая себя великим полководцем, — ведь он столько раз выигрывал грандиозные сражения с оловянными солдатиками, — он не терпел, когда его таланты не ценили.

— Ладно, — сказал он так, будто делал всем великое одолжение, — для начала пойду служить простым стражником. Но я быстро дослужусь до сотника, вот увидите!

Он выскочил из кабинета, увлекая за собой дружка. С момента появления Клита во дворце парни быстро подружились главным образом потому, что были почти ровесниками. И хотя жизненный опыт Клита, побывавшего настоящим разбойником, — чему Рубен искренне завидовал, почитая это великолепным приключением, — был гораздо богаче, но самоуверенность и чувство своей исключительности позволяли Рубену верховодить в их дружбе, постоянно подбивая спокойного и даже несколько флегматичного дружка на разные, порой вовсе недобрые, проказы.

После их ухода Беллатор устало провел рукой по лбу и выдохнул:

— До чего же он и внешностью и повадками похож на Зинеллу! — посмотрев на опечаленную сестру, печально улыбнулся: — Извини, к тебе это не относится. Ты на нее вовсе не похожа.

— Я отнюдь не обижаюсь, что ты! — Марти чуть пожала узкими плечами. Тугой ворот простого шерстяного платья от этого движения перекосился, и она быстро его поправила. — Я прекрасно знаю, что собой представляла моя мать. Было бы странно, если б ты хорошо отзывался о ней после всех сделанных ею пакостей. Одна попытка отравить отца чего стоит. Хотя за это нужно благодарить графа Контрарио, это же было сделано по его приказу. Увы, я не люблю его, хотя он и мой дядя.

— Я рад, что ты меня понимаешь, — благодарно улыбнулся Беллатор. — Но что нам делать? Везде, куда ни глянь, опасности и беды, а я чувствую себя совершенно беспомощным. Отвратительное чувство.

— А что еще мы можем сделать? — Мартита присела рядом на стул и заглянула брату в усталые глаза. — Мы уже сделали все, что могли. Нам остается только ждать. — И спросила, скрывая трепет: — Вестей от Сильвера не было?

— Пока нет, — Беллатор подозревал, что она ждет весточки от вовсе другого человека, но ничем на это не намекнул. Марти и без того считала свое увлечение Феррео непозволительным. — Но скоро в Ключград пойдет обоз с продовольствием, что-либо да узнаем, когда он вернется.

— Ждать, когда он вернется, очень долго, — вздохнула девушка и посмотрела на юг, будто могла перенестись через невероятное расстояние силой мысли.

— А что нам еще остается? — повторил он ее слова, и она растянула губы в слабом подобии улыбки.

— Ты не сердишься, что я подвигла Рубена пойти в рядовые стражники? — Марти виновато посмотрела на брата. — Я, по сути, его спровоцировала. Он такой внушаемый…

— Тогда он удрал бы на юг, к Сильверу, — Беллатор тяжело поднялся и позвонил в колокольчик. — Это было бы куда хуже. Даже если б он туда и добрался, то своими повелительными замашками лишь мешался бы у брата под ногами. А так он худо-бедно будет под надзором. Опытные стражники не дадут ему показывать свой хвастливый нрав, да и в по-настоящему опасные переделки не пустят. И ты снова обнаружила неплохое знание человеческой натуры, что радует.

Марти хотела было спросить, почему его это радует, но в кабинет вошел секретарь Беллатора с целой кипой донесений со всех концов страны, и она была вынуждена уйти, чтоб не мешать им работать.

По коридору шла быстро, поминутно оглядываясь. Раньше во дворце на каждом углу стояли королевские стражники, и она чувствовала себя в безопасности. Но сейчас почти все они патрулировали Купитос и придворные, которым нечем было заняться, зачастую вели себя как отъявленные охальники, нагло к ней приставая.

Она немного не дошла до детской, когда из-за плотной бархатной портьеры ей наперерез выскочил один из ее главных преследователей, сэр Гарудан. Он появился здесь недавно взамен ушедшего в отставку главного хранителя королевских сокровищ, сэра Урубино, своего отца.

Поскольку работы для себя он никакой не признавал, то и маялся от безделья, особенно теперь, когда после приказа нескио защищать отечество всем дворянам молодых аристократов во дворце почти не осталось. Развлечься ему было не с кем, и он счел, что хорошенькая сестра наместника просто обязана скрасить скучное его здесь существование.

Мартита остановилась, пытаясь сохранить достоинство. Убегать было бесполезно — наглец стоял как раз на пути в детскую. Она твердо сжала губы, с негодованием глядя на молодого мужчину. Ей уже не раз приходилось с ним сталкиваться, и ничего доброго от этой встречи она не ждала.

— Здравствуй, цыпочка ты моя! — сэр Гарудан попытался взять ее за подбородок, но она тряхнула головой и сделала шаг назад. — И чего ты артачишься? — он недовольно заломил бровь. — Это же просто глупо! Пусть ты единокровная сестра наместника, ты простолюдинка, более того, ты жалкий ублюдок!

Марти покраснела. Это была неприятная правда, которую не опровергнешь. Но лишь вызывающе сверкнула глазами, вызвав смех у надменного аристократа.

— Сколько пустой спеси, мышка-норушка! — он сделал внезапный шаг вперед и схватил ее за плечи. — Но даже ты своим скудным умишком должна понимать, что стать моей любовницей тебе будет гораздо приятнее, чем услаждать похоть множества мужиков, что непременно случится после смерти твоего братца. Ведь вы, Медиаторы, — никто, хотя и мните себя правителями всего Терминуса.

Девушке отчаянно хотелось сказать, что никто — это он, откровенный бездельник и белоручка, но она не могла себе этого позволить. По сути, она в самом деле никакой ценности в глазах аристократов не имела. И сэр Гарудан уверен, что делает ей огромное одолжение, даже просто с ней разговаривая.

Она рванулась, пытаясь вырваться из железного захвата, но не получилось, он держал ее крепко.

— Ух ты, какая силачка! — он от души расхохотался. — Сколько страсти! Ты будешь невероятно хороша в постели! Надеюсь, я буду у тебя первым? Или ты уже раздвигала ножки перед моими предшественниками? — он помрачнел и больнее впился сильными пальцами в ее нежные плечи.

— Убирайтесь отсюда! — она уже почти кричала. — Это часть наместника и вам тут делать нечего!

— Это королевский дворец, и это простолюдинам здесь делать нечего! — прошипел он, прижимая ее к себе. — А теперь не ерепенься и поцелуй меня, живо!

Он попытался силой прижаться к ее губам, но она отчаянно рванулась, и, откинувшись назад, высвободила правую руку. От души размахнувшись, опустила ладонь на гладко выбритую щеку. Сэр Гарудан от неожиданности дернулся и схватился за огнем горящую щеку. Отскочив от него подальше, она угрожающе заверила:

— В следующий раз я буду носить с собой кинжал! И не думайте, что я побоюсь пустить его в ход! — и, приподняв длинный подол, пустилась к детской.

Нахальный сэр не постеснялся бы снова схватить ее, но из детской комнаты высунулась одна из нянек и громко спросила:

— Что здесь происходит? Это вы, Мартита?

Девушка, не отвечая, заскочила в комнату и задвинула за собой тяжелый засов. Потом с силой сморщилась, скрывая слезы обиды и негодования, и лишь через пару минут с мнимым спокойствием ответила:

— Сэр Гарудан в очередной раз сделал мне неприличное предложение. Весьма настойчиво.

Няньки попрятали глаза, и ни одна не осудила наглого аристократа. А ведь их Марти выбирала сама из доброго десятка желающих служить наместнику, и они должны быть к ней по меньшей мере лояльны. Как же тогда к ней относятся придворные дамы, не говоря уж про кавалеров?

Девушка горько усмехнулась и прошла в комнату маленького Роланда. Он мирно спал попкой кверху, как это делает большинство малышей. Его любящая тетушка бесшумно присела рядом, с умилением слушая тихое дыхание ребенка и отдыхая душой.

Она давно привыкла к одиночеству, наверное, с самого рождения. Пока была жива мать, на нее никто не обращал внимания, лишь только отец изредка говорил ей, что она настоящая красавица, но презрительно сморщенный при этих словах нос матери эти слова опровергал. Марти в самом деле не считала себя красавицей, но понимала, что среди черноволосых красоток дворца сильно выделяется своими светлыми волосами и голубыми глазами.

Тихо шмыгнув носом, она с трудом сдержала обидчивые слезы. Так хотелось кому-то поплакаться на приставания наглых придворных, на пренебрежение служанок и откровенное презрение считающих ее жалким ублюдком фрейлин. Но жаловаться было некому. Старшие братья были заняты важными, порой смертельно опасными делами и докучать им своими не такими уж и серьезными горестями не следовало.

Марти давно поняла, что ей всю жизнь придется прожить в одиночестве, ведь принимать непристойные предложения и становиться жалкой, ни на что другое не годящейся любовницей она не станет. От этой мысли из глаз сами собой покатились слезы, но она решительно вытерла их ладонью, не желая, чтоб покрасневшие веки выдали ее смятение.

Снова, как обычно при таком плаксивом настроении, она представила себя в объятиях простого парня Ферруна, вспомнила, как покойно и хорошо ей было рядом с ним, и печально улыбнулась. Феррео — король, в этом нет сомнения, а кто она?

Да она даже в фаворитки королю по статусу не подходит, она никто, в этом сэр Гарудан прав. Еще недавно Феррео был простым воином и мог позволить себе многое, даже оказывать ей незначительные, но все-таки лестные знаки внимания. Но когда примет на себя королевские обязанности, а это случится скоро, очень скоро, все изменится.

Король должен будет поддерживать высокий престиж правящего дома и вряд ли сможет выполнить данные простым воином обещания. Да и какие обещания? Вряд ли его сказанные перед отъездом слова: «Это чушь! Мне нужно спешить, но я вернусь, и мы обо всем поговорим», можно считать чем-то большим, чем утешением. Да и его прощальный поцелуй ни о чем не говорит.

Она осторожно притронулась пальцем к губам. Неужели все, что останется в ее жизни — этот торопливый поцелуй? Поняла, что плачет, только когда горячая слеза капнула на ладонь. Стараясь не шмыгать носом, чтоб не разбудить малыша, она торопливо вынула из кармана платок и приложила к глазам, ругая себя.

О чем это она распечалилась? И Сильвер, и Феррун в постоянной опасности, а она сидит и слезы льет по тому, чего никогда не случится! И не стыдно ей? Эта здравая мысль заставила высохнуть слезы, и она вышла к сидевшим в большой комнате нянькам, храня благородное достоинство.

Обсудила здоровье племянника и возможность отлучения его от груди, чему активно противилась кормилица, заявляя, что еще слишком рано, ведь детей из богатых семей полагалось кормить грудью не менее двух лет. Но Марти считала, что Роланд вполне дорос до перехода на взрослую пищу. Няньки ее поддержали, и кормилица получила указание кормить его молоком только два раза в день, а через месяц — и один.

Не желая никого пугать, Марти не стала объяснять, почему дала такой приказ. Положение Терминуса становилось все тяжелее, все ненадежнее, и она со страхом полагала, что вполне может наступить момент, когда им придется просто бежать, бросая свои дома, как это уже пришлось сделать многим тысячам сограждан.

И тогда главным для нее будет — спасти племянника. А для этого он должен быть уже полностью самостоятельным человечком и есть то, что дадут. Не потащит же она с собой кормилицу, ее ведь тоже надо будет чем-то кормить.

Потом Марти отправила одну из нянек за стражниками и в сопровождении двух вооруженных мужчин обошла весь дворец, выясняя, что нужно живущим здесь беженцам, главным образом женщинам с маленькими детьми. Ее искренне благодарили за помощь и заботу, и на сердце у нее стало немного легче.

Пройдя в хозяйственную часть дворца, она поспорила с сэром Вьюиком, главным кастеляном, не желающим выдавать запасы белья каким-то жалким плебеям, навязанным на его благородную голову, вынудив его все-таки поступить так, как должно. Потом долго договаривалась с королевским поваром, под началом которого было более сотни человек, готовить для детей каши, а не острые мясные блюда. Уговорился он только после того, как она пообещала вычитать ненужные траты из его содержания.

По дороге в детскую заглянула в свои покои, в которых не была вот уже несколько дней, предпочитая маленькую комнатку в детской. Взяла необходимые вещи, причем захватила и когда-то подаренный ей Сильвером короткий легкий кинжал, прицепила его к поясу и только после этого вернулась к племяннику. Возле детской ее опять дожидался сэр Гарудан. Завидев ее, расплылся в многообещающей ухмылке, но, заметив следовавших за ней вооруженных стражников, скривился.

— С охраной ходишь, птичка моя? — насмешливо протянул, оценивающе оглядывая суровых мужчин с боевыми мечами и прикидывая, что будет, если он при них попытается обнять эту смешную недотрогу, всеми силами набивающую себе цену.

Сделал шаг, желая это проверить, и тут же уперся в твердые тела охранников, схвативших его за плечи железными руками. Пользуясь этим, Мартита стремительно залетела внутрь, сердито сверкая глазами.

Сэр Гарудан проводил ее взглядом и досадливо выдохнул:

— Вы что, не знаете, что простолюдинам нельзя мешать дворянам?

— Если вы это про нас, — с незнакомым ему высокомерием возразил стражник, — то мы подчиняемся только королю. Кстати, нескио, то есть герцог Ланкарийский, приказал всем дворянам, могущим держать оружие, защищать страну. Так что вы здесь делаете? Гоняетесь за женскими юбками? Так ведь и дворянства лишиться можно.

— Не ваше дело! — прошипел сэр Гарудан, вырываясь из их рук. — Отправляйтесь на пост, вам здесь делать нечего!

— Командуйте кем другим, господин хороший, — услышал непочтительный ответ, — а мы и без вас знаем, что нам надлежит делать, — и стражники демонстративно встали по обеим сторонам от входа в детскую.

Раздосадованный дворянчик был вынужден уйти, бормоча про себя, что все равно залезет под юбку этой несговорчивой крали.

Постояв некоторое время, стражники спустились вниз — наступило их время обхода улиц столицы, на которых было неспокойно из-за толп беженцев, среди которых в страну пробралось немало подкупленных южаками лазутчиков.

Вбежавшую в комнату Марти встретили несколько пар внимательных глаз. Недовольная скорой отставкой кормилица не удержалась от язвительного совета:

— Может, проще уступить такому настойчивому кавалеру? Какая разница — тот или этот? Все равно рано или поздно это случится.

Марти выпрямилась, холодно взглянула в глаза говорившей и угрожающе произнесла:

— Благодарю за совет. Я его непременно запомню! — и ушла в свою комнатку.

У сидевших женщин мороз прошел по коже.

— Слушай, ты ее не зли, — попросила старшая нянька. — У меня от ее слов сердце зашлось. Кто знает, чем это кончится?

Но кормилица, которая уже присматривала себе новое место, не убоялась этого предостережения.

— Да что она может нам сделать, эта ублюдочная девка? Пойдет по стопам своей разгульной мамаши, только и всего.

Младшая нянька опасливо оглянулась на дверь, за которой скрылась сестра наместника, на всякий случай поплотнее ее закрыла, и только потом прошептала:

— Говорят, на нее глаз положил этот, кто по каминам лазает и видит в темноте!

— Этот грязный Феррун, что ли? — расфыркалась кормилица. — И что? Он-то вообще никто!

— Эээ, не скажи, — нянька боязливо посмотрела по сторонам, будто верила в следящих за ними призраков, — он открыл дверь в королевские покои своей кровью!

Кормилица немного помолчала, обдумывая эту новость. Потом похлопала себя по пышной груди и заявила:

— Клянусь своим молоком, ни на грош не верю! Да кто этого чумазого мальчишку допустит до королевских покоев! Там же стражи стоит немеряно!

— А он и не один был! Они туда вчетвером ходили, Беллатор, нескио, и еще эта, привезенная с севера особа, как ее, — нянька напряглась, припоминая необычное для Терминуса имя, — Амирель!

— Да откуда ж ты знаешь! — недоверчиво зафыркала кормилица. — Можно подумать, кто-то видел, как они туда входили!

Няньку покоробила такая подозрительность. Она никогда не передавала пустые сплетни, считая подобное поведение недостойным.

— Видеть не видели, но один из стражников, имя говорить не стану, а то уволят его, из интересу прошел до королевских покоев, пока наместник со спутниками были внутри, и посмотрел на дверь. Там никаких замков нет, сплошное полотно, но в маленьком углублении под острым камнем была кровь. И среди обычной красной крови была капелька синей! Вот и догадайся, чья она была?

Но кормилицу такими сказочками было не пронять. Визгливо рассмеявшись, она заявила:

— Вот ведь выдумки! Да вся эта блажь про голубую кровь королей яйца выеденного не стоит. У наших аристократов вся кровь голубая, пока им ее не пустят! Видала я ихнюю кровь, красная, так же, и у всех нас! Так что побасенки мне тут не рассказывайте! Тоже мне, Феррун — король! Да я сейчас животик от смеха надорву!

Няньки переглянулись и замолчали. Чего рассыпать бисер перед свиньей? Кормилицу выбирали из деревенских баб, чтоб здоровая была, ума и воспитания от нее никто не требовал. Вот она такая и есть. Хорошо хоть, что раньше молчала. Как говорится, и на том спасибо.

Поиграв с племянником, Марти уложила его спать, посидела немного рядом, пока он не угомонился, затем уступила свое место няньке. Уже в своей постели вспомнила про кинжал, поднялась, положила его под подушку, крепко обхватила рукоятку ладонью и только тогда заснула.

Снова приснился кошмар: она, скрываясь от врага, пробирается какими-то чащобами с закутанным в шерстяное одеялко Роландом и ужасно боится, что малыш заплачет. Сон был таким явственным, что она проснулась, содрогаясь от животного страха.

Неужели ей снятся вещие сны? Нужно или нет говорить об этом Беллатору? Подумав, решила, что не стоит — брата и без того терзают свои демоны. Но нужно вставать, хотя на дворе еще даже солнце не взошло. Зато в такую рань все придворные спят, и можно не бояться приставаний сэра Гарудана.

Она представила, с каким удовольствием вонзает охальнику в грудь острый кинжал, бегущую зловещим ручьем алую кровь, и тут же устыдилась своих мыслей. Нет, так нельзя. Но как же ей избавиться от его домогательств?

Умывшись и одевшись, осторожно заглянула к племяннику. Он мирно спал, оберегавшая его покой няня клевала носом, сидя на стоявшем рядом кресле. Заслышав легкий скрип открываемой двери, тут же встрепенулась, сердито глянула на потревожившую их покой хозяйку и приложила палец к губам, требуя тишины.

Тихонько притворив дверь, Марти пошла к старшему брату, ощущая непривычную, но успокоительную тяжесть оружия на бедре. Успеет ли она выхватить кинжал, если на нее нападут сзади? Нужно будет потренироваться. Зря она не делала этого, когда во дворец приезжал Сильвер и предлагал ее научить. Но он бывал здесь так редко и ненадолго, что было грешно занимать его время всякой мелочью.

К тому же подобные занятия не полагались приличной девушке. Да в то время и нужды обороняться не было — если кто из мужчин и посматривал на нее со вполне определенными намерениями, стоящие на всех углах стражники не позволили бы этим намерениям осуществиться.

Как она и ожидала, Беллатор уже не спал, читая донесения при свете неяркой свечи. Марти невольно отметила, что свечка чадила, порой даже потрескивая. Брат стал экономить даже на свечах? А она-то шикует, пользуя дорогие свечи. Надо заказать для себя что попроще, оставив хорошие только в комнате Роланда.

Завидев сестру, Беллатор оторвался от бумаг и устало ей улыбнулся.

— Как дела? — его голос звучал хрипловато, и Марти пронзило острое сочувствие.

— Ты не ложился спать? — она заметила серые тени у него под глазами и нездоровый цвет лица, хотя малый свет единственной свечи и делал их почти незаметными.

— Поспал немного, — уклончиво ответил он и спросил, нахмурившись: — Ты носишь кинжал? Что случилось?

Она небрежно повела плечами.

— Сейчас все вооружились, вот и я последовала их примеру. Ты же помнишь, этот кинжал подарил мне Сильвер. Как-то спокойнее при оружии.

Нахмуренный лоб Беллатора разгладился.

— Да, время суровое. Но как там мой сынок? Мне даже не удается с ним поиграть. Не состыкуемся мы с ним во времени. Когда у меня выпадает свободная минутка, он непременно спит, и наоборот, — печально пошутил обездоленный отец.

— У него все хорошо. После того, как его полечила Амирель, он ничем не болеет, — заверила его сестра и принялась пересказывать все те мелкие проказы, что совершал шустрый племянник.

Беллатор улыбнулся уже светлее. Позвонив в колокольчик, Марти попросила лакея принести перекусить. Тот ушел, а она тревожно осведомилась у брата:

— Ты не против, Беллатор? А то я распоряжаюсь тут, как у себя.

Он несколько удивился:

— Что ты, я рад твоей заботе, ведь больше обо мне заботиться некому. Все мои секретари заняты и тоже, как я, спят урывками. Подозреваю, и поесть забывают.

Лакей принес еду на позолоченном подносе. Оставив его на столе, он по распоряжению Марти удалился. Она сняла с блюд позолоченные крышки и смущенно сморщила нос.

— Ооо? — поразился Беллатор, заглянув в кастрюльку. — Это что? Каша?

— Это моя вина, — покаялась Марти. — Я вчера велела нашему повару готовить для матерей с детьми кашу. Но в отместку он решил кормить ею всех.

— Невероятно! — рассмеялся Беллатор. — Это самый лучший способ разогнать надоевших прихлебателей. Вот еще бы нечто столь же простое наш великолепный повар готовил и на обед, и на ужин.

— Я говорила ему о необходимости экономить, — задумчиво произнесла Марти, беря в руки ложку. — Может быть, он учтет мои пожелания?

Попробовав кашу, осталась довольна:

— Очень хорошо. Каша на молоке, с маслом и медом, очень вкусная. Надо будет его поблагодарить. Надеюсь, нам положили ее из общего котла.

Беллатор уверил ее:

— Конечно. За то время, что лакей прошел туда-сюда, никто бы для нас отдельно кашу сварить не успел.

— Сварить-то нет, но вот сдобрить ее маслом и медом — вполне, — уточнила она.

К каше прилагались свежие булочки с ветчиной, но на этом все. Марти наелась, но Беллатор перекусил бы еще, и это при том, что сестра отдала ему все булочки.

— Тебе не снятся сны? — внезапно спросил он, нервно сжимая салфетку.

Составляя пустую посуду обратно на поднос, она нервно вздрогнула. Это не укрылось от ее проницательного брата.

— Значит, снятся, — вздохнул он. — Они не связаны с Рубеном?

Марти отрицательно махнула головой. Говорить правду она не собиралась. К чему нагнетать и без того невыносимую тревожность?

— А мне вот уже несколько раз снилась смерть нашего шебутного братца. Может быть, запретить ему участвовать в охране столицы?

У нее дрогнули руки, и одна из ложек со звоном упала на полированный стол.

— И чего ты этим добьешься? Он никого не слушает. Не станешь же ты его связывать? Можно, конечно, его запереть, но не думаю, чтоб его нрав от этого улучшится. Он найдет способ сбежать и все равно поступит по-своему. Ты же знаешь, он очень самоуверенный.

— Самовлюбленный он и на редкость пустоголовый, — Беллатор сердито пристукнул кулаком по палисандровой столешнице. — Образумить его мне не удалось.

— И не удастся, — уверила его Мартита. — Рубен считает дураками всех вокруг, а себя, наоборот, очень умным. Как это делала и моя мать, увы. Я не осуждаю ее, у нее была очень непростая жизнь, но походить на нее не хочу.

Беллатор вспомнил виденную им в придорожной таверне ублажающую пьяных мужиков Зинеллу и с сочувствием посмотрел на сестру. Об этом ей знать нельзя, это настоящий позор. И для чего отец вздумал наказать опаивающую его любовницу подобным образом, не думая о последствиях? Ладно, если Зинеллы нет в живых, и та не сможет вспомнить свою прежнюю жизнь. А если вспомнит? Он-то скандалов не боялся, но вот на репутации сестры это сказалось бы самым ужасающим образом.

Марти взяла поднос с использованной посудой и направилась к двери. На слова брата, что для этого есть прислуга, возразила:

— Я хочу поблагодарить повара за вкусную кашу, так что мне по дороге. И поднос вовсе не тяжелый, так что никакого труда это не составляет.

Она ушла. Беллатор крепко провел рукой по лицу. После еды, пусть и не такой обильной, как он привык, захотелось спать. Но сон — это роскошь, которую он себе позволить не мог. И неизвестно, когда сможет выспаться за все эти нескончаемые тяжкие года. Если только в могиле.

Мартита принесла поднос на кухню, отдала его посудомойке. Повар мрачно за ней следил, ожидая нагоняя. Но она мило улыбнулась и похвалила:

— Спасибо от нас с братом за невероятно вкусную кашку, вы просто волшебник, я даже вспомнила детство. Надеюсь, все наши гости будут вам так же благодарны. А чем вы собираетесь потчевать наших привередливых аристократов?

— Тем же самым! — отрубил довольный похвалой шеф-повар. — Ничего отдельного для них я готовить не стану. Время военное, вот и пусть привыкают к лишениям.

Вкусную кашу Марти относить к лишениям бы не стала, но тем не менее с серьезной миной согласилась с поваром и отправилась в привычный обход дворца. Все было как всегда: беженцы вполне довольны; возвратившиеся с ночного обхода стражники заверили ее, что в городе все в порядке, ходивший с ними Рубен в опасные переделки не лез, а, вернувшись, сразу ушел спать.

Она на всякий случай дошла до комнат мальчишек и убедилась, что оба — и брат и его друг мирно спят в своих постелях. Это ее успокоило, и в детскую она шла уже спокойно, мечтательно вспоминая Ферруна.

Вздрогнула, когда задолго до поворота в часть наместника дорогу ей перерезал нагло скалившийся сэр Гарудан.

— И где ты шляешься, интересно? — он с прищуром оценил боевой кинжал на ее боку. — Ну-ну! Не забыла, что бывает простолюдинам, когда они угрожают аристократам? Вспомни-ка!

Ей не нужно было вспоминать, она это прекрасно знала. Смертная казнь. Игнорируя его предупреждение, она вызывающе передвинула ножны поближе и положила ладонь на рукоять, готовясь в любой момент выхватить лезвие.

— Ты что, смерти не боишься, отважная моя? — притворно восхитился он ее смелостью. — Не думаешь ли ты, что твой братец сможет тебя защитить? Он вообще-то призван выполнять указы короля.

Ничуть не сомневаясь в своей неприкосновенности, мужчина двинулся на хрупкую девушку. Мартита обреченно замерла. Бежать было бесполезно, он все равно ее догонит. Оставалось одно — защищаться. И почему она не взяла с собой стражу? Понадеялась, что сэр Гарудан еще спит, как и большинство не привыкших рано вставать аристократов?

Может быть, ей стоит позвать на помощь? Но кто из живущих здесь придворных ей поможет? Они будут просто насмехаться, только и всего. Их с братом придворные не любят. Впрочем, это взаимно.

Гарудан метнулся к ней, но она проворно отскочила в сторону, выхватила кинжал и со всего маху опустила тяжелую рукоять на его голову. Он заорал и от боли, и от неожиданности.

— Ах ты стерва! Да я тебя! Получишь ты у меня! — он снова попытался ее схватить и снова получил рукоятью по голове.

На шум из ближайших покоев выглянул один из придворных и сразу возмутился, увидев, что его родичу угрожают кинжалом.

— Это что такое? Какое право ты, наглая девка, имеешь право бить дворянина? — он с презрением посмотрел на Марти.

— А какое право он имеет приставать ко мне? — она знала, что все возражения обернутся против нее, но возмущение заставило ее быть неблагоразумной.

— К тебе любой имеет право приставать, просто по обстоятельствам твоего рождения, — презрительно выплюнул тот, гнусно кривя рот. — Странно, что ты не понимаешь столь простых вещей. Мамаша тебе что, этого не объяснила?

Марти отчаянно захотелось вонзить кинжал между ребер этого высокомерного гада. Понимая, что ей от них не отбиться, она закричала, даже не надеясь на помощь. Кто тут будет ей помогать? Придворные, которые ненавидели ее мать, презирали отца, а теперь пытаются оспорить власть брата? И это при том, что страна ведет отчаянную борьбу за само свое существование?

На ее крик из комнат начали выходить дворяне. Некоторые из них уже успели попробовать поданную на завтрак кашу и теперь горели справедливой, по их мнению, жаждой возмездия.

— О, вот и наша повелительница дворцовой кухни! — маркиз Белевотто, пользуясь своим почтенным возрастом отказался исполнять приказ нескио, отправив воевать своих старших сыновей. Ему нравилось жить в королевском дворце, беседуя, как он выражался, с себе подобными. — Это по твоей милости теперь нас будут потчевать всякой дрянью?

— А вы не заметили, что страна воюет, и в казне просто нет больше денег? — зло выкрикнула Марти. — Если вам не нравится дворцовая пища, отправляйтесь по своим имениям и ешьте там, что захотите!

— Ах, какая умная! — сэр Шриб с удовольствием отыгрывался за последнее унижение, которое ему пришлось пережить, уча грамоте привезенную Алонсо крестьянку. — А то, что по указу его величества Адэлберто Седьмого мы, ответственные за достойное представительство отсутствующего короля, обязаны жить во дворце, тебе не нравится? Ты смеешь спорить с нашими великими королями?

— Вы давно уже ничего не делаете, — Марти решила не церемониться с этими бездельниками, — только зря тратите казну Терминуса!

— Казну тратит твой наглый брат, — вступил в спор сэр Ортес, тоже жаждущий крови Медиаторов. — Его состояние превосходит все наши вместе взятые.

— У брата давно уже ничего нет, — дрожа от возмущения, прокричала Мартита, — он все отдал на вооружение войска! И беженцы тоже живут за его счет!

— Так мы тебе и поверили, шлюха и дочь шлюхи! — скривил тонкие губы сэр Гарудан. — Пошли ко мне, пока не стало хуже!

Придворные возмущенно зашумели, требуя отдать им эту девку.

— И чего ты добилась своими тупыми воплями? — сэр Гарудан потер болезненные шишки на голове. Он вовсе не хотел делиться этой девицей ни с кем, почитая ее своей, и только своей добычей. — Сделала только хуже. Как думаешь, что с тобой станется, когда тебя поимеют все здесь присутствующие?

Марти повернула кинжал клинком к себе.

— Ну попробуйте! Кто первый? — воскликнула, понимая, что скорее убьет себя, чем даст надругаться.

— Какая смелая девка! — сэр Ортес вынес из своей комнаты длинный боевой меч. — А вот я сейчас выбью у нее из рук этот смешной кинжальчик!

Вспомнив, что оружие есть у всех, придворные вслед за ним метнулись в свои комнаты и вернулись уже с длинными боевыми мечами. Обступив девушку, приставили мечи к ее горлу и груди. Марти приготовилась к смерти. Это было очень легко сделать — просто шагнув вперед.

— Что здесь происходит? — раздался потрясенный голос Беллатора. — Вы что, с ума сошли?

— Отнюдь! — ответил ему сэр Ортес, — просто восстанавливаем справедливость.

— Быстро уберите мечи! — приказал Беллатор. — Или я прикажу королевской страже вас связать.

Придворные глумливо рассмеялись.

— А ты имеешь право приказывать королевской страже? — маркиз Пульшир, дальний родственник Роситы, яро протестующий в свое время против женитьбы на ней Беллатора, повернул меч против наместника. — Кто ты вообще такой? Твое дело — обеспечить нам достойную здесь жизнь, а не соваться в наши дела!

Беллатор впервые в жизни не знал, что делать. Развращенные бездельем аристократы того и гляди убьют сестру, или, что еще хуже, она сама, по своей воле, наткнется на острые мечи. Он услышал позади лязг мечей и понял, что подоспели стражники. Но будут ли они защищать его и Марти? Ведь маркиз Пульшир прав — формально они ему не подчиняются.

— Придите в себя, — попытался воззвать он к здравому смыслу возбужденных дворян. — Вы делаете хуже только себе!

— Сначала мы сделаем хуже и тебе, и твоей ублюдочной сестренке! — объявил сэр Ортес. — А потом доберемся и до того, кто объявил себя герцогом Ланкарийским!

Но тут уже зашумели и королевские стражники, и часть придворных, протестуя против этих опрометчивых и несправедливых слов. Подошедшие секретари наместника тоже попытались успокоить махавших мечами придворных.

— Что вы делаете! — сэр Ланс не мог понять, что случилось. Он только что вернулся из городской ратуши, видел тысячи мерзнувших на улицах новых беженцев, которых нужно было куда-то поселить и накормить, и знал, что все эти заботы снова упадут на наместника. — Если вам скучно, займитесь делом!

— Убирайся, щенок! — презрительно сверкнул глазами один из придворных. — Подпевай Медиаторам в другом месте!

Стражники вышли вперед.

— Сложите оружие, или мы заставим вас это сделать! — сурово произнес Крис.

— А вот на это вы никакого права не имеете! — возмутился сэр Ортес. — Мы дворяне, личности неприкосновенные!

— Сейчас проверим, — и Крис одним взмахом меча выбил оружие из слабых рук дворянина.

Меч со звоном отлетел в сторону. Дворяне загомонили, не желая уступать каким-то жалким простолюдинам. Сэр Гарудан, уже давно пожалевший о своей вспыльчивости, с опаской следил за бледной, но решительной Марти. Он вовсе не хотел причинять ей какой-либо вред, он просто хотел, чтобы она добровольно пришла к нему в постель. Кто ж знал, что она скорее умрет, чем выполнит эту его не такую уж и трудную просьбу?

Но остановить распалившихся придворных было невозможно, это он хорошо понимал. Недовольство зрело слишком давно, многие столетия, поэтому гнойник можно было вскрыть, только сместив Медиаторов с их чересчур уж теплого местечка. Чувствуя свою вину перед девушкой, он постарался встать поближе, чтобы в случае настоящей опасности хотя бы попытаться ей помочь.

Беллатор вздел руки вверх, призывая всех к спокойствию.

— Здесь наш кардинал. Думаю, его благотворное влияние остудит горячие головы! — и он попросил сэра Ланса: — Позовите его преосвященство, да предупредите о том, что здесь творится.

— Никакие святоши вам не помогут! — торжественно заявил маркиз Пульшир. — Ты и так должен нам за низкое соблазнение моей кузины, и вот настал час расплаты!

Марти надоело стоять под остриями мечей и, пользуясь тем, что держащие их мужчины отвлеклись, она с силой ударила кинжалом по одному из мечей. Кинжал вырвался из ее рук, но и меч тоже опустился, и она быстро метнулась в сторону брата. Не ожидающий этого один из окруживших ее дворян рефлекторно взмахнул мечом, распоров ей левый рукав и задев нежную кожу.

Но она, не обратив внимания на струей брызнувшую кровь, уже стояла рядом с братом, решительно выпрямившись.

— Иди скорее к лекарю, — Беллатор с ужасом смотрел, как алые капли крови, свиваясь в ручей, текут по ее платью, — не медли!

Она лишь зажала правой рукой длинный порез и покачала головой, давая понять, что не уйдет. Один из стражников вытащил кусок полотна, приготовленный для перевязки, и перетянул ей руку. Поблагодарив его усталой улыбкой, она отошла к противоположной стене и привалилась к ней плечом, чувствуя сильную слабость.

Показался торопливо шагающий кардинал в сопровождении сэра Ланса и своей немаленькой свиты. Увидев окровавленную девушку, вопросил звучным голосом:

— Кто здесь настолько низко пал, что ранил беззащитную девицу?

Маркиз Белевотто на правах старшего по возрасту и чину в дворцовой иерархии, ответил, не особо чинясь:

— Эта девица сама бросилась на нас с кинжалом, мы были вынуждены защищаться, только и всего.

Кардинал с насмешкой посмотрел на маркиза.

— То есть вы настолько трусливы, что всем скопом, вооружась боевыми мечами, оборонялись от девушки с ее маленьким кинжалом? Вы это мне хотите сказать? А помните, что говорится в дворянской хартии?

Такого поворота дворяне не ожидали. То, что к ним применят положения хартии, прямо говорившей, что обнаживший меч против безоружного человека, тем более женщины, недостоин быть дворянином, было для них неприятным откровением.

— Мы просто шутили, — принялся нервно заверять кардинала сэр Ортес, испугавшись лишения дворянства.

— Поэтому Марти и стоит здесь вся в крови? — кардинал, так же, как и наместник, недолюбливавший бездельников-придворных, сердито погрозил им узловатым пальцем. Повернувшись к девушке, мягко спросил: — Так что здесь случилось? Почему они напали на тебя с оружием в руках?

— Им не понравилось, что на завтрак им по моему распоряжению подали кашу, — язвительно ответила она, с вызовом посмотрев на сэра Гарудана.

Тот озадаченно заморгал, не в силах связать кашу и свои домогательства.

— Что-ооо? — разом выдохнули кардинал, Беллатор, стража и свита кардинала. — Так это из-за чрезмерных притязаний этих недотеп? — не стал скрывать своего отношения к происходящему кардинал. — Как жаль, что в столице нет герцога Ланкарийского, я бы немедля ходатайствовал о лишении всех вас дворянских привилегий.

— А нас нельзя лишить дворянства, ваше преосвященство! — маркиз Пульшир изящно обмахнулся белоснежным платочком, в его крови, такой же гнилой, как и у его предшественников по отцовской линии, играл азарт. — Мы по указу короля занимаем важные придворные должности. И лишить их нас, так же, как и дворянства, имеет право лишь король, которого, как вы знаете, нет.

Придворные облегченно зашумели. Раздались насмешливые выкрики, требования подать настоящую еду и даже выпороть Марти на конюшне за наглость.

Беллатор с негодованием наблюдал за этими бесчинствами. Как сладить с этими распоясавшимися дворянчиками? Те ведь правы — они ничего им не могут сделать. Если только потихоньку перебить, но тогда их места займут их наследники. Как же быть? Феррун не желает становиться королем, значит, надо искать какой-то выход.

Ах, как не вовремя все эти дикие распри!

Все больше бледнеющая Марти искала взглядом, где бы присесть. С беспокойством следивший за ней сэр Гарудан внезапно заявил, обращаясь к Беллатору:

— Ваша честь, я прошу отдать мне Марти в фаворитки. Клянусь, она будет единственной, не считая законной жены, естественно.

Марти с ненавистью посмотрела в его глаза и отчеканила:

— Никогда!

Придворные зашумели.

— Она не имеет права отказаться, — маркиз Белевотто был чрезвычайно доволен унижением наместника, — незаконнорожденная дочь незаконнорожденной матери не имеет права отказывать дворянину! Сэр Гарудан поступает в высшей степени благородно, беря ее в фаворитки, то есть предоставляя средства для благородной жизни неблагородной женщине.

Беллатор заскрежетал зубами. Кардинал хмуро сдвинул брови. В самом деле, это неписанное правило отменить было нельзя. Они переглянулись, решая, как им быть.

Но только Беллатор открыт рот, чтоб заявить решительный протест, как раздался холодный звучный голос:

— От чего Марти не имеет права отказаться? Чтоб стать любовницей этого тупого олуха?

Все повернулись на звук. Перед ними стоял в запыленном черном плаще Феррун, злой и непривычно встревоженный.

— А тебе какое дело, ты, ничтожество? — сэр Гарудан с бешенством топнул ногой. — Ты вообще кто такой?

— Я тот, кто прикажет выпороть тебя на дворцовой площади, как городского дурачка! — со зловещим спокойствием объявил Феррун.

Беллатор узнавал и не узнавал своего старого знакомца. Феррун возмужал, посуровел, даже лицо стало лицом взрослого мужчины, а не бесшабашного мальчишки, каким было еще совсем недавно. Что случилось? Дела настолько плохи?

Шумное возмущение дворян заставило его прекратить размышления.

— А вот это может приказать только король! — этот издаваемый дворянами шум не давал кардиналу вставить ни слова.

— А ну тихо! — скомандовал Феррун, не повышая голоса.

Тишина воцарилась такая, что слышно стало, как урчит в животах у полуголодных дворян. Все замерли, не понимая, что случилось.

Феррун подошел к Марти, провел рукой по ее плечу, залечивая рану, посмотрел в измученные глаза и пообещал:

— Они за все заплатят, обещаю.

Сэр Гарудан, опомнившись, подскочил к Ферруну и попытался оттолкнуть его от девушки. И тут же, перелетев через весь коридор, с силой ударился о противоположную стену и остался лежать, тупо глядя в потолок.

— Он ударил дворянина! — маркиз Пульшир обвиняющее уставил палец на Ферруна. — Его следует казнить по закону, данное нам королями! Пренебрежение королевской волей спускать нельзя никому, пусть даже и такому воину, как он!

— Скоро все поменяется, — Беллатор с надеждой склонил голову перед Ферруном. — Не так ли, ваше высочество?

Этот титул вызвал недоумение среди придворных, и они уставились на Ферруна, не понимая, что происходит.

— Да, время пришло, — вынужденно согласился тот. — Веди это тупое стадо в тронный зал и неси корону. Я приду туда через десять минут.

Он стремительно повернулся на каблуках, взметнув за собой полы плаща, и быстро исчез в одной из комнат дворца.