Близкая даль. Книга 2-я

Татьяна Катушонок

События происходят в деревне, в 1940–1941 годах. Накануне войны активизируются мистические силы, и герои романа сталкиваются с необычными феноменами. Дружба, любовь, в том числе к Родине, чувство патриотизма – проходят через всё произведение, а мистические истории заставляют задуматься, что в жизни не все так просто, как кажется на первый взгляд. Многие истории, описанные в книге, имели место в реальной жизни, происходили с автором, его родными и близкими.Входит в одноименную полную версию.

ГЛАВА 54

С ТЕХ ПОР, как уехал Иван, в сердце Розы поселилась тревога. Что бы она ни делала — мысли о брате занимали ее внимание, девушка стала рассеянной и задумчивой, ее глаза потускнели, и в них запечатлелась глубокая печаль. Это бросилось в глаза окружающим, больше всех недоумевала Анастасия. Как-то вечером на репетиции спектакля к новогоднему празднику девушка поинтересовалась у подруги, все ли в порядке. Роза отвела взгляд и ответила, что просто нет настроения.

— Мне кажется, ты что-то недоговариваешь… — заметила Настя. — Может, расскажешь, что случилось?

Роза уткнулась глазами в пол и промолчала, она не знала, сможет ли одноклассница ее понять.

— Могу я чем-нибудь помочь? — поинтересовалась Настя.

Коржакова стрельнула глазами на Варенкову и заявила, что причина грусти девушки в том, что она влюбилась.

— Хочешь, угадаю в кого? — выпалила Тамара. — В Леньку Баренцева!

— Замолчи! — одернула ее Настя.

Коржакова в изумлении глянула на подругу — в жизни не было, чтобы девушка разговаривала с ней в таком тоне.

— Ты чего? — опешила Тамара.

— Уйди… — гневно произнесла Настя.

— Ой-ей-ей, какие мы нежные… — фыркнула Тамара, взяла новогоднюю стенгазету и стала ее рассматривать.

— Не обращай внимания, вечно сует нос не в свои дела… — махнула рукой Настя.

Роза едва сдерживала слезы, бесцеремонность Коржаковой ранила ее до глубины души.

— Причем здесь Ленька? Я за брата беспокоюсь, — призналась девушка.

— Почему? Насколько я знаю, он жив и здоров…

— Как уехал на лесозаготовку — места себе не нахожу…

— Поэтому ты такая печальная?

— Да, — кивнула Роза, глаза девушки заволокли слезы, приступ гнетущей тоски, словно тисками, сжал ее сердце.

— Не расстраивайся, все будет хорошо, — подбодрила подругу Настя.

Коржакова с ревностью глянула на одноклассниц. Ее задело, что девушки не хотят с ней разговаривать.

— У близких людей не должно быть секретов, — с обидой произнесла девушка, — раз мы дружим, то не должно быть недомолвок.

— Верно, — ответила Настя, — к близким людям нужно относиться бережно и не бросать им в глаза колкости.

— Подумаешь — уже и сказать ничего нельзя… — фыркнула Тамара.

В этот момент в актовый зал вошла Гурьева. Женщина придирчивым взглядом осмотрела декорации к спектаклю и сказала ученикам подняться на сцену.

— Продолжаем репетицию, — заявила завуч. — На чем мы остановились?..

— На эпизоде, когда колонизатор наказывает раба… — напомнил Стригунок.

— Верно, вспоминайте реплики, начинаем…

— Пошли, — кивнула подругам Настя и поднялась на сцену.

Репетиция продолжалась до позднего вечера. Гурьева требовала от старшеклассников максимального вхождения в роли. Стригунок, игравший негритенка-раба, перепачканный печной сажей, то и дело падал на сцену, изображая изможденного трудом пролетария Африки. К концу генеральной репетиции бедра и руки парня были в синяках, но завуча по-прежнему не устраивало, как он играет свою роль. Женщина дождалась окончания мизансцены и, негодуя, заявила:

— Кто так падает?.. Тебя безжалостно хлещет кнутом поработитель, какое выражение лица у тебя должно быть?

— Потерянное… — буркнул Юрка.

Парень поднялся с пола и сел на перевернутый плетеный короб, служивший декорацией. — Надоело падать, все бока горят… Можно я тулуп на пол брошу?

Гурьева негодовала:

— Ты понимаешь, что перед тобой безжалостный эксплуататор? — женщина указала на Селистратова, игравшего роль английского колонизатора. — Это твой заклятый враг, как ты должен на него смотреть?

— С ненавистью, — отчеканил Стригунок.

— Правильно, а ты как смотришь?

Парень понурил голову.

— Ты должен смотреть на него с пролетарской ненавистью, как если бы хотел его убить.

От этих слов Селистратов съежился и спрятался за женщину.

— Понял? — спросила Гурьева.

— Понял, — кивнул Стригунок.

— Давайте еще разок…

Ребята нехотя заняли места на сцене.

«Вот пристала… — ворчала Тамара. — Третий час гоняет… То руку подняли не так, то интонация голоса ей не нравится, то смотрим не так… Взяла бы и сыграла сама…» Девушка водрузила себе на голову плетеную корзину с овечьей шерстью, имитировавшей хлопок, и, поддерживая её рукой, пошла за Юркой по сцене…

— Хорошо… — одобрила завуч. — Появляется колонизатор… Селистратов, твой выход… Доходите до середины сцены, и здесь негритенок оступается и падает… Селистратов, подбегаешь к рабу и бьешь его плетью по спине. Стригунов — закрываешься от ударов истязателя руками и с ненавистью смотришь на него… Молодцы, сегодня все. Напоминаю — эта репетиция последняя, 30-го декабря у нас спектакль, выучите слова, чтоб от зубов отскакивали…

— Понятно, — кивнул Селистратов, — можно идти?

— Ступайте, — Гурьева собрала листки сценария, разбросанные на столе перед сценой, и вышла из комнаты, за ней актовый зал покинули актеры.

Дорогой домой девчата вернулись к прежнему разговору, мнения подруг разделились. Зинаида серьезно отнеслась к опасениям Розы, а Тамара и Анастасия считали, что девушка себя накручивает.

— Выбрось чепуху из головы, — посоветовала Тамара, — ничего с Иваном не случится, сколько раз уезжал из дома — и ничего, и на этот раз обойдется…

— Действительно, — кивнула Настя, — постарайся отвлечься, не нагнетай страсти там, где их не может быть.

Розе было обидно слышать это от подруг.

— Как вы не понимаете?.. — в отчаяньи произнесла девушка. — Мое сердце обмирает, когда я думаю о брате.

— Отстаньте от нее! — заступилась за одноклассницу Зинаида. — Может, она предчувствует что-нибудь, Иван — ее брат, не удивительно, что Роза беспокоится. Моя бабушка советует обращать внимание на импульсы души…

— Причем здесь твоя бабка? Мы о Розе говорим, — возмутилась Тамара.

— Девчонки, не ссорьтесь… — вмешалась Фаина. — Жизнь покажет, кто прав, пока ничего плохого не произошло, и ладно…

Девушка подошла к Розе, обняла ее и сказала, чтоб подруга не беспокоилась.

— В жизни все идет к лучшему… — подбодрила одноклассницу Рудакова.

— Угу, — кивнула Роза, — только на сердце все равно тревожно.

— Неисправимая… — покачала головой Коржакова.

Девчата попрощались и пошли домой, каждая осталась при своем мнении. Роза вернулась домой, поужинала и легла спать, но уснуть не могла. Мрачные мысли не давали девушке покоя.

Елизавета приглушила свет керосиновой лампы, освещавшей комнату, и села прясть шерсть. Время от времени она взволнованно поглядывала на дочь, беспокоясь, не заболела ли она… Чтобы проверить свое предположение, женщина отложила работу и подошла к кровати девушки.

— Доченька, тебе нездоровится? — спросила женщина.

Роза не ответила, девушка металась по постели и тихо стонала. Елизавета дотронулась до лба дочери и, ощутив испарину на ее коже, побежала за полотенцем. Взяв льняной рушник, хозяйка смочила его в воде и, отжав, протерла лицо и грудь девушки. Некоторое время Роза вела себя спокойно.

— Слава Богу… — вздохнула Елизавета и погладила дочку по распущенным волосам.

«Может, простыла?» — подумала женщина. Ее мысли прервал стон дочери. Хозяйка склонилась над постелью девушки и с тревогой всмотрелась в ее бледное лицо. «Не пойму, что с ней? Со дня отъезда Ивана девчонку не узнать, то о чем-то думает и молчит, то забьется в угол и плачет…» Женщина с тревогой посмотрела на дочь и заметила, что девушка во сне дернулась и, не открывая глаз, прокричала:

— Не убивай его, не надо!!!

Елизавета попыталась разбудить Розу, но она не реагировала.

— Что же это такое? — перепугалась Елизавета. — Станислав! С Розой что-то неладное творится… — окликнула она мужа.

Хозяин открыл глаза и, зевнув, спросил:

— Что случилось?

— Роза бредит… — взволнованно произнесла женщина и прослезилась.

— Чего ревешь? Слезами горю не поможешь…

Елизавета глянула на мужа и произнесла:

— Может она — того?..

— Что?

— Умирает…

— С чего ты взяла? — переполошился мужчина и подбежал к дочери.

Шум в доме разбудил Панкрата. Мужчина отдернул цветную занавеску, отгораживавшую его кровать от общей комнаты, и поинтересовался, что случилось.

Елизавета глянула на брата и, всхлипнув, запричитала:

— Роза умирает…

Станислав в испуге глянул на жену, склонился над дочерью и прислушался к ее дыханию.

— Надо же, как тяжело дышит… — разволновался мужчина. — Вся постель мокрая, словно ее водой окатили.

Панкрат подошел к постели племянницы и посмотрел на девушку.

— Заболела?.. — с тревогой произнес мужчина.

— Стонет и мечется, а температуры нет, — в отчаянье произнесла хозяйка.

— Худо дело… — покачал головой Панкрат и стал спешно одеваться.

Елизавета увидела, что брат набросил тулуп, и поинтересовалась, куда он собрался.

— К Головановой, — объяснил мужчина, взял ушанку и направился к двери.

— Подожди, вместе пойдем… — остановил его Станислав.

Мужчина быстро оделся и последовал за родственником.

Оставшись с дочерью наедине, Елизавета не находила себе места. Перед ней на кровати в беспамятстве лежала Роза, а как помочь ей — женщина не знала… Хозяйка закрыла ладонями лицо и заплакала:

— Доченька, не покидай нас!.. — но девушка ее не слышала, сознание Розы блуждало в мире снов, пытаясь отыскать душу брата.

Входная дверь тихо скрипнула, и в дом вошла Федосья.

— Как она?.. — поинтересовалась знахарка.

Женщина склонилась над Розой, взяла ее за запястье и прощупала пульс.

— Прости, Елизавета, мне надо понять, что происходит с твоей дочерью… — пояснила знахарка и, не дожидаясь ответа женщины, взяла хозяйку под локоток и отвела в сторону.

Федосья села на край кровати девушки, раскрыла ее сомкнутые веки и, посветив над ее лицом фонарем, заглянула Розе в глаза.

— Она спит, — произнесла старуха.

— Ты уверена? — спросила хозяйка.

— Абсолютно!

— Почему же она так мечется?..

Голованова положила убеленную сединой голову на грудь девушки и прислушалась к биению ее сердца.

— Спит… Только очень крепко, один Бог знает, где витает ее душа…

Станислав с облегчением вздохнул.

— Почему она такая холодная и бледная? — поинтересовался мужчина.

— Ее душа где-то далеко, с телом ее связывает незримая нить, тронь ее грубо — и оборвется, поэтому не шумите…

Станислав недоверчиво посмотрел на знахарку и подумал: «Что она говорит? Старая стала, совсем ума лишилась…» Голованова положила свою ладонь на холодный покрытый испариной лоб девушки и прикрыла свои глаза.

«Уснула… — ахнул Варенков. — Зачем мы ее позвали? Надо было дождаться утра и везти Розу в больницу». Знахарка сидела у постели Розы с закрытыми глазами и внутренним взором наблюдала за странствиями души девушки в мире снов.

— Ложитесь, я подежурю возле нее, — устало произнесла Федосья, — хочу узнать, что терзает душу вашей девочки, но черная мгла мешает… Душа Розы где-то за ней, я чувствую ее, но не вижу…

Станислав подозрительно посмотрел на знахарку. «Точно не в себе… — подумал мужчина. — Что годы делают с людьми, а ведь была умная женщина, все село к ней за помощью обращалось, без нее ни роды, ни свадьбы не проходили, со всеми вопросами к ней шли, а теперь состарилась и умом тронулась, про душу говорит… Кто ее видел? Никто, сказки все это…»

Хозяева прислушались к совету знахарки и решили отдохнуть, но заснуть не смогли. Голованова дежурила у постели Розы всю ночь и не на шутку обеспокоилась душевным состоянием девушки. «Что ее так тревожит? — терялась в догадках женщина. — Болезни в ней нет, тогда в чем дело?..» Федосья снова и снова прислушивалась к биению сердца девушки и в недоумении пожимала плечами. Елизавета подошла к знахарке и поинтересовалась, есть ли изменения в состоянии дочери. Голованова в растерянности посмотрела на хозяйку.

— Нет, — с грустью ответила женщина, — дыхание ее мне не нравится…

— Почему?

— Беспокоит ее что-то… Нелегко ей будет, на такую красоту много охотников найдется… Не знаю — завидовать вам или жалеть…

— И не говори… — вздохнула Елизавета. — Такую красоту еще уберечь надо…

За разговорами женщины не заметили, как наступило утро. Станислав и Панкрат, отмаявшись всю ночь, занялись домашними делами, мысли о Розе не давали мужчинам покоя. Голованова призвала все свое знахарское мастерство, чтобы привести девушку в чувства, хотя понимала, что действует вопреки ее воле. Окурив девушку травами и произнеся над ней ряд заклинаний, знахарка приказала Елизавете не будить дочь.

— Она должна сама проснуться, — предупредила Федосья, — как очнется — ни о чем ее не спрашивайте, захочет — сама расскажет, я схожу домой, сделаю, что нужно, и вернусь.

Женщина сняла с вешалки тулуп, надела его и собралась уходить. Панкрат заметил это и разволновался:

— Ты бы поскорее там, знаешь, как бывает: пока есть, кому помочь — ничего плохого не происходит, а как рядом такого человека не оказывается — обязательно что-нибудь происходит.

Голованова задумалась над словами мужчины, она на самом деле не знала, что может произойти в ее отсутствие.

— Не шумите и громко не разговаривайте, — посоветовала женщина, — пусть спит, для нее любой резкий звук может быть губительным.

— Хорошо, — кивнул Панкрат, — стало быть, ты советуешь не будить…

— Ни в коем случае!

— А разговаривать с ней можно?

— Можно, только тихо и доброжелательно.

Панкрат взял стул и поставил у кровати племянницы. Мужчине было невероятно жаль девушку, он склонился над Розой и с тревогой посмотрел ей в лицо. Девушка вздрогнула, села на кровати и, не открывая глаз, стала бить Панкрата.

— Не трогай, отойди от него!!! — в беспамятстве кричала девушка и, схватив родственника за чуб, потянула на себя. — Вот тебе, вот!.. Не тронь моего брата, слышишь?!

Мужчина взвыл от боли и попытался высвободиться, но девушка мертвой хваткой вцепились в его волосы, не желая отпускать.

— Отстань… — простонал Панкрат, помня наставление знахарки, что шуметь и грубо разговаривать с девушкой нельзя. — Что вы стоите? Сделайте что-нибудь… — взмолился мужчина.

Елизавета вышла из оцепенения и бросилась выручать брата.

— Доченька, отпусти его, это твой дядя… — дрогнувшим голосом произнесла женщина и попыталась разжать кулак девушки, но Роза не реагировала и продолжала мутузить родственника.

— Вон оно что… — кивнула старуха. — Она за брата беспокоится. Кстати, где он?

— Уехал, — пытаясь оторвать руку дочери от чуба Панкрата, ответила хозяйка.

— Куда?

— На лесозаготовку.

— Ага… — знахарка подошла к кровати Розы и впилась в нее своими черными, словно угли, глазами.

Девушка несколько раз дернулась, потом затихла и обмякла. Елизавета и Панкрат в изумлении посмотрели на старуху.

— Что ты сделала?.. — оторопел мужчина.

— Успокоила, — ответила знахарка.

— А почему раньше этого не делала?

— Не могла, навредить боялась… — Федосья надела тулуп и собралась уходить.

Елизавета и Панкрат в растерянности переглянулись.

— Ты уходишь?.. — опешил Станислав. — Что, если Роза снова начнет бредить?

— Делайте все, как я велела, и все обойдется, — ответила Голованова.

Варенковы проводили Федосью и выполнили ее требования.

Роза проспала до обеда и, открыв глаза, спросила:

— Жив ли Иван?

Елизавета едва дар речи не потеряла. «Неужели сыну угрожает опасность?» — побледнела женщина и решила срочно ехать на лесозаготовку. Хозяйка поделилась своими мыслями с мужем, но Станислав даже слышать ничего не желал. Елизавета попыталась отвлечься от плохих мыслей, загрузив себя домашней работой, но и это не помогло. «Неизвестность — хуже всего», — подумала женщина и решила узнать у дочери, что она видела во сне… Роза сидела на лавке у окна и бесцельно смотрела куда-то вдаль. «Где витают ее мысли? — подумала хозяйка. — Многое бы отдала, чтобы узнать, о чем она думает». Женщина подошла к дочери и погладила ее по вьющимся волосам:

— Что ты сидишь? Шла бы, погуляла… — ласково произнесла хозяйка.

Роза перевела взгляд с заснеженной равнины на мать и с апатией произнесла:

— Не хочу…

Елизавета села рядом с дочерью, обняла ее и поцеловала.

— Что случилось? На тебе лица нет… — произнесла женщина.

Роза посмотрела на мать. Девушке невыносимо было носить в себе эту тяжесть, ей необходимо было с кем-нибудь поделиться.

— Можете считать меня сумасшедшей, но Ивану угрожает опасность, — со слезами на глазах произнесла девушка.

Елизавета в испуге глянула на дочь:

— Откуда тебе это известно?

— Во сне я видела, что Ивана хотели убить…

— Это только сон… Кто и за что может желать Ивану зла?

Роза была в отчаянье, она не знала, как объяснить матери, что ее тревоги не беспочвенны.

— Я видела все, как наяву, — попыталась объяснить девушка, — ощущала все столь же реально, как в жизни, и боль Ивана от вонзенного в спину кинжала ощущала, как свою. Это не шутки — понимаешь? Ивана хотят убить!..

Елизавета оторопела, она столь явно ощутила тревогу дочери, что готова была тут же ехать к сыну. Мать и дочь сидели у окна и думали, как добраться до лесозаготовки. Елизавета посоветовала дочери успокоиться и прилечь отдохнуть, сама поспешила к мужу. Станислав чистил жернова, когда в пристройку, где он работал, запыхавшись, вбежала жена. Мужчина посмотрел на хозяйку и поинтересовался, что произошло.

— Ты как хочешь, а я еду к сыну! — решительно заявила женщина.

— Когда ты это надумала?

— Только что…

— Серьезно?

— Абсолютно.

— Тогда надо ехать, — ответил Станислав, — чем смотреть, как вы с Розой изводитесь в неведении, лучше съездить и убедиться, что у Ивана все нормально. Только одно условие — поедем мы с Панкратом, а ты с дочерью останешься дома.

— Может, меня возьмете?

— Нет, оставайся дома и присмотри за Розой.

— Хорошо, — согласилась Елизавета.

Женщина с благодарностью посмотрела на мужа, и в ее душе зародилась надежда, что все будет хорошо. «А как иначе? — подумала женщина, — разве с Иваном может произойти что-то плохое? Ведь мы его так любим…»