Пионеры провинциальной медицины

Татьяна Гуркова

Повествование Татьяны Гурковой – увлекательный экскурс в историю медицины. На примере маленького провинциального городка – почти два века Российской медицины, от создания земских врачебных участков до формирования советской системы здравоохранения. Читатель имеет возможность познакомиться не только с событиями, но и с главными действующими лицами – врачами, фельдшерами, медицинскими сёстрами, фронтовыми санитарками и санинструкторами. Книга предназначена для широкого круга читателей.

Дубовка. Дебют

В состоянии некоторой неуверенности въехал молодой врач Филонович в деревню Дубовку. Позднее он будет с особой теплотой вспоминать об этой маленькой земской больничке, о своих первых хирургических шагах, сделанных здесь, а пока его терзают сомнения, иногда даже накатывает страх, ведь предстоит одному, самому, вдали от научных центров, в тёмной и недоверчивой среде, принимать и спасть людей. Впрочем, последнее преобладало. Жажда работы и принесения пользы была столь сильна, что заглушала все остальные эмоции.

Дубовка встретила нового доктора приветливо. Управляющий графского имения, находящегося неподалёку, Александр Карлович Маас с женой приняли в устройстве Владимира Павловича живейшее участие. В первое время он часто проводил свободные вечера в их радушной гостеприимной семье, порой засиживаясь допоздна. В один из таких домашних вечеров пришло известие из больницы, доложили, что привезли из Левых Ламок священника с оторванной рукой. Гость молча, торопливо простился с хозяевами и всю дорогу, полторы версты, находился в задумчивости. Ему представился случай самостоятельно провести операцию, большую, настоящую, на живом человеке, оказать пострадавшему осязаемую помощь. Но вместе с этим пришла и растерянность, захотелось вдруг, чтобы всё обошлось без операции. Приехав в больницу, Владимир Павлович выслушал доклад фельдшера и спросил непонятно у кого — у фельдшера или у самого себя — что же нам делать? Тот лаконично ответил: «Ампутацию». Весь его вид в тот момент показался доктору ехидным, что быстро отрезвило и дало правильное направление ходу мыслей, началась подготовка к операции.

Операционной служило помещение аптеки, а аптечный стол стал операционным. Фельдшер Александр Иванович, не дожидаясь указаний, приготовил в «операционной» инструменты, бинты, губки, корпию и хлороформ. Ассистенты уже дожидались. Ехидный фельдшер, глухая акушерка, две сиделки и сторож Ефим, которому в своих записках Владимир Павлович отводит особое место. «Ефим, всегда присутствовавший при приёмах больных и заведовавший большим горшком с разведенной горчицей; на него была возложена довольно ответственная обязанность — вырезывать определённых размеров тряпку и, смазавши её горчицей, налеплять, куда прикажут; но горчичники, по-латыни синатумата, он называл по — своему „ляпизмата“, производя это название очевидно от глагола лепить».

Ассистенты обсуждают между собой, как батюшку угораздило попасть в такую переделку. Оказывается всё очень буднично и обыденно. Возвращаясь с какой-то требы, батюшка зашёл на гумно и, подойдя к молотилке, стал укорять подавальщика, что тот не так подаёт снопы: «Разве так подают — сказал батюшка, схватив сноп ржи, — вот как надо!» При этих словах батюшкину правую руку вместе со снопом втянуло в барабан. Пока останавливали барабан, рука превратилась в месиво по самый локоть. Выход был, действительно, один — ампутация. Батюшку уложили на стол и дали хлороформу. Нюхает батюшка хлороформ 15 минут, 20 минут, нюхает полчаса, а засыпать и не думает, шумит словно пьяный. Фельдшер, тот самый, ехидный который, под руку шепчет: «хлороформ-то… скоро весь…». Атмосфера волнительная. Да тут ещё вдобавок ко всему батюшка громовым басом, поставленным голосом провозгласил: «Нашему великолепнейшему эскулапу Володимеру многая лета». Под хихиканье фельдшера, религиозное трепетанье глухой акушерки доктору припомнился университетский анатомический театр, где спокойно в тишине, не торопясь и без волнений, на одной и той же руке можно было проделать разные методы ампутации, отыскивать сосуды, прощупывать сухожилия, а в случае неудачи — подправить. Здесь же ничего подобного проделать было нельзя, и медлить тоже недопустимо. Нужно сразу выбрать верный метод.

Наконец-то хлороформ подействовал и больной начал затихать. Тихим жалобным голосом пропел самому себе «недостойному иерею /имярек/ вечная память» и отключился. Владимир Павлович начинает орудовать инструментом и, не захватив быстро артерию, приходит в смущение — на трупах такого не бывало. Однако вид брызжущей крови заставил собраться, мобилизоваться и все дальнейшие манипуляции произвести успешно. Итак, дебют состоялся. Батюшка после операции быстро пошёл на выздоровление и вскоре возвратился домой, но в церковь вернулся уже псаломщиком.