Повесть о стромынских святых

Татьяна Ивановна Хомякова, 2014

Россия XIV века, разрозненная и истощенная междоусобными войнами. Русские князья вынуждены платить дань Золотой Орде. Небольшая пустынька в лесу , основанная братьями Варфоломеем и Стефаном становится местом духовного возрастания и покоя, привлекая все больше людей самого разного происхождения и возраста. Сюда же приходят два странника, которые по пути пригрели паренька-сироту Спирьку. Жизнь в монастыре, монастырские трудности, обычаи и навыки, духовный рост друзей от простых мирян до наместников обители, увиденные глазами Спиридона – все это вы найдете в книге.

Моровая язва

Дни шли за днями. Лето с его ягодами, грибами, съедобными травами, дикими яблоками и орехами ушло. Сначала пришла осень, — ходили в лес и среди березняка и осинника собирали крепкие грибы с коричневыми и красными шляпками, резали, сушили. Уже давно построены были обе кельи, у Спиридона была отдельная заклеть, — пристроечка, сложенная так, чтобы не мешать уединению и молитвам старшего друга. Однако мальчик предпочитал в холодные ночи примоститься в зазадороге — узеньком пространстве между печкой и стеной. Там лежал тюфячок, который получился из старых одежек, уже не годных для ношения и потому пожертвованных Феофаном мальцу. После вечерней службы и Правила, которое они читали вместе, Спирька залезал в зазадорогу и выглядывая оттуда слушал, как молится и кладет земные поклоны его товарищ. Черные волосы на плечах, суровая одежда, самодельная свеча, а чаще — лучина перед образами… И губы мальчика тоже шептали «Господи! Иисусе Христе! Сыне Божий! Помилуй мя, грешного!»…

Страшные вести доходили до обители: по Руси шла моровая язва. Она косила людей, не глядя на светлость сана и на всех «вынизала многоядные свои зубы» — как рассказывал один монашек, который вместе с епископом Новгородским и Псковским Василием был в Пскове. Зараза пришла из литовских земель, появилась сначала в Пскове и пригородах. Еще вчера здоровый человек слабел, потом жар охватывал его, он начинал харкать кровью и на третий день умирал. Близкие относили умершего в храм на отпевание, а через два-три дня и они все лежали в одном гробе и над ними пели «Со святыми упокой!…» Гробовщики не успевали ладить гробов, ужас, казалось, висел в воздухе. Вот тогда псковичи призвали святителя Василия, еще недавно отвергаемого ими. Желая независимости от Новгорода, требовали они поставить особого, Псковского Епископа, а когда пришла беда, послали к нему за помощью….Отец Василий не помня обид, отправился тотчас же и, не зная сна и отдыха, ходил по городу, служил молебны, причащал больных, освящал жилища…. И Господь внял молитвам праведника: мор в Пскове прекратился…Епископ Василий отслужил последний — благодарственный — молебен и пошел в Новгород, в котором уже бил тревожный набат, там тоже началось моровое поветрие…

–По дороге остановились мы на берегу реки Узы, костер развели… Отец Василий мне говорит — иди, набери сосновых лап побольше и посмолистее и сам сядь против дыма. Не гляди, что кашляешь и глаза ест, вдыхай, чтобы одежда дымом от смолы пропиталась…. Говорит, а у самого, гляжу, глаза блестят нездоровым блеском, от нас всех отодвигается, а потом говорит: «Я болен, ко мне не подходите. Умру — отпойте и похороните тут же, все вещи мои сожгите и ступайте с Богом. А теперь идите, мне помолиться надо». Наутро уже он холодный был, мы его как был, так и похоронили, вещи сожгли, крест срубили, над могилой поставили… А нас он отмолил, — никто из бывших с ним не заболел. В Новгород боюсь идти — черная смерть там…Дозвольте пожить здесь, об упокоении новопреставленного Василия помолиться…

Молча слушали насельники, ждали, что скажет преподобный.

— «Приходящего ко Мне не изгоню вон»,-сказал Спаситель…. Прими брата, позаботься пока о нем, — обратился он к светловолосому монаху, который тогда пришел вместе со Спирькой. Его недавно постригли с именем Леонтий и он исполнял в обители послушание лекаря. Низко поклонившись, Леонтий кивком пригласил монаха пройти в баню, где тот долго парился, а сам прожарил на камнях его одежду, чтобы убить возможную заразу.

Вскоре прискакал гонец от удельного князя Андрея: присланы были щедрые пожертвования и просьбы молиться о прекращении мора, который захватил уже Смоленск, Киев, Чернигов, Суздаль и грозил приблизиться к Москве. После утреннего молебна Святой Живоначальной Троице Леонтий отправился к преподобному Сергию.

На следующее утро все насельники обители строили новую келью, которая, по мысли Леонтия, должна было отстоять далеко от всех прочих, окружена была порослью молодых елочек и имела отдельную тропу к источнику. Здесь должны были жить и келейно молиться первое время все, приходящие в монастырь, пока не получат благословение на присоединение к общей молитве. Всем насельникам и монахам также велено было при первых признаках недомогания оставаться в келье и вывешивать в окне знак — черную тряпицу. В обязанность Леонтия входило лечение заболевших. О том, кто будет погребать умерших, пока не говорили, — «довольно для каждого дня своей заботы». А вот вопрос о том, кто их будет отпевать, беспокоил многих, поскольку приходящие священники из Переславля-Залесского были теперь редкими гостями в обители. Братия, собравшись, пришли к Сергию, прося его принять священнический сан и стать игуменом. Не сразу согласился преподобный, однако, исполняя волю епископа Афанасия, стал, наконец, игуменом обители, на радость всем в ней живущим.

Вновь пошли день за днем, месяц за месяцем. Окруженную лесами обитель редко посещали паломники или торговые люди. По-прежнему трудилась братия — каждый своими трудами зарабатывал хлеб насущный. Спирька пристроился к отцу Леонтию, — запоминал как лечить, какие травы собирать, как делать отвары и примочки. Помогал делать перевязки при глубоких ранах, смотрел, как Леонтий отворяет жилу у одного монаха, неожиданно покрасневшего и упавшего без памяти. В вечной котомке у Леонтия были и острый нож, и сушеный тысячелистник для остановки крови, и мох в тряпице, который привязывали к ране….Спирька учился вправлять вывихнутые суставы и много чего еще узнал от своего наставника.

–А вот у нас в деревне, где я у кузнеца жил, была одна знахарка. Та тоже собирала и травы и грибы, а еще могла порчу навести и заговоры всякие знала… Я хотел было к ней попроситься, чтобы она меня научила, да кузнец не пустил, еще и подзатыльник дал — чтоб не думал даже.

–Это он правильно сделал, — улыбнулся Леонтий, — тебе за него не уставать надо Богу молиться. Вот стал бы ты колдуном и погубил навек бессмертную свою душу! Чародейство и волшебство — страшный грех. По правилу Анкирского собора «Те, которые приводят волхва в дом свой к больному ради исцеления чародейством, пять лет да не причастятся», а уж те, которые сами чародейством занимаются — те по Священному Писанию из церкви извергаются…

–Страсти какие! И навсегда?

–Ну, если покаяние принесут, то и тогда пять лет без причастия. Во времена апостольские многие волхвы и чародеи покаялись, пожгли свои книги и через то спаслись…

–А ты не чародей?

–Нет, я травник. Был такой Иоанн Дамаскин — по его учению есть четыре стихии: огонь, вода, земля и воздух. Человеческое тело, как и все тела в природе, состоит из тех же стихий. В теле наше земле соответствует черная кручина, воде — глен, воздуху — кровь, огню — желтая кручина…

Спирька слушал, старался понять или хотя бы запомнить, что говорит его наставник, одновременно влажной тряпицей протирая вспотевшее лицо больного, подхватившего где-то лихоманку. Поначалу перемогался, но потом ослаб совсем и пришел к Леонтию, попросил травки попить для лечения. Поселили его в келье, предназначавшейся для приезжих, но пока пустовавшей, после вечернего правила ему дали потогонную траву и он сейчас уже спал, только крупные капли пота выступали на лбу, унося с собой остатки хвори. Спирька встал. Помолился — в красном углу висели иконы Спасителя, Пресвятой Богородицы и еще одна, написанная здешним иконописцем — святой Лазарь Четверодневный. Ему всегда молился отец Леонтий, когда жизнь больного была на краю, вытекала по капле — с кровью, с потом. И лечебницу называли еще лазаретом — домом, где покровительствовал святой Лазарь.

В храме Святой Троицы рядом с алтарем висела икона, список с той, что находится на Кипре. Название этой земли, окруженной морем, на которой был епископом и потом был похоронен святой Лазарь, Спирька узнал также от Леонтия. Икона так и назвалась — Кипрская. Посланцы патриарха Константинопольского, доставившую это икону, рассказывали, что святой образ стоял на воротах, ведущих к церкви Пресвятой Богородицы. Однажды аравитянин, проезжая мимо этой церкви, захотел поглумиться над христианской святыней. Он пустил в образ стрелу и попал в колено Пресвятой Богородицы на иконе. В ту же минуту из раны потекла кровь в таком количестве, что обагрила землю. Аравитянин от ужаса бросился скакать домой, но, не доехав до дому, пал на пути мертвым.

Божия Матерь на иконе была в короне и на троне — Царица Небесная! Вверху около Нее по сторонам ангелы, с каждой стороны по одному, в венцах с ветвями; внизу коленопреклоненные — с одной стороны священномученик Антипа, с другой — мученица Фотиния. Еще дома, когда он жил у кузнеца, Спирьке рассказали, что мученик Антипа — первый помощник при зубной боли, а мученица Фотиния — исцеляет от лихоманки. Но отец Леонтий сильно огорчился, когда Спирька начал «делиться» с ним своими знаниями.

— Неужто ты думаешь, что святые только одно что-то могут делать? Вот я — грешный монах, если придет ко мне кто с кашлем, разве скажу — «уходи, я только живот лечу»? Да и разве я лечу? Разве святые лечат? Они — наши заступники перед Господом, их молитвами мы и спасаемся и исцеляемся. А Врач и Целитель душ наших и телес — один, Господь! Ну а мы, те что на земле — парим, мажем, травки отвариваем — его орудия…Ну, как лопата в руке огородника — чтобы землю копать.

— А я? Я смогу быть таким орудием?

–Трудись, учись, себя не жалей для ближнего, молись о помощи милости Божией — и, Бог даст, сможешь…

–А…. Преподобный?

–Его молитва исцеляет и без нашей с тобой помощи. Господь слышит каждое его слово, Богородица сама ему помогает. По его молитве Господь мертвого воскресил, — знаешь это?

–Нет….

–Отец Сергий запретил рассказывать, но я сам мертвого мальчика видел — точно, мертв он был!!!А потом из кельи отца Сергия на своих ногах вышел. А ему уже его отец и гроб сделал…

Мальчик и верил и не верил. Верил — потому что не мог ему лгать отец Леонтий, да и в молитвенной силе Преподобного Сергия не сомневался. А не верил, потому что очень уж много родных ему людей перешло за тот порог, откуда, как считается, нет возврата….

Помолчали…

–Ну вот, завтра отправится наш болящий восвояси и наша лечебница опустеет, — встрепенулся Спирька.

–И слава Богу, — ответил Леонтий.

Однако утром после службы, на котором выздоровевший монах причастился святых Христовых Таин, когда Леонтий и Спиридон шли по своим кельям (Спиридон уже давно при помощи старших друзей срубил себе отдельную келью), их догнал монастырский привратник.

–Отец Леонтий, погоди! — запыхавшись проговорил он, — не знаю, как быть. Прибыл посланник от князя Андрея… но по всему видно — болен он…. и как бы не моровая язва это…точно, как тот монах про отца Василия сказывал… — Дыхание его было прерывистым, сам бледен и испуган.

–Иди в свою келью и оттуда ни ногой, возьми ладан, окури всю келью, сам больше дыши благовонным дымом и молись святому целителю Пантелиймону и всем святым, — резким, не терпящим возражений голосом велел Леонтий. Потом повернулся к Спирьке:

–Спиридон, ступай к отцу игумену, расскажи что слышал. Скажешь, отец Леонтий — с прибывшим, в лечебнице.

Через пару дней посланник от князя Андрея отдал Богу душу, перед этим сообщив, что князь Андрей, так же как и перед этим князь Симеон Гордый и владыка Феогност, скончался от моровой язвы. Братия молилась келейно, собирались лишь на Литургию и сразу расходились. Служили молебен, кадили ладаном более чем обычно, потом каждый шел в свою келью и занимался там рукоделием и молитвой. Все — как обычно. По милости Божией, заболел лишь один монах — тот самый привратник. Посланник был отпет и похоронен тут же, у обители, положив начало монастырскому кладбищу. Привратник же выздоровел, благодаря заботам отца Леонтия. По грамоте, переданной посланником, князь Андрей перед смертью, сильно скорбя душою, что оставляет молодую жену Марию, у которой уже был годовалый сын Иван и которая была уже сильно тяжела, просил Преподобного Сергия не оставлять его семью духовном попечении и окормлять их, заменив родного отца. Сорокоуст об упокоении новопреставленных служили всей братией, потом — молебен Пресвятой Богородице о здравии и благополучном разрешении от бремени рабы Божией Марии. На сороковой день после молебна Преподобный Сергий, склонив колени, долго молился, а потом воскликнул: «Слава тебе Господи! На свет родился доблестный муж, благочестивый наследник своего отца!» Сороковой день после смерти князя Андрея был днем рождения князя Владимира. Опекуном и наставником его с самых малых лет, так же как и наставником князя Димитрия, также рано оставшегося без отца стал митрополит Алексий, которого связывала с Преподобным Сергием святая дружба.

Конец ознакомительного фрагмента.