Тайна Оболенского Университета

Татьяна Ларина (2018)

«Сегодня вечером в двадцать два часа во всех городах России начнется салют в честь праздника. В это же время раздастся и череда взрывов, которые сотрут с лица земли наш университет…» Лера Ланская, студентка закрытого университета наук и искусств имени Оболенского, потеряла научного руководителя в самом начале учебного года. Старый профессор погиб в аварии, а незадолго до смерти передал Лере странный конверте гравюрой, изображающей мертвого человека в точно такой же позе, в какой найдут его самого. Лера начинает расследование, но на ее пути встает новый научный руководитель — молодой и дерзкий. Когда Лера раскрывает его настоящую личность, становится понятно: в университете происходит нечто странное, и самостоятельно она не сможет разгадать все загадки.

13. Вместе или против друг друга

Всю дорогу до университета мы с Ариной в основном молчали. Сославшись на усталость, подруга задремала в поезде и не захотела делиться тем, что ей нагадала мадам Барелль.

Я, в свою очередь, тоже не горела желанием общаться. Несмотря на скептицизм, гадалке удалось подпортить настроение дурным предсказанием, и пусть я в него не верила, было как-то не по себе.

Вернувшись в университетский городок, я распрощалась с Ринкой, заручившись, что мы встретимся утром и вместе позавтракаем. Когда подруга ушла, я с завистью подумала, что ее ждет мягкая постелька, а меня мученье с Индюком. Наспех приняв душ, переодевшись и захватив кое-что из купленных в городе продуктов, я направилась к псевдопрофессору.

Усталость никуда не делась и после душа, поэтому желания надолго задерживаться у Смирнова не возникало, даже несмотря на мои романтические чувства.

Я подошла к знакомому домику с зеленой крышей и намеревалась постучать, но заметила, что дверь приоткрыта. Недолго думая, я тихо прошмыгнула внутрь. В гостиной был полумрак, комнату тускло освещал торшер. На втором этаже и вовсе царила темнота.

Слабая полоска света виднелась под дверью кабинета майора Смирнова. Поставив пакет с продуктами на пол, я пошла туда, решив отругать псевдопрофессора за то, что он не запирается.

Дима спал, сидя в кресле, устроив голову на раскрытой книге, словно на подушке. Я приблизилась и поняла, что Индюка сморила усталость из-за той самой «Исповеди» Августина, которую я грозилась заставить читать его вслух.

Похоже, философия действует на майора Смирнова как снотворное. Ему даже не помог кофе. Полупустая кружка с остывшим напитком разносила терпкий аромат по кабинету. Дмитрий казался беззащитным, совсем молоденьким и еще более привлекательным. Невозможно было не улыбнуться. Вдоволь налюбовавшись редким моментом созерцания милого Индюка, я решила разбудить его и уже вытянула руку, но мужчина резко ее перехватил.

Еще мгновение — и я оказалась прижатой к столешнице лицом вниз.

— Какого черта подкрадываешься? — выругался Смирнов и отпустил меня так же стремительно, как и схватил.

Я, пошатываясь, отошла и принялась поглаживать запястье. На коже уже появился красный след: завтра он точно превратится в синяк.

А от милого спящего парня не осталось и следа.

— Я не подкрадывалась. Ты уснул, а дверь не закрыл, — недовольно ответила я.

— Ладно, извини, — пробормотал он, потирая шею и чувствуя неловкость из-за нападения. — Очень больно?

— Приятного мало, — насупилась я. — Синяк будет.

— Давай приложу лед. Погоди.

Дима вышел из кабинета, а я опустилась на диван, рассматривая запястье. На самом деле я не особо сердилась, ведь псих накинулся на меня не со зла. Но я решила доиграть до конца и проучить Индюка легкой обидой.

Индюк вернулся через пару минут с пакетиком льда. Опустился на колени и бережно взял мою поврежденную руку. Это было так приятно, что я едва не протянула ему вторую, здоровую. Может, он ее вывихнет, а после снова станет нежным.

Холод обжег запястье, и я чуть дернулась, но Смирнов крепко сжал мою кисть и плотно приложил к ней пакет со льдом.

— Прости, я правда не хотел сделать тебе больно, — полушепотом произнес он, впервые разговаривая без издевки, усмешки или высокомерия.

Казалось, что именно сейчас передо мной настоящий Дмитрий Смирнов — человек, а не сотрудник ФСБ.

— Знаю и не сержусь, — улыбнулась я, совершенно растаяв, желая только одного — быть с ним.

— Ты принесла продукты? — Он отстранился, и захотелось вцепиться в него до боли в пальцах, лишь бы не отпускать.

— Да, в твоем холодильнике хоть шаром покати, а я не ужинала. Думаю, ты не откажешься от домашней еды.

— Я тоже пропустил ужин. Заснул над домашним заданием, — усмехнулся Дима.

— И как тебе Августин? Что-то понял? — Мне не хотелось возвращаться к учебе, но я побаивалась сменить тему и перейти на личное.

— Да, что не стоит воровать яблоки…^[26]

— Ага, верно. Классический образец европейской автобиографии. Ладно, я приготовлю поесть и заодно объясню тебе значение трудов Августина для средневековой философии. — Я взяла Смирнова за руку и повела за собой.

Он не сопротивлялся и даже переплел наши пальцы, отчего последние здравые мысли покинули голову. Но в дверях Дима отпустил меня…

— А ты не напишешь мне план, как вчера?

— Напишу, — вздохнула я, — пока ты не готов сам что-то рассказывать. — Я принялась за готовку, попутно просвещая нерадивого ученика о зарождении христианской философии благодаря святому Августину.

Дима что-то конспектировал, а иногда и переспрашивал.

Весь университет давным-давно спал, и только в домике с зеленой крышей разносился аромат запеченной курицы и свежих овощей. Словно два преступника, мы разговаривали вполголоса, будто нас могли услышать.

— Зачем ты хочешь ужинать с моим папой? — как бы невзначай вопросила я.

— А что тебя волнует? — Смирнов изогнул бровь, надевая маску циничного фээсбэшника.

— Ты ведешь расследование, а тут вдруг ужин… Ведь не просто так ты решил провести вечер с профессором Оболенки, который легко тебя раскусит? Надеюсь, ты ни в чем не подозреваешь отца?

— Мы лишь поужинаем, Лер, — холодно и отстраненно сказал Дмитрий, подтверждая мои опасения. — Профессор Ланской пригласил, а я не счел возможным отказать.

Я сделала вид, что поверила Диме, и поухаживала за ним, положив добавки. Индюк ел с таким аппетитом, что невольно вспомнилась реклама, которую часто крутили по телевизору, когда я была маленькой, — «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок».

Не знаю, что насчет сердца, но желудок Смирнова я точно завоевала.

А потом суровый фээсбэшник помог мне загрузить посудомойку, а пока я протирала стол, закемарил в кресле. Глупая была затея — заниматься полночи. Вставать надо через несколько часов, а мы оба невыспавшиеся.

— Дим. — Я села на ручку кресла и легонько коснулась плеча мужчины.

Он встрепенулся и сразу же посерьезнел, пытаясь продемонстрировать бодрость духа, что только позабавило.

— Когда ты последний раз нормально спал?

— У меня много дел, — отмахнулся он. — На отдых нет времени.

— Поэтому на твоей щеке красовался книжный отпечаток? — усмехнулась я. — Сколько ты проспал до того момента, как я приехала из Москвы?

— Вот именно. Все из-за чертовой книги! — разъярился Смирнов. — Специально мне подсунула, чтобы я отключился. Не хочешь мне помогать. Ясно как день!

— Конечно. Ты прав. И да, я специально заставила ее читать. И учебный план Оболенки составила я, чтобы тебя мучить. — В один миг волшебство ночи и мифическая дружба канули в Лету.

Как он мог? Зачем? Нарочно же меня изводил!

— Философия усыпляет. Почему я преподаю не физику… — простонал он и спихнул меня локтем с кресла. — Сломаешь еще, а мне чинить.

— С физикой у тебя, видимо, тоже проблемы. Иначе бы понял, что я не сломаю твое кресло, Индюк! — вспылила я.

— В точных науках, Лерочка, я хорош. А разглагольствование — не мое, — вздохнул Смирнов, помогая мне подняться. — Прости. Не представляю, что на меня нашло. Раздражаешь ты меня немного.

— В таком случае поищи себе другого помощника.

Чистосердечное неблагодарное признание Дмитрия безумно меня обидело.

Я из кожи вон лезла ради Димы, а он… Захотелось разрыдаться, как школьнице. Я рванула к двери, но он успел меня перехватить и неожиданно практически вжал в себя, заключая в медвежьи объятья.

— Просто комплимент такой. Ты не в том плане раздражаешь. Я неправильно выразился. И ты мне как человек нравишься. Лер, ты хорошая девчонка, готовишь вкусно, да и мне приятно с тобой время проводить, — бормотал Индюк мне куда-то в волосы, стискивая еще крепче, чтобы я не смогла посмотреть ему в глаза.

— Теперь я уже ничего не понимаю, — сдалась я, обвивая руками его талию и с наслаждением вдыхая терпкий аромат мужского парфюма.

— И не надо. Не злись, в общем. — Он замолчал, что-то обдумывая, и шумно вздохнул. — Но в точных науках я действительно хорош.

— А вот у меня наоборот. Я гуманитарий до мозга костей, — заметила я. — И кстати, может, объяснишь принцип дополнительности Бора?^[27]

— Серьезно? — удивился Дима и выпустил меня из объятий.

— Да, вполне. Откровенно говоря, я даже плохо помню, в чем он заключается…

— Принцип дополнительности, Лер, — один из краеугольных именно в квантовой механике, — воодушевленно жестикулируя, начал Смирнов. — Ведь он гласит, что при получении информации о каких-либо физических величинах наблюдатель теряет информацию об иных величинах, так или иначе связанных с первыми. И эти потери неизбежны, Лера, понимаешь? А надо описать квантовомеханические явления с наибольшей полнотой, поэтому, вообрази: нам следует использовать два вроде бы совершенно противоречащих другу друга понятия, которые все же являются взаимодополняющими.

— Ты сейчас рассказывал с таким вдохновением, — улыбнулась я. — Сразу видно, что тебе интересно. Попробуй вести себя таким же образом на лекциях. Да, с философией тяжело, но найди в дисциплине хоть что-то увлекательное.

— По-твоему, это реально?

— Разумеется. Мне никогда не давались точные науки. Но я всегда пыталась разложить любую теорию на более понятные для меня вещи. Вот так и в философии.

— Черт, ты и впрямь умная девушка, — засмеялся Смирнов и потащил меня в гостиную.

Мы устроились на диванчике в компании книг и тетрадок. Прикинув, что стоит рассказать второкурсникам на лекции, я надиктовала Смирнову план и, пока он записывал, откинулась на подушку и прикрыла глаза…

Я очнулась от странного звука, который раздавался где-то поблизости. Спать хотелось безумно, однако удалось продрать глаза.

Я находилась в гостиной майора Смирнова, раскинувшись на хозяине дома, сам же мужчина сладко и негромко похрапывал, прижимая меня сильной лапищей. С трудом сообразив, что задремала, пока подопечный строчил план лекции, я задумалась. Как он умудрился оказаться совсем рядом, тем более что мы даже укрыты пледом?

Следовало его разбудить и успеть добежать до жилого корпуса, пока университетский городок не проснулся, но я дала слабину и снова удобно устроилась на лжепрофессоре. Дима что-то проворчал и, не выпуская меня из объятий, перевернулся на бок.

Теперь он подмял меня своим телом.

— Дим! — Я попыталась его сдвинуть, но бесполезно. — Майор Смирнов…

Он чуть потянулся и что-то промычал, откатившись назад. Потом медленно повел рукой от моей талии вверх, пока я не ударила локтем ему под ребра. Индюк вскрикнул и сразу же вскочил.

— Повезло, что обошлось без заламывания рук, — недовольно буркнула я. — Мы отключились.

— Не один я сплю над философией, — хмыкнул Дмитрий и сел обратно на диван. — Ты уснула, я тебя укрыл и, похоже, отрубился. — Он зевнул и посмотрел на часы. — Еще рано. Можешь принять душ, потом провожу тебя до корпуса.

— Нет, спасибо. Чтобы нас увидели вместе и распустили слухи? — Я не спеша поднялась и потянулась.

— Сейчас слишком рано, чтобы встретить кого-то…

Мне показалось… или он и впрямь хотел меня проводить? Я взглянула на Смирнова, но его лицо оставалось непроницаемым. Наверное, я выдала желаемое за действительное.

— Не лучшая идея. Я дойду одна, да и в Оболенке все свои.

— Даже среди своих могут быть те, кто причинит зло.

— И тем не менее я справлюсь без твоей помощи. — Я направилась в прихожую и стала обуваться, а Смирнов последовал моему примеру. — Ты чего? Не нужно меня провожать!

— Вот упертая, — усмехнулся он и натянул куртку, игнорируя правила приличия и не подавая мне пальто. — Вперед.

Мы покинули дом в полном молчании и за всю дорогу не проронили ни слова.

К жилому корпусу Смирнов шел по главной аллее и, когда мы добрались до фонтана, внезапно потащил под широкую вековую иву.

— Что ты… — возмутилась я, но Дмитрий закрыл мне рот ладонью.

— Тсс! Кто-то есть в учебном корпусе, — прошептал он.

— Кто? — пискнула я.

— Не знаю, но точно видел кого-то в проходе. — Он кивнул в сторону галереи, которая вела к залу риторики.

— Можешь описать, что именно ты видел? — заволновалась я.

— Ну… размытое темное пятно, — проговорил он, не сводя глаз с галереи. — Стой здесь — и ни шагу. Я проверю. — Дима ловко вынул из-под куртки пистолет и прошмыгнул через газон к зданию университета.

Поразительно, я даже не заметила, как он спрятал оружие, пока мы собирались.

Тем временем Смирнов был уже под окнами галереи. Он присел на корточки, на секунду вытянулся во весь рост и заглянул внутрь, после чего в полусогнутом положении начал пятиться, пока не скрылся за углом.

Разыгрался сильный ветер, а полная луна по-пушкински проглядывала сквозь тучи. Я передернула плечами не то от холода, не то от страха и попросила высшие силы, будь то ангелы, боги или судьба, поскорее вернуть Смирнова. Минуты его отсутствия показались мне вечностью, поэтому, едва я услышала его шаги (а их бы я не спутала ни с какими другими) — выскочила ему навстречу.

— Не пойму, что за чертовщина. Я видел его…

— Кто это?

— Ума не приложу. Но он в черном плаще с капюшоном и в белой маске. Может, репетиция Хеллоуина?

— Он скрылся в зале риторики, да так и не вышел? — догадалась я.

— Откуда знаешь? — нахмурился Смирнов и, подхватив под локоть, повел меня к студенческому корпусу.

— Я однажды его видела. Рано утром, в учебном корпусе, причем в таком же костюме: черный плащ, маска. Он зашел в зал риторики и будто испарился.

— Давай-ка подробнее, — строго сказал Дима. Он взял меня за руку и переплел наши пальцы с такой силой, что стало ясно — он жутко зол.

По дороге я сообщила Смирнову о той ночной вылазке. Стало бессмысленным что-либо утаивать, и я призналась, что хотела обыскать аудиторию Радзинского, не веря в несчастный случай и считая, что это убийство. Кроме того, посвятила Диму в свои открытия, связанные с символикой гравюр, и догадки относительно смерти Пети Авилова.

Единственное, о чем умолчала: о предупреждениях отца.

— Почему до сих пор ничего не говорила? — процедил Индюк с такой яростью, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Он дернул меня за руку и приподнял мой подбородок, до боли его сжимая.

Зажмуриваться было глупо, и я поежилась от гневного взгляда Смирнова.

— Ты тоже ничего не рассказывал про свое дело…

— Я и не должен, — отрезал он. — Но ты обязана все выложить. Нашла веселое приключение? Что? Вдруг наскучило зажиматься по углам с Ниловым и решила погеройствовать?

— Не смей говорить со мной таким тоном! — вскипела я.

— А как мне еще с тобой говорить? — прошипел Дима, осознав, что наши голоса стали слишком громкими.

— Думаешь, я занимаюсь этим от скуки?..

— Слушай меня внимательно. — Смирнов встряхнул меня, словно пытаясь сбить спесь. — Если надумаешь сунуть нос туда, куда не следует, живо выставлю из универа. Ну а от тебя требуется одно — помогать мне с занятиями. И только попробуй ослушаться. Ясно?

Я отвела взгляд, но Индюк снова меня тряхнул.

— Поняла?

— Да, — выдавила я. Спорить было бесполезно, но я решила все равно сделать кое-что по-своему.

— И чтобы без глупостей.

Дима проводил меня до двери комнаты: спящего вахтера мы не потревожили.

Мы не разговаривали и даже не прощались. Однако я от души хлопнула дверью, посылая к черту предосторожности.

Примечания

26

Упомянут один из эпизодов «Исповеди» Августина, где рассказывается о воровстве яблок в юности.

27

Принцип дополнительности был сформулирован в 1927 году датским физиком Нильсом Бором (1885–1962).